"Женщина Габриэля" - читать интересную книгу автора (Шоун Робин)Глава 5Майкл сидел на краю столешницы из черного мрамора, наклонив голову, в черных волосах вспыхивали синие блики. Большой серебряный поднос упирался в его бедро; над серебряным заварочным чайником клубился серый пар. В одной руке Майкл держал коричневый глиняный горшочек, в другой — маленький сандвич без корочки. Обе его руки были сплошь покрыты массой красных рубцов. Пальцы. Ладони. Тыльные стороны. Габриэль наблюдал, как Майкл макнул сандвич в глиняный горшок. Наружу он показался покрытый шоколадом. Пульсация в паху Габриэля распространилась на левую руку, затем — на правую. Первая схватилась за охотничий нож, вторая — за небольшой крупнокалиберный пистолет. Он не был готов иметь дело с Майклом. Не сейчас, когда его ноздри хранили запах страсти Виктории, а в ушах звенел голос того, второго мужчины. Это не важно. Страсть Габриэля; страсть Виктории. Смерть. Габриэль приготовил сцену; теперь он должен исполнить свою роль. Он молча прокрался вперед и закрыл за собой дверь спальни. Майкл внешне казался поглощенным своим сандвичем: но это было не так. Майкл знал о присутствии Габриэля. Так же, как знал о втором мужчине в салоне. — Я велел Гастону выставить тебя, Майкл, — нейтральным голосом произнес Габриэль. Майкл медленно поднял голову, фиалковые глаза были холодно расчетливы. Морщины ожогов, иссекавшие руки, окаймляли и правую щеку — резкий контраст с совершенством его черт. — Ты действительно думал, что я уеду, не повидав тебя, Габриэль? — тихо осведомился он. Голос Майкла не изменился за те шесть месяцев, когда Габриэль слышал его в последний раз. Он был низким, страстным и соблазнительным, голос мужчины, который сделал себе состояние проституцией. Нет, Габриэль не ожидал, что Майкл покинет его. Но он хотел этого. После всех этих лет он все еще хотел защитить темноволосого ангела с голодными фиалковыми глазами. Пристальный взгляд Габриэля переместился от Майкла и остановился на шоколаде, покрывающем сандвич. Острая боль сжала грудь. Двадцать семь лет назад Майкл был не в состоянии вынести запаха шоколада, не говоря уже о том, чтобы его есть. — Когда это ты пристрастился к Габриэль знал, что его голос обладает той же умелой модуляцией, что и голос Майкла: оба они были обучены соблазнять, совращать, доставлять удовольствие. — Шесть месяцев тому назад, — ответил Майкл. И засунул в рот покрытый шоколадом сандвич. Губы Габриэля загорелись от воспоминания: шесть месяцев назад он поцеловал поврежденную щеку Майкла. А затем убил первого мужчину. Как легко было бы потянуть за спусковой крючок и убить Майкла. Шесть месяцев назад. — Как Энн? — отрывисто спросил Габриэль. Теплота, затопившая глаза Майкла, и улыбка, осветившая его лицо, едва не поставили Габриэля на колени. На одно леденящее мгновенье он не узнал человека перед ним. Габриэль видел Майкла, истощенного голодом и страхом. Он видел его почти сошедшего с ума от боли и горя. Никогда прежде он не видел счастливого Майкла. Но он видел его теперь. Майкл нашел то, что Габриэль не найдет никогда: любовь. Принятие. И все это с женщиной, которая предпочла фиалковые глаза — серым. Темноволосого ангела — белокурому. Мужчину, который ценил жизнь, вместо мужчины, который отнял жизнь. Свет, озаривший лицо Майкла, мгновенно потускнел, фиалковые глаза снова стали холодно-расчетливыми. — Почему ты не навестил нас и не выяснил все сам, Габриэль? — Тебе недостает меня, — Да. На одну неосторожную секунду Майкл снял свою маску. В его глазах не было обмана, в голосе не было фальши. Невидимый кулак сжался в животе Габриэля. Майкл любил его, и Габриэль не знал почему. Майкл никогда не осуждал Габриэля ни за то, что тот был безымянным ублюдком, ни за сделанный им выбор. Габриэль Габриэль хотел, чтобы он мог ненавидеть, и знал, что предпочел бы ненависть скрытому страху. Он отвел взгляд от фиалковых глаз Майкла. Они не изменились за те двадцать семь лет, что Габриэль знал его, — они были все еще откровенно голодными. У Виктории тоже были голодные глаза. Бесхитростные синие глаза, которые жаждали секса. Любви. Принятия. Второй мужчина послал ему Викторию Но — Ты учил меня читать и писать, — сказал Габриэль, желая понять мотивы второго мужчины. Желая понять мотивы Майкла. — Почему? — Ты учил меня воровать; я считал это справедливым обменом. — В голосе Майкла послышалась резкость. — Кто этот второй мужчина, Габриэль? Габриэль бесстрашно встретил пристальный взгляд Майкла. — Ты знаешь, кто он, — невозмутимо ответил он. Это Майкл нашел Габриэля, когда тот был прикован на чердаке, словно собака, лежа в собственной грязи и моля о смерти. Но Майкл не позволил ему умереть. Габриэль сожалел, что он не позволил. — Ты говорил мне, что он был вторым мужчиной, который насиловал тебя, — сказал Майкл. Габриэля изнасиловали двое мужчин; одного он убил, второй был все еще жив. Габриэль спокойно выдержал подозрения, мелькнувшие в пристальном взгляде Майкла. — Я говорил, что был второй мужчина, — спокойно согласился он. — Однако до того раза, шесть месяцев назад, ты никогда не упоминал, что был второй. — Я не знал, что тебя так интересуют подробности. Прости меня, В женщинах, а не в мужчинах, имел он в виду. Майкл не клюнул на приманку. — А я думал, Габриэль, что ты единственный человек в моей жизни, которого не уничтожило мое прошлое. — Глаза Майкла скрыли черные ресницы; он поставил глиняный горшок с шоколадом на серебряный поднос. Габриэля резанула боль. В конце концов, Майкл неизбежно должен был соединить части головоломки. И Габриэль сожалел, что не мог избавить его и от этого. Тихий звон стекла, ударившегося о металл, заглушил стук сердца. Майкл медленно поднял ресницы, фиалковые глаза впились в серебряные. — Но я ошибался, не так ли, — Никому из нас не убежать от прошлого, Майкл, — искренне ответил Габриэль. И ждал. Зная, что не может сделать ничего, чтобы остановить надвигающуюся череду событий. Майкл беззвучно соскользнул со стола, фиалковые глаза были внимательны, шрам, обрамляющий щеку, побелел от напряжения. Он сделал шаг вперед… — Почему женщина выставила на аукцион свое тело в твоем доме, Габриэль? — Почему любой продает свое тело, Майкл? — иронически спросил Габриэль. Его пульс участился. Он спрашивал себя, на что толкнет Габриэля Майкл в своих поисках правды. Он спрашивал себя, на что толкнет его второй мужчина в этой смертельной игре. Он спрашивал себя, что он сделает, если Виктория попытается соблазнить его. — Ты никогда прежде не позволял проводить аукционы, — Сегодня грандиозное открытие моего нового дома, — невозмутимо парировал Габриэль. Подбирая правду и ложь с равной осторожностью. — Я решил, что это подходяще. Майкл насмешливо поднял бровь. — И ты решил, что это подходяще для хозяина перебивать ставки своих клиентов, Габриэль? — Возможно, я почувствовал одиночество, Майкл, — спокойно ответил он. — Возможно, я захотел собственную женщину. Габриэль не знал, лжет он или нет. — А второй мужчина… он тоже почувствовал одиночество? — язвительно возразил Майкл, фиалковые глаза были непреклонны в поисках правды. — И потому он дважды предложил цену за твою женщину? Черные волосы мужчины превратились в темные волосы женщины. Голос Виктории звенел в его ушах: Мгновенно темные волосы Виктории превратились в черные волосы Майкла, нагота женщины — в настойчивость ангела со шрамами. Габриэль чувствовал жар тела Майкла, стоящего Она почти коснулась его. И на одно леденящее мгновение он почти позволил ей. Виктория не знала последствий прикосновения к нему; Габриэль знал. Майкл знал. — Возможно, — легко произнес Габриэль, каждый мускул в его теле пульсировал осознанием. Если Майкл не остановится… Габриэль напрягся, левая ладонь облепила рукоять ножа, средний палец правой руки потянулся к выемке спускового крючка. Майкл остановился. Пахнущее шоколадом дыхание ласкало щеку Габриэля. Два ангела стояли, глядя глаза в глаза, один темноволосый, другой белокурый. Один — обученный доставлять удовольствие женщинам, другой — мужчинам. — Почему ты не убил его, Габриэль? — Серебряные глаза отразились в фиалковых, фиалковые — в серебряных. Двое мужчин, пойманные в ловушку прошлым, которое ни один из них не выбирал. — Я знаю, что он был здесь. Ты собирался застрелить женщину; почему не второго мужчину? Итак, Майкл видел пистолет с синеватым отливом металла. Знал ли он, как был близок к смерти? Знал ли он, как близок к смерти — Нет, я не видел его, но ты стоял над нами, Габриэль. Ты Габриэль сосредоточился на влажном запахе шоколада, чтобы отвлечься от фиалковых глаз, высасывающих его душу, и своих пальцев, невольно напрягшихся для самозащиты. — Возможно, я видел не так отчетливо, как мне казалось. Еще одна правда. Габриэль не предполагал наличия сообщницы, вошедшей в его дом под предлогом продажи с аукциона своего тела. Он не предполагал обнаружить женщину, которая не осудит его. — Женщина жива? — с острым взглядом спросил Майкл. — Была жива, когда я оставил ее несколько минут назад, — ответил Габриэль. Но надолго ли? — Она шлюха? Габриэль подавил вспышку гнева. — Нет. Виктория не была шлюхой. Шлюхи не предлагали все — свою жизнь, боль, удовольствие. — Она девственница? — Да. — Язык Габриэля покрывал аромат шоколада. — Она девственница. — И как ты узнал это, Габриэль? — хлестнуло в воздухе между ними. — Ты касался ее? Боль… Габриэль не хотел чувствовать боль. — Ты знаешь, что я не делал этого, Майкл, — взвешенно, спокойно ответил Габриэль, все его восприятие было обращено к женщине в смежной комнате и мужчине, стоящем перед ним лицом к лицу. — Ты прекрасно знаешь, сколько времени прошло с тех пор, когда я касался кого бы то ни было. В любой момент Виктория могла открыть дверь… «Она тоже предпочла бы фиалковые глаза серым?» — отстраненно подумал он. Ревность, порожденная этой мыслью, захватила его врасплох. Второй мужчина послал ее Габриэлю, а не Майклу. Он не хотел, чтобы она предпочла ему темноволосого ангела. Габриэль хотел то, что было у Майкла — женщину, которая примет его прошлое и потребности шлюхи-мужчины. На его челюсти дергался мускул, жар нарастал, напряжение повышалось. Майкл его не сделал. — Она знает, что ты был продан за две тысячи шестьсот шестьдесят четыре франка, — упорно продолжал он. Что равно ста пяти английским фунтам. — Знает, — подтвердил Габриэль, мышцы напряглись сильнее. Готовые действовать и реагировать. Убивать или бежать. Но бежать было некуда. — Второй мужчина послал ее тебе. Габриэль не отрицал очевидного. — Да. — Почему он хочет убить тебя, Габриэль? — вызывающе спросил Майкл. Габриэль знал, что делает Майкл: он использовал ту же самую схему с Викторией. Нападение. Соблазнение. Он все еще стоял неподвижно, вдыхая аромат дыхания Майкла, скованный жаром тела Майкла. Пойманный в ловушку правдой. — Он хочет убить меня, — хладнокровно ответил Габриэль, — потому что знает, что иначе я убью его. Правда, но не вся. — Женщина касалась тебя, Габриэль? Габриэль напрягся, он знал источник вопросов Майкла, но не был способен их остановить. — Нет. — Шесть месяцев назад ты коснулся меня. Пережитые воспоминания вспыхнули между ними. Плоть со шрамами. Прохладные губы. Темно-красная кровь. — Что бы ты сделал, Габриэль, если бы Габриэль разбился бы вдребезги, если бы Майкл коснулся его. И один бы из них умер. Возможно, умерли бы оба. Майкл не убивал; но это не означало, что он не был на это способен. — Не играй в эту игру, — Но это игра, — Возможно, он устал убегать. Как устал убегать Габриэль. Время физически утекало прочь — в его щеке, в его руках. Отсчитывая назад секунды, оставшиеся до того момента, когда женщина выступит из двери и предпочтет темноволосого ангела белокурому. До того момента, когда Майкл коснется Габриэля. До момента, когда Габриэль убьет Майкла. И разобьется вдребезги. — Я так не думаю, — мягко сказал Майкл. — Что ты не думаешь, Майкл? — спросил Габриэль, задыхаясь в запахе шоколада. — Я не думаю, что он устал убегать. — Фиалковые глаза были слишком проницательными. — Я даже не думаю, что он вообще когда-либо убегал от тебя, Габриэль. — Тогда скажи мне, почему ты думаешь, что он приходил сегодня вечером, — искушающе прошептал Габриэль, продолжая игру. Это всегда была игра: первый мужчина, второй мужчина. — Мой дядя уничтожил всех, кто был мне небезразличен, — тихо ответил Майкл, фиалковые глаза излучали внимательный взгляд. Всех, кроме Энн. Другой женщины. — Я убил твоего дядю, Майкл. Первого мужчину. И Габриэль сделал бы это снова. Краткий гнев вспыхнул в фиалковых глазах: он все еще не простил Габриэля за то, что тот убил его дядю, чтобы Майкл не был запятнан убийством. Он быстро пришел в себя. — Ты говорил, что мой дядя знал имя второго мужчины, который насиловал тебя. — Твой дядя знал много вещей, — уклончиво ответил Габриэль. — Мой дядя знал его имя, Габриэль, — размеренно сказал Майкл, фиалковый взгляд был непреклонен, — потому что он нанял двоих мужчин, которые изнасиловали тебя. Габриэль боролся с бесконечными воспоминаниями о боли, которая превращалась в наслаждение, и наслаждении, которое уничтожило само желание жить. Майкл — Откуда ты знаешь, Майкл? — Я знаю это, Габриэль, потому что ты возненавидел меня с тех самых пор, как тебя изнасиловали. Пахнущее шоколадом дыхание Майкла забивало Габриэлю горло. — Расплата, — прошептал Майкл, эхо слов Габриэля шесть месяцев тому назад. — Ты хотел убить меня, когда держал пистолет у моего виска. — Фиалковые глаза Майкла были лишены и наслаждения, и боли. — Ты хочешь убить меня сейчас. Но не из-за женщин, которые предпочитали меня тебе. Габриэль смотрел с высоты на двух мужчин, темноволосого и белокурого. — Разве, Майкл? — равнодушно спросил он. Играя роль. Неспособный бороться. Неспособный убежать. — Ты никогда не ревновал ко мне, Правду было не остановить. — Я Габриэль завидовал Майклу тринадцатилетним мальчиком — завидовал его потребности любить. Габриэль завидовал Майклу, став мужчиной — завидовал его смелости любить. Фиалковые глаза не мигали, читая правду в пристальном взгляде Габриэля. Любовь. Ненависть. — Шесть месяцев тому назад я не понимал, Габриэль. Но ты и Энн заставили меня понять правду. Ты любил меня и из-за этой любви страдал. Из-за этой любви ты защищал меня. Я уверен, что мой дядя получал бесконечное удовольствие от твоего благородства и моего неведения. — Краткая ирония окрасила голос Майкла и сразу исчезла. — Так же как, я уверен, он получил бы большое наслаждение, подготовив твою смерть в случае своей собственной. Без всякой другой причины, кроме как заставить меня страдать. И уверяю тебя, Габриэль, я страдал бы, если бы ты умер. — Итак, ты считаешь, что твой дядя оставил второму мужчине инструкцию убить меня в случае, если убьют его самого, — Габриэль говорил сквозь облако пахнущего шоколадом дыхания, затопившее его горло, — чтобы причинить тебе боль? — Это именно то, что он сделал, Габриэль, — непреклонно ответил Майкл. — Если бы это было так, Майкл, то на твоем месте я не оставлял бы Энн без защиты. Ее смерть причинила бы тебе намного больше страданий, чем моя. — Образ графа предстал перед Габриэлем, скрюченные ноги, поблекшие фиалковые глаза с злорадством и ненавистью в них. — И уверяю тебя, твой дядя был прекрасно осведомлен об этом факте. В пристальном взгляде Майкла мелькнуло и исчезло сомнение. — Энн не одна. У меня есть охранники, присматривающие за ней, в дополнение к тем людям, которых приставил ты. Люди Габриэля были профессионалами: профессиональные шлюхи, профессиональные воры, профессиональные головорезы. Им следовало более искусно скрывать свое присутствие. — Охранники могут быть подкуплены, — сказал Габриэль. Как и швейцары. — Ты не позволишь ничему случиться с Энн. Уверенность в его голосе не была полной. За три часа до того Габриэль обладал той же самой уверенностью. Это было три часа назад. Он думал, что второй мужчина убьет темноволосого ангела, но он не убил. Вместо этого он послал белокурому ангелу женщину. Актрису на главную роль, которая не была вооружена ни оружием, ни знанием, ни злым умыслом. И Габриэль не знал — Я могу оказаться не способен остановить его, — искренне сказал Габриэль. — А женщина сможет? — настороженно спросил Майкл. — Я не знаю. — Что ты сделаешь с ней? Что сделает Габриэль с женщиной, которая пожелала его — с женщиной, которая приняла его? С женщиной, которую он желал? — Я не знаю. — Переспишь с ней? — Колотящийся пульс отдавался в руках Габриэля, обосновался в его груди, паху, яичках. — Ты убьешь ее, Габриэль? — сознательно упорствовал Майкл. В камине рассыпалось горящее полено, реальность, превращающаяся в пепел. Майкл был обожжен огнем, но он так и не извлек урока… Пульсация нарастала, пока Габриэль не перестал понимать, где она начинается и где заканчивается. Тринадцатилетним мальчиком или тридцатичетырехлетней женщиной. — Что бы ты предпочел, чтобы я сделал, Майкл? — напряженно спросил Габриэль. — Переспал бы с ней или убил ее? Зрачки Майкла расширялись, пока Габриэль не смог видеть в его глазах только фиалковое кольцо, окружавшее ореол серебристых волос. — Шесть месяцев тому назад ты хотел помочь мне. — Я сделал все, что мог. Другая ложь, закутанная в правду. Габриэль должен был сразу убить первого мужчину вместо того, чтобы играть в его игру. — Позволь мне забрать женщину. Шесть месяцев назад Габриэль предложил забрать женщину Майкла. Чтобы спасти ее от первого мужчины. История повторяется. — Я не могу этого сделать, Женщина для неприкасаемого ангела. — Ты уже видел конец этой игры, Габриэль. Но он не видел конца этой игры… — Ты думаешь, это устроил твой дядя — послать мне женщину, чтобы соблазнить и погубить меня? — насмешливо спросил Габриэль. Это было возможно. Первый мужчина вполне мог организовать увольнение Виктории с ее должности. Он убил всех людей, которых Майкл когда-либо любил. Разрушение еще одной жизни не имело значения для мертвеца. — Я думаю, что ты намного уязвимей, чем тебе кажется. — Фиалковый огонь сверкал в глазах Майкла. — И да, я полагаю, что мой дядя знал это. Габриэль нисколько не сомневался в этом. — Секс был твоим удовольствием, Майкл, а не моим, — прямо сказал он. — Ты лжешь, Габриэль. Габриэль напрягся. Прошло много времени с тех пор, когда кто-либо называл его лжецом в лицо. — Я не советую тебе называть мужчину лжецом, когда в его распоряжении есть пистолет и нож, — тихо ответил Габриэль, — и он искусно владеет и тем, и другим. В глазах Майкла не было страха. — Тогда скажи мне, что ты не хочешь, Габриэль. — Я не хочу этого, Майкл. — Правда вибрировала в голосе Габриэля. — Скажи мне, что ты не помнишь, на что это похоже — пробовать женщину на вкус. Касаться женской плоти, — решительно сказал Майкл. Все еще бесстрашный. Отдаленный удар Биг Бена проник через древесину и стекло. Габриэль вспомнил… мужчин, которых он брал ради денег. Женщин, которых он брал ради компенсации. — Скажи мне, что ты не хочешь женщину, Габриэль. — Боль Габриэля вспыхнула в глазах Майкла. — Скажи это и заставь меня в это поверить. Габриэль не мог это отрицать. Но не мог и признать. — Иди домой, Майкл, — сказал Габриэль. Энн с тусклыми каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами. Энн, которая пожелала ему встретить женщину. — Почему? — с вызовом спросил Майкл. Собираясь остаться. Собираясь умереть. Во имя любви к мужчине, который дважды нацеливал пистолет в его голову. У Габриэля не было необходимости лгать. — Пока ты держишься от меня подальше, А, следовательно, и Майкл. Ни один из них не моргал, не дышал, не двигался. Жар тела Майкла и шоколадный аромат его дыхания окутывали Габриэля. Если он не отступит… Габриэль держал рукоятку ножа в левой руке, слоновая кость грела его плоть, успокаивала его потребность… Между двумя ударами сердца Майкл отступил назад. Габриэль глубоко вздохнул, вдыхая аромат свежезаваренного чая и древесного дыма вместо запаха шоколада. — Именно из-за этого я не получил приглашения? — кратко поинтересовался Майкл. — Возможно. Возможно, Габриэль был не способен написать Майклу приглашение на открытие дома Габриэля, зная последствия своих действий. Или, возможно, он знал, что Майкл проявит большую подозрительность, не получив приглашения, чем получив оное. Возможно, не послав ему приглашения, он еще надежней закрепил за Майклом роль в этой пьесе, о которой не имел никакого понятия. — Ты задержал женщину? Виктория желала Габриэля, но не доверяла ему. Она думала, что он убьет ее. И он должен был так поступить. — Нет. Я не задерживал ее. Прочесывала ли она прямо сейчас его спальню в поисках оружия, чтобы защитить себя? Габриэль убрал самые очевидные, но оружием мог стать любой предмет. Зубная щетка. Ваза. Галстук. Он вспомнил о трости в своем шкафу. При повороте серебряный набалдашник становился рукоятью короткой шпаги. У Майкла была трость с золотым набалдашником вместо серебряного. Обе были сделаны по индивидуальному заказу одним и тем же человеком с единственной целью — убивать. С фальшивой любезностью, задаваясь вопросом, что он будет делать в случае, если Майкл примет его предложение, Габриэль спросил: — Хочешь её увидеть? Майкл видел Габриэля сквозь его притворство. И принял. Как всегда принимал Габриэля. Его прошлое. Его решения… Будучи тринадцатилетним мальчиком; став сорокалетним мужчиной. — Я не позволю тебе умереть, Габриэль, — просто ответил Майкл. — Помни это. Тогда как Габриэль слишком охотно подверг опасности жизнь Майкла. Прежде чем Габриэль успел ответить — наполовину правду или наполовину ложь — Майкл развернулся. Он задержался у стола. Его правый локоть согнулся; одновременно черный фрак натянулся на широких плечах. Он мог потянуться за оружием. Габриэль заставил себя не вскидывать пистолет, чтобы выстрелить первым. Понимая, что слишком близко подошел к краю. Майкл был единственным хорошим качеством, которым когда-либо обладал Габриэль. Белый конверт рассек воздух и приземлился около серебряного подноса на черном мраморном столе. — Это приглашение, Габриэль. — Майкл не обернулся. Он знал опасность, в которой находился. — Мы с Энн собираемся пожениться. Майкл. Энн. С секунду Габриэль не мог дышать. — И какое же имя ты ей дашь, Майкл? — набросился он. — Она будет известна как мадам д’Анж или леди Энн Стердж-Борн? Она будет женой шлюхи или графиней графа Грэнвилла? Было слишком поздно брать назад ранящие слова. Майкл не предъявил прав на титул, который принадлежал ему по закону после смерти дяди. Он не заслуживал мстительности Габриэля. Слова возымели действие, которое Габриэль не был способен совершить ранее: они выставили Майкла из кабинета Габриэля. Дома Габриэля. Жизни Габриэля. Аромат и вкус шоколада задержались в ноздрях и на языке. Майкл выживет без Габриэля, но сможет ли Габриэль выжить без Майкла? Его взгляд уперся в изношенную шерстяную сумочку, покоившуюся на голубой коже. Уличный бродяга не позарился бы на такую. Она бы не стоила и ломаного гроша даже на Сент-Джайлс Стрит, где убогие тряпки распускались на пользовавшиеся спросом нитки. В Виктории был голод, но была также и гордость. Нужны были усилия и терпение, чтобы довести ее до той грани, когда она была вынуждена продать свою девственность. Ее увольнение, возможно, было устроено первым мужчиной. Или, возможно, организованно вторым. Когда она отрицала возможность того, что незнакомец организовал аукцион ее девственной плевы, в ее голосе был протест. Ее письма установили бы, лгала Виктория или говорила правду. Они позволили бы Габриэлю узнать, чего ожидать, когда он откроет дверь своей спальни — актрису. Или убийцу. Женщину, которая полюбила бы мужчину-шлюху. Или женщину, которая убила бы, чтобы спастись от бедности. Они позволили бы ему узнать, будет она жить или умрет. |
|
|