"Мы вернёмся (Фронт без флангов)" - читать интересную книгу автора (Цвигун Семён)

7

Генерал фон Хорн пришел в штаб армии в хорошем настроении: отвечал на поспешные приветствия подчиненных. Штабисты растерялись: что случилось?..

Полковник Глобке встретил в коридоре адъютанта фон Хорна и позволил себе, улыбнувшись, радостно заметить:

– Наш генерал сегодня – воплощение счастья!

– На то есть причина, – напуская на себя таинственность, ответил майор Крюге. – Генерала пригласили в штаб верховного главнокомандования для участия в разработке плана предстоящей операции. Наступление, господин полковник!

– Доложите командующему нашу безмерную радость по этому поводу. В этой дождливой стране ржавеет оружие, если его долго не пускать в ход.

Крюге иронически усмехнулся.

– Обязательно доложу, господин полковник. А как дела с партизанами? У них не заржавело оружие?

Глобке насупился и пошел прочь. Приходилось такое терпеть от мальчишки. Но мальчишка – адъютант командующего. Здесь действует иная, не по знакам различия, субординация.

До своего кабинета полковник Глобке не дошел. В коридоре его нагнал посыльный фельдфебель. Он щелкнул каблуками и отрапортовал:

– Разрешите доложить, господин полковник. Вас разыскивает господин командующий.

"Опять о партизанах!" – досадливо подумал Глобке.

Фон Хорн, протягивая чашечку черного кофе полковнику, спокойно и непринужденно сказал:

– Я обещал вам, полковник, лично заняться пленным перебежчиком, которым вы хвастались. Я хотел бы задать ему несколько вопросов.

– Смею спросить, господин генерал, когда вам угодно его увидеть?

– Если ваш перебежчик на месте…

Глобке осторожно поставил на столик кофе и, стараясь неслышно ступать по ковру, подошел к столику с телефонами. Снял трубку прямой штабной связи, коротко приказал:

– Перебежчика – к генералу! Быстро!

Через несколько минут распахнулась высокая дверь, и офицер доложил:

– Господин командующий! По вашему приказанию русский перебежчик, офицер Красной Армии Петренко доставлен!

– Пусть войдет! – разрешил фон Хорн.

Он вошел и остановился посреди комнаты, не решаясь подойти ближе. На нем была все та же гимнастерка, но уже без ремня. Пряжка ремня тоже могла считаться оружием. Пришлось ему снять и хромовые сапоги. Его переобули в немецкие солдатские ботинки.

По мундиру и погонам, по обстановке в кабинете, далеко не по-походному роскошной, Петренко догадался, что он предстал перед человеком высокого ранга. Здесь надо понравиться – и только. Тогда придут и доверие и карьера.

Вдруг охрипшим голосом выкрикнул:

– По вашему приказанию, господин генерал!..

И замолк, не зная, как называть себя в новом своем положении.

Не знал Петренко, и как он будет объясняться в этом кабинете, не владея языком своих хозяев.

Он не слышал – ковер скрадывал шаги, – как за ним в кабинет вошел переводчик и остановился у двери, безмолвный и неподвижный, человек-автомат, человек-машина.

Фон Хорн вбросил в глаз монокль, окинул взглядом Петренко с ног до головы и спросил:

– Что он лепечет?

Переводчик ответил:

– Он вас приветствует, господин командующий!

– Хорошо! – коротко бросил фон Хорн. – Пусть он расскажет о себе…

Переводчик подошел к Петренко, сказал:

– Господина командующего интересует, кто вы. Рассказывайте. Все.

Долгими ночами, обдумывая побег и сдачу в плен, Петренко готовился к тому, что он им расскажет.

Кто-то ему говорил, или он где-то читал, что немцы сентиментальны. И Петренко начал:

– С большевиками у меня старые счеты…

– Зер гут! – одобрил генерал.

Что-то спросил по-немецки. Переводчик перевел:

– Генерал спрашивает, вы коммунист?

Петренко с таким возмущением замотал головой, что его льняные волосы рассыпались и закрыли лоб.

– Нихьт! – воскликнул он. – Коммунисты моего отца арестовали в тридцать четвертом году, добро наше отобрали, мельницу взяли, лошадь взяли, двух коров увели, хлеб выгребли… Я все это время, можно сказать, не жил, вас дожидался. Верил: придете, порядок наведете! Я рад, что нахожусь среди вас, потому как считаю немцев настоящими хозяевами.

Глобке посмотрел на часы.

– Осмелюсь напомнить, господин генерал, нам нужны сведения об отряде. Генерал Оберлендер ждет.

Фон Хорн согласился.

– О себе герр Петренко может и написать, разумеется, подробно, а сейчас нужно рассказать об отряде.

Петренко старался, как мог. Он рассказывал обо всем, что видел своими глазами, что знал от других. Говорил, стараясь не упустить мельчайшие детали.

Глобке разложил на столе топографическую карту и по ходу рассказа делал на ней пометки, фиксировавшие путь отряда Млынского и место его предполагаемой дислокации.

Петренко замолк. Фон Хорн соизволил улыбнуться.

– Зер гут, зер гут. Эти сведения нужны германской армии!

– Я выполнил свой гражданский долг, господин генерал! – радостно выкрикнул Петренко, выслушав перевод.

Фон Хорн на минуту задумался. Затем снял телефонную трубку и соединился с начальником гестапо.

– Я подготовил для вас находку. Незаменимый полицейский.

Петренко увели…

Фон Хорн обернулся к Глобке.

– С этим диким сыном степей все ясно. Вы жаловались, что гестапо не в силах справиться с энкаведистом! Как это у них называется точнее… Напомните мне это русское слово.

– Господин командующий, красных разведчиков именуют чекистами.

– Че-кист, – повторил командующий. – Впрочем, это все равно, что коммунист. Приведите его.

Ввели невысокого кряжистого человека в наручниках. Лицо сплошь в кровоподтеках. Выступала и свежая кровь. Он прихрамывал. От рубахи остались окровавленные клочья.

Фон Хорн сделал знак, чтобы сопровождавшие пленного гестаповцы покинули кабинет, пристально всмотрелся, желая увидеть глаза пленного, но увидел лишь едва заметные щелочки. "По глазам били", – подумал он и сказал по-русски:

– Садитесь!

Чекист опустился на стул возле стола. Переводчик встал за его спиной поодаль.

Фон Хорн заговорил неторопливо, делая паузы, чтобы переводчик успевал переводить.

– В глазах немецкой армии, немецких солдат, в моих глазах офицера вы – настоящий герой. Не каждый сумеет молчать на допросах в гестапо. Но каждой бессмыслице есть предел. Как мне вас называть?

– Мое имя Павел. По отцу Петрович.

– Итак, Павел Петрович, я пожелал поговорить с вами лично.

– Я очень тронут таким вниманием.

– Я хотел бы, чтобы вы поняли: с вами говорит командующий армией. Я полномочен отнять жизнь, полномочен подарить ее вам. Я за сотрудничество с разумными и твердыми людьми. Такими, как вы. Предателей мы презираем. Не верим им. Сегодня он предал вас, завтра предаст нас. Предатель – это гнусно. Вы, Павел Петрович, – не предатель. Вы сильный, разумный человек, которого выдал нам предатель. Я хочу с вами заключить союз. Мне докладывали, что вы все отрицаете, даже то, что отрицать не имеет смысла. Что вы на это скажете?

– Вы говорите о союзе, генерал. Какой же может быть между нами союз, если я в наручниках?

– Снимите! – приказал фон Хорн, указывая Глобке на наручники.

Полковник заколебался.

– Вы слышали мой приказ?

Вызвали гестаповца, он отомкнул замок и унес наручники.

Павел Петрович размял руки.

– Сигарету? – спросил генерал.

– Не откажусь. Давно не курил.

Фон Хорн подвинул резной ящичек с сигаретами. Глобке чиркнул зажигалкой. Павел Петрович с наслаждением закурил.

Генерал и полковник переглянулись. Фон Хорн самодовольно улыбнулся. Гестаповцы докладывали, что пленный чекист отказывался есть и курить.

– У меня к вам вопрос, – начал опять фон Хорн. – По нашим данным, вы были в этом городе начальником НКВД. На допросе вы это отрицали. Вас опознали… а вы по-прежнему все отрицаете. Где правда?

Павел Петрович усмехнулся. Усмешка его получилась косой из-за кровоподтеков.

– Да, генерал, я был начальником городского отдела НКВД.

Фон Хорн торжествующе взглянул на Глобке. И тут же задал вопрос:

– Воинское звание?

– Капитан государственной безопасности.

– О-о! – воскликнул генерал. – Вы достойны серьезного разговора! Мне доложили, что вы остались в городе для организации сопротивления немецкому порядку. Это правда?

– Правда, генерал!

Фон Хорн опять переглянулся с Глобке. Он ликовал. Ему так и хотелось сказать вслух: "Вот они, хваленые гестаповцы. У них человек молчит, – со мной говорит!"

– Что вам могло дать это сопротивление? – продолжал фон Хорн. – Что? Армия ваша разбита. Мы несем вам новый порядок на гусеницах наших танков. Не разумнее ли сотрудничество в таких обстоятельствах?

– Нет, генерал, не разумнее. Армия наша не разбита и не будет разбита. Она отходит. Это правда. Настанет час, генерал, когда на вас обрушится вся сила нашего народа. Я не доживу до тех дней, но я хотел бы тогда, в те дни взглянуть на вас. Впрочем, лично вы погибнете раньше. Возможно, даже завтра…

– Но сегодня победитель я! – прервал его фон Хорн. – Этого вы отрицать не можете. И я хочу оказать милость побежденному сегодня: предлагаю вам джентльменское соглашение, сотрудничество, а значит, жизнь. Жду ответа. Пять минут. Айн, цвай, драй, фир, фюнф! – просчитал фон Хорн и показал пленному циферблат часов.

"Еще пять минут! – думал чекист. – В городе оставлены разведчики. Я сам инструктировал их, отрабатывал пароли для связи. Некоторые из них получили задание внедриться в немецкую военную разведку, в комендатуру, полицию. Успели они сделать это? Ведь не так просто. Враг не дурак… Можно мне попытаться бежать? Бесполезно! Разве можно думать о побеге мне – избитому до полусмерти, полуживому?.. А после этого свидания с командующим опять пытки, пытки…"

– Время истекло! – оборвал раздумья резкий голос фон Хорна. – Слово за вами, капитан. Или, как там точнее, капитан государственной безопасности, что ли, – иронически закончил командующий. – Ну? Даю вам еще минуту. Последнюю.

Чекист с трудом поднялся, держась за спинку стула.

– Минута торжественная. Ответ я продумал не сейчас, в отведенные вами пять минут. Раньше, генерал. Еще тогда, когда добровольно остался в подполье для того, чтобы уничтожать вас, современных варваров. Горжусь, что кое-что мне удалось сделать для родины. Сейчас мое положение безвыходное. Это освобождает меня от некоторых условностей…

Прихрамывая, чекист сделал шаг к фон Хорну, плюнул ему в лицо. Тут же схватил стул и, поняв, что через стол дотянуться не хватит сил, наотмашь ударил им по голове стоявшего рядом Глобке. Вскрикнув, тот опустился на колени, схватился за голову.

Фон Хорн разрядил всю обойму пистолета.