Аркадий Аверченко Мартов и Абрамович

Существуют на свете два молодых человека — прекрасных, как майское утро, и обаятельных, как принцы из волшебной сказки… Это — Мартов и Абрамович. Они — эсдеки. Они издают газету "Социалистический Вестник". И носятся слухи, что эту газету даже кто-то читает. Летом ее тираж больше, зимой меньше. Летом, как известно, разводятся мухи — этот бич населения. И вот, если разложить на столе "Социалистический Вестник", он через час почернеет от дохлых мух. Очень полезно. Если же подойти к этой газете, как к материалу для чтения, то у читателя получается ощущение, какое, вероятно, бывает у голодной собаки, когда озорной мальчишка дает ей проглотить кусок сала, привязанный к крепкой бичевке, и потом начнет подергивать за другой конец бичевки. Я полагаю, что собака в этом случае питает страстное желание вывернуться наизнанку, только чтобы избавиться от навязанного ей ощущения. Те же эмоции испытывает и читатель, решивший проглотить одним духом соблазнительное издание Радика и Дудика — Мартова и Абрамовича.

Однажды я прочел в этой газете энергичный и трогательный протест против расстрелов, практикующихся советской властью. Мартов и Абрамович категорически утверждали, что расстрел эсдеков — возмутительный произвол, и что эсдеков большевики расстреливать не имеют права. О не-социалистах ничего не было сказано: значит, их расстреливать можно. Протестовали и правые эсеры против расстрелов правых эсеров, и левые эсеры протестовали тоже — против расстрела левых эсеров. Вышло как-то так, что меня — не эсдека и не эсера — может всякая каналья расстрелять, и ни эсдек, ни эсер даже не почешется. Так как я человек беспартийный, то я собираюсь сузить этот принцип еще больше: меня зовут Аркадий, и я накатаю обращение ко всему миру с протестом против расстрела всех Аркадиев. Раз человек носит поэтичное имя: Аркадий — не трожь его, скотина! Расстреливай Геннадиев и Апполинариев, если уж так тебе приспичило. Другие человеки тоже могут организоваться по своим отличительным признакам: брюнеты напишут протест против расстрела брюнетов, рыжие станут грудью за рыжих, косоглазые за косоглазых и привычные кретины за… Впрочем, последнего не надо. Уже сделано.

Однако, как говорят французы — "вернемся к нашим баранам" — к Мартову и Абрамовичу. Итак, они энергично протестуют: против расстрелов эсдеков, против удушения эсдековской прессы и против невключения эсдеков в число правящего класса. А представьте вы себе такую картину: сидят Мартов с Абрамовичем у себя в редакции, тихо, мирно испускают "Социалистический Вестник" — вдруг является депутация русских мужичков и, повалившись в ноги, голосит: — Земля наша очень велика и обильна, большевики вырезаны — придите княжить и володеть нами! Пражские эсеры позеленеют и лопнут от зависти, что не их пригласили править, но Мартову и Абрамовичу уже не до них: мало ли какие бедные родственники корчатся по передним царственных домов.

— Наша взяла! — радостно гаркнет Мартов, и тут же покосится на Абрамовича, подумав: "Эх, хватил бы тебя паралич — можно бы тогда начать устраиваться без компаньонов!"

А Абрамович крепко пожмет Мартову руку, и мелькнет в его светлой голове мысль:

— Эх, не руку бы тебе так сжать, а горло! Ведь, знаю, поеду в Москву — сейчас же за мной потащишься!

Но наружно оба будут сиять и, ужимая коленами пухлые чемоданы, пообещают делегации:

— Раз вы передаете власть в наши эсдекские руки — всякий произвол и насилие прекратятся! Долой гнет печати, долой расстрелы и Че-ка!..

Вот и Москва развернула свои пышные красоты перед двумя новыми Рюриком и Синеусом.

— С чего ж мы начнем? — спросил деятельный Абрамович.

— Надо составить коалиционное правительство!

Мартов поморщился:

— Значит, с эсерами и кадетами?

— С какой радости? Что у нас, меньшевиков мало, что ли? Составим коалиционный кабинет из меньшевиков левых, меньшевиков правых и меньшевиков так себе.

Пришел Абрамович к Мартову — лица на нем нет:

— Вы послушайте, какое хамство! Эсеры ругательски изругали нас в своей газете за то, что мы их не включили в кабинет! Можете представить — меня назвали бездарным слизняком! По-моему, эту их паршивую газету нужно закрыть навсегда!

— Ну, положим, — усмехнулся Мартов, — это недостаточный мотив для закрытия.

— А про вас написали, что вы пузатый Калигула с темпераментом скопца-менялы!

— Гм… да. Тогда мотивы для закрытия, пожалуй, достаточны. Заготовьте ордерок.

Снова прибежал Абрамович к Мартову — снова лица на нем нет. Вместо лица — трагическая маска.

— Послушайте! После закрытия нами эсеровских и кадетских газет — эти каторжники совсем на стену полезли: получил сведения, что они организуют заговор с целью нас свергнуть.

— Кукиш с маслом! — воскликнул, с царственным жестом, Мартов. — Нам нужно создать особый орган, который следил бы за общественной безопасностью и раскрывал заговоры.

— Чрезвычайную Комиссию?

— Дубовая голова! Разве можем мы воскрешать Че-ка, вызывать к жизни мрачные страницы большевизма? Нет, нужно создать Обыкновенную Комиссию.

— Значит, Об-ка?

— Об-ка — это звучит спокойно и безобидно.

Через год за границей встретились двое русских.

— Вы каким образом из России?

— Бежал от ужасов Об-ка.

Я не моралист, но я только хотел доказать читателям — что такое партийная власть. Всякий человек, говорящий «А», неизбежно произносит и следующую букву… Когда расстреливают всю Россию, а Черт Иванович протестует только против расстрела Чертей Ивановичей, такой человек у власти будет самым сугубым Нероном, только без его умения играть на цитре. Партийные люди напоминают бездарных, с болезненным самолюбием, актеров. А ведь сказано: — Не всякий император на месте Нерона был бы актером, но всякий актер на императорском месте будет Нероном.