Глава 3. Третий Вавилон

Ваня глянул в щёлочку – и грандиозный красный квадрат, залитый вызывающим пламенем прожекторов, подёрнутый рябью человеческого моря, дохнул жаром, обжигая глаза и ноздри. Над толпой поднимался пар, и казалось, что свет клубится над головами – гроздья огромных юпитеров, как жаровни, валили слепящую пену прямо на головы. Сколько их там? Тысячи. Ноги ослабли от страха. И сцена была не сцена. А чёрный квадратный ринг посреди огненной площади, высеченный помост, опутанный точно

соломой, разноцветными кабелями и оттого напоминавший гнездо гигантской птицы. На четыре стороны света вздымались ярусами тёмно-синие, мерцающие огнями и молниями, уходящие в небо амфитеатры -казалось, что четыре океанских парохода сошлись на площади, нависли кручами палуб над сценой. Огромный экран выше башенок потемневших Торговых рядов совершенно закрывал собой и Минина с Пожарским, и собор Василия Блаженного. До начала шоу оставалось несколько минут. И вот... Единственный прожектор пронзил площадь, плеснул золотом в основание Спасской башни.

Из Спасских ворот вышел юный волшебник Лео Рябиновский. В распахнутом плаще он медленно пошёл по кремлёвской брусчатке в направлении сцены. И усиленный могучей техникой, покатился по площади его мягкий, спокойный голос:

- Мы собрались здесь, в Кремле, в последние часы уходящего года.

Кому-то видно микрофон, сверкающий у виска Рябиновского, на тонкой струнке мигает бусинка. Развевается узнаваемый жёлто-багровый шарф.

-  В тёмные века Средневековья через Спасские ворота нельзя было проходить, не сняв шапку.

Рябиновский медленно приближался к сцене, его голос становился жёстче:

-  Сегодня мы все обнажаем головы. Не перед тёмными ликами прошлого, не перед безучастными надвратными иконами, а перед детьми Беслана и Таганки...

Площадь разразилась грохотом аплодисментов – теперь видно, что из Спасских ворот следом за Лео двинулась парная вереница фигурок – мальчиков и девочек.

-  Беслан Ибрисов, пятиклассник из Беслана... Он получил ожоги второй степени тяжести, – Рябиновский называет по именам каждого, кто занимает места в первых рядах, на длинных скамейках.

В голосе Лео светлая печаль. Он медленно поднимается по ступеням, он уже на краю сцены. Голос волшебника дрожит от волнения.

Дети расселись. Но луч по-прежнему нацелен на главную башню Кремля. Все ждут. Наконец, невысокий человек в чёрном костюме, стремительно появляется в просвете Спасских ворот.

-  Дамы и господа, дорогие сограждане. Я представляю того, кто незримо был вместе с этими детьми в страшные часы ужаса, – голос Рябиновского зазвенел. – Этот человек мысленно, каждый миг был с запуганными детьми. С ними голодал, их глазами он смотрел в лицо смерти. И он пришёл на помощь. А сегодня он способен остановить волну террора. Предотвратить повторение трагедии.

Пауза взвилась, как прозрачное знамя над головами, медленно занялись, разогреваясь перед атакой, багровые решётки прожекторов, вот-вот полыхнёт...

- Дамы и господа... Президент Российской Федерации!

Волнующий, серебрящийся голос труб возрос и вознёсся над площадью. Ах, эти трубы! Сколько лет они творят чудеса, превращая толпы в полки; они способны будить уснувшую совесть героических предков, препоясывая сердца отвагой и честью.

Человек в чёрном костюме неспешно поднялся, подошёл к микрофону.

- Дорогие сограждане. До конца года остаётся несколько часов...

Знакомым телевизионным голосом он говорил о том, что уходящий год был страшен, он унёс слишком много родных жизней и что нужно оставить страх в прошлом: будет сделано всё, чтобы в наступающий год Россия вошла без террора. Трёхэтажное лицо на экране – его видно, наверное, и с Арбата.

Ваня наблюдал президента со спины, очень близко. Сзади, на цыпочках набежала целая куча актёров и персонала: поглядеть в щёлочку на главу государства. Кремлёвский охранник, дежуривший за кулисами, напряжённо сопел – нервничал, но не прогонял.

- В последний день года мы по традиции проводим "горячую линию", я отвечаю на ваши вопросы... В этом году ситуация особая. Возникла необходимость живого, непосредственного контакта.

Сзади, было видно, как блестит президентская лысина, обычно незаметная телезрителям. Президент говорил:

- Я знаю: страна шокирована волной терактов. У людей назрели прямые и острые вопросы. Я к ним готов. Готов слушать вас и принимать решения. Если понадобится – хоть до утра. Давайте начнём.

Первый вопрос, самый неприятный, прозвучал из уст ведущего. Лео Рябиновский, склонив голову, пряча бледное лицо в роскошных кудрях, спросил:

-  Господин президент, многих россиян интересует... почему Вы не приехали в захваченную школу, чтобы лично провести переговоры с террористами?

Бледнеет свет юпитеров. Президент, выдержав паузу, отвечает уверенно, даже с горячностью:

- Не общаться надо с этими нелюдями, а – уничтожать. Разговаривать с ними не буду. Таганка показала: если штурмовать умело, можно раздавить целую банду, не потеряв ни одного заложника. Я не поехал с ними разговаривать, вместо этого я лично готовил штурм. А чтобы выиграть время, мы послали им нашего переговорщика – тут вы, Леонард, блестяще справились с задачей. Так мы выиграли время для подготовки штурма. А вы, кроме того, смогли посеять смуту в рядах террористов. Это облегчило задачу ребятам из спецподразделений.

Площадь оживлённо загудела – и вновь голос Лео:

-  Господин президент, если позволите, давайте пригласим их сюда. Этих парней, лица которых мы не видим, но видим их глаза – в них честь и отвага. Дамы и господа... я представляю вам... штурмовики группы "Альфа"!

Свет. Багровый и жёлтый, как золото в небе. Площадь замерла. Из Спасских ворот красиво выступили могучие люди в камуфляже, рыцарски сдержанные в движениях. Они шли, грохоча высокими ботинками по брусчатке, супермены в зелёных шерстяных масках, закрывающих лица, – дюжина за дюжиной, добрая сотня лучших бойцов режима.

-  Бойцы элитных подразделений – "Альфа", "Вымпел", "Витязь"... Впервые в истории мы пригласили их на праздник. Сегодня они вместе с теми, кого защищают. Вместе с детьми Таганки и Беслана. Вместе с президентом страны они будут говорить о войне и мире, о том, как покончить с террором в нашей стране.

Иван, потирая виски, отошёл вглубь сцены, к декорациям. Он никак не мог справиться с поганой дрожью в коленках: что-то будет? Какая-то необъяснимая тревога накатилась на его облегчённое исповедью сердце. Скоро, совсем скоро начнётся грандиозное шоу, в котором ему, Ивану Царицыну, суждено сыграть роль русского дурака... Время тянулось томительно долго, вопросы казались одинаковыми, и неизменно мягким был голос президента. Вдруг Ваня услышал в огромных динамиках слабенький голосок девочки из Беслана. По сценарию это последний вопрос! Значит... через несколько минут начнётся шоу.

-Я хотела спросить... -пищит девочка, – почему они нас взрывают? Что мы им плохого сделали?!

-  Как тебя зовут? – спрашивает президент и вздыхает горько и невольно, а получается – на всю страну.

Её имя Алина.

- Я давно заметил одну вещь... – президент грустно улыбается, но взгляд его твёрд. – Обычно самые сложные вопросы задают дети. Знаешь, Алина, на твой вопрос попытались ответить звёзды мировой эстрады и рок-музыки, которые совместно подготовили спектакль под руководством знаменитого режиссёра Изяслава Ханукаина. Это их подарок детям, пострадавшим от терроризма. Спектакль так и называется: "Дети против террора". Давайте вместе посмотрим его, прямо сейчас.

Ударили, как гром, невидимые барабаны. Посреди тёмной сцены возникла худенькая женская фигурка. И площадь взревела: они узнали её лицо на огромном экране.

- Здравствуйте, мальчики и девочки всех возрастов, волшебники и те, кто пока ещё учится волшебству! – прозвучал над Красной площадью голос великой писательницы Джоконды Кроулинг.

Казалось, весь мир завизжал при звуках её голоса. Ещё бы! Пятикнижие Кроулинг, посвященное маленьким волшебникам, свело с ума миллионы детей во всём мире! И теперь эта неземная женщина была здесь, в России: она почтила холодный северный край своим посещением... Кроулинг схватила микрофон обеими руками, на гигантском экране было видно, как драматично сдвинулись её брови.

- Дорогие мои. Терроризм начался не сегодня и не вчера. Террор – это очень древнее явление. Даже в сказках есть свои "террористы". Вот и наша сказка начинается с обычного сказочного "теракта". Однажды утром жители далёкой северной земли, очень похожей на вашу родину, проснулись среди ночи от тревожного звона колоколов. Кощей украл Снегурочку. И дело не в том, что Снегурочку заслуженно считали самой красивой девушкой на свете. Главное, что она была внучкой Деда Мороза! И вот что произошло: Дед Мороз, узнав о пропаже единственной внучки, так запечалился, что... отказался прийти в дома маленьких детей, отказался дарить им подарки. И тогда все жители этой северной лесной страны поняли: если не вернуть Снегурочку, Новый год в эту страну никогда не придёт.

Сцена медленно погрузилась в синеватый мрак. Затрепетали молнии, напряжённо рокотал гром. Иван вздрогнул: это был его выход на сцену. В ту же секунду чья-то рука сильно толкнула его в спину, промеж лопаток – русский дурак вылетел на сцену, как и положено, щучкой...

Со всем сторон ударили лучи, и Царицыну показалось, что воздух вокруг него закипел.

- Кто здесь? - выдохнул Иван, ощутив движение в темноте, совсем рядом.

-  Кто здесь?! - грохотнуло над Москвой. Чуткий микрофон на груди Царицына без труда улавливал самый тихий шорох.

- Это я, - донеслось из мрака. – Твой зубастый друг. Известный актёр Васнецович, подтянутый, худощавый и правда похожий на умного волка, смотрелся на репетициях весьма эффектно. Вот сейчас он выйдет в круг света и скажет, как положено по сценарию: "Ты спрашиваешь, кто я? Я – скромный серый пастырь русских лесов, кормлюсь заблудшими овечками... Не убивай меня, Иван. Я тебе пригожусь". Но что это значит? Васнецович был в тёмно-серой мантии, весьма напоминавшей одеяние инока, и в головном уборе, похожем на клобук православного монаха. На груди посверкивал крест. При этом, как ни странно, волчья маска со светящимися глазами!

-  Ты спрашиваешь, кто я? - смеясь, произнёс Серый Волк. – Я серое духовенство наших лесов. Исповедую овечек, ха-ха. Да и барашки мне тоже по вкусу. Окормляю всё, что движется. Точнее, окормляюсь.

Иван, растерявшись, пропустил реплику. Между тем Васнецович продолжал вдохновенно гнать полнейшую отсебятину, поперёк сценария:

- Вообще-то меня прислали из Греции. Там я всех овечек сожрал ещё полторы тыщи лет назад. Теперь сюда пришёл, чтобы пробудить в тебе духовную силу. Вставай, Иван. Ты пойдёшь на бой против Кощея, отвоёвывать красу ненаглядную, девицу Снегурочку.

Иван, заслышав, наконец, знакомую фразу, обрадовано воскликнул, как учили на репетиции:

-  Снегурочка... как много в этом звуке... Отомстим неразумным хазарам!

- Мстить надо с умом, – подхватил Васнецович и снова понёс ахинею: – Знаешь волшебную формулу русской силы? Православие, самодержавие плюс  народность. Итак, православие у нас есть, ты его перед собой видишь. Самодержавие тоже имеется, благо ты у нас какой-никакой, а всё же Царевич. Осталось теперь нам с тобой на народ опереться.

Волк в монашеской мантии задумчиво лязгнул клыками.

-  Так... где у нас народ? Ага, знаю. Тут в Муроме живёт, на печи валяется настоящий представитель русского народа. Идём к нему!

Грянула музыка, на сцену горохом посыпались танцоры – это был хореографический номер под названием "Русская дорога". Иван, задыхаясь от ужаса, выбежал за кулисы и столкнулся нос к носу с Василисой.

- Ваня, что с тобой? На тебе лица нет.

- Я ничего не понимаю, – Ваня мотал головой. – Откуда этот костюм, что за слова такие? Православие, самодержавие и народность?!

-  Погоди, Ваня! – прекрасная Снегурочка удивлённо смотрела на Ивана. – Разве ты не получил вчера вечером новый вариант сценария? Ханукаин всем раздал! Там весь текст переиначили! А ты не знаешь?

- А костюмы? – выдохнул Царицын. – Откуда появились эти костюмы?

Василиса только руками развела. Ваня бросился к помощнику режиссёра.

- Скорее! Свяжите меня по рации с Ханукаиным!

Режиссёр был на удивление спокоен.

- Что ты волну гонишь? У тебя-то роль ничуть не изменилась. Все фразы остались прежними.

-  Но послушайте же... – жарко зашептал Ваня в рацию, – костюмы изменились, декорации тоже! А что, если я запутаюсь?

-  Ну, хорошо, хорошо! – успокоил режиссёр. – Сейчас тебе принесут радиосуфлёр. Я сам буду тебе подсказывать. И давай, Иван, без паники, понял?!

-  Царицын! – на Ивана напрыгнул кто-то из менеджеров. – Через десять секунд твой выход! Сцена пробуждения Муромца...

Кто-то сунул ему меч в ножнах. С другой стороны высунулась рука и, больно схватив за шею, нацепила нечто, похожее на искусственное ухо.

- Царицын, ты меня слышишь, - едва слышно прошелестела мембрана голосом Ханукаина. – Всё под контролем, мой дивный. Всё идёт шик-карно!

Ваня понял: это и есть радиосуфлёр. Его снова пихнули на середину сцены – он зажмурился от яркого света, а когда пригляделся, увидел бутафорскую деревню Карачарово и огромную печь посередине.

- Вот здесь живёт наш инвалид, – прогремел в небесах голос Васнецовича.

Ваня вздрогнул, обернулся – Серый Волк в своём монашеском облачении стоял рядом, указывая на печь.

- Вот здесь он живёт, богатырь святорусский. Только его ещё разбудить надобно!

Иван набрал побольше воздуха в лёгкие и возгласил строго по сценарию:

-  Вставай, страна огромная! Встань за веру, Русская земля!

Сверху, с печи, донеслось, многократно усиленное:

- Не могу. Нет силушки. Голос какой-то чудной.

Совсем даже не баритон хоккеиста Солнцева. Ваня снова запаниковал.

- А вот святая водица. Глотни маленько, – сказал Серый Волк.

"Ну, хоть что-то осталось от прежнего сценария", – с облегчением подумал Иван. Впрочем, он рано радовался. Вместо обычного былинного ведра с ключевой водой Серый Волк держал... огромную бутыль с чем-то мутным.

С печи мигом протянулась жилистая ручища – и цапнула бутылку.

-  Ух! – послышался довольный, захмелевший голос исцелившегося богатыря. – Чувствую, силушка по жилушкам расходится! Эх! Раззудись, нога, развернись, плечо! Ну, теперь я готов на подвиги.

И человек, прятавшийся на печи, спрыгнул вниз, в круг жёлтого света. Иван невольно присел: это был никакой не хоккеист Солнцев, а... горбатый, страшный актёр по фамилии Горловских. Тот самый, что должен был играть Пса-рыцаря! Он был в тельняшке и тренировочных штанах с оттянутыми коленками. Улыбка - собачий оскал.

- Где моя силушка богатырская? Вот она, – хрюкнул страшный богатырь, поглаживая бутыль с самогоном. – Святой источник. Как глотну – мигом растекается силушка по жилушкам. Пора корить земельки заморские. Я в седьмом поколении чёрным рабом родился, теперь хочу, чтобы мне весь мир поклонился. Веди меня, Иван Царевич, в бой на злобных ворогов.

"Взвейтесь, соколы, орлами! - затрещал, подсказывая, ханукаинский голосок в левом ухе. – Умрём все до единого! Как наши братья умирали!" Моргая от ужаса, собственных слов не слыша, Иван повторил покорно – только громко и пафосно – от первого слова до последнего. И снова зашёлся оркестр, грянули электронные литавры – на сцену посыпался кордебалет с танцевальным номером "Дорожка прямоезжая". Чумазые девицы в обкромсанных мини-юбках изображали соловьиц-разбойниц. Царицын побитым щенком отполз за кулисы.

- Ну, видишь, а ты боялся, – шуршал в ухе голос режиссёра. – Твоя роль осталась без изменений. Шик-карно всё идёт, дивно!

Царицын, как зомбированный, отыграл ещё пару мизансцен. Настал черёд его любимой сцены – сражение с Псом-рыцарем на льду. Ваня обрадовался, что ему выдали двуручный меч. Хорошо, что хоть здесь обошлось без переделки сценария. Сжимая холодную рукоять, он замер в темноте, у края сцены, ожидая выхода. Чинно, медно звучали нерусские колокольцы. Нарастал барабанный скрежет: оркестр играл тему вражьего нашествия "Натиск на восток". Ванька бешено припоминал:

сейчас эта глыба металла вывалит на гребень холма и закричит: "Подчиняйся, русски швайн! Мы вас всех поголовно в рапство закабаляйт!" Мягкий мерцающий свет озарил гребень холма. И выступил из лучей заката прекрасный белокурый рыцарь, высокий и статный, с открытым лицом. В левой руке он держал алую розу. На правом плече его чистил перышки жемчужный соловей.

- Мир вам, братья во Христе! – возгласил благородный рыцарь, и Ваня Царицын узнал добродушный, простой голос хоккеиста Солнцева. Теперь он узнал его в лицо: макияж был удачен, он скрашивал некоторую грубость черт, превращая мужественную физиономию Солнцева в подобие ангельских ликов, изображаемых мастерами раннего Возрождения.

- Я принёс вам эту розу от Римского папы, – продолжал златовласый рыцарь. – Это знак любви. Западное рыцарство протягивает Святой Руси руку помощи. Мы предлагаем вам военный союз против диких монголов. Мы поможем вам сохранить вашу вечевую демократию в Новгороде...

Западный витязь обернулся и принял из рук подскочившего оруженосца великолепный, окованный золотом ковчег продолговатой формы.

- В этом футляре хранится меч Эскалибур. Мы передаём его вам, чтобы вы могли обратить его против варваров, наступающих из бесконечных глубин Азии.

Рыцарь с лёгким поклоном протянул Ване меч.

- Ни шагу назад, – послышалось из радиосуфлёра. Царицын вздрогнул.

Да, это была его реплика из старого сценария, давно и тщательно заученная наизусть. Но сейчас, здесь, она звучала, прямо скажем, совсем не к месту.

-  Иван, не молчать! – взвизгнул радиосуфлёр. – Повторяй за мной: ни шагу назад!

- Ни шагу назад! - крикнул Иван, оглядываясь на Илью Муромца и Серого Волка. Те почему-то оскалились и обнажили клинки.

"Пощады никто не желает, – шёпот Ханукаина настойчиво щекотал барабанную перепонку. – Не потерпит наш народ..."

-  Не потерпит наш народ, – выкрикивал Ваня, судорожно озираясь на Муромца и Волка, которые напирали на безоружного рыцаря, рыча от возбуждения, – чтобы русский хлеб душистый назывался словом "брод"!

- На тебе! Получай, фриц! - вдруг хрюкнул Муромец и с размаху двинул белокурого паладина дубиной по лицу.

- Умри, немецкая гадина! - скрипнул зубами Волк, всаживая кинжал в арийское сердце прекрасного Пса-рыцаря. Западный воитель побледнел, возвёл глаза к небу и, медленно сложив на груди могучие руки, повалился навзничь.

"Кто с мечом к нам придёт..." – зазвучало в левом ухе.

Царицын ошарашено мотнул головой. Он не мог избавиться от этого звона в голове, от назойливого суфлёра. Покраснев от собственного бессилия, он покорно повторил вслед за режиссёром:

- От меча и погибнет!

Как в лихорадке, как заведённый, он отыграл ещё сцену, потом ещё... Вот пришли на Русь коты-баюны в пышных одеждах польских шляхтичей. Опять всё пошло как-то криво, не по сценарию: вместо того чтобы хамить и пьянствовать, шляхтичи церемонно кланялись и предлагали помощь в прекращении внутренней русской смуты. И опять этих милых людей, пытавшихся приобщить Русь к ценностям западной цивилизации, страшно избили, связали верёвками... Иван кричал, как подсказывал Ханукаин в левое ухо:

-   Великая, могучая, никем непобедимая! За Веру, Царя и Отечество!

А когда победили шляхтичей, на сцену вывалило добрых полсотни танцоров, это начался грандиозный, очень длинный и сложный с точки зрения хореографии номер. Назывался он "Русская смута" – вот на сцене извивались и грызли друг друга танцоры бродвейского мюзикла "Кошки".

В динамиках рокотал качественный русский хард-рок:

Барыня, рабыня!

Сударыня-дурыня!

А я по миру пошла!

Да клиента не нашла!

Непонятно откуда взялась огромная голая баба из папье-маше. В красном кокошнике, в сапогах выше колен – спускается откуда-то с неба, раскорячена в поганой позе с растопыренными розовыми ногами. Кокошник сплошь в золотых крестах, в пёстрых башенках, как на Василии Блаженном. И тут Иван Царицын заплакал. Отвернулся, чтобы не видеть ничего, что творилось на сцене. Он плакал сегодня уже второй раз. Первый – на исповеди – легко и спасительно. Второй –  сейчас – безысходно и жалко. Он понял, конечно же, как зло его обманули, как обвели вокруг пальца, использовали и надсмеялись. Да разве только над ним? А над Петей Тихогромовым, Лобановым Пашей, Надинькой Еропкиной, Асей –  разве нет? Над всеми, кто любит Россию, болеет за неё – разве нет?

Подбежала Василиса. Да и встала как вкопанная.

- Ты что, Ваня? – распахнула вопросительно глаза.

- За что они нас не любят? – спросил он горько у девочки.

- Кто, Ванечка, кто? Тебя все любят, ты талантливый, ты умный, я тебя ... люблю.

- Не надо! – почти прикрикнул он на Василису, но устыдился и добавил горько: – Тебе только так кажется.

Девочка смотрела на него с недоумением. Она капризно выдвинула нижнюю губу. Красавица Снегурочка в хрустально розовом кокошнике, в белоснежной шубке, будто изморозью, покрытой серебряными блёстками. Она ждала от Вани объяснений.

-  Василиса, – Ваня решительно посмотрел девочке в глаза, – тогда тот звонок, помнишь? Я сказал тебе, что мы слишком разные. Это правда, Василиса. Тогда я сказал правду. А потом – врал. Прости меня.

- Дурак, – зло сощурившись, бросила Снегурочка Ивану Царевичу.

* * *

Мосты через реку перекрыты, но на другом берегу, на старой Софийской набережной никаких кордонов. В половине десятого блестящая инкассаторская машина подъехала к полуразваленному зданию с заколоченными окнами первого этажа. С Красной площади доносилась ритмичная музыка. Двигаясь как бы под музыку, три ловких человека, одетые в дешёвые китайские пуховики, прошли по первому этажу и подвалу бомжатника. Бездомный мужчина лет сорока, дремавший в подвале на трубах с горячей водой, был застрелен двумя выстрелами в упор из пистолета с глушителем. Пьяная старуха в картонном закутке под лестницей успела проснуться и промычать несколько слов. Их труппы аккуратно завернули в кусок рубероида, забросили в инкассаторский броневик. Броневик уехал, а люди с пистолетами, спрятанными под пуховиками, остались в здании.

Прошло четверть часа, и они оживились. По набережной проехал автобус с бойцами ОМОНа. Автобус свернул во двор мёртвого дома, люди в омоновской форме, прижимая к бронированным животам укороченные автоматы "Кедр", посыпались из автобуса и молча вошли в здание. Понадобилось несколько минут, чтобы найти потайную дверь. Люди в омоновской форме один за другим, пригибаясь, молчаливой вереницей двинулись в темноту. Последний, оглянувшись на восток, вздохнул:

- Аллах акбар.

И, звонко щёлкнув предохранителем автомата, шагнул за остальными.

Над Красной площадью меж тем звенела "Марсельеза". Известный актёр Шереметев, с брюшком и лёгкой залысиной, играл роль очередного захватчика.

- Я принёс вам освобождение от рабства, – говорил он, придерживая двумя пальцами треуголку. – Мои солдаты принесли вам не смерть и разрушение, а свет европейской культуры. Мы принесли вам свободу, свежее дыхание вольности святой...

Илья Муромец, рыча, надвигался на него с дубиной. Серый Волк, беснуясь, порывался поджечь Москву.

* * *

Под стылой зимней рекой четырнадцать человек в омоновской форме быстро и молча шли по тёмному коридору.

Великое шоу Ханукаина продолжалось. Иван Царевич шёл крестным ходом на бой с Кощеем, попутно покоряя разную встречную нечисть. Уже плелись следом за Ильей Муромцем закованные в цепи пленники: курносый Леший в цветочном венке, миловидная Русалка, добродушный Тугарин в расписной тюбетейке и прочие персонажи в пёстрых народных костюмах.

- Вперёд, поганые басурмане, агаряне да тьмутаракане! – ревел Муромец, погоняя пленников дубиной.

"Бойцы ОМОН" уже входят на объект "М". Оглядываются, поскрипывая ремнями, опускаются на корточки вдоль холодных стен, кто-то бубнит молитву.

- Долго ли коротко ли шли богатыри святорусские, три пары железных сапог износили, по три железных хлеба изгрызли, целую тучу поганых земелек покорили, а всё-таки дошли, наконец, до Кощеева царства.

Динамики на площади ревут так, что даже в мерзлой глубине, на объекте "М" слышно. Взрывотехник уже укрепил на потолке небольшой заряд, отошёл немного, рассчитывая направление силы.

-  Понимаете, здесь не более тридцати сантиметров, - охотно поясняет гостям ведьма Эмма Феликсовна, – Эти умельцы бетон заливали вслепую. Они думали, что старые галереи полностью завалило после взрывных работ. Они взрывали мёрзлую землю второпях, когда строили деревянный мавзолей. Потом, уже при Хрущёве, закачивали бетон в пустоту, не понимая, что там карстовые пещеры.

Занавес в глубине сцены всколыхнулся, и из мерцающей темноты выступили две фигуры. Высокий, прекрасный юноша – бледный брюнет с огненным любящим взором, с кудрями, разметавшимися по плечам. И рядом – девушка, слепяще красивая, вся в серебристом кружеве, в розовых жемчугах... Кощей и Снегурочка. Снова сильные руки помрежа выталкивают Царицына на сцену: давай, русский дурак. Отрабатывай деньги!

Иван вновь оказался под ярким перекрёстным огнём прожекторов.

-  Вот он, главный террорист! – пролаял из-за спины Серый Волк, потрясая кривым посохом. – Вот он, Кощей богомерзкий! Ну всё, Кощейка, смерть твоя пришла! Избавим мы тебя, Снегурочка, от рабства Кощеева!

И тут девочка в сияющем одеянии, взмахнув ресницами, отшатнулась от своих избавителей.

- Нет! Я никуда не уйду...

Иван даже улыбнулся. Так вот что ты задумал, поганый режиссёр... Ясно. Так и есть. Снегурочка, всплеснув руками, бросилась милому Кощею на шею.

-  Я тебя люблю, Кощеюшка! Спаси меня от этих, с крестами и дубинами!

Молчит русский Иван. Стоит, пошатываясь, посреди сцены.

-  Снегура, ты что, с ума сошла? - пьяно ревёт Муромец. – Это же Кощей! Это ж террорист!

-Нет!

Снегурочка смело смотрит в глаза нетрезвому русскому богатырю.

-  Террорист – вот он, Иван-дурак. Он всех своих соседей закабалил-замучил! Никому не даёт свободы! Чем тебе Пёс-рыцарь не угодил? Чем тебя Тугарин прогневал?

Она стреляет злыми глазками в сторону Ивана.

- Не пойду за тебя замуж! И в Россию не вернусь. Если не освободишь пленников, не повинишься перед ними за грубость, так и знай: не видать твоей стране Нового года! Так и останетесь навсегда в старом, отжившем!

Гром и молния, яростный рёв барабанов подвели черту под словами прекрасной Снегурочки. Сцена провалилась во тьму, и в свете прожектора вновь появилась знаменитая писательница в ладном полушубке из серой норки.

-  Вот такая история у нас получилась... мудрая и правдивая история, – поплыл над площадью её мягкий, неспешный голос. – И пусть каждый, кто борется с террором, начнёт с самого себя. Может быть, мы сами виноваты в том, что нас взрывают? И я хочу попросить всех: давайте дружить! Давайте забудем злые былины, где святорусские богатыри только и делают, что порабощают соседей. Наступает Новый год, время новых сказок. Мы против террора, мы за дружбу! И пусть, в знак этой дружбы, русский Иван прямо сейчас встанет на колени перед теми, кого он унизил и оскорбил: перед народами Прибалтики и Кавказа – за годы оккупации. Перед мусульманами Поволжья и евреями советского рассеяния – за столетия кровавых погромов; перед европейскими соседями – за склонность к азиатской деспотии и нежелание быть свободным, культурным и дружественным народом.

Один-единственный луч ударил в середину тёмной сцены, без труда пригвоздив к ней Ивана.

-  И теперь, дети и взрослые, волшебники и те, кто только учится творить чудеса, давайте все вместе, хором попросим русского Ивана встать на колени. Одумайся, Иван, и отрекись от своего рабского, варварского прошлого. Настало время великого покаяния русской земли!

Непразднично затихла площадь. Как-то напряжённо ссутулился на своей трибуне президент. Закрыл ладонью глаза кто-то из бойцов "Альфы".

-  Какая странная сказка, – произносят в толпе. Кремлёвские куранты пробили девять. Вернее, двадцать один час...

Сидящие рядом на трибуне суворовцы до боли сжали друг другу руки.                                                              

-  Неужели встанет? – тихо спросил Паша Лобанов у Ярослава Телепайло и получил сильный тычок в бок.

- Забыл? Девять!..

Кадеты дружно перекрестились. Через несколько рядов от них сидели Ася и Надинька. Рядом было свободное место. Петя Тихогромов предупредил, что может опоздать, но его всё ещё не было. Ася волновалась: куда делся? Но когда она услышала: "Давайте хором попросим русского Ивана встать на колени", она закрыла лицо руками. Ей захотелось крикнуть на всю Красную площадь:

- Не смей! Не смей, Ваня! Мы с тобой!

Но она только до боли закусила губу и прошептала: "Вразуми, Господи..."

И вдруг над Красной площадью, громко, как и хотела Ася, пронеслось:

- На исэ стафэрос ке о Кириос фа сэ воифиси. [Держись твёрдо, и Господь поможет тебе.]

Кричали двое. Мальчик и девочка. Потом мальчик вскочил на скамейку и принялся махать во все стороны не то шарфом, не то флагом. Ваня увидел. "Ставрик, – догадался он, – вот ведь какие дела. Ставрик, а рядом Касси..." – "Держись твёрдо" – вспомнил он наказ Геронды...

- Ваня! Держись твёрдо, мы с тобой!..

Это что есть мочи заорали друзья-кадеты. И, глубоко впустив в себя морозный воздух, грянули "Фуражку":

- Фуражка, милая, не рвися...

А дома возле телевизора сидел багровый от злости генерал Еропкин. Сжимая кулаки, начальник Суворовского училища смотрел на позорное новогоднее действо и ругал себя, на чём свет стоит.

-  Звала же Надежда! Пойдём, пойдём, так нет, старый пень дома остался. Я – по телевизору... Ядрёна-матрёна... Ванька, держись! Держись, брат-кадет, Христа ради прошу!

-  Я буду держаться твёрдо. Я буду... -Иван вспомнил родной взгляд Геронды с далёкого летающего острова. Вспомнил такой же родной взгляд старца Ильи из Оптиной пустыни. – Я буду держаться твёрдо...

И встаёт на колени.

- Отставить, – кричит генерал. Но поздно. Иван стоит на коленях в свете зло пронзающего темноту луча. Молчит...

-  Ну что там, а? – нетерпеливо спрашивает один из "омоновцев", ожидающих своего часа в подземном капище. Он уже надел маску с прорезями для глаз, уже проверил подствольный гранатомёт.

- Сейчас, уже скоро, – ответил взрывотехник.

-  Иван, повторяй за мной, – требует режиссёр в радиосуфлёре. – Я прошу прощения за всех моих предков. Рабство всегда было у нас в крови. Поэтому мы завидовали другим, свободным народам... Мы, вековые рабы, хотели стать господами всего мира.

Ваня молчит.

- Не молчать, – ревёт режиссёрский шёпот в левом ухе. -Повторять! Я требую! Мы, русские, всегда были рабами...

-   Мы, русские, всегда были рабами... – произносит Иван и поднимает свои синие, страдающие глаза к совсем близким куполам Казанского собора. – Мы всегда были рабами... Божьими. И только перед Богом русские встают на колени.

Площадь ахнула – и загудела.

- Что ты несёшь, кретин! – трещало в левом ухе. – Прекрати отсебятину! Подчиняйся, свинья... У тебя контракт!

-  И я прошу прощения не за своих предков, – громко говорил Ваня. – Меня простите, отец и мама, друзья-кадеты, Петя, Митяй, и вы, товарищ генерал...

* * *

А в это самое время, успев матерно выругаться, забилась в бесовской лихорадке верная слуга Принципала Сарра Цельс.

Её корчило безжалостно и долго.

* * *

- Вот такая хохлома...- растерянно пробормотал генерал у телевизора. – Эх, Ванька, несладко тебе сейчас, сынок...

-  А ещё прости, Господи, что мы допустили такую пакость в самом сердце страны...

И стало Ване легко. Так легко, что прямо взял бы сейчас и взмыл в ночное московское небо сизым голубем. Обернувшись в сторону режиссёрской будки, торчавшей над Красной площадью, подобно сторожевой вышке в концлагере, он громко крикнул:

- А ваше лживое шоу никого не обманет, господин Ханукаин. Люди не дураки! – он весело сверкнул озорными очами. – Это я вам говорю, Иван-дурак!

Сказал – и поднялся с колен. И пока не опомнился гроссмайстер Фост, ещё несколько мгновений было у Ивана-дурака, чтобы всё-таки закончить сказку по-русски. Он повернулся лицом к Снегурочке.

-  Бросай ты этого колдуна, милая. Нас дома ждут, на Руси.