Административный центр в опасности

Конноли с часу на час ждал прибытия Джонни-Счастливчика и его молодчиков. А там появится «Мафусаил», и хотя подводного входа уже не существует, вооруженные силы пройдут через известный лишь одному коменданту запасный вход в «чертовом пальце» — высокой, отвесной скале на восточной оконечности острова. Зачинщики отправятся в лучший мир вместе с нерадивой охраной, а остальные будут работать до последнего издыхания.

Конноли заперся в своем кабинете и включил в сеть коротковолновую радиостанцию. Ему удалось связаться с «Мафусаилом». Радист Мих сообщил, что господин Джонатан Блекпиг вылетел с отрядом новых надсмотрщиков в Подземный город, но, по-видимому, свернул в сторону, на военную базу. Мих советовал Конноли самому связаться с самолетом Джонни. Так будет вернее.

Комендант принялся разыскивать рацию «Циклона», но самолет как в воду канул.

Однако Конноли не терял надежды. Устремив ледяной взгляд на микрофон, он в тысячный раз повторял ряд цифр, которые означали:

— «Циклон»! «Циклон»! Я — Подземный город. Я — Подземный город. Жду ваших сообщений. Перехожу на прием.

Никаких результатов… Но если на «Циклоне» испортился передатчик, то ведь может работать приемник. На всякий случай Конноли снова с помощью кода начал докладывать «старшему компаньону» обстановку.

— Джонни! Да слышите ли вы меня наконец? Ладно, будем считать, что слышите.

Имейте в виду: подводный вход взорван. Иначе люди разбежались бы. Помните над фиордом «чертов палец»? Запасный вход начинается у его подножья, пещера — с западной стороны. Идите по ступенькам вниз. Будет тупик. Нажмите агатовую педаль в каменном полу. Дверь сама откроется, тогда двигайтесь прямо на свет и придете к машинному залу. Слышите? Пьянствовать и болтать можно и после усмирения мятежа… Я боюсь, что бунтовщики найдут какой-нибудь ход в старых разработках к административному центру. Увы, это наша беспечность: в свое время мы не взорвали эти заброшенные лазейки.

Конноли вытер вспотевший лоб. Да, нелегкая служба быть комендантом Подземного города, когда нет ни фюрера, приказавшего основать этот город, ни «третьей империи», снабжавшей всем необходимым… Подземный город — последний осколок гитлеровской машины. Хорошо, что подвернулся Джонни! Пусть он действует от имени победителей, великодушно именующих себя компаньонами… Пусть он, Конноли, бывший Крайц, снова останется в стороне, в роли исполнителя чужой воли, достающего каштаны из огня для других. Лучше еще пять лет провести в Подземном городе, не видя солнца, чем хотя бы на пять минут повиснуть в петле под солнцем. Если бы не это проклятое восстание, все было бы прекрасно… Правда, он может бежать. Но куда? В дикую ледяную пустыню? Слуга покорный! Он еще не так стар, чтобы искать смерти.

Может быть, нагрузить доверху аэросани и, пока бунтовщики ищут хода наверх, двинуться к монийским базам?

Но этот пройдоха Джонни предупредил, что генерал ничего не знает о Подземном городе. Пока Конноли сидит под землей, его считают офицером монийской армии.

Но стоит ему появиться на военной базе, он может оказаться военным преступником, если это понадобится какому-нибудь политикану. Вздернуть его на первом дереве — самое простое дело. Тем более, что этим можно замести следы… Конечно, деревьев здесь нет. Но не в деревьях дело. При желании можно превратить в виселицу и торос.

Телефонный звонок прервал размышления. Конноли взял трубку. Руки его задрожали, лицо побелело, глаза налились кровью. Он ударил свободной рукой по столу и закричал:

— Сейчас же выдвинуть заслон в южную штольню. Через каждые сто метров — щит и пулемет. Понятно? Приказываю вести беспощадный огонь по всем бегущим с востока. Предупредить охрану: всякий, покинувший свой пост, попадет под огонь наравне с бунтовщиками. И еще: растолкуйте людям, что с минуты на минуту должны прибыть монийские части. Они сменят отслуживших охранников, которых я отправлю домой. Если же мы не отразим атак бунтовщиков, они разорвут нас в клочья… Как раз накануне демобилизации, запомните это!

Конноли достал из стола большой плоский пистолет и засунул его в кобуру.

Другой пистолет он спрятал в карман брюк. Затем закурил толстую сигару и покинул свой кабинет. В вестибюле его ждала личная охрана.

— Друзья мои, вы мне нужны, — сказал комендант. — Фонари есть у всех? Оружие в порядке? Отлично. Следуйте за мной.

Конноли и его свита быстро пошли по штольне.

Некоторое время они двигались при слабом свете электрических ламп. Дальше их ждал полный мрак. Карманные фонари тускло осветили заброшенную штольню.

— Я здесь никогда не был, — произнес, выругавшись, капрал Шульц.

— К сожалению, мы все здесь не были, — отозвался Конноли. — А тут, возможно, есть старый ход на все горизонты. Если это так, то мы не изолированы от бунтовщиков.

Вскоре они наткнулись на последнюю заставу. Четыре пулеметчика сидели за стальным щитом и при свете шахтерской лампы играли в карты. Они не слышали, как подошел комендант со своей охраной.

Конноли сделал знак спутникам — те прижались к стенам. Комендант тоже отступил в тень.

Конноли знал подноготную каждого своего молодчика.

Вот Фридрих Ланге, с носом-картошкой, крестьянин из-под Мюнхена. Тупой, упрямый парень. Если бы ему не взбрело на ум, что его Китхен вышла замуж за другого, он бы мог, пожалуй, еще служить в Подземном городе. Но ревность не дает ему покоя ни днем, ни ночью. Он спит и видит, как мстит за измену.

Какой из него солдат?

А вот этот с темными усиками, Сильвестр Боймгут, скорее похожий на белую мумию, чем на живого человека — этот сорокалетний мальчишка мечтал о карьере артиста. Кто-то убедил его, что у него дарование, и он стал статистом берлинской драмы. Да так и засох на этом. За всю свою театральную жизнь он вряд ли произнес перед зрителем двадцать слов. Он приветствовал фашистский переворот, так как верил, что фюрер вступится за него и прикажет дать, наконец, роль и ему. Боймгуту пообещали больше, чем он сам желал, но предложили сначала помочь укрепить новый порядок. Он вступил в охранные отряды, попал в Подземный город, пытался здесь сколотить любительскую труппу, но вскоре открыл в себе новое призвание: ударился в мистику и астрологию.

Сначала пулеметчики играли молча. Но вот здоровенный верзила Иоганн Пульвер с силой ударил картой по патронному ящику, заменявшему стол, и сказал:

— Вот когда десятка бьет короля!

Четвертый солдат, толстый, рыхлый, с бабьим лицом, на котором кисли голубенькие глазки, зевнул.

— Скорее бы конец… — И положил свои карты. — Не хочу больше… Скучно.

— Ну, нет! — воскликнул Иоганн Пульвер. — Номер не пройдет! Стал проигрывать и — не хочу больше. Нет, дружок. Изволь доиграть пульку. Я тебя так не выпущу.

— Чего ты? — отодвигаясь, спросил кислоглазый. — Вот все, что я выиграл. На, возьми. Честно? Ребята, я честно поступаю? Отдаю выигрыш. — И он стал торопливо отсчитывать деньги.

Пульвер, увидев у него в руках толстую пачку кредиток, побагровел и протянул к ней руку.

— Нет, нет! Так ты не отделаешься! Первый раз в жизни мне повезло, а ты хочешь отделаться моими же деньгами? Нет, этот номер не пройдет!.. Я, может быть, всю жизнь ждал этого случая…

— Ну, чего ты расшумелся? — вмешался Ланге. — Подумаешь, ждал всю жизнь…

Все равно, с деньгами или без денег, ты отсюда не выйдешь. Все мы здесь оставим свои кости.

— Да, да, — засуетился кислоглазый, — все, все оставим кости!

— Ах ты каракатица! — заревел Пульвер, хватая партнера за горло. — Да я пока вижу один комплект костей — твой! Ну, Михель, что теперь скажешь? — Он сжимал горло толстяка все сильнее и сильнее.

Но Михель не мог говорить. У Михеля глаза полезли на лоб. Он беспомощно размахивал руками и хрипел.

Кто-то из спутников коменданта пошевелился, но Конноли схватил его за руку.

Вмешались партнеры. Они набросились на верзилу Пульвера, повисли у него на руках.

— Что ты делаешь? — шипел мистик.

— Оставь его, — просил крестьянин.

Участники этой сцены, как и наблюдатели, увлекшись стычкой, не заметили быстро приближавшихся огней. Издали донесся треск выстрелов.

Конноли заорал так, что чуть сам не оглох:

— Ахтунг! Смирно!

Три пулеметчика вскочили и вытянулись — руки по швам. Четвертый, полузадушенный, свалился к ногам коменданта.

— Ах вы, грязное отребье! — выругался Конноли. — И таким способом вы думаете заслужить возвращение на родину, к семьям?! Да наши друзья монийцы не захотят и смотреть на таких шелудивых свиней! Вас зачем тут поставили?

— Так точно, — ответил Фридрих Ланге, — поставили.

— Я спрашиваю — зачем поставили? Не затем ли, чтобы отразить бунтовщиков? А это видите? Огонь, негодяи! Огонь!.. Скорей!

Боймгут и Ланге кинулись к пулемету. Пульвер склонился к Михелю, стал его трясти.

— Ну; что с тобой, друг!? Я пошутил. Полно, открой глаза.

Кислоглазый Михель не заставил себя долго просить: он глубоко вздохнул и приподнялся.

Гулко и часто затрещал пулемет охранников. В тесноте штольни эхо размножило треск на сотни ладов.

— Огонь! Огонь! — вопил Конноли.

Восемнадцать его спутников палили в темноту штольни из автоматов и пистолетов. Без умолку стучал пулемет. Факелы давно погасли. Не слышно было ни голосов, ни ответной стрельбы.

— Пока хватит, — сказал Конноли. — Довольно! Имейте в виду — эта атака не последняя. Но если вы не будете зевать и ссориться, никакой враг вам здесь не страшен. Пули скосят столько бунтовщиков, сколько рискнет появиться в штольне… И еще запомните — обратно дороги нет! Там вас встретят таким же огнем. Понятно? Пищу доставят вовремя, коньяк пришлю. Исполняйте свой долг, и родина вас не забудет…

— Где она, родина? — буркнул Ланге.

Конноли сделал вид, что не слышит.

В это время что-то мягко шлепнулось у ног Конноли.

Это была ручная граната.