"Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

16. ПЕРЕД ПОИСКОМ

Возлюбленный Мастер,

Ты дал понять, что хочешь, чтобы я письменно обучил тебя прямым сущностям. Сама эта мысль о поиске обучения прямым сущностям уже надевает на твою голову горшок с клеем. Хотя мне и не следовало бы добавлять еще один пласт мерзлого снега, тем не менее, если есть вопрос, он не должен оставаться без ответа. Я требую, чтобы ты сразу же отказался от всякой радости, которую ты когда-либо испытывал при чтении слов писаний — самостоятельно или по наущению и подсказке других.

Будь совершенно без знаний и без понимания — как прежде, подобно трехлетнему ребенку. Хотя врожденное сознание и есть, оно не действует. Теперь созерцай, что предшествует появлению мысли о поиске прямых сущностей: наблюдай и замечай. Когда почувствуешь, что твоя хватка все больше и больше слабеет, а душу все сильнее и сильнее охватывает беспокойство, — не сдавайся и не ослабляй натиска: это и есть лобное место для тысяч мудрецов. Студенты зачастую сходят с пути в этой точке. Если твоя вера бескомпромиссна — продолжай созерцание: что же предшествует появлению мысли о поиске обучения прямым сущностям. Внезапно ты пробудишься от своего сновидения, и не будет никакой ошибки в этом вопросе.

Да Хуэй высказывает несколько важных вещей. Первая — что сознание трехлетнего ребенка есть, существует, но не создает мышления. Оно остается совсем как зеркало, отражающее все вокруг ребенка; но ребенок не принимается размышлять — хорошо это или плохо, красиво или уродливо.

Важно понять, почему упоминаются три года: если вы попытаетесь двигаться обратно в своих воспоминаниях, то остановитесь у трехлетнего возраста. Вы не можете перейти этот предел. Причина в том, что только в трехлетнем возрасте мысли начинают будоражить сознание и впечатления начинают откладываться в памяти.

До трех лет ребенок точно как мудрец, только с одним различием: эта невинность естественна, и она должна быть утрачена, потому что ребенок не осознает свою красоту, свое богатство, свое великолепие. Он не узнает, какого ценного сокровища ему предстоит лишиться, пока не начнет размышлять. Фактически он хочет мыслить как можно скорее, поскольку повсюду вокруг себя видит людей, которые могут думать лучше, более красноречивы, достигают более высокого положения, большего престижа, большего уважения. Весь этот мир поддерживает процесс мышления. Для удовлетворения любой амбиции мышление абсолютно необходимо.

С того момента, когда ребенок осознает, что мышление является самым существенным средством для того, чтобы быть кем-то в мире, кем-то особенным, с именем и репутацией, — тут же он начинает учиться как можно быстрее и трансформирует свое сознание и свою энергию в мысли, в память, в воображение, — не ведая, что теряет самую драгоценную свою природу, самое драгоценное медитативное сознание.

Это правда, точно так же говорит Иисус: если не родитесь снова, вам не обрести Царства Божьего. Он не имеет в виду, что сперва вам надо умереть, а затем родиться опять; он только использует метафору. Вам надлежит умереть как мыслителю, как уму, и вы должны возродиться только как невинное сознание, совсем как ребенок.

Когда человек завершает весь круг от детства до просветленного человека, он приходит к тому же самому естественному Я, только с одним различием: ребенок не осознавал его, а просветленный есть только осознание и ничто иное. Он познает эту ценность, он наслаждается этим потрясающим блаженством, он испытывает экстаз высшего и вечного.

Ребенок был просто невинным в негативном смысле — он был невинен, потому что не ведал; а мудрец невинен потому, что он мудр. Все неведение рассеялось.

Неведение ребенка не было медитативным; оно было только нефункционирующим сознанием; оно просто ожидало подходящего времени и возраста, чтобы начать функционировать. Возможно, это и есть причина... все животные в мире рождаются завершенными; только человеческий ребенок рождается незавершенным. Поэтому человеческий ребенок более зависим и беспомощен, чем любое животное в мире.

Детеныши животных могут выживать без семьи, без матери, без отца; они найдут какой-то выход. Но невозможно и подумать, что человеческий ребенок способен найти какой-то способ выжить сам по себе.

Причина очень странная; возможно, вы никогда не думали об этом. Причина в том, что человеческое дитя рождается незавершенным. Ему приходится рождаться незавершенным, поскольку мать не может носить ребенка еще три года: это означало бы непрерывных четыре года... Девять месяцев — предел для матери; больше носить ребенка невозможно, ее чрево не приспособлено для этого.

Так что каждый ребенок рождается на три года раньше, чем он должен был бы родиться. Эти три года он вне чрева, но почти полностью зависим от матери, от отца, от семьи — теперь это и есть чрево вокруг него. Через три года он предпринимает несколько шагов из круга этого семейного чрева, и в первый раз он начинает проявлять признаки индивидуальности.

До трех лет дети почти всегда ссылаются на себя в третьем лице: «Ляля проголодалась»; «Ляля хочет спать»; «Ляля хочет пить». Они не говорят: «Я хочу пить», это Я еще не сформировалось. Этому Я потребуется некоторое время, поскольку это не что иное, как центр ума. Тело сформировано; ум все еще в процессе формирования. Уму потребуется три года, чтобы прийти к той точке, откуда он начинает функционировать как индивидуальный.

Так что тело рождается, когда ребенок прожил девять месяцев в материнской утробе, а ум рождается, когда ребенок прожил три года вне утробы. Вот почему мы можем вернуться в воспоминаниях только до трехлетнего возраста. А дальше вдруг вырастает китайская стена...

Те три года мы прожили, и за те три года, несомненно, произошли тысячи событий. Однако они не оставили никаких отпечатков, никаких следов на нашей системе памяти: система памяти не была к этому готова. У ребенка есть все способности к индивидуальному существованию; ему просто требуется некоторое время, прежде чем весь этот механизм будет готов к функционированию.

Мудрец прожил как ум, выстрадал как ум, прошел через весь ад ума, — и выучил урок: пока не выйдешь за пределы ума, жизнь будет беспрерывной агонией.

Ум есть агония.

Когда такой опыт приобретается и укореняется глубоко внутри вас, из вашего личного переживания возникает новая попытка, новое начало, новое рождение... рождение медитации. Точно как в девять месяцев рождается тело, как в трехлетнем возрасте рождается ум... Однажды — это зависит от того, насколько разумно вы наблюдаете свои переживания, как вы смотрите на источники своего несчастья и страдания; и если вы достаточно разумны, то, возможно, в тридцатипятилетнем возрасте — вы начнете испытывать глубокое побуждение выйти за пределы ума. Семь лет между тридцатью пятью и сорока двумя готовят вас к совершению квантового скачка. Если все идет естественно, без препятствий и помех со стороны общества и организованных религий, то сорокадвухлетний рубеж становится третьим рождением — рождением медитации, нового начала за пределами ума.

Не с каждым это происходит в сорок два, потому что общество не хочет, чтобы это случилось. Это самая опасная вещь для общества, если люди станут выходить за пределы ума, потому что выход за пределы ума означает выход за пределы социального уклада, выход за пределы организованной церкви, выход за пределы священных писаний, выход за пределы всех насущных интересов, выход за пределы рабства, выход за пределы любого рода эксплуатации и притеснений — и обретение своего достоинства как подлинного сознания.

Это сознание нельзя заточить, нельзя убить, нельзя сжечь. Даже ядерное оружие совершенно бессильно, если речь идет о сознании.

Общество не желает, чтобы индивидуальности были так могущественны сами по себе. Каждое общество хочет, чтобы вы оставались зависимыми от него.

Вашу независимость урезают всеми возможными способами. А вместе с вашей независимостью урезается ваша индивидуальность, смерть приходит раньше, чем приходит медитация. Жизнь растрачивается впустую.

Если вы не достигли медитации, вы, собственно, не жили.

Я слыхал о человеке, который стал осознавать, что был жив, только когда умер. Внезапное пробуждение... «Боже мой, я был жив, но теперь слишком поздно». Пожалуй, это относится не к одному тому человеку — это может быть отнесено к каждому человеку, который умер без медитации. Мертвые не рассказывают историй; этот человек был просто исключением. В мире всегда бывает несколько исключительных людей.

Пока вы живете, вы по-настоящему не сознаете, как драгоценна жизнь. Действительно, это один из трюков ума: чем бы вы ни обладали, вы не знаете его ценности, пока не лишитесь этого.

Жил великий король, который завоевал многие земли и собрал несметное богатство, но был очень безрадостным и несчастным. Он не знал ни единого мгновения радости, блаженства... Он стал расспрашивать людей: «Какая цель всего моего богатства и всего моего королевства? Я не могу даже спать. Мой ум так переполнен напряжениями, тревогами, там нет места ни для чего другого. Есть кто-нибудь в моем королевстве, кто мог бы помочь мне?»

Люди были наслышаны о суфийском мистике, и они сказали: «В твоем королевстве есть суфийский мистик, очень странный человек. Он помог многим людям, но с ним нужно быть начеку, потому что он непредсказуем, он может выкинуть что угодно. Но одно несомненно: что бы он ни сделал, в конце концов, выясняется, что тому была причина. Вначале это будет выглядеть абсолютно иррациональным. Если у тебя хватит смелости, попробуй сходить к нему».

Король сказал: «Вы думаете, я трус? Я захватил великие земли; вся моя жизнь была жизнью воина. Может ли жалкий суфийский мистик устрашить меня? Я пойду... и пойду сам, без телохранителей, без армии, без советников». Но он взял с собой большую сумку, полную бриллиантов, рубинов и изумрудов, просто чтобы показать суфийскому мистику: «Это лишь образец. Вот сколько у меня денег, но это никак не помогает мне. Сначала я думал, что, когда у меня будут деньги, я стану отдыхать и наслаждаться. Но теперь деньги есть, а я живу в аду».

Суфийский мистик сидел под деревом. Король отправился туда, сошел со своего коня, коснулся стоп суфийского мистика и спросил его: «Ты можешь помочь мне?»

Суфийский мистик сказал: «Чего ты хочешь? Я помогу тебе немедленно».

Король уже слыхал, что это человек странный — ну кто бы еще сказал вам: «Я помогу тебе немедленно». Он собирается что-то делать... Король немного испугался: кому приятно, когда помогают немедленно... Он сказал: «Это не к спеху, но...»

Суфийский мистик произнес: «Скажи мне, чего ты хочешь. Не расточай моего времени. Ты говоришь, что тебе нужно; я даю это тебе — и дело с концом».

Король возразил: «Ты не понимаешь. Я хочу покоя ума». И пока он произносил «покоя ума», суфийский мистик выхватил его сумку с изумрудами, бриллиантами и рубинами и убежал. Король подумал: «Боже мой, что это за человек? Он мистик или вор?»

Он побежал — за всю свою жизнь он никогда еще не бегал. Селение было ему неизвестно, улочки узкие. Суфия там знали прекрасно: он жил в селении. Король кричал: «Хватайте вон того вора», — а люди смеялись, потому что привыкли, что каждый день происходит не одно так другое. А это выглядело, в самом деле, забавно: король горячится, пыхтит и кричит: «Хватайте его! Почему вы только смеетесь?» — и продолжает бежать, потому что тот чудак уносит все его деньги, и уносит очень быстро.

Суфийский мистик задал ему хороший круг по всему селению, показал всем, что он, мистик, впереди, а король догоняет, потея. Наконец мистик добрался до того же самого дерева и уселся там, в ожидании короля. Король подошел очень усталый, вспотевший, и мистик отдал ему сумку. Король взял сумку, повесил ее на грудь и вымолвил: «Боже мой!»

Суфий произнес: «Ты обрел спокойствие ума? Не говорил ли я тебе, что помогу немедленно?»

Король сказал: «Странный у тебя способ... но это правда, я чувствую себя очень умиротворенно, как не чувствовал еще никогда в жизни. И странно — ведь эти деньги всегда были при мне, а я никогда еще не чувствовал себя таким счастливым, как теперь».

Суфий сказал: «Я разрешил твою проблему. Твоя проблема в том, что у тебя есть все; тебе необходима какая-то дистанция, тебе нужно лишиться этого; только тогда ты поймешь, чем обладал. И это верно не только в отношении твоих денег. Это еще более верно в отношении самой твоей жизни: поскольку она у тебя есть, ты стал воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся. Она слишком очевидна, она твоя. Тебя вообще не беспокоит, что она может не быть твоей завтра или даже в следующую секунду».

Приходит день, и вы осознаете, что смерть уничтожит все возможности для роста... Жизнь — это великая возможность расти, но, вместо того чтобы расти, вы просто накапливали ненужный хлам, который весь будет отнят. Люди только стареют, но стареть - не означает расти, развиваться.

Очень немногие люди растут.

Старение вещь естественная; каждое животное стареет, в этом нет ничего особенного. Это горизонталь. Рост — это вертикаль. Только очень немногие люди растут; и медитация — единственный путь, который идет вертикально. Ум перемещается горизонтально.

Да Хуэй излагает несколько очень важных утверждений.

Первая сутра: Ты дал понять, что хочешь, чтобы я письменно обучил тебя прямым сущностям. Сама эта мысль о поиске обучения прямым сущностям уже надевает на твою голову горшок с клеем. Похоже, он освобождается от своего интеллектуального жаргона. Он начинает осознавать нечто большее, чем ум. Он оспаривает саму идею обучения через кого-то другого, а также через письмо, через слова, через язык. Во-первых, от кого-то другого, во-вторых, посредством языка...

Хотя мне и не следовало бы добавлять еще один пласт мерзлого снега... поскольку все, что я говорю, будет становиться дополнительными знаниями для тебя, оно будет только укреплять власть твоего ума. А необходимо ослаблять власть ума, с тем, чтобы ты смог выйти за его пределы без помех с его стороны. В этом заключалась проблема всех просветленных людей. Да Хуэй прав, когда он говорит: ... тем не менее, если есть вопрос, он не должен оставаться без ответа.

Почему он не должен оставаться без ответа? Потому что каждый вопрос — если ответ дан кем-то не просто имеющим знания — может быть превращен в поиски. Правильный ответ не тот, который ценится в школах, колледжах и университетах; правильный ответ тот, который превращает ваш вопрос в поиск. Правильный ответ не тот, который приведен в книгах и который вы повторяете подобно попугаю.

Если вы спрашиваете просветленного человека, то правильный ответ не имеет ничего общего с вашим вопросом. Просветленный только использует вашу энергию, вложенную в этот вопрос, и превращает ее в поиск; это становится вашей жаждой. Вот почему Да Хуэй прав, когда говорит: если есть вопрос, он не должен оставаться без ответа.

Нельзя упускать возможности превратить вопрос в поиск. Ваш ответ должен быть таким, чтобы вопрос не разрешался, а еще больше углублялся в поиске; чтобы он становился менее интеллектуальным и более экзистенциальным. Вопрос о воде благодаря вашему ответу должен превратиться в глубокую жажду.

Все пробужденные люди испокон веков отвечали только таким образом; они не дают правильных ответов — правильных ответов не бывает. Ваши вопросы используются для того, чтобы спровоцировать в вас поиск, глубокое стремление. Если ответ таков, то это правильный ответ.

Я требую, чтобы ты сразу же отказался от всякой радости, которую ты когда-либо испытывал при чтении слов писаний — самостоятельно или по наущению и подсказке других.

Он возвращается к собственному существу. Он не пользуется больше цитатами. Он говорит о том, что всего несколькими сутрами раньше делал сам; теперь он высказывается против этого. Он говорит: Я требую, чтобы ты сразу же отказался от всякой радости, которую ты когда-либо испытывал при чтении слов писаний — самостоятельно или по наущению и подсказке других.

Почему пробужденные люди всегда были против писаний? Это великое заблуждение встречается повсюду в мире. Пробужденные против писаний по совершенно иной причине, чем представляют люди. Люди полагают, что те против писаний потому, что писания ошибочны; на самом деле они против писаний потому, что если вы увязли в словах писаний, то никогда не узнаете свою собственную истину. Писания могут быть правы — не в этом дело. Быть может, они действительно правы, — но они правы не для вас; они были правы только для тех людей, которые испытали и выразили что-то из собственного опыта.

Для вас же это лишь мертвые слова, и если вы слишком увлекаетесь собиранием трупов вокруг себя, то скоро утонете в мертвых словах. Это случается со всеми учеными: их великое усердие попросту становится самоубийством. Они работают упорно, но прибыль равна нулю.

Писания могут исходить от людей пробужденных; но в тот миг, когда кто-то говорит... Это уже не то, чем был его собственный опыт. А когда это написано, оно отдаляется еще больше. Вот почему ни один просветленный человек в целом мире не написал ничего собственноручно; они только говорили — потому что сказанное слово и написанное слово качественно различаются.

Сказанное слово обладает теплом; написанное слово — абсолютно холодное, ледяной холод. Сказанное слово несет в себе биение сердца мастера. Сказанное слово — это не просто слово: оно все еще дышит, когда достигает вас, у него все еще есть свой привкус. Оно исходит от источника безмерной радости и света; оно неизбежно несет что-то от того аромата, некое излучение от того света, некую вибрацию — она может быть невидима, но будоражит ваше существо.

Слушать мастера — одно дело, а читать точно те же слова — совершенно другое, потому что живого присутствия мастера больше нет за словами. Вы не увидите его глаз, вы не увидите его жестов, вы не ощутите в словах того же самого влияния... вы не почувствуете тех безмолвных промежутков.

Присутствие мастера, его харизма, его энергия теряются в написанном слове. Написанное слово совершенно мертво. Никакой мастер никогда не писал — за исключением Лао-цзы, да и то под императорским давлением.

Всю свою жизнь он отказывался писать, а перед смертью собрался оставить Китай и отправиться в Гималаи для своего последнего отдыха. Император Китая приказал пограничным войскам: «Если Лао-цзы будет проходить через эту область» — а то были единственные ворота к Гималаям, он обязательно должен был пройти там, — «задержите его. Хорошенько позаботьтесь о нем, но объясните, что он не выйдет из Китая, пока не опишет весь свой опыт. Это приказ императора».

Бедный Лао-цзы знать не знал, что ему готовится. Он просто направился к тому месту, где легче всего было выбраться из Китая. Там ожидала целая армия, и его тут же схватили.

Почтительно, с большим уважением, ему сказали: «Это императорский приказ. Прости нас, мы хотим не мешать тебе, а только должны исполнить приказ — поэтому не можем позволить тебе выйти из Китая. Мы подготовили особую резиденцию для тебя, со всем комфортом и роскошью, согласно указаниям императора. Оставайся и опиши все, что ты испытал, и какую истину ты реализовал, что она привлекла так много людей».

Он так хотел поскорее достичь Гималаев — его смерть приближалась, и он хотел умереть в Гималаях... Гималаи обладают вечным безмолвием, спокойствием, которого не найти нигде больше. При таких обстоятельствах он и написал «Дао дэ цзин», небольшую брошюру.

Таково единственное исключение за всю историю — когда просветленный человек что-то написал. Но начало книги гласит: «Истину нельзя написать. Так что запомните: все, что я пишу, не есть истина. Я попытаюсь всеми силами быть, возможно ближе к истине, но приблизительная истина — не истина». Поэтому он начал свою книгу с утверждения: «Все написанное очень далеко от живого опыта».

Вот почему все пробужденные люди были против писаний.

Но широкие массы всегда превратно понимали их. Если я скажу что-то против Вед, Индуисты сердятся; если я скажу что-то против Библии, христиане сердятся.

Но я не против Вед или Библии; я против вашего увязания в тех мертвых словах. Когда-то они были живыми, но теперь те люди, чье присутствие было необходимо, чтобы давать им жизнь, поддерживать их пламя горящим, сами исчезли в универсальном сознании. Лишь их следы остались на песке времени. Вы можете называть их святыми следами, но в этом нет никакого смысла. Вы можете поклоняться им, можете приобрести их фотографии, можете развесить те фотографии. Вы можете проделывать всевозможные глупости, которые проделываются всеми церквами, всеми мечетями, всеми храмами, всеми синагогами.

Человек, который знает, должен как-то высказаться против всего того, что происходит. Да Хуэй прав, когда говорит: «Перестань находить, какую бы то ни было радость в писаниях; это опасно, это отравляет».

Будь совершенно без знаний и без понимания — как прежде, подобно трехлетнему ребенку. Хотя врожденное сознание и есть, оно не действует.

Родитесь снова ребенком.

Величайшее достижение в жизни — если в своем преклонном возрасте вы можете снова стать ребенком. Вы завершили круг, вы возвратились домой, вы заново открыли природу своего Я. Каждый ребенок приходит с Этим, но сначала ему предстоит лишиться этого. Только тогда он узнает, что он утратил, добывая деньги, власть, почести, — которые вообще бесполезны. Он утратил себя, он продал себя на базаре за несколько слитков золота.

Тот, кто понял это, перестает накапливать знания и отбрасывает все накопленные так называемые знания. Нужно пользоваться простым критерием: все, что не является вашим опытом, не истинно. Это может быть опыт Гаутамы Будды, это может быть опыт Иисуса, это может быть опыт Лао-цзы, — но это не ваш опыт.

Когда Будда ест — его голод исчезает, а не ваш. Если Будда находит истину — его темнота исчезает, а не ваша темнота. Никто не может помочь никому другому.

Я не считаю это бедствием; я считаю это одной из величайших привилегий человека: по крайней мере, в этом мире есть одна вещь, которая является абсолютно вашей, — никто не может ни дать ее вам, ни отнять ее у вас. Она не может быть украдена, нет способа уничтожить ее... но вы должны найти ее сами. Нет короткого пути к ней, и нельзя по дешевке приобрести ее.

Вам предстоит войти в свою собственную уединенность, в свою собственную субъективность, в самый центр своего существа, где ничто не шелохнется и все абсолютно неподвижно.

В той неподвижности вы снова найдете свое утраченное детство.

А найти его опять — это такое празднование, каждая клеточка вашего существа начинает танцевать.

Да Хуэй говорит: «Если вы можете достичь того самого состояния сознания, когда оно было, но не действовало...» Теперь созерцай, что предшествует появлению мысли о поиске прямых сущностей: наблюдай и замечай.

Он дает вам существо медитации. Любая мысль, возникающая в вашем уме... вместо того чтобы разыскивать ответ, постарайтесь обнаружить, откуда она возникает, и каким было состояние вашего внутреннего существа, когда она еще не возникла.

Вы будете находить снова и снова ту же самую невинность, то же самое детское состояние сознания, тот же золотой период. Всякая мысль, если вы проследите, будет вести вас к одному и тому же состоянию. И тогда мысль уже не ваш враг, тогда ум не ваш враг; напротив, он становится объектом исследования.

Наблюдай и замечай. Просто наблюдайте. Мысль возникает и мысль исчезает. Она возникает из ниоткуда. Прежде чем она возникает, есть абсолютное безмолвие, а потом она исчезает в безмолвии снова — в ничто. Вначале есть ничто, в конце есть ничто... и это ничто является вашим чистым сознанием.

Библия гласит: «В начале было слово. И слово было у Бога, и слово было Бог». Возможно, что в начале и был звук — но не слово, потому что «слово» означает смысловой звук. Кто же придаст ему смысл?

И в самом деле, с научной точки зрения, когда вы идете лесом и слышите шум водопада, там нет смысла, но есть звук. Вы будете удивлены, узнав научное толкование: этот звук есть там только потому, что там есть вы; без ваших ушей нет и звука.

Так что это будет удивительным для вас: если нет никого вокруг водопада, то нет и звука, потому что звук требует ушей. Таким же самым образом существует свет — в тот момент, когда мы все ушли, света нет, потому что свет требует глаз. Без глаз нет и света.

Когда вы покидаете свою комнату, думаете, вещи остаются теми же самыми? Синее остается синим, а красное остается красным? Забудьте весь этот вздор. В тот миг, когда вы выходите из комнаты, все краски исчезают... Это очень магический мир — вы закрываете комнату, и все краски пропали, потому что краскам нужны глаза. Без глаз и цвет не может существовать. Взгляните сквозь замочную скважину... они возвращаются.

Это чудо происходит каждый день. В самом деле, даже если вы сидите в своей комнате и закрываете глаза, все цвета исчезают. Не пытайтесь подсмотреть краешком глаза, исчезли они или все еще там — они возвратятся немедленно!

Говорить, что в начале было слово, абсолютно неправильно. Звук — было бы лучше, но тоже неправильно. Молчание было бы еще лучше, чем звук, но молчание тоже требует ушей, точно так же, как ушей требует звук. Вы думаете, когда вы отсутствуете в своей комнате, там молчание? Это невозможно. Там нет шума, это верно, но нет и молчания тоже. Шум и молчание, оба они, это опыт ушей.

Тогда что же было в начале? Не молчание... не звук... не слово.

Гаутама Будда и его подход оказываются гораздо более научными: там было только ничто. Это ничто является самим нашим существом. Мы вышли из того ничто, и мы исчезнем в том ничто однажды.

Так что подружитесь с тем ничто, потому что ему предстоит быть вашим вечным домом. Подружиться с ничто — это и есть все то, что подразумевалось под медитацией. А когда вы отслеживаете свои мысли, мало-помалу они исчезают и лишь чистое ничто окружает вас. Вы пришли к началу мира, которое к тому же есть и конец мира. Вы пришли к истоку, и вы пришли к цели.

В этом состоянии только ваше осознание и есть истина. Вот почему Будда и все те люди, которые пробудились к окончательной истине, не признают гипотезу Бога. В том ничто они не находят никакого Бога, если только вы не хотите назвать ничто Богом; тогда проблемы не будет, — но это будет давать очень неверное представление о том, что такое ничто.

Я и сам пришел к заключению, что вместо того, чтобы говорить: «Бога нет» — поскольку это будет напрасно задевать людей, и не поможет никоим образом, — лучше сказать: «Есть божественность». Просто качество... Это ничто не пустое; это ничто полное, переполненное. Оно есть сплошное сознание, а сознание — это божественное качество; вы можете называть его божественностью. И все сущее создано из одного и того же вещества. Вы можете называть его ничто, можете называть его божественностью — вопрос лишь в том, предпочитаете вы негативное описание или позитивное описание, — но оба слова означают одно и то же.

Когда почувствуешь, — говорит Да Хуэй — что твоя хватка все больше и больше слабеет, а душу все сильнее и сильнее охватывает беспокойство... Когда вы следите за своими мыслями, и это ничто начинает окружать вас, всегда есть возможность того, что ваше сердце дрогнет. Вас может охватить беспокойство, испуг.

Не пугайтесь и не беспокойтесь. Это происходит только из-за вашей прежней привычки: вы никогда еще не переживали ничто; на самом деле нет ничего более счастливого, нет ничего более умиротворяющего, нет ничего более живого.

...Не сдавайся и не ослабляй натиска: это и есть лобное место для тысяч мудрецов. Это имеет отношение к известному высказыванию Гаутамы Будды. Он говорил своим ученикам: «Если я повстречаюсь тебе на пути — немедленно, не колеблясь, отруби мне голову. Вероятнее всего, я повстречаюсь тебе». А дело в том, что ученики любили его так сильно, и мастер изливал столько любви на них, что стоило им достичь безмолвия, как для ума появлялись все возможности разыграть свой последний трюк. Последний трюк — приход самого мастера... и это мешает увидеть ничто.

Гаутама Будда абсолютно прав: «Руби мою голову немедленно — потому что меня там нет, просто ум разыгрывает последнюю игру, это его последнее прибежище».

Это произошло в жизни Рамакришны... Он был поклонником матери-богини Кали, и он познакомился с просветленным странствующим монахом, Тотапури. Тотапури сказал ему: «Хотя ты и значительно продвинулся, сейчас ты застрял. Ты застрял с этой богиней... потому что богини нет вообще; это просто твое воображение».

Рамакришне уже поклонялись тысячи людей, но, когда Тотапури сказал ему эти слова, он тут же признал, что монах прав. И он сказал Тотапури: «Помоги мне — потому что, когда я закрываю глаза, все остальное исчезает. Только мать-богиня остается, она так прекрасна, она так сияет, что я совершенно забываю, что мне нужно войти в ничто. Она так прекрасна и так чарующа, что я пропал в ее красоте и в ее энергии. А когда я пробуждаюсь, я плачу, потому что хотел выйти за ее пределы, но она словно окружает меня — как граница, как тюрьма, со всех сторон».

Тотапури сказал: «Сядь передо мной и посмотри на этот кусочек стекла». Рамакришна спросил: «А при чем здесь этот кусочек стекла?» Тотапури сказал: «Я прослежу за твоим лицом, потому что я знаю — я следил за тобой: когда ты видишь мать-богиню внутри себя, твое лицо делается таким прекрасным, таким блаженным, что я тут же узнаю, что ты столкнулся со своей иллюзией, которую сам же и выращивал в себе годами. Я немедленно рассеку твой лоб этим кусочком стекла, и, как только я сделаю надрез и польется кровь, ты тоже наберись храбрости и сруби голову матери-богине».

Рамакришна сказал: «Это очень трудно. И, кроме того, где мне взять меч?»

Тотапури рассмеялся и сказал: «Если ты можешь вообразить мать-богиню, разве не можешь ты вообразить меч? Все это воображение. И если ты не сделаешь этого, я не собираюсь оставаться здесь больше. Так что не упусти свой шанс, иначе в этой жизни тебе, скорее всего, не повстречать другого Тотапури».

Рамакришна закрыл глаза, и как только он стал сияющим, радостным и его лицо стало показывать, что он видит нечто потрясающе прекрасное, Тотапури рассек ему точно то место, которое на Востоке называется третьим глазом. Разрез прошел от верха лба до носа. Из разрезанной кожи струилась кровь; и Рамакришна набрался храбрости, выхватил свой меч — он понять не мог, откуда появился этот меч, — и срубил голову матери-богине. Это было очень трудно, ведь он многие годы любил мать: он плясал и пел, он декламировал, он долго творил эту иллюзию — ведь не бывает никаких ни матерей-богинь, ни отцов-богов, кроме как в человеческом воображении, кроме как в человеческой детской фиксированности на матери и отце.

Он отрубил голову и не мог поверить этому: мать развалилась на две части, голова в одну сторону, тело в другую сторону. И было так, словно открывалась дверь — дверь в ничто, в бесконечность... Шесть дней он оставался в этом состоянии. Через шесть дней он открыл глаза — в его глазах стояли слезы, — и первыми словами, которые он сказал Тотапури, были: «Последний барьер рухнул. Я благодарю тебя. Ты проявил огромное сострадание».

То был последний день. Он никогда больше не входил в храм матери-богини; он никогда больше не упоминал имени матери-богини. И он стал совершенно другим человеком — таким безмолвным, таким умиротворенным, таким радостным, как будто не существовало ни одной тревоги в мире.

Он прожил еще почти три года после этого опыта, и те три года были его самым драгоценным временем. Люди, которые сидели рядом с ним... а он жил не так уж давно, он жил всего лишь в прошлом столетии, в последние годы прошлого века. Так что всего сто лет назад он был здесь, и у меня есть знакомые в Бенгалии, чьи дедушки сидели с Рамакришной, и эти знакомые все еще помнят своих дедушек, рассказывавших им о Рамакришне.

Те три года он не разговаривал... Время от времени он мог рассказать небольшую историю, время от времени он танцевал, но обычно он сидел молча с сотнями учеников, и все они наслаждались и разделяли высшее ничто.

Студенты зачастую сходят с пути в этой точке. Начинающие, конечно, пугаются, когда наталкиваются на ничто. Естественно, возникает страх, им кажется, что они тонут, что это ничто собирается поглотить их. Это верно: оно поглотит... но лишь то, что не есть вы. Только ваша ложная личность исчезнет; как раз ваше подлинное существо и останется в своей кристально ясной чистоте.

Тут нечего бояться. Но на таких стадиях нужен мастер.

Это последняя стадия, где требуется мастер — он не позволит вам отступить, но даст хороший толчок, просто небольшое ободрение: «Не беспокойся, я тоже побывал на этой стадии; тут нечего бояться. Это не смерть. Это ничто не является смертью; это ничто есть чистейшая жизнь».

Если твоя вера бескомпромиссна — продолжай созерцание: что же предшествует появлению мысли о поиске обучения прямым сущностям. Внезапно ты пробудишься от своего сновидения, и не будет никакой ошибки в этом вопросе.

Позвольте этому ничто овладеть вами... и все ваши сновидения исчезают; ваш сон, ваш духовный сон не может продолжаться далее.

Здесь я должен пояснить вам кое-что. Тысячелетиями считалось, что сновидение есть своего рода нарушение сна, но последние открытия говорят прямо противоположное. Сновидения не нарушают ваш сон; наоборот, они защищают и улучшают ваш сон. Они не дают вашему сну прерываться.

Например, вы испытываете голод и спите — и возникает сновидение: вы идете в кухню, открываете холодильник и достаете хороший кусок сладкого, или мороженое, или все что вам нравится — ведь во сне нет проблемы, берите все, чего вам хочется... Сновидение очень щедро — берите, сколько вам хочется, потому что сновидения не слушаются докторов.

Так это сновидение защитило ваш сон, иначе голод беспокоил бы вас. Теперь вы чувствуете, что взяли из холодильника достаточно, и сон продолжается.

Недавние научные исследования сновидений и сна прояснили многие вопросы. Из восьми часов, как ни странно, вы смотрите сны почти шесть часов; только два часа вы спите, да и эти два часа — несколько минут здесь, несколько минут там... На шесть часов сновидений — всего несколько разрозненных фрагментов сна.

Во многих психологических лабораториях ставился такой эксперимент. Человека беспокоили, как только у него начиналось сновидение. Это очень легко заметить: если вы сидите рядом со своей женой, или со своим мужем, или приятелем, — следите, когда его глаза задвигаются под веками; это и означает, что у него начинается сновидение. Поэтому всегда видно, снится ли человеку что-нибудь: если снится, то, естественно, он видит какие-то сцены, почти как в фильме, и его глаза начинают двигаться. Когда же он спит без сновидений, его глаза не движутся.

Эксперимент проводился так: как только человеку снился сон, его будили, прерывали его сновидение. Ему позволяли спать, но не позволяли видеть сны. И всех удивило, что, хоть он и проспал свои два или три часа — а больше он и не мог проспать, — он оказывался усталым, истощенным, его не обновлял такой сон; утром он не чувствовал себя окрепшим. Ученые не могли поверить этому; все считали, что, хотя его сновидения и прерывались, его сон был полноценным. Действовала устаревшая идея, что именно сон без сновидений обновляет, восстанавливает жизненную силу.

Тогда сделали еще один эксперимент. Человека беспокоили только тогда, когда он засыпал без сновидений, — его будили; но сновидений он мог видеть сколько угодно — это время было неприкосновенным. И странная вещь: утром этот человек оказывался свежее, чем когда-либо. Он не спал, строго говоря, вообще — целую ночь он проводил в «кинотеатре» — и не был уставшим.

Таким образом, выяснились две вещи: во-первых, сновидения не нарушают сна, а защищают и караулят его; во-вторых, сновидения более необходимы вашему здоровью, чем глубокий сон, потому что сновидения выбрасывают весь мусор, накопленный вами за целый день. Они очищают все ваше существо — шесть часов весенней уборки! — поэтому утром вы чувствуете себя свежим.

Почему я рассказываю вам об этом эксперименте? Потому что все это применимо и к духовному сну. В тот момент, когда ваши сновидения исчезают в медитации (мысли, образы — все это сновидения) — когда все они исчезают, ваш духовный сон не может продолжаться; ваши сновидения защищали его. И насколько это истинно на обычном ментальном уровне, настолько же истинно это и на духовном уровне, вплоть до подробностей. Как только сновидения исчезают, это означает, что медитация созрела.

И после того, как сновидения пропали, внезапно вы чувствуете новое пробуждение. Вы просыпаетесь каждое утро; но когда вы проснетесь от своего духовного сна, вы сразу поймете разницу; поймете также, почему на Востоке мы разделяем сон на четыре стадии. Первая стадия — так называемое бодрствование; вторая стадия — сновидение; третья стадия — сон; а четвертая стадия — действительное пробуждение.

Так называемое бодрствование все мы знаем; каждое утро мы встречаемся с ним, когда просыпаемся. Но просветленный человек знает действительное пробуждение. Оно обладает каким-то качеством нашего обычного пробуждения, но обычное пробуждение очень незначительно, это очень тонкий слой.

Пробуждение Гаутамы Будды тотально. В таком тотальном пробуждении, сияющее осознавание окружено позитивным ничто. Оно не пусто, оно переполнено. Вместо ничто Гаутама Будда обычно говорил «не-вещественность». Вещи исчезли... а то, что осталось, — неописуемо. Мы пытаемся выразить это как благодать, как экстаз, как вечную радость, но это лишь дальнее эхо реальности. Слова не представляют ее в точности — здесь нет способа.

На наш язык мы не можем перевести опыт окончательного пробуждения, но несколько намеков можно дать.

Все советы Да Хуэя молодому искателю важны: вера бескомпромиссна... Она и должна быть бескомпромиссной, но нужно запомнить: это не вера в церковь, это не вера в святое писание; это просто вера в самого себя.

Функция мастера не в том, чтобы создать веру в него; он создает в вас веру в самих себя. Подлинный мастер выращивает в вас все большее и большее доверие к вашей собственной индивидуальности, к собственному потенциалу, к собственной смелости, к собственной высшей способности квантового скачка от ума к не-уму.

Все это может быть критерием для взвешивания: если кто-то хочет, чтобы вы верили в него, он шарлатан. А если кто-то помогает вам поверить в себя самих — он друг.

Истинный мастер — друг. Он не выше, он не святее тебя; он просто друг. Ему есть что разделить... он хочет иметь много друзей, потому что его источники обильны. Но все его усилия направлены на то, чтобы помочь вам стать на собственные ноги. Он не создает веру в Бога, веру в какого-то спасителя, веру в какого-то священника, веру в посланников, веру в священные писания; он создает в вас веру в себя самих. А человек, который помогает вам создавать веру в себя, очевидно, не может быть обманщиком, потому что он не может эксплуатировать вас.

Эксплуатация возможна, только если он создаст веру в самого себя же; если он требует: «Сдайся мне; верь мне. Я освобожу тебя, я избавлю тебя. Я спаситель. Я пастух, а ты лишь овца».

Если что-то вроде этого говорится вам... остерегайтесь таких пастухов. Это просто-напросто обманщики, эксплуатирующие вашу беспомощность, эксплуатирующие ваше неведение.

Друг будет помогать вам, спасать самих себя, каждому стать собственным спасителем.

Последние слова Гаутамы Будды были: «Будь светом самому себе». Это самые содержательные слова, произнесенные когда-либо каким-либо человеком.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.