"Беседы с Кришнамурти" - читать интересную книгу автора (Кришнамурти Джидду)

Стимулирование

«Горы заставили меня замолчать, — призналась она. — Я взбиралась на Ингадайн, и ее красота сделала меня совершенно молчаливой. Я безмолвно стояла, любуясь чудом всего этого. Это было великолепное переживание. Жаль, что я не могу удержать эту тишину, это проживание, яркую, движущуюся тишину. Когда вы говорите о тишине, я предполагаю, что вы подразумеваете этот необычайный опыт, который я пережила. Я действительно хотела бы знать, ссылаетесь ли вы на эти же самые свойства тишины, какие я испытала. Впечатление от этой тишины длилось в течение долгого периода, и теперь я возвращаюсь к нему, я пробую вновь уловить ее и прожить в ней».

Вас сделала молчаливой Ингадайн, кого-нибудь другого — красивые человеческие формы, а третьего — мастер, книга или выпивка. Из-за внешнего побуждения личность сжимается до ощущения, которое называют тишиной и которое чрезвычайно радостно. Задача красоты и великолепия состоит в том, чтобы отогнать ежедневные проблемы и противоречия, быть отдушиной. Из-за внешнего влияния временно ум заставляют замолчать. Это возможно благодаря новому переживанию, новому восхищению, а ум потом возвращается к нему как к воспоминанию, когда он больше не испытывает это. Остаться в горах, естественно, невозможно, поскольку нужно вернуться на работу. Но искать то состояние покоя действительно можно в некой иной форме стимулирования, в выпивке, в человеке или в идее, что и делает большинство из нас. Эти различные формы возбуждения — это средства, благодаря которым ум заставляют замолчать. Так что средства становятся существенными, важными, и мы привязываемся к ним. Поскольку средства дают нам наслаждение тишиной, они становятся доминирующими в наших жизнях, они — наш приобретенный интерес, психологическая потребность, которую мы защищаем и ради которой, если необходимо, мы уничтожаем друг друга. Средства занимают место переживания, которое теперь является только воспоминанием.

Стимуляторы могут варьироваться, каждый приобретает значимость согласно состоянию человека. Но есть схожесть во всех стимуляторах: желание убежать от того, что есть, от нашей повседневной Рутины, от взаимоотношений, которые уже изжили себя, и от знаний, которые всегда застаиваются. Вы выбираете один вид спасения, а я — другой, и мой особый метод всегда принимается за более разумный, чем ваш. Но любое бегство в виде идеала, кино или церкви является вредным, приводящим к иллюзии и обману. Психологическое бегство гораздо более вредно, чем открытое, будучи более изощренным и запутанным и поэтому более трудным для обнаружения. Тишина, которая вызвана стимулированием, которая выпестована дисциплиной, контролем, противлением, активным или пассивным, является результатом, следствием, и поэтому она не творческая. Она мертвая.

Существует тишина, которая не является реакцией, откликом, тишина, которая не есть результат стимулирования, ощущения, тишина, которая не воссоздана из памяти, не есть умозаключение. Она возникает, когда понят процесс мышления. Мысль — это отклик памяти, определенных выводов, осознанных или бессознательных. Такая память диктует поступки в зависимости от получаемых удовольствия или боли. Таким образом, действие управляется идеями, и, следовательно, между действием и идеей существует конфликт. Этот конфликт всегда внутри нас, как только он усиливается, появляется побуждение избавиться от него. Но до тех пор пока этот конфликт не понят и не разрешен, любая попытка освободиться от него есть бегство. Пока действие приближено к идее, конфликт неизбежен. Только когда действие свободно от идеи, противоречия прекращаются по-настоящему.

«Но как действие вообще может когда-либо быть свободно от идеи? Конечно же, не может быть никакого действия, не возникни оно вначале в воображении. Действие следует за идеей, и я никак не могу представить себе действие, которое не является результатом идеи».

Идея — это плод памяти. Идея — это вербальное оформление памяти. Идея — это неадекватная реакция на брошенный вызов, на жизнь. Адекватный ответ на жизнь — это действие, а не воображение. Мы отвечаем в воображении, чтобы оградить нас от действия. Идеи ограничивают действие. В пространстве идей есть безопасность, а в действии — нет, поэтому действие сделалось подвластным идее. Идея — это самозащитный ограничитель для действия. При остром переломном моменте, кризисе проявляется прямое действие, освобожденное от идеи. Именно против этого спонтанного действия ум держит себя в строгости. И так как у большинства из нас ум является доминирующим, идеи выступают как тормоз для действия, и, следовательно, существует трение между действием и воображением.

«Я обнаруживаю, что мой ум витает где-то в том счастливом переживании на Ингадайн. Действительно ли это побег, чтобы вновь пережить тот опыт в памяти?»

Конечно. Настоящая ваша жизнь — в настоящем: эта переполненная улица, ваше дело, ваши теперешние отношения. Если бы они были приятны и давали удовлетворение, Ингадайн исчезла бы. Но поскольку реальное является запутанным и болезненным, вы обращаетесь к переживанию, которое является завершенным и мертвым. Вы можете помнить тот опыт, но он окончен. Вы возвращаете ему жизнь только через память. Это похоже на накачивание жизни в мертвое существо. Как только настоящее становится унылым, бессмысленным, мы обращаемся к прошлому или вглядываемся в самоспроецированное будущее. Это бегство от настоя- щего неизбежно ведет к иллюзии. Увидеть настоящее, каким оно фактически является, без осуждения или оправдания, означает понять то, что есть, и тогда появляется действие, которое вызывает преобразование в том, что есть.