"Последнее искушение дьявола, или Маргарита и Мастер" - читать интересную книгу автора (Иванов-Смоленский Валерий)

Глава двадцать пятая 2.4. Москва. Февраль 1936 года

Москву трепал ночной колючий северо-западный ветер. Стихшая было к полуночи метель, завьюжила с новой силой, неся мириады мелких, сверкающих в полнолунии, снежинок, хороводы которых, то взмывали вверх, то крутились водоворотом, то падали резко вниз, наметая причудливые сугробы. Редкие огни уличных фонарей и еще более редкие светлячки окон домов придавали снежной круговерти вид фантастический или сказочный.

Крытый шестиместный автомобиль ГАЗ-А, в просторечии «газан», один из первенцев советского автомобилестроения, поминутно буксуя в волнообразных сугробах и нещадно дребезжа изношенным металлом, продвигался по узенькой улочке, плотно застроенной деревянными домами, обшитыми крашеными досками. В многочисленные щели обшарпанного кузова и расхлябанных дверей задувал мерзлистый, колкий льдистыми снежинками, ветер, заставляя сидящих в нем людей, одетых в длиннополые темно-синие шинели с малиновыми квадратиками на широких воротниках, поеживаться и зябко потирать руки в серых нитяных перчатках.

Оперативная подвижная группа Горупра Рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР осуществляла ночное патрулирование в районе предполагаемого базирования банды, которой было дано кодовое название «Черная кошка».

Уже три месяца Москву лихорадило от многочисленных слухов о деятельности неуловимых бандитов, оставляющих на местах своих злодеяний маленькие картонные квадратики с типографским изображением черной кошки со вздыбленной шерстью, изготовившейся к прыжку. Обывательская молва приписывала им бесчисленные преступления, начиная от ритуальных убийств зажиточных дельцов, разбогатевших во времена НЭПа, а, ныне, затаившихся до лучших времен, и заканчивая разбойным нападением на Оружейную Палату, с похищением бесценной русской реликвии — Шапки Мономаха.

Банда действительно существовала, и криминальные деяния совершала, но ограничивалась ночными налетами на учреждения, обладавшие массивными сейфами, содержащими обычные советские дензнаки. С виду несокрушимые стальные хранилища вскрывались неведомыми «медвежатниками» с тыльной стороны, как обычные консервные банки. Последними объектами их нападений были кустарная артель «Прометей» и Московское высшее техническое училище имени Баумана.

Причем во всесоюзной высшей школе элиты советской инженерии была похищена крупная сумма в иностранной валюте, предназначенная для заграничных командировок молодых перспективных ученых. При этом были убиты сторож и стрелок военизированной охраны.

Это переполнило чашу терпения возглавлявшего Московский горком ВКП (б) Н. С. Хрущева. Приглашенный к нему начальник московской милиции возвратился с лицом, цвета школьного мела, трясущимися мелким тиком губами и пропахший сложной смесью коньяка и валерьянки и лично продиктовал, вызванной ночью машинистке, распоряжение о ежедневном ночном рейдировании районов Тишинского рынка и Марьиной Рощи. Целью его было задержание бандитов, вышедших на свой преступный промысел, либо возвращение с него в свое логово.

Означенные места, издавна пользовавшиеся недоброй славой, и сейчас являлись пристанищем всякого рода опасного люда, находящегося в противоречии с требованиями уголовного кодекса и прочих государственных установлений, направленных на борьбу с поднявшим вновь голову криминалом. Работники милиции рисковали появляться в этих краях лишь до зубов вооруженными и в составе организованных мобильных групп.

Вот и сейчас, проезжая по несчетным проездам Марьиной Рощи, в которых и намека не было на уличное освещение и не светилось ни одно окно, все четверо сжимали ледяные рукоятки маузеров, заставляющие холодеть и, без того, зябнущие руки. У водителя, остервенело крутившего баранку обеими руками, маузер лежал на сиденье, слегка придавленный бедром.

Лишь разбавленный мятущейся пургой свет полной луны, да зажженные фары видавшего виды «газана» помогали ориентироваться в паутине этих, казавшихся безлюдными, кварталов приземистых одноэтажных, порой, кособоких и убогих строений.

Стреляя глушителем и задыхаясь надсадным кашлем двигателя, автомашина медленно переваливалась по сугробам. При повороте в очередной проулок, фары вдруг вырвали из темноты прямо метрах в пяти от патруля нескольких человек, воровато пробиравшихся через снежную муть.

Идущие сразу остановились, и тогда стало видно, что двое из них придерживают, а, точнее, волокут под руки, совершенно голого, бледного до мертвенной синевы, бородатого человека, с длинными спутанными волосами. Сзади, чуть сбоку, ковылял, слегка сгорбившись от пронзающего ветра, исполинский черный кот, ростом, без малого, с невысокого человека. Глаза его в лучах фар тотчас вспыхнули немигающими ярчайшими изумрудами.

— Черт возьми, что за… — коротко, а, возможно, и еще короче и покрепче, выразился сидевший на переднем сиденье старший группы с кубарями лейтенанта на петлицах. Человек, весьма бывалый, он, тем не менее, оторопел и на какие-то мгновения оцепенел.

— Банда… Ритуальное убийство… «Черная кошка»… — после некоторой паузы разом загомонили сзади опера.

— Тихо! Тормози! Все из машины! — гаркнул старший, левой рукой открывая дверцу автомашины, а правой, поднимая маузер на уровень глаз.

Но водитель и без того уже вдавил в пол педаль тормоза и нашаривал рукой оружие, правда, почему-то под другим бедром.

Злоумышленники, вероятно, растерявшись от неожиданной лобовой встречи, также застыли на месте.

Один из них, очень высокий, в длинном черном пальто, расчерченным в крупную клетку светлыми полосами и такой же расцветки, цилиндрической формы головном уборе, напоминавшим нечто среднее между шляпой и котелком, поднял локоть, закрывая глаза от бившего в них света.

Второй, про которого можно выразиться — косая сажень в плечах, однако небольшого роста, одетый в овчинный полушубок и лохматый собачий треух, сразу же пригнулся и опасно набычился, выказывая готовность к отпору.

Кот, казалось, от неожиданности развел лапы в стороны и слегка присел, как бы, готовясь сесть в снег.

— Руки вверх! — старший группы уже выпростался из машины и водил стволом маузера от длинного к плечистому.

Сразу же, будто дождавшись команды «старт», коренастый и кот пырснули по сторонам, уйдя от лучей фар в зону темноты.

— Сучков, Рыжов — за бандюком! — владел уже ситуацией старший, — Нигматуллин — за… — он слегка помедлил и уверенно закончил, — за переодетым в животное!

Трель милицейского свистка вспорола бросающуюся снежной крошкой ночь.

Клетчатый бандит вверх руки не поднял, но и убегать не пытался, придерживая двумя руками соскальзывающее в снег обнаженное тело жертвы.

Командир опергруппы подскочил к нему, привычно заломил руки за спину, сноровисто стянул их обрывком веревки и толкнул его в сторону водителя, немедленно взявшего связанного на мушку. Сам же стянул с головы форменную шапку-ушанку со звездой и приник ухом к груди упавшего голого человека.

Ба-бах! — почти слитно ударили в стороне бежавшего бандита выстрелы, приглушенные вьюжной пеленой. А затем еще раз — бах!

— Кажется, сердце бьется… В больницу Остроумова, его, — скомандовал лейтенант водителю, укладывая потерпевшего на заднее сиденье.

Автомобиль фыркнул, буксанул, разворачиваясь, и скрылся в снежном мраке.

— Ну, кто такой? — фонарик высветил вначале блеснувшее треснутое стеклышко пенсне и, ничего не выражающий, другой пустой глаз в оправе без стекла, а затем опустился на кривоватый, будто ухмыляющийся, рот.

Задержанный оторопело молчал.

— Документы у тебя есть?

Злоумышленник в клетчатом вновь не ответил, лишь рот его скривился еще больше, став почти вертикально.

— Отвечай! — лейтенант ткнул ему маузером в подбородок, но внезапно ощутил… нет — не боязнь, а какую-то свою беспомощность в этой черной непроглядной, мятущейся снежными вихрями, ночи. Видавший виды опер явственно ощутил холодок, прокатившийся от затылка по спине, и застывший на пояснице неожиданной струйкой пота.

Рука с маузером отдернулась от подбородка неизвестного, и оперативник отступил на шаг назад, продолжая освещать его фонариком. Луну заслонила небольшая тучка и, помимо гнетущей тишины, на проулок опустилась кромешная тьма, метель давала о себе знать лишь колючим градом снежинок, молотивших по правой стороне лица.

Не то, чтобы тертому розыскнику было неведомо чувство страха. В еще недолгой его службе случалось всякое — и смерть смотрела на него сквозь дульный срез бандитского обреза, и память хранила тусклый отблеск подлой заточки, беззвучно входящей в его шею, и… Служба предоставила ему возможность испытать многое и ощутить полный набор, присущих человеку свойств, но сейчас это было ощущение совершенно иного рода.

Наверное, это можно было сравнить с последней мыслью комара, погружающего свой хоботок в чужую плоть и спиной, почувствовавшего, что на него летит удар в сотни тысяч раз сильнее, чем требуется для разрушения его телесной оболочки и избежать его уже невозможно. Оперативник попытался сделать еще шаг назад, но нога не послушалась, намертво вцепившись сапогом в заснеженную землю, липкие ручейки пота стекали из-под шапки по бровям, прокладывая бороздки на замерзших щеках…

— Ты, что же, мусорок поганый, хочешь, чтобы я тебе сразу запел? — треснутый переливчатый тенорок задержанного ворвался в уши, и ощущение безысходности сразу пропало.

— Отпустило… — не успел порадоваться розыскник, как послышался приглушенный топот нескольких ног.

Тучка сдвинулась с яркого лунного диска и за спиной связанного бандита, в сразу заискрившейся снежной круговерти, замаячило несколько приближавшихся неясных фигур.

— Стой! — закричал старший группы надтреснутым голосом.

— Это мы, старшой! Свои! — трое его подчиненных возвращались пустыми, видимо не сумев догнать убегавших злоумышленников.

— Стрелял кто?

— Я стрелял, — сказал, казавшийся смущенным Сучков, — только разве попадешь тут… Больше для страху. Чтоб остановился.

— Увертливый он… Да, и темень, — подтвердил Рыжов, поправляя сползшую на лоб ушанку, бывшую ему великоватой.

— Не очень то они и гнались, — ясно прозвучал в голове лейтенанта чей-то язвительный голос, — этот стрелял вверх, сразу за ближайшим домом, а потом выжидали с напарником и даже успели покурить.

Старший группы досадливо мотнул головой, отгоняя дурацкое наваждение.

— А, что этот, переодетый котом?

В разговор вступил низенький Нигматуллин, со скуластым лицом и узкими глазами, — я за ним бежал… А он… Шмыгнул в сугроб и пропал.

— А этот татарин, — не отставал язвительный голос, — присел за сугробом у забора, да, так и просидел там все время. А, кот, кстати, настоящий.

Лейтенант с подозрением глянул на задержанного, не он ли чудесит?

Но клетчатый бандит равнодушно смотрел в сторону, не проявляя никакого интереса к разговору оперативников, и лишь дергал кончиком носа, пытаясь поправить свое сползающее одностеклышковое пенсне.