"Мои покойные жёны" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 2

Сентябрьским вечером, когда уличные фонари снова сияли, отмечая конец войны с Гитлером, мистер Деннис Фостер направлялся по Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд к театру «Гранада».

Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд — не слишком вдохновляющая улица. Задняя стена Национальной галереи с ее слепыми окнами, замаскированная кирпичами статуя Генри Ирвинга,[3] и еще не снесенное бомбоубежище служили малоприятными напоминаниями.

Однако свет фонарей, даже спустя несколько месяцев казавшийся чудом, все изменил. Они создавали ощущение карнавала после долгих черных лет. И молодой мистер Деннис Фостер, младший партнер адвокатской фирмы «Макинтош и Фостер», двигался вперед все более бодрым шагом.

«Я выгляжу довольным, — говорил он себе. — А я не должен выглядеть таковым. Это глупо».

Ибо он шел в театр «Гранада» не смотреть пьесу, которую видел несколько раз за два года ее пребывания в репертуаре, а по просьбе режиссера, мисс Берил Уэст, и собирался повидать за кулисами своего друга — одного из ведущих молодых актеров английской сцены, — после чего пойти с ним в ресторан «Айви».

«Это означает видеть жизнь!» — думал Деннис.

Он был стойким консерватором, членом Реформ-клуба, одним из тех, кто «смотрит на мир с тревогой». От мягкой фетровой шляпы до портфеля и зонтика Деннис был настолько «правильным», насколько это может обеспечить воспитание. Царство сцены было для него странными опасными джунглями, наполненными романтикой и блеском, которые он не вполне одобрял. Честно говоря, его можно было принять за напыщенное ничтожество.

Но это не было правдой. Деннис Фостер, недавно демобилизованный из Королевского флота после ран, полученных во время службы на трех эсминцах, возможно, был излишне серьезным, но при этом настолько честным и искренним, что все любили его и доверяли ему.

В глубине души, признавался себе Деннис, он был доволен своим знакомством с миром театра, как и знакомством с настоящим старшим инспектором Скотленд-Ярда. Но в этом было нечто озадачивающее. Например…

Театр «Гранада» находился рядом с театром Гаррика.[4] Выше железного навеса над дверью в фойе бросались в глаза белые металлические буквы: «БРЮС РЭНСОМ В «КНЯЗЕ ТЬМЫ». К полинявшим афишам была приклеена по диагонали узкая полоска бумаги с надписью: «Последний спектакль 8 сентября». А внизу афиши, под всеми прочими именами, было указано: «Режиссер БЕРИЛ УЭСТ».

— Привет, Деннис! — окликнул женский голос. Берил, выглядевшая слегка обеспокоенной, поджидала его у входа в фойе.

Деннис никак не мог свыкнуться с мыслью о женщине-режиссере. Он воображал представителей этой профессии нервно расхаживающими взад-вперед по проходам и рвущими на себе волосы от ярости (что они, видит бог, часто проделывают). Но, однажды посетив репетицию, он был удивлен спокойной деловитостью, с которой эта миловидная девушка управляла Брюсом Рэнсомом.

— Дело в том, что я его понимаю, — объяснила она. — Он сущий ребенок.

— Только не говори это при Брюсе.

— Можешь не волноваться.

Часы на церкви Святого Мартина в Поле показывали без четверти девять — время, когда зрители еще не покинули театры. При бледном свете фонарей Черинг-Кросс-роуд была такой тихой, что Деннис мог слышать радио в аркаде развлечений между театром Гаррика и «Гранадой». Он быстро подошел к Берил.

Ее лицо частично оставалось в тени на фоне света в выложенном мраморными плитками пустом фойе позади. На плечи Берил было наброшено легкое пальто, а густые черные волосы повязаны косынкой по сельской моде. Темно-голубые, широко расставленные глаза слегка выпуклы, как у всех людей с развитым воображением. Мягкий подвижный рот мог выражать множество эмоций.

Берил была в высшей степени импульсивной особой. Казалось, она никогда не пребывала в состоянии покоя. Об этом свидетельствовали ее руки, быстрые глаза и все линии стройной фигуры.

— Дорогой! — воскликнула Берил, подставляя лицо для поцелуя.

Деннис неохотно поцеловал ее, медленно наклонив голову, как человек, которому собираются ее отрубить. Берил весело засмеялась:

— Тебе это не нравится, верно, Деннис?

— Что именно?

— Ужасная театральная привычка целоваться при каждой встрече.

— Честно говоря, нет, — ответил Деннис с достоинством (по крайней мере, надеясь на это). Он не собирался произносить следующую фразу, но она так долго вертелась у него в голове, что вырвалась сама собой. — Когда я целую девушку, то хочу, чтобы это что-то значило.

— Дорогой! Ты имеешь в виду, что мог бы потерять голову и обнять меня прямо здесь?

— Я не имел в виду ничего подобного! — горячо возразил Деннис, возможно тайком сознавая, что это не так.

Настроение Берил внезапно изменилось. Она взяла его за руки и потянула в пустое фойе.

— Я очень сожалею, Деннис! — воскликнула девушка тоном такого глубочайшего раскаяния, словно была готова пасть ниц. — Я позвала тебя, потому что нуждаюсь в твоем совете. Я хочу, чтобы ты поговорил с Брюсом. Кажется, ты один из немногих, кто имеет на него хоть какое-то влияние.

Это уже было гораздо лучше. Деннис Фостер с серьезным видом склонил голову и поджал губы.

— Посмотрим, что можно сделать. А что за неприятности?

Берил колебалась.

— Полагаю, ты знаешь, — она рассеянно кивнула в сторону афиш снаружи, — что послезавтра последний спектакль?

— Да.

— А я, боюсь, даже не смогу остаться на прощальную вечеринку. Завтра во второй половине дня я отправляюсь в Штаты.

— Ты — в Штаты?

— Чтобы наблюдать за бродвейской премьерой — конечно, с американскими актерами. Меня не будет всего три недели. А тем временем Брюс собирается отправиться на длительные каникулы в какое-то деревенское захолустье, которое выбрал в справочнике Брэдшо. Он поедет под вымышленным именем (как это похоже на Брюса!) ловить рыбу, играть в гольф и вести растительное существование.

— Это пойдет ему на пользу, Берил.

— Да, но дело не в том! — Она всплеснула руками. — Неужели ты не понимаешь, что мы должны поговорить с ним сейчас? Иначе он так упрется, что никто не сможет его переубедить. Это насчет пьесы.

— «Князя тьмы»?

— Нет-нет! Новой пьесы, в которой он собирается играть после длительного отдыха.

Зубы Берил вонзились в розовую нижнюю губу. Румянец, появляющийся и исчезающий под слишком белой кожей, делал ее лет на десять моложе теперешних тридцати лет, а сомнение и нерешительность лишь подчеркивали неуемную энергию.

— Занавес опустится через десять минут, — добавила она, посмотрев на часы. — Лучше войдем.

Они спустились по выложенным ковром ступенькам между бело-розовыми стенами старого театра, оказавшись в темноте задних рядов партера.

Пыль, словно исходящая от актерского грима, щекотала им ноздри. Деннис видел сцену как большое яркое пятно, на фоне которого темнели неподвижные головы и спины зрителей впереди. Тишину в партере не нарушали ни кашель, ни шорох. Мисс Магда Берн, игравшая в паре с Брюсом, как раз вышла в одном из своих знаменитых сверхэмоциональных эпизодов, которые ужасно раздражали других актеров, но захватывали публику. Зачаровывающие голос, магия личности Брюса (странно, каким флегматичным он зачастую выглядел не на сцене!) плыли над огнями рампы, как некая физическая сила, более ощутимая, чем сама жизнь.

Но Берил Уэст, которая какое-то время наблюдала за происходящим на сцене, вздыхая и переминаясь с ноги на ногу, сделала жест, выражающий абсолютную безнадежность.

— О боже! — прошептала она.

— Что не так?

— Деннис, хорошо, что шоу закрывается. Это ужасно! Актеры засыхают на глазах… Брюс только что снова это продемонстрировал…

Деннис уставился на нее в темноте:

— Ты имеешь в виду, что они после двух лет начали забывать реплики?

— В том-то и беда, что нет!

— О чем ты?

— Они настолько хорошо знают текст, что произносят его автоматически — играя сцену и думая о своем. В самом напряженном эпизоде Брюс размышляет: «Хм… в четвертом ряду на третьем месте от прохода сидит симпатичная блондинка. Интересно, кто она?» А когда он должен произнести реплику, то не может вспомнить, где находился только что.

— Должно быть, они сыты по горло этой пьесой?

— Еще бы! — Берил тряхнула головой. — Поэтому настаивают на том, чтобы играть свои роли по-другому — не так, как я их учила, — и только все портят. Начинают хихикать на ровном месте и вот-вот рассмеются друг другу в лицо. Только посмотри на этот кошмар!

Для Денниса сегодняшний спектакль мало чем отличался от виденных им ранее. Но теперь и он стал замечать скуку и нервное напряжение за внешне безупречным фасадом игры. Он покосился на компаньонку:

— Ты говорила, Берил, о новой пьесе, в которой собирается играть Брюс.

Помолчав, Берил пожала плечами:

— Один Бог знает, что из этого выйдет. В принципе я не возражаю, чтобы Брюс играл убийцу…

— Убийцу?

— Да. Это внесет приятное разнообразие после стольких пьес, где Брюс изображал замаскированного аристократа, проникающего в семейство из пригорода — пьеса о семейной жизни не может потерпеть фиаско в Англии! — и решающего все проблемы, а в третьем акте объясняющегося в любви девушке, с которой он обращался как добрый друг.

— Значит, тебе не нравится сама тема новой пьесы? — предположил Деннис.

— Совсем наоборот. Тема грандиозная! Вот почему ее не следует портить…

— Ш-ш!

Во мраке послышалось шипение, как из ямы со змеями. К ним отовсюду поворачивались сердитые лица.

— Пошли! — шепнула Берил, потянув Денниса за руку.

Они двинулись по левому проходу к двери, ведущей за кулисы. Деннис, чей затылок вспотел от смущения, чувствовал, что глаза зрителей следуют за ними. Только в пыльном сумраке за дверью, где голоса актеров звучали словно из ниоткуда, он наконец успокоился. В уборной Брюса они застали только костюмера Тоби, уже уходящего за пивом для мистера Рэнсома.

— Садись, — сказала Берил, бросая на диван пальто и косынку. — Я хочу, чтобы ты приготовился к разговору с ним.

Просторная, но душная уборная походила на хорошо меблированную гостиную в отеле, чья обстановка была дополнена здесь большим зеркалом над туалетным столиком, умывальником с горячей и холодной водой и стенным шкафом за цветастым занавесом. Тусклый желтый свет действовал успокаивающе. Голоса, проникающие снаружи, звучали приглушенно. Набитая опилками собака — талисман Брюса Рэнсома — смотрела на них печальными глазами из груды косметики на туалетном столике.

Опустившись в коричневое кресло вместе с зонтом, шляпой и портфелем, Деннис повернулся к Берил:

— Ты что-то говорила об убийце. Эта пьеса — детектив?

— Нет-нет! Она основана на подлинной истории Роджера Бьюли. Ты что-нибудь слышал о нем?

Деннис вздрогнул как ужаленный.

— Ты имеешь в виду, — недоверчиво осведомился он, — что Брюс собирается играть роль Роджера Бьюли?

— Да. Хотя в пьесе он будет фигурировать под другим именем. А почему бы и нет?

— Дело в том, Берил, что Бьюли, вероятно, еще жив…

— И полиция все еще его разыскивает, — улыбнулась Берил. — Если Бьюли когда-нибудь найдут, то повесят, так что вряд ли он подаст на нас в суд за клевету.

— Да, но вашей исполнительнице главной роли едва ли будет приятно обнаружить его однажды вечером в своей уборной. И как вы собираетесь раскрыть тайну?

— Какую тайну?

Берил откинула назад черные волосы, доходящие почти до плеч. Она сидела на краю дивана, закинув ногу на ногу и сжимая руками колено. В ее темно-голубых глазах мелькнул интерес.

— Дорогая моя, Роджер Бьюли убил минимум четырех женщин!

— Превосходно! — с энтузиазмом кивнула Берил. — Публика будет в восторге!

Но Деннис проигнорировал это.

— Бьюли специализировался на женщинах, не имеющих родственников, — продолжал он. — Первой его жертвой была дочь священника, второй — начинающая пианистка, третьей — ассистентка хироманта, а четвертой… ну, о ней ничего не удалось узнать.

— А ты откуда все это знаешь, Деннис?

— Один из моих друзей работает в Скотленд-Ярде и вел это дело.

— Ох! — с чисто детской интонацией воскликнула Берил, выпрямившись и широко распахнув глаза.

— Бьюли убивал этих женщин и каким-то способом, похожим на черную магию, избавлялся от тел. Как, по-твоему, он это делал?

— Возможно, закапывал в землю или сжигал, — отозвалась Берил с небрежностью человека, ни разу не сталкивавшегося с подобными ужасами в реальности.

— Боюсь, это не пойдет.

— Почему, дорогой?

Ему бы хотелось, чтобы она не называла его «дорогой» тем же небрежным тоном, что и всех остальных.

— Старший инспектор Мастерс, — продолжал он, — с полным основанием помалкивает о последнем убийстве. Это карта в рукаве на случай, если им когда-нибудь удастся поймать Бьюли. Но, насколько я понимаю, у них есть свидетель, который видел четвертую жертву мертвой. Беда в том, что это невозможно! В тот вечер, когда произошло убийство, два полисмена наблюдали за домом спереди и сзади. Жертва находилась и оставалась внутри. Однако когда полиция ворвалась в дом, Бьюли уже избавился от тела.

— Я этого не знала, — с легким беспокойством сказала Берил, но тут же отмахнулась. — Как бы то ни было, это не имеет значения.

— Не имеет значения?

— Нет, с точки зрения задач пьесы. — Берил поднялась и начала короткими шажками ходить по мягкому ковру, снова погрузившись в раздумье. — Если только Брюс согласится изменить эту абсолютно невероятную концовку, думаю, у меня все может получиться… — Она остановилась. — Что имеет значение, Деннис, так это характер Бьюли. Вот о чем я думаю. Он одновременно отталкивает и притягивает меня. Что это был за человек?

— Ненормальный, — проворчал Деннис. — В этом сомневаться не приходится.

— Да, но я имею в виду, каково было жить с ним? Что он думал об этих женщинах? Испытывал ли он к ним когда-нибудь жалость? Например, что он думал, лежа рядом с одной из них в темноте после того, как они… Я шокирую тебя?

— Черт возьми, женщина, я же не ребенок в коротких штанишках!

— Нет, но ты милая, старая, вязнущая в грязи телега. — Берил внезапно наклонилась и нежно потрепала Денниса по щеке, после чего снова начала мерить шагами комнату.

Он мог бы засмеяться, не будь она такой искренней.

— Я не хочу этим заниматься, — горячо заявила Берил, — если Брюс будет настаивать на таком ужасном окончании! Но я хочу понять Бьюли. Понимаешь, Деннис… — она резко повернулась, — я сказала, что не имеет значения, как он избавлялся от тел. И это так, потому что тема пьесы — не то, что происходило с Бьюли, когда он совершал убийства, а то, что было с ним потом.