"РАМ-РАМ" - читать интересную книгу автора (Еремеев-Высочин Николай)8Мы с Машей тянули время, оставаясь в ресторане, и оказались правы. Прежде всего, в холл спустился Гороховый Стручок — тот усатый израильтянин, которого я подозревал в оккультных, то есть шпионских, связях с моей троицей. Едва взглянув на нас и никак не отметив наше присутствие, хотя мы сталкивались уже не в первый раз, он устроился за соседним столиком. Заказав зеленый чай, он нацепил на нос очки в немодной толстой оправе и раскрыл книгу на иврите. Книгу, в отличие от газеты, можно читать неограниченно долго. Потом появились важные посетители. Одного мы уже видели — это был полицейский в мятом пиджаке, который тогда выспрашивал портье, не интересовался ли кто убитым. С ним было еще трое мужчин в рубашках, явно младших по званию и положению. Но все вместе они были уважаемыми людьми, поскольку портье оставил вместо себя мальчика, а сам, вооружившись ключами, повел посетителей к камере хранения. Я лениво перевел взгляд на Горохового Стручка. Тот делал вид, что читает, но сам следил за пришедшими поверх очков. Потолкавшись в проходе, полицейские перетекли обратно в холл. Впереди шел главный, размахивающий конвертом и недовольно выговаривающий одному из своих подчиненных. Он явно злился и не скрывал этого. Второй полицейский вяло оправдывался, а двое других, радуясь, что молнии нацелены не на них, поспешно проносили через холл Ромкин сундук. Если нам с Машей нужно было засветиться, лучшего случая не придумать! — Простите! — воскликнул я, поднимаясь со стула. — Простите, одну минуту! Ребята с сундуком намеревались идти дальше, но я оказался у них на пути. — Какой замечательный сундук! — продолжал я. — Я хотел бы такой же. Где вы его купили? Я специально обращался только к носильщикам, как бы не понимая, что все четверо пришедших были вместе. Сундук был, видимо, нелегким, я загораживал проход, так что эти двое поставили свою ношу на пол и в замешательстве посмотрели на главного. — Что вам нужно? — без излишней любезности спросил меня тот. — Я просто хотел узнать, где можно купить такой замечательный сундук. Это как раз то, что я ищу для нашей прихожей. Полицейский с подозрением уставился на меня. Мол, ты действительно тупоголовый турист или прикидываешься? — Это антикварная вещь. Таких больше не делают, — ответил он, видимо, склоняясь к первой версии. Он сделал знак своим подчиненным идти за ним, но я по-прежнему загораживал проход. — Это ваш? — как бы сообразил я и изобразил на лице самую обворожительную улыбку, на какую был способен. — Может, вы уступите его мне? — Он не продается! — отрезал полицейский, снова порываясь идти. — Я дам двойную цену! Да, Маша? — Я повернулся к своей напарнице: нам же обоим надо было засветиться. — Он, по-моему, того стоит. Маша неопределенно пожала плечами. Это вполне можно было интерпретировать как: «Но ты же не знаешь, какова одинарная цена!» Переводя взгляд обратно, я заметил, что Гороховый Стручок, не скрываясь, с интересом наблюдал за сценой. — Эта вещь не моя, и мы спешим, сэр, — полицейский решительно отодвинул меня с прохода и прикрикнул на своих подчиненных. Те ухватились за ручки сундука и поспешили за своим начальником. Уже в дверях он оглянулся, посмотрел на меня и потом на портье. Я понял, что он вернется, чтобы навести обо мне справки. К чему, собственно, я и стремился. Я вернулся за столик и чуть было не заказал себе пива. Мне действительно нужно было снять стресс, но увы! я дал себе слово. Маша смотрела на меня как-то неопределенно. — Что, это было очень грубо? — спросил я. Маша поколебалась, но ответила великодушно: — Вполне, возможно именно так и нужно было. — А чем он был недоволен? — Он интересовался, какой идиот оставил на сундуке конверт. Тот, второй, лепетал, что он не взял его в участок, чтобы потом не забыть отправить вместе с сундуком. А главный кричал, что этот мусор для семьи никакой ценности не представляет, а для следствия это улики, поэтому конверт нужно было сразу принести в участок. Он пригрозил ему долгим разговором завтра на работе. В этот момент раздалась музыкальная цитата из увертюры к «Волшебной флейте»: это зазвонил мой нью-йоркский телефон. Я успел увидеть на мониторе слово «Дом» и понять, что дома было еще раннее утро. Слишком раннее для звонка. — Солнышко, это я! — произнес в трубке голос моей жены Джессики. У нее голос всегда немного сонный, не потому, что в Нью-Йорке было, как я уже сообразил, начало седьмого утра. — Ты только не пугайся! Есть фразы, которые пугают вас больше, чем эта? — Что случилось? — спросил я как можно спокойнее. — Я сама еще толком не знаю. Позвонила мама. Ее со страшными болями увезли в больницу, я сейчас туда еду. У меня что-то опустилось внутри. Пэгги, я уже говорил, живет одна в Хайаннис-Порте. — А что за боли? — Где-то в правом боку. Пока не ясно. — А ты говорила с ней или с врачом? — С ней. Ей сделали укол, и она могла говорить. — Может, это просто аппендицит? Хотя почему «просто»? От просто аппендицита бывает перитонит, а от него умирают. — Аппендикс у нее вырезан, — возразила Джессика. — Ты не волнуйся, я позвоню, когда поговорю с врачами. — Вы едете с Бобби? Для тех, кто забыл, Бобби — это наш недоросль-сын. Он-то счастлив будет пропустить школу, даже по волнительному поводу! — И с Мистером Куилпом. А это наш кокер-спаниэль. Конечно, с кем же его оставить? — Осторожно на дороге! Джессика ездит на полноприводном лексусе, но в ноябре на дороге уже может быть гололед. — Не волнуйся! Мы же поедем с Бобби. Да, с ребенком в машине гнать она не будет, как бы ей ни хотелось поскорее увидеть мать. Проблема еще в том, что у Пэгги нет мобильного. Он ей не нужен — она всегда в своем доме или на участке. — Позвони мне сразу, как поговоришь с врачом! — Конечно. Ну, целую тебя, я побегу. — Целую. И поцелуй от меня Пэгги. Я отключил телефон. Будь я в Нью-Йорке, разумеется, бросил бы все и поехал вместе с ними. Но, может, с Пэгги ничего страшного? — Что-то случилось? — спросила Маша. — Мою тещу увезли на скорой в госпиталь. Но это не просто мать моей жены. Это… Не знаю, как тебе объяснить. Объяснить было можно, только посвящать навязанную мне напарницу в свои личные привязанности и переживания я не собирался. — Она в какой стране? Я недоуменно поднял на Машу глаза. Хотя откуда она могла это знать? — Я имею в виду, там хорошая медицина? — поправилась Маша. Она не стремилась узнать про меня вещи, которые ее не касались. Просто хотела выразить сочувствие. — Лучшая в мире! — глупо выпалил я. — Тогда не стоит волноваться раньше времени. — Наверное. Только как это сделать? — Переключись на работу! Она не жестко это сказала. Это не была вежливая форма фразы типа «Хватит распускать нюни, займись делом!»: Маша поделилась со мной личным опытом, как мне показалось, недавним. |
||
|