"Возвращение Варяга" - читать интересную книгу автора (Дойников Глеб Борисович)Глава 8. Встречные боиПосле высадки прямо на пирсы Дальнего двух гвардейских полков, ситуация под осажденным городом переменилась координально. Хотя, если быть предельно откровенным, даже не сами свежие полки сыграли решающую роль. Скромный трудяга Доброфлота, быстроходный транспорт «Смоленск», одним фактом своего прибытия в Артур, нанес японской армией больше потерь чем несколько тысяч солдат и офицеров Гвардии. На вооружении Измайловцев и Преображенцев были, кроме обычных винтовок Мосина, ружья — пулеметы Мадсен, опытная партия ручных гранат, и пистолеты Маузера в придачу. «Смоленск» пришел во Владивосток совершенно безоружным, и только перед выходом к Артуру, на него поставили шесть 120 миллиметровок, что позволило перевести его из категории «транспорт» во вспомогательные крейсера. Гвардия два месяца отрабатывала на полигоне под Питером штум позиций противника, с использованием всех вышеперечисленных новинок, и записок "новинки атакующей тактики по опыту войны с Японией", под редакцией некого Балка и Великого Князя Михаила. «Смоленск» — просто совершил рутинный рейс, из пункта А в пункт Б, ничего героического или выдающегося, но… «Смоленск», после долгих приключений[31] привез, наконец, в Артур второй комплект снарядов для всей эскадры. Не успел еще трудяга бросить якорь в артурской гавани, не успели еще грузчики извлечь из трюма первые снаряды, а броненосцы артурской эскадры уже переменили "стиль поведения". Макаров с Рудневым заранее, по телеграфу определили порядок действия флота. Теперь, когда расход снарядов шести и двенадцати дюймов можно был не столь жестко лимитирован, можно было убить двух «главных» зайцев. Эскадра могла оказать действенную поддержку армии, в попытке отбить позиции на перешейке, и, заодно, научиться стрелять… Чему в мирное время, как водится, обучиться в должном объеме не успели. Не торопясь, по одиночке и парами, то один то другой броненосец становился на якорь бортом к берегу. Для начала, по видимому ориентиру на берегу, расстреливали по паре практических[32] снарядов из каждого орудия. Пристреляв индивидуально каждую пушку, переходили к обстрелу японцев нормальными чугунными фугасами, снаряженными пироксилином. Для морского боя их место должны были занять стальные снаряды привезенные «Смоленском». Их, уже во Владивостоке, переснарядили тринитротолуолом, поменяв заодно и взрыватели. Новая взрывчатка не только обладала несколько большей эффективностью, но и давала при взрыве облако хорошо заметного черного дыма. Что весьма облегчало пристрелку по далекому, трудно различимому в туманной дымке кораблю противника. Корректировали стрельбу через радиовагон "Ильи Муромца". Теперь на любую позицию японцев, встающую на пути русской гвардии к перешейку, не позднее часа после ее обнаружения обрушивался град металла и взрывчатки. Конечно, первый блин стрельбы по закрытой цели при помощи корректировки по радио не мог обойтись без комков. Самым ярким эпизодом боевого слаживания стал шестидюймовый снаряд «Ретвизана», разорвавшийся в расположении полуроты пластунов. "Недолет пятнадцать кабельтов. Лево семь". За скупой записью о приеме телеграммы в радиожурнале корабля — семь казацких жизней и десяток раненых… Телеграмма с комментариями в адрес всех артиллеристов и капитана броненосца в журнале не сохранилась, по причине полной нецензурности. Так или иначе, на третий день для подавления очередного очага сопротивления хватало полудюжины снарядов из каждого ствола главного калибра очередного корабля линии, с подливкой их десятка шестидюймовок. Все же средний броненосец начала века это не только четыре ствола калибра двенадцать или десять дюймов, но и с пол дюжины шестидюймовок. После трех десятков крупных и полусотни средних морских снарядов на месте очередного полевого редута обычно громоздились обгорелые бревна и свежие воронки, поперечников с половину футбольного поля… Из мешанины земли, камней и дерева отчаянно и зачастую небезуспешно отстреливались последние японские солдаты, но в целом система работала как часы. Гораздо сложнее было бороться с японскими полевыми батареями. Работая исключительно с закрытых позиций, японские артиллеристы во второй день русского наступления вывели из строя около двадцати процентов наступающих. И полностью остановили было наступательный порыв прекрасно вооруженных, тренированных и решительных, но малочисленных трех русских полков. Но в условиях небольшого перешейка количество мест для расположения орудий было ограниченно. За ночь несколько групп пластунов, пользуясь отсутствием сплошной линии фронта, проверили добрую половину из них. Балк порывался было уйти в поиск с одной из групп, но был остановлен Михаилом. Тот с великокняжеским сарказмом поинтересовался, неужели у капитана первого ранга нет дел поважнее, чем ночной поиск вражеских батарей. В результате вместо любимого ночного рейда в тыл врага, пришлось Василию заниматься организацией утреннего наступления. Похоже, что Михаил близко к сердцу принял признание своего советника, о нехватке опыта командования чем — либо крупнее батальона. И теперь не только Балк обучал Михаила, но и тот при каждом удобном случае подкидывал «учителю» задачки уровнем от полка и выше. Рассвет для японских канониров начался с мощнейшего артиллерийского налета почти на все места расположения их батарей. Огонь велся по площадям, но по конкретным района и сразу всеми кораблями русского флота. Каждый отряд кораблей, Руднев, Небогатов, Йэссен и Макаров полностью переформировали линейные и крейсерские силы, получил свое подшефное место, где стояли японские орудия. Нормы "насыщения площадной цели снарядами до полного подавления" капитан второго ранга Балк взял из уставов Советской армии. В свое время их ему навсегда вбил в голову зловредный преп полковник еще на втором курсе… Из нескончаемой череды взрывов выделенных на каждый гектар полутора сотен шестидюймовых снарядов, смогли галопом вырваться всего три десятка японских орудий калибра 7,5 сантиметров и десяток гаубиц. Пока японские канониры были заняты сменой позиций, русская пехота снова пошла в атаку. Японцы ожидали правильного наступления по вчерашним правилам — огонь артиллерии, с последующим занятием полуразрушенных позиций пехотой. Они даже успели подготовить пару сюрпризов, в виде кинжальных пулеметов, в паре сотен метров за основными линиями окопов. Чему чему, а уж подготовке огневых засад они у русских успели научиться еще при наступлении. Но командующий наступлением Брусилов (чутко прислушивающийся к "неожиданно прорезавшемуся гению" в ведении войны на суше морского капитана Балка) снова смог удивить командующего японцами Ноги. Артподготовки не было вообще. Хуже того — мелкие группки русских пулеметчиков и гранатометчиков выдвинулись к японским позициям еще в темноте, и одновременно с первым взрывом на позициях японских батарей началось… По японским солдатам и офицерам, высунувшимся спросонок из окопов посмотреть где и что взрывается, в упор ударили несколько десятков "ружей — пулеметов Мадсена". Не успели еще выжившие в свинцовом дожде упасть на дно окопов, заняться перевязкой раненых товарищей и организацией ответного огня, как пришло время гренадеров. Казалось, этот вид войск давно и окончательно вымер с появлением нормальной — мобильной, скорострельной и точной полевой артиллерии. Ведь куда проще и точнее поразить окоп противника трехдюймовой гранатой, чем пытаться забросить в него килограммовый метательный снаряд рукой. Даже в девятнадцатом веке гренадеры, гроза крепостей прошлых веков, стали просто элитной пехотой, несовершенные гранаты с фитилями и слабым разрывным зарядом стали второстепенным оружием даже для них. Но… Новое как известно, это просто преждевременно забытое старое. Первые кустарно изготовленные «бонбочки» появились в войсках именно при осаде Порт Артура. Именно там, русская и японская армии сошлись в неустойчивом но непоколебимом равновесии клинча, десятью годами позднее названным позиционным тупиком. Вдруг оказалось, что каждый солдат должен иметь возможность швырнуть в притаившегося за углом или поворотом окопа противника что-то взрывающееся. Простая гильза, от 47-миллиметровго снаряда, набитая пироксилином со старым добрым фитилем из огнепроводного шнура, зачастую наносила противнику больший урон чем современный орудия, способные закинуть полутонный снаряд на пятнадцать километров. Но Балк пошел несколько дальше — он «изобрел» терочный взрыватель с замедлителем. А неугомонный Вадик смог за пару месяцев организовать их мелкосерийное производство на выкупленной у разорившихся владельцев фабричке, где раньше делали папиросы. Отливка корпусов гранат и их начинка пироксилином велась на бывшем консервном заводе, так же выкупленном у владельцев. Постепенно, прежний состав рабочих обоих фабрик все больше разбавлялся прибывающими из Маньчжурии ранеными товарищами, как флотскими так и из армии. Сейчас продукты их труда десятками падали на дно занятых японцами окопов. И пусть процент срабатывания новых, сырых[33] изделий не превышал восьмидесяти, этого было более чем достаточно. Под прикрытием плотного пулеметного огня, на расстояние броска ручной гранаты смогли приблизиться несколько десятков «гранатометчиков». Под прикрытием разрывов своих гранат, часть из них смогла добежать до вражеских траншей, а дальше — дело техники и тренировки. Вместо винтовок, вторым оружием у гранатометчиков были прославившиеся в гражданскую пистолеты Маузера. От их массовой переделки в пистолеты пулеметы Балк отказался, слишком ненадежен оказался полученный гибрид. Да и не в самом оружии была главная проблема русской армии, а в способах его применения — системе обучения солдат и офицеров, устаревшей тактике и полном отсутствии всякой инициативы на всех уровнях… Конечно, в правильной, полевой войне с пистолетом, даже таким дальнобойным как Маузер, против винтовки лучше не высовываться. Вас пристрелят с пары сотен метров, и большая скорострельность пистолета проиграет прицельной дальности винтовки. Но в стесненных условиях, когда противник обнаруживается в паре метров — в доме, лесу, окопе — все может перевернуться с ног на голову. Что сейчас и доказывали японцам русские гвардейцы. На один выстрел из арисаки (это если японец успевал его сделать, ведь повернуться в узкой щели окопа с винтовкой гораздо сложнее чем с пистолетом) следовал ответ из пяти — шести пистолетных пуль. Передернуть затвор для второго выстрела не удавалось практически никому. После захвата хотя бы полусотни метров траншей в нее забегали один, два пулеметчика с Мадсенами. А после того, как на каждую сторону траншеи было направлено по ручному пулемету, все попытки японцев выбить русских контратакой приводили только к росту списков японских потерь. К вечеру японцы были выбиты и с этого редута. Дурную шутку сыграло с Ноги неудачное расположении японской артиллерии. Все батареи были нацелены на поддержку атак своей пехоту, от отражении атак русских никто и не думал, что вполне естественно при четырехкратном перевесе в силах. А часть артиллерии вообще устанавливалась для штурма Дальнего, и была захвачена русскими на марше или в процессе установки на новые позиции. Бог всегда на стороне больших батальонов, как говаривал далеко не последний стратег некто Наполеон. Но в 20-м веке на долю артиллерии на поле боя приходилось до 90 % убитых солдат противника. В полевой артиллерии преимущество было все еще у японцев, но… После получения полного второго комплекта снарядов, русский флот бросил на весы артиллерийского противостояния свою соломинку, калибром шесть, десять и двенадцать дюймов. Каждому орудию крупного калибра был отпущен лимит в пятнадцать, а среднего в сорок выпущенных по берегу снарядов. Во избежание предотвращения преждевременного расстрела стволов до битвы с Того. Но в Артуре, после прибытия эскадр с Балтики и Владивостока, скопилось очень много этих орудий. Двенадцатидюймовок было тридцать два. Двенадцать на быстроходных, до семнадцати узлов, броненосцах первого отряда т- «Цесаревиче», "Ретвизане", «Алескандре», им командовал сам Макаров. Еще двадцать на медленной пятерке второго отряда, под командованием Небогатова Однотипные «Пересвет», "Полтава", «Севастополь», дополнялись черноморскими "Тремя Святителями" и балтийским "Сисоем Великим". Этот отряд был однороден как по составу главного калибра, таки по скорости. Увы, именно эти корабли были главным тормозом русского линейного флота в Артуре — отрядная скорость в четырнадцать узлов для них пределом, и даже при таком ходе на «Севастополе» и «Сисое» могли возникнуть проблемы. Эти корабли были главной ударной силой эскадры, и при перемалывании японской обороны под Артуром их артиллеристы научились наконец нормально стрелять. Третий отряд, которым командовал контр — адмирал Ухтомский, состоял из тройки однотипных броненосцев «Пересвета», "Победы" и «Осляби». На троих они имели двенадцать десятидюймовок, причем усиленные стволы «Победы» позволяли вести огонь почти на десять миль. После модернизации — снятия носовой погонной пушки, торпедных аппаратов, шлюпок и катеров, части противоминной артиллерии и боевых марсов — все три броненосца могли устойчиво держать до восемнадцати узлов. В четвертый отряд свели трофейные «Корейца» с «Сунгари» и «Рюрика», а командовать им определили Иэссена. Главным калибром отряда была одна десятидюймовка и шесть британских орудий калибра восемь дюймов, на трофеях. Их дополняли еще шесть британских же 190 миллиметровых пушек, установленных на «Рюрике». По скорости эти корабли не уступали «Пересветам», и вместе с ними могли составлять быстрое крыло эскадры, но под огонь броненосцев Того их лучше был оне подставлять. Хотя намять бока Камимуре они были вполне способны, что однажды уже доказали. Последний, пятый броненосный отряд составляли «Россия», "Громобой" и выцарапанный Рудневым у Макарова «Баян». Если «Баян» и «Громобой» несли на борту отечественные восьмидюймовки Кане, две и семь соответственно, то «Россию» пришлось перевооружить британскими трофейными орудиями. Своих восьмидюймовок для замены поврежденных в бою у Кадзимы в России уже не было. Крейсера поделили на два неравных отряда. Руднев заграбастал себе все крейсера «шетитысячники», кроме «Варяга» и «Богатыря» в его отряд теперь входили «Аскольд» и пришедший с черного моря «Очаков». С Макаровым оставались «Паллада», "Светлана" и «Новик». После переформирования и поддержки наступления русской армии, которая за три недели при постоянной огневой поддержке с моря за две недели снова вышла на Циньчжоуском перешейке, эскадра разделилась на две неравные части. Макаров, поначалу, был категорически против ухода Руднева обратно во Владивосток. Но он так и не смог найти ответ на простой вопрос — как разместить объединенную эскадру в гавани Порт Артура? Максимальное количество кораблей первого ранга способных бросить якорь в гавани не превышало тринадцати. А идея о постоянном базировании на внешнем рейде зимой, под угрозой ночных атак вражеских миноносцев не выдерживала никакой критики. Того уже пару ночей попробовал на прочность противоминную оборону эскадры набегами отрядом миноносцев, и был ясно, что на этом он не остановится. Так что однажды вечером Руднев ушел обратно во Владивосток с отрядом быстроходных крейсеров шеститысячников и пятым броненосным отрядом. Перед уходом он успокоил Макарова, пообещав вернуться весной. На вопрос как он собирается проходить Цусимским проливом туда — сюда, Руднев напомнил Макарову, что он взял с собой только быстроходные корабли, способные выдавать не ниже двадцати узлов. Из всех японских броненосных крейсеров больший ход могли дать только пара новых британских броненосцев, пока не вошедших в строй. С легкой руки Руднева, рассказавшего офицерам историю о табличках на туалетах броненосцев, выполненных на испанском языке, к ним уже прилипло название «сортиры». До отхода владивостокского отряда каждый день проводились учения по маневрированию кораблей. Макаров старался по максимуму использовать доступное ему время до начала осенних штормов и хоть немного дать новым отрядам сплаваться. Корабли Руднева обычно изображали противника, а Макаров с Небогатовым искали правильные варианты совместного маневрирования быстрого и медленного отрядов. Один из отрядов во время учений всегда находился на якоре вблизи берега, в готовности к открытию огня по заявкам пехоты. Но, всему хорошему неизбежно приходит конец, и корабли вновь уменьшившегося в численности ВОКа ушли обратно на базу, а артурская эскадра втянулась обратно на внутренний рейд. Глядя на длинную вереницу броненосцев, растянувшихся в ожидании буксиров необходимых для проводки на рейд, Макаров понял, что он все же согласен в Рудневым. Как главная база флота на Тихом Артур никуда не годится уже сейчас. А если и правда в ближайшие десять лет броненосцы вырастут до 25 тысяч водоизмещения, то и подавно. Может и правда главной базой флота следовало делать Владивосток? |
|
|