"Холод" - читать интересную книгу автора (Кудряшов Кирилл)Глава 1. Палец рыболоваЖеня поморщился, смахивая с бровей и ресниц налетевший снег. В который раз огляделся вокруг, выискивая взглядом хотя бы еще одного такого же идиота, отправившегося на рыбалку в такую погоду. Идиотов не было… Собственно, не было вообще никого и ничего — только бесконечно сыплющийся снег, грозящий превратить его в некое подобие снежного человека. Берега, от которого он особо и не удалялся, также не было видно — все потонуло в снежной пелене. — Поганый климат! — выругался Женя, легонько подергивая леску. — А с утра так хорошо было… В самом деле, он не был ни героем, ни хроническим болваном, чтобы в такую погоду отправляться на подледный лов. Нет, это, конечно, здорово — сидеть вот так, под колпаком снегопада, не видя и не слыша ничего вокруг… Романтика… Но на фиг она ему нужна — ему хотелось всего лишь побаловать жену свежей рыбкой, да и вообще просто хорошо провести выходной день. Поэтому утром, порадовавшись солнышку, заливающему город ярким светом, он подхватил под мышку ледоруб, вооружился крючками, лесками и прочими атрибутами, необходимыми рыболову-любителю, и отправился на вокзал, ловить электричку до Обского моря. Видимо, надо было послушаться жену, которая пугала его идущим на Новосибирск циклоном… Подвела проклятая самоуверенность и тот факт, что прогнозы синоптиков сбываются, как правило, даже реже, чем астрологические. Поэтому все нормальные сибиряки давно научились предсказывать погоду с высокой долей вероятности по принципу «Завтра будет то же, что и сегодня». Вчера был просто чудесный день, да и сегодняшнее утро не стало исключением — солнышко светит, морозец особо не докучает, клев хороший… И главное — рядом ни души! Это у него выходной, а нормальные люди в понедельник как раз на работу выходят, тихонько матерясь и вспоминая недобрым словом выпитое вчера спиртное. И тут — хоп! Ветрище налетел, словно ураган в гости пожаловал, тучи откуда-то набежали… Нет, даже не набежали — примчались, как бомжи на пивную бутылку, честное слово! Он уж всерьез подумывал о том, чтобы свернуть на фиг все свое хозяйство и отправиться домой всего с четырьмя не особо крупными рыбешками в рюкзаке, когда ветер стих также неожиданно, как и начался, правда за десять-пятнадцать минут жуткого урагана успев стянуть к Новосибирску уймищу туч. Ну, точнее, не совсем стих, а просто ослаб до категории «дует, но не сносит», что было в принципе вполне приемлемо. Громадные тяжелые тучи повисли над городом, практически полностью скрыв солнце, и из них повалил снег, мгновенно окутав мир вокруг белой пеленой. Пожав плечами, Женя успокоился, в очередной раз закинул удочку и стал терпеливо дожидаться, когда же плавающая где-то подо льдом рыбка соизволит попробовать поданную ей закуску. Начавшийся снегопад его особо не волновал — сыплет себе и сыплет — это пускай в городе народ волнуется о том, что дороги заметет, что опять в пробках стоять и так далее. Ему же, хоть и не сильно приятно вот так сидеть и ловить на голову снежинки, в город, в эти самые пробки, хотелось еще меньше. Морозец хоть и крепчал с каждой минутой, но по-прежнему оставался сносным — в конце концов, что такое для истинного сибиряка какие-то двадцать — двадцать пять градусов. Так, мелочь. Жара! Пусть даже и на открытом просторе, в снег и ветер. Все равно мелочь! Поплавок легонько дернулся, и Женя навострил уши, готовый подсечь в любой момент, но движение больше не повторялось — лишь иссиня-черная вода в лунке пришла в движение, как будто там, в глубине, проплыло что-то большое. — Большая рыба… — мечтательно пробормотал Женя, вспоминая Хэмингуэя. — Где-то там, внизу, бродит моя большая рыба… Бродит, зараза, наживку нюхает, но не жрет. И правильно, не фиг жрать мою наживку всяким большим рыбам — все равно в лунку не пролезет, хоть задергайся. Он никогда не был особо уж заядлым рыболовом, поэтому смутно представлял себе даже, что за рыбины лежит сейчас рядом с ним. Пескари? Караси? Ну, ясен пень, что не лососи, и бог с ним. Аналогично он не имел и ни малейшего понятия о том, какая рыба вообще водится в Обском море, и каковы ее предельные размеры. Собственно говоря, именно это отчасти и было причиной того, что он выбрался на рыбалку утром понедельника, когда народу на льду либо мало, либо нет совсем. Не хотелось ударить в грязь лицом, когда его, рыболова с месячным стажем, спросят соседи по льду, что же он поймал, а он не сможет толком ничего ответить. В самом деле, завсегдатаи подледного лова, наверное, долго бы смеялись, скажи он им, что поймал пяток селедок… Наверное, потом предложили бы ему специальную наживку на килек в масле. Но учиться никому не рано и никогда не поздно, правильно? И Женя свято следовал этому принципу, считая, что имеет полное право заделаться рыболовом в свои тридцать лет, при том, что раньше ловил рыбу только сачком в аквариуме. Поплавок дернулся еще раз. Дернулся, и резко ушел под воду. — Попалась, зараза! — радостно воскликнул Женя, дергая леску вверх, и вытаскивая из лунки… половину рыбины! Бедняга еще продолжала шевелить плавниками, медленно открывая и закрывая свой рот, но и не специалисту в области анатомии представителей класса рыб было бы ясно, что долго это продолжаться не может. Хвост рыбины попросту отсутствовал, и из туловища на снег сыпались кровавые потроха. Чувствуя в руках предательскую дрожь Женя сорвал рыбу с крючка и отбросил как можно дальше в сторону, чтобы снегопад скрыл от него эти уродливые ошмотья. — Тьфу, гадость! — он сплюнул на снег, стараясь стереть из памяти образ рыбьих кишок, выпадающих из половины туловища. — Дерьмо! Мерзость! Он терпеть не мог готовить, и искренне завидовал жене Татьяне, которая могла одновременно потрошить рыбу и разговаривать с ним о том, что из этой рыбы можно будет приготовить. Женя не понимал, как можно без омерзения притрагиваться к этой пакости, соскабливать с рыбы чешую и разыскивать в ее брюхе молоки. Рыбу он любил, но либо живую, либо жареную… ну ладно, мертвая, но пойманная собственноручно — тоже сойдет, но уж точно не разрезанная пополам. С этого момента можно было считать день испорченным окончательно и бесповоротно — никакой снегопад не мог подпортить настроение начинающему рыболову больше, этот жуткий улов. Желание закидывать леску по новой пропало начисто — словно ножом отрезало… Как ту рыбину… Тем не менее, еще раз покосившись на свой немногочисленный улов, Женя вновь закопался в походном рюкзаке, разыскивая баночку с наживкой — тестом, замешенным по специальному рецепту бывалого рыболова. Затем, оторвал небольшой кусок теста и, насадив его на крючок, отправил в воду, вновь приняв позу Роденовского мыслителя. Рыбалка — рай для медитации — сиди и размышляй о смысле жизни, смысле смерти или смысле последней серии какого-нибудь латинского «мыла». Не прекращающийся снегопад только усиливал ощущение гармонии с природой, вот только вместо философских мыслей в голову лезли отнюдь не самые приятные, связанные, естественно, с проклятой половиной рыбы, вытащенной из лунки. Логично предположить, что половинчатые рыбы в Обском море не водятся, равно как и в любом другом — и не важно, пресном, или соленом. Сетовать на радиацию, Чернобыль и Китайские ядерные полигоны также не было смысла… Логичным был лишь один вариант — рыба заглотила наживку, и в этот миг кто-то откусил ей заднюю часть. Кто-то большой… Женю передернуло при воспоминании о Спилберговских «Челюстях»… Впрочем, гораздо проще предположить, что в Обском море водятся половинчатые рыбы, чем большие белые акулы. Впрочем, зачем большие белые? Рыбка была не из разряда гигантских, тянула на килограмм, а то и меньше, так что отхватить ей хвост одним движением могла бы и средних размеров собака, окажись она любительницей подводного плаванья. Он рассмеялся, чувствуя, как шок от увиденного постепенно отступает, а на смену образу перекушенной пополам рыбы приходит другой — немецкая овчарка с аквалангом, кружащая сейчас подо льдом. Бред сивой кобылы, но лучше, чем пресноводная акула. Тут же вспомнились легенды австралийских аборигенов об их морском боге, оказавшемся, на поверку, лишь акулой мако. Аборигены, жившие большей частью ловлей рыбы, выдернув из воды половинчатую рыбешку, такую как он сейчас, тут же выкидывали ее обратно, чтобы не разгневать бога. Бывало, что мако, у которой из-под носа уводили недоеденный обед, выпрыгивала из воды, подобно хищно скалящемуся дельфину, и разносила утлую лодчонку в щепки, не то просто из мести, не то ради того, чтобы добраться до своей рыбы. Машинально отметив про себя, что чтобы не гневить подводного бога, кем бы он ни оказался в родном Обском водохранилище, стоило бы бросить рыбеху обратно в лунку, но теперь уже поздно об этом сожалеть. В такой снегопад ее, наверное, уже начисто засыпало снегом… Да и вообще, к черту все эти суеверия. Поудобнее устроившись на раскладном стульчике Женя намотал леску на палец, предварительно, естественно, натянув на руки перчатки, и, гипнотизируя взглядом поплавок, стал ждать поклевки. Собственно, большинство рыболовов-подледников обходились и вообще без поплавка, ощущая, когда пора подсекать по натяжению лески, намотанной на палец, но Женя все еще не мог избавиться от привычки наблюдать за поплавком. Вот ушел он на глубину раз, второй — вот тогда и пора вытаскивать. А по натяжению лески… Нет, пока что опыта было маловато. Поплавок дернулся, легонько нырнув. — Ага… — прошептал Женя, наклонясь к лунке и теперь уже гипнотизируя не поплавок, а рыбу, которая, невидимая его глазу, ходит где-то там, в глубине. — Давай, милая, кушай! Ай, вкуснятинка! Поплавок ушел под воду еще раз, с тем, чтобы больше не показаться на поверхности. Значит рыбка заглотила крючок! Самое время подсекать! Женя дернул леску, но вместо того, чтобы выдернуть рыбу из воды, сам едва не упал, ощутив не дюжую силу, тянущую его вниз, под воду. Он дернул сильнее, попытался взяться за леску обеими руками, но не успел — леска дернулась еще раз, бросив его лицом вниз, к самой лунке. Еще один рывок, и его правая рука оказалась по плечо в ледяной воде, а неведомое нечто, которое по силам вполне могло потягаться с крупной акулой, упорно тащило его под лед. От холодной воды, пропитывавшей куртку, сперло дыхание, и, казалось, остановилось сердце. Указательный палец погруженной в воду руки хрустел, выходя из сустава, и Жене казалось, что этот хруст он слышит даже через слой воды… Боль скрутила руку, завязывая жилы узлами, и даже ледяная вода не могла заглушить ее. А кто-то там, внизу, рвал леску из стороны в сторону, силясь не то освободиться, не то утащить его за собой… Протащить сквозь узенькую лунку, как кусок мяса сквозь решетку мясорубки. Женя закричал от боли, что было силы упираясь левой рукой в снег и безуспешно пытаясь подняться хотя бы на колени. Боль в скрученном леской пальце стала невыносимой, и он, чувствуя, как адреналин растекается по всему телу, рванулся изо всех сил, одновременно пытаясь дотянуться до рюкзака, в котором лежал складной нож. Перерезать леску… Перерезать леску, иначе конец! Иначе эта тварь там, внизу, утянет его под воду, или просто размажет по льду, таща его сквозь лунку. О том, что даже если он и доберется до ножа, его еще нужно будет открыть, Женя не думал… Сердце билось, словно колеса скорого поезда на длинном перегоне. Каждое движение, каждое усилие отдавалось болью в руке, исчезнувшей под водой, и когда боль в очередной раз прошла то, что ему казалось пиком его собственной выносливости, Женя даже не придал этому особого значения. Лишь секунду спустя он понял, что его больше ничто не удерживает, и выдернул руку из воды, одновременно откатываясь прочь от проклятой лунки. Указательного пальца не было! Точнее, не было в привычном Жене понимании — первые две фаланги словно отрезало ножом… Или нет, лучше оторвало мясорубкой. Из обильно кровоточащей рваной раны, украшенной махрами из разорванной кожи и нитей шерстяной перчатки, выпирал развороченный сустав… Он закричал, теперь уже не от боли, а от испуга, или, даже, от охватившего его животного ужаса. Женя смотрел на свой изувеченный палец, но вместо него видел себя, лежащего на залитом кровью снегу. Нет, не себя, а то, что от него осталось, так как в этом видении ниже пояса у него не было ничего, кроме выпирающих из туловища огрызков костей, да лежащих на снегу кишок. Он отчетливо представил, как нечто, скрывающееся сейчас подо льдом, перекусывает его пополам, как ту несчастную рыбину, которую он так опрометчиво отшвырнул в сторону. — Господи… — прошептал он, на коленях ползя к своему рюкзаку, чисто интуитивно понимая, что необходимо сделать простейшую перевязку, иначе от потери крови он потеряет сознание. — Господи, помоги… Дрожащими руками, заливая рюкзак льющейся из пальца кровью, он отыскал какую-то тряпку, сунутую ему заботливой Татьяной, как раз на случай «А вдруг понадобится». То ли женская интуиция могла предчувствовать и подобные происшествия, то ли… А черт его знает! Важно лишь то, что тряпка была. Кое-как перетянув искалеченный палец, он попытался поднять с земли рюкзак, но вместо этого опять повалился на колени, не в силах совладать с головокружением. Нужно было добраться до станции! Как угодно — хоть ползком, но добраться. Минут двадцать ходу — пятнадцать по льду водохранилища, и еще пять — через маленький лесок. Мелочь, даже в его нынешнем состоянии. Добраться до станции. Там есть медикаменты, там есть люди, которые помогут… Добраться до станции… Но в какой она стороне?! Женя закрутил головой, пытаясь понять, в какую же сторону ему нужно двигаться. До берега — рукой подать, и пять минут назад, до того, как нечто, схватившее его крючок, оторвало ему палец, он смог бы определить направление с закрытыми глазами. Впрочем, в таком снегопаде, что открывай глаза, что закрывай — роли не играет. Куда же идти теперь? Ситуация была бы смешной, не будь она такой жуткой. Город раскинулся вокруг него, и куда не пойди — обязательно выберешься к людям. В любой из сторон света был город… Вопрос лишь в расстоянии! На севере — пять километров, на западе — пятнадцать, на юге — не меньше двадцати, а на востоке, откуда он, собственно и пришел — метров пятьсот! Вот только как, стоя посреди заснеженной равнины Обского моря, определить, в какой стороне север, при том, что даже солнца не видно из-за туч?! — Спокойно… — прошептал он, баюкая руку, охваченную огнем боли. — Спокойно! Я не могу заблудиться здесь… Как я сидел? Лицом на юг… Рюкзак лежал позади меня… Я передвинул его, когда искал тряпку? Не знаю!.. Кажется, нет. Тогда станция приблизительно там… Он попытался подняться на ноги, уже и не помышляя о том, чтобы забрать рюкзак. Бог с ним, пусть остается здесь вместе с проклятыми крючками, наживкой и ледорубом. Все равно, если он останется жив, вид рыбы будет еще несколько лет вызывать у него лишь тошноту и жуткие воспоминания. Вода в лунке звучно всплеснулась, а спустя секунду что-то плюхнулось рядом с ним на снег. Что-то небольшое и темное, размером не более указательного пальца… Или половины указательного пальца! Первых двух фаланг, оторванных с мясом… Слава Богу, он успел отвести взгляд в сторону за секунду до того, как желудочные спазмы стали бы непереносимыми, и, слава Богу, что колпачок из того, что осталось от его перчатки, не свалился с предмета, выброшенного чьей-то сильной рукой (и рукой ли?) из лунки. Иначе, увидев частичку собственного тела, только отделенную от него, Женя точно оставил бы на чистом снегу свой сегодняшний завтрак, что еще больше подорвало бы его силы. — Господи! Да что же это? — прошептал он, поднявшись на ноги, но тут же потеряв равновесие от головокружения и вновь упав на колени, практически носом в лунку… Сил на то, чтобы кричать, уже не было, равно как и сил пугаться вообще. Когда из маленького овального отверстия во льду на него глянула гротескная пародия человеческого лица, в первую секунду Женя просто решил, что видит собственное отражение. Но когда нечто под водой моргнуло большими выпученными глазами, и распахнуло рот, не то в хищной ухмылке, не то в скучающем зевке, он не выдержал. Закрыв глаза, он пополз в том направлении, в котором, как ему казалось, должна была находиться станция, не пытаясь даже подняться на ноги. Он уже не видел, как громадная когтистая лапа, покрытая короткой бледно-желтой шерстью, без единого плеска поднялась из лунки, и уцепилась когтями за лед. Не видел, как напряглись мускулы под кожей чудовища, зато отчетливо слышал треск ломающегося льда за своей спиной, и понимал, что это означает. То, что оторвало его палец, сейчас выбиралось на поверхность водохранилища, проламывая лед своим могучим телом. Что-то выходило на охоту, и запах тухлых яиц, принесенный порывом ветра, поведал Жене о том, что оно совсем рядом. Но он продолжал ползти вперед, отчаявшись выжить, но все же не желая останавливаться. Полз, словно робот, получивший всего один приказ, и следовавший лишь ему. Минута, две, три… Или тварь потеряла его след — кто ее знает, способна ли она, выходец из подводного мира, вообще ориентироваться на суше? — или и вообще не собиралась его догонять… Минута, две, пять, десять… Женя лишь смутно мог ориентироваться во времени, окутанный белой пеленой падающего снега. Время замерло… Или, быть может, наоборот побежало слишком быстро, существенно обогнав его и оставив позади? Он остановился, разрываясь между желанием обернуться, и желанием продолжать свой путь дальше, в надежде, что он двигается в нужном направлении. Болевой шок прошел, головокружение, вызванное не то потерей крови, не то просто ее видом, тоже медленно отступало, и он, наконец, мог трезво оценить создавшуюся ситуацию. Ситуацию… Иначе и не назовешь. Что-то жуткое, громадное и уродливое выбралось из-подо льда, и… И что? Погналось за ним? Не похоже. Он больше не ощущал даже запаха тухлых яиц, сопровождавшего тот миг, когда тварь выбралась на лед. Он могло настигнуть его уже десятки раз… Или не могло? Разве вытащенная на берег щука способна погнаться за рыболовом, какой бы огромной она не была, и какие бы острые зубы не сверкали в ее хищной пасти? Превозмогая страх он сел на снег и обернулся, ожидая увидеть оскаленные зубы, готовые сомкнуться на его шее… Тишина. Лишь снег продолжал падать с тихим шелестом, окутывая мир пеленой. Сибирские просторы, мать их! Что бы ни выбралось из-подо льда, оно не гналось за ним. По крайней мере, пока… Женя с усилием поднялся на ноги и зашагал в первоначальном направлении, изредка оглядываясь по сторонам. Завеса снежной пелены была настолько плотной, что уже в десяти метрах нельзя было различить ничего… Впрочем, различать было особо и нечего — везде был снег, снег и только снег. Оставалось лишь надеяться на то, что он выбрал верное направление, и очень скоро выйдет или на саму станцию, или, хотя бы, на тот берег, по которому пролегала железнодорожная ветка. В противном случае он имел реальный шанс замерзнуть посреди Обского моря, на крепчающем морозце или, быть может, умереть от потери крови. Впрочем, кровь из плотно перетянутого пальца больше не бежала — так, сочилась, оставляя на снегу ярко красный след… О том, почему подводное чудовище не нашло его, просто следуя по этому кровавому следу, Женя не хотел даже и думать. Не нашло, и слава Богу, и пусть и дальше так остается… |
|
|