"Пнин (перевод Г. Барабтарло)" - читать интересную книгу автора (Набоков Владимир Владимирович)

8

Вскоре гости с полными тарелками снова переместились в гостиную. Явился пунш.

— Боже, Тимофей, да где вы достали эту просто божественную чашу! — воскликнула Джоана.

— Мне подарил ее Виктор. — Но где он достал ее?

— В антикварном магазине в Крантоне, я думаю.

— Да ведь она, должно быть, стоила целое состояние.

— Один доллар? Десять долларов? Меньше, быть может?

— Десять долларов — вздор какой! Две сотни, я бы сказала. Да вы только взгляните на нее! Взгляните на этот вьющийся узор. Знаете что, вам надо показать ее Коккерелям. Они знают толк в старинном стекле. У них есть Дунморский кувшин, который выглядит бедным родственником этой чаши.

Маргарита Тэер в свою очередь полюбовалась чашей и сказала, что в детстве ей казалось, что стеклянные башмачки Золушки именно этого зеленовато-синего оттенка, на что профессор Пнин заметил, что, primo, он хотел бы, чтобы каждый сказал, так же ли хорошо содержимое, как и контейнер, и, что, secundo, башмачки Сандрильоны сделаны не из стекла, а из меха русской белки — по-французски vair. Это, сказал он, типичный пример выживания более жизнеспособного из слов, ибо verre[38] лучше запоминается, чем vair, которое, по его мнению, происходит не от varius, разнообразный, а от веверицы,славянского слова, означающего красивый, бледный, как у белки зимой, мех с голубоватым, или лучше сказать, сизым, колумбиновым оттенком — от латинского columba, голубь, как кое-кому здесь должно быть хорошо известно — так что видите, госпожа Файр, вы были, в общем, правы.

— Содержимое превосходно,— сказал Лоренс Клементс. — Этот напиток просто упоителен,— сказала Маргарита Тэер. («Я всегда думал, что «колумбина» — это какой-то цветок»,— сказал Томас Бетти, и та не задумываясь согласилась.)

Затем был пересмотрен возраст нескольких детей присутствовавших. Виктору скоро будет пятнадцать. Эйлин, внучке старшей сестры г-жи Тэер, было пять. Изабелле было двадцать три, и ей страшно нравилась ее секретарская должность в Нью-Йорке. Дочери д-ра Гагена было двадцать четыре года, и она должна была вот-вот вернуться из Европы, где великолепно провела лето, разъезжая по Баварии и Швейцарии с очень милой старой дамой, Дорианной Карен, знаменитой фильмовой звездой двадцатых годов.

Зазвонил телефон. Кому-то нужно было поговорить с г-жой Шеппард. С совершенно необычной для него в таких случаях обстоятельностью непредсказуемый Пнин не только отбарабанил ее новый адрес и номер телефона, но и присовокупил те же сведения о ее старшем сыне.