"Холод" - читать интересную книгу автора (Кудряшов Кирилл)

Глава 13. Ферзь

Холодов поднял голову, провожая взглядом вертолет, пронесшийся в десятке метров над верхушками сосен. Нет никаких сомнений, искали их… И более того, даже знали примерное направление, в котором они ушли. Иногда краем уха он слышал собачий лай, раздававшийся где-то вдалеке, но звук этот был на самом пороге слышимости, и Сергей не мог быть уверен в том, что действительно слышал его.

Не смотря на все уверения Гели, что буранники тщательно замели за ними следы, не смотря на вызванный ими (нет, пардон, не ими — их Большим Богом!) буран, не смотря ни на что, ребята Матвеева каким-то образом все же вышли на их след. Впрочем, вполне возможно, что это объяснялось элементарными мини передатчиками, вмонтированными в их оружие. Ни времени, ни желания, ни, собственно, смысла искать их, теперь уже не было.

Буранники исчезли. Время от времени ветер доносил до Сергея легкий «аромат» сероводорода, который обильно источала их мохнатая шкура, но самих Возрожденных он не видел с рассвета. Геля сказала, что они по-прежнему рядом, и по-прежнему охраняют их лагерь от любых посягательств, но сейчас их первостепенной задачей стало не подпустить к «Морским дьяволам» других людей.

Возрожденные не хотели рисковать, не хотели больше допускать ни малейших изменений в свой план, до тех пор, пока боец Невозрожденных не будет убит и этой игре не придет конец.

Сама толком не понимая этого, Геля объяснила, что Возрожденные умеют не только читать мысли, но и передавать их. Проще говоря, могут производить простейшие внушения человеку или любому другому живому существу. Старорусские ведьмы и колдуньи называли это умение «отводом глаз»… В том, что «отвод» действительно работает, Сергей уже убедился — очередной вираж вертолета застал его на небольшой опушке, но тот лишь пролетел мимо, не удостоив Сергея даже лишним кругом над ним. И, конечно же, откуда-то тут же дохнуло мерзким запахом сероводорода… Буранник был рядом, убеждая бойцов там, в вертолете, в том, что под ними лишь заснеженный сосновый лес.

Да, Матвеев душу бы отдал за то, чтобы заполучить хотя бы одну такую тварь в свое ведомство. Идеальный разведчик, способный пройти под самым носом у противника. Идеальный убийца, способный пробраться в тщательно охраняемую виллу президента какой-нибудь сверхдержавы, и перегрызть ему горло, не разбудив даже кошку, спящую у него в ногах…

Надо думать, ему выпала честь иметь такого союзника! Просто видеть, как Возрожденные двигаются, как дышат и как спят. А спят ли они вообще? Геля говорила, что спят, но могут бодрствовать неделями, черпая силу через свою мистическую связь с Порождающим.

«Морские дьяволы» уже были готовы. Каждый собрал свой вещмешок, почистил оружие и, что называется, «сидел на чемоданах», готовый выступить по приказу командира. Пожалуй, пора было выдвигаться… Солнце уже прошло свою наивысшую точку, и теперь начинало постепенно опускаться к земле. Бой назначен на исходе дня, а когда у буранников исход дня, не знали, кажется, и сами буранники. Но опаздывать на поединок не хотелось.

Хотя нет, конечно, хотелось… Хотелось вообще не приходить и позволить этим созданиям разбираться самим. Но идти было необходимо. Геля права, Невозрожденных нужно остановить сейчас и малой кровью. Иначе потом крови будет много…

По словам Гели, до места встречи было около часа хорошего ходу. Буранники договорились сойтись далеко за пределами Бердска — там, где Обское море различалось наиболее широко, достигая в ширину около двадцати километров. Однако местом боя был выбран не центр моря, как ожидал Сергей — поединок должен был состояться практически у самого правого берега, на котором, шестью километрами ниже, располагался Бердск. Ориентиром должен был стать некий островок, который Сергею и не было надобности искать на карте — новые друзья Гели (родственники, как называла их она, или братья по разуму, как окрестил их Кирпич) должны были показать дорогу.

— Выдвигаемся! — скомандовал Сергей, и бойцы тут же поднялись, готовые двинуться в путь, — Геля, ты как? Идти сможешь, или тебя понести?

Он и не ожидал, что она ответит, что готова пешком отмахать четыре — пять километров по глубокому снегу, и уже намеревался отдать кому-нибудь команду нести ее на руках, но Геля замотала головой, чему-то улыбалась про себя.

— Меня подвезут! Идите, я догоню!

Сергей лишь пожал плечами, поудобнее закидывая на плечо автомат.

— Двинулись! — крикнул он, и «дьяволы» колонной зашагали к морю. Тяжелее всех приходилось Серафиму, идущему первым — протаптывать дорожку в снегу, доходившем до середины голени, было не самым легким занятием. Замыкал колонну Сергей — бойцы единодушно решили, что раз Возрожденные выбрали на роль поединщика его, то ему, пожалуй, стоит поберечь силы для схватки и по минимуму расходовать их в пути. Кирпич даже отобрал у него огнемет, на который Сергей возлагал большие надежды в предстоящем бою, помня о легковоспламенимости буранников.

Едва они вышли на лед, как из леса позади них выбрались и буранники, прикрывавшие отход людей по всем правилам военного времени. На спине одного из них сидела раскрасневшаяся и радостно смеющаяся Геля, вцепившись здоровой рукой в загривок чудовища.

— Идите за нами! — крикнула она, когда Возрожденный легко обогнал «дьяволов» и пристроился во главе колонны, своими огромными лапами уминая снег. Остальные пятеро рассредоточились, прикрывая людей с тыла и с флангов, и Сергей не сомневался в том, что малейшую опасность они заметят гораздо раньше него самого.

— Ты не свалишься? — крикнул он Геле, хрупкая фигура которой моталась из стороны в сторону при каждом шаге буранника. Просто картина из сказки! Элли на шестилапом, или красавица на чудовище! Ноги девушки находились почти в полуметре от земли…

— Нет! — улыбнувшись крикнула в ответ она, — За меня не беспокойтесь.

— Рука не болит? — заботливо поинтересовался Пехтура, совсем недавно, перед тем, как покинуть лагерь, сделавший ей очередную инъекцию анальгетика…

— Почти нет!

Была это бравада, или близость своего могучего брата по разуму действительно придавала Геле сил и энергии — Сергей не знал, да и не собирался выяснять. Все должно было закончиться через несколько часов, а потом…

А что, собственно, потом? Об этом он еще не задумывался. Что, «дьяволы» нагрянут в Новосибирск, прямо в гости к Матвееву, и исписав сотню страниц, сочинят подробный рапорт о происшедшем? О том, как помогли хорошим буранникам одолеть плохих, и отныне ничего плохого на Обском море не ожидается? Чушь! Глядя на то, как Возрожденный послушно несет Гелю на спине, подобно тому, как громадный сенбернар катает на своей мохнатой спине маленького ребенка, нетрудно было забыть о том, что это создание могло быть и свирепым хищником, единственное преимущество которого перед Невозрожденными состояло в том, что людей он убивал не просто так, а только когда ему это было жизненно необходимо. Но ведь убивал же! И продолжит убивать, как и раньше, двух — трех человек за зиму, дабы поддержать свое сибирское здоровье.

Невозрожденные уйдут (если уйдут, конечно, но о другом исходе думать не хотелось), и пусть тогда их отлавливает по дороге кто-то другой, демонстрируя зажравшимся созданиям превосходство разума над когтями. Но Возрожденные останутся, и продолжат убивать. Продолжат, ибо это — часть их жизненного уклада.

Не собирается же он всерьез уйти в сторону, предоставив им возможность вдоволь охотится на этих заснеженных угодьях?

Не собирается… Но думать об этом, когда рядом с тобой топчется шесть могучих чудовищ, способных улавливать мысли, почему-то не хотелось.

«Винни! За что ты стукнул меня по пятачку?! — А идешь тут, всякую фигню про меня думаешь!» В каждой шутке, как известно, есть лишь доля шутки. С буранниками эта шутка вполне могла стать правдой…

Сергей не засекал времени, доверяя своим внутренним ощущениям, но прежде всего — доверяя солнцу. Оно понемногу опускалось к земле, но до заката было еще достаточно далеко, когда Геля указала на виднеющийся по правую руку островок, и сказала, что они почти на месте. Спустя еще пять минут она заявила, что они прибыли на место, и Сергей тут же скомандовал привал.

В считанные минуты «дьяволы» разбили лагерь, натянув брезент, защищающий от ветра и разведя костер. Выставлять караул не стали, полностью доверившись Геле и ее братьям по разуму, которые тут же растворились в прохладе соснового леса, как будто их и не было вовсе.

Оставалось лишь ждать…

Бойцы сгрудились у костра, грея руки и травя солдатские байки. Сергей сел чуть поодаль, и Геля вскоре присоединилась к нему, пристроившись под боком. Какое-то время они лишь молча наблюдали за остальными, но спустя несколько минут Геля заговорила первой.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Глупый вопрос, — хмыкнул он в ответ, — Ты же можешь читать мои мысли.

— Могу, но не хочу. Это Возрожденным не нужны слова, а я — все еще человек, хоть и нашедший с ними общий язык. Я бы хотела поговорить по-человечески… Ведь быть может мы говорим в последний раз.

— Спасибо, утешила! — Сергей улыбнулся, не смотря на то, что ее слова не располагали к веселью, — Я предпочитаю верить в счастливый исход, а не в то, что сегодня меня размажут по льду и присыплют сверху свежим снегом.

— Я не то имею в виду… Просто… просто сейчас все закончится, и все. Возрожденные верят в то, что ты победишь, а значит так и будет. Но что будет потом? Что будет с тобой? Со мной? С ними?

Сергей промолчал, думая о том, что совсем недавно и сам задавался подобным вопросом.

— Ты уедешь обратно? К себе во Владивосток?

— Наверное… — он неопределенно пожал плечами, — Если меня не пошлют куда-нибудь еще, ловить других монстров. Я теперь, кажется, главный специалист ВМФ по ловле чудовищ.

— Может и меня возьмешь с собой? — он взглянул на Гелю, но не смог прочесть в ее глазах, шутит она, или нет, — Я теперь тоже в некотором роде специалист… Я и сама — почти чудовище.

Ну почему всегда так? Почему если рядом с мужчиной оказывается миниатюрная, хрупкая девушка, то она обязательно будет несчастной или попавшей в большую передрягу. И ее захочется пожалеть… Обнять, погладить по голове и успокоить, сказав, что отныне все будет в порядке. Ведь он рядом… И ведь все знают, что от этих слов ничего не изменится! Что все равно ничего не будет в порядке, как раз потому, что он — рядом. Ведь это мужчины притягивают неприятности, а женщины — просто оказываются рядом, чтобы быть впутанными в них.

Вполне осознавая все это, Сергей все же поступил так, как поступали до него многие миллионы мужчин, начиная с самых древнейших времен. Крепко обнял Гелю за плечи и прижал к себе.

— Ну какое же ты чудовище? Разве что маленькое и симпатичное…

— Просто я одновременно воспринимаю мир и таким, как воспринимала всегда, и таким, каким, воспринимают его Возрожденные. Когда я смотрю на лед, зная о том, что под ним — черная, холодная вода, меня бросает в дрожь, как и всякого человека. Я думаю о том, какая она холодная, и как это страшно, оказаться в воде подо льдом. Но одновременно я думаю и о том, что вода — это колыбель жизни, что ледяная вода баюкает и успокаивает… Что оказаться в ней подо льдом — самое приятное, что есть на свете.

Когда я смотрю на солнце — я жду лета. Но Возрожденный во мне боится этого, и я чувствую его страх. Стоит мне помечтать об отпуске, о жарком солнце, о теплой воде, как меня тут же прошибает холодный пот. Для Возрожденного это настоящий ночной кошмар. Для одной части меня солнце — это теплый друг, без которого я очень скучаю зимой. Для другой же, для той меня, что любит ледяную воду и серебрящийся свет, это Главный Враг… Так они называют солнце. Тепло убивает их быстрее пуль. Внутри них горит огонь, поэтому зима — это их время. Поэтому на лето они прячутся в Порождающем, которое охраняет их от Главного Врага, скрывает от его страшных лучей.

И я не знаю, какая я! Я не могу быть ни той, ни другой. Я люблю солнце, но боюсь его. Я боюсь холода, но люблю его. А самое страшное — что и на людей я теперь смотрю по другому. Я вижу их мысли и чувства, они написаны у них на лице. Это похоже на запахи… От одних исходит приятный, от других — не очень. От третьих и вовсе слезятся глаза, и хочется бежать от них прочь.

Вот твои люди… Они пахнут спокойствием и уверенностью в себе. От Максима веет скрытой угрозой — я чувствую, что в нем дремлет вулкан, и однажды он взорвется.

— Знаю… — Сергей взглянул на Кирпича, попытавшись прочувствовать то, что чувствовала Геля. Да, она была права. Вот только она улавливала его ауру мгновенно, а ему для того, чтобы узнать своего бойца, потребовались годы. Кирпич был самым вспыльчивым из всей команды, самым своевольным и своенравным. Он подчинялся приказам командира и ни разу не нарушил субординацию — его личное дело было бело, как Сибирский снег. Но Сергей отчетливо ощущал разницу между выполнением приказов, который Кирпичу нравились, и выполнением тех, которые он не одобрял…

Впрочем, может быть это и хорошо. Если кто-нибудь прикажет Кирпичу расстрелять толпу детей, он скорее всадит очередь в отдавшего этот приказ.

— Они похожи между собой… Должно быть, они и мыслят одинаково. Ну, то есть их мысли текут в одном направлении. А что будет, когда я вернусь к обычной жизни? Когда ежеминутно на моем пути будут попадаться все новые и новые люди? Я, ведь, вижу их насквозь! Я буду восхищенно провожать взглядом хороших людей, и рефлекторно плевать под ноги плохим. Я не смогу скрывать свои чувства…

И вдруг Сергей понял кое-что еще — из области того, «что будет после того, как…» Что бы ни было, кто бы не победил, Гелю ни в коем случае нельзя отдавать Матвееву. Нельзя допустить, чтобы он узнал о ее телепатических способностях и умении за секунды определять ауру человека. За такого агента генерал ухватится прочнее, чем за буранников. Шпион, читающий мысли! К тому же, шпион, не пахнущий тухлыми яйцами и не покрытый шерстью. Идеал!

— Знаешь что, — сказал он, — Когда мы вернемся к людям, скрывай этот свой дар как можно тщательнее! Не можешь скрывать свои чувства? — Придется научиться этому. Еще несколько месяцев после того, как в операции «Холод» будет поставлена последняя точка, ФСБ будет следить за тобой. За всеми нами… Я знаю, как они работают, как проверяют каждую ниточку, способную привести к их цели. Даже самую тоненькую… Такую, как ты. И если они хотя бы заподозрят, что ты получила что-то в наследство от буранников, нормальной жизни тебе уже не будет. Ты будешь мотаться по всему миру, выполняя разнообразные задания, цель у которых в конечном итоге всегда одна — устранить кого-нибудь неугодного, чтобы возвысить кого-нибудь своего.

— А может быть мне как раз и стоит самой придти в ФСБ и предложить свои услуги? Хотя бы найду себе применение… — Геля поморщилась, будто съела кислый лимон, а потом заговорила снова, — На старую работу я больше не вернусь. Не смогу… Представь себе стоматолога, который чувствует боль своего пациента?

— В мире много боли… И ее источник всегда один — мы сами.

На его последнее замечание Геля, кажется, и вовсе не обратила внимания.

— Но ведь ты — солдат? — спросила она, — Ты — тоже мотаешься по всему миру, и очень часто устраняешь кого-то в прямом смысле этого слова. Кого-то неугодного правительству твоей страны… Ты, ведь, не можешь знать, правильно ли поступаешь? Может быть, прав был как раз он, а не ты…

— Знаешь… — сказал Сергей, секунду помолчав, — За свою жизнь я, пожалуй, еще ни разу не поступил правильно. А знаешь, почему? Да потому, что правильных решений не существует. Мы действительно не можем знать, где находится истина, и это как раз от того, что мы ни разу ее не встречали.

За последние двадцать с гаком лет меня отправляли то строить козни корейцам, если Корея не была угодна нашим «верхам», то наоборот отлавливать американских диверсантов, пакостивших корейцам, когда Корея повернулась лицом к нам, а не к Западу. А они, ведь, были такими же, как и я, «Морскими дьяволами», только назывались по другому — «Тюленями». И их точно также посылали в далекие дали убивать, похищать и совершать диверсии во имя вещей, безнадежно далеких от них.

По сути, это была игра, не слишком-то и отличающаяся от той, в которую играют сейчас твои друзья буранники. Это шахматы… Здесь и сейчас шесть ферзей играют партию против десятка слонов. На кону — пешки, то есть люди. Пешки достаются победителю! Так и в другой моей жизни, во флоте. Это тоже шахматы, только уже в масштабах всего мира. Вот тебе партия: под водой встретились два ферзя. Один — американский «Тюлень», перед которым поставили задачу ликвидировать лидера такого-то государства, которое, вдруг, решило подписать договор на поставку оружия именно с Россией, а не с США. Другой — ваш покорный слуга, которому поручили любой ценой защищать этого самого лидера, потому что эти поставки оружия очень важны для России, у которой его уже давно никто не покупает.

Победил второй ферзь — победила Россия. Первый так и остался лежать на дне одной реки… Бедняга думал, что водные подходы к тому месту, где тот самый лидер стоял на трибуне и махал рукой своим подданным, не будут охраняться. Ошибся. И пешка — лидер маленькой страны — осталась жива. Что изменилось в мире? А ничего! На чьей стороне была истина? А кто ее знает?!

Казалось бы, хорошо, справедливость восторжествовала. Россия чуть-чуть подняла на мировой арене свой авторитет, который после поражения в холодной войне упал ниже плинтуса. Нужно, ведь, помогать слабым… Но однажды, когда авторитет России возрастет, уже она начнет диктовать свою волю другим странам, как сейчас это делает США. И «Тюлени» начнут записывать каждую свою победу не просто в свой актив, а в актив пресловутой справедливости. Впрочем, они и сейчас считают, что их дело — правое.

Все так считают…

А на деле — правого дела нет. Для каждого из нас истина — то, что ближе и роднее. И мы боремся за эту истину, не задумываясь о том, что она фальшива, как блестящее на солнце стекло. Боремся, и причиняем боль другим.

Да, я — солдат. «Морской дьявол». Просто потому, что когда мне стукнуло восемнадцать и пришла пора уходить в армию, в военкомат пришло мое личное дело, в котором были жирным фломастером обведены мои победы на соревнованиях по подводному плаванию. И мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Просто потому, что это было для меня ближе и роднее. Просто потому, что в силу каких-то неизвестных мне причин я хорошо умел плавать и нырять… Ну, и чуток похуже — драться.

— Ты хочешь сказать, что кто-то выбирает наш жизненный путь за нас?

— Я хочу сказать, что его не выбирает вообще никто. Выбора нет! Если по реке плывет опавший лист — может ли он утверждать, что некая высшая сила предопределяет его путь? Может быть и может. Вот только от этого река, которой тоже все равно куда нести свои воды, не обретет божественную сущность и не станет именовать себя «Судьбиной Опавших Листьев».

Нет выбора, нет истины — есть течение могучей реки.

Просто делай то, что тебе ближе и роднее. Делай то, что умеешь. Заботься о своем душевном комфорте, и тогда можешь считать, что жизнь удалась.

— А что, если моя река как раз и вынесла меня к тому, чтобы стать ФСБшницей. Чтобы бороться за дело, которое кто-то другой считает правым.

— И чтобы убивать кого-то лично, или чужими руками… — подхватил Сергей, — Это не твое, Геля! Посмотри на себя. Ты боишься, что не сможешь сверлить зубы своим пациентам, потому что будешь чувствовать их боль. Боишься вновь оказаться в толпе людей, потому что в этой толпе ты увидишь пороки и ненависть. Твоя река просто не могла вынести тебя к этому. Это не твое, и все тут!

Осенний лист падает на землю, чтобы стать ее частью. Потому что это его! Он создан для этого. Бурная река впадает в океан потому, что она создана для того, чтобы передать ему свою силу. Ураган сметает все на своем пути потому, что он создан для разрушения. И все они знают это! Все знают конечную цель своего пути. И я знаю… Я отслужил двадцать пять лет, и буду служить дальше потому, что больше не умею ничего. Потому, что люблю свою работу, какой бы грязной она, порою, не была.

Геля замолчала, уткнувшись носом в его рукав. Сергею послышался ее тихий всхлип, но, возможно, всего лишь послышался.

— А для чего создана я? — вдруг спросила она, подняв на него глаза.

— Не знаю… Я видел в действии ураган и знаю, для чего он создан. Могу ответить на этот вопрос касаемо себя, или любого из них, — он указал на сидящих у огня «дьяволов», — Но ты должна будешь понять это сама.

— Потому что ты не видел меня в действии?

— Именно потому, — улыбнулся Сергей. На секунду он почувствовал ее в своей голове, видимо Геля все же отказалась от мысли поговорить «по-человечески» и использовала-таки свои способности, чтобы прочесть его мысли. Что она хотела там увидеть? Не лжет ли он, говоря, что не знает о ее предназначении? Считала, что раз он старше и гораздо более опытнее, то просто обязан знать все на свете?

Это было странно, ощущать чужое присутствие у себя в сознании. Похожее на ощущение чужого взгляда между лопатками, только куда более навязчивое. Похожее на ощущение ребенка, который, увлекшись игрой в машинки, заполз под стол, и собираясь стать во весь рост вдруг понимает, что не знает точно, можно ли здесь встать. Это ощущение чего-то над твоей головой. Ощущение легкого зуда в том месте, где твоя макушка войдет в контакт со столешницей…

И в то же время, это чувство было каким-то иным. Неестественным и непривычным.

Но вместо того, чтобы увидеть то, что искала, Геля увидела в его голове совсем другое.

— Ураган крушит дома потому, что он ураган, — задумчиво, словно пробуя слова на вкус, сказала она, — Потому, что он не умеет делать ничего другого. Морпех по прозвищу Холод потопил в Татарском проливе атомную подводную лодку потому, что создан для этого. Так?

Сергей вздрогнул при упоминании о той бойне. Все-таки, это было неприятно, когда кто-то копается в твоей голове… А то, что Геля сумела узнать о гибели американского «Стеганоса» означало, что за прошедшие десять лет он так и не смог выбросить тот случай из головы. Или она солгала, говоря, что может читать только те мысли, что лежат на поверхности?

— Так… — подтвердил он, все еще не зная, куда она клонит.

— Возрожденные убивают людей просто потому, что созданы для этого. И не нужно ненавидеть их за это!

— Будь так добра, не разгуливай больше в моей голове! — не попросил, а, скорее, приказал Сергей.

— Не буду. Просто прими к сведению то, что я сказала.

— Приму…

Несколько минут они молчали, наблюдая за солнцем, постепенно приближавшимся к горизонту. Вечерело… Скоро на Обское море опустится тьма, а вместе с ней придут и буранники… Невозрожденные.

Пожалуй, Гелины друзья не предусмотрели еще одного — что бой состоится ночью, в темноте, а значит у врага будет и еще одно преимущество. Тепловизионное зрение позволяло им видеть в темноте едва ли не лучше, чем при свете… Или они продумали и это? Черт бы побрал этих всемогущих и всезнающих созданий!

— Прости меня, — еще раз сказал Геля, — Ты не подумай, что я действительно рылась у тебя в голове как в своем комоде. Просто это воспоминание было на поверхности, в верхнем слое памяти. Ты думаешь об этом до сих пор, да? Можешь не отвечать, я и так знаю. Скольких ты тогда потерял?

— Семерых… Только потерял не я, я тогда был еще каптри — капитан третьего ранга, и не я вел группу. Под воду ушло одиннадцать человек, вернулись четверо. Ошибка руководства, ошибка разведки. Они не предполагали, что на «Стеганосе» будут «Тюлени». Мы должны были спуститься под воду, тихо заминировать атомоход и также тихо всплыть. Предполагалось, что американцы даже не поймут ничего до тех пор, пока не взорвутся заряды! Но вместо этого мы напоролись на группу из пяти «Тюленей»…

— Расскажи об этом… — попросила она.

— Зачем? Думаешь, мне от этого станет легче?

— Нет. Легче станет мне…

— Интересно, как тебе могут помочь мои воспоминания? Но впрочем. Почему бы и нет? Времени у нас навалом, до захода солнца еще долго… Может и мне это поможет, хотя… Вряд ли.

Геля поудобнее устроилась, положив голову ему на плечо и баюкая искалеченную руку.

— Болит? — участливо поинтересовался Сергей.

— Ты уже в который раз спрашиваешь… — улыбнулась в ответ она, — Конечно болит. Но ничего, вполне терпимо. Бывало и хуже… Только не со мной. Ты хотел рассказать о той подлодке… Я слушаю…

— Десять лет назад… Советского Союза тогда уже не было, а флот еще только начинал разваливаться. Холодная война закончилась, но противоборство разведок еще нет. Впрочем, оно не закончилось и по сей день. Мы тащим секреты у них, они — у нас… Матвеев, наверное, на этом собаку съел. Он, ведь, спец по отлавливанию шпионов. Не важно…

В общем, дело было десять лет назад. Я не знаю подробностей, знаю точно, что на Сахалине велись какие-то испытания. То ли связанные с ядерной энергетикой, то ли с системой ПРО… Там много военных объектов. Сахалин, как ты знаешь, остров, а связь с материком ему держать надо. Как это делать? Радиосвязь — ненадежно. Перехватить может кто угодно, тем более, что японцы — вот они, почти под носом. Поэтому по дну Татарского пролива был проложен кабель, по которому и шли данные. Новые приказы на Сахалин — что и как делать, и ответы обратно на материк, в Москву, что и как у них там получилось. Опять таки, деталей я не знаю, да и не важны они.

И эти исследования на Сахалине очень уж интересовали американцев. ЦРУ, если быть точнее… Идея американцев, надо отдать им должное, была просто и потому гениальна. Они хотели поставить жучок на этот самый подводный кабель! Единственная проблема, Татарский пролив большой, а кабель — маленький. На первый взгляд это все равно, что искать иголку в стоге сена… Но в том и заключается гениальность этого плана, в его простоте. Они легко нашли кабель!

Я не знаю, как давно началась операция, но то, что жучок поставлен достаточно задолго до того инцидента — знаю точно. Атомоход «Стеганос» буквально прочесал западный берег Сахалина в поисках табличек на берегах.

— Табличек? — переспросила Геля, — В смысле, чего-то типа «кабель тут»?

— Зря смеешься. Так оно и было. Тебе на суше часто попадаются таблички с надписью: «Осторожно, кабель. Не копать»?

— Частенько… телефонные, силовые кабели, газопровод…

— И на море то же самое. Что бы какой-нибудь рыболов не перерубил жизненно важную связь, на берегу в районе пролегания кабеля, стоят таблички. Что-то вроде «Острожно кабель. Якорь не бросать». Я не знаю, сколько дней или даже недель «Стеганос» колесил вдоль нашего берега, периодически выставляя перископ и оглядывая берег, но факт в том, что кабель они все же нашли.

— А почему никто не засек саму лодку?

— А как ее засечешь, коли она не всплывает? — пожал плечами Сергей, — В принципе, системы прослушки моря там стояли, но «Стеганос» относился к классу «SeeWolf», самых малошумных лодок на тот момент. Ну и, в общем, никто его не засек…

Под воду спустились водолазы и установили на кабеле записывающее устройство, чтобы через какое-то время вновь вернуться за ним, забрать, и уже у себя на берегу спокойно расшифровать, о чем там беседуют русские военные.

Может они уже и не раз возвращались до того момента, как все стало известно — я не знаю. Мы бы, наверное, еще долго не знали, что у нас под боком спокойно разгуливает американский атомоход, да спасибо нашим разведчикам. Завербовали кого-то в ЦРУ, выудили из него информацию, и передали нам во флот примерное время, когда «Стеганос» вернется за своим «жучком». «Коконом», как они его называли.

Ну а тогда уж мы бы устроили им пышный прием. Мы, собственно, и устроили. Вот только в чем-то разведка просчиталась. Нам сообщили, что работать под водой будут лишь водолазы, что боевых пловцов там не будет. И мы, как не обидно это признавать, просто расслабились. Спускаясь под воду мы не ждали нападения…

План был простой, ликвидировать водолазов, забрать «кокон» и заминировать атомоход. «Стеганос» не должен был уйти из пролива, чтобы сообщить своим о провале. И никакой огласки и никаких вопросов. Нас там не было, подводная лодка утонула сама, где-то по пути домой. Американцы никогда не осмелились бы предъявить нам обвинение, что мы уничтожили их лодку, ведь, в конце концов, мы уничтожили ее на нашей территории!

Но все прошло совсем не так гладко, как предполагалось. Под водой нас встретили пятеро «Тюленей», которые охраняли водолазов, покуда те снимали старый «кокон» и устанавливали новый. При чем грамотно встретили, сволочи! Появились как чертик из табакерки, и сразу же открыли огонь… Впрочем, в этом можно было и не сомневаться, они понимали, что обнаружив их на нашей территории мы не будем обращаться с ними как с дипломатами на званном ужине.

Мы потеряли семерых… И это при том, что нас было одиннадцать, а их — всего пятеро. Когда сталкиваешься с противником под водой, решающей может стать каждая секунда. «Тюлени» атаковали внезапно и из-за укрытия. У наших парней на то, чтобы прицелиться ушли всего лишь мгновение, но и этого хватило, чтобы… В общем, ты понимаешь.

Сергей глубоко вздохнул, чувствуя, что его сердце колотится слишком уж быстро.

— Мы положили их всех, — продолжил он после небольшой паузы, — И «Тюленей» и водолазов, хотя относительно последних был приказ по возможности поднять их наверх для допроса. Не было возможности… Мы убили их прямо там, и даже не стали поднимать на поверхность тела. Они так и остались под водой… Пятеро бойцов и четверо водолазов, которые и автомат-то в руках, наверное, держать не умели. А потом заминировали «Стеганос». Я лично поставил мину возле винта…

Цели уничтожить лодку не было — чревато это, устраивать катастрофу атомохода в своих водах. Не дай бог, повредишь ядерный реактор — вымерла бы вся Япония и пол Дальнего Востока. Ну, может и не вымерла бы, но по третьей руке у каждого бы выросло… Мы должны были затопить «Стеганос», позволить его экипажу задохнуться под водой, а потом поднять лодку наверх. В конце концов, нужно было не просто перекрыть американцам доступ к нашим данным с помощью их «коконов», нужно было по возможности еще и заполучить в свои руки одну из новейших НАТОвских подлодок.

Оставался, правда, крохотный шанс, что экипаж лодки самостоятельно взорвет реактор, понимая, что им все равно не спастись. Думаю даже, что у разведки были свои соображения и на этот счет. Из этого можно было бы раздуть международный скандал, американская лодка — причина ядерной катастрофы у берегов России! Возможно они даже рассчитывали на это… но, слава богу, «Стеганос» утонул тихо и спокойно, без взрывов и скандалов.

Это была жестокая смерть… Взрывы разворотили ходовую часть лодки и балластные цистерны. «Стеганос» не мог ни уплыть, ни подняться на поверхность. Мы обрекли около 80-ти человек экипажа на медленную, очень медленную смерть от удушья. И, надо сказать, на тот момент все мы, все, кто выжил в том подводном бою, думали, что это справедливо. Это была наша месть за погибших товарищей!

Уже потом кто-то из руководства предлагал забросать «Стеганос» глубинными бомбами, разворотить лодку и добить таким образом экипаж… Чтобы не мучились… Но начальство было строго — раз уж удалось вывести подлодку из строя точечными ударами, раз уж нам достанется почти целый «SeeWolf» — никого добивать не будем. И вообще, этой операции не было и быть не могло, так как никакая подлодка не подходила к нашим берегам.

Некоторые пытались выбраться из лодки, благо, глубина позволяла, всего пятьдесят метров… Но под водой дежурили мы, «Морские дьяволы» мы перехватывали их и поднимали на поверхность, передавали в руки «комитетчиков». Что с ними случилось дальше — мне неизвестно, но догадываться я могу. Ты же понимаешь, этой операции не было. Значит не было и людей, которые в ней участвовали.

А остальные… Подлодка — это не «Титаник», спасательных шлюпок на ней нет. Ну, то есть спасательные плоты есть, конечно, но вот водолазных костюмов на всех не хватало. А всплыть с пятидесяти метров без него невозможно. Хотя нет, возможно, для меня, или для них, — Сергей указал на «дьяволов», сидевших у костра, — Да и то при большом желании и приличном везении. Для неподготовленного человека это смерть…

Некоторые пытались… Но немногие. Остальные умирали в лодке. «Стеганос» жил еще около месяца после той стычки — запасы воздуха на атомоходе это позволяют. Но все же, им неоткуда было взять свежего воздуха. И некуда было деть углекислый газ. Форточку не откроешь, не проветришь…

Выйти на связь из подводного положения невозможно, поэтому мы не боялись того, что они позовут на помощь… Людям оставалось лишь тихо умирать. Впрочем, тихо умирать они не собирались. Они уничтожили все, что смогли. Все документы и большую часть приборов, а затем большинство членов экипажа покончили с собой.

Мы подняли на поверхность громадный стальной гроб… Инженеры тут же принялись разбирать «Стеганос» по винтику, и думаю, что не смотря на то, что самое ценное было уничтожено, этот случай помог им существенно продвинуться и в создании новых лодок, и в слежении за американскими…

Вот, собственно, и все… Пожалуй, кроме того, что в последнюю неделю перед тем, как было принято решение поднять лодку, я прикинулся больным, чтобы не спускаться под воду. Мне казалось, что я слышу их голоса. Голоса умерших в этой стальной махине. Мне казалось, что они окружают меня и тянут к себе на дно… Что отныне они живут там, на дне пролива, и не могут покинуть его…

А «Стеганос», кстати, все же выдали американцам. Конечно же, приведя его в такое состояние, что уже никто и никогда не доказал бы, что ее затопили взрывами двух контактных мин. И был-таки международный скандал, мол какого черта ихняя лодка делала в наших водах? И конечно же, потом наши политики, совместно со штатовскими, пришли к выводу, что на лодке произошла авария и она плыла к берегам России попросить о помощи. Ни о каком акте шпионажа и речи быть не могло! Да здравствует взаимопонимание между двумя странами!

Знаешь, что самое мерзкое? Что «Стеганос» могли поднять сразу же! пусть операция была секретной, черт с ним! Подняли бы, и расстреляли всех, кто там находился. Но у кого-то из высших чинов просто кишка была тонка вот так запросто поставить к стенке восемьдесят человек… А обречь их на медленную, жуткую смерть — это пожалуйста. Мол, мы тут и не причем. Они сами померли…

Противно…

Сергей замолчал, глядя перед на снег перед собой. Рассказав об этом он не ощущал облегчения. Наоборот, воспоминания вернулись, став четче и явственнее. Явственнее стали голоса мертвых и стук, раздающийся из подлодки. Азбука морзе… SOS, передаваемый с небольшими интервалами. Люди молили о помощи…

— К черту! — Сергей выдавил из себя подобие улыбки, — Все это было слишком давно. Пора бы уже забыть. Кстати, между прочим, я только что выболтал тебе историю, которая лежит в папках под грифом «Совершенно секретно»… Хотя, что толку скрывать что-то от телепата?

— Но я же обещала больше не заглядывать в твою голову?

— А ты сможешь сдержать это слово?

— Смогу! — твердо ответила она, — Разве что если ты сам об этом попросишь… ну, или будет очень надо… Ведь, согласись, иногда телепатия бывает полезной. Допустим, ты не можешь чего-то сказать по каким-либо причинам, но тебе достаточно просто подмигнуть мне, чтобы я прочла то, что ты хочешь мне сообщить прямо из твоей головы. Удобно?

— Удобно, — согласился Сергей, — Когда будем объясняться с Матвеевым, по поводу того, что произошло за эти два дня, то, быть может, этот твой талант как раз пригодится.

Следующие пол часа он провел в молчании, пересев вместе с Гелей поближе к костру и слушая разговоры своих ребят, изредка отвечая на их вопросы. Диск Солнца скрылся за горизонтом, и, по мнению Сергея, это вполне можно было считать «исходом дня»… Оставалось узнать мнение буранников по этому вопросу.

Но стоило подумать о них, как светлая морда чудовища неожиданно возникла менее чем в метре от него, абсолютно бесшумно вынырнув из леса. Сергей рефлекторно потянулся за автоматом, хоть и понимал, что будь это враг — его голова уже исчезла бы в громадной пасти чудовища. Но буранник стоял неподвижно, в упор глядя на Гелю, которая, кажется, не чувствовала и тени страха. Впрочем, она-то умела за доли секунды отличать один вид этих созданий от другого — друзей от врагов.

— Они здесь! — сказала она, и взгляды «дьяволов» тут же обратились к ней, — Возрожденные обнаружили их в километре отсюда.

— Когда они будут здесь? — спросил Сергей.

— Они уже здесь! — ответила Геля, указывая рукой куда-то в сторону моря.

Сергей посмотрел туда, до предела напрягая зрение, и в тусклом свете закатного зарева он с трудом различил приближающиеся массивные фигуры. Одна, пять, десять… Сколько же их всего? Они стремительно приближались, двигаясь ровно и слажено, словно отряд солдат, идущий в атаку. Одиннадцать… Двенадцать. Двенадцать! Судя по тому, что Возрожденные считали что их противников несколько больше десятка, посмотреть на поединок собрались все.

Буранники приближались, и «Морские дьяволы» поднялись на ноги, привычными движениями подхватывая автоматы и беря противников на мушку. Один за другим из темноты леса появлялись Возрожденные, вставая рядом с людьми, будто верные псы.

Сергей закинул за спину баллоны с горючей смесью для огнемета и поудобнее перехватил в руке дуло огнемета. Он уже и не помнил, когда последний раз стрелял из подобной бандуры, но смутно помня о том, что огненная струя должна была в идеале бить метров на тридцать, рассчитывал на то, что бой будет коротким.

В голове тут же мелькнула картина, все буранники собираются в кружок, создавая импровизированную арену для поединка, и ему остается лишь повернуться на 360 градусов, не отпуская курка огнемета. И все… Никаких проблем! На Обском море отныне будет тишь да гладь…

Легкое прикосновение к локтю вывело его из раздумий. Геля легонько коснулась его, и тут же поймала его взгляд.

— Не наделай глупостей… — шепнула она.

— Ты же обещала не копаться у мен я в голове.

— Я и не копалась. То, чего ты хочешь, написано у тебя на лице. Прошу тебя, не наделай глупостей, хорошо?

— Хорошо! — вздохнув ответил Сергей. Все равно мечтать о том, чтобы одним выстрелом убить всех буранников было глупо. Не такие уж они дураки, пусть внешне и напоминают медведей.

— Удачи! — шепнула Геля, и ее, похоже услышали все.

— Удачи, Холод! — произнес Кирпич, не опуская автомата, — Если что, мы этих тварей в порошок сотрем…

— Удачи! — усмехнулся Пехтура, — Ты порвешь его, как Тузик грелку!

Сергей надеялся, что бой действительно закончится именно так…