Роберт Янг Дворы Джамшида

Серовато-красное солнце уже заметно склонилось к западу, когда племя длинной цепочкой спустилось с усеянных трещинами и изломами предгорий к самому морю. Женщины рассыпались вдоль берега, собирать выброшенные волнами деревянные обломки, а мужчины занялись установкой дождевых ловушек.

Риан мог с уверенностью сказать, судя по окружавшим его изможденным лицам, что сегодня ночью будут пляски и танцы. Он знал, что и его собственное лицо несомненно выглядело утомленным и уставшим. Оно было покрыто въевшейся пылью; щеки впалые, а глаза мутные от голода. Жарких дней на этот раз выпало слишком много.

Ловушка для дождя была замысловатой формы, сделанная из нескольких собачьих шкур, тщательно сшитых вместе так, что получился самодельный непромокаемый тент. Риан и другие молодые мужчины держали его, подняв высоко вверх, в то время как мужчины постарше устанавливали шесты и натягивали веревки из собачьих кишок, чтобы в тенте, в самой его середине, образовался прогиб, и когда пойдет дождь, столь драгоценная вода будет собираться в этом углублении. Завершив эту работу, мужчины спустились к берегу и собрались вокруг большого огня, разведенного женщинами.

У Риана от долгого пути через горы болели ноги, а плечи ныли от тяжести собачьих шкур, которые ему пришлось нести последние пять миль. Временами молодость казалась настолько обременительной, ему хотелось стать самым древним стариком племени; тогда он был бы свободен от тяжелой работы, мог свободно тащиться, еле передвигая ноги, в самом конце идущих, мог свободно сидеть скрестив ноги во время остановок, когда более молодые были либо заняты охотой, либо предавались утехам любви.

Он стоял спиной к огню, позволяя теплу проникать под одежду из собачьих шкур и согревать тело. Неподалеку женщины готовили ужин, растирая собранные днем клубни в густую кашицу, очень экономно разбавляя ее водой из своих бурдюков, также сшитых из собачьих шкур. Краем глаза Риан заметил Мириам, но вид ее вытянутого еще юного лица и вполне пропорционально сложенного тела никак не всколыхнул его кровь, и он с печалью отвел взгляд в сторону.

Он припомнил, как жаждал ее в тот день, когда была убита последняя собака, как затем лег рядом с ней у гудящего огня, и аромат жареного собачьего мяса все еще удерживался в ночном воздухе. Однако его желудок был полон, и он пролежал половину ночи, почти не испытывая никакого желания. А ведь довольно долгое время и после того она казалась красавицей; но постепенно ее красота увяла, она стала всего лишь еще одним тусклым серым лицом, еще одной вялой апатичной фигурой, плетущейся вместе с племенем от оазиса к оазису, от развалин к развалинам в бесконечном поиске пищи.

Риан тряхнул головой. Он не мог понять этого. Но было очень много такого, чего понять он был не в силах. Например, Танец. Почему напыщенное произнесение обычных слов, сопровождаемое ритмическими движениями, должно доставлять ему удовольствие? И как ненависть могла сделать его сильным?

Он вновь тряхнул головой. Так или иначе, а Танец для него был самой большой загадкой...

Мириам принесла ему ужин, робко глядя большими карими глазами, что было совершенно не к месту. Это напомнило ему о последней убитой им собаке. Он рывком выхватил глиняный котелок из ее рук и отошел вниз, к кромке воды, чтобы поесть в одиночестве.

Наконец солнце село. Золотые и красные полосы подрагивали на волнующейся от ветра воде, медленно замирая вдалеке. От изрезанных оврагами предгорий к берегу сползала темнота, а вместе с ней и первое холодное дыханье ночи.

Риан вздрогнул. Он попытался сосредоточиться на еде, но воспоминание о собаке не покидало его.

Собака была маленькой, но очень злобной. Она оскалила зубы, когда он наконец загнал ее в небольшой каменистый тупик в горах, и, в доказательство своей злобности, завиляла своим нелепым хвостом. Риан все еще мог припомнить пронзительный звук ее воя... или это был скулеж?.. когда он двинулся на нее с палкой; но больше всего он запомнил, какими были ее глаза, когда он опустил палку на ее голову.

Он пытался отделаться от этих воспоминаний, пытался насладиться нынешней постной пищей. Но продолжал вспоминать все подробно. Он вспомнил всех остальных собак, которых убил, и удивлялся, почему этот факт так беспокоил его. Он знал, что когда-то собаки бегали рядом с охотниками, а не прятались от них; но это было задолго до него... когда было за кем еще охотиться, кроме собак.

Сейчас все было совсем по-другому. Либо охота на собак, либо голодная смерть...

Он закончил есть эту, без единого намека на мясо, похлебку, решительно сделав последний глоток. Услышал сзади легкие шаги, однако не повернулся. Вскоре Мириам присела рядом с ним.

Море тускло поблескивало, отражая свет первых звезд.

- Как красиво ночью, - проговорила Мириам.

Риан промолчал.

- Так будет сегодня Танец? - спросила она.

- Возможно.

- Я надеюсь, что будет.

- Почему?

- Я... я не знаю. Потому что после него каждый будет другим, и я надеюсь, что каждый будет почти полностью счастлив.

Риан взглянул на нее. Свет звезд нежно падал на ее совсем детское лицо, пряча худобу щек, смягчая тени от голода под глазами. И вновь он припомнил ту ночь, когда почти испытал страсть к ней, и ему захотелось, чтобы эта ночь стала такой же, как та, с самого начала. Ему хотелось вновь обрести желанье и обнять ее, целуя ее губы и крепко прижимая к себе. Но сейчас, когда это желанье так и не овладело им и сменилось стыдом, он, не в силах понять этого ощущения, выразил его обычной яростью.

- У мужчин нет счастья! - с дикой грубостью произнес он.

- Когда-то оно было у них... много лет назад.

- Ты слушаешь слишком много сказок, что рассказывают старухи.

- Я люблю их слушать. Мне нравится слушать про время, когда вместо этих развалин были живые города, и земля была зеленой... когда для каждого было много пищи и воды... Ведь несомненно, что такое время было. Слова, сопровождающие Танец...

- Не знаю, - сказал Риан. - Иногда мне кажется, что все эти слова просто ложь.

Мириам покачала головой.

- Нет. Слова Танца заключают мудрость. Без них мы не смогли бы жить.

- Ты и сама говоришь как старуха! - сказал Риан. И неожиданно поднялся. - Да ты и есть старуха. Безобразная противная старуха! - Он размашистым шагом направился через песок напрямик к костру, оставив ее одну около воды.

Теперь племя разбилось на группы. В одной сгрудились старики, в другой - молодежь. Женщины сидели вместе около колеблющейся границы света, напевая какой-то древний мотив, иногда негромко обмениваясь редким словом.

Риан в одиночестве стоял у костра. Он был самым молодым в племени. Он и Мириам были последними из родившихся детей. Тогда племя было многочисленным, охота была хорошей, собаки все еще оставались почти домашними и поймать их не составляло труда. Были и другие племена, странствовавшие по этой земле, покрытой пылью словно чадрой. Риану хотелось знать, что стало с ними. Точнее, ему казалось, что хотел. На самом деле, внутренне, он знал.

Становилось холоднее. Он подбросил в костер еще немного обломков дерева и наблюдал, как языки пламени лижут друг друга. Пламя было похоже на людей, подумал он. Оно пожирает все, что ему попадается, а когда оказывается, что есть больше нечего, умирает.

Неожиданно зазвучал барабан, и женский голос произнес нараспев:

- Что такое дерево?

Из группы стариков чей-то голос ответил:

- Дерево всего лишь зеленая мечта.

- А что стало с цветущей землей?

- Цветущая земля теперь есть прах!

Звук барабана стал громче. У Риана сжалось горло. Он ощутил, как бодрящее тепло ярости коснулось его лица. Фразы, звучавшие перед началом Танца, всегда действовали на него, хотя он заранее знал, что услышит.

Один из стариков двинулся к освещенному костром пространству, шаркая ногами в такт ударам барабана. Свет окрасил красным морщины на его тридцатилетнем лице, покрыл, словно волнистыми колеями, густым румянцем лоб. И его тонкий голос поплыл в холодном ночном воздухе: 

Его пение подхватил женский голос: 

Теперь и другие фигуры, шаркая ногами, появились в свете костра, а ритм барабана из собачьей шкуры звучал все резче, все сильнее. Риан почувствовал, как у него быстрее движется кровь, как нарастает прилив вновь пробудившейся энергии.

Теперь голоса объединились: 

Риан больше не мог сдерживать себя. Он почувствовал, как его ноги начинают двигаться в такт с мстительным ритмом барабана. Он услышал собственный голос, подхвативший пение: 

Он присоединился к пляшущему с притопом племени, его руки производили жесты, имитирующие убийство, рвали и отбрасывали. Сила вливалась в его изнуренные конечности, пульсировала по всему его слабому от недоедания телу. Он мельком увидел на другой стороне костра Мириам, и у него захватило дух от красоты ее оживившегося лица. И вновь он почти хотел ее, и некоторое время даже мог убеждать себя, что однажды он обязательно захочет ее, и что на этот раз воздействие Танца не пройдет без следа, как это бывало раньше, и он будет и дальше продолжать чувствовать себя таким же сильным, уверенным и бесстрашным, и отыщет множество собак, чтобы накормить племя; а затем, может быть, мужчины все-таки захотят женщин, как это бывало раньше, и он сам захочет Мириам, и племя увеличится и станет большим и сильным...

Он поднимал свой голос все выше и выше и изо всех сил топал ногами. Ненависть была теперь как вино, с жаром вливавшееся в его тело, яростно пульсирующее в его мозгу. Песнопение перерастало в истеричный вой, горькое обвинение отражалось от пустынных гор и мертвого моря, разносимое наполненным пылью ветром...