"У самого Черного моря. Книга II" - читать интересную книгу автора (Авдеев Михаил Васильевич)Продолжение одиссеи ЛюбимоваЛюбимов не рассказал тогда, по существу, самого главного — того, что началось после его эвакуации в Севастополь. Во всяком случае, первый вопрос, который он задал, когда очнулся, навестившему его командиру полка Павлову, был — полуутверждением, полупросьбой: — Я должен летать!.. Мне разрешат летать?.. — Будешь летать, дорогой, будешь, — неуверенно выдавил Павлов. Глаза Любимова погрустнели. — Не нужно меня обманывать… Разве без ног полетишь… Я слышал, сестра сказала кому-то: «Отлетался»… Это, наверное, обо мне… — Это тебе показалось. — Павлов встал с кровати. — Я только что говорил с врачом. До заражения крови не дошло: это была главная опасность. Может быть, — сказал врач, — удастся спасти и раздробленную ногу. Главное сейчас — набраться сил, подлечиться… А там снова в небо. — Ну, дай бог! — Любимов и верил и не верил. Павлов почувствовал его состояние. — Вот тебе слово командира полка и просто товарища: выйдешь из госпиталя — получишь истребитель. Новенький… — Я и на стареньком могу, — счастливо улыбнулся Любимов. Впрочем, «спокойно набираться сил» никто в госпитале не мог. Слишком не подходили эти мирные слова к тому, что происходило вокруг. Кто из них мог спокойно лежать на койке, зная, как истекает кровью Севастополь, как отчаянно держатся его близкие рубежи! Скрыть все это от раненых было невозможно: каждый день в палатах появлялись матросы и солдаты «оттуда», с передовой. Однажды утром капитан-лейтенант с забинтованной головой вызвал сестру. — Мы — не маленькие, сестричка. Мы — солдаты!.. Мы требуем, чтобы с сегодняшнего дня нам читали сводки, приносили газеты. В тот день Военный совет Черноморского флота обращался к защитникам Крыма: «Товарищи краснофлотцы, красноармейцы, командиры и политработники! Врагу удалось прорваться в Крым. Озверелая фашистская свора гитлеровских бандитов, напрягая все свои силы, стремится захватить с суши наш родной Севастополь — главную базу Черноморского флота. Товарищи черноморцы! Не допустим врага к родному городу! Сознание грозной опасности должно удесятерить наши силы. Еще теснее сплотимся вокруг партии… Сталинские соколы — летчики Черноморского флота! Сокрушительным шквалом металла поражайте вражеские танки, артиллерию, пехоту. Бейте в воздухе и на земле фашистских стервятников, мужественно защищайте родной город от вражеских сил! Военные моряки Черноморского флота! Деритесь так, как дерутся бойцы Красной Армии на подступах к Москве, как дерутся славные моряки Кронштадта, полуострова Ханко и на подступах к Ленинграду…» Кончив читать, сестра сообщила: — Есть решение Военного совета: тяжелораненых эвакуировать на Кавказ. Кругом зашумели. — Не выйдет! — Не поедем! — Не имеете права! Сестра вздохнула: — Я же сказала — тяжелораненых. Но шум только усилился. Видя, что уговоры не помогут, сестра избрала другую тактику. — Я думала, вы сознательные бойцы. В Севастополе не хватает врачей. Нам нужно быстрее возвращать в строй тех, кто сможет драться через неделю-другую. Кроме того, здесь нет необходимых препаратов. Лежать тяжелобольным здесь — значит увеличивать срок лечения. Этого ли вы хотите?.. Такое прозвучало как оскорбление. В палате наступила тишина. — Если вы хотите скорее вернуться в строй, нужно ехать на Кавказ… На Любимова уговоры не действовали. Только когда он узнал из записки комиссара, что, во-первых, это — приказ, а во-вторых, весь полк перебазируется туда же, он вынужден был согласиться… Там, недалеко от Дарьяльского ущелья, в госпитале, он встретил товарища по фронту — майора Яшкина, однополчанина, командира эскадрильи. Его подожгли в бою на другой день после катастрофы с Любимовым. Лицо в страшных ожогах, запекшиеся кровью бинты — таким предстал перед Иваном Степановичем летчик, про которого в полку говорили: «Он в театре красну девицу играть может». — Вместе веселее, — грустно сказал Яшкин. — Тебе все кланяются. Правда, парламентер, то есть я, выглядит для столь торжественного случая неважно, но «се ля ви» — такова жизнь, как говорят французы… Впрочем, я зубоскалю, сам не знаю для чего. Тебя не развлечешь, и у самого на душе кошки скребут. Такая война идет, а нас уже выбили… — Это мы еще посмотрим, — огрызнулся Любимов. — Это мы еще посмотрим, Яшкин, выбили нас или нет… Вот только бы скорее выбраться из этого постылого госпиталя. — Все может быть, Иван Степанович, — покорно согласился Яшкин. — Все может быть… Только не дадут нам больше летать. — Дадут! — Куда уж там, — летчик взглянул на свои бинты и бинты Любимова. — Впрочем, говорят, медицина теперь делает чудеса… Яшкин замолчал. — Хватит гадать на кофейной гуще! Расскажи лучше, как там… в полку… — Всякое в полку… Очень за тебя волновались. Ныч, комиссар наш, самую настоящую конференцию собрал. Разбирали твой бой… С Шубиковым тоже беда… — Что такое?! — обеспокоенно спросил Любимов. Участник боев в небе Испании, еще в то время награжденный орденом Красного Знамени Шубиков был гордостью Черноморского флота и любимцем полка. Его знал каждый мальчишка Керчи, Севастополя, Новороссийска. — Ты знаешь, что командир оберегал его. Не давал летать в самое пекло. А тот, видимо, понял, обиделся. А тут как раз и задание: в тыл, на уничтожение немецких пушкарей. На подвес — Литвинчука и Данилина. А кого на прикрытие? Для полетов в тыл противника мы приспособили тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Подвешивали к нему два, три самолета И-16. Они летели как «пассажиры», сохраняя горючее. В расчетном месте отцеплялись, наносили штурмовой удар и возвращались домой, своим ходом. — Тут Шубиков и насел на командира полка, — продолжал рассказывать Яшкин, — отпусти да и только. Одним словом, упросил. Полетел прикрывать Литвинчука и Данилина… — И что же? — Данилин и Литвинчук атаковали батарею. А Шубиков отошел в сторону расположенного рядом немецкого аэродрома, блокировал его, не давал взлетать истребителям. — Да не тяни ты! Вернулся Шубиков? — задыхаясь, проговорил Любимов. — Нет… Данилин и Литвинчук искали его, пока хватило горючего. Потом мы обшарили все вокруг. Во время этих поисков я и столкнулся с «мессером». Подбил его. Но и мне досталось. Посадил машину всю в пламени. Ребята из кабины вытащили. А то бы сгорел. — А Шубиков? — тихо спросил Любимов. — Его сбили… Гибель друга потрясла Любимова. Многое пережил он. Многое выдержал. Но это известие до краев переполнило чашу… Наутро у него резко поднялась температура. |
||
|