18

Вернувшись в чайный домик, я провела пальцем по совершенно здоровой коже под глазом. Я всегда считала лечение внушением полной ерундой, но теперь была уже не так в этом уверена. Буддизм полон чудес — деревья роняют слезы, похожие на жемчуг, мертвые возвращаются к жизни. А если у Ваджина такой талант целителя, по-моему, он зря тратит время на сад.

Изменения, произошедшие с моим лицом, настолько взволновали меня, что я забыла сходить в дом Михори и забрать телефон. Это значило, что мне придется вернуться туда в полдень, когда госпожа Танака уедет по делам в другую часть города. А пока можно пойти в Камакуру и воспользоваться платным телефоном.

Переодевшись в платье без рукавов, которое было на мне во время побега через балкон, я пошла на юг по Камакура-каидо — длинной узкой дороге, вдоль которой выстроились небольшие буддистские храмы, а кроме них еще и несколько ресторанов и магазинов. Проходя мимо женщин, провожавших детей в школу, я заметила, что многие из них прятались от солнца под зонтиками — наследие прошлого, когда бледная кожа свидетельствовала об аристократизме, а загорелая выдавала крестьянина. Я знала, что должна бы следовать примеру множества японских женщин, которые с детства пользуются зонтиками и доживают до шестидесяти и семидесяти лет без единой морщинки на лице. Мне это было бы очень непросто, поскольку моя кожа редко загорала; она просто впитывала жар и сразу же перегревалась. Вот что напомнили мне ощущения от прикосновений Ваджина: казалось, будто меня ласкает солнце.

Рестораны еще не открылись, и я коротала время, сидя на скамейке неподалеку от усыпальницы Хачимана, самого крупного в Камакуре культового сооружения синтоистов. Вокруг суетились рабочие, устанавливая трибуны, украшенные искусственными цветами и разноцветными лентами, символами приближающегося фестиваля Танабата. Я слышала, как несколько рабочих обсуждали показательные выступления лучников: вопрос был в том, как расположить места для особо важных гостей вокруг поля и насколько близко зрители могут быть к лучникам, оставаясь при этом в безопасности.

В девять утра, когда Хью должен был уже уйти на работу, я могла без опасений позвонить автоответчику, так что, подойдя к платному телефону, я бросила в щель двести иен и набрала номер.

— Да. — Судя по голосу, Энгус что-то жевал.

— Извини, что побеспокоила тебя, Энгус. Если ты положишь трубку, я позвоню еще раз и проверю автоответчик.

— Рей? — У Энгуса был довольный голос. — Повесить трубку — глупая идея, потому что Шуг уже прослушал твои звонки и стер их.

— Передай Хью, что он ублюдок. И что теперь. Как я могу быть уверена, что он прослушал все сообщения?!

— Да ладно, давай без психов, — проворчал Энгус. — Кстати, один парень оставил сообщение на японском, которое мы не смогли понять. Мне кажется, мой брат догадался, кто это был, потому что он начал болтать о японском Элвисе.

— А, это Джун Курой! Кто-нибудь еще?

— Ну... — Энгус помедлил. — Последний звонок был от парня, который говорил по-английски с акцентом, вязким, как йогурт.

Мохсен. Нужно было проследить за ним на аллее Амейоко.

— Спасибо, Энгус. А теперь мне пора идти.

— Не хочешь поговорить со мной, спросить, как у меня дела?

— Я знаю, что лейтенанту Хате стало известно о твоих телефонных карточках и он пожалел тебя. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Если бы ты только знал, на что похожи японские тюремные камеры. — Стоя в телефонной будке в сорока километрах от его самодовольно ухмыляющегося лица, я могла быть откровенной.

— Ну знаешь, этот коп забрал мои карточки, и теперь я не могу позвонить друзьям за границу, разве что по домашнему телефону. Тебе это не понравится. Я уже представляю, как ты бушуешь и возмущаешься?

— Похоже, ты по мне соскучился, — язвительно предположила я.

— Ну, даже ты лучше, чем новая подружка моего братца, эта сучка с верхнего этажа—Винни Клэнси?

Я была так ошарашена, что чуть не выпустила из рук трубку. Перехватив ее как следует, я напомнила:

— Винни замужем.

— Это ее не останавливает. Она каждый вечер заявляется на ужин. И мы всегда едим мясо Я тут прикинул — между нами говоря, мы поправились килограмма на три каждый. Не знаю как Шуг, а у меня уже кошмарное несварение желудка.

— Не говори мне, что собираешься стать вегетарианцем. — Я старалась сосредоточиться на забавных моментах и не думать о том, что мое место заняла Винни.

— Нет! Просто я предлагаю тебе время от времени заскакивать к нам на ужин. И оставаться посидеть. Винни уже промяла диван своей задницей. На очереди кровать.

— Понимаю. Но это невозможно — тут дело во мне и Хью.

— Не знал, что ты окажешься из тех, кто легко пасует перед трудностями. — Слова Энгуса сочились ядом, и я ужасно разозлилась на Хью. Да и на себя тоже.

Оставив весьма эмоциональные сообщения для Джуна Куроя на всех пяти его телефонных номерах, я заказала блинчики с лимонной начинкой и кофе в магазине, в который я ходила с госпожой Китой. Выливая тесто на огромную сковороду, хозяйка, женщина средних лет, улыбнулась мне так, будто знала, как долго я мечтала поесть. Я улыбнулась в ответ. Сахар и кофеин взбодрили меня, и я наконец почувствовала, что готова к работе.

Я пробежалась по всем антикварным магазинам, расположенным в центре. Торговцы обычно не слишком радуются, когда приходится показывать старые свитки, — и это неудивительно, учитывая, что хрупкую тонкую бумагу нужно извлечь из идеально подогнанной деревянной коробочки, развернуть и продемонстрировать, не оставив дырочек и складок, а по том снова свернуть. В основном я пыталась прицениться к свиткам начала двадцатого века.

Я разоткровенничалась с владелицей «Антиквариата Маэды», маленького магазинчика, расположенного дальше к северу, в котором я уже как-то покупала гравюры. Вместо того чтобы разворачивать свои сокровища, госпожа Маэда предложила мне пролистать альбом с фотографиями имеющихся у нее свитков. Это помогло нам обеим сберечь время.

— Кто знает, может, я найду здесь что-нибудь редкое и интересное. У меня есть и другие клиенты, я всегда стараюсь думать о перспективе.

— По крайней мере, вы честны в том, что делаете, — сказала госпожа Маэда. — В отличие от большинства из них.

— Правда? — Я перестала перелистывать страницы.

— Ох, — вздохнула она, — несколько храмов требуют отдать им свитки с буддийскими текстами, заявляя, что это их собственность.

— Но ведь большинство религиозных реликвий попадает к торговцам антиквариатом из храмов. Они что, хотят, чтобы вы вернули их назад?

— Некоторым антикварам пришлось отдать, — скривилась Мазда, — никто не желает спорить с Буддой. Или женой настоятеля. Когда эта леди пришла и объявила, что один из моих свитков — их украденная собственность, я попросила ее предъявить страховое свидетельство или еще какое-либо доказательство того, что свиток был собственностью семьи ее мужа. Конечно, ничего у нее не оказалось.

Мне вспомнился просторный дом Наны Михори в котором каждую неделю появлялись новые произведения искусства.

— А эта женщина... она хорошо известна? Она случайно не состоит в Обществе по охране древностей и окружающей среды?

— Да, так и есть, И сразу после того, как я отказалась отдать ей свиток, по обеим сторонам улицы появились знаки «Остановка запрещена». Представьте себе, скольких клиентов я потеряла из-за того, что здесь нельзя припарковать машину.

— Это очень печально, — согласилась я, чувствуя себя особенно плохо из-за того, что я, одна из немногих посетителей магазинчика, не могу ничего в нем купить.

— Иногда я думаю, не сглупила ли я, отказавшись отдать ей свиток. Если бы я отдала его, то потеряла бы сто тысяч иен. А теперь мои убытки гораздо серьезнее, я даже помощника лишилась. Сато-сан приезжала во второй половине дня и сменяла меня. А теперь она не хочет здесь работать, потому что ей негде оставлять машину!

— Она была продавцом? — У меня появилась идея.

— Да. Ближе к вечеру я должна забирать внучку из детского сада и вынуждена закрывать магазин. Это просто ужасно!

— Я могу работать у вас во второй половине дня, — предложила я.

Я ожидала, что госпожа Маэда либо придет в восторг, либо ужаснется. Но она смутилась.

— Мне нужна работа. И место, откуда я смогла бы звонить и отвечать на звонки, — продолжила я, решив быть честной.

— Но я вас не знаю, — сомневалась она.

— Вы имеете в виду то, что я приходила сюда несколько раз, но вы не знаете моей группы крови и что там еще вас интересует? — Я была очень расстроена. — Я иностранка, и у меня нет обширного резюме, но среди антикваров найдутся люди, которые могут поручиться за меня. Мой друг господин Исида из Токио, например.

— Разве вы иностранка? Ведь ваше имя — Симура.

— Я из Калифорнии, — ответила я. довольная, что меня сочли японкой.

— Вы говорите по-английски? — Она вытаращила глаза.

— И немного по-испански.

— Вы были бы очень полезны. Иногда сюда заходят туристы, а я никак не могу понять, чего они хотят.

— К иностранцам нужен особый подход, — согласилась я. — Они очень падки на скидки.

— Я смогу платить вам только двенадцать сотен иен в час, но готова предложить вам скидку... скажем, сорок процентов?

— Правда? — По такой цене я, пожалуй, смогла бы приобрести что-нибудь для госпожи Киты.

— Я могу себе это позволить, и это пойдет на пользу моему делу, вам не кажется? — улыбнулась госпожа Маэда.

Йоко-сан, как я теперь могла ее называть, во время перерыва на ленч показала мне весь магазин. Я обнаружила целый склад оби — парчовых поясов для кимоно, — которые она засунула в дальний угол. А еще я убедила ее помочь мне вывесить яркий вымпел, который теперь развевался на ветру.

— Это для празднования дня мальчиков. У меня не получилось вывесить его прошлым летом.

— Он привлекает внимание, так что люди будут знать, что магазин открыт, — объяснила я.

После того как она ушла, я осмотрела маленький магазинчик, оценивая его и размышляя над собственным положением. Работать продавщицей — для меня это шаг назад, но того, что мне будет платить Йоко, хватит на повседневные расходы, и я смогу откладывать деньги на комнату.

Она была права, говоря, что дела продвигаются вяло. Во второй половине дня я обслужила всего двух покупателей, один из которых заплатил восемьсот иен за оби. У меня было предостаточно времени на то, чтобы позвонить госпоже Ките и рассказать о предварительно отобранных мною свитках. Она обещала завтра же прийти и посмотреть их.

Время закрытия, пять часов, подошло незаметно. Я немного задержалась, но наконец заперла дверь и бросила ключ назад через щель почтового ящика. Вместо того чтобы сесть на поезд, я вернулась в Хорин-Джи пешком. Страдая от боли в ногах, я все яснее понимала, как хочу побыстрее выбраться оттуда.

Ваджин слишком много обо мне знал, да и то, что я услышала о Нане Михори, было просто ужасно.

Я подошла к дому Михори, думая о том, что теперь мой телефон как следует зарядился. Увидев, что госпожа Танака снимает высохшее белье, я спряталась за кустами. Мои черные трусики, футболка и шорты тоже висели на веревке. Танака нахмурилась, глядя на них, и я твердо решила, что отныне буду стирать сама. Благо, речка была недалеко.

Воспользовавшись тем, что садовник, подравнивающий живую изгородь, подошел спросить что-то у госпожи Танаки и та, положив снятое белье, пошла вслед за ним, я протиснулась сквозь ограду и бросилась к полуоткрытому окну. Времени снять туфли не было. Я как могла смахнула с них грязь, залезла в комнату и обнаружила телефон на том же месте. Я схватила его вместе со шнуром и к возвращению Танаки успела снова укрыться за оградой, осторожно пробралась вдоль нее и оказалась на территории главного храма.

— Что вы делаете? — раздался над моим ухом строгий мужской голос. Прямо перед своим носом я увидела пару грубых соломенных сандалий. На меня сердито глядел монах в рабочей одежде. — Эта территория закрыта для посетителей.

Я отчаянно пыталась что-нибудь придумать.

— Извините. Поднялся ветер, и я потеряла контактные линзы! — Из-за чего еще молодая женщина может ползать на четвереньках?

Монах тоже опустился на колени и начал шарить взглядом вокруг себя. Я сделала вид, что нашла линзы, неловко поднялась на ноги и поблагодарила его за помощь.

— Линзы не пострадали? — раздался новый голос, более вежливый и низкий. К нам присоединился Ваджин. На этот раз на нем было чистое голубое одеяние, а не серое, испачканное в земле. Он сложил руки в благочестивом приветственном жесте. Я ограничилась тем, что кивнула, потому что мои руки были заняты телефоном и воображаемыми контактными линзами.

— Кажется, с ними все в порядке. Если вы разрешите...

— Вам нужно промыть линзы в соляном растворе, он найдется в чайном домике. — Ваджин явно не собирался от меня отставать

— Я знаю, что делать, спасибо.

Зазвонил телефон, и я ответила, придерживая его около уха левым плечом.

— Рей-сан? — Я сразу же узнала голос. Джун Курой.

— Я так рада, что ты позвонил, — сказала я, махнув рукой Ваджину, который все еще не уходил.

— Мне надо с тобой поговорить, — прошептал Джун. — Но не звони больше. Мой отец прослушал некоторые из твоих сообщений и хочет, чтобы я держался от тебя подальше.

— Где ты хочешь встретиться? И зачем? — добавила я после паузы.

— Завтра днем я смогу приехать в Токио и встретиться с тобой в Ёёги в два.

— Но, Джун-сан, у меня новая работа, и я не смогу оставить ее. Я буду свободна либо до полудня, либо вечером.

— Тогда в одиннадцать. Мне нужно время, чтобы добраться до Хаконе, но я должен кое-что тебе рассказать.

— Что-нибудь случилось с тех пор, как тебя отпустили? Тебе грозит опасность?

— Я все объясню завтра.

— Ты опять работаешь? — Я не могла сказать больше, потому что Ваджин так и отирался поблизости.

— Да, ночным швейцаром в агентстве отца. Мое лицо теперь настолько известно, что никто не хочет допускать меня к работе с клиентами.

— Прости меня. За все, — сказала я.

— Во всем виновата моя собственная глупость. Не нужно было сажать Сакая в свою машину. Мне нужно идти. Я слышу голос отца. — И он повесил трубку

— Приятель? — поинтересовался Ваджин, когда я убрала телефон и пошла дальше.

— Нет, и мне сейчас не хочется разговаривать. Я пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве.

— Но не отключили телефон, нэ?

Разозлившись, я остановилась и повернулась к нему:

— Знаете, вы слишком хорошо осведомлены об удобствах современной жизни. Это очень странно для монаха.

Со стороны храма раздался звук гонга.

— Вечерняя молитва. Я должен идти. — В голосе Ваджина я уловила раздражение, что заставляло задуматься, насколько набожен он был на самом деле.

— Идите, исполняйте свой долг, — поторопила его я.

Было очень приятно смотреть, как он уходит.

На ужин я съела груши и апельсины и помыла блюдо водой из бутылки, которую наполнила в общественном туалете. Если продолжать сидеть на такой диете, мой желудок уменьшится и я не буду так хотеть есть. Буддизм учит, что физические лишения должны привести к миру и покою в душе. Может, и так, но мой желудок всю ночь урчал, выражая несогласие с этим постулатом.