Пираты двадцатого века

Джонни-Счастливчик был в отличном расположении духа. Он прекрасно позавтракал. Вопреки опасениям, искристый шартрез, навязанный ему в Сан-Дерме пройдохой Кларком, оказался превосходным. Теперь у него целая бочка замечательного напитка, с которым необходимо поскорей расправиться.

Раз бочка начата, нужно пить.

Джонни снял телефонную трубку, дважды нажал кнопку и спросил:

— Алло, Мих! Послали «SOS»? Очень хорошо!

Затем Джонни вызвал к телефону капитана.

— Алло! Как артиллерия? Да нет же! Не ждите! Сколько раз я вам говорил!..

Мины нужно спустить заблаговременно… Мало ли что может случиться!

Весьма довольный и этим разговором, Джонни повесил трубку. Но телефон тотчас опять захрипел, и Джонни, уже с некоторой досадой, спросил:

— Ну, что там еще? Это вы, Мих! Альзо… То есть очень хорошо. Мих! Клюнуло?

Великолепно!.. Как, как называется? А, «Днепр»… Радирует нам: «Держитесь, спешим на помощь»? На всех парах… Ха-ха… Ну, мы охотно пожмем эту протянутую руку… Кстати, Мих, вы не помните, что это за «Днепр»? Сколько?

Двенадцать с половиной тысяч тонн? О, солидно. Тот самый? Значит, судьба! На этот раз мы мирно не разминемся…

Нет, недаром его называют Джонни-Счастливчик! Надо иметь особое счастье, чтобы не только выскользнуть из петли, но одним ударом и петлю порвать, и особой стать! Черт возьми! А с чего все началось? С пустяков как будто… И кто мог ожидать, что Чарлей Гастингс появится в Германии сейчас же после капитуляции?! Его называли старым марабу, и он действительно был похож на эту уродливую птицу. У Гастингса отличный нюх — он сразу почувствовал запах жареного и прилетел в Европу в качестве советника, консультанта по каким угодно вопросам. А затем какие-то дела привели его как раз в тот лагерь, где томился в ожидании суда Иоганн Бляуфиш, бывший комендант концентрационного лагеря, бывший представитель (еще до войны) одной торговой фирмы гитлеровского райха в Монии, ныне военный преступник, пленник союзных армий.

Они сразу узнали друг друга. Но Чарлей взглядом приказал Иоганну молчать.

Иоганн понял: у старого марабу серьезные намерения, он не может афишировать своей связи с гитлеровцем, да еще в такой сложной обстановке. Но позже Иоганн был вызван на допрос и очутился наедине с Чарлеем. Получилось нечто вроде вечера приятных воспоминаний. Чарлей не отрицал, что фирма, которую Иоганн Бляуфиш представлял в свое время в Монии, оказала ему, Чарлею, немалые услуги, — собственно, она положила начало его обогащению. Ну и он, в свою очередь, не остался в долгу. Ряд сложных финансовых комбинаций, наполнивших свежей кровью истощенное сердце немецкой промышленности, был проведен по прямому совету и при непосредственном участии старого марабу, сумевшего привлечь солидный капитал. Поговаривали, будто сам Менкс-старший, крупнейший воротила Монии, немало денег вложил в это дело.

Но, как говорится, «в прошлом хороши только покойники». Сколько бы ни было общего у Иоганна с Чарлеем в прошлом, марабу палец о палец не ударил бы, чтобы его спасти, если бы на смену старым интересам не пришли новые. Иоганн легко разгадал планы старика и пошел на некоторый риск. Правда, иного выхода у него не было. Он поведал Чарлею, как во время войны возил на неизвестный остров в Северном Ледовитом океане военнопленных, какая там замечательная природа, какие интересные пейзажи… А главное — сколь щедры и обильны тамошние недра.

Гастингс реагировал на это лишь на втором «допросе»:

— Ваш рассказ очень интересен, — сказал он. — Но какие я должен из этого сделать выводы?

— Уран! — коротко сказал Иоганн.

— Запасы?

— Разведанные запасы весьма солидны.

— Кому принадлежат?

— Хозяин приказал долго жить…

— Понимаю. «Третий райх»?

— Совершенно верно.

— Вечная память… — Гастингс сочувственно вздохнул. — Наследники?

— Наследником можете стать вы, если я получу свободу, — выпалил Иоганн.

Иоганн открыл Чарлею тайну Подземного города, лишь получив свободу и заручившись твердым обещанием, что он не будет устранен из дела.

Еще в начале войны по приказу фюрера на пустынном, никому не известном острове была оборудована тайная база для немецкого подводного флота. Вход был подводный, мастерские и склады под землей, в обширных подземных пещерах и шахтах. Неожиданно там обнаружили урановую руду. Фюрер приказал организовать добычу этой руды. А для того, чтобы никто не пронюхал о руднике, решено было ничего не строить на поверхности острова. Сообщение с рудником осуществлялось только через подводный вход — весьма остроумное сооружение, полностью скрытое под водой.

Так возник Подземный город. Туда направляли самых выносливых военнопленных, и они навсегда были заключены в подземной тюрьме.

Как видит почтенный патрон, тайна сохранена до сих пор.

Он, господин Чарлей Гастингс, — первый не немец, которому эта тайна стала известна.

После разгрома «третьего райха» администрация Подземного города оказалась отрезанной от всего мира. У нее нет хозяина. Запасы, по-видимому, пополнить невозможно. Тысячи одичавших военнопленных представляют собой страшную опасность. Вот почему Иоганн Бляуфиш считает, что овладеть богатствами Подземного города представителю могущественной Монии, каким является господин Чарлей Гастингс, ничего не стоит.

Чарлей глядел на Иоганна и барабанил пальцами по столу. Он ни разу не перебил рассказчика, ни о чем не спрашивал. Иоганн внешне был спокоен, но внутри у него все дрожало: если он не заинтересует старого хищника, то полученной свободе и обещаниям Гастингса Грош цена.

Некоторое время Гастингс молчал. Потом сказал:

— Хорошо! — и ушел.

На третий день в номере третьеразрядного отеля, где поселился Иоганн, появился американский офицер и предложил ему побыстрее собрать свои пожитки.

Через полчаса недавний гитлеровец сидел в баре лучшей гостиницы, а старый марабу говорил ему:

— Все улажено, старик Менкс одобряет… Можно действовать.

Рядом с апартаментами сотрудников штаба оказалась свободная комната, числившаяся за господином Джонатаном Блекпигом, гражданином Монийской республики, агентом военной администрации. Как раз на это имя Иоганн Бляуфиш получил монийский паспорт со своею фотографией. Так произошло перевоплощение, положившее начало новой полосе в жизни гитлеровского молодчика.

Одним новоявленный Джонни был поначалу недоволен: почему Чарлей вздумал переименовать синюю рыбу — Бляуфиша в черную свинью — Блекпига? Он и первой своей фамилией тяготился, но Бляуфиш по сравнению с Блекпиг — это шик.

Джонни не постеснялся (конечно, в весьма вежливых выражениях) спросить у Чарлея: почему, мол, дорогой патрон, вы изволили выбрать для меня такую нелепую фамилию? Марабу долго смеялся, потом объяснил, что таким образом монийцы блюдут свою высшую расу от слияния с низшими, представителям которых они вынуждены временно оказывать покровительство.

— Теперь время бурное… Диффузия индивидуумов из одного гражданства в другое колоссальная… Пройдет несколько лет — и вы, Джонни, сможете выдать себя за коренного монийца. А этого-то мы и не желаем… Мы готовы пойти вам навстречу, помочь в трудную минуту, особенно если наши интересы совпадают.

Но разбавлять нашу кровь вашей — этого мы, к вашему сожалению, не желаем…

Джонни вздохнул: совсем еще недавно он сам был представителем высшей расы мира… Но что же делать: меняются времена, меняются порядки, ценности, — меняются и высшие расы. И, в конце концов, лучше быть живой свиньей, чем повешенной рыбой.

Чарлей сделал бывшего Иоганна, а ныне Джонни, директором-распорядителем «Общества дальних исследований», специально учрежденного для захвата Подземного города. Что могла обезглавленная администрация этого осколка «третьей империи» противопоставить напору Гастингса и компании, поддерживаемых самим Менксом-старшим? Администрация Подземного города давно покинула бы свой остров, если бы не боялась показаться на свет божий.

Нацисты доедали последние запасы, с трудом поддерживали видимость дисциплины среди солдат охраны. С каждым днем остатки гвардии Гитлера разлагались вое больше. Коменданту Оскару Крайцу иногда казалось, что охрана ничем не отличается от заключенных, готовых перебить своих надсмотрщиков. Если от военнопленных еще можно было скрыть весть о разгроме фашистов, то от солдат охраны этого никак не утаить. Все чаще раздавались голоса, требовавшие смены, возврата на родину…

При таких условиях прибытие в Подземный город Джонни с широкими полномочиями, провизией и личной охраной было для администрации Подземного города равносильно чуду. Все возвращалось на место — осколок «третьего райха» снова становился органической частью целого, еще более могущественного, чем рассыпавшаяся гитлеровская «империя»…

Комендант Подземного города гаулейтер Оскар Крайц не сразу узнал в господине Джонатане Блекпиге своего бывшего коллегу, привозившего транспорты рабов.

Перед ним развалился в кресле чистокровный мониец, человек дела, любитель гаванских сигар и выпивки, умеющий жить и дающий жить другим…

Они обо всем договорились быстро: о постепенной замене немецкого гарнизона вольнонаемной стражей (герра Крайца, между прочим, нисколько не смутило решение новых хозяев не задерживать на острове ни одного солдата Подземного города на срок, хоть на минуту превышающий срок его подземной службы, — в эту минуту они превратятся в рабочих или отправятся к праотцам — иначе тайны Подземного города не сохранишь) и о порядке оставления на своих постах чинов немецкой администрации. Конечно, на всякий случай следует переменить имена.

Таким образом, герр Оскар Крайц стал господином Конноли, монийцем кельтского происхождения.

Вопросы снабжения и связи, компенсации за труд и прочее не вызвали никаких разногласий: новые хозяева оказались щедрее старых. В один день сделка была оформлена секретным договором, и Джонни полетел в Монию докладывать об успехе предприятия. Марабу остался более чем доволен новым директором. Он передал Джонни приветы влиятельнейших лиц монийской биржи, в том числе и самого Менкса-старшего, и Джонни был несказанно горд. Правда, когда Джонни намекнул, что ему было бы приятно лично пожать руку господину Менксу, марабу сделал вид, будто не слышит. Но это не испортило настроения Джонни…

Особенно насмешил Чарлея рассказ Джонни о восстании рабов. Счастливчик так мастерски изобразил сцену, когда в разгар бунта он поднялся из преисподней на металлическом столе, со скрещенными на груди руками, как обезоружил бунтовщиков лживыми обещаниями, как в решительную минуту пустил в ход бумажную артиллерию анкет, выброшенных из бойниц. Не подготовь он заранее этого канцелярского запаса, вряд ли ему удалось бы так легко справиться с заключенными.

Менкс-старший распорядился через того же марабу и впредь хранить тайну, как зеницу ока. Выработали специальный «Устав по охране Подземного города» и с каждого посвященного взяли подписку об ответственности за разглашение тайны.

Ответственность, конечно, была тяжелой. Впрочем, опасаться особенно не приходилось, потому что если не считать несчастных, замурованных под землей неизвестного острова в далекой Арктике, о тайне Подземного города во всем мире знали только пять человек. На это были весьма надежные люди, достойные полного доверия.

Сегодня Джонни везет в Подземный город смену. Не так легко было подобрать и соблазнить этих стоящих парней, главным достоинством которых является полное отсутствие предрассудков. Правда, в теории они обходятся дороговато. Но это только теория: если у кого-нибудь из них и есть наследники, то вряд ли они посвящены в тайну контрактов, заключенных между их родственниками и правлением «Общества дальних исследований». А раз так, значит и получать вознаграждение по договорам будет некому. Ведь эти парни уже никогда не выйдут из Подземного города. Такая уж им выпала доля. Отслужив договоренный срок в охране, они, как и немецкие солдаты, превратятся в рабочую силу или в покойников…

Снова телефон прервал размышления Джонни-Счастливчика:

— Альзо… Тьфу! Алло! Вы, Мих? Что? Из Подземного? Ладно, давайте… Я слушаю вас, Подземный город. Да, я. А, господин Конноли! Приветствую вас, дорогой компаньон! Что? Какой бунт? Разве в Подземном городе возможен бунт?

Вы что-то напутали, дорогой Конноли. Ну, что ж… Жалко рабочую силу, но, если без этого нельзя, постреляйте малость, только не увлекайтесь. Учтите, что новых рабочих теперь не так-то легко добыть… Короче — прекратить панику. Это первое. А второе — ждите меня завтра. Как только покончу тут с одним неотложным дельцем, сейчас же вылечу… Вы удовлетворены? Ничего, продержитесь… Гуд бай!

Черт побери! Вечно так. Если у человека с утра хорошее настроение, то непременно нужно его испортить. Найдется какой-нибудь герр Крайц — дьявол его съешь! — или еще кто-нибудь — и поднесут пилюлю. Извольте радоваться, бунт в Подземном городе… Кто смеет бунтовать после той попытки? Ведь рабы так зажат — не то что бунтовать, они и дышать не смеют.

И еще раз захрипел телефон. Джонни опять неохотно снял трубку:

— Что еще? А, локационная… Ну, что вам нужно? Беспокоите по пустякам…

Те-ло? Какое тело? На высоте двадцати трех тысяч метров? Фантазия… А скорость? Что?! Да вы с ума сошли! Бросьте дурака валять. Такой скорости не бывает… Да, да, не бывает. Ладно, перестаньте молоть чепуху!

Положительно, мир скверно устроен. Просто не дают человеку вздохнуть спокойно… А до чего Джонни устал! Разве и впрямь плюнуть на все, продать свою долю на ходу, с рабами, с охраной, с подземными и подводными тайнами, с господином Конноли, со всеми перспективами… Не зря мудрый марабу говорил, что искусство уйти вовремя ценится выше искусства придти кстати. Монийская биржа живо интересуется предприятием, надо воспользоваться этим и уйти на покой.

…Какой, к бесу, покой!.. «Днепр» идет? Идет. Нужно его встретить. Это пробиваются сквозь лед новые миллионы. Только не промазать: первым выстрелом сбить радиорубку, а там — мины… Пополнение рабочей силы в Подземном городе — это пополнение счета Джонни в банке. Джонни вызывает радиста:

— Мих, — говорит он по телефону, — где этот тихоход? Идет? Больно медленно тащится. Он ведь считается у них сильнейшим ледоколом, а лед пустяковый… А ну, подгоните его малость. Идем, мол, ко дну. Гибнут маленькие дети. Капитан застрелился. Русские любят спасать. Особенно ради детей они готовы в огонь и воду. Поторопите их. Я и так задерживаюсь… Да, Мих, вы не забыли уменьшить напряжение? Смотрите, чтобы не дальше пятидесяти километров. Нам вовсе не требуются свидетели радиофлирта с «Днепром»…

— Есть, господин Джонатан. На «Днепре» сейчас будет потоп — они зальют свой корабль слезами… Еще бы, такое бедствие. А вы пока, Джонни, почитайте радиограмму. Сейчас пришла. Что-то странное…

Вахтенный юнга вскоре принес радиограмму, перехваченную Михом. Она гласила:

Еще в специальной школе Джонни изучал русский язык. Но эту радиограмму он не понял. Что за «Светолет»? И чего ради он именно в эту минуту приветствует «Днепр»? Уж не «тело» ли это, которое промелькнуло на высоте двадцати трех тысяч метров с фантастической скоростью? Тогда непонятно, каким же образом с такой высоты при такой скорости они распознали «Днепр»…

Тем временем Мих передал радиограмму с описанием ужасов, якобы переживаемых «Мафусаилом». Из радиограммы следовало, что «Мафусаил» уже почти на дне, что экипаж и пассажиры, среди которых два десятка малышей, — голые, мокрые, больные, высадились на тонкий, ненадежный лед, что три женщины сошли с ума, что старший помощник застрелился вслед за капитаном. Если им не окажут помощь, к вечеру в ледовом лагере не останется ни одного живого человека.

На этот вопль Мих тотчас же получил ответ:

Не дослушав текста, передаваемого Михом по телефону, Джонни покатился со смеху:

— Ну, не дураки? Сами лезут в шахты Подземного города.

Спустя несколько минут, немного овладев собой, Джонни позвонил капитану:

— Алло! Роб! Прикажите приготовить «Циклон»… Сейчас же после операции вылетаю на остров. Со мной двадцать моих парней.

Затем Джонни поднялся на капитанский мостик. Дул приятный теплый ветер…

Лед сверкал, воздух был напоен светом. И только на востоке висело черное дымовое пятно. Это «Днепр» пробивался на помощь.

— Вот что, Роб, — сказал Джонни капитану. — Когда русские приблизятся, укутайтесь дымом: у нас, мол, пожар, ничего не видно. А то как бы они нас не раскусили… Понятно?

Роб многозначительно подмигнул Джонни, присвистнул, и оба расхохотались.