"Выкуп Шарпа" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Б. (перевод Владис.Танкевич))

Ричард Шарп стащил сапоги, положил на поясницу ладони, с хрустом потянулся и охнул от боли:

- Чёртовы зубчатки!

- Что не так с «чёртовыми зубчатками»? – полюбопытствовала Люсиль.

- Проржавели напрочь. – объяснил Шарп, сгоняя с кухонного стула кота, - Годами никто не смазывал, вот и проржавели.

Кряхтя, он опустился на сиденье:

- Надо отодрать зубчатые колёса до голого металла, а потом заняться желобом…

- «Желобом»? – выделила Люсиль незнакомое английское слово.

- Канал, подающий к мельнице воду, любовь моя. – Шарп налил себе вина, - Неделю провожусь, не меньше.

- Послезавтра Рождество. – напомнила Люсиль.

- И?

- Зубчатки твои подождут, и желоб подождёт. Праздник же. Я приготовлю тебе гуся.

- Чудно́. – подивился Шарп, - Второе моё Рождество, когда я страстно желаю смерти разве что гусю.

Люсиль фыркнула, собрала со стола стирку и побежала вниз. Шарп отодвинулся назад со стулом, любуясь француженкой, и Люсиль, чувствуя на себе его взгляд, кокетливо вильнула бёдрами и крикнула:

- Если надеешься на ужин, растопи плиту!

Снаружи взвыл ветер. Крыша громыхнула. Шарп машинально поднял глаза кверху. Год назад, когда стрелок вернулся после разгрома Наполеона под Ватерлоо, кровля прохудилась, и по дому гуляли сквозняки, но теперь щели были законопачены, в доме царили уют и тепло. Обошлось всё-про-всё в пенни или два, деньги из половинного жалования, что Шарп получал, как отставник. Хозяйство дохода, увы, не приносило.

- Чёрт бы подрал этих лягушатников с их налогами! – ворчал Шарп, накладывая в печь дрова.

Закрыв заслонку, стрелок пристроил сапоги для просушки и распрямился. Над очагом висела видавшая виды винтовка Бейкера. Секунду Шарп смотрел на неё, затем мягко тронул замок оружия.

- Ностальгия? – в кухню вернулась Люсиль.

- Не по армии. – помотал головой Шарп, - Думаю завтра на заре пострелять лис. Скоро окот. А мельницей я всё-таки займусь. Рождество или нет, зубчатки с желобом сами не отчистятся, да и лопасти колеса требуют починки. Бог весть, на сколько ремонт растянется.

- В прежние дни, - вздохнула Люсиль, - мы звали на помощь деревенских, а, когда работа была сделана, устраивали им пирушку.

- Прежние дни давно позади. Можно, конечно, обратиться к деревенским, только, как мне кажется, они скорее пристрелят меня, чем помогут.

- Терпи. Это же крестьяне. Проживи здесь два десятка лет, и они тебя признают.

- О, они уже признают меня. Переходят при встрече на другую сторону улицы, будто им и дышать со мной одним воздухом зазорно. Особенно этот Малан волком глядит.

Люсиль пожала плечами:

- А чего ты ждал? Жак всё ещё хранит верность Бонапарту. К тому же…

Она не закончила фразу, и Шарп заинтересовался:

- К тому же что?

- Когда-то Жак Малан был влюблён в меня. Следовал за мной, как тень, однажды даже на крышу залез! – в голосе её прозвучало негодование, выходка Малана и по сей день возмущала Люсиль, - Подсматривал в окно моей спальни! Отец был в бешенстве! Ещё бы! Какой-то простолюдин смеет заглядываться на виконтессу де Селеглиз!

Устыдившись собственной горячности, Люсиль покачала головой и уже спокойно сказала:

- Жак – неплохой человек. Просто сердитый на весь мир.

- Ленивая скотина он, вот кто. – буркнул Шарп, - Я нарубил дров кюре, а неплохой человек Жак должен был перетаскать их святому отцу на двор. Но неплохому человеку некогда, он пропивает мамашин пенсион.

Яда в словах Шарпа было, хоть отбавляй. Именно Малан настраивал против него деревенских. Здоровяк вернулся с войны мрачнее тучи, и с того момента слонялся по родному селению без дела, растравляя себя бесплодными грёзами о славных деньках, когда под пятой Наполеона лежала вся Европа. Односельчане его побаивались. При отсутствии земли и денег Жак Малан имел скверный характер и увесистые кулаки.

- Он был сержантом, да? – осведомился Шарп.

- Сержантом Императорской гвардии. – подтвердила Люсиль, - Причём, Старой Гвардии.

- Я для него враг, – констатировал Шарп, - и просить его помочь мне с очисткой желоба бессмысленно. Ну, да Бог с ним. Патрик быстро уснул?

- Быстро. – Люсиль нахмурилась, - Почему англичане говорят «быстро уснул»? Как можно уснуть медленно? И язык у вас странный, и сами вы странные.

- Быстро, медленно… Какая разница? Главное, что дитя спит, и родители могут заняться кое-чем другим.

Люсиль ускользнула от его объятий:

- Родителям для начала надо поужинать.

- А потом?

Она дала себя поймать:

- Кто знает?

Обмякнув в его объятиях, она закрыла глаза и молилась, чтобы Шарп остался в Нормандии, чтобы деревенские перестали ополчаться против него. Мужчина не может без друзей, а друзья стрелка были далече, и Люсиль беспокоилась, что он несчастлив. Ей была невыносима мысль о разлуке с ним, столь же невыносима, сколь перспектива покинуть дом её предков. Помоги нам, Господи, молилась она, пожалуйста, помоги нам остаться здесь!

В Сочельник Шарп поднялся чуть свет. Взяв со стула у двери одежду, он на цыпочках прошёл в следующую комнату, оттуда в кухню. Повременив с одеванием, стрелок принялся подбрасывать в печь дрова.

- Бонжур, мсье! – из кладовки выглянула на шум старая кухарка Марианна.

- Рановато вы встаёте. – сконфуженно заметил Шарп, прикрывая наготу рубахой.

- Кто рано встаёт, тому Бог даёт, мсье. – ответствовала кухарка, затворяя за собой дверь, чтобы Шарп мог одеться.

Представляя, какая на улице холодина, стрелок обмундировывался потеплее. Шарп взял дробовик, полный рожок пороха и к дроби в кармане добавил винтовочные заряды. Вряд ли винтовка пригодится, но вдруг олень? Натянув на макушку шерстяную шапку, стрелок отворил заднюю дверь и вышел во двор. Морозец чувствовался. Отперев конюшню, Шарп выпустил Носача.

Пёс радостно носился вокруг хозяина, пока стрелок не приказал ему держаться рядом. Вода во рву подёрнулась ледком, камыши подморозило, среди деревьев на склоне холма над шато повисла дымка. Солнце не встало, и мир застыл на грани меж ночью и днём. Вскарабкавшись на гребень, Шарп оглянулся. Дым из труб шато относило к востоку. Значит, придётся дать крюк через лес, чтобы ветер не всполошил лис запахом человека. При известной удаче Шарп надеялся прикончить нынче парочку рыжих разбойников. В идеале, думал стрелок, на них следовало бы устроить облаву, только для этого надо не меньше дюжины людей, а кого он мог позвать? Отец Дефой не откажется пособить, ещё доктор… Оба, впрочем, не в том возрасте, когда физические нагрузки в охотку, а усилиями Жака Малана больше в деревне никто связываться с «англичанином» не захочет. Будь он проклят, этот Малан!

Почти час Шарп потратил на то, чтобы обогнуть дававшую лисам прибежище долину по лесу и затаиться на опушке с дробовиком наизготовку. Горизонт на востоке заалел, и туман понемногу рассеивался. Кроликов в долине было полно, лисами пока и не пахло. Ничего, появятся. Подстрелив из укрытия первую, вторую Шарп намеревался поднять с помощью Носача. Как на войне, думал стрелок. Подстеречь противника, пустить юшку и покончить с ним одним ударом. За исключением того, что чёртовых лис слишком много, чтобы покончить с ними одним ударом.

Отсюда была хорошо видна крыша усадьбы. «Шато Лассан», так пышно именовалась усадьба. «Замок Лассанов».

Некогда шато Лассан и впрямь было твердыней, откуда предки Люсиль железной рукой правили окрестными селениями. О былом величии, впрочем, напоминало немногое: ров, часовня да зубчатая башенка. Шато Лассан давно превратилось в обычное господское подворье с сыроварней, мельницей и конюшней. Здесь Шарп нашёл любовь. Любовь и счастье, подпорченное трезвым пониманием того, что местные никогда не признают его своим. Уезжать из Нормандии не хотелось. Тем более, увозить Люсиль с земли, принадлежащей её семье восемь веков. К сожалению, Шарп не мог не понимать: если деревенские зададутся целью выжить его отсюда, он, в конце концов сдастся. И куда отправится? В Англию? А кто его там ждёт? Принуждать же Люсиль продать шато, значит, разбить ей сердце. Ладно, обречённо решил Шарп, утрясётся как-нибудь.

Группа из шести-семи путников появилась на ведущей к шато дороге. Шарп нахмурился. Многовато народу для холодного зимнего утра. Что их понесло-то в путь ни свет, ни заря? Группа скрылась за противоположным гребнем и вот-вот должна была вынырнуть у ручья в конце долины. В отдалении запел петух, и Шарп взглянул на восток. Солнце проклюнулось красным в сплошной пелене серых облаков.

Словно кровь, проступившая сквозь перевязку, подумал Шарп и сомкнул веки. Прошлое не отпускало его. И поныне кошмары былых схваток заставляли его вскакивать среди ночи. Вскакивать, чтобы с облегчением перевести дух: всё позади. У него была Люсиль, рос сын и, даст Бог, Шарп приживётся в стране бывших врагов. Носач заворчал на порскнувшего длинноухого. Стрелок открыл глаза, поводил стволом дробовика и настроился на долгое ожидание.

Люсиль кормила Патрика завтраком.

- Нам почти два года! – гордо похвастала она, щекоча сыну шею.

- Рослый для своих лет. – сказала Марианна, - Вырастет, станет солдатом, как его папаша.

- Надеюсь, нет. – Люсиль перекрестилась.

- Где папа? – желал знать Патрик.

- Стреляет лисиц. – ответила мать, ловко всовывая в открытый рот сына ложку с овсянкой.

- Бах! – выдохнул Патрик, и каша разлетелась по столу.

- Патрик Лассан! – возмутилась Люсиль.

- Лассан? – удивилась Марианна, - Не Кастино? Не Шарп?

- Лассан. – твёрдом произнесла Люсиль.

Лассан. Её девичья фамилия. Она побывала замужем за кавалерийским офицером Кастино, сгинувшим за Францию где-то в страшной России, теперь жила с Шарпом, и окрестные жители, справедливо подозревая, что Люсиль с «англичанином» не венчаны, вечно путались, как им звать хозяйку шато: мадам Лассан, мадам Кастино или мадам Шарп? Их затруднения Люсиль мало волновали. Она намеревалась любой ценой сохранить родовое имя, а потому их сын носил фамилию Лассан.

Звякнул колокольчик, оповещая о том, что кто-то прошёл в ворота. Люсиль встрепенулась:

- Кто бы это мог быть?

- Может, кюре? – предположила Марианна.

- За дровами, что ли?

- Ну, от стаканчика бренди, мадам, думаю, он не откажется. – Марианна накинула на плечи шаль и вышла во двор.

- Бах! – повторил Патрик.

Вид каши, заляпывающей столешницу, видимо, полностью искупал риск быть отодранным за ухо. Матери, впрочем, было не до сына. Отцу Дефою несвойственно выбираться из дома спозаранку, вдруг сообразила Люсиль и поспешила к очагу. Винтовки на её обычном месте не было.

Скрип ворот сменился мужским говором. Взвизгнула Марианна.

Люсиль бросилась к запертому шкафу, в котором Ричард хранил другое оружие, однако ещё до того, как француженка повернула в замочной скважине ключ, кухонная дверь распахнулась, и ворвался верзила с физиономией, словно исколотой шилом. Он медленно нацелил Люсиль между глаз пистолет и так же неторопливо взвёл курок:

- Англичанин где?

Люсиль молчала. За спиной незнакомца она видела во дворе других непрошенных гостей.

- Где англичанин, спрашиваю?

- Папа стреляет лис! – гордо оповестил Патрик, - Бах!

Мимо здоровяка в комнату проскользнул тщедушный господинчик в очках.

- Угомоните ребёнка, мадам. – приказал он хозяйке.

За близоруким в кухню ввалилось ещё с полдюжины оборванцев. Только очкарик из всех визитёров не имел оружия, только его виски не украшали кавалерийские косички. Последний бандит втащил Марианну и швырнул её на стул.

- Кто вы такие? – требовательно спросила Люсиль у очкастого.

- Ребёнок, мадам. – апатично напомнил тот, - Не выношу детей.

Вошедший первым верзила оттеснил Люсиль от оружейного шкафа. Ему было около сорока, и внешность выдавала в нём профессионального вояку. Косицы, принадлежность наполеоновских драгун, свисали по бокам жёсткого лица, испятнанного въевшимся порохом. Рваная армейская шинель была застёгнута на разномастные цветные пуговицы, пришитые вместо потерянных форменных. Голову покрывала фуражная шапка с неспоротой императорской «N». Верзила толкнул Люсиль на стул и повернулся к очкарику:

- Ну что, мэтр, начнём?

- Валяйте. – разрешил тот.

- Кто вы такие? – допытывалась Люсиль.

Недомерок снял пальто, оставшись в потрёпанном чёрном сюртуке, и кивнул на Люсиль одному из своих подручных:

- Присмотри за ней. Остальные, прошерстить здесь всё до последнего закута! Сержант, проверьте наверху.

- Что вы надеетесь найти? – осведомилась Люсиль.

Очкарик повернулся к ней:

- Телега у вас есть, мадам?

- Телега? Какая телега?

- Нам понадобится телега. – тускло сказал очкарик.

Он подошёл к окну, подышал на покрытое изморозью стекло, поскрёб ногтями:

- Когда вернётся англичанин?

- А вам какое дело?

В холле радостно загомонили отыскавшие остатки фамильного серебра Лассанов бандиты. Тонкостенный кувшин, пара подсвечников и несколько погнутых тарелок, - вот и всё, что сохранилось от роскошного сервиза на сорок персон. Серебро принесли в кухню, и очкарик распорядился сложить его у двери.

- Вы вломились не по адресу! Мы не богаты!

Люсиль говорила вызывающе, пытаясь унять страх. Она приняла пришельцев за одну из множества шаек бывших солдат, что терзали французскую глубинку. Газеты пестрели сообщениями о зверских убийствах и грабежах, но до сего дня Люсиль верила, что Нормандию лихо обойдёт стороной.

- Это всё, что у нас есть. – сказала Люсиль, указывая на серебряную посуду.

- Неправда, мадам. – коротко возразил «сюртук», - И не пытайтесь бежать, у капрала Лебека приказ пристрелить вас в случае чего.

Он мельком взглянул на Люсиль и пошагал наверх, где его клевреты обшаривали спальни. Люсиль повернулась к тощему капралу:

- Мы не богаты.

- Богаче нас. – ухмыльнулся тот.

У капрала отсутствовали верхние боковые зубы, а носик был хрящеватый и остренький. На крысёныша похож, отстранённо подумала Люсиль.

- Гораздо богаче. – продолжал драгун.

- Вы же не сделаете нам ничего плохого? – Люсиль крепко прижала к себе Патрика.

- Зависит от благоразумия вашего англичанина и милосердия моего сержанта.

Люсиль предположила, что сержант – это детина, который первым ворвался в дом.

- С милосердием, по правде говоря, у него плоховато. Те, у кого с милосердием хорошо, на войне долго не живут. А мы вот выжили. Кофе тут есть?

Вдали грохнул выстрел. Люсиль вздрогнула. Проклятая война вернулась и постучала в дверь мирного нормандского шато.

Пуля пронзила лисицу. Зверёк высоко взвился в воздух и пал на подмёрзшую ломкую траву, орошая её горячей парующей кровью.

- Одной меньше. – довольно сообщил Носачу Шарп, - Да брось её, приятель.

Повертев принесённую псом тушку, Шарп закинул её в подлесок, хотя, может, стоило бы снять с неё шкурку: на щётки там, на кисточки… Шарпу не давали покоя странники. Они так и не появились на мосту в конце долины. Сизый дым, знакомо щекочущий ноздри пороховой гарью, стлался над заиндевевшей травой. Может, путешественники прошли мост, когда Шарп отвлёкся? Но среди безлистных буков на дальнем склоне не было видно движения.

Путешественники и путешественники, какое ему до них дело, злился Шарп. Ровным счётом, никакого. Только инстинкт, старый солдатский нюх на опасность подсказывал: что-то неладно. Шарп свистнул Носача, повесил на плечо винтовку и, честя себя на все лады дураком и перестраховщиком, побрёл обратно. Мало ли куда людям вздумалось прогуляться поутру в Сочельник? Они же не предполагали, что встретят подозрительного до сумасшествия отставного стрелка. Мир кругом. Мир миром, а Шарп, подобно Люсиль, читал газеты. В Монморильоне месяц тому банда уволенных в запас служивых сожгла дом судьи. Главу семейства с женой убили, ценности и дочерей уволокли с собой. Такие вещи творились сплошь и рядом. С работой было туго, урожаи оставляли желать лучшего, и вернувшиеся с войны ветераны волей-неволей вспоминали навык фуражировок, то бишь, грабежей, кормивший их на службе у Наполеона. Странники не пересекали ручей, в этом Шарп теперь уверился окончательно. Значит, свернули в деревню или в шато. Может, попрошайки? Часть отставников, не опустившихся до разбоя, скиталась от селения к селению, промышляя мелкими кражами и подаянием. Таким Шарп никогда не отказывал, кормил и терпеливо выслушивал. Как-то в их числе в усадьбу заглянул парень, защищавший в 1812 году Бадахос. Он бахвалился, сколько англичан положил у стен крепости, не подозревая, что один из тех, по кому он стрелял, сидит прямо напротив него. Шарп француза не перебивал и спровадил, так и не признавшись, что был там, в залитом кровью и заваленном трупами рву; что нашёл в себе силы прорваться через брешь и обратить соотечественников гостя в бегство. Не признался, ибо считал, что война закончилась, а, значит, былой вражде тоже конец. И слава Богу.

Наверняка, нищие, твердил он себе, спеша к усадьбе. В любом случае, едва ли разумно оставлять Люсиль, Патрика и престарелую Марианну наедине с толпой оборванцев. Получив желаемое, перехожая братия может захотеть большего.

Шарп сократил путь, махнув по отрогу холма, а оттуда вниз, к забитому мусором желобу мельницы. Он перебежал по мосткам (ещё одно сооружение, требующее ремонта) на другую сторону канала и остановился, пристально вглядываясь в усадьбу. Ничего необычного. Дым из кухонной трубы. Окна в ледяном кружеве.

Тишь да гладь, но сердце червячком точило недоброе предчувствие. Своему чутью Шарп доверял, оно не раз спасало ему жизнь в Испании. Не зарядить ли винтовку? Впрочем, если в шато его поджидают, одной пулей ото всех не отобьёшься. Кроме того, за ним могли наблюдать. Ни к чему настораживать возможного противника раньше времени. Эх, с досадой подумал Шарп, самому бы посидеть, понаблюдать за шато. Если там что-то не так, рано или поздно они себя выдадут, но, к сожалению, этот вариант исключался. Внутри были Люсиль и их сын, так что придётся наступить на горло инстинкту и спускаться вниз.

- Пойдём, Носач. – кликнул Шарп собаку, шагая к мосту через ров и представляя, каким болваном будет выглядеть в собственных глазах, когда распахнёт дверь кухни и увидит Люсиль, мирно кормящую Патрика да Марианну, шинкующую репу. Война сделала его ненормальным, выговаривал себе Шарп. Ненормальным, пугливым и склонным видеть опасность там, где ею и не пахнет. В шато, например, «и не пахло». Сочельник. Мир и благорастворение воздусей.

Он толкнул дверь кухни.

- Фу-ты, ну-ты! – счастливо выдохнул и окаменел.

Напротив Люсиль сидел незнакомый недомерок в очках. За француженкой стоял оборванец с приставленным к её виску пистолетом. Марианна сгорбилась на стуле в углу, а перед Шарпом, держа шарпов палаш, снятый со стены холла, находился верзила с обветренной образиной и торчащими по бокам жёсткими косицами.

- Помнишь меня? – ощерился громила, - А я тебя помню.

Кончик палаша упёрся Шарпу в адамово яблоко:

- Хорошо помню, майор Шарп. Лучше, чем хотел бы. Добро пожаловать домой!

Шарп опустился на стул рядом с Люсиль. Сержант Гай Шалон размахнулся и рубанул палашом по столу, пренебрежительно фыркнул:

- Дрын, а не оружие.(Английские палаши были шире и тяжелее палашей французских драгун. Прим. пер.)

- Он выкован рубить лягушатников, а не столы. – ровно сказал Шарп.

- Опустите саблю, сержант. – приказал очкарик, - Бросьте её к остальному барахлу. Много ли за это выручишь?

Он поморщился, окидывая скептическим взором жалкий скарб, найденный в доме. Единственной по-настоящему ценной вещью, внушавшей мэтру уверенность в том, что он стремился сюда не напрасно, был крупный рубин. Очкарик одобрительно прищёлкнул языком и представился, как мэтр Анри Лорсе, стряпчий.

- Мне выпала честь стать душеприказчиком майора Пьера Дюко. Вот его завещание.

Покосившись на палаш, который Шалон недовольно швырнул в общую кучу, Лорсе выложил на стол документ. Любовно и несколько торжественно разгладив бумагу, будто её наличие каким-то волшебным образом придавало вторжению в шато официальный статус, мэтр продолжил:

- Завещание удостоверяет существование некоего количества золота, некогда принадлежавшего Наполеону Бонапарту, - Лорсе воззрился на Шарпа, в бледном утреннем свете блеснули стёкла, - Упомянутое золото покойный майор любезно завещал мне и сержанту Шалону. Вас, мсье Шарп, майор Дюко указал, как лицо, располагающее сведениями о местонахождении вышеозначенных ценностей, и, возможно, являющееся временным хранителем их части. Вы понимаете, о каком золоте идёт речь?

- Понимаю. – подтвердил стрелок.

Речь шла о золоте Наполеона, которое два года назад не доехало до острова Эльба, куда был сослан император. Не доехало, потому что его присвоил майор Пьер Дюко при содействии сержанта Шалона. Проклятый Дюко! Даже из могилы пакостник умудрился подгадить своему заклятому врагу Шарпу!

- Что значит «временный хранитель»? – недоумённо спросила Люсиль, - Всё, что у нас есть, перед вами.

Лорсе не обратил внимания на её реплику. Он смотрел на Шарпа.

- Рассчитываете хапнуть двести тысяч франков? – ухмыльнулся Шарп, - Недурной куш, только ваш дружок Дюко успел профукать половину!

- Сто тысяч нас вполне устроят. – невозмутимо парировал мэтр.

А кого бы не устроили? На четыреста франков человек мог ни в чём себе не отказывать год, а тут сто тысяч! Шутка ли?

- Вообще-то, за золотом я приходил не сам. – сказал Шарп, - Шалон ваш не даст соврать. Со мной был генерал Кальве. Вы же отдаёте себе отчёт, что Кальве составил мне компанию не ради моих красивых глаз?

Лорсе елейно улыбнулся:

- Ну, не всё же он забрал, верно? Вам тоже перепало.

Шарп молчал.

- Разрешите, я ему врежу, мэтр. – предложил Шалон.

- Я не сторонник насилия. – поджал губы Лорсе, - Право же, майор, давайте уладим дело мирно. И, умоляю, не морочьте нам голову чушью: де, золота у вас нет, вы его потратили и так далее…

Шарп глубоко вздохнул, как если бы покорялся неизбежному:

- Осталось около сорока тысяч.

Люсиль удивлённо засопела.

- Может, чуть больше. – угрюмо уточнил Шарп.

Лицо мэтра выразило облегчение. Видимо, до слов Шарпа он не был до конца уверен в существовании сокровища.

- Что ж, майор, укажите, где золото, и распрощаемся по-хорошему. – благожелательно произнёс очкастый.

- В банке, где же ещё? – в тон ему благожелательно огорошил стряпчего Шарп, - В банке мсье Плако на Рю-Довиль в Кане. В окованном железом сундуке под сводами глубокого подвала, запертого на два замка, причём, ключ от одного у мсье Плако, а от второго – у меня.

Сержант Шалон смачно харкнул на печку, показывая, что думает настоящий солдат о банкирских хитростях, и обратился к Лорсе:

- Брешет, мэтр. Дайте, я из него бубну выбью, расскажет правду, как миленький!

- Выбей, выбей! – насмешливо подначил Шарп, - А, когда выбьешь, разберёшь по камешку дом, ничего не найдёшь, что тогда делать будешь?

- Возьму, что есть! – прорычал Шалон, зажав в кулаке рубин.

Лорсе, кривясь, отобрал у сержанта камень и решительно сказал:

- Ну, вот что! – опустив рубин в карман сюртука, он поставил на стол саквояж и выложил стопку бумаги с письменными принадлежностями, - Напишите этому Плако, что доверяете изъятие золото мэтру Лорсе.

- Не выйдет. – покачал головой Шарп.

- Почему же?

- Моя бывшая жена обобрала меня до нитки, потому что я имел глупость дать ей доверенность, позволяющую распоряжаться моими средствами. Наученный горьким опытом, я договорился с мсье Плако. Деньги он выдаст только мне. Лично.

Лорсе взглянул на Люсиль:

- Это так?

Та неуверенно кивнула. Насчёт бывшей жены Шарп не лукавил, по поводу же всего остального… Какую игру он затеял?

- Золото могу получить лишь я, придя в банк со своим ключом. Только так. Без вариантов.

- И где же этот ключ? – спросил Лорсе.

Шарп встал. Мэтр сделал знак стоящему за спиной стрелка бандиту не препятствовать ему. Майор прошёл к двери и снял со стойки один из ключей: большой, чёрный, по виду древний, как сама земля. Люсиль узнала его. Он открывал замок в никогда не запираемой часовне. Шарп положил ключ на стол и толкнул к очкастому:

- Вам придётся отпустить меня в Кан, Лорсе.

- До Кана далеко?

- На телеге часа три. А без телеги никак. Сорок тысяч золотом – тонна с гаком. Ещё час – на погрузку, плюс три часа обратной дороги. Если пойдёт снег, то дольше.

- Значит, молитесь, чтобы снег не пошёл. – бросил Лорсе, - Постарайтесь управиться до вечера, а то мы с сержантом Шалоном можем предположить, что вы нас обманули. Сержант – человек нервный, начнёт срывать злость на вашей семье. Мы же с вами этого не хотим? Капрал Лебек и двое ребят будут сопровождать вас. Вздумаете дурить, пристрелит. Будете паинькой, останетесь живым, здоровым, хотя уже не таким богатым.

Шарп сунул в карман ключ, надел шинель, нахлобучил шапку:

- До ночи обернусь. – пообещал он стряпчему, нагибаясь поцеловать Люсиль и сына.

Француженка судорожно вцепилась в него:

- Ричард!

- Пригляди за Патриком, любовь моя. – стрелок высвободился и поцеловал её снова.

Лебек и его люди помогли Шарпу запрячь лошадей. Один из бандитов вызвался кучером. Лебек и майор устроились сзади. Капрал распахнул шинель, демонстрируя стрелку пистолет:

- Жаль, не удалось тебя шлёпнуть в Неаполе.

- Что, был там с Дюко? – полюбопытствовал Шарп, - Не припомню тебя.

- Зато я помню.

Лебек рявкнул, чтоб открывали ворота. Возчик щёлкнул кнутом, и телега тронулась с места.

С неба посыпался первый снег. Мокрые рыхлые хлопья таяли, касаясь земли. Телегу мотало из стороны в сторону. Справа Шарп впряг рабочего конягу, крупного и смирного. Левая лошадка была хоть и меньше, однако норовистее. Ещё пару лет назад она ходила передней правой в артиллерийской упряжке и, оказавшись вдруг слева, бузила. Этого-то Шарпу, который умышленно поставил лошадку не на её обычное место, и надо было.

- Подбери вожжи правого битюга. – втолковывал он ездовому.

- Учи учёного! – огрызнулся тот.

Возок снова подбросило, почти выкинув на дорогу Лебека.

- Подбери вожжи большой лошади, и пусть меньшая задаёт шаг.

- Слушай, заткнись! – зло прошипел возчик, щёлкая кнутом.

Рабочий конёк послушно рванулся вперёд, артиллерийский взбрыкнул. Телегу тряхнуло. Ездовой ругался, стегал животных кнутом, но воз мотыляло, как лодку в шторм.

- Я же тебе объясняю, болван! – орал Шарп, - Пусть меньшая ведёт.

Лебеку, наконец, надоело отбивать зад на ухабах:

- Стой!

Ездовой натянул вожжи.

- Так, - сказал Лебек Шарпу, - Лезь на его место. И смотри у меня!

Он опять распахнул шинель, устрашая стрелка видом заткнутого за пояс пистолета. Шарп вскарабкался на облучок, приняв вожжи у пересевшего назад бандита. Капрал, твёрдо вознамерившийся не спускать с майора глаз, тоже примостился на облучке. Этого и добивался Шарп. Теперь можно было переходить к следующему пункту его плана. Не здесь. За деревней. Шарп причмокнул губами и, укоротив донельзя вожжи рабочей лошади, предоставил артиллерийской полную свободу действий. Воз скатился по склону к селению. Снег налипал белыми шапками на сучья деревьев, небо было серым. Похоже, будет метель. При таком снегопаде и без метели нечего было думать о том, чтобы до ночи успеть в Кан и обратно. Впрочем, Шарп не собирался ехать в Кан к несуществующему мсье Плако, стерегущему несуществующие ценности в несуществующем сундуке на Рю-Довиль. Единственным богатством Шарпа была его женщина и его сын. Замотанные до самых глаз крестьянки спешили в церквушку к праздничной мессе. Раскланиваясь с некоторыми из них, Шарп увидел Жака Малана, взирающего на англичанина с порога трактира.

Провожая телегу недружелюбным взором, здоровяк презрительно плюнул под ноги.

- Бонжур, мсье Малан! – сердечно приветствовал его Шарп.

Малан нырнул в харчевню, с силой хлопнув дверью. За постоялым двором Шарп свернул в переулок.

- Почему не по главной улице? – подозрительно осведомился Лебек.

- Так короче. – пояснил Шарп, - Чем раньше управимся, тем раньше окажемся в тепле.

- Холодно, чёрт! – поёжился капрал.

Он зябко повёл плечами, кутаясь в тонкую шинель. Пистолет ему будет извлечь трудновато, решил Шарп, но что толку? Майор придумал, как избавиться от конвоя, но понятия не имел, что ему делать дальше. Переулок тянулся мимо двора мясника, а затем резко обрывался вниз к ручью. Обычно на этом участке Шарп сходил с воза и вёл лошадей в поводу, однако сегодня, наоборот, дал телеге хорошенько разогнаться.

- Эй, поосторожней! – вырвалось у Лебека.

- Спокойно, я езжу тут каждый день. – соврал Шарп, настёгивая лошадей и натягивая вожжи так, чтобы заставить животных резко метнуться вбок.

Телега накренилась, колёса правой стороны оторвались от дороги. Сзади с воза кубарем слетели оба бандита. Шарп бросил кнут с вожжами и вцепился в косицы Лебека. Соскочив с облучка на вагу, стрелок дёрнул за собой опешившего Лебека и, держась за косицу драгуна одной рукой, кулаком второй врезал капралу по кадыку. Лебек захрипел. Задник телеги занесло и ударило о ствол дерева. Постромки лопнули, кони умчались.

Прокатившись по земле, Шарп вскочил на ноги и, ринувшись к Лебеку, пинком в голову лишил его сознания. Медленно вращались колёса опрокинутого возка. Морщась от боли в ушибленном боку, Шарп выпрямился. Следовало проверить двух других драгун. Один валялся без памяти, второй при виде Шарпа рванулся было к валявшемуся в стороне пистолету. Шарп погрозил отобранным у Лебека оружием:

- И не думай.

- Конечно, конечно, мсье! Не стреляйте! – испуганно поднял руки бандит.

Вырубив и его, Шарп стащил бесчувственные тела в кучу, обыскал и связал им запястья обрывками упряжи, обрезав её найденным у Лебека ножом.

- Три драгуна на одного стрелка, - бурчал Шарп, - Неудивительно, что мы выиграли войну.

На то, чтобы привести пленников в себя, понадобилось пятнадцать минут. Затем стрелок пинками погнал мерзавцев обратно в деревню.

Снег валил сильнее. Ещё не было полудня, но из-за снегопада казалось, что уже смеркается. С половиной шайки Шалона было покончено. Для того, чтобы разделаться с остальными, требовалась помощь.

На плите шкворчал гусь, которому не суждено было украсить тихий рождественский ужин. Шалон, впрочем, не желал ждать, пока приготовится птица, и Люсиль жарила яичницу с беконом для него и одного из двух драгун, оставшихся в шато. Третий головорез был послан на башенку, с которой просматривались оба моста через ров. Лорсе от яичницы отказался, удовольствовавшись хлебом и яблоками.

Сержант Шалон прошёлся по кухне и остановился за спиной Люсиль:

- С чего это тебе, милочка, взбрело взять в мужья англичанина?

- Мы не женаты. – коротко ответила Люсиль, поливая кипящим жиром яйца.

- Что, французов тебе недостаточно?

Лорсе поднял голову от расходных книг шато:

- Оставьте её в покое, сержант.

Драгун и ухом не повёл:

- Чем тебе плохи французы, краля? – он положил свои лапищи ей на талию и вдруг жадно схватил за грудь, - Нехорошо по отношению к старушке-Франции…

Возбуждённый полушёпот сменился воплем боли:

- Стерва!

Сержант отскочил, тряся кистью, на которую Люсиль плеснула из ложки горячим салом.

Шалон сжал ошпаренную руку в кулак для удара, но, видя, что соотечественница развернулась, готовая вытряхнуть содержимое сковороды ему в лицо, застыл.

- Сядьте, сержант, - устало попросил мэтр, - и успокойтесь. Яблоки у вас, мадам, ещё есть?

- В кладовке позади вас.

Поставив на стол две тарелки, Люсиль выложила половину яичницы на одну и замерла со сковородой над миской Шалона:

- Вам стоит извиниться, сержант.

Сковорода с пузырящимся на ней жиром накренилась над промежностью сержанта, и присевший за стол Шалон проглотил готовое сорваться с языка ругательство, угрюмо выдавив:

- Извините, мадам.

Люсиль наполнила его тарелку и безучастно сказала:

- Приятного аппетита.

- И всё же, почему англичанин? – полюбопытствовал Лорсе.

Люсиль пожала плечами:

- Однажды он пришёл. Пришёл и остался.

- То есть, вы позволили ему остаться. – поправил очкастый.

- Пусть так.

- Ему нечего делать во Франции. – поджал губы Лорсе.

Люсиль хмыкнула:

- Нечего делать? Он приводит в порядок мельницу, ухаживает за скотиной и садом.

- Во Франции, мадам, тысячи неприкаянных мужчин, с радостью бы делавших для вас то же самое. Эти мужчины, - Лорсе указал на двух драгун, уплетавших за обе щеки так, будто месяцами не видели еды, - сражались за Францию. Проливали кровь, голодали, мёрзли и что же получили в награду? Ничего! Жирному борову на престоле и его камарилье плевать на ветеранов!

- А-а, я поняла. – насмешливо бросила Люсиль, - Только вы один снизошли до нужд ветеранов, помогая им украсть чужое золото.

- Это ваш англичанин украл золото. Я же всего лишь способствую возвращению золота законным владельцам.

Лорсе с досадой отвернулся к окну и после паузы осведомился:

- Снег продолжает идти?

- Сильнее, чем раньше.

- Молитесь, чтобы ваш англичанин не застрял в сугробах.

- На вашем месте, мэтр… - Люсиль помедлила, - я бы молилась, чтобы он застрял.

Лорсе непонимающе нахмурился, и она пояснила:

- Если он не придёт, у вас есть шанс выжить.

- Ой, как страшно. – скривился сержант.

- Вы послали с ним всего троих. – продолжала Люсиль, - Упокой, Господи, их чёрные души...

Она демонстративно перекрестилась и взглянула Шалону в глаза:

- Снег его не задержит, сержант. Он вернётся.

Порыв ветра колыхнул дверь. Сержант вздрогнул, нащупывая отобранную у Шарпа винтовку. Люсиль пренебрежительно усмехнулась:

- Мой стрелок вернётся, сержант. Уж будьте покойны.

Окончив проповедь, отец Дефой сделал несколько объявлений: о том, занятия в воскресной школе завтра отменяются, а служба состоится часом раньше. Под конец он попенял мадам Малан за сына. Жак вызвался доставить в церковь наколотые англичанином дрова, однако до сих пор так и не удосужился это сделать.

- Напомните ему, мадам.

- Конечно, святой отец.

Внезапно дверь распахнулась, и ветер зашвырнул в церковь рой снежинок. Огоньки свечей перед статуей Девы Марии в веночке из падуба затрепетали. Трое мужчин с окровавленными лицами и связанными запястьями, спотыкаясь, вбежали в храм. Следом на пороге появился мсье Шарп, англичанин из шато, со взведённым пистолетом.

Отец Дефой воззвал к чужеземцу:

- Это же храм Божий, мсье!

- Простите, святой отец. – устыдился тот, неловко пряча оружие и спешно стягивая шапку, - Я тут привёл вам трёх закоренелых грешников, жаждущих исповедаться.

Сильным пинком стрелок послал капрала Лебека вперёд.

- Мсье Шарп, вы не затворили дверь!

- Виноват, отче. – Шарп посадил пленников на пол перед помостом, - Сидите и не рыпайтесь!

Священнику он пояснил:

- По пути сюда я заглянул в харчевню и пригласил с собой кое-кого из вашей паствы.

Храм наполнился прихожанами в белой от снега одежде. Они мирно выпивали в таверне вдали от ворчания отправившихся в церковь жён, когда их покой был нарушен Шарпом, втащившим в зал трясущегося капрала Лебека и объявившим: «Надумал я скрутить шеи тройке ваших бывших драгун. Кто хочет знать почему, айда за мной в церковь!» Выпивка была забыта. Кто же откажется от предстоящего дармового развлечения? Последним в церковь вошёл Жак Малан. Он обнажил голову и перекрестился, не выпуская дубинки, которую везде носил с собой. Кивнув священнику, Малан громко сообщил:

- Англичанин нарывается, отче!

- Нарываюсь? Ну, можно и так сказать. – не стал с ним спорить Шарп.

Отец Дефой подался вперёд, боясь, что храм осквернится дракой. Лицо его, видимо, ясно выразило тревогу, потому что Шарп успокаивающе махнул рукой и повернулся к деревенским:

- Я вам не по душе, да? – вызывающе начал он, - Вы никак не можете забыть, что я чужак, англичанин, большую часть жизни боровшийся против ваших солдат. Теперь же я посмел поселиться среди вас, и вам моё присутствие не по нутру. Вы без меня обходились много лет и обойдётесь дальше. Так?

- Ещё как обойдёмся! – выкрикнул Малан под одобрительный гомон односельчан.

- А я без вас нет. – твёрдо произнёс Шарп, - Там, откуда я родом, соседи друг за дружку стоят горой. Вы же, хотите вы того или нет, мои соседи, и без вашей подмоги мне не обойтись. Я расскажу вам историю. Историю об императоре, о золоте, о жадности. Так что угомонитесь и слушайте.

Потому что у него в запасе всего четыре часа до сумерек. Четыре часа на спасение семьи.

Шарп поведал селянам без утайки о золоте императора, похищенном Пьером Дюко. Рассказал, как Дюко подтасовал свидетельства, чтобы подозрение пало на Шарпа. Народ слушал стрелка, затаив дыхание, как всегда и везде слушает народ истории подобного рода. Шарп толковал, как пришёл в шато за доказательствами своей невиновности, а получил пулю, да не одну.

- От мадам! – заявил он с нотками негодования и, одновременно, гордости за свою Люсиль в голосе.

Кое-кто засмеялся.

Дюко, по словам Шарпа, хоть и звался майором, не был честным солдатом. Чернильная душа, чиновник, и у многих слушателей заиграли желваки. Кто не попадал в цепкие паучьи лапки крючкотворов? Живописуя свои злоключения, Шарп не жалел красок, и женщины украдкой утирали глаза, крестясь. Вкратце стрелок поведал о поездке а Неаполь, схватке с приспешниками Дюко, об отнятом у очкастого майора сокровище. Селяне сидели на скамьях тихо-тихо, боясь пропустить слово, ибо, если и есть тема, близкая сердцу любого крестьянина, это, несомненно, деньги. Шарп поднял на ноги капрала Лебека. Селяне, недоумевающие, чего хочет от драгунов англичанин, уставились на Лебека с любопытством.

- Этот человек был в Неаполе с Дюко! Был, Лебек?

Капрал кивнул.

- В Неаполе я прибыл не один! Кто пришёл со мной, капрал?

Из носа у Лебека текло, но, так как руки были спутаны, он шмыгнул и пробормотал:

- Солдаты…

- Чьи солдаты?

- Французские.

- Какая на них была форма?

- Императорской гвардии.

- Громче! – потребовал Шарп, - И выпрямись, парень! Смирно! Пусть тебя все слышат!

Лебек, повинуясь привычной команде, встал навытяжку и с несчастным видом выпалил:

- Императорской гвардии!

Шарп нашёл взглядом Малана, удостоверившись, что тот слушает. Бывший сержант продолжал носить роскошные усы – красу и гордость отборных бойцов Наполеона.

- Да, - сказал Шарп, сверля взором Малана, - в той драке я сражался плечом к плечу с ветеранами Старой гвардии вашего императора. Командовал нами генерал Жан Кальве.

По лицу Малана стрелок понял, что имя Кальве тому хорошо знакомо.

- Я дрался там не за Англию! Я дрался там за Францию! И, когда золото оказалось у нас, мы не поделили его, не растрынькали направо и налево! Нет, золото вернулось к императору!

Последнее утверждение не вызвало реакции, на которую рассчитывал Шарп, ибо в глубине души крестьяне полагали, что уж они-то не сделали бы такой глупости, позволив несметному богатству в прямом смысле уплыть у них из-под носа на Эльбу.

- Да вот беда, эти ребятки, - Шарп встряхнул Лебека, - решили, что золотишко прилипло к моим рукам. И они пришли сюда. Семеро. Четверо всё ещё в шато, где удерживают мадам, нашего сына и Марианну в качестве заложников.

По церкви прокатился ропот.

- И я пришёл сюда, потому что вы – мои соседи, и прошу вашей помощи!

Он толкнул Лебека к остальным пленникам и умолк. Несколько секунд в храме царила тишина, затем крестьяне зашушукались, и кто-то без обиняков поинтересовался у Шарпа, с какой радости им ему помогать?

- Мне? – переспросил Шарп, - Мне помогать не надо. Я прошу помощи для Марианны и мадам, которых вы знаете, как облупленных. Неужели вы бросите в беде двух землячек?

Отец Дефой мягко заметил:

- Мы же не военные. Надо вызвать из Кана жандармов…

- В сумерках, - перебил его Шарп, - Люсиль умрёт, а жандармы к тому времени ещё и сапоги натянуть не успеют.

- И что же мы должны делать?

- Сражаться вместо него! – зычно гаркнул из задних рядов Жак Малан, - Чисто английский приёмчик! Кого они только не подряжали драться вместо себя: и немцев, и португальцев, и русских, а сами отсиживались в норах!

Толпа встретила реплику Малана сочувственным гулом. Шарп прошёл к тому месту, где сидел отставной гвардеец, и тот угрожающе взвесил на ладони дубинку.

- Выйдем на воздух? – предложил Шарп.

- Мне и тут хорошо. – сквозь зубы процедил Малан.

- Струхнул? – с порога подначил его Шарп, - Языком-то мести все мастера…

Набычившись, Малан вышел вслед за стрелком на заснеженный двор. Вместо того, чтобы изготовиться к схватке, англичанин присел на низкую церковную ограду.

- Эй, вставай. – приблизился к нему Малан, - Вставай давай!

- Бей. – не шелохнулся Шарп.

Малан настороженно глядел на стрелка.

- Бей. – продолжал Шарп, - Ты же этого хотел всегда? Валяй.

- Вставай, слышь! – Малан в поисках поддержки обернулся на высыпавших из церкви односельчан.

- Драться с тобой я не буду, Жак. – пожал плечами Шарп, - Не вижу смысла. И ты, и я нюхнули пороху, но мне не нужно кулаками добиваться уважения к себе. А тебе нужно. Не люблю таких людей. Впрочем, таких никто не любит. Даже твои земляки тебя не любят и не уважают. Терпят. Немудрено, пользы-то от тебя ни на грош. Ты обещал привезти кюре дрова, но и этого-то не собрался сделать. Объедаешь мать и без толку небо коптишь. А дел вокруг невпроворот. Взять шато: надо чинить мельницу, желоб чистить, а в следующем месяце прибудет груз камня мостить двор. Без сильного малого я не справлюсь. А прямо сейчас мне нужна помощь бывалого солдата. Только настоящего солдата, а не заплывшего жиром пьянчуги, сидящего на шее у матери.

Малан, сжав палку так, что костяшки пальцев побелели, шагнул к стрелку и прошипел:

- А ну, поднимайся!

- Зачем? – скучно спросил Шарп, - Бей так.

- Испугался?

- Кого? Пропойцу?

- Ты кого пропойцей назвал? – зарычал Малан, - Кто-кто, а вы, англичане, ни разу в бой трезвыми-то не ходили!

- Было дело. – признал Шарп, - Пили. Когда предстояло сражаться с вами, пили много.

Сговорчивость стрелка сбила Малана с толку. Он поморгал и недоверчиво повторил:

- Пили?

- Не я, сержант Малан, не я. А наши надирались перед боем в стельку. Трудно их винить. Страшно драться с Императорской Старой гвардией. Как-никак, лучшие бойцы Европы.

Малан невольно расправил плечи и, помолчав, еле слышно выдохнул:

- Да… Были.

- Вот что я скажу тебе, Жак. Знаешь, что роднит нас с тобой?

- Что же?

- Мы – единственные солдаты в этой деревне. – Шарп встал, - Настоящие солдаты. Не то, что эта шушера, драгуны!

- Драгуны, ха! – Малан сплюнул, - Куколки на лошадках!

- Но ты же не куколка, Жак Малан? Ты – солдат, а солдат не раздумывает, он действует. Действуй, сержант Малан: или ударь меня или помоги!

Малан прищурился и после паузы осведомился:

- И чем же я тебе помогу?

- Как мне попасть в шато, избегая обоих мостов? Они поставили на башню караульного. Мосты перед ним, как на ладони. Тебе же известен иной путь?

- Иной путь? Откуда же мне его знать?

- Оттуда. Когда в юности ты лазил на крышу подсматривать за мадам, на мостах тебя никто не видел. Значит, есть другая дорога?

Малан смущённо отвёл взгляд:

- Ну… есть.

- Покажешь? А потом, если не передумаешь, врежешь мне.

- Врежу от души, будь уверен. – широко ухмыльнулся Малан.

- Но первым делом организуем пару хоров.

- Хоров?

- Точно! – загадочно произнёс Шарп, хлопая здоровяка по плечу, - Когда заварилась каша, я был уверен, что без тебя мне не выпутаться. Именно без тебя.

Достав один из отобранных у драгунов пистолетов, стрелок протянул его Малану:

- Эффективней твоей колотушки, Жак.

- У меня дома мушкет есть. Схожу принесу.

- Давай. И… Жак, - Шарп замялся, - Большое спасибо.

Провожая бывшего сержанта взглядом, Шарп почувствовал, что напряжение, владевшее им ближайшие полчаса, наконец, покидает его. Словно гора с плеч. Самое время заняться распевкой.

Сержант Шалон обглодал последнюю гусиную косточку, похлопал себя по животу и сыто откинулся на спинку стула. Люсиль с Патриком поднялись наверх, в спальню. Сержант искоса взглянул на потолок:

- Да, готовить она умеет.

- Гусь тяжеловат для моего желудка. – отозвался стряпчий, - Жестковат, жирноват.

Лорсе так и не удалось отыскать в расходных книгах шато ни единого намёка на то, что у семейства водятся денежки. Они были или скаредны, как откупщики, или бедны, как церковные мыши.

- А я бы сейчас ещё одного гуся умял. – лениво признался Шалон, - Как с англичанином и его бабьём поступим, когда англичанин золото привезёт?

Лорсе провёл пальцем по горлу:

- Не терплю насилия, но они непременно натравят на нас жандармов. Правительству завещанием покойного Дюко глаза не замажешь. Оно-то считает золото своим. Следует позаботиться, чтобы майор Шарп и его женщина никому ничего не разболтали.

- Если она всё равно помрёт, - покусал ус Шалон, - Думаю, большой беды не будет, если помрёт немного помятой. Зачем добру пропадать… А, мэтр?

Лорсе поморщился:

- Я нахожу ваше намерение отвратительным, сержант.

Шалон хихикнул:

- Находите каким угодно, мэтр, только позвольте мне потешиться с цыпочкой до того, как она отправится на тот свет. Мадам, - он поднял глаза кверху, - вы на пороге рая!

По лестнице загрохотали каблуки, и по ступеням сбежал караульный из башенки:

- Сержант!

- Что?

- Крестьяне! Целая орава! Сюда прутся!

Шалон выругался, и троица поспешила на смотровую площадку. К шато от деревни медленно приближалась толпа местных жителей с попом во главе. Священник был в праздничном облачении. Рядом шагал мужчина с серебряным распятием на длинном древке. У шато крестьяне разделились. Часть осталась у моста, идущего к воротам, остальных кюре повёл ко второй переправе через ров.

- Будь здесь. – приказал мэтр караульному, - Сержант, вы – за мной.

Сквозь окна кухни они наблюдали за огибающими усадьбу вдоль рва крестьянами со священником.

- Чего им надо? – пробормотал мэтр озадаченно.

- Чёрт их знает. – сказал Шалон, сжимая бесполезную в этой ситуации винтовку.

Лорсе прилип к стеклу:

- Я не понял, они, что, петь будут?

И верно, кюре повернулся к пастве, взмахнул руками. Толпа начала петь.

Они пели рождественские гимны в сыплющемся с неба снегу, старинные гимны о младенце и звезде, о яслях и пастухах, об ангельских крыльях, простёртых над Вифлеемом. Они пели о волхвах и дарах, о Марии и её чаде, о мире на земле и ликованию на небесах. Они пели нестройно, но во всю глотку, будто громкое пение сильнее разгоняло кровь в жилах, заставляя отступить холод.

- Скоро они захотят войти. – предупредила вышедшая на лестницу Люсиль, - Их надо угостить чем Бог послал. Таков обычай.

- Какое «войти»?! Вы что городите? – запаниковал стряпчий.

- И как же вы намерены их остановить? – скептически прищурилась Люсиль, - В окнах горит свет. Они знают, что в шато кто-то есть.

- Скажите им, пусть убираются к дьяволу, мадам!

- Я? – Люсиль подняла брови, - То есть, по-вашему, я должна выйти к моим соседям, пришедшим ко мне в канун Рождества, и предложить им убираться? Так? Нет уж, мсье, управляйтесь без меня!

- Двери запрём, и делу конец. – придумал Шалон, - Пусть поют до посинения. А вы, дамочка, лучше хорошенько помолитесь, чтобы хахаль ваш поскорее денежки привёз!

- Я молюсь, - бросила ему Люсиль, - но не об этом.

Она поднялась к ребёнку.

- Стерва! – процедил Шалон и, помедлив, пошёл за ней.

Снаружи крестьяне старательно и неумело выводили куплет за куплетом.

- Раньше мостов через ров было больше. – объяснял Шарпу Малан, - Один из них, добротный деревянный, на каменных быках, вёл прямо к часовне. Потом его снесли, но снесли как? Деревянный верх разобрали, а с каменными опорами кому охота возиться? Они и сейчас там под водой.

Малан принёс не только мушкет. Дома он надел форму. Потрёпанную бело-сине-алую форму Старой гвардии. Приготовившись на свой манер к драке, отставной сержант провёл Шарпа по широкой дуге сквозь лес к шато с востока. Участок рва, перед которым они остановились, закрывала от наблюдателя на башне крыша часовни. Малан проломил мушкетом тонкий ледок и потыкал оружием в воду.

- Ага! – вырвалось у бывшего гвардейца, когда оковка приклада грюкнула обо что-то твёрдое.

Малан осторожно шагнул в ров. Опора находилась у самой поверхности, воды было сержанту по щиколотку. Нащупывая следующий бык, Малан предостерёг:

- Опор пять штук. Просчитаетесь, майор, - ухнете в канал.

- Ну, переберёмся мы, а дальше?

- На крышу, конечно. – не оборачиваясь, ухмыльнулся гвардеец, - Камешек, видите, над стрехой торчит? Верёвку накину и вперёд.

На крыше есть слуховое окошко, соображал Шарп, через которое можно попасть на чердак, заваленный хламом, копившимся восемь веков. В дальнем конце помещения имелся забитый деревянным щитом люк, выходящий под самым потолком в спальне стрелка и Люсиль. Как-то Шарп не поленился приволочь лестницу, отодрать крышку и взобраться наверх. Чего только на чердаке не было: ржавые пыльные доспехи, стрелы на гнилых древках, сломанный флюгер, арбалет… Вышедшие из моды задолго до рождения Шарпа одёжки соседствовали с чучелом щуки, пойманной ещё прадедом Люсиль, и конём-качалкой. При виде старинной игрушки у Шарпа промелькнула было мыслишка забрать её для сына, но, поразмыслив, он от этого намерения отказался. Катание на деревянном скакуне могло пробудить в Патрике желание стать кавалеристом, а уж этого-то Шарп точно хотел меньше всего на свете.

- Да уж, не хотел бы… - пробормотал он под нос.

- Чего не хотел? – уточнил Малан, стоя на третьем камне и отыскивая четвёртый.

- Чтобы сын когда-нибудь поступил в кавалерию.

- Не приведи Господь. – согласился Малан.

Сержант перепрыгнул с последней опоры на узкую полоску грунта между рвом и часовней. Обернувшись, он протянул стрелку мушкет, облегчая бывшему противнику переправу:

- А поют-то неплохо! – прислушался сержант к хорам, звучащим с двух сторон, - Вы у себя в Англии тоже хоралы поёте в Рождество?

- Поём, конечно.

- Нам капитан говорил, что вы в Бога не веруете.

- Отчего не верить, коль за это наливают и дают закусить?

Малан хмыкнул:

- Выходит, вы разумнее, чем кажетесь. Кстати, бренди в усадьбе найдётся? – спросил гвардеец и, видимо, припомнив шарповы упрёки в пьянстве, спешно добавил, - Не то, чтобы мне выпить хотелось… Зябко.

- Бренди найдётся. – нейтрально ответил Шарп.

Малан выудил из-за пазухи моток верёвки.

- Я пойду первым. – вызвался стрелок.

Нормандец набросил петлю на каменный выступ и покачал головой:

- Нет, полезу я. Мне не впервой. Лучше мушкет подержите, мсье.

С ловкостью, неожиданной при его массе, гвардеец вскарабкался по верёвке на кровлю часовни.

- Когда-то у меня на это уходили считанные секунды. – с плохо скрываемым самодовольством заметил он сверху.

До Шарпа только сейчас дошло, что сказал сержант перед тем, как начать подъём:

- «Не впервой»? Я думал, ты здесь был всего раз?

- Мадемуазель Люсиль приметила меня всего раз. – ухмыльнулся Малан, - Дайте мне дуло мушкета, я подтяну вас сюда.

На зависть легко он поднял Шарпа к себе и по-деловому осведомился:

- Теперь куда?

- Туда. – Шарп указал на забранное ставней окошко по одну сторону двускатной крыши шагах в десяти.

- Вышибай!

- Услышат. – запротестовал Малан.

- Не услышат. Даром, что ли, наши надрываются? Вышибай, тебе же лучше – больше поломок, больше потом за починку огребёшь.

- С чего это ты взял, англичанин, что я буду работать на тебя?

- Потому что я буду тебе платить, потому что тебе небезразлична Люсиль, а ещё потому, что ты будешь работать на такого же вояку, как ты сам, а не на откормленного кота, жравшего и пившего в три горла, пока ты терял товарищей на полях Европы.

Малан крякнул, собрался было что-то возразить, но потом закрыл рот и, круто развернувшись, ударил прикладом в середину ветхой ставни. Одного тычка хватило, чтобы гнилое дерево раскрошилось. Сержант оторвал сломанную ставню и нырнул внутрь. Следом свалился Шарп, отряхиваясь от снега и трухи.

- Теперь за мной, - скомандовал шёпотом он, - Только осторожно, тут сам чёрт ногу сломит…

В пыльном полумраке стрелок с отставным сержантом пробирались по чердаку. Шарп споткнулся о чучело щуки и остановился. Вот он, лаз. Приложив к крышке ухо, он мгновение прислушивался, затем, распрямившись, как пружина, яростно взревел и пнул щит ногой.

Шалон толкнул Люсиль, и француженка с криком упала на кровать. Она не ждала опасности. Да и как иначе, когда за окном пели её земляки, присланные, вне всякого сомнения, Ричардом. Ричард что-то придумал для её спасения… Только ей, похоже, не суждено узнать, что именно. Шалон навис над Люсиль и, проревев: «Ты обожгла меня!», хлестнул её по лицу раненой рукой. Француженка всхлипнула, а Шалон поднёс к её глазам пистолет. Видя страх в её взоре, он довольно оскалился, затем сунул оружие подмышку и принялся торопливо расстёгивать ремень:

- На службе у «маленького капрала» («Маленький капрал» - прозвище Наполеона во французской армии. Прим. пер.) быстро учишься обхождению с дамами. Итальяночки, испаночки, португалочки… Скольким я задрал подол, уж и не упомню. Так что не кобенься, цыпа. Я не из терпеливых…

Драгун замер, прислушиваясь. Крышка, прикрывавшая лаз на чердак, с треском вывалилась, и каблук сапога Шарпа врезался в физиономию Шалона. Драгун слетел с постели, но, прежде, чем успел подняться сам, чья-то ладонь рывком поставила его на ноги, зажала рот, а кожу между ухом и челюстью больно натянуло дуло пистолета. Очухавшись, Шалон, к крайнему своему изумлению, обнаружил перед собой сержанта Старой гвардии при полном параде.

- Придержите-ка его, майор. – попросил Малан.

Шарп ухватил Шалона покрепче, а гвардеец ощерился и со всей силы пнул драгуна между ног.

- Иисусе! – вырвалось у Шарпа.

Майор разжал руки. Выпучив глаза и хватая воздух, вытащенная на берег рыба, Шалон рухнул на пол. Стрелок повернулся к Люсиль:

- Патрик где?

- С Марианной в соседней комнате.

Шарп подал жене руку, помогая встать с кровати:

- С мсье Маланом вы, кажется, знакомы?

- Рад видеть вас, мсье Малан. – пылко сказала Люсиль, нисколько не лукавя.

- Эй, что там происходит? – донёсся снизу испуганный голос Лорсе.

Шарп открыл дверь и крикнул вниз:

- Лорсе! Это майор Шарп. У меня моя жена и сын, а, кроме того, четверо твоих шавок. Золота у меня нет и не было, оно вернулось к законному владельцу – Наполеону. Сейчас я спущусь вниз, и, если застану тебя там, прикончу. Однако мне неохота брать грех на душу, Рождество всё-таки. Поэтому даю тебе пару минут на то, чтобы смыться. Рубин оставь на столе, а дверь не закрывай. Ко мне тут гости нагрянули.

Пленников Шарп запер в часовне. Пусть посидят до утра, может, раскаются. Не до них. В большом камине холла он развёл огонь для обогрева продрогших людей, не жалевших глоток, чтобы заглушить шум от проникновения Шарпа с Маланом в усадьбу. Шарп разжигал камин, а Малан таскал из подвала пыльные бутылки, хранившиеся там с дореволюционных времён. Позже, сидя за праздничным столом, слушая смех гостей и дивясь, как Люсиль удалось отыскать в шато столько еды, стрелок думал, что, пожалуй, останется в Нормандии. А что? Здесь была его семья, здесь был его дом… И лучшие в мире соседи.