Исключительный факт

Въезжали мы в новую квартиру. Въезжали, конечно, вечером, после работы. Ну, время осеннее — темно. И на улице, и, особенно, в квартирах. Теперь ведь, знаете, лампочки в новых домах заблаговременно не ввинчивают, чтобы их не разворовали. В связи с этим, тут же за новоселами ходил какой-то человек с большой сумкой на боку, от домоуправления, что ли, и вворачивал желающим лампочки. За трешку. Наша квартира была на пятом этаже, угловая, — нам полного комплекта лампочек не досталось, и товарищ этот ввернул всего две (на рубль) — одну в большой комнате и одну в кухне. На первое время этого хватило: ванная мало-мальски освещалась из кухни, а в коридоре и другой комнате, если двери распахнуть, тоже можно было сориентироваться.

Ну, вот… А среди помощников у нас находился один дальний родственник жены. Этот родственник живет в Заельцовке, в собственном домишке, без коммунальных удобств — и пока мебель носили, он все на ванную косился и языком прищелкивал. А потом говорит:

— Петр Иванович, кажись, все перетаскали. Так что, если вы не возражаете, пока там Маруся картошечку поджаривает, я вашу ванну обновлю — искупаюсь в ней.

— Пожалуйста, пожалуйста, Сеня, — отвечаю. — Только, может, воды горячей еще нет.

Родственник ушел в ванную, открыл кран и кричит оттуда:

— Есть вода, Петр Иванович! Бузует на полную катушку!

И вроде притих.

А минуты через две выскакивает обратно в одних трусах, очень испуганный.

— Петр Иванович! — говорит. — Наверное, в нижней квартире пожар! Пол в ванной раскалился до невозможности — я ноги сжег!

И точно: ноги у него, смотрю, дымятся. Ну, я, как обутый, схватил карманный фонарик — и туда.

Гляжу — а там не пожар, а скорее всего потоп: на полу воды горячей сантиметров пять и пар валит, как в бане. В ванну посветил, а в ней, посредине, — дыра. Насквозь. С тарелку величиной.

Я от расстройства даже фонарик бросил.

Все, — говорю, — Сеня, отмылись! Так твою распротак!.. Вот что делают, паразиты! В новой квартире — и такой подарочек!

— Вы, Петр Иванович, не переживайте, — стал утешать меня Сеня, хотя у самого ноги в волдырях. — Вы пока воду перекройте, а завтра с утра — в домоуправление. Теперь такие дефекты быстро устраняют. Я сам строитель — знаю…

В общем, отпраздновали мы свое вселение без особого энтузиазма. Хотя Сеня и старался нас развеселить: шампанским на стены брызгал, стихи читал, даже выдвинул проект — как в нашей ванне купаться. Если, дескать, сесть на эту дыру точно казенной частью, то остальные места можно будет помыть вполне безболезненно. Только уж потом нельзя вставать, пока мыльная вода через сток не убежит. А то, если резко поднимешься, — соседей затопишь.

Наутро я, по совету Сени, отправился в домоуправление. Но попал, как выяснилось, не по адресу. Во всяком случае, домоуправ мне прямо заявил:

— Ты, дорогой товарищ, не путай божий дар с яичницей. Эта твоя дыра — что есть? Строительный дефект. Вот к строителям и обращайся. А к нам пока рано. К нам ты еще находишься.

Адресок строителей, правда, сообщил. В понедельник разыскал я строителей. Попал, между прочим, к главному начальнику, Начальник посмотрел мое заявление и сначала нахмурился, а потом вспомнил что-то и заметно повеселел. Даже руками потер, с таким видом, будто хотел сказать кому-то: «Ну, друг ситцевый, уж теперь-то я тебя ущучу!»

— Зинаида Густавовна! — кликнул он секретаршу. — Позовнте-ка сюда Клишина, если не уехал.

Пришел, видать, этот самый Клишин — высокий мужчина в сдвинутой на глаза кепке, очень похожий на киноартиста Никулина.

— Садись, Клишин, — сказал начальник. — Это твои орлы на сорок девятом ванны ставили?

— Мои, а что? — спросил Клишин, зыркнув на меня глазами.

— А то, — ответил начальник. — Читай вот. — И подвинул ему заявление. — А ведь я тебе, Клишин, указывал. Неоднократно.

Клишин прочел бумагу, еще ниже сдвинул свою кепочку и, демонстративно не поворачиваясь ко мне, спросил:

— Озверел народ, что ли? А? Виктор Семеныч?

— Ты о чем, Клишин? — поднял брови начальник.

— Да с ваннами этими… У нас, на тридцать пятом квартале, один, знаете, что удумал? Огурцы в ней засолил!..

— Что ты говоришь? — притворно удивился начальник. — Неужели огурцы?

— Точно! — сказал Клишин. — Огурцы. Восемнадцать ведер забухал. С укропом… А другой перегородку сломал, — воодушевившись, продолжал он. — Ну, сломал, понимаешь, а кирпичи куда?.. В ванную!

— Иди ты! — весело не поверил начальник.

— Верно говорю! Сложил их штабелем и не выбрасывает. В баню ездит на другой конец города, а не выбрасывает. Может, говорит, пригодятся куда… А третий, — Клишин вовсе развернулся ко мне спиной и положил локти на стол начальника. — Третий упился на новоселье — и пошел у них с женой бой в Крыму, Жена фужер об пол, он — тарелку. Жена — вазу китайскую, он схватил ледобур и давай ванну крушить. В шести местах пробурил, пока соседи за милицией бегали… А то еще был случай…

— Ну, хватит, Клишин! — строго оборвал его начальник — Твоим историям, я вижу, конца не будет. А вот сидит человек с конкретным вопросом.

Тогда Клишин, по-прежнему не глядя на меня, начал отрывисто спрашивать:

— Какой квартал?.. Дом какой?.. Квартира?.. Фамилия?..

— Ладно, — сказал он. — К вам придут. На той неделе. Все!

Та неделя миновала. И по-за-та прошла. А ванна стоит, как стояла. И дыра на месте.

— Пиши в газету, — посоветовал мне домоуправ. — Пиши в газету, копии в райисполком, облисполком, ВЦСПС, народный контроль и прокурору. Иначе это дело с точки не сдвинешь. Я пятый жилмассив принимаю — насмотрелся. Давай пиши, не откладывай, а мы тебя поддержим.

Я сел и написал. А поскольку намыкался уже с этой проклятой дырой — не утерпел, подсыпал перчику. Так, мол, и так: в наше время, когда человек достиг Луны и Марса и, возможно, освоит в ближайшем будущем другие планеты, деятельность некоторых строительных управлений оставляет желать много лучшего. В частности, скажу о безобразном положении с ваннами…

И далее в таком же духе на восьми страницах…

Через декаду примерно заявляются к нам два представителя. Один невысокий такой, белоглазый, в очках. Другой — покрупнее, розовощекий.

— Здравствуйте, — говорит тот, что в очках. — Мы по поводу вашего письмеца относительно ванночки.

— Зравствуйте, — отвечаю я. — Заждались вас, товарищи хорошие. Что ж, пожалуйте сюда, осмотрите ее.

— Спасибо, — благодарит первый. — Смотреть нам ее не требуется. Мы вам и так верим, что она неисправная.

— Дело ваше, — говорю. — Тогда что же — актировать будем?

— И актировать необязательно, — улыбается он. — Дом этот сдан с гарантийным паспортом — ванночку вам без акта заменят.

Вижу, люди вроде хорошие — приглашаю в комнату.

— Как штукатурка? Между панелями не дует? Пол не коробится ли? — выспрашивает на ходу белоглазый.

— Это — в порядке, — отвечаю. — Пока не замечали.

— Значит, нет нареканий? — уточняет второй.

— На что нет, на то нет. Ну, а с ванной… тут уж, извините меня, полный конфуз.

— Мы вас понимаем, — сочувственно говорит белоглазый — Ванна — предмет крайне необходимый. Какне понять. У нас ведь их только в одном этом доме восемьдесят штук установлено. А на всем жилмассиве — подсчитайте-ка.

— И все функционируют, — вставляет его спутник.

— Да, и все работают исправно. Кстати, не только ванны. Наше управление и по многим другим позициям истекший год закончило успешно. Вы, вообще-то, с нашими показателями знакомы? — и смотрит при этом на краснолицего.

Тот немедленно достает из портфеля бумаги и начинает зачитывать мне показатели: сколько квадратных метров жилья в строй введено, каким качеством эти метры пошли, процент снижения себестоимости, фамилии передовиков производства…

— Что ж, — говорю я, — показатели отрадные — худого не скажешь. Все бы так работали — это куда бы мы теперь ушагали!

— Словом, вы понимаете, что не этот единичный случай с ванной определяет лицо нашего управления? — ласково спрашивает белоглазый.

— Елки зеленые! — говорю я. — А кто это утверждает? Покажите мне такого человека!

— Ив этом смысле ваше письмо, — продолжает он, — конечно, полностью справедливое, все же, вы извините нас, несколько огульно написано. Обижаете вы коллектив, товарищ.

— Передовой коллектив! — поднимает палец краснолицый.

— Да, передовой коллектив… Неоднократно отмеченный. Особенно — этим сравнением с космическими достижениями…

— Эх, товарищи дорогие! — говорю я. — Да разве же мне самому не ясно, что подзагнул я в этом письме! А что делать? Показатели-то ваши вон где, а дыра-то она вот она! Ну и… как видите. Хватил, конечно, через край — чего уж тут…

— Очень хорошо, Петр Иванович, — торжественно говорит тогда белоглазый, — что вы сами все сознаете и не настаиваете. Другого мы от вас и не ожидали. Подорвать, знаете ли, репутацию коллектива легко. Восстановить — куда труднее. А этот факт с ванной, пусть даже исключительный, мы так не оставим, разумеется. Вот наш председатель профкома, — тут он указывает на краснолицего, — намерен включить его в свой отчетный доклад, как отрицательный пример.

На этом мы и расстались. Я их до дверей проводил. В дверях уже решился сказать.

— Может, — говорю, — не надо в доклад-то? Зачем людям настроение портить.

— Нет-нет! — строго возразил белоглазый. — Обязательно надо. Подобные случаи нельзя замалчивать.

…Прошло полгода. Так думаю, что председатель успел уже сделать свой доклад и кое-кому, возможно, нагорело. Этот белоглазый, сразу было видно, серьезный товарищ — такие слов на ветер не бросают.

А к нам недавно заскочил Сеня и сказал:

— Петр Иванович, отвинчивайте к свиньям свою дырявую лоханку. И в четверг, после девяти вечера будьте дома. Мы тут неподалеку сдаем девятиэтажку — так я подъеду с двумя нашими парнями. Ну, ребятам, сами понимаете, по пятерочке надо будет кинуть.

Все так и вышло. В четверг Сеня подъехал с двумя приятелями. На самосвале. Они бегом вынесли мою дырявую ванну и затащили другую — целую. Дружкам его я кинул по пятерке. А с Сеней мы, по-родственному, распили красненького.

Так что теперь я с ванной.

Пока солю в ней огурцы. Поскольку горячей воды все равно нет. Та вода, которой сварил ноги Сеня, текла в первый и последний раз.