УЧИТЕЛЬ—ЭМИГРАНТ

— Слушай внимательно, как я произношу слова, и пиши их так, как слышишь.

Генек на минуту оторвал глаза от тетради.

И… видно было, что он не понял слов учителя.

Его взволновал концерт и домашняя сцена с мадам Вуаслен. Ему было трудно сосредоточиться. Слух у него идеальный и пану Куцю незачем так говорить…

Учитель-эмигрант, в свое время чиновник министерства финансов, взялся за педагогическую деятельность из-за куска хлеба. Генек теперь мало встречался с поляками. Дома, в консерватории, на улице — везде он слышит французский язык и этим языком пользуется постоянно. Если бы не эти уроки — три раза в неделю — он легко бы забыл родной язык. Уроки проходят однообразно. Иногда учитель приносит какую-нибудь книгу Немцевича, или Таньской-Гоффман и тогда тягостное однообразие нарушается. Эмигрант обещал познакомить Генека с выдающимися поляками. А пока что диктует трудную фразу. Учитель прервал диктант…

— Что же ты пишешь?

Генек смотрит на него с изумлением. Он не понимает, чего же от него хочет этот пан Куць.

— Ты же не разбираешься в основных вещах. Чему только учили тебя в твоем Люблине? Ты не различаешь сочетаний букв, которые произносятся как ж, ш…

Мальчик вопросительно смотрит, пытаясь понять, в чем его ошибка.

— Ничего, ничего… я тебя научу правильно говорить и писать по-польски. Язык — это сокровище каждого патриота… Прочитаешь к следующему уроку две страницы из этой книжки. Вот эти. Кроме того, я поведу тебя в польскую школу в Батиньоле, чтобы ты встретился с польскими детьми и поговорил с ними по польски.

Генек держит гусиное перо в руке и ждет дальнейших указаний учителя. Что-то сегодня урок не клеится. Ученик взволнован пережитым днем, y учителя, видимо, свои заботы…

— Ты еще малыш и не поймешь этого, но загаш мни, что как раз теперь заканчивается цикл лекций нашего национального пророка Адама Мицкевича в Колеж де Франс. Вряд ли они будут возобновлены. Это огорчает всю Польшу и эмиграцию.

Ученик повернулся к учителю. Пан Куць — плотный, упитанный мужчина. Он в сером жупане, длинных сапогах. В его движениях видна военная выправка — он все еще надеется вернуться на родину, в милую сердцу Варшаву, в министерство на Рымарской улице…

— А ты знаешь, кто такой Мицкевич? — неожиданно опрашивает пан Куць.

— Мне мама говорила. О Мицкевиче знают в Люблине все знакомые нашей семьи.

— Кто же это такой? Что он делал?

— Папа говорил, что это пророк. Такой ясновидящий прорицатель. Мама обещала, что когда я подрасту, она мне даст почитать и выучить наизусть стихи Мицкевича.

— Прекрасно, дружище. А ты знаешь, кто я такой?

— Мой учитель, бывший офицер четвертого полка.

— Правильно! А знаешь, почему мы проиграли войну в тридцатом году?

Генек беспомощно пожимает плечами.

— Ты слишком мал, чтобы понять это. Ты родился уже после поражения… Однако, запомни, что мы проиграли войну из-за эгоизма панов магнатов. Им ближе свой карман, чем свобода.

На лице мальчика отражается напряженное раздумье. Однако не все еще доступно разуму десятилетнего ребенка.

— Ты находишься во Франции, стране Великой Революции. Учись не только играть на скрипке, учись думать о свободе, справедливости, демократии.

— Но я буду всего лишь музыкантом, — неуверенно заявляет мальчик.

— Музыкант тоже должен быть просвещенным человеком. Шопен тоже музыкант.

— Знаю, знаю, дядя обещал повести меня к нему, если я буду хорошо учиться и хорошо себя вести.

Никогда еще учитель Куць не вел такой откровенной и долгой беседы со своим учеником.

— Видел ли ты триумфальную арку на авеню Елисейских полей? — спросил учитель.

— Видел. К сожалению, от нашей улицы Бержер это довольно далеко! — вздохнул Генек.

— Что же ты читал на этой триумфальной арке?

— Имена великих вождей наполеоновских времен, — маршалов Франции, — мальчик повторил слова, уже однажды слышанные из уст учителя.

— Имя князя Понятовского, нашего Пепи — видел на арке?

— Париж теперь в такой же мере польский город, как и французский, — отвечает Генек, снова повторяя слова учителя, хотя не понимая их значения. Пан Куць увлекся беседой. Генек отложил перо в сторону.

— Польша вновь будет свободной, но только тогда, когда крестьянин получит землю и свободу. Источник всех наших несчастий — барщина, крепостничество, неволя крестьян и ограничение в правах горожан.

Генек старался понять учителя. До сих пор с ним никто так не говорил. Даже мама. Генек инстинктивно! чувствовал, что учитель говорил о важных делах.

— Франция скажет тебе, каким должен быть каждый народ, каждое общество. Слышал ли ты… — слова лились из уст эмигранта рекой; он нашел терпеливого слушателя.

Но мадам Вуаслен считала, что урок в комнате Генека длится чересчур долго; у нее уже на столе обед — diner. Она приоткрыла дверь и сказала:

— Henri, viens manger! [8]

Пан Куць вскочил со стула, махнул рукой и сказал:

— Приготовь хорошо урок к следующему разу. Помни, что ты не только музыкант, но и будущий солдат.