"Доля ангелов" - читать интересную книгу автора (Веста А.)

Глава 16 Голова ведьмы

В кабинете Отто Юльевича полыхал камин: особенно манящий и живописный после сырости октября. Маша грациозно устроилась на шкуре, обхватив колени:

— Взгляните на этот перстень, Отто Юльевич.

Старик внимательно разглядывал перстень:

— Перстень, как две капли воды похожий на этот, хорошо известен на Востоке. Несколько столетий эта реликвия оберегала монгольское войско от поражения, ею благословляли народ. После долгой молитвы на поверхности камня проступали огненные письмена. Богдыхан читал их и провидел судьбы целых народов. Русский император Александр I отрядил к живому Будде гонцов, чтобы узнать свою судьбу. Богдыхан по камню предсказал, что царь окончит свою жизнь в скитаниях и забвении. И это предсказание сбылось, если допустить, что сибирский старец Федор Кузьмич действительно был русским государем.

Буддийские трактаты о перстне утверждают, что он может концентрировать волю человека и резать металл, как лазерный луч. Он мог стать совершенным оружием, но не всякий способен владеть им. Возможно, именно такой кристалл и был магическим оружием ариев — легендарной «Астра-Видья». Это оружие «обращало в пепел сто тысяч человек и слонов так же легко, как и одну крысу». Видимо, при посредстве перстня можно вызвать пирокинез. Вы никогда не задумывались, почему на военной форме установлено множество металлических отражателей и зачем солдат заставляют начищать до зеркального блеска пряжки ремней, кокарды и пуговицы?

— Это же защита от лучевого оружия! — догадалась Маша.

— Да, вернее тысячелетняя память о нем. Помните, как победил Медузу Горгону греческий герой Персей? Он отразил своим щитом ее смертоносные лучи. Раньше вместо отражателей использовались разноцветные кристаллы и маленькие зеркальца. И вы утверждаете, что это перстень Царя Мира? Нонсенс! Как оно могло попасть к вам?

— Это наследство Оскара Тайбеле.

— Мышиный король! Не может быть!

Старик сердито зашуршал бумагами на своем рабочем столе.

— Чепуха… Еще один розыгрыш старого факира, — Отто Юльевич брезгливо морщился. — Он о чем-то таком намекал мне в своих безумных письмах. Но я не верил ни одному слову. Перстень исчез из буддийской сокровищницы в Такуре. Известно, что барон Унгерн, которого на Востоке до сих пор считают девятым автарой и Белым Богом, получил от Живого Будды крупный золотой перстень с великолепным рубином. Но если в ваших руках, и вправду, Ключ Шамбалы, тогда… Тогда вам предстоит восстановить древнюю цепь и дойти до Тибета…

В одном из горных монастырей я видел ларец из слоновой кости. На крышке вырезана «ваджра» — знак из сплетенных молний. А в ларце хранился берестяной завиток с посланием таинственного учителя и картой-диаграммой. Текст был написан на двух языках, на древнерусском и санскрите.

— Вы читали его?

— Да, я даже смог его сфотографировать.

Порывшись на полках, Отто Юльевич достал папку с фотографиями.

На темной от времени бересте было прочерчено что-то вроде диаграммы: круг с лучами-радиусами, сходящимися в одной точке.

— Это что, путь в Шамбалу?

— Соблаговолите прочесть «путеводитель», молодой человек, — проворчал Отто Юльевич.

— «Потщитеся соединиться друг другу, братие. Елико бо соединевается кто искреннему, толико соединяется Богови».

— Путь в обитель Духа — это сакральный путь любви к ближнему, — подсказал отставной разведчик. — Один из таких свитков был вручен Николаю Рериху посланцем Гималаев. Послания на бересте носили в своих котомках бегуны-скрытники, посланники староверов. Все указывало на то, что Северная Русь была в тесном общении с загадочной восточной страной: Беловодьем. Так называли горную обитель староверы-бегуны.

— Они несли в Шамбалу послания на бересте?

— Каждый народ нес в Шамбалу плоды мудрости и святости. Калики перехожие, бродячие скоморохи, хлыстовские «Белые Голуби» и мусульманские дервиши-суфии — все это тайные ордена посланников. Но вы правы; идти в такую даль с пустыми руками не имеет смысла. Кстати, берестяная грамота с тибетскими письменами была обнаружена в двадцатые годы прошлого века у костромского крестьянина. Послание нашел Николай Барченко, ученый и философ, первооткрыватель Гипербореи на русском Севере. Он сумел расшифровать послание и сейчас же вышел с ходатайством к советскому правительству о снаряжении похода для поиска Шамбалы. Но все эти подвижки закончились трагически. Барченко был расстрелян, а экспедиция Рерихов в Тибет не увенчалась успехом.

Отто Юльевич умолк, вглядываясь в снежный сумрак. За окном синел ранний вечер, яблони тянули к стеклу свои ветви в снежных цветах.

— Отто Юльевич, мы пришли вас предупредить, — начала Маша.

— Ну, о чем же меня может предупредить очаровательная девушка? Может быть, о том, чтобы я запирал дверь на цепочку или не выходил на улицу без шарфа?

— Не доверяйте Анеле, — словно преодолевая невидимую стену, выдавил я.

— Это почему же я не должен доверять моей помощнице?

— Она работает на тайные службы, — пробормотал я деревянным языком. — На франсигаров — лисиц Чингисхана.

— Вы бредите? Какие лисицы? Убирайтесь отсюда и больше никогда…. Слышите? Никогда!!!

— Отто Юльевич, Анелия совсем не та за кого себя выдает! — воскликнула Маша.

— Где она? Вы видели ее? Что вы сделали с ней? Говорите!

— У нее роскошный особняк на Старой Басманной.

— Какой особняк, ей жить негде!

— Простите. Я не знал, что она так близка вам, Отто Юльевич! Эта девушка — член тайной восточной организации и охотится за любыми гималайскими реликвиями…

Отто Юльевич схватился за сердце, махнул рукой собаке и воскликнул отчаянно:

— Какой бред!!! Убирайтесь! Прочь из моего дома! Я не хочу вас видеть…

Пес, доселе мирно дремавший в углу, поднялся и угрожающе зарычав, выдавил нас в коридор. Дверь за моей спиной распахнулась. Дохнуло холодным ветром и дорогими духами. На пороге стояла Нелли. Вороненый ствол пистолета был нацелен в меня.

— Перстень! — приказала она. — Отдай перстень!

Подталкивая Машу плечом назад в коридор, я сунул в ее ладонь перстень и прошептал: «беги»! Пистолет качнулся в сторону Маши, как голова кобры, мелькнуло огненное жало, но Маша успела резко дернуть меня за руку вниз. Пуля летит мимо. Огромное настенное зеркало за моей спиной осыпается с хрустальным звоном. Пули уходят в стены, крошат кирпич, но перстень хранит нас. Взбешенная Нелли бьет не целясь. Один прыжок в глубину — и мы уже в дверях, ведущих в зал с камином.

— Фас! — рычит Отто Юльевич.

Овчарка, ударив лапами в грудь, валит меня и пережимает горло длинной волчьей пастью.

— Отто Юльевич, она же подстава, диверсантка… — кричит Маша.

— Ложь!!! — обезумевший старик кидается к Анеле, и это спасает нас.

Маша выдергивает из кармана баллончик дезодоранта и брызжет в морду собаки. Пес разжимает челюсти.

— Стоять!!! — кричит Нелли.

Развернув Отто Юльевича лицом к нам, она, как резник на бойне, задирает голову старика вверх. В морщинистую шею старика впивается ствол пистолета:

— Перстень!!! Или я застрелю этого старого козла.

Удерживая Отто Юльевича и прикрываясь его телом, Нелли делает несколько шагов к Маше:

— Перстень!

— Отпусти старика, — Маша протягивает ей перстень.

Отто Юльевич оседает на пол, задыхаясь.

Удерживая нас на мушке, Нелли надевает перстень на средний палец. Упиваясь мгновением, она кончиком пальца не спеша давит на спусковой крючок. Я закрываю собой Машу и смотрю в черный плавно покачивающийся глазок пистолета. Стрелковый механизм, подчиняясь неумолимому алгоритму, начинает свой убийственный ход. С легким сухим клекотом, затвор досылает вынырнувший из магазина патрон в патронник… Боек острым клювом, впивается в донце капсюля, воспламенившийся порох адским напором бросает верткую пулю из ствола, и все, конец! Но… раздается сухой щелчок и Нелли откидывает в сторону пистолет с пустым магазином.

С гадкой усмешкой Нелли протягивает как для поцелуя руку, а затем ловко поворачивает камень в перстне, и по сумрачным стенам, по старинным статуэткам, по черепам на каминной полке скачет алый блик: жгучая рубиновая звездочка. «Зайчик» резко накаляется, оставляет дымный след на обоях и на мебели. Еще несколько секунд — и он режет все без разбора — ореховые панели, фарфор и чучела зверей. Острый запах паленой шерсти и звон осколков наполняют комнату.

Поднырнув под алый луч и сбив с ног Нелли, мы, петляя, летим по синему вечернему саду к воротам. По стволам деревьев и заметенным дорожкам прыгает огненный «блик». Там, куда он упирается, вскипает снег, дымятся и падают перерезанные наискось стволы деревьев. Алый жалящий луч скачет за нами, но Нелли не успевает прицелиться. Впереди забор и запертые ворота. Мы в ловушке! Анеля с алым лучиком в руке не спеша идет к нам. Мы с Машей — свидетели древнего чуда, мы воочию наблюдаем силу Астравидьи. Для приведения в действие этого загадочного оружия требовались усилия многих тысяч людей, но, видимо, в самом существе Анели сфокусировано столько зла и агрессии, что она легко привела в действие алый кристалл, всего лишь усиливающий людские мысли и чувства, и это древнее чудо, видимо, последнее, что мы видим в своей жизни…

Анеля явно испытывает наслаждение и упивается минутной властью дарить и отнимать жизнь. Под нашими ногами с треском рассыпается гравий, плавится, вскипает и испаряется асфальт дорожки. Еще секунда — и луч коснется Маши.

Маша вскидывает руку и ловит луч ладонью, испепеляющий зигзаг отскакивает от маленького круглого зеркальца в ее ладони, чертит огненную траекторию и упирается в Анелию. Споткнувшись, Нелли падает на колени, узкий лучик чертит алую ленту, перегораживая ей дорогу, а затем рисует на шее Анели дымящуюся полоску, похожую на бритвенный порез. Ее голова все еще смотрит на нас, гневно и непонимающе, силясь пошевелить языком. Глаза теряют выражение, губы подергиваются пеплом и мертво слипаются. Маша опускает руку с зеркальцем.

Стараясь не смотреть на голову Анели, я забираю перстень из голубоватых пальцев с наклеенными длинными ногтями.

Ни о чем не спрашивая, все прочитав по нашим почернелым лицам, Генрих собрал что-то вроде поминок. Не знаю, справлял ли он тризну по своим врагам, сражавшимся до последней пули, но я помянул Анелю под гудение огня в буржуйке. Если верить в теорию переселенья душ, то Анеля родится гибкой золотой лисой или зеленоглазой тигрицей где-нибудь в недоступных дебрях Уссурийского края, куда не заглядывают китайские браконьеры.

— Что это было, Маша? — спросил я, вновь и вновь вспоминая падение в снег рыжей кометы.

— Эта боевая техника Щит Персея, — печально усмехнулась Маша. — А ты не знал, что перстень обращается в огненный меч?

— Нет… Но ты и вправду повторила подвиг Персея, заставив Медузу Горгону непредвзято взглянуть на собственное отражение.

— Посмотрите, что делается у пирса, — Генрих протянул мне бинокль.

Даль обманчиво приблизилась. Кавалькада черных джипов окружила пристань. Все плавсредства уже были уведены в сухие доки, только «Мертвая голова» одиноко моталась у пирса, суденышко виляло кормой и упиралось, как привязанный за шею бычок. Молодчики Циклопа лихо отстрелили замки и обыскали яхту.

— Вам надо уходить, — констатировал немец. — Этих ищеек не сбить с горячего следа. Мы уйдем по воде, но вот куда нам плыть?

Я расстегнул куртку, где под рубашкой на тонкой жилке висел перстень:

— Генрих, этот перстень — ключ Шамбалы. Мы с Машей должны доставить его в Тибет.

— И что же открывают этим ключом? — недоверчиво спросил Генрих, разглядывая перстень.

— Горние врата.

Маша искоса взглянула на меня. Ее взгляд приказывал мне молчать.

— Горные врата… Ах, вот оно что, а я-то думал, что ты наследный принц, если разгуливаешь с такой штуковиной.

Штихель старался говорить равнодушно, но я услышал глухую ревность, словно старый израненный солдат передавал знамя молодому, не до конца веря в него.

— Если вы и вправду собрались в Тибет, то я знаю, кто вам нужен, — словно нехотя сознался Штихель. — Когда-то я хлебал лагерную баланду с одним парнем. Это было в лагере под Салехардом. Он летал над Гималаями и мог бы многое рассказать вам. Он кое-что видел на безлюдном плато в Индийских Гималаях, куда не всякий аэроплан долетит. Когда в пятьдесят четвертом его освободили, он назвал мне свой адрес: Архангельский край, деревня Божия Брада. Никита Кожемякин. Разыщите его, если он жив. А придете в Шамбалу, помолитесь там за мой народ. Есть вещи, которые значительнее всяких недоразумений.

Я хочу, чтобы вы, русские, помнили это.

К рассвету «Мертвая голова» была готова к отплытию. Шумело море, ледяная крошка постукивала в иллюминатор, покряхтывали снасти. Яхту било и мотало расходившимся штормом, но Генрих уверенно вел яхту на запад.

На ночь мы причалили к песчаной косе. У нас не было карты. Но Генрих уверял, что впереди Выборг, откуда нам предстоял бросок на север. Укрывшись в ложбине, мы развели костер и долго сидели, глядя в огонь. У нас не было ни хлеба, ни чая, только этот огонь и наши тесно сдвинутые плечи. Мы жались к огню и в этом круге были едины и сильны, мы были воинами, заговорщиками, замышляющими новый священный поход.

Нас разбудил рев работающего двигателя. С подветренной стороны берега висел густой молочный туман. Белый кораблик растворился в нем. Вертолет, описав дугу над косой, скрылся за гребнем леса.

— Это не пограничники. Если залетели сюда, значит, ищут вас, — заметил Штихель. — Вы пойдете берегом, а я попробую увести этих молодчиков за собой.

— А что, Генрих, не пора ли исполнить твою мечту? Забирай яхту и плыви в фатерлянд, — я с чувством пожал его сухую в жестких мозолях руку.

— Такая посудина — дорогой подарок. Я не заслужил этой награды. Хотя у меня — радикулит, и я его тоже не заслужил, — улыбнулся старик.

Прежде он шутил, не улыбаясь, этот крепкий, жилистый, прокаленный ветрами старый воин.