"Мои покойные жёны" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)Глава 10Желтоватое небо быстро темнело. На востоке слышался шепот моря. Отель «Кожаный сапог», обращенный фасадом к полю для гольфа, а тылом к маленькому мысу над пляжем, находился у шоссе, изгибающегося вокруг дальнего края поля. Широкий, приземистый и обшарпанный дом был погружен в темноту; лишь полоска призрачного света проникала наружу сквозь открытые парадные двери. Берил, чей зеленый костюм трепал ветер с моря, неподвижно стояла перед этими дверями, когда Деннис догнал ее. Его ноздри ощущали холод вечерней росы, а может быть, холод смерти. — Если бы это была пьеса, — неожиданно заговорила Берил, — я могла бы точно сказать тебе, что мы увидим внутри. — Ты имеешь в виду, что одна из сцен пьесы происходит в… — Да, в сельском отеле. Буль это пьеса, я описала бы тебе каждую деталь — вплоть до толстого рыжеватого официанта. — Слушай, Берил, ты должна взять себя в руки! Не входи туда! Но она уже вошла в отель. Они оказались в просторном салоне с низким потолком и шаткими плетеными креслами, тускло освещенном несколькими бра. Стеклянный люк над баром был наглухо закрыт. Открытая дверь слева вела в темную курительную; в нише задней стены виднелись свежевыкрашенные двери с надписью «Столовая», а справа находился столик администратора. Место выглядело по-военному строгим, и бра казались слегка неуместными. В одном из плетеных кресел сидела мисс Дафни Херберт. А в центре салона, глядя на пришедших, стоял толстый рыжеватый официант. Есть великолепный рассказ о человеке, которому год за годом снится один и тот же кошмар и которого охватывает ужас, когда этот кошмар превращается в реальность. Такой же ужас ощутил Деннис Фостер, бросив чемоданы на пол. Очевидно, командор Ренуик еще не вернулся из Олдбриджа. Официант, не ожидавший гостей, вопросительно смотрел на них. — Да, мисс? Да, сэр? — Мы хотели бы повидать мистера Рэ… мистера Эджертона. — Берил спешно поправила себя, назвав вымышленную фамилию, которую использовал Брюс. — Мы его друзья из Лондона. — Мистера Эджертона сейчас нет, мисс. — Голос официанта стал суровым. — Эта молодая леди тоже ждет его. — И он кивнул в сторону Дафни Херберт. Дафни, на которой теперь было коричневое шерстяное пальто с поднятым воротником, сидела у пустого камина возле двери в курительную. Деннис, наблюдая за ней краем глаза, видел, как она вздрогнула, услышав слова Берил. Девушка повернула к пришедшим хорошенькое личико, обратив на вошедших серые глаза, способные производить столь деморализующий эффект, потом, словно нехотя, встала и подошла к ним. — Прошу прощения, — заговорила Дафни. — Но вы сказали, что вы… друзья мистера Эджертона? — Совершенно верно, — отозвалась Берил, бросив на нее быстрый взгляд. Эмоциональная температура в холле подскочила на несколько градусов. — Понятно, — пробормотала девушка. Деннис знал, в чем дело. Дафни была слишком робкой и хорошо воспитанной, чтобы спросить: «Кто такой на самом деле мистер Эджертон?» Она представить себе не могла, как тактично затронуть эту тему, хотя вопрос буквально светился в ее глазах, окрашивал лицо и был готов сорваться с губ. — Где комната мистера Эджертона? — спросила Берил у официанта. — Комнаты мистера Эджертона, — поправил ее официант, — наверху, в конце северного крыла. Но его сейчас нет. — Тогда мы поднимемся и подождем его там, — сказала Берил. — Мы очень старые друзья. Она улыбнулась Дафни, которая собиралась отойти, но застыла как вкопанная. Прежде чем Берил направилась к маленькой лестнице, между двумя девушками словно проскочил электрический разряд, свидетельствующий скорее не о накале эмоций, а о зарождающемся понимании. Деннис подумал, что Дафни собирается последовать за ними. Но эта идея явно казалась ей настолько нарушающей приличия, что она всего лишь проводила их взглядом. Поднимаясь по ступенькам в удушливую атмосферу верхнего коридора, Деннис не отводил взгляда от девушки с русыми волосами, поблескивающими в тусклом свете бра, в чьих глазах светилось удивление, смешанное с ревностью. — Это новая Энджела Фиппс, — пробормотала Берил. — Дочь священника. Неужели ты не видишь? — Спокойно! — Г. М. сказал правду, Деннис? Брюса действительно не смогут осудить, если… если он убил эту женщину в Торки? — Да. Старый маэстро (теперь я понимаю, почему его так называют) абсолютно прав. Брюса наверняка бы оправдали. Я просто не думал об этом. Конечно, — быстро добавил он, — если Брюс в самом деле… — Они так считают, верно? Двери пустых спален, похожих на выпотрошенные раковины, были открыты. Пробираясь ощупью в темном северном крыле, Берил задумчиво остановилась у второй двери от конца коридора и постучала в нее. Ответа не последовало. Она открыла дверь в темную безмолвную комнату с окнами, выходящими на поле для гольфа, за которыми виднелось небо с остатками желтизны, нащупала выключатель слева и повернула его. Это была типичная гостиная Брюса, серо-голубая от ковра, дымчатых портьер и стен. В одном углу стояла сумка с клюшками для гольфа. На письменном столе лежала куча вскрытых писем, очевидно еще не получивших ответа, так как рядом находилась портативная пишущая машинка в пыльном чехле и с прикрепленным именным ярлычком. «Радио таймс», «Нью-Йоркер» и толстая книга под названием «Гений и преступник» валялись на серо-голубых креслах и диване, как будто кто-то по очереди занимал каждый из упомянутых предметов мебели. У камина стоял столик с телефоном. — Брюс! — вскрикнула Берил. Деннис невольно вздрогнул. — Какой смысл кричать? Официант ведь сказал, что его нет. — Он здесь, — возразила Берил. — Я это знаю. Брюс! Они услышали скрип половицы за закрытой дверью справа, очевидно ведущей в спальню Брюса. Секунд через пять ручка повернулась. Брюс Рэнсом в том же шелковом халате, в котором они видели его в прошлый раз, вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. Никто не произнес ни слова. На лице Брюса застыло любезное выражение. Как мистер Херберт назвал его лицо? Монгольским! Действительно, в выпирающих скулах и узких глазах ощущалось нечто татарское, контрастирующее с добродушным английскими ртом и подбородком. Но их внимание привлекло не это. На левом виске Брюса виднелся пурпурный распухший след от удара. Брюс подошел к маленькой каминной полке из голубого мрамора, в которую была вмонтирована электрическая горелка, взял сигарету из пачки на полке и спичку из коробка, зажег сигарету и бросил спичку в камин. — Привет, — поздоровался он наконец. Берил по-прежнему молчала. Деннис Фостер по непонятной ему причине чувствовал, что его нервы дергаются, как рыба на крючке. Берил так пристально смотрела на ушиб на виске Брюса, что тот был вынужден обратить на это внимание. — Ах это? — Он прикоснулся к виску и засмеялся. — Я всегда был неуклюжим быком, Берил. Должно быть, выпил лишнего в баре, вот и ударился о дверь в спальню… — Брюс, — прервала девушка, — почему ты лжешь мне? Последовала долгая пауза. — Лгу тебе, ангел? — Ты заработал эту ссадину, так как кто-то швырнул в тебя камнем. Почему ты лжешь? — Ах вот оно что, — пробормотал Брюс, как будто ожидал чего-то другого. Он продолжал улыбаться, но его взгляд стал напряженным. — Я, как обычно, переиграл свою роль, ангел. А все потому, что здесь не было тебя, чтобы руководить мною. — Да, — согласилась Берил. — Ты переиграл свою роль. — Она открыла сумочку, достала сложенный лист бумаги и прочитала вслух: — «Приезжай сюда как можно скорее. Не могу объяснить в письме, но у меня неприятности. Ты мне нужна». — Не обращай на это внимания. — Брюс быстро затянулся сигаретой. — Я написал это однажды ночью, когда был в депрессии. Этот чертов «эксперимент»!.. — Да, эксперимент, — сказала Берил. — Если ты действительно просил девушку бежать с тобой и выйти за тебя замуж, то не кажется ли тебе, что игра зашла слишком далеко? Брюс не стал спрашивать, откуда она это знает, а ответил с присущей ему искренностью, сомневаться в которой было невозможно: — Я влюблен в нее. На сей раз все по-настоящему. Я чувствую себя неоперившимся юнцом восемнадцати лет. Она просто удивительная… Снова сделав затяжку, Брюс подошел к дивану. Его взгляд упал на «Гения и преступника», и он швырнул книгу через комнату, потом сел, опершись локтями на колени и поддерживая руками голову. — Я знаю, Берил, что я паршивый пес. Мне следовало написать тебе. Дафни даже стащила у отца машинку, чтобы я мог отвечать на письма. Но ты же знаешь меня… — Да, — кивнула Берил. — Теперь знаю. — И ты, Деннис, тоже был прав. У Денниса пересохло в горле. Он с трудом выносил неестественное спокойствие Берил. — Я был прав, Брюс? В чем? — «Нельзя так играть с человеческими жизнями и эмоциями». Помнишь, как ты сказал мне это в моей уборной? И это действительно невозможно! — Брюс ударил кулаком по колену. — Теперь я убедил всех здесь, включая родителей любимой девушки, что я — Роджер Бьюли!.. — Так почему бы тебе не объяснить им, что это не так? — осведомилась Берил. Брюс изучал свой сжатый кулак. — Потому что я не могу! — Почему не можешь? — Не могу, и все! По крайней мере, сейчас. Чтобы опустить занавес достойно, оправдать себя и… — Его левая рука, держащая сигарету, повисла в воздухе. Он снова яростно затянулся дымом, отчего у него, вероятно, закружилась голова, и жалобно произнес: — Вы не понимаете. — Не понимаем, Брюс? — Старик меня ненавидит, черт бы его побрал! Какое право он имеет диктовать Дафни, что ей делать? Он всего лишь жалкий деревенский сквайр и мировой судья — все деньги принадлежат матери Дафни. Но я не хочу рассказывать будущим тестю и теще, что я водил их за нос, если, конечно, не смогу закончить свой спектакль достойно, чтобы они меня простили. Берил, Дафни напугана до смерти. Она говорит, что видела, как отец чистит револьвер, словно в скверной мелодраме. Конечно, если он попробует играть со мной в такие игрушки, я нокаутирую его одним ударом, но мне бы этого не хотелось. Командор Ренуик велел мне к понедельнику выехать из отеля. Даже этот осел Читтеринг… — Тогда почему бы тебе не рассказать им все, Брюс? — Ангел, сколько раз мне повторять? Я не могу! Утром я уже готов был бросить эту затею. Но не сейчас. — Почему? Через секунду произошло нечто, от чего кровь похолодела в жилах Денниса Фостера. Поднявшись, Брюс протянул руку к Берил. На его лице, словно вылепленном из воска, снова появилась улыбка. Это была улыбка раскаяния, умоляющая о прощении, но в то же время принадлежащая человеку, которого никто не понимает. — Потому что, — ответил Брюс, — в моей спальне мертвая женщина. |
||
|