"Полк стрелка Шарпа" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Б. (перевод Владис.Танкевич))139 Бернард Корнуолл ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА Пролог. Испания, июнь 1813 Природа не обидела силой полкового старшину МакЛэрда, и его пальцы, сомкнувшиеся вокруг левого запястья Шарпа, причиняли стрелку немалую боль. Веки старшины медленно открылись: - Я не заплачу, сэр. - Конечно, нет. - Они не смогут похвастать, что заставили меня плакать, сэр. - Нет, не смогут. Слезинка выкатилась из уголка глаза старшины и сбежала по скуле к уху. Кивер шотландца, сбитый с головы, валялся в полуметре от хозяина. Не пытаясь высвободить руку, Шарп запахнул на МакЛэрде мундир. - Отче наш, Иже еси на небесех… - МакЛэрд закашлялся. Он лежал на твёрдых камнях, которыми была вымощена дорога. Поверхность булыжников потемнела от крови старшины, - О, Иисусе… Живот шотландца был разворочен острым, как бритва осколком, что отбило от скалы французское ядро. Из страшной раны, кое-как заткнутой обрывками грязной исподней рубахи, сочилась кровь. Шарп стиснул зубы и подтянул повыше полу красной куртки, прикрыв ранение. Уже ничего не поделать. - Сэр… - слабо позвал старшина, - Пожалуйста, сэр? Шарп смутился, ибо понял, чего от него хочет задира и богохульник МакЛэрд. На обветренном лице старшины отражалась мучительная борьба между жуткой болью и упрямой гордостью, не позволяющей боль эту выказать. Шарп успокаивающе накрыл руку сержанта правой ладонью. МакЛэрд просяще взглянул на командира: - Сэр? - «Отче наш, Иже еси на небесех. Да святится имя Твое…» - с запинкой начал стрелок. Он не был уверен, что вспомнит всю молитву, - «…да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…» Религиозностью Шарп не отличался, но, когда настанет его смертный час, кто знает, не будет ли он и сам искать утешения в древних, как мир, фразах? - «…Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим…» Полкилограмма твёрдого дважды пропечённого хлеба, и французы, ранившие его, те самые должники, которых МакЛэрду полагается простить. Как там в молитве дальше? Неровные булыжники чувствительно давили на коленные чашечки. - «…И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко Твое есть царствие и сила, и слава Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь.» Удивительно, но Шарп не забыл ни единого слова «Отче наш». Впрочем, старшина оценить память командира уже не мог. МакЛэрд отдал Богу душу. Кровь перестала струиться, и пульс на шее не прощупывался. Медленно Шарп отцепил от себя мёртвые пальцы и сложил руки старшины у него на груди. Вытер повлажневшие глаза. Встал. - Капитан Томас! - Сэр? - Старшина МакЛэрд умер. Надо похоронить. Капитан д’Алембор! - Да, сэр? - Пикеты отодвиньте на пятьдесят метров выше по холму. Это же не манёвры, чёрт побери! Шевелитесь! Позиция пикетов и так была хоть куда, но душившая Шарпа бессильная злоба требовала выхода. Раскисшая после ночного дождя земля противно чвякала под подошвами. Лужи на тракте были красны от крови. Слева от Шарпа, у подножия холма солдаты копали в мокрой почве братскую могилу. Десять убитых, без мундиров и ботинок (слишком дорого обходившихся казне, чтобы хоронить в них погибших) лежали рядком у ямы. - Лейтенант Эндрюс, возьмите двух сержантов и два десятка рядовых, наберите камней поувесистей. - Камней, сэр? - Выполняйте! – рявкнул Шарп и отвернулся. Все в полку знали: когда их майор не в духе, лучше ему не перечить. Он пришёл к скалам, где укрыли от ветра раненых. Металлическая оковка ножен тяжёлого кавалерийского палаша на его поясе чиркала по мягкому грунту. - Дэн? Дэниел Хэгмен, стрелок и бывший браконьер, виновато улыбнулся Шарпу: - Я в порядке, сэр. – рубашка и мундир были наброшены поверх забинтованного левого плеча, - Трубку вот набить не могу, сэр. - Сейчас. Шарп вынул глиняную трубку у него из руки, извлёк из патронной сумки солдата плитку тёмного табака, отхватил кусок, размял, утрамбовывая в чашечку: - Как тебя угораздило? - Застрельщик. Живучий, зараза. Я решил, что хлопнул его, сэр. Хэгмен был в батальоне старше всех (сколько ему, точно никто не ведал, где-то за пятьдесят), что не мешало ему быть лучшим стрелком полка. Он благодарно принял трубку у Шарпа и терпеливо ждал, пока командир справится с трутницей ( - Вроде угробил его, сэр. Побежал вперёд, тут-то он меня и подловил. Сволочь. – браконьер пососал трубку, выпустил дым, - Пришлось штыком добивать. Он повёл плечами, извиняясь: - Простите, сэр. - Не дури, Дэн. Ты-то причём? Подлечишься – вернёшься. - Зато мы задали жару лягушатникам, сэр. Как и Шарп, Хэгмен носил зелёную форму стрелка. После отступления из Коруньи остатки подразделения зелёных курток, которым командовал тогда Шарп, влили в Южно-Эссекский красномундирный полк, и по сей день стрелки, подобно самому Шарпу, упрямо таскали свои штопанные-перештопанные мундиры. Из гордости, ведь они были стрелками, а, значит, лучшими из лучших. - Задали, как всегда, Дэн. – усмехнулся Шарп, и шрам на левой щеке, придававший высокому темноволосому майору вид насмешливый и слегка презрительный, спрятался в морщинках. Задали жару, как всегда. Беда только, что обходилось это полку недёшево. Ряды Южно-Эссекского поредели, как истончается штык от частой заточки. Шарп подумал о Лерое, американце, до прошлой недели возглавлявшем полк. Нынче Лерой ими бы гордился. Но Лерой погиб под Витторией, и скоро прибудет новый подполковник, а с ним новые офицеры и нижние чины. Они приплывут из Англии, пополнив обескровленный Южно-Эссекский. Сегодняшняя стычка была случайной. Они маршировали в Пасахес, не остыв после оглушительной победы под Витторией, как вдруг появился запылённый адъютант на взмыленной лошади с приказом перекрыть вот эту никому не нужную дорогу. Толком штабист объяснить ничего не мог, знал лишь, что французы прорываются к границе, а Южно-Эссекский находится к перевалу ближе других подразделений. Полк бросил женщин с обозом на главном тракте и повернул к северу, чтобы преградить путь драпающим французам. Они едва успели занять позиции и встретить врага мерным повзводным огнём мушкетов. Полк устоял. Раненые отползали в сторону или истекали кровью у ног товарищей. Даже, когда ударила горная пушка, прореживая красномундирные шеренги, полк устоял. И французы дрогнули. Теперь майор Ричард Шарп, чувствуя кислый вкус табака во рту, оценивал, чего стоила полку его стойкость. Одиннадцать убитых, плюс те из раненых, что умрут в ближайшие дни. По крайней мере двенадцать увечных, которые никогда не вернутся в строй. У легкораненых, как Хэгмен, шансы вновь встать в ряды Южно-Эссекского велики, если исключить нагноение, гангрену и, как следствие, смерть. Шарп сплюнул. Хотелось пить, но фляжку пробило пулей. - Сержант Харпер! - Сэр? Если кто в полку и не боялся гнева майора Шарпа, так это дюжий ирландец Патрик Харпер. Плечом к плечу друзья прошагали Испанию от края и до края, к самому порогу Франции: - Как там Дэн, сэр? - Выживет. Вода есть? - Полно. Правда, Господь, похоже, повторил для бедного, но честного ирландца чудо Каны Галилейской ( Харпер протянул Шарпу флягу, вопреки уставу по горлышко налитую вином. Майор сделал несколько жадных глотков и, вернув на место пробку, отдал ёмкость ирландцу: - Спасибо, Патрик. - На здоровье, сэр. - Не за вино. Спасибо, что ты с нами. Два дня назад ирландец женился, и Шарп, когда пришёл приказ выступать, разрешил ему остаться с молодой женой – испанкой. Харпер отказался. - Какая нелёгкая занесла сюда лягушатников? – спросил сержант, глядя на север. - Заблудились. – другого объяснения у Шарпа не было. После поражения Жозефа Бонапарта под Витторией разрозненные группки его разбитых войск пробивались на родину, во Францию. Шарп не мог понять: почему, явно превосходя числом Южно-Эссекский, французы внезапно отступили? Может, разобрались, где находятся, и сообразили, как обойти англичан? Значит, парни Шарпа погибли зря. - Чёртовы лягушатники! – вырвалось у Шарпа. Харпер сочувственно нахмурился с высоты своих ста девяносто трёх сантиметров роста (он был выше друга). - Жаль, что с МакЛэрдом так вышло, сэр. - Да уж. Майор поднял голову и хмуро уставился в чистое синее небо. Ни облачка. Где же дождь? Это лето в Испании выдалось на редкость знойным. - Поздравляю с повышением, старшина. Брови ирландца взлетели вверх: - Сэр? - Ты слышал. Решение назначить Харпера пришло само собой. Шарп, временно принявший полк после смерти Лероя, мог сосватать Южно-Эссекскому лучшего старшину, какого только возможно. Новый полковник будет доволен ирландцем. Возвратился Эндрюс. Его солдаты, потные и раскрасневшиеся, сгибались под весом здоровенных булыжников. - Лейтенант, камнями завалите погибших. Валуны помешают падальщикам полакомиться мертвечиной. - Всех мёртвых, сэр? - Нет, только наших. Шарп не имел ничего против, если лисы и вороны доберутся до убитых лягушатников, но о своих павших товарищах надо было позаботиться, чего бы это ни стоило. - Старшина! - Э… сэр? – неуверенно отозвался Харпер. - Нам нужна телега для раненых, пошлите за ней в обоз кого-нибудь верхом. Живо! Чем быстрее прибудет телега, тем скорее мы продолжим наш чёртов марш к Пасахесу! - Есть, сэр. Ночью налетела гроза. Ливень обрушился на перевал, где Южно-Эссекский стоял и выстоял, где они похоронили убитых, и откуда так долго не могли убраться. Тяжёлые капли размыли тонкий слой земли, отделявший от поверхности павших французов, обнажив бледную плоть, и утром на пир слетелись стервятники. Названия у перевала не было. Порт Пасахес находился на северном побережье Испании недалеко от французской границы. Дорога, петляющая по дну глубокой расселины, выводила к удобной бухте, битком набитой британскими кораблями. Под Пасахесом Веллингтон собирал своё воинство для вторжения во Францию. Южно-Эссекский и до схватки на безымянном перевале не мог похвастаться полнокровностью рядов, а потому полку поручили охранять склады и причалы, пока из Англии не пришлют новобранцев. Бывалых вояк превратили в ночных сторожей. - Что за вонь! Что за страна! Что за народишко! Каждую реплику генерал-майор Нэн сопровождал броском апельсина в открытое окно. Не услышав снизу ожидаемых вскриков и ругани, он огорчённо вздохнул и повернулся к Шарпу: - Вы, наверно, крайне разочарованы, майор? Нэн имел в виду охрану складов. Шарп пожал плечами: - Кто-то же должен, сэр. Смирение стрелка позабавило генерал-майора: - А вот мне за вас крайне обидно. После таких славных деяний гонять крыс и мочащихся на углы испанцев! Кряхтя, Нэн встал с кресла и подошёл к окну. По набережной важно прохаживались два испанских таможенника в попугайских мундирах. - Вам известно, что удумали наши испанские приятели? - Нет, сэр. - Мы освобождаем их вшивую страну, а они берут с нас пошлину за каждый ввозимый бочонок пороха! Каково? Это же всё равно, что требовать плату с остолопа, спасшего вашу жену от изнасилования! Иностранцы! – он возвёл очи горе, - Господи! На кой чёрт ты создал иностранцев? Ну, какой с них прок? Генерал-майор покосился на таможенников, раздумывая, стоит ли тратить последний апельсин, и со вздохом положил фрукт на стол: - Сколько у вас людей, Шарп? - Двести тридцать четыре в строю и девяносто шесть по госпиталям. - Боже правый! Так мало? – густые кустистые седые брови генерала росли так высоко, что, когда он поражённо поднял их вверх, на миг Шарпу показалось, что они срослись со взъерошенной белой шевелюрой. Стрелок и генерал познакомились под прошлое Рождество и сразу пришлись по душе друг другу. Нынче пожилой шотландец не пожалел старых костей и примчался в Пасахес из штаб-квартиры именно ради Шарпа. - Двести тридцать четыре? Всего? - Да, сэр. - С учётом позавчерашних потерь? - Так точно, сэр. – трое из числа раненых на перевале умерли, - Но мы вот-вот получим пополнение. - Пополнение? Крайне любопытно. Откуда? - Второй батальон, сэр. Как и большинство полков военной поры, Южно-Эссекский состоял из двух батальонов. Первый сражался, второй находился в полковых казармах в Челмсфорде, вербуя рекрутов, из числа которых пополнял, по мере убыли, свои ряды первый. Нэн хитро прищурился: - Знаете, Шарп, чем мне нравится алкоголь? В нём хорошо топить проблемы. На ваше счастье, я слямзил у Пэра немного его превосходного бренди. – он извлёк из ташки бутылку, нашёл на столе две сомнительной чистоты рюмки, наполнил их и протянул Шарпу, - Держите, выпейте и поведайте мне поподробнее о ваших пополнениях. Рассказывать особо было нечего. До гибели подполковник Лерой вёл оживлённую переписку с Челмсфордом. Всю зиму из Англии шли бодрые письма: восемь вербовочных команд работают без сна и отдыха, казармы переполнены воодушевлённо тренирующимися богатырями – рекрутами. - Говорите, вот-вот они будут здесь? - Конечно. - А где они сейчас? Шарп пожал плечами. Он дорого бы дал за ответ на вопрос Нэна. Вся армия была в движении на пути из Лиссабона в Пасахес. Где-то в толчее могли затеряться подкрепления Южно-Эссекского. Или в море, или в Лиссабоне, или били ботинки в пыли испанских трактов, или (худший вариант) ждали транспортных кораблей в Британии. - Мы отослали запрос в феврале. На дворе июнь. Скоро прибудут. - Об Иисусе говорят то же самое восемнадцать веков. – проворчал Нэн, - Вы видели документ, который бы ясно и недвусмысленно утверждал, что пополнение отправили к вам? Шарп задумался и признал: - Нет. Генерал-майор погрел рюмку в ладонях, взял за ножку, посмотрел бренди на свет: - Скажите, Шарп, вы знакомы с неким Феннером? Лордом Саймоном Феннером? - Нет, сэр. - Грязный проныра-политикан. Ненавижу политиканов. Они долго и с чувством целуют вас в задницу, уверяя, что ничего лучшего в жизни им целовать не приходилось. Пока им от вас что-то надо. Зато потом вы на них действуете, как запор – они становятся надутыми и малоразговорчивыми. Отметьте себе где-нибудь на будущее, Шарп: не пускать политиканов целовать себя в задницу! - Непременно, сэр. – стрелок ухмыльнулся, а сердце заныло предвестием беды. Генерал-майор не поволокся бы в такую даль распить с ним бренди и обсудить нравы политиканов. - Лорд Феннер как раз таков – с шершавым юрким языком и полным отсутствием совести. Он – наш военный министр и, как все наши военные министры, о войне имеет самое полное и доскональное представление, какое только можно почерпнуть из газетёнок и дешёвых романов. Лорд Феннер осчастливил нас писулькой. – тем же широким жестом, которым он несколько минут назад явил на свет Божий бутылку, шотландец достал из ташки бумагу и помахал ею перед носом Шарпа, - Вероятно, не сам лорд, а кто-то из его распроклятых писаришек, но не в том суть. Суть в том, мой дорогой Шарп, что подкреплений у Южно-Эссекского нет. Не существует. Читайте. Он протянул документ стрелку. Это был пересланный через Главный Штаб длинный список подразделений армии Веллингтона, личный состав которых будет пополнен в ближайшие пару недель. Южно-Эссекский Шарп нашёл в самом конце. Напротив него значилось: «2-й батальон преобразован в батальон запаса. Рекруты отсутствуют». Шарп перечитал строчку несколько раз, веря и не веря. Второй батальон – батальон запаса. Место, где мальчишки тринадцати-четырнадцати годов дожидаются совершеннолетия, где выздоровевшие раненые перекантовываются до отправки и останавливаются командировочные. Батальон без гордости и будущего. Рекруты отсутствуют. - Как же отсутствуют? – беспомощно возмутился Шарп, - Рекруты должны быть! У нас восемь команд вербовщиков! Нэн покачал головой: - В сопроводительном письме, лично надиктованном Его Пустомельной Милостью (показать цидулку я, уж простите, не имею права), Феннер рекомендует ваш полк расформировать. Погонщик за окном честил почём зря мулов, из порта доносился скрип воротов, а в ушах Шарпа эхом отдавалось: «Расформировать». - Расформировать? Как так, расформировать, сэр? – стрелка в тёплой комнате вдруг пробрала дрожь. - Лорд Феннер предполагает нижних чинов распределить по другим полкам. Офицерам предложат продать патенты или ждать новых назначений. - Они не могут так поступить! Нэн скривился: - Могут, Шарп, могут. Политиканы. Мы трясёмся над каждым мало-мальски опытным подразделением, но лорду Феннеру не это плевать, он всё равно штык от шомпола не отличит, чёртов штафирка! Он заведует армейскими деньгами, наверно, поэтому их армии и не хватает. Шарп молчал. Знамёна отошлют в Англию. Подвешенные под потолком безвестной церквушки, они будут зарастать пылью так же густо, как будут зарастать травой могилы солдат, что сражались под этими стягами. Гнев бессильный гнев душил стрелка. Полк со всеми его тяготами и радостями давно стал для него семьёй. - Какой стыд! – сокрушался Нэн, - После Бусако, Талаверы, Фуэнтес де Оноро, Сьюдад-Родриго, Бадахоса, Саламанки, Виттории! Это как боевого коня сдать на живодёрню из-за того, что он в мыле! - Но ведь у нас восемь вербовщиков! - Ваши слова не по адресу, Шарп. Я-то целиком на вашей стороне. – генерал-майор посопел и предложил, - Мы можем временно присоединить Южно-Эссекский на правах батальона к другому полку. Но, учтите, Шарп, ваших проблем присоединение не решит. Вы будете нести потери, которые надо кем-то восполнять. Нэн был прав. Южно-Эссекский будет таять и закончит тем же, разве что чуть позже. - Они не могут так поступить. Они не могут так поступить. – твердил, будто заклинание, Шарп. - Впрочем, не всё так плохо. Пэра крайне бесят подобного рода рекомендации. – «Пэром» Нэн, как и все штабисты, называл Веллингтона, - Он почему-то считает, что без Южно-Эссекского нам во Франции придётся туго. Неуклюжий комплимент Нэна при известной доле преувеличения был чистой правдой. Обстрелянный полк, вроде Южно-Эссекского, даже половинного состава на поле боя стоил двух полков новобранцев, как бы хорошо они ни были вымуштрованы. Опыт пережитых сражений и боевой дух, подпитанный прошлыми победами, гарантировал, что они не дрогнут при первом же выстреле неприятеля. Нэн долил в рюмки бренди: - Пэр на дух не переносит лондонскую шайку-лейку. Больно много их развелось: Военное министерство, главный штаб, ведомство иностранных дел… Скоро у нас контор будет больше, чем полков! И чем больше их становится, тем больше бумажек и меньше порядка! Кто заправляет в вашем Челмсфорде? - В Челмсфорде, сэр? – мысли путались в голове Шарпа, - Гирдвуд. Подполковник Гирдвуд. - Встречали его? - В глаза не видел. - Крайне возможно, Шарп, что солдаты у него есть, но он не желает с ними расставаться. Обычное дело. Не нюхавший пороху командир второго батальона набирает рекрутов, муштрует их, превращая в раскрашенных заводных солдатиков, а, когда приходит требование пополнений, великовозрастный карапуз не желает отдавать любимую игрушку, ибо на войне её испачкают, а то и поломают. Езжайте, свидьтесь с Гирдвудом и любой ценой заставьте дать и нам поиграть с его солдатиками. Из кожи вон выпрыгивайте, лижите ему сапоги, поите вусмерть, переспите с его женой, но пусть отдаст вам Второй батальон! Озадаченность и смятение, отразившиеся на лице Шарпа, развеселила Нэна. Он шмякнул на стол увесистый пакет приказов: - Документы на вас и ещё троих. Едете в Англию за пополнением. Вернётесь в октябре. На всё про всё у вас четыре месяца. - В Англию? Но… - Бросьте, Шарп. – усмехнулся Нэн, - Вы ничего не пропустите. Наши политиканы не сунутся во Францию, пока стареющая кокотка Пруссия жеманится и раздумывает, стоит ли ей танцевать с нами. Мы займём Сан-Себастьян, Памплону и будем ковырять в носу. Езжайте спокойно в Челмсфорд, без вас не начнём. - Но я не могу ехать! – ехать в Англию для стрелка значило оставить своих парней на произвол судьбы. - Что вы ломаетесь: могу-не могу! – рассердился Нэн, - Должны! Хотите, чтоб Южно-Эссекский перестал существовать? Понравилось быть сторожем? Генерал-майор одним глотком опустошил рюмку: - Пэр – за вас, но он не сможет вам помочь, если вы не подсуетитесь! Езжайте в Челмсфорд и привезите рекрутов оттуда! Или ещё откуда-нибудь, хоть с Луны, но привезите! - А если не привезу? Шотландец провёл по горлу пальцем: - Тогда – всё. Конец полку. Конец полку? Именно сейчас? Когда армия на пороге логова Бонапарта? Солдаты, высадившиеся в Лиссабоне, готовятся шагать по Франции, и место Южно-Эссекского – среди них. Полк заслужил эту честь. В день, когда над вражеской столицей взовьются стяги победителей, в их числе должны реять знамёна Южно-Эссекского. Шарп пасмурно кивнул на список: - А как же это? - Ошибка, Шарп. Описка, если хотите. Но описку не исправить ответным письмом, каким бы срочным и настоятельным оно ни было. Уверен, что у чинуш Главного Штаба имеется специальный ящик, куда они складывают с концами все Срочные и Неотложные Письма, чтоб они не тревожили их нежные и ранимые души. Но вас они туда впихнуть не смогут. Вы же герой, от вас им легко не отделаться. Так что – вперёд! И Шарп сдался: - Согласен, сэр. - Заодно привезёте мне из Лондона настоящего шотландского виски. Это приказ. Есть там, на Корнхилл, хитрый магазинчик… - Так точно, сэр. На родину? В Англию? Ехать стрелку не хотелось, но, коль на карте стояла судьба полка, он готов был шагать хоть в преисподнюю. За свой полк, за то, чтобы развернуть его пробитые пулями и осколками знамёна над Парижем, а не в провинциальной английской часовне. Шарп поедет в Англию, чтобы победно промаршировать по Франции. Он поедет на родину. Часть 1. Англия, июль – август 1813 ГЛАВА 1 Оказавшись в Челмсфорде, Шарп так и не вспомнил дорогу к казармам Южно-Эссекского полка. Он был там проездом, всего раз, в 1809. Пришлось просить помощи у приходского священника, поившего лошадь из общественного корыта. Потрёпанная форма стрелка вызвала у святого отца подозрение, затем лицо его посветлело, и он приветливо воскликнул: - Вы, вероятно, прямо из Испании? - Да, отче. - Превосходно! Превосходно! - пастырь махнул на восток, на уходящую в поля дорогу, - Благослови вас Господь! Четверо военных двинулись в указанном святым отцом направлении. Шарп с Харпером в силу неистребимой солдатской привычки настороженно зыркали по сторонам. Они озирались и в Лондоне, и здесь, в тихом уютном городке, будто на мирных малолюдных улочках каким-то непостижимым образом мог вдруг оказаться французский разъезд. Видавшая виды форма недаром привлекла опасливое внимание священника – даже мундир капитана д’Алембора, выглядевший новее всех, нёс неизбежные меты войны. - На прекрасный пол должно действовать безотказно. – пробормотал капитан, просовывая палец в прореху, пропоротую французским штыком под Витторией. - Кстати, о прекрасном поле! – город остался за спиной, и лейтенант Прайс, вынув саблю, с жаром рубил на ходу петрушку на обочине, - Отпуск нам положен, сэр? - Дай тебе отпуск, Гарри, ты же обязательно во что-нибудь вляпаешься. - Но все эти девы в Лондоне, сэр? – протянул Прайс тоскующе, - Они ведь никогда не встречали такой героической личности, как я. Прямо с полей славы, овеянный пороховым… Чему вы скалитесь, сержант? Харпер сверкнул зубами: - Заранее рад за дев, сэр. Шарп засмеялся. Поездка складывалась на редкость удачно. Стрелок начал думать, что отметка в списке лорда Феннера и вправду ошибка, а в Челмсфорде казармы забиты горящими патриотическим огнём новобранцами. В Лондоне Шарп навестил Главный Штаб. Скучного клерка с исчерниленными пальцами повергла в изумление новость о том, что Второй Батальон Южно-Эссекского полка преобразован в батальон запаса. Согласно его бумагам, батальон не только сохранял полноценный статус, но и регулярно получал довольствие, денежное и прочее, на семь сотен человек. Семь сотен! Цифра будоражила надеждой, нет, твёрдой уверенностью: Южно-Эссекский спасён. Считанные дни, и подкрепления отправятся в Пасахес. Эйфорию усиливала бестревожная сельская идиллия, царящая кругом. Это было, как сон. Шарп не питал иллюзий по поводу отсутствия на родине нищих и трущоб, но после изрытых ядрами полей Леона и суровых гор Галисии колосящиеся нивы старушки Англии казались чудом. Шарп и его спутники шагали по сытому краю розовощёких женщин; упитанных мужчин; детей, без страха взиравших на чужаков в военной форме. Было дико видеть кур, которым не свернули шею ушлые солдатики; коров и овец, до которых не дотянулись загребущие лапы интендантов. Амбары не охранялись. Стёкла в домах блестели целёхоньки, рамы и двери некому было пустить на дрова. Несмотря на это, Шарп ловил себя на том, что оценивает каждый холм, каждый лесок, каждый изгиб дороги с точки зрения обороны и нападения. Вот эти живые изгороди – отличная позиция против кавалерийской атаки, а вот этого полого поднимающегося к ферме луга следует избегать, как чумы, если в поле зрения есть французские кирасиры. Если родина поразила Шарпа, можно представить, каково было жене Харпера. Ирландец настоял, чтобы Изабелла ехала с ними. Испанка была на сносях. Тащить беременную жену через враждебную Францию ирландец не хотел. В Саутворке жили его родственники, и Патрик договорился, что до конца войны Изабелла поживёт у них. - Солдат не должен быть связан семьёй по рукам и ногам. – заметил он с апломбом человека, женившегося меньше месяца назад. - До свадьбы ты думал иначе. – не преминул подпустить шпильку другу Шарп. - Есть разница! – вспыхнул ирландец, - В армии не место замужней женщине! - А в Англии место? - Ну да. – недоумённо ответил Харпер. Сомнения по поводу того, может ли Изабелла быть счастлива в далёкой чужой стране, нисколько не тревожили его честное сердце. Изабеллу Англия пугала. Всю дорогу из Портсмута в Лондон испанка жалась к мужу, засыпая его вопросами. Где оливковые деревья? Почему апельсиновых тоже нет? Виноградников? Где католические храмы? Всему она дивилась: спокойствию крестьян, пышности пажитей, тучности скота. Шарп её хорошо понимал. Он и сам третий день не мог привыкнуть к зажиточности и тиши родной земли. Вдыхал полной грудью ароматы садов и полей, Шарп шёл в Челмсфорд лёгкой походкой счастливчика, чьё невыполнимое задание вдруг обернулось пустяком. Чудесное настроение рассеялось, как туман под лучами солнца, при виде казарм полка. Строения казались покинутыми. Ни следа семисот новобранцев. Ворота никем не охранялись. Ветер гнал пыль по мощёному плацу, скрипели на несмазанных петлях распахнутые створки. - Есть кто живой? – рявкнул Шарп, но ответом была тишина. Миновав арку ворот, четыре офицера вошли внутрь. На дальнем конце обширного плаца упражнялась дюжина кавалеристов. Шарп заглянул в караулку. Там никого не было. Секунду стрелок тешил себя предположением, что вышла накладка, и пополнения уже на полпути в Испанию, но об этом Шарпа предупредили бы в Главном Штабе. - Кто-то дома. – д’Алембор ткнул пальцем во флагшток с обвисшим английским стягом перед кирпичным зданием полкового штаба. У входа стоял открытый экипаж. Харпер сдвинул кивер на лоб и, глядя на всадников, почесал затылок: - Кой чёрт тут делает кавалерия? - Бог весть. – угрюмо буркнул Шарп, - Далли! - Сэр? – лощёный д’Алембор перестал смахивать пыль с начищенных сапог. - Возьми старшину. Обойдёте казармы и выволочете на плац всех, кого найдёте. - Если будет кого выволакивать. – проворчал капитан. - Гарри, ты со мной. Шарп с лейтенантом поднялись на крыльцо и вошли в главное здание. Как и ворота, его никто не караулил. Длинный прохладный холл, увешанный картинками, изображавшими красномундирных героев на полях битв, тоже пустовала. Откуда-то из недр дома доносился смех и треньканье музыки. Шарп распахнул первую дверь. Муха с жужжаньем билась в стекло окна, подоконник которого усеивали трупики её мёртвых товарок. Бумаги на бюро посреди кабинета покрывал толстый слой пыли. Обе стрелки остановившихся часов на камине указывали на шестёрку. Вторая дверь вывела Шарпа в элегантно обставленную гостиную. На длинном полированном столе красовались серебряные статуэтки. В стеклянном графине с вином плавала утонувшая оса. Людей не было и здесь тоже. Пол холла покрывал толстый ковёр. Мебель была тяжеловесной и дорогой. Над изгибом уходящей наверх лестницы висела позолоченная люстра. Шарп снял кивер и положил его на столик. Вновь забренчал спинет ( - Как в борделе, сэр. - Это и есть бордель! – вскипел Шарп. Шум шёл из-за дальней двери, за которой, как он вспомнил, находилась офицерская гостиная. Шарп ринулся к ней, вне себя от гнева, и открыл рывком. В комнате были три офицера. Жёлтый приборный цвет и орлы на бляхах безошибочно относили их к Южно-Эссекскому. За спинетом сидела девица. Её подруга с завязанными глазами, беспомощно вытянув перед собой руки, замерла посреди гостиной. Тёплая компашка развлекалась игрой в жмурки. Девушка в повязке кинулась на сдавленное хихиканье, но двое офицеров, прыснув во весь голос, увернулись. Третий в игре не участвовал, оберегая от нечаянного толчка низкий столик с бутербродами, пирожными и чаем. Этот третий, капитан, и узрел Шарпа прежде остальных. Капитан совершил вполне понятную ошибку. В Испании Шарпа часто принимали за рядового. Знаков различия он не носил. Красный офицерский кушак с кистью давным-давно потерял и не потрудился обзавестись новым. От простого солдата стрелка отличал не положенный нижним чинам клинок, но Шарп стоял в тёмном холле, и палаша капитан не видел. Зато он заметил винтовку на плече Шарпа, что и ввело его в заблуждение относительно чина незнакомца. Раз ружьё, значит, рядовой. Капитан грозно сдвинул брови. Он был молод, с мелкими чертами лица и тщательно уложенными белокурыми волосами. При виде Шарпа улыбка пропала с его тонких губ. - Какого дьявола тебе здесь надо? – высокомерно осведомился капитан. Его реплика остановила девицу с завязанными глазами на полпути. Двое сослуживцев капитана, оба в лейтенантском звании, уставились на Шарпа. Один из них нахмурился: - Эй, ты! Вон отсюда! Второй хихикнул: - Кругом! Шагом марш! Ать-два! Ать-два! Шутка показалась лейтенанту удачной, и он визгливо хохотнул. Ему вторила из-за спинета подружка. - Ты кто такой? Ну? Отвечай, олух! – надменности в голосе поубавилось уже на половине фразы, и последнее слово он произнёс почти шёпотом, потому что Шарп шагнул в гостиную. Понимание того, что они обознались, посетило всю троицу одновременно. Они замолкли, глядя на темноволосого рослого чужака. Его суровому лицу, опалённому нездешним солнцем, шрам на левой щеке придавал некоторую глумливость, пропадавшую, когда он улыбался. Но сейчас он не улыбался. Определить его ранг не представлялось возможным, однако от всего его облика веяло силой и властью, которых было достаточно, чтобы офицериков обдало холодком. Девица посреди гостиной избавилась от повязки и, раскрыв рот, воззрилась на невесть откуда взявшегося Шарпа. Помещение было освещено ярким солнечным светом, лившимся из высоких окон, выходивших на юг. Ворсистый ковёр мягко пружинил под ногами. Шарп пошёл вперёд, и капитан невольно вытянулся по стойке «смирно», тщетно пытаясь уверить себя, что тёмные пятна на зелёной куртке пришельца – не засохшая кровь. Присутствие двух девиц оказало на последовавшего за командиром Гарри Прайса обычное действие: он выпятил грудь, оттопырил зад и стал похож на индюка. - Чья бричка снаружи? – осведомился Шарп. Музицировавшая девушка робко кивнула на товарку. - Милые дамы, обратился к ним стрелок, - То, что здесь сейчас произойдёт, не предназначено для ваших нежных ушек и прелестных очей. Лейтенант Прайс проводит вас к экипажу. Гарри, сияя, как новая гинея, расшаркался, а один из лейтенантов (лет семнадцати, не старше), тот, что так удачно, по его мнению, сострил, обиженно надул пухлые губы: - Позвольте, сэр… - Не позволю! – взревел Шарп. Девицы ойкнули и окаменели. - Дамы, не смею вас задерживать. Стрелок постарался, чтобы фраза прозвучала любезно, но вышло, вероятно, не очень, ибо гостьи спешно схватили шарфы да сумочки и были таковы, позабыв про ноты, нетронутые пирожные и целую розетку шоколадных конфет. Шарп притворил за ними и Прайсом дверь. И повернулся. Сняв с плеча винтовку, он прислонил её к столу. Стук металла о дерево заставил офицериков вздрогнуть. Шарп вперил в капитана тяжёлый взгляд: - Фамилия? - Карлайн, сэр. - Кто дежурный офицер? Карлайн нервно передёрнул плечами: - Я, сэр. Шарп перевёл взор на лейтенантов: - Вы? - Меррил, сэр. Тот, что выгонял стрелка. - И Пирс, сэр. Остряк. - Какой батальон? Карлайн, превосходивший лейтенантов не только званием, но и годами, старался держаться с достоинством, но голос предательски дрожал: - Южно-Эссекский, сэр. – он прочистил горло, - Первый Батальон. - Кто здесь самый старший по званию? - Я, сэр. – Карлайну было двадцать два – двадцать три. - Где подполковник Гирдвуд? Ответа Шарп не дождался и повторил вопрос. Капитан облизал губы: - Не знаю, сэр. Стрелок приблизился к широкой доске над камином, украшенной искусной резьбой, и взял с неё серебряную копию французского Орла. На подставке имелась табличка: «Почтительно преподнесено офицерами Южно-Эссекского полка сэру Генри Симмерсону в память о совершённом под его командованием захвате французского Орла под Талаверой, подвиге, который не устанут славить потомки». Шарп брезгливо скривился. В день, когда Шарп и Харпер вырвали в бою у французов их Орла, сэр Генри Симмерсон уже был отстранён от командования Южно-Эссекским полком. Шарп развернулся к трём юнцам, поигрывая копией, будто собирался обрушить её кому-нибудь из них на макушку: - Меня зовут Шарп. Майор Ричард Шарп. Надо было обладать бесчувственностью камня, чтобы не развеселится, видя их реакцию. Офицериков перепугало появление Шарпа из тьмы холма, но теперь их испуг перерос в настоящую панику. Человек, который должен был находиться в тысячах километров от безмятежного уютного Челмсфорда, свалился, как снег на голову! Шутнику-Пирсу смеяться явно не хотелось, а Меррила пронял озноб. Шарп выдержал паузу и тихо спросил: - Слышали обо мне? - Да, сэр. – покорно ответил за всех Карлайн. Канцеляристы, охвостье полка, вот кем они были. Чиновники в эполетах, занимающиеся бумажной работой и ведающие отправкой в Испанию подкреплений. А так как рекрутами в безлюдных казармах и не пахло, у бравых офицеров выдалось минутка залучить в гости дам. Шарп смотрел на лейтенантов. Они были упитаны, толстощёки, форма не могла скрыть расплывшихся талий и толстых ляжек. Меррил и Пирс, в свою очередь, украдкой поглядывали на стрелка в потрёпанной зелёной куртке, и на дне их глаз плескался ужас, будто они ждали, что Шарп в следующий миг изжарит их в камине и съест. Или не станет заморачиваться готовкой, а съест живьём, прямо так, с пуговицами и эполетами. Шарп поставил Орла обратно на камин: - Почему не выставлены постовые у ворот? - Не знаю, сэр. – Карлайн потупился, и Шарп заметил, что на капитане шёлковые чулки и бальные туфли. - Кто же тогда знает, Иисус Христос? Иисус Христос дежурный офицер или вы? - Я, сэр. – выдавил из себя пунцовый Карлайн. Мимо окон проехали давешние кавалеристы в рабочем платье. - Эти что здесь делают? - Ополченцы, сэр. Им разрешено пользоваться нашими конюшнями. В гнетущей тишине Шарп пересёк гостиную, пробежал взором заголовки поднятой газеты, полюбовался лепниной, нажал клавишу спинета. - Сколько военнослужащих Первого Батальона здесь, Карлайн? - Сорок восемь, сэр. - Подробнее. Кроме Карлайна и его приятелей имелось шесть сержантов и больше трёх десятков рядовых, - писарей и кладовщиков. Гнев клокотал внутри Шарпа, внешне, впрочем, никак не проявляясь. Сорок восемь человек не спасут Первый Батальон. Шарпу нужен был Второй. - Вы меня чертовски удивили, если не сказать хуже. Всё нараспашку, часовых нет, а вы устраиваете чаепития и играете в жмурки. По-видимому, с обязанностями солдата, а, тем паче, офицера, вы знакомы плохо. К счастью, у меня есть человек, который может вам эту науку преподать. С вечера сего дня вы поступаете в полное распоряжение старшины Харпера до тех пор, пока я не решу, что ему удалось вколотить в ваши пустые черепушки всё необходимое. Рад вам сообщить, что старшина Харпер тоже прибыл прямиком из Испании. Вы. Шарп ткнул в Меррила, раздавленного перспективой подчиняться какому-то старшине: - И вы! – палец указал на Пирса, - Марш во двор. Найдёте капитана д’Алембора и поможете ему собрать личный состав на плацу. Через десять минут я проведу смотр. Живо! Рады-радёшеньки вырваться из лап ужасного майора, лейтенанты испарились, Шарп с Карлайном остались один на один. Стрелок взял с тарелки бутерброд, откусил, начал жевать. Пауза затягивалась. Гостиную украшали живописные полотна со сценами охоты, на которых джентльмены в пышных мундирах застыли, обречённые вечно гнаться за вечно убегающей от них лисой. Карлайн подпрыгнул от неожиданности, когда Шарп открыл рот: - Где подполковник Гирдвуд? - Откуда мне знать, сэр? – жалобно проныл капитан, будто школьник, оправдывающийся перед строгим учителем. Шарп с отвращением смотрел на раскисшего Карлайна: - Вторым Батальоном командует подполковник Гирдвуд? - Да, сэр. - Так где же он? И где, чёрт возьми, второй батальон? Шарп подступил к капитану вплотную. Шарп был выше капитана. От напомаженных кудряшек Карлайна несло чем-то приторно-сладким. Стрелок проникновенно сказал: - Моего прежнего полкового старшину звали МакЛэрд. Капитан торопливо кивнул: - Я встречал в ведомостях его фамилию. - Меньше месяца назад горемыке распороло живот, и окровавленные кишки вывалились наружу. Он умирал у меня на руках. Зрелище, капитан, малоаппетитное. Надолго отбивает желание жрать пирожные и хлебать чаёк. Но я, клянусь, дам вам шанс испытать то же, что бедолага МакЛэрд. При малейшем подозрении, что вы врёте или виляете, я вырву вам ливер и вобью в глотку. Ясно? Капитан, казалось, вот-вот упадёт в обморок: - Сэр? - Где второй батальон? - Не знаю, сэр! Не знаю, Господь свидетель! В глазах Карлайна стояли слёзы, и Шарп ему поверил. - Рассказывайте, что знаете, капитан Карлайн. Занятную историю поведал чуть не хныкающий капитан. Укомплектованный под завязку второй батальон ни с того, ни с сего был полгода назад объявлен подразделением запаса. Вербовку прекратили, а затем в один прекрасный день подполковник Гирдвуд собрал всех новобранцев и увёл. - То есть, как это – увёл? Куда увёл? - Подполковник Гирдвуд объяснил, что новобранцев распределят по другим полкам. Дескать, война подходит к концу, и армию будут сокращать. Мы послали первому батальону последних рекрутов и всё. – капитан беспомощно пожал плечами. - Пока что нашу армию усиленно сокращают французы, Карлайн, и нам чертовски нужны пополнения! Вы ведёте вербовку? - Нет, сэр. Дано указание прекратить. За окном Патрик Харпер строил на плацу горстку растерянных солдат. - Подполковник Гирдвуд утверждал, что личный состав распределят по другим частям? - Так точно, сэр. - Думаю, известие о том, что все эти семьсот бойцов по ведомостям Главного Штаба до сих пор получают жалованье и пайки, откровением для вас, Карлайн, не станет? Капитан молчал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, в чей карман полгода уходили средства. Подполковнику Гирдвуду на бедность. Старый, как мир, армейский фокус – получать деньги на несуществующих солдат. - Но почта-то второму батальону приходит? А, Карлайн? Списки, учётная документация? Куда вы её деваете? - Отсылаем в военное министерство, сэр. - Вот как? – Шарп опешил. Военное министерство руководило военными действиями, снабжением армии и всей бумажной рутиной ведал Главный Штаб. - Секретарю самого лорда Феннера, сэр. – со значением добавил Карлайн, видимо, в глубине души надеясь, что упоминание столь высокопоставленной персоны укротит буйный нрав майора. Укротить не укротило, но огорошило. Лорд Феннер, военный министр, поставил в известность Веллингтона, что первый батальон Южно-Эссекского полка намечен к расформированию в связи с отсутствием подкреплений. А подкрепления отсутствовали из-за того, что, как теперь выяснилось, именно с подачи военного министра шесть месяцев назад исчез второй батальон. Картинка вырисовывалась гаденькая: подполковник Гирдвуд при поддержке лорда Феннера обкрадывали армию. Подделывали платёжные ведомости и присваивали деньги. В коридоре простучали шаги, и в гостиную заглянул Харпер: - Люди построены, сэр. Сколько их ни есть. Шарп повернулся: - Полковник старшина Харпер, это капитан Карлайн. - Сэр! Харпер взирал на Карлайна, как удав на кролика. Капитан, привыкший распинаться перед слабым полом в своих воинских доблестях, сейчас чувствовал себя кем угодно, только не воином. Очень уж контрастировали его белые ручки и бальные туфельки с волчьими физиономиями этой парочки. - Как, по-вашему, старшина, - ровно поинтересовался Шарп, - война сильно притупила мой ум? Секунду ирландец терзался соблазном утвердительного ответа, но потом субординация победила: - Нет, сэр. А в чём дело? - Понимаете, старшина, попотчевали меня любопытным анекдотцем. В некоем полку (назовём его, к примеру, Южно-Эссекским) организовали второй батальон, который обязан был вербовать рекрутов, тренировать рекрутов и посылать пресловутых рекрутов первому батальону в Испанию. Всё правильно, капитан Карлайн? - Да, сэр. - Но вдруг, старшина, шесть месяцев назад, второй батальон ни с того, ни с сего превратился в батальон запаса, в армейский отстойник! – стрелок, не мигая, уставился на Карлайна, - Почему, Бог весть. Мы подыхаем в Испании, но кто-то решил, что новобранцы нам не нужны. Но вот чего я не понимаю, старшина: мне кое-кто говорит, что второй батальон стал батальоном запаса, и почта его отсылается в военное министерство, а Главный Штаб и поныне выписывает деньги и жратву на семь сотен рекрутов. Что вы скажете, старшина Харпер? - Скажу, сэр, что этому самому кое-кому надо вырвать его лживый язык. - Отличная мысль, старшина. – одобрил Шарп и, впившись взглядом в капитана, рявкнул, - Ты врёшь мне, Карлайн? - Нет, сэр, нет! Не вру! Карлайн не врал, но это ничего не меняло. Выбравшись на озарённый солнцем плац, Шарп всё равно пребывал во мраке. Мраке неизвестности. Собранные д’Алембором на поверку нижние чины относились к первому батальону. Второго не было, следовательно, не было подкреплений, без которых участие Южно-Эссекского во вторжении на территорию Франции было невозможно. Единственный человек держал в руках все нити этой запутанной истории, но Шарп сомневался, что лорд Феннер, военный министр, будет откровенничать с каким-то майором. Мысли теснились в голове стрелка, и он не заметил, как забрёл в оружейную. Одноногий сержант-оружейник широко улыбнулся ему: - Сэр, вы меня помните? Имя выпало из памяти Шарпа, но на помощь пришёл Харпер. Ирландец засмеялся из-за плеча: - Тэд Кэрью! - Кэрью! – повторил за другом Шарп и вспомнил ветерана, - Талавера! - Точно, сэр. Стоила мне правого копыта. – он похлопал по деревяшке. – Рад видеть вас в добром здравии, сэр. Шарп тоже был рад встретить Кэрью, тем более что только сержант, похоже, во всех чёртовых казармах знал своё дело. Оружие было ухожено и вычищено, помещение чисто выметено, документы в порядке. Склад Кэрью одарил Шарпа очередным сюрпризом. Бумаги оказались в порядке потому, что подполковник Гирдвуд, уводя второй батальон, не взял ни одного нового мушкета. Все новые мушкеты, смазанные, с заткнутыми дулами покоились в ящиках под замкнутыми в ножнах штыками. Факт свидетельствовал в пользу утверждения Карлайна о распределении рекрутов по другим полкам, где имелись собственные оружейные. - Они, что же, безоружными ушли? – уточнил Шарп. - Нет, с четырьмя сотнями старых ружей, сэр. – сержант Кэрью перелистнул замусоленную страницу гроссбуха, - Вот, сэр. И форму новую оставили, сэр. Несуществующие рекруты не нуждаются ни в оружии, ни в обмундировании, устало думал Шарп. Рассказ Карлайна подтверждался. От мрачных размышлений Шарпа оторвал многозначительный шёпот Кэрью: - Сэр, тут со мной чудная штука вышла. Сержант с опаской огляделся по сторонам, будто их могли подслушать. - Нам было сказано, сэр, что второй батальон теперь батальон запаса, то есть, никаких вербовок, никаких новобранцев. Так ведь, сэр? Побожусь чем прикажете, сэр, как перед Богом говорю, но три недели назад я встретил одну из наших вербовочных команд с целым выводком рекрутов! Сержант Гаверкамп, Горацио Гаверкамп вёл их. Я было сунулся к нему, но он меня обругал и велел убираться к дьяволу. Это мне-то! – оружейник обиженно засопел, - Я пошёл к капитану тутошнему, доложил. Рекрутов-то здесь полгода как не видывали. До Шарпа не сразу дошло, что пытается втолковать ему ветеран. - Ты видал наших вербовщиков? - Своими глазами, сэр! Капитану доложил, как положено. - А он? - А он меня облаял, сэр. У нас нет вербовочных команд, и новобранцев мы не нанимаем! Мол, пить надо меньше. А я, сэр, трезв был, как стёклышко, и с Горацио Гаверкампом болтал вот, как с вами. У него были рекруты, сэр. Целая толпа молодых-зелёных. Но почему же Гаверкамп сюда их не привёл? А, сэр? Можете вы мне объяснить? - Нет, сержант, не могу. Ноздри Шарпа хищно раздулись. Пока не могу. - Может, Гаверкамп нанимал солдат для другого полка? Кэрью засмеялся: - Чтож, я, сэр, нашу форму с чужой перепутаю? Бляхи наши. У барабанщиков на инструментах наши орлы. Нет, сэр. Что-то чудное творится. Знать бы, что. Сержант встал и поковылял к выходу. Ключи позвякивали на железном кольце: - Никто меня не слушает, сэр. Я – старый солдат, сэр, нюхнул пороху, но всем плевать на мои слова. Кэрью выпустил Шарпа, запер железную дверь и, озираясь, горячо прошептал: - В армии, сэр, я с тех пор, как под стол пешком ходил, и на всякие шахер-махеры у меня нюх! Зуб даю, сэр, дело тут нечисто! Вы мне верите? - Верю, Тэд. Солнце садилось. Шарп брёл между бараков. Не хотелось, ох, как не хотелось допускать, что боевой товарищ говорит правду. Ведь, если Тэд ничего не спутал, второй батальон не пропал. Второй батальон спрятали. Спрятали. Звучало, как бред. Увы, иного объяснения не находилось. Весь следующий день Шарп с д’Алембором просматривали документацию, но ничего, что указало бы местонахождение подполковника Гирдвуда и второго батальона им не попадалось. Кэрью не ошибался. Второй батальон существовал и продолжал набирать рекрутов. Вопрос: где существовал? За ответом, как Шарп ни страшился, надо было ехать в Лондон. Страшился Шарп не поездки, конечно, Шарпа всегда раздражала родовая аристократия, а ответы мог дать только лорд Феннер, и страшился Шарп того, что военный министр отвечать откажется. Мол, каждый сверчок знай свой шесток. Но попробовать Шарп был обязан, иначе ради чего он тащился на родину? На плаце Харпер придирчиво осматривал форму стоящих по стойке «смирно» Карлайна, Меррила и Пирса. Глаза у офицеров были красны, лица осунулись после ночной муштры, устроенной ирландцем. Патрик же, приученный войной ко всему, был, напротив, свеж и бодр. - Стой, кто идёт! – послышался у ворот окрик часового, служебное рвение которого подстёгивало присутствие на плацу майора Шарпа. Под арку въехал всадник в роскошном красно-сине-золотом мундире Первого Лейб-гвардейского на великолепном жеребце. Среди унылых казарм конник казался пришельцем из другого мира, лишним и неуместным здесь. - Нелегко же вас сыскать! – посетовал офицер, спешиваясь и направляясь к Шарпу, - Полагаю, вы – майор Шарп? - Правильно полагаете. Капитан отдал честь: - Лорд Джон Россендейл, сэр! Большая честь встретиться с вами! Лорд Джон был юн, тонок, словно тростинка, и красив, словно греческий бог. - Я впервые в этих краях, - лениво поделился он, - Не подскажете, чьих это гончих я обогнал по дороге? Отличная свора! - Понятия не имею. – сухо бросил Шарп, - Вы искали меня? - В точку! – просиял юный вельможа, - Для вас у меня кое-что есть. Он покопался в ташке и недоумённо скривил губы. Пару секунд капитан размышлял, затем щёлкнул пальцами, обозвал себя дураком и полез в седельную суму. - Возьмите! Доставлено в полной сохранности! – юноша протянул Шарпу сложенный лист бумаги, запечатанный сургучом, - Позавтракать у вас я смогу, сэр? Или, может, посоветуете какое-нибудь заведение в городке? Шарп не слышал. Сломав печать, он вчитывался в строчки, написанные витиеватым шрифтом: - Это что, шутка? - Бог мой, нет! – хохотнул Россендейл, - Приглашение настоящее. Он всегда жаждал встречи с вами, а, когда Главный Штаб доложил, что вы возвращаетесь в Англию, он был на седьмом небе от счастья! До нас-то летом дошли слухи о вашей кончине. Весело, да? - Весело? - В точку! – лорд одарил Шарпа дружелюбным оскалом, - Придётся вам, сэр, отряхнуть пыль с парадного мундира! - С парадного мундира? - В точку! Не в этом же вам идти! – лейб-гвардеец смерил Шарпа любопытным взглядом и добавил, - А то, чего доброго, решат, что вы попали в дом через дымоход! Он заразительно рассмеялся, демонстрируя, что ничего оскорбительного для Шарпа не имел в виду. Стрелок держал в руках клочок бумаги, ниспосланный ему самим провидением. Ещё пять минут назад Шарп ломал голову, как ему, мелкой армейской сошке, добиться правды от могущественного вельможи. Как? И судьба послала юного жуира с бумагой, что звала Шарпа встретиться с человеком, которому стрелок был обязан прошлогодним повышением; человеком, расспросами которого даже лорд Феннер не дерзнёт пренебречь. Принц Уэльский, регент Англии, жаждал встретиться с майором Шарпом, и, если повезёт, Шарп дознается, наконец, куда делся второй батальон. А, значит, знамёна Южно-Эссекского взовьются над Францией. ГЛАВА 2 - Жёлтая линия. Придерживайтесь её. - Так точно. – согласился Шарп. - Там вы остановитесь, - облитая белоснежной перчаткой кисть камергера указала, где именно, - Поклонитесь. Говорить кратко, обращаться к Его Высочеству «Ваше Царственное Высочество». Затем снова кланяетесь. Шарп наблюдал за бесконечным потоком людей, движущихся к трону, вот уже десять минут, и ему казалось, что церемониал он и так, без подсказок придворного, выучил наизусть, но камергер говорил, и при каждом взмахе белой перчатки Шарпа обдавало сладким запахом одеколона. - Когда вы поклонитесь второй раз, отступайте назад. Медленно. Прекращаете пятиться, дойдя до львиного хвоста. - царедворец протянул трость в сторону вытканного на ковре геральдического хищника, - Некоторые из господ военных, пятясь, запутываются ногами в ножнах. Во избежание подобного досадного казуса я бы рекомендовал вам держать оружие подальше от тела. - Благодарю за совет. Группа разряженных музыкантов с выщипанными бровями, в напудренных париках усердно терзала флейты и скрипки. Мелодия была Шарпу незнакома и ничем не напоминала привычные для стрелка бравурные марши. Так, музыкальный пустячок, разгоняющий скуку приёма. Шарп чувствовал себя болваном и благодарил Господа, что его не видит сейчас никто из подчинённых: Прайс и д’Алембор остались в Челмсфорде, Харпер поехал за Изабеллой в Саутворк. С потолка на суету внизу взирали выписанные со всеми анатомическими подробностями античные герои. Меж ними, в середине, висела хрустальная люстра, дробя огоньки горящих в ней свечей на тысячи капелек света. Хоть ночь была тёплой, за решёткой высокого камина гудело пламя, и спёртый воздух зала отравляла острая вонь пота, замешанная на женских духах и сигарном дыму. Окружающие помост придворные удостоили дежурных аплодисментов представленного регенту адмирала. Моряк отвесил второй поклон и попятился, прижав эфес к себе, так что сабля в ножнах кормовым флагом взмыла вверх. - Лорд Пирсон, Ваше Царственное Высочество! – объявил церемониймейстер. Лорд Пирсон в придворном мундире шагнул вперёд, угодливо изогнулся, и сердце Шарпа забилось чаще, ибо через пару минут настанет его черёд. Глупо, но стрелка бил мандраж. Его вдруг пронзило острое желание оказаться в Испании, в Африке, всё равно, где, лишь бы подальше от этого вонючего душного зала. Слушая, как лорд Пирсон бормочет положенные по этикету слова, Шарп мучительно соображал, каким образом втиснуть эпопею второго батальона в отведённые стрелку мгновения личной аудиенции. Будто подслушав его мысли, камергер сказал: - Лучше, если вы ограничитесь: «Да, Ваше Царственное Высочество» или «Нет, Ваше Царственное Высочество». - Учту. Честь быть представленными Его Высочеству выпала в тот вечер пятидесяти счастливчикам. Многие привели с собой жён, подобострастно хихикавших всякий раз, когда от помоста с троном доносился взрыв хохота. Остроты здесь слышны не были, но дамы всё равно хихикали. Облачения мужчин сверкали орденами всевозможных форм. Шарп наград не носил, за исключением поблекшего лоскута с вышитым на нём венком. Знаком, которым отмечали храбрецов, первыми ворвавшихся в брешь вражеской крепости. Майор получил его за безумный бег по скользким от крови обломкам стены Бадахоса. Венок Шарп спорол со своей старой куртки и, невзирая на протесты портного, настоял, чтобы тот нашил знак на новую, в буквальном смысле «с иголочки» униформу. Портной согласился взяться за пошив обновки в столь краткие сроки лишь после того, как Шарп пообещал ему почти полсотни гиней и пригрозил пойти на приём к принцу в старом мундире, во всеуслышание объявив портняжку виновником своего позора. Талию новой куртки стягивал яркий уставный кушак, а на плечах красовались майорские звёздочки. Обувь Шарп менять не стал. Он, как мог, начистил сапоги, но ни потёртости, ни заплатку на месте, где кожу проткнул вражеский клинок, скрыть не получилось, и в холле Карлтон-Хауса встречавший стрелка Королевский Конюший брезгливо скосил вниз тусклые буркалы и осведомился, не хочет ли майор Шарп переобуться во что-нибудь более подходящее? - Что не так с моими сапогами? – ощетинился Шарп. - Эта обувь не регламентирована этикетом. - Она регламентирована этикетом для полковников Императорской Гвардии Наполеона! Я шлёпнул одного из них, содрал с него эти сапоги и чёрта с два вам удастся содрать их с меня! Придворный вздохнул: - Как вам будет угодно, майор. На боку Шарпа болтался его тяжёлый палаш в потёртых ножнах. У господ Хопкинсонов на Сент-Олбанс-стрит (отчасти банкиров, отчасти ростовщиков) хранилась богато изукрашенная сабля, преподнесённая стрелку Патриотическим фондом за отбитого под Талаверой Орла, но Шарп надевать её не захотел. Он был солдатом, и пригласили его ко двору, как солдата. Хотя, говоря по чести, с большей охотой Шарп встал бы перед полком Старой Гвардии Бонапарта. - Шаг вперёд, майор. Он повиновался, приблизившись к краю толпы. Видно стало больше, но зрелище вызвало в Шарпе очередной приступ глухого раздражения: пресыщенные самодовольные шишки, расфуфыренные, как павлины. Смех их был столь же легковесен, как и аккомпанирующая ему музыка. На Шарпа они смотрели с недоумением и жалостью, будто на забияку-волкодава с нацепленным по чьей-то нелепой прихоти розовым бантом. Почти все дамы были в белых платьях, туго перехваченных под лифом и свободно ниспадающих до пола. Низкие декольте, обилие драгоценностей, высокие причёски с перьями. Женщина, стоящая сбоку от Шарпа, далеко вытянула шею, выглядывая из-за плеча господина, загораживающего ей обзор. Пот проложил в пудре на её груди блестящие дорожки, скрывающиеся в ямке меж увядших персей. - Добрались в Англию хорошо, майор? – скучающе спросил камергер. - Да, спасибо. - Ещё шаг вперёд, майор. Стрелок шагнул. Он замыкал список представляемых сегодня принцу персон. Из соседнего зала доносился звон бокалов и хохот. Оркестр продолжал играть. Лица приглашённых лоснились от пота. Все, кроме Шарпа, были в белых перчатках, даже мужчины. Присутствовавшие оживлённо беседовали друг с другом, но Шарп никого из них не знал, и оттого ощущал себя лишним. Душным влажным воздухом дышалось тяжело и першило в горле. Женщина встретилась с ним глазами. Некоторое время они играли в гляделки, и Шарп решил, что она улыбнётся ему, но она не улыбнулась, а продолжала сверлить его испытующим надменным взглядом. Стрелок давно её приметил, она выделялась из толпы, как выделяется изумруд в куче гальки. Высокая, изящная, с копной медно-рыжих волос. Глаза её были зелены, как куртка Шарпа, и смотрели эти глаза на стрелка с ясно читавшимся вызовом. Шарп первым отвёл взгляд. Накатила злость, и ему нестерпимо захотелось бросить всё и убраться из этого чуждого места, наполненного чуждыми ему людьми. Однако у него была цель, и ради парней, ждущих его в Пасахесе, он остался. - Помните о ножнах, майор. – придворный, на голову ниже рослого Шарпа, одарил его любезным оскалом, - Позже увидимся. Восторга, впрочем, грядущая встреча у камергера, похоже, не вызывала. Пробил час Шарпа. Он вышел на ковровую дорожку, и лакей в богатой ливрее кивнул ему. Шарп шёл к помосту. Кружилась голова. Сапоги отяжелели, будто чугунные. Ножны так и норовили проскользнуть между коленей. Вокруг хлопали, какая-то экзальтированная дама крикнула: «Браво!» Стрелок побагровел. Сам виноват, распекал он себя мысленно, нечего было сюда лезть со свиным-то рылом! Шарп брёл по красной, как кровь, дорожке к жёлтой линии и был уверен, что с минуты на минуту запутается в ножнах и шлёпнется под хохот всей этой шушеры. Зеленоглазая всё ещё следила за ним. Она тоже хлопала, но без энтузиазма. Опасный человек, отметила она про себя. Опасный, но гораздо более привлекательный, чем она ожидала. Ей описали стрелка, как исчадие трущоб, грязное отродье шлюхи из подворотни. «Ты побрезгуешь тащить его в постель, Анна. – отдавался в её ушах насмешливый голос, - Поговори с ним хотя бы. Выведай, что ему известно». «Может, он не захочет говорить со мной» - капризничала она. «Не будь дурой. Хам откажется говорить с леди? Нонсенс!» «Хам» поклонился. Вышло у него неловко. Было видно, что майор Шарп не привык гнуть спину, и зеленоглазая почувствовала, как от низа живота в ней поднимается тёплая волна возбуждения. Церемониймейстер выждал, пока Шарп распрямиться, и объявил: - Ричард Шарп, Ваше Царственное Высочество, майор Южно-Эссекского Его Величества полка! Всплеском последовавших за этим аплодисментов дирижировала вялая рука с позолоченного трона. Хлопали рьяно, как сегодня не хлопали никому. Шарп смутился. Блеклые пуговицы глаз Принца Уэльского были устремлены на него. Покоящиеся на красных вельветовых подушках тучные телеса регента едва помещались в генеральскую форму, что топорщилась на брюхе и собиралась в складки на необъятных ляжках. Хлопки стихли. Принц разглядывал Шарпа жадно, будто заморскую сладость, в которую не терпится впиться зубами, потом удивлённо осведомился: - Это же форма стрелков, верно? - Да, Ваше Величество. – подтвердил Шарп и мысленно изругал себя последними словами: «Ваше Высочество, остолоп, а не Ваше Величество!» - Но вы же служите в Южно-Эссекском? - Да, Ваше Высочество. – ответил Шарп и зачем-то добавил, - Сир. - Что? Венценосный толстяк подался вперёд, очевидно, решив, что Шарп хочет что-то спросить. Стрелка охватило неудержимое желание перекреститься, и он крепко вцепился в рукоять палаша. Не доставало воздуха, и Шарп, задыхаясь, с трудом удерживал себя на грани обморока. - Великая честь, Ваше Высочество. – словно со стороны услышал Шарп собственный голос. - О, нет! Для меня честь, майор Шарп! Для меня! Принц щёлкнул пальцами. Оркестр запнулся, и почти без перехода грянул военный марш. Толпа ахнула. Раздались аплодисменты, выкрики, и принц лукаво указал Шарпу вправо. Стрелок повернулся. Овация не смолкала. Придворные расступились, образуя проход, по которому гусиным шагом (Шарп его не видывал уже лет двадцать) двигались три солдата в старомодной форме и париках с буклями. Но не солдаты вызвали фурор, как бы чётко ни припечатывали они подошвы. Фурор вызвало то, что они несли. Шарп видел его и ранее, в прокалённой солнцем долине, смердящей палёным мясом. Горела трава, и раненые, не в силах уползти, кричали, пока пламя не добиралось до их патронов. Да, Шарп видел его ранее, но тогда он выглядел иначе. Сейчас древко блестело свежим лаком, начищенный металл сверкал, отражая пламя свечей. В тот день шест был исцарапан и перепачкан грязью, а навершие обагряла кровь, ибо Шарп орудовал им, как алебардой. Покалеченные звали Иисуса и матерей, гремели мушкеты, рядом рычал гэльские проклятия Харпер, отбиваясь от наседающих французов. Наседающих, потому что Шарп крепко сжимал в руках их Орла, первого наполеоновского Орла, захваченного войском Его Британского Величества. Сейчас Орёл был отчищен и отдраен. К основанию приклепали зачем-то лавровый венок. Украшение резало глаз. Оно было лишним. Таким же лишним, как сам Орёл здесь, среди этих довольных собою и жизнью господ. Гвардейцы остановились перед Шарпом и протянули Орла ему. - Возьмите! Возьмите его! – подбодрил с трона регент. Чувствуя себя дрессированной обезьянкой, Шарп повиновался. Размером Орёл был с суповую тарелку. Заносчиво вздёрнутая голова, крючковатый клюв, полуопущенные крылья, конец одного из которых согнулся, когда Шарп сокрушил им череп француза. Шарп смотрел на Орла, и сердце щемило от странной жалости и вины. Место Орла было не здесь, а на задымленных полях сражений. Впрочем, как и Шарпа. Защищавшие Орла французы дрались так отчаянно, как только может биться человек, и то, что Орёл стал игрушкой для этого пустоцвета, было до боли неправильно. - Вы обязательно расскажете мне, как всё происходило! До мельчайших подробностей! – принц шустро соскочил с помоста к Шарпу, - Всё-всё! За ужином! К изумлению стрелка, принц, на правах регента правивший Англией вместо окончательно помешавшегося отца, обнял Шарпа за плечи и увлёк за собой: - Каждая деталюшечка, майор, каждый пустячок! И птичку трофейную возьмём с собой! Поужинаем, поболтаем! Нечасто доводится встретить настоящего героя! Пойдёмте! Так Шарп попал за стол к принцу. Ужин состоял из двадцати восьми блюд, большая часть которых подавалась совершенно остывшими из-за расстояния, отделявшего в Карлтон-Хаусе кухню от Китайской столовой. Вина и шампанского было, хоть залейся. Тилинькал оркестр. Принц Уэльский обхаживал Шарпа, как заботливая тётушка: подсовывал лакомые кусочки, ахал рассказам, журил, когда ему чудилось, что стрелок скромничает, и, в конце концов, полюбопытствовал, что привело майора в Англию? Шарп, весь вечер сидевший, как на иголках, облегчённо вздохнул и поведал свою историю. Кое-кто из прихлебателей регента хмурился, сочтя тему, по-видимому, неподходящей для застольной беседы, принца же загадочная пропажа батальона заинтриговала: - Пропали? Как так: пропали? Мои солдаты не пропадают. Феннер здесь? Феннера ко мне! Быстро! Внутри Шарпа всё пело. Так бывает во время сражения: вот задние ряды неприятеля дрогнули и побежали; от победы тебя отделяют считанные мгновения. Принц-регент задаст военному министру вопросы, на которые тот никогда не ответил бы Шарпу. - А! Феннер! Высокому, сухопарому до засушенности вельможе было слегка за пятьдесят. Придворный мундир подчёркивал нездоровую бледность его физиономии, на которой выделялся огромный крючковатый нос, живший, казалось, собственной жизнью. На лице лорда лежала печать глубокой, даже трагической, озабоченности судьбами нации (а то и мира в целом). Голос у царедворца оказался гнусавым и на диво высоким. Аристократическим. Принц желал знать, почему Феннер собирается распустить Южно-Эссекский полк: - Ну, признавайтесь! Министр бросил холодный взгляд на Шарпа, безошибочно уяснив, откуда ветер дует, и спокойно сказал: - Что вы, Ваше Высочество, и в уме не держал. Это печальная необходимость. - То есть? - Нет рекрутов, сир. - Рекрутов полно! – вмешался Шарп. Лорд Феннер растянул губы в сожалеющей усмешке: - Истощённые, больные, старые. Принц, похоже, начал раскаиваться в том, что сунул нос в дела военные, но не отступал: - Куда пропал второй батальон, а? Просветите нас, Феннер! - Пропал, сир? – министр недобро покосился на Шарпа, - Скорее, сошёл на нет. - Что значит «сошёл на нет»? На небеса живьём вознёсся, так, что ли? - Не совсем. – лорд тяжело вздохнул и, как человек, вынужденный растолковывать элементарнейшие вещи недоумкам, объяснил, - Он существует на бумаге, сир. Обычная бюрократическая уловка, дающая нам возможность не вышвыривать на улицу ветеранов, кои по возрасту ли, по здоровью, не смогут самостоятельно найти пропитание за пределами армии. Коль майору Шарпу угодно закопаться в документацию, я прикажу кому-нибудь из чиновников показать ему бумаги и разъяснить всё, что будет непонятно нашему многоуважаемому герою, а равно и Вашему высочеству. Последние слова Феннера содержали в себе тонкий, почти незаметный оскорбительный подтекст, ибо принц-регент, властвуя над Англией, был не властен в армии и военном министерстве. Не властен, хотя влиятелен. Брат принца, герцог Йоркский, безраздельно распоряжался армией, политиканы распоряжались военным министерством, принц не распоряжался ничем, но имел влияние, которое Шарп и пытался обратить на пользу себе и своему полку. Увы, тщетно. Лорд Феннер был непробиваем: - Полагаю, ваш неожиданно проснувшийся интерес к армейским делам приятно удивит вашего брата, сир. - Едва ли! – невесело хохотнул регент. О том, что между ним и его братом, герцогом Йоркским, Главнокомандующим, кошка пробежала, в Англии не слышал только ленивый, - Фредди считает, что армия принадлежит ему одному. - Как ни сдерживался принц, в голосе его прозвучала злоба, - Значит, Феннер, пропавших батальонов нет? - Боюсь, нет, сир. Принц повернул к Шарпу густо набеленное лицо: - Слышали, майор? Сгинул ваш батальон в бюрократической пучине! Лорд Феннер смотрел на стрелка. Взгляд его не сулил Шарпу ничего хорошего, но интонация была елейной до липкости: - Будьте уверены, сир, мы постараемся подыскать майору Шарпу другой полк. Регент просиял: - Так бы и сразу, Феннер! Только не тяните! Феннер смиренно склонил голову: - Где вы остановились, майор? - Постоялый двор «Роза». - Завтра ждите предписаний. Майор Шарп надеялся перехитрить хитреца, но потерпел неудачу. Ссориться с военным министерством из-за стрелка принц не желал. - Пошлите его в Испанию, Феннер! – принц махнул лакею плеснуть ещё вина и хлопнул пухлой ладошкой Шарпа по плечу, - Впустую съездили на родину, майор? Ну, по крайней мере, это дало нам оказию свидеться снова! Снова? Шарп хотел было поправить явно оговорившегося регента, однако сидевший напротив Россендейл, угадав намерения стрелка, отрицательно качнул головой. - Помните, майор, каким жарким выдался тот денёк, когда мы с вами захватили Орла? «Мы с вами»? Лорд Россендейл задействовал все мимические мускулы лица, умоляя Шарпа не перечить царственной особе, и стрелок подтвердил: - Очень жарким, сир. - Помню, да. Вероятно, безумие, поразившее отца, не обошло и сына. Принц искренне думал, что был вместе с Шарпом в долине Портина, где стенания увечных резали слух. Там были маленькие чёрные змейки, спасавшиеся от пожирающего траву пламени. Разум Шарпа сейчас походил на клубок вот таких вот змеек: бессмысленное переплетение обрывочных воспоминаний, несбывшихся надежд и мрачных предчувствий. Его усилия пропали втуне. Завтра Феннер отправит его обратно, подкреплений для Южно-Эссекского нет, и полку – конец. Принц дружески пихнул Шарпа локтем: - Здорово мы их тогда! А, майор? - Здорово, сир. - Ах, что за день был! Что за день! – принц тряхнул париком, роняя пудру прямо Шарпу в бокал, - О! Сладкие сливки с вином! Угостите майора! Кстати, повар у нас – француз! Каково, майор? Вырваться от принца Шарпу удалось лишь около четырёх утра. Честная компания уселась за карты, и стрелок, отговорившись неумением играть в вист, улизнул. Уверения регента напоследок в том, что не пройдёт и двух дней, как Шарп получит новое назначение, не могли погасить бушующий в душе стрелка пожар ярости и самобичевания. Вырядился, как дурак на ярмарку, губу раскатал! Тоже мне, интриган-недоучка! Лорд Феннер, стреляный воробей, от вопросов науськанного Шарпом принца отмахнулся, как от мух. Феннер врал. Шарп верил сержанту Кэрью и не верил военному министру. Поездка в Англию обернулась провалом. Плечи Шарпа облекал новый мундир (выброшенные на ветер деньги!), голова была свинцовой от сигарного дыма, а настроение – прямо противоположным тому чувству, что окрылило стрелка в миг, когда принц приказал позвать Феннера. Опустошённый и раздавленный, Шарп спустился по ступенькам крыльца Карлтон-Хауса, отвечая на приветствия часовых, и вышел на Пелл-Мелл, освещённую небывалым чудом – газовыми фонарями. Рассветало. Шарп шёл вперед, и стук каблуков гулко разносился по пустым улицам. Впрочем, не совсем пустых. Позади загрохотал экипаж. Цокали копыта, позвякивала сбруя, колёса гремели по мостовой. Шарп не обернулся. Наверно, кто-то из гостей принца решил, что пора баиньки. Поравнявшись со стрелком, карета замедлила ход. Кучер на высоком облучке натянул поводья. Шарп прибавил шаг. Кучер крякнул и стегнул лошадей, нагоняя стрелка. Дверца кареты открылась, бросив на мостовую неровный прямоугольник жёлтого света от горящего внутри фонаря. - Майор Шарп? Стрелок повернулся. Экипаж изнутри был обтянут тёмно-синей тканью, и в этом плюшевом великолепии, будто изумруд в мягком гнезде футляра, сидела она. Зеленоглазая. Одна. Шарп тронул кивер: - Мадам? - Вас подвезти? - Мне ехать далеко. - Едва ли. – жестом она пригласила его занять место рядом с собой. Смелость её граничила с бесстыдством. Да какого чёрта, устало спросил себя Шарп. Лёгкая амурная победа – утешительный финал провального вечера. Он поднялся в экипаж и отправился навстречу пасмурному лондонскому рассвету. Солнце давно взошло. Давно миновало время встречи, назначенной Харперу на постоялом дворе «Роза». Утро клонилось к полудню. Она перекатилась через него. - Ты – последняя игрушка «Принцишки». И моя. Слова её сочились горечью, как если бы она презирала себя за то, что затащила стрелка в постель. Она предавалась любви безоглядно, страстно, будто томилась без ласки долгие месяцы, но, утолив жажду тела, переменилась, превратившись в холодную леди, снизошедшую до простолюдина. Она не улыбалась, когда они ввалилась в спальню. Она не улыбалась сейчас. - Будешь бахвалиться мною перед приятелями-солдафонами? - Нет. – он любовно водил пальцем по её спине. Сверстница, думал он. Прекрасная, но обозлённая на весь мир сверстница. Имени своего она так и не назвала. Острые ноготки впились в его плечо. - Похвастаешь, что переспал с одной из дамочек «Принцишки»? - А это так? Она презрительно сморщилась: - Наш «Принцишка» любит старушек, майор. Чем старше, тем аппетитнее. Он упивается их древностью и затхлостью. – коготком она провела по его шраму, - Как тебе лорд Феннер? - Лживый ублюдок. Впервые он услышал её смех. - Очень точная характеристика, майор. Лорд Феннер – политик, а, значит, готов жрать дерьмо ради власти и денег. А с чего ты решил, что он лгун? Его рука мягко двигалась от её лопаток до бёдер: - Он сказал, что мой второй батальон – фикция. Соврал. - Откуда знаешь, что соврал? – тень усмешки промелькнула на её лице. Уверенность Шарпа позабавила её. - Она набирают рекрутов, а фикциям рекруты не нужны. - Что будешь делать? - Искать второй батальон. На диво нежно она откинула с его лба прилипшую тёмную прядку: - Не ищи. - Почему? Её нога обвилась вокруг него: - Останься в Лондоне, майор. При дворе «Принцишки» полно похотливых шлюшек. Наслаждайся. Разве Феннер не пообещал тебе другой полк? Шарп замер: - Что так? Вопрос повис в воздухе. Шарпа колотило, словно перед большой битвой. Он не знал её имени. Он знал лишь её горячее, ненасытное тело. В ней было что-то от кошки, гибкой грациозной кошки, раскинувшейся нагой на чёрных простынях и следящей зелёными хищными очами за тем, как он одевается: - Могу я дать вам совет, майор Шарп? Он натянул сапоги: - Да. - Не ищите этот батальон. - Выходит, он существует? - Я этого не говорила. – она завернулась в простыню, - Пристройтесь в Лондоне. Позвольте «Принцишке» наиграться вами всласть, но не наживайте себе врага в лице лорда Феннера. Он презрительно хмыкнул: - Что он мне сделает? - Убьёт. Так что не ищите, майор. Он наклонился поцеловать её, но она отстранилась. Он выпрямился: - Я приехал в Англию найти его. - Подите прочь, майор. – она наблюдала, как он пристёгивает палаш, - Там есть чёрный ход. Никто не должен вас видеть. Убирайтесь в свою Испанию! В дверях Шарп обернулся: - Там, в Испании, меня ждут люди, которые верят в меня. Дом казался вымершим. Ни звука, ни шороха. Зеленоглазая молча смотрела на Шарпа, и стрелок понял, что его слова не задевают в её душе никаких струн, но упрямо продолжал: - Они не лорды, они не герцоги, их осмеяли бы в Карлтон-Хаусе, но они те, кто проливает кровь за всех вас. Ради них я здесь. Губы её изогнулись в усмешке: - Прочь. - Если тебе что-нибудь известно о моём батальоне, скажи мне. - Я сказала тебе убираться. – из-под маски холодности прорвалась злость и отчаяние, - Вон! - Постоялый двор «Роза». Я живу там. Напиши мне туда, и письмо меня найдёт. Мне всё равно, кто ты. Постоялый двор «Роза». Она отвернулась, и Шарп ушёл. Переулок, куда выходил задний ход, встретил стрелка ярким солнечным светом. Шарп зажмурился, больше всего на свете желая оказаться там, где и был его истинный дом. В Испании, где шла война. Лондон, город роскоши, лжи и греха, оттолкнул стрелка. Шарп был чужим здесь. Он зло сжал челюсти и побрёл на Друри-Лейн. ГЛАВА 3 Британские солдаты в ярких красных мундирах, с мушкетами, на которых поблёскивали штыки, шагали сквозь дым. Они кричали. Они наступали. Били барабаны. Французы спасались бегством. Они заполошно карабкались по склону холма. Англичане остановились и дали залп. Двое французов в чистенькой синей форме упали. Один выплюнул изо рта кровь, вскинул руки и картинно скатился к начищенным до блеска ботинкам британцев. Французский офицер в сползшем набекрень парике рухнул на колени и простёр сцепленные ладони к англичанам, моля о пощаде. - И тогда, леди и джентльмены, настал звёздный час кавалерии! Оркестр бравурно взвизгнул, и на сцену, размахивая деревянными саблями, выехали четыре всадника. Зрители заорали. Десять разбитых французов построились в линию у подножия бутафорского холма, подняв ружья. Кавалеристы скакали к ним колено в колено. Сверкали шпоры и упряжь. - Копыта их благородных коней оглушающе гремели по полям Виттории! Рокот барабанов стал угрожающим. - Мечи их были воздеты, отражая лучи солнца того славного дня! Деревянные клинки взметнулись вверх. - И гордыня Франции была смирена, леди и джентльмены, войска узурпатора повержены, и мир смятённо лицезрел ужасающую мощь британской кавалерии! Оркестр выдал маловразумительную какофонию. Четыре конника обрушились на французов, и те живописно умирали, ломая руки и истекая кровью из приготовленных пузырей. Сержанта Харпера представление заворожило. Он тряс головой от восхищения: - Вот это да, сэр! Вновь загремели барабаны, всё громче и громче, заглушая вопли возбуждённой публики и изображающих агонию актёров. Задник сцены разошёлся в стороны. Впечатляюще, отметил Шарп. Там, где минуту назад расстилалась равнина Виттории с поддельным холмом, затянутая дымом из горшков вдоль сцены, теперь высился замок. Дробь замедлилась, и в зале начали хлопать в такт ей. Зазвенели цимбалы. Зрители отозвались рёвом. Вещающий «от автора» актёр сбоку подмостков жестом попросил тишины. - Леди! Джентльмены! Поприветствуйте Его Кровожадное, Злобное, Гнилое Величество, властителя Испании милостию братца, поприветствуйте короля Джо! На сцене появился лицедей на чёрном жеребце. Весь облик артиста дышал крайней свирепостью. Он погрозил залу саблей. Зрители начали свистеть. Жеребец переступил копытами и помочился. - Король Джо! – ведущий перекрикивал гомон, - Брат корсиканского людоеда Бонапарта! Милостью брата Джо стал королём гордых испанцев, палачом свободы! Зрители ревели и бесновались. Изабеллу, привезённую из Саутворка, зрелище пленило не меньше мужа. До этого она в театре никогда не была, и следила за разворачивающимся действом, затаив дыхание. «Король Жозеф», он же «король Джо», приказал воскресшим из мёртвых французам: - Убейте англичашек! Сотрите в порошок! Публика ответила ему свистом и улюлюканьем. Ворота замка распахнулись, и выкатившаяся оттуда пушка плюнула в зрителей снопом искр. Изабелла с мужем, казалось, даже мигать перестали. Жетон в ложу дал Шарпу хозяин «Розы»: - Обязательно сходите, майор. Вы же дрались под Витторией. А вернётесь, устрицы и шампанское за счёт заведения. Шарп идти не хотел. Уговорили Патрик с Изабеллой. Ради них он пошёл, но сейчас, когда представление, именуемое «Виктория под Витторией», близилось к концу, находил, что спектакль не так уж плох. Эффекты были продуманы и зрелищны, а девицы, изображавшие у края сцены то ли солдатских вдов, то ли угнетённых испанских крестьянок, как на подбор, красивы. Шарп смирился, придя к выводу, что мог провести этот вечер и хуже. Зал завыл, ибо из-за кулис на сцену хлынули красные мундиры. Спешившийся «король Жозеф» заметался, последовательно теряя шляпу, сапоги, плащ, жилет, рубашку и, под восторженный визг прекрасной половины публики, брюки. Он шустро влез на пушку, прикрывая срам розеткой цветов французского флага. Барабаны били, нагнетая напряжение. Британский солдат потянулся к розетке, вцепился в неё и отдёрнул прочь. Зрители ахнули, но одновременно с рывком красномундирника пал занавес. Зал негодующе загудел. Музыканты разразились триумфальным маршем. Занавес после короткой паузы поднялся, явив всех актёров, участвовавших в представлении («король Жозеф» успел закутаться в плащ). Взявшись за руки, они пели «Горделивых бриттов». Над их головами реял английский стяг. У Шарпа не выходила из ума несчастная зеленоглазая красавица. Она сказала ему убираться обратно в Испанию. Шарп и хотел бы, но он твёрдо знал, что Феннер врёт. Второй батальон существовал не только на бумаге, и стрелка вдруг осенило, как его найти. Актёры и их костюмы навели его на восхитительную в своей простоте идею. Дурак он был, мешаясь в дела, в которых ничего не смыслил. Зеленоглазая предупредила, что Феннер его убьёт. Шарпа угроза не беспокоила, однако странно было сознавать: в родном отечестве Шарпа поджидали враги не менее опасные, чем наполеоновские вояки. Изабелла захлопала в ладоши. Из-за обеих кулис, сидя на подвешенных к потолку трапециях, вылетели две девушки, наряженные Богинями Победы. Их обнажённые ноги были прикрыты лишь юбками из тюля, и мужская часть зала воодушевлённо выла, когда движение трапеций откидывало ткань назад. Богини сыпали на поющих лицедеев лавровые венки. Богини исчезли, когда «Горделивые бритты» закончились. Оркестр грянул «Правь, Британия, морями». Гимн, может, и не слишком подходил для данного случая, но зато текст его был известен зрителям. Лицедеи торжественно пели со сцены, из зала им помогала публика, принявшаяся хлопать после того, как затихли последние ноты. Актёр, выступающий «от автора», поднял руки, требуя внимания. Незрелые юнцы из партера подняли было хай, чтобы на сцену вернули полуголых Богинь, но их быстро успокоили. Барабаны рокотали то громче, то тише. - Леди и джентльмены! Сегодня вы видели представленную столь достоверно, сколь позволило наше скромное искусство, великую победу, одержанную благородными бриттами над грязными ордами корсиканского чудовища. Дробь перекрыла улюлюканье. Ведущий призвал зрителей к молчанию: - Храбры были наши воины, леди и джентльмены! Храбрее храбрых, доблестнее доблестных! Невзирая на пули и картечь, сабли и штыки, кровь и пламя, вырвали они у врага эту победу. Позади Шарпа скрипнула дверь. Стрелок не оглянулся, думая, что это присматривающая за ложами служка. - Но, леди и джентльмены, из всех смелых, из всех яростных, из всех непримиримых не было никого отважнее, не было никого смертоноснее и неукротимей, чем… Лицедей не окончил фразу, вместо этого он протянул ладони к ложам, и туда же направили фонари, освещая (О, ужас!) ту нишу, где сидел Шарп с четой Харперов. Перед ними обнаружились невесть как проскользнувшие Богини Победы с лавровыми венками в руках. Под дребезг цимбалов зрители вставали со своих мест и аплодировали, повернувшись к ложе Шарпа. - Леди и джентльмены! Сегодня среди нас герои, захватившие под Талаверой французского Орла, ворвавшиеся в орошённую кровью брешь Бадахоса, растоптавшие самомнение тирана под Витторией! Майор Ричард Шарп и его сержант Харпер… Договорить ему не дал взрыв хлопков и криков публики. - Встань, миленький. – шепнула на ухо стрелка одна из Богинь. Он поднялся, и она напялила ему на макушку венок. - Эй, Патрик, что за чёрт… - начал Шарп и осёкся, потому что Харпер его не слышал, вовсю наслаждаясь происходящим. Ирландец махал публике, и та заходилась в экстазе. Ничего удивительного: в крохотной ложе и без того здоровенный сержант казался сказочным великаном, способным раздавить всю французскую армию одним шлепком. - Сделай тоже им ручкой, дорогуша. – прошептала Богиня, - Они заплатили хорошие деньги. Как загипнотизированный, Шарп повиновался. Она потянула из ножен палаш: - Покажи им его, сладенький. - Оставь оружие в покое! - Прости, красавчик, так мы зарабатываем на хлеб. Она приторно улыбалась залу, указывая на Шарпа, будто дрессировщик, представляющий ротозеям умеющую стоять на задних ногах собачку. Краска и пудра покрывала лицо Богини таким же толстым слоем, как и пухлую физиономию принца-регента. Шарп дёрнулся скинуть венок, но Богиня схватила его за руки. Зрители пялились на двух солдат. - Леди и джентльмены! Благородные герои, коих вы видите перед собою, остановились на постой рядом с нашим театром, в таверне «Роза», где они охотно, я уверен, поведают о своих умопомрачительных подвигах тем, кто не поскупится смочить им горло кружкой-другой доброго английского эля! Зрители бесновались, а Шарп мысленно честил себя, не стесняясь в выражениях, за то, что позволил себе пасть жертвой дешёвого трюка, имеющего целью завлечь посетителей в чёртов трактир. Стрелок высвободил руку, сорвал с головы венок и швырнул к сцене. Публике жест понравился, они решили, что он рассчитан на них, и гомон усилился. - Сержант Харпер! - Слушаю, сэр? - Прочь отсюда, к чёртовой матери! Благоразумный ирландец знал, когда не стоит перегибать палку. Он поклонился на прощанье зрителям, снял свой лавровый головной убор, бросил в зал и поспешил за командиром. Изабелла, напуганная ярким светом и Богинями, семенила следом. - Самый проклятущий вздор в этом распроклятом городе! – шипел сквозь зубы Шарп, - Господь Всемогущий! Он пинком отворил дверь театра и вывалился на Друри-Лейн. - Они не имели в виду ничего дурного, сэр. - Выставили меня посмешищем! Прошлая ночь у регента, провальная, как нос сифилитика, а теперь ещё и это! - Не было под Витторией никакого чёртова замка! – ни к селу, ни к городу вспомнил Шарп. - Сэр! – окликнул Харпер, видя, что командир сворачивает в проулок, - Нам не туда! - Чёрта с два я сейчас пойду в «Розу»! Харпер ухмыльнулся. Шарп в гневе был страшен, но дюжий сержант изучил его, как облупленного. - Сэр. – произнёс ирландец терпеливо, будто говорил с капризничающим дитятей. - Что? - Они не имели в виду ничего дурного, сэр. А нам – дармовая выпивка, а? – последнее, по его мнению, искупало любые неудобства. Шарп смерил его полным негодования взглядом. Изабелла приникла к мужу, боязливо косясь на разбушевавшегося майора. Шарп прочистил глотку, покашлял и пожал плечами: - Вот сам и иди. - Сэр, они захотят поглазеть на вас. - Позже приду. Через час. Харпер довольно кивнул. Гроза миновала. - Через час, так через час, сэр. - Не очень-то рассчитывай. – буркнул Шарп, надел кивер и пошагал в переулок. - Куда он? – спросила Изабелла. - Бог знает. – ответствовал сержант, - Наверно, к той, у которой был прошлой ночью. - С чего ты решил? – Изабелла пихнула мужа локтем, - Может, он будет просто гулять? - Будет. – засмеялся Харпер, - Ой, как будет. Повернувшись к выпавшей из театра публике, он отвесил им поклон и повёл всех желающих в таверну, чтобы хлестать купленную ими выпивку и потчевать длинными, изобилующими подробностями байками, на которые так горазды ирландские солдаты. Анна, вдовствующая графиня Камойнс, рассеянно прислушалась к звукам музыки, льющейся из просторного мраморного холла, где герцог давал приём для нескольких близких друзей. Нескольким близким друзьям, числом от четырёх до пяти сотен человек, гостеприимство хозяина пришлось по вкусу. В саду был устроен искусственный водопад, струи которого наполняли несколько крохотных прудиков, освещённых бумажными фонарями, чтобы облегчить выуживание рассыпанных на дне драгоценностей, что гости и делали с помощью игрушечных неводов на ручках из слоновой кости. Принц-регент, посвятивший необычной рыбалке около полутора часов, утверждал, что приём удался на славу. Кивая знакомым, леди Камойнс вышла на ступени сада. Мало кто из гостей нуждался в тех рубинах и топазах, что сверкали под хвостами золотых рыбок, так же сильно, как она. Весь высший свет знал о её долгах, не уставая перемывать ей кости, потому что, несмотря на долги, она ухитрялась содержать слуг и экипаж, обязательных для людей её круга. По слухам, графиня Камойнс навострилась обменивать на звонкую монету изящное прекрасное тело, и поделать с этими грязными шепотками Анна ничего не могла, ибо (увы!) они не врали. Ей очень шло простенькое платье из сиреневого шёлка. Обмахиваясь кружевным веером, она отпила из бокала шампанского. Принц-регент оторвался на миг от увлекательного и выгодного увеселения, чтобы приложиться к бутылкам на столах, накрытых у края лужайки. На нём сегодня был жуткий серебристый кафтан с золотой отделкой ( - Анна, душа моя… Она повернулась. За её спиной стоял лорд Феннер. Взглянув без интереса на резвящегося регента, министр насыпал на тыльную часть ладони нюхательного табака: - Позволь мне высказать тебе мою признательность. - За что, Саймон? Феннер встал на одну ступеньку с ней, втянул подвижным, как у крысы, носом табак. Брови его вскинулись домиком, и он громко чихнул. Щёлкнула крышка табакерки. - За твой тет-а-тет с героическим майором Шарпом. Смею надеяться, тебе ваша встреча доставила столько же радости, сколько мне. Он язвительно улыбнулся. Она не сочла нужным отвечать. - Ты же не затащила его в постель? Ревность в его голосе позабавила графиню. Когда-то военный министр был одержим идеей жениться на ней, она отказала, и он выкупил векселя её покойного мужа. Но она отказывалась стать женой Феннера даже после того, как он вынудил её к близости. Сейчас мысли о браке с ней вызывали у Феннера презрительную гримасу, а близость превратилась в средство унижения Анны. - Так как, Анна? Ты затащила в постель нашего недомытого защитника Отечества? - Не пори чепухи. - Видишь ли, душа моя, я волнуюсь. Болтают, что наши солдатики привозят из Испании какой-то зловредный вид сифилиса. Ответь мне, Анна, он - сифилитик? - Как-то не представилось случая выяснить. Хохочущие счастливчики доставали из мокрых сетей драгоценные камни. - Учти, душечка, если мне понадобятся услуги врача, счёт я пошлю для оплаты тебе, - смех у Феннера был дребезжащим и неприятно резал слух, - Впрочем, за предупреждение спасибо. После полудня леди Камойнс прислала министру записку, где сообщала, что майор Шарп намерен во что бы то ни стало отыскать второй батальон. Анна чуяла, насколько важны эти сведения для Феннера, и машинально прикинула, как могла бы обратить их себе на пользу. - Что будешь делать с майором Шарпом, Саймон? - Делать? Упаси, Боже. – Феннер поклонился взбегающему по лестнице приятелю, - Завтра майор Шарп получит предписание возвращаться в Испанию. - И всё? Секунду он испытующе смотрел в её зелёные очи: - С чего ты так печёшься о нём, Анна? Я начинаю сомневаться, действительно ли ваша встреча носила невинный характер? От водопада донеслась буря весёлых выкриков: юный вертопрах выудил крупный рубин и под оглушительные вопли приятелей вставил его меж прелестных грудок одной из актрисулек, столь любимых окружением принца. - К утру, Анна, персона майора Шарпа будет интересовать лишь могильщиков и заждавшихся его с лета червей. - С лета? Взором Феннер бесстыдно нырял в её декольте: - Летом нам пришёл рапорт о том, что майор Шарп повешен, но позже выяснилось, что казнь была инсценирована. Жаль. Как глубоко ты задышала, ты взволнована? Что, он так хорош в постели? - Мы беседовали, только и всего. - Пресмыкался, наверное, перед тобой? – он помедлил и сказал с недобрым прищуром, - Не вздумай предупредить его, Анна. Не искушай меня отнять за долги твоё глочестерское имение. Он бросил к её ногам тяжёлый мешочек и добавил с надменным смешком: - Тебе придётся смирить гордыню и поклониться мне… Хотя бы ради того, чтоб поднять с земли свою плату за беседу с простолюдином. Если у меня будут гореть оба фонаря, когда ты поедешь домой, загляни. Небрежно кивнув ей, он спустился к резвящимся придворным. Анна, вдовствующая графиня Камойнс, сделала шажок вперёд, накрыла мешочек подолом и, быстро присев, подобрала подачку Феннера. Мешочек был влажным. Должно быть, в нём находились камешки, выловленные прижимистым лордом из водоёмов в герцогском саду. Интересно, устало подумала она, хватило бы камешков, щедро рассыпанных по дну прудиков, на оплату векселей её мота-супруга? Векселей, ради которых она ложилась в постель к Феннеру, лишь бы сын, отосланный в дальнюю школу, мог унаследовать не долги отца, а родовое поместье. Деля с министром ложе, она ненавидела его, презирала себя, но выхода из ловушки, в которую загнала её расточительность покойного мужа, не было. Новое замужество могло решить все проблемы, но кто отважится взять в жёны вдову с огромным долгом в качестве приданного? Она вернулась в дом, не в состоянии наблюдать, как другие черпают из воды богатство, и не имея возможности последовать их примеру из-за неизбежных в её положении насмешек за спиной, а то и в лицо. Мысли графини переключились на Шарпа. Приглашая его в свою карету, она не собиралась заканчивать спальней. Ей хотелось обольстить стрелка, поддразнить, почувствовать свою власть хоть над кем-то, хоть над этим родившимся в канаве солдафоном, но женская природа взяла своё, и Анна испытывала за это к себе отвращение, соперничать с коим могла лишь злость на Шарпа. За то, что он не мог остаться с ней навсегда; за то, что хотела его; за то, что он был нежен и чуток с ней; за то, что с ним она впервые за много лет снова почувствовала себя женщиной. Ненавистный Феннер опасался Шарпа, а всякий, кого боялся Феннер, мог стать её другом. По словам министра, сегодня ночью Шарп умрёт. А если нет? Она остановилась. Далёкий и прекрасный мираж отмщения длинноносому встал перед ней, кружа голову. Если Шарп выживет, если докажет, что способен отыграть у Феннера хоть один ход, то (возможно) кроме жизни своей он получит союзницу. Графиня оглянулась на сад. Глаза её заискрились. Она тоже получит союзника, героя-воина, с которым не страшно выступить против могущественного министра. Если только эту ночь веселья и сумасбродной роскоши её герой-воин переживёт. Ричард Шарп направлялся в поганое местечко, и делал это по доброй воле, в здравом уме и твёрдой памяти. Он шёл в трущобу. Таких было много в Европе, но до лондонских им было далеко. Дома теснились друг к другу, построенные кое-как, и порой без видимой причины рушились, погребая под тоннами дерева, кирпичей и черепицы жильцов да случайных прохожих. Здесь навсегда поселились болезни, голод, нищета и тоска. Здесь и был родной дом Шарпа. Он жил в этих переулках ребёнком, научился вскрывать замки и отворять ставни. Здесь он познал первую женщину и впервые убил мужчину ещё до того, как ему исполнилось тринадцать. Шарп не спешил. Здесь всегда царил мрак, лишь кое-где разорванный светом факелов у дверей торгующих джином лавок. Из тупиков офицера жалили настороженные взгляды злых глаз, пылающих на измождённых порочных образинах. Одеждой их обладателям служили лохмотья. Кричали дети. Где-то плакала женщина. На неё орал мужчина. Об уединении тут не приходилось и мечтать. Вся жизнь пробегала на виду у хищных соседей. - Сэр? – тонкая ручонка махала ему от дверей. Он отрицательно покачал головой, прошёл было мимо, но потом вернулся. Тощенькую девчушку охранял омерзительно пахнущий калека без ног, поигрывающий ножом: - Можете пойти с ней в подворотню. Недорого. Шарп наклонился к нему: - Где найти Мэгги Джойс? - А ты кто такой, чтоб её спрашивать? - Где найти Мэгги Джойс? – повторил Шарп с угрозой. Подействовало. Калека накрыл лезвие ножа ладонью, как бы показывая, что не ищет неприятностей: - Площадь Реннета знаете? - Да. - Она там. Это соответствовало сведениям, полученным у попрошайки на Друри-Лейн, и в благодарность Шарп дал девчушке безногого монетку. Бедняжка вряд ли доживёт до восемнадцатилетия. Площадь воняла хуже, чем ему помнилось. Все помои, все отходы, моча с дерьмом выплёскивались из домов наружу, скапливаясь в канавах (куда сбрасывались и трупы тоже). Удивительно, но даже спустя годы Шарп легко находил дорогу в этом лабиринте гнилых улочек, где могла раствориться без следа целая армия. Никто из врагов не выцарапал бы отсюда Шарпа, но и друзьям извне добраться до него здесь было бы невозможно. Здесь хозяйничали бедные и убогие. Тут было их жалкое царство, и они гордились его дурной славой, потому что в ней заключалась защита от внешних угроз. В тесных грязных проулках убивали, грабили, насиловали и калечили, но найти преступников не удавалось никогда: единственным законом, действовавшим в трущобах , был закон молчания. Местные обитатели следили за Шарпом. Они оценили и сапоги, и палаш, и кушак, и форму. За любую из вещей скупщик легко дал бы шиллинг, а шиллинг в Сен-Жиле был сокровищем, стоящим убийства. Внимания удостаивалась и кожаная сумка, висящая на боку стрелка. От самой Виттории сумку эту попеременно, днём и ночью, сторожили Шарп и Харпер (исключая перестрелку под Толозой, когда сумка на время перешла к Изабелле). Как ни манили к себе вещички Шарпа, но головорезы замечали также рост стрелка, шрам, хищные повадки и предпочитали не связываться, позволяя себе только сплёвывать рискованно близко от блестящих носков ботфорт. Шарп двигался к факелу на ржавой скобе, мятущийся свет которого озарял ступеньки невысокого крыльца, оккупированного пьяным бабьём. Кривая на один глаз ведьма в правой руке держала полупустую бутылку, в левой – ребёнка. Её соседка, с окровавленной головой, кормила двух младенцев обвисшими грудями. Шарп прошёл мимо них и толкнул тяжёлую дубовую дверь. Сальные свечи, оплывающие на крюках под потолком, освещали толпу народа разного пола и возраста. Джин в трущобах пили все. Только он давал блаженное забытьё. Шарпа встретили враждебным молчанием. Он стал проталкиваться вперёд, держа одну ладонь на кошельке, а второй крепко сжимая сумку, ради которой и пришёл сюда. Разок пришлось рыкнуть на детину, не желавшего пропускать стрелка. Видя, что солдат их не боится, обитатели дна неохотно уступили дорогу, и Шарп оказался у стола, где высились ряды бутылок, и стоял бочонок эля. Спиртное стерегли два крепыша с непроницаемыми лицами. Один поигрывал дубиной, у другого был пистолет с широким раструбом дула. За спиной Шарп слышал тихие проклятия в свой адрес и пожелания убираться к чёрту. Всё пространство за столом заполняла статная ширококостная женщина. Рыжие волосы с проседью были собраны на затылке в гульку. Рядом с ней, прислонённая к стене, покоилась окованная железом колотушка. - Чего тебе, солдат? «Солдат». Офицеры сюда нечасто заглядывали. - Мэгги? Она с подозрением всмотрелась в него. Он назвал её по имени, но кто в трущобах не знал Мэгги Джойс? Мэгги Джойс, утоляющую джином вечную жажду местных насельников; Мэгги Джойс – повивальную бабку и сводню; Мэгги Джойс, восемь раз выходившую замуж и столько же раз овдовевшую. Годы добавили ей пышности, но под жиром скрывались мышцы, силе которых позавидовал бы иной мужчина. Лицо исчертили морщинки, а ведь она, думал Шарп, всего на три лета старше него. Один из охранников по её знаку шагнул к Шарпу. - Ты кто такой? – спросила она сурово. Шарп улыбнулся: - А где Том? - Ты кто? – в голосе её прорезалась сталь. Шарп сдёрнул кивер. Улыбка стала шире: - Мэгги, Мэгги… Она нахмурилась, обратила внимание на офицерский кушак, сумку, палаш, затем взор её поднялся выше, к обветренному лицу над чёрным воротником и… ахнула, обмякнув: - Господи, ты? – она так и не избавилась от ирландского выговора, единственного наследства, доставшегося ей от родителей, не считая быстрого ума и недюжинной силы, - Ты? Дик… - Он самый. – Шарп не ведал, смеяться ему или плакать. Мэгги выбежала из-за стола, прижала к себе, и на глазах удивлённого до крайности трущобного люда офицер обнял её в ответ. - Господи Боже, полюбуйтесь-ка на него! Ты – офицер? - Офицер. - Христос на кресте! Тогда меня они должны сделать папой римским! Надо выпить! - Надо. – он водрузил кивер на стол, - А где Том? - Умер Том. Лет десять тому. Боже мой! Боже мой! Какой ты стал! Постель понадобится? - Я остановился в «Розе». Она вытерла слёзы: - Были времена, Дик Шарп, когда всё, чего ты желал от жизни – моя постель. Иди-ка сюда. Дай тем грешникам хорошенько полюбоваться тобой. Они сели рядком на лавку. Сумку стрелок положил на пол, вытянув длинные ноги под конторку. Мэгги Джойс не сводила с него восхищённых глаз: - Господи! Какой же ты! Держась за руки, как дети, они смеялись. Когда он сбежал из приюта, она стала ему матерью, старшей сестрой, первой женщиной. Тогда она была тоненькой и гибкой, как хлыст. Слёзы катились по её щекам: - А я-то думала, ты давно сгинул! - Нет уж. – тряхнул он волосами. И снова они хохотали тому, что сбылось меж ними и тому, чему не суждено было сбыться. Пока она принимала монетки у пьяниц, наливая в оловянные кружки джин, два человека, следовавшие за Шарпом от Друри-Лейн, затаились в толчее. Один, несмотря на зной, кутался в пальто. Другой был местный. Оба имели при себе оружие, с которым превосходно управлялись, и много, много терпения. Они ждали. ГЛАВА 4 Двум ребяткам, сумей они перехватить Шарпа на пути к Мэгги Джойс, могло фантастически повезти. В задней комнате лавки Мэгги Шарп развязал кожаную сумку и высыпал на стол королевские бриллианты, добытые под Витторией. Ирландка тронула драгоценности пальцами, протёрла глаза, будто убеждая себя, что не спит: - Господи Боже, Дик! Они настоящие? - Настоящее некуда. - Пресвятая Дева Мария! – она подняла ажурное золотое ожерелье с жемчугом и бриллиантами, опасливо уточнив, - Не краденые? - Ни Боже мой. – заверил её Шарп и, в общем, не соврал. Бриллианты являлись частью сокровищ, брошенных французами при отступлении от Виттории. Многие разбогатели в тот день, но никто не переплюнул Шарпа с Харпером, первыми подоспевших на то поле золота и самоцветов, шёлка и серебра. Мэгги зачарованно копалась в груде драгоценностей: - Ты – богатей, Дик! Тебе это известно? Шарп довольно скалился. Такова судьба солдата: сегодня – грудь в крестах, завтра – голова в кустах. - Можешь продать это для меня, Мэгги? - Могу. – камень колечка, поднесённого ею к свече, брызгал искорками света, - Помнишь Косого Моисея? - В зелёном плаще и всегда с дрыном? - Он. Сынишка его – тот, кто тебе нужен. Обращусь к нему. Он даст хорошую цену, но придётся запастись терпением. – ирландка сгребла драгоценности обратно в сумку. - Мне не горит. Жменю бриллиантов Шарп продал Хопкинсонам, но сомневался, что получил за побрякушки хотя бы половину их истинной стоимости. Ещё менее он доверял надутым лондонским ювелирам. Мэгги Джойс, королева преступной окраины, была честнее всех их, вместе взятых. Она возьмёт свои комиссионные, конечно, но пусть уж лучше она, чем жирные торгаши, видящие в Шарпе всего лишь ещё одну готовую к стрижке овцу. Ирландка открыла буфет, набитый хламом и спрятала с драгоценностями в тряпьё. - Деньги тебе нужны, Дик? - Нет. Золотом друзья тоже подразжились. Под Витторией оно россыпью валялось в грязи. Сумму размером с годовое жалование Шарп положил к армейским посредникам, всё тем же Хопкинсонам. На капиталец во время его пребывания в Испании будет набегать небольшой процент. Стрелок черкнул адрес конторы Хопкинсонов для Мэгги: - Вырученные деньги, Мэгги, положишь сюда на моё имя. Она засмеялась: - Всегда ты был везунчиком, Дик Шарп! Первый раз увидела тебя, гадала, что милосерднее: накормить заморыша или утопить, как котёнка? Господь подсказал мне приютить тебя, и, как всегда, Он оказался прав! Ну что, теперь-то ты выпьешь со мной? Всё отошло на второй план: лживый Феннер, пропавший полк. Шарп пил джин с Мэгги Джойс, вспоминая давно забытое прошлое, пропахшее нечистотами и кровью; прошлое, которое в устах Мэгги, с её ирландским воображением и красноречием, превращалось в волшебную сказку о благородных юных ворах, на стороне добра сражающихся со злом. Ушёл он поздно. Колокола в городе пробили без четверти три. Разум туманил джин. После задымленной комнатушки стоявшая на улочках вонь ощущалась слабо. - Береги себя! – кричала ему вслед Мэгги, - И поскорей возвращайся назад! Переулки были темны, как душа откупщика. Вышла луна, однако её сияние сюда не проникало. Слишком высоки были дома, слишком тесно натыканы. Шарп надрался и понимал это. Он будто наведался в минувшее, размяк и оттаял. Пересёкши дворик, стрелок прошёл под арку. В сентиментальном умиротворении, навеянном джином и воспоминаниями, трущобы представлялись Шарпу уютным, душевным уголком, населённым добрыми, дружелюбными людьми. Шарп громко расхохотался. Сатана задери всех лордов, особенно брехливых, как псы, политиканов! Никого сейчас стрелок не ненавидел так сильно, как гнилых до самого нутра политиканов. Двое мужчин неотступно следовали за ним, соблюдая дистанцию, но и не теряя из вида. Визит намеченной жертвы в Сен-Жиль стал приятной неожиданностью для головорезов, ведь дурашка сам вёл их туда, куда даже боу-стрит-раннеры ( Душегубы знали, на кого охотятся, но боевые навыки жертвы их ничуть не пугали. Они не боялись воина, они не боялись прославленного воина, и уж определённо они не боялись пьяного вдрызг прославленного воина. Как бы ни был ты быстр и умел, нападение исподтишка застанет тебя врасплох. Шарп испустит дух, прежде чем поймёт, откуда исходит опасность. Стрелок и не подозревал, что за ним следят. Прошлое владело им. Плакали дети. В Сен-Жиле всегда плакали дети, но только маленькие. Годам к четырём жизнь заставляла их усвоить накрепко: плач бесполезен. Мысли Шарпа перескочили на оставшуюся в Испании дочь, и стрелок пьяно прослезился, привалившись к стене. Народу вокруг хватало. Потаскушки выстроились вдоль домов. Другие возвращали домой с промысла на Друри-Лейн. Их сутенёры, жестокие хозяева, отбиравшие выручку и вознаграждавшие побоями, кучковались под редкими факелами, что высвечивали островки грязи и кирпичи. Шарп глубоко вздохнул. Последний раз он так налакался под Бургосом, в ночь перед взрывом. Отсюда, с лондонского дна, Испания казалась сном и сном чужим. Будто не Шарп рвал французов за Орла под Талаверой, будто кто-то другой бежал под картечью в брешь Бадахоса… Шарп оттолкнулся от склизкой стенки и поковылял дальше. Шаги за спиной привлекли его внимание. Он неловко развернулся, предпочитая встречать лицом опасность, какой бы она ни была. Из-под ближайшей арки вынырнула девушка, огляделась и поспешила к нему. На ней была шаль, глазищи сверкали нездоровым чахоточным блеском. Чахотка лучше сифилиса, отстранённо решил Шарп. Она, по крайней мере, одаривает горемык потусторонней неземной красотой до того, как они выкашляют лёгкие. Девушка подняла юбки, перепрыгивая канаву, и вильнула бёдрами, подходя к Шарпу. На её губах играла несколько нервная улыбка: - Скучаешь, красавчик? - Нет. – разочаровал её Шарп. Она, по-видимому, надумала подзаработать на похоти проходящего мимо подвыпившего офицерика, да только просчиталась. К его изумлению, она обвила худыми руками его шею и, прильнув щекой к его щеке, прошептала: - Я от Мэгги. У тебя на хвосте парочка живодёров. Он обнял её. Справа виднелась подворотня. Насколько он помнил, она вела в тупичок, куда выходили чёрные ходы двух домов. В дальнем конце имелась деревянная лестница в мансарду, где когда-то жил еврей. Он носил пейсы и ходил всюду, уткнувшись в книжонку. Обитатели Сент-Жиля не трогали старика, полагая безвредным чудаком, с которого и взять-то нечего, а после смерти в его каморке под крышей нашли тысячу золотых гиней. По слухам. Такими слухами полнились трущобы. - Идём. Шарп схватил девушку за руку и потащил в подворотню, пьяно гогоча, хотя предупреждение протрезвило его со скоростью двадцатифунтового ядра. В тени лестницы он остановился. Девушка с готовностью начала задирать юбки. - Э, милая, мне это не нужно. – ухмыльнулся он. - Поверь мне, нужно. – талию её охватывал кожаный пояс с крючком, старое воровское приспособление для того, чтоб прятать краденные вещи. У девушки же на крючке висел пистолет телохранителя Мэгги. Ствол оружия оканчивался раструбом, как у мушкетона. Так же, как мушкетон, пистолет заряжался рублеными гвоздями, которые вылетали широким веером, шпигуя металлом всё на своём пути. Лучшее оружие ближнего боя, что в подобной ситуации только можно пожелать. Дуло было заткнуто тряпками, чтоб удержать заряд на месте. Шарп вытянул лохмотья и несколько раз сильно стукнул рукоятью о землю, утрамбовывая металлические кусочки в дуле, и взвёл курок. Тот шёл туго. - Кто они? - Одного звать Джем Липетт, он местный. Второй – чужак. Джемми – наёмный убийца. – говорила она буднично, словно не видела в профессии платного ухореза ничего необычного. Впрочем, в трущобах так оно и было. Шарп вынул из ножен палаш: - Давай мне за спину. Она скользнула за него. Сколько ей, пятнадцать? Четырнадцать? Средства к пропитанию добывает, торгуя собой. Вырваться из Сент-Жиля девушкам было невозможно, разве что совсем уж ослепительные красавицы перемещались западнее, где за такой товар платили дороже. - Откуда знаешь Мэгги? – он не понижал голос. Те, что охотились на него, ожидают услышать разговор девицы с клиентом. - Работаю на неё. - Когда-то она была красива. - Да? – без интереса спросила девица, - Она сказала, ты вырос здесь? - Точно. - Родился тоже? - Нет. – входя сюда, он притворил ворота, и теперь не сводил с них глаз, - Родился я на Кэт-Лейн, а сюда попал, когда сбежал из приюта. - Мэгги сказала, ты тут кого-то кокнул? - Было. Тебя как зовут-то? - Белль. Он умолк. Кокнул он ублюдка, отнимавшего у ирландки её невеликие доходы. Перерезал ему глотку, так что кровь залила Мэгги с ног до головы. Мэгги же вместо благодарности наградила Шарпа подзатыльником. Не по злобе, из страха за него. Она отослала тогда Шарпа из Сен-Жиля. Убитый был одним из некоронованных владык трущоб, и друзья его взалкали бы мести. Мэгги спасла Шарпу жизнь в те дни, и теперь делала то же самое. Кто-то другой на её месте, возможно, дал бы мерзавцам сделать своё дело, присвоил бы бриллианты и зажил припеваючи. Кто-то, но не Мэгги. Убийц, казалось, и след простыл. Поблизости гавкал пёс. Лай сменился скулежом. Хозяин, видимо, пинком велел собаке заткнуться. Нестройное пение и хохот, доносившиеся от винного магазина, смешивались с детским хныканьем и перебранками взрослых, вынужденных делить каждую комнатушку с другой семьёй, а то и двумя. Девушка сзади Шарпа зашлась в кашле, рваном, надрывном, что убьёт её ещё до следующего лета. Кашель, наверняка, донёсся до переулка, где головорезы, по всей видимости, не могли понять, куда делся Шарп. Ворота скрипнули, приоткрылись и замерли вновь. Девушка вцепилась в стрелка. Шарп затаился, держа дуло пистолета повыше, чтоб заряд не высыпался раньше срока. Створки открылись ещё на десяток сантиметров. Другого хода во двор не было. Ворота не двигались, и Шарп начал опасаться, что убийцы решили подстеречь его снаружи вместо того, чтобы наобум ломиться во дворик. Их надо было заманить сюда, дав понять, что он растерял последнюю осторожность и его можно брать тёпленьким. Боевой задор охватил Шарпа, тот задор, что всегда охватывал его перед дракой с лягушатниками, тем более, что задача сейчас стояла перед Шарпом аналогичная: вынудить врага принять бой на условиях стрелка. Шарп оскалил зубы. Если они пришли убить его, им придётся очень постараться. - Белль? – прошипел он. - Что? - А ну-ка, пошуми! Она поняла, что он имеет в виду. Долгий стон сорвался с её губ, девушка громко задышала, приговаривая томно: - Да-а! Да, милый, да! Убийцы купились. Двигались они, надо отдать должное, стремительно, и Шарп прозевал миг, когда они ворвались в тупик. Он среагировал лишь на тусклый блеск стали у самой лестницы, подался назад и дёрнул спуск. До последней секунды он боялся, что ветхая бандура не сработает, но запал вспыхнул, и Шарп зажмурился. Грохнуло. Пистолет взбрыкнул в ладонях. Грязное это было всё же оружие. Словно маленькая пушка, заряженная картечью. Облако смертоносного металла вылетело из конусного дула, смело двух убийц и защёлкало рикошетами по стенам. Шарп ринулся к врагам, рыча. Тот, что носил пальто, был мёртв. Он всё ещё сжимал пистолет, однако то, из чего мгновеньем раньше состояла его башка, теперь медленно стекало по кирпичной кладке. Второй, весь в крови, сыпля проклятиями вперемежку со стонами, пытался встать. У него был нож. Лезвие палаша выбило из его ладони тесак и упёрлось в кадык: - Ты что за птица? Вместо ответа раненый грязно выругался. Шарп чуть надавил на палаш, и убийца, получивший из пистолета Мэгги порцию железа в живот, плечо и бедро, захрипел. - Ты кто? – повторил Шарп, ослабив нажим. - Джемми Липетт! - Кто тебя послал? - Никто меня не посылал! Я с ним пришёл! Дым от выстрела не спешил рассеиваться. Девушка подобралась ближе. Шарп снова подал клинок вперёд: - А он кто? - Не знаю! - Кто хотел моей смерти? - Не знаю я. Лезвие палаша пронзило кожу: - Кто? - Не знаю, Богом клянусь! Солдат какой-то! Честно! Его мой папаша знает! Шарп кивнул на мёртвого: - Он солдат? - Солдат. – глаза Липетта (белки даже в темноте выделялись чётко) стрельнули вбок. Он увидел Белль, выглядывающую из-за плеча Шарпа, узнал её и тем подписал себе смертный приговор. Выживи Липетт, он может отыграться на Белль и её хозяйке, чего Шарп допустить не мог. Перехватив палаш, стрелок распорол убийце горло. Кровь брызнула Шарпу на лицо, но он продолжал давить, пока лезвие не упёрлось в позвонки. Теперь ублюдок не опасен для Мэгги. Когда-то стрелок уяснил простую истину: коль кто-то ищет твоей смерти, не стоит его разочаровывать. Не так давно Шарп обвёл вокруг пальца французов, инсценировав своё повешение, и ныне собирался проделать тот же трюк с нанимателем этих двоих, кем бы он ни был. К утру его несостоявшихся убийц разденут догола, а трупы навсегда упокоятся на дне одной из канав. Убийцы исчезнут, а с ними исчезнет и Шарп. Возвращаться в Испанию ему ни к чему и не с чем. Доберись он до таверны без приключений, проспись и встань, мучимый похмельем, возможно, наутро он пришёл бы к выводу, что благоразумие – лучшая из добродетелей. Но теперь кто-то хотел гибели Шарпа, кто-то навязывал ему бой, а стрелок от боя бегать не привык. - Иисусе! – Белль обыскивала первого покойника в поисках монет, - Смотри! Она распахнула на трупе пальто, под которым обнаружилась военная форма, красная форма с жёлтой отделкой, с пуговицами, на которых было выштамповано изображение орла в цепях. На рукаве виднелись шевроны. Шарп убил сержанта Южно-Эссекского полка. - Э, да он чёртов вояка! – сказала Белль. Подобрав тряпки, которыми был заткнут ствол пистолета Мэгги, Шарп вытер ими лицо, затем палаш. Клинок лязгнул, входя в ножны. Пистолет с раструбом стрелок отдал девушке. Она повесила оружие обратно на пояс, наклонилась обшарить карманы Липетта и нашла несколько монет. Шарп огляделся. Пальба не привлекла ничьего внимания. Трущобы безмолвствовали, как всегда в таких случаях. Шарп сунул за пояс пистолет безвестного однополчанина и, порывшись в кармане, протянул девушке два золотых: - Держи. - Боже! – золото вызвало у неё больше эмоций, чем убийство. - Эти передашь Мэгги, а эти для тебя. – он достал ещё пару монет, - Ты ничего не видела, ничего не слышала. Белль убежала в ночь, придерживая через ткань юбок пистолет. Дождавшись, пока шлёпанье её босых ступней затихнет вдали, Шарп развернулся и направился на Друри-Лейн. - Если вы там не были, значит, вы зря прожили жизнь! - даже в полчетвёртого утра Харпер не выказывал ни малейших признаков сонливости, - Больше народу, чем Господь побил в Содоме с Гоморрой! Вся равнина покрыта ими, как чёртовой саранчой, а в самой серёдке шагают барабанщики! – ирландец начал отбивать ладонями ритм по столешнице, - Огромная, грозная орава лягушатников. Земля трясётся от их топота, а идут они на вас! Он тарабанил по столу, заставляя подпрыгивать дюжину пустых и полупустых бутылок. Слушатели затаили дыхание. - А ещё пушки! Чёртовы пушки! Столько, что весь порох в свете можно было бы забить в их стволы. Когда они бабахали, казалось, настал Судный День! И против всех этих французов с их пушками и барабанами только вы и пара товарищей! И всё! Вы стоите, и от ваших штанов начинает пованивать, потому что самый тупой маменькин сынок среди вас понимает: эта кровожадная банда идёт по ваши души! Шарп остановился в дверях. Чтобы скрыть мундир, он накинул пальто убитого сержанта. Патрик токовал, как глухарь. Шарп ухмыльнулся и свистнул, но вошедшему в раж ирландцу было не до него. Воздев руки, старшина вещал: - Они накатываются на вас, как волны библейского потопа, а небо затянуто дымом, а уши забиты громом пушек с барабанами и криками. Вы проклинаете себя за то, что чёрт вас дёрнул сбежать из милого сердцу Донегола, потому что матушку вновь увидеть вам едва ли суждено. – он театрально поник головой. Шарп высвистел полевой сигнал стрелков: «Все – ко мне!» Повторил. Рассказ ирландца захватил его слушателей не на шутку. Глядя на их воодушевлённые ошалелые физиономии, Шарп с сожалением подумал, повернись иначе, он с Харпером ушёл бы с постоялого двора в сопровождении дюжины готовых к вербовке рекрутов. Старшина отодвинул свой табурет от стола и ухмыльнулся собравшимся: - Простите, ребята, надо отлить. Минутку! Приблизившись к командиру, он сходу оценил перемазанное кровью пальто с чужого плеча и сделался по-деловому краток: - Сэр? - Бери Изабеллу, манатки свои и мои. Уходим. Через десять минут у заднего выхода. - Ясно, сэр. Шарп вышел, не узнанный ни трактирщиком, ни слугами, ни посетителями. Никто не мог бы сказать, что видел сегодня майора Шарпа живым. Препроводив Изабеллу в Саутворк, можно было воплотить в жизнь идею, подсказанную Шарпу спектаклем. Идею, что поможет разыскать второй батальон Южно-Эссекского полка. В Саутворк добрались ещё до восхода солнца. Изабеллу, привычную к превратностям солдатского бытия, спешное бегство из трактира не удивило, но даже у неё глаза на лоб полезли, когда Шарп с Харпером содрали с себя форму и вместе с оружием вручили двоюродной сестре ирландца. - Припрячь до поры. – попросил Харпер. Миссис Рейли принесла им взамен старую, рваную одежду, а удобные французские ботфорты Шарп сменил на дырявые башмаки. На всякий случай друзья сунули в лохмотья несколько монет. - Как я выгляжу? – смеясь, поинтересовался Патрик. - Не поймёшь: то ли висельник, то ли ирландец. – ухмыльнулся Шарп. Уходя с постоялого двора, Харпер прихватил присланный вечером пакет от Феннера. Содержащиеся там бумаги предписывали Шарпу отправляться в Четам, чтобы сесть на первое же судно до Испании. Если за покушением на стрелка стоял Феннер, то распоряжения были простой предосторожностью. Удайся нападение – они служили бы доказательством, что министр ни при чём, а выживи Шарп, надёжно убирали стрелка к чёрту на кулички. Кузина Харпера снабдила Шарпа пером, чернилами и листом пожелтевшей бумаги. Стрелок набросал записку к д’Алембору, в которой приказывал ему и лейтенанту Прайсу съехать из Челмсфорда, затаиться в Лондоне. «…Ожидать весточки на ваше имя в «Розе». Форму не носить, в Главный Штаб не докладывать». Прайс и д’Алембор будут заинтригованы, но повинуются. В опасной игре, затеянной Шарпом, помощь обоих офицеров могла оказаться единственным шансом на спасение, и Шарп постарался сделать всё возможное, чтобы воспрепятствовать Феннеру отослать их за Пиренеи. Записку майор отправил почтой, не поскупившись доплатить за срочность. Работников почты очень озадачил оборвыш, не моргнув глазом, выложивший кругленькую сумму за быструю доставку. Где-то в Англии был спрятан целый батальон, и Шарп не ведал, где его искать. Зато стрелок знал, что батальон продолжает нанимать рекрутов. Где бы ни находился батальон, именно туда приводят новобранцев сержанты-вербовщики. Шарп не мог найти второй батальон, но второй батальон мог найти Шарпа. Накануне майора Ричарда Шарпа и полкового старшину Патрика Харпера увенчали лаврами Богини Победы. Теперешнее платье друзей свидетельствовало о крайней черте бедности и отчаяния, ибо только бедность и отчаяние могли побудить человека сделать то, что собирались сделать друзья. Вступить в армию. ГЛАВА 5 Сельская местность к северу от Лондона одуряющее пахла цветами. Населена она была не так густо, как испанская глубинка. Изобилие дичи не позволяло умереть с голоду, а лесники не шли ни в какое сравнение с озлобленными галисийскими крестьянами, защищающими своё добро. В первые же дни путешествия перед Шарпом встала неожиданная проблема: Харпер никак не мог заставить себя отучить обращаться к командиру, добавляя привычное «сэр». - Это же неестественно, сэр! - Что именно? - Ну, называть… - ирландец замялся. - Называть меня Диком и на «ты»? - Я не могу! - Можешь! Спали они под открытым небом, еду ловили, крали или выпрашивали в деревнях. За неделю их четырежды в шею выгоняли их границ приходов: широкие плечи и заросшие небритые физиономии доверия не внушали. Друзья выдавали себя за уволенных честь по чести ветеранов, что, устав от безработицы, надумали вернуться обратно в строй. Харпер не заморачивался тайной исчезновения второго батальона, но застреленный Шарпом сержант ирландца очень интересовал: - На кой тому поганцу вас убивать, сэр? - Не зови меня… - Да не получается, говорю же! Но, всё-таки, на кой? - Не знаю. От побережья они держались подальше, чтоб не попасться в лапы флотских людоловов ( Селянин удивлённо хмыкнул. Странный вопросы задаёт прохожий нищеброд. - Пусть тебя это не тревожит, парень. Чем дальше армия от наших краёв, тем нам спокойнее. Окинув взглядом очищенное пространство, похвалил: - А у вас неплохо выходит, ребята. Поработаете ещё денёк? Однако движение по тракту было скудным, и уже к концу дня надежды друзей углядеть проходящих мимо вербовщиков растаяли, как дым. Так что они отказались. К тому же бродить было приятнее, чем горбатиться. Шагать под синим летним небом, без забот, без обязательств. В ручьях плескалась рыба, ветви деревьев в садах клонились к земле от тяжести плодов, кругом было полно ягод, а то, чего не могла дать мать-природа, легко добывалось набегами на зажиточные усадьбы. Как восхитительно было просыпаться от ласковых лучиков восходящего светила в увитых плющом развалинах брошенных домов, не беспокоясь чисткой винтовки и палаша. За Грантемом открылась плоская равнина осушенных болот, и друзья ускорили продвижение, будто спеша дознаться, что там, за торфяниками? - Наверно, Тэд Кэрью ошибся, сэр. – сделал вывод Харпер. - Хватит называть меня «сэр»! - Ох, и глупо же мы будем выглядеть, если он ошибся. Те же подозрения одолевали и Шарпа, но он скорее откусил бы себе язык, чем признался в этом Харперу. Стрелок упрямо твердил себе, что Кэрью не мог ошибиться, и под Слифордом слова одноногого оружейника получили, наконец, зримое подтверждение. Под Слифордом раскинулась шумная ярмарка, насосом втягивавшая в себя народ из близлежащих селений. Ярмарка, мечта любого вербовщика. Чего там только не было. Был силач, чей хозяин сходу предложил Харперу пять шиллингов серебром, лишь бы тот согласился изображать брата силача. Были сиамские близнецы, привезённые, как выкрикивал зазывала, за большие деньги из таинственного королевства Сиам. Была двухголовая овца и умеющая считать собака, обезьяна, выделывавшая воинские артикулы почище всякого служивого, и, конечно же, бородатая женщина, без которой не могла обойтись ни один уважающий себя деревенский торжок. На постоялых дворах было яблоку негде упасть от шлюх, в пивных – от крестьян. На площади нанимали рекрутов кавалерийский и артиллерийский вербовщики, танцевал медведь, изгилялись жонглёры с канатоходцами и лечили все болезни никому не ведомые всемирно знаменитые лекари, а рядом с тараторящим методистским проповедником вёл проповедь на свой лад сержант Горацио Гаверкамп. Он стоял на чурбаке, подпираемый с боков мальчишками-барабанщиками, пузатый, краснощёкий, с щёгольскими бачками. Сержант балагурил с зеваками, хлёстко отбривая всякого доморощенного остроумца. Работая локтями, Шарп и Харпер протолкались в первые ряды. - Эй, приятель! – затронул Гаверкамп деревенского парнишку в вышитой сорочке, - Где ты проведёшь нынешнюю ночь? Парень порозовел. - Где же? Дома, держу пари! Дома, да? Один, правда ведь? Или ты ещё от мамкиной сиськи не отлип? Толпа захохотала, и парнишка стал пунцовым. Сержант оскалил зубы: - В армии, приятель, ты никогда не уснёшь один. Женщины будут штабелями валиться к твоим ногам! Взгляните на меня, разве я красавчик? Зеваки наперебой выкрикивали то, что он и ожидал. - Правильно, не красавчик. Никто не назовёт красавчиком Горацио Гаверкампа, а между тем, сотни цыпочек прошли через мои руки и не только руки! Вы спросите, как так? Из-за этого, ребятки, из-за этого! Он взял себя за мундир с жёлтыми отворотами: - Униформа! Солдатская униформа! Барабанщики ударили палочками. Смущённый донельзя юноша-селянин поспешил скрыться в толчее, но сержант уже закончил с ним и нашёл новую мишень в лице Харпера, на голову возвышавшегося над толпой: - Экий верзила! Он мог бы выиграть войну одной левой. Эй, малый, не думал поступить в солдаты? Харпер молчал. Благодаря песочной шевелюре он выглядел гораздо младше своих двадцати восьми. - Сколько ты зарабатываешь, приятель? Патрик потряс головой, как если бы от смущения у него пропал дар речи. - Держу пари, мелочь! А я? – сержант извлёк из кармана гинею и пустил меж пальцев, так что монета сверкала на солнце, то появляясь, то исчезая между костяшек, - Деньги! Солдатское счастье! Слышал о заварушке под Витторией, малый? Там нам обломился жирный куш! Золотишко, камешки, деньжата! Столько, что ты со всей роднёй будешь год придумывать, и не придумаешь! Харпер, взявший под Витторией королевское во всех смыслах сокровище, поражённо раскрыл рот. Гаверкамп достал вторую гинею и начал жонглировать ими одной рукой: - Богатство! Вот что значит быть солдатом! Богатство, красотки, слава, деньги и победы! Под барабанную дробь монеты мелькали в воздухе, и молодчики в толпе не сводили с них глаз. - Забудьте о голоде! Забудьте о бедности! Забудьте об одиночестве! Солдат всюду ходит с высоко поднятой головой и никого не боится! Барабаны не умолкали. Гинеи взлетали к улыбающемуся дружелюбному лицу Гаверкампа: - Вы о нас слышали, ребятки! Вы знаете о нас! Мы – Южно-Эссекский полк! Мы – те самые удальцы, что утёрли нос Бонапарту и лишили его покоя! Южно-Эссекский полк! Сам корсиканский людоед нас боится! И вы можете присоединиться к нам! Да-да! Мало того, мы вам за это ещё и заплатим! Монеты перекочевали в правую ладонь сержанта. Он поднял её вверх, снял и перевернул кивер. Ветерок шевелил огненно-рыжие волосы вербовщика. Барабанщики остановились, затем их палочки разом обрушились на тугую кожу, и под этот глухой рык первая гинея полетела в кивер. Второй удар, вторая монета последовала за первой. Запустив руку в карман, сержант достал горсть золотых кругляшей и под отбивки барабанов бросал монеты в кивер одну за одной. - Три! – начал считать субъект с лисьей мордочкой около Шарпа, - Четыре! Пять! Счёт подхватили, и каждая гинея, скрывавшиеся в кивере, сопровождалась дружным выдохом цифры. Выдохом, столь громким, что он заглушал на миг пение методистов. - Пятнадцать! Шестнадцать! Семнадцать! Восемнадцать! Девятнадцать! Двадцать! Двадцать одна! Двадцать две! На двадцать второй сержант Гаверкамп расплылся в широкой ухмылке, продемонстрировал зрителям полгинеи, тоже скрывшиеся в кивере. Туда же он ссыпал горсть шиллингов с пенсами и встряхнул кивер, отозвавшийся звоном монет: - Двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов! Вот сколько мы заплатим вам за честь служить в славном Южно-Эссекском полку! Вступите в армию, и эти денежки ваши! Когда-то я был юн, ребятки! – зеваки недоверчиво загудели, - Да-да, ребятки, я тоже был когда-то юн! Так вот, с тех пор я понял одну вещь: не родилась ещё та смазливая фифа, которая устояла бы перед этим звуком! Он вновь позвенел золотом. - Задумайтесь, ребятки! За шиллинг девчонка вас поцелует, а что же она сделает за гинею? А за двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов? - За такие деньжищи я даже замуж за тебя пойду! – взвизгнула баба, вызвав общий хохот, но юнцы в толпе помнили льющийся в кивер золотой дождь, превышавший полугодичный заработок большинства из них. Полугодичный! За одну подпись! Сержант Гаверкамп ковал железо, покуда горячо: - Я знаю, о чём вы думаете! Вы прожужжали все уши страшилками про армию! Да? – сержант скривился, словно сокрушаясь злым языкам, возводящим поклёп на армию, - Вам шептали, что там несладко! Что там болезни и прочая дрянь! Эх, ребятки! Моя родная матушка умоляла меня: «Горацио!» «Горацио! - плакала она, - не ходи в солдаты!» Но я пошёл! Я был юн, соблазнился деньгами и девочками, а потому пошёл в солдаты! Я разбил сердце моей бедной матушке! Да-да, разбил! Он сделал паузу, давая слушателям оценить всю глубину своего падения, и гордо продолжил: - Однако, ребятки, сегодня моя драгоценная матушка живёт в собственном домике и не устаёт благословлять своего преданного сына Горацио Гаверкампа! Почему, спросите вы? Да потому я купил ей этот домик! Я обеспечил ей этот домик! Я обеспечил ей спокойную и сытую старость! Гаверкамп ухмыльнулся: - Как-то генерал проезжал мимо её садика. «Мамаша Гаверкамп! – воскликнул он, - кто окружил вас такой заботой и благополучием?» И она ответствовала: «Это сделал мой сын Горацио, потому что он стал солдатом!» Сержант оттянул карман и медленно высыпал в него из кивера монеты. Вернув головной убор на место, он выпрямился: - Так как, ребятки? У вас тоже есть шанс! Деньги! Слава! Красотки! Я тут проездом и пробуду недолго. За морем война! Там нужны крепкие парни! Там их ждут–не дождутся цыпочки! Не прогадайте! Тот, кто не вступит сегодня, уже завтра будет плакать горючими слезами, потому что завтра будет поздно! День за днём вы будете вспоминать Горацио Гаверкампа и жалеть, что струсили изменить своё жалкое существование к лучшему! Ладно, я с вами тут болтал долго, и у меня пересохло в глотке, так что я потрачу малость тех деньжищ, что армия мне платит, на угощение для вас! Айда со мной в «Зелёного малого», выпивка за мой счёт! Прощально рокотнули барабаны, и сержант спрыгнул в пыль. Лисьелицый коротышка, считавший вслух гинеи, повернулся к Харперу: - Пойти с ним, что ли? Шарп предположил, что недомерок – капрал, помощник Гаверкампа, затесавшийся в толпу, чтоб не упустить особо лакомых кандидатов в новобранцы. На нём был вельветовый кафтан поверх молескинового жилета, но серые брюки уж очень смахивали на форменные. Харпер пожал плечами: - Кому охота идти в солдаты? - Ты – ирландец? – деланно восхитился лисьелицый, будто встретить ирландца мечтал с младых ногтей, - Как он заставит нас завербоваться? А горло на дармовщинку промочим. - На дармовщинку? - Сам же слышал. Он платит. Харпер взглянул на Шарпа: - Ну что, пойдём… - он запнулся и, покраснев, добавил, - Дик. Лисьелицый замялся. Он не ждал, что у ирландца есть компания. Впрочем, коротышка быстро нашёлся и натужно обрадовался: - О, так нас трое! Тем более, захотим уйти, кто нам помешает? Тебя Дик звать? Шарп. Капрал спросил Харпера: - А тебя? - Патрик. - Я – Терри. Пошли, а? Падди? Дик? Шарп поскрёб щетину на подбородке: - Почему бы и нет? Я бы сейчас бочку выдул. Шарп с Харпером пошли вступать в солдаты. Складывалось у сержанта Гаверкампа всё просто замечательно. В пивнушку «Зелёный малый», кроме Шарпа с Харпером прибилось ещё пятеро. Всем им вербовщик заказал по литровой кружке эля и по стакану рома (чтоб сильней шибало по мозгам). Сержант развалился на скамье у открытого окна, дабы не пропустить бредущего мимо годного в солдаты прохожего и одновременно перекрыть пути отхода тем, что уже пили за его счёт. Харперу он поставил целых две кружки: - Так ты – ирландец, Падди? - Точно, сэр. - Не зови меня «сэр». Зови просто «Горацио», как моя матушка. А ты здоровяк, Падди! Фамилия у тебя есть? - О’Киф. - Отличная фамилия. Пиво в кружках убывало, и сержант распорядился подать ещё, пытливо поглядывая на Шарпа, севшего в самом тёмном углу помещения. Заподозрив в стрелке хитрована, надеющегося налакаться бесплатного спиртного, а потом улизнуть, Гаверкамп едва заметно кивнул в сторону Шарпа лисьемордому Терри. Коротышка придвинулся к стрелку поближе. Сержант доверительно поделился с Харпером: - Твоё счастье, приятель. Нет на свете лучшего полка для ирландцев! - Чем ваш Южно-Эссекский? - Он самый. – Гаверкамп поставил свою посудину, утёр усы, - Слыхал о таком сержанте Харпере? Харпер поперхнулся. Хлопья пены из его кружки вылетели на стол. - Слыхал, - после паузы вымолвил он, - Как не слыхать. - Взял Орла! Герой, вот кто он! Герой заправский! А уж ирландец он или не ирландец, Южно-Эссекскому до этого дела нет! Сам убедишься! Патрик одним глотком прикончил первый литр и робко поинтересовался: - А вы с ним знакомы, сэр? - Не зови меня «сэр». – хихикнул Гаверкамп, - Знаком ли я с ним? Ха! Да мы с ним были не разлей вода! В доказательство своих слов сержант сцепил указательные пальцы: - Вот так вот мы с ним были! Бывало, ночью сидим мы с ним в дозоре, а он мне: «Горацио – говорит, - Мы ж с тобой, как братья. Огонь прошли, воду и медные трубы!» Так-то! - Болтают, что он тоже здоровила? - Тоже? Он на голову выше тебя, Падди, а ты не малыш! – сержант одобрительно проследил, как Харпер опустошает вторую кружку и пододвинул к нему ром, - Отведай рома, и я куплю тебе ещё эля. Громко, чтоб его было слышно всем, Гаверкамп в ярких красках живописал стремительную карьеру, ждущую новобранцев в армии. До первого снега, по его словам, они получат нашивки сержанта, а там и офицерское звание не за горами. Гаверкамп подмигнул: - Я ещё буду честь вам отдавать! – он отсалютовал измождённому парнишке, хлебавшему пиво с такой жадностью, будто это было первое, что попало ему в рот за неделю, - Сэр! Заморыш засмеялся. Сержант отдал честь Харперу: - Сэр! - Офицер – это неплохо. – задумчиво протянул Харпер. - В тебе есть стержень, Падди. Я же вижу. – Гаверкамп ущипнул за задницу принесшую пиво служанку, - О майоре Шарпе вы, небось, наслышаны? Двое из троих кивнули. Сержант сдул пену, сделал глоток: - Выслужился из рядовых. Как сейчас помню. «Ричард, - говорю, - быть тебе офицером, парень!» А он не верит. «Чепуха, сержант!» Бац! И он уже майор! - Вы и его знали, сержант? – уточнил Харпер. - А как же! Вот так вот! – рыжий вновь продемонстрировал сведённые в замок пальцы, - «Сэр!» - говорю ему, а он мне: «Горацио, нет нужды звать меня «сэр». Ты же научил меня всему, что я умею! Зови меня Ричардом, как в старые добрые времена!» Будущие майоры благоговейно внимали близкому другу знаменитых воителей. Пиво лилось рекой. Трое кандидатов были деревенскими увальнями, из которых выйдет превосходное пушечное мясо, соблазнись они шиллингом Гаверкампа. Один из ребят делил пиво с терьером. Собака носила кличку Пуговка. Её владельца звали Чарли Веллер. Специально для Пуговки Гаверкамп приказал подать эль в миске. - А пса моего я смогу взять? – несмело осведомился Веллер. - Конечно, парень! – заверил сержант. Веллеру было, на взгляд Шарпа, не больше семнадцати. Весёлый, смышлёный, ему будет рад любой полк. - Мы же будем сражаться? – допытывался Веллер. - Жаждешь сражаться, сынок? - Ещё бы! Я хочу попасть в Испанию! - Попадёшь, а как же. Заморыш по имени Том, слабоумный, опасливо зыркал по сторонам, будто ожидая в любой момент пинка или затрещины. Пятый, угрюмец лет двадцати трёх – двадцати четырёх, судя по приличной, но обносившейся одежде, знавал и лучшие времена. Его холёным ручкам физический труд был явно незнаком. Шарп решил, что парень давно сделал выбор, и трескотня сержанта его раздражает. Недалёкий Том, по-видимому, надеялся избавиться от постоянного чувства голода. В армии его подкормят, а обязанности солдата глубокого ума не требуют. Гаверкамп направил все силы на то, чтобы обротать Харпера и трёх деревенщин. Их сержант хотел, их охмурял, им он не уставал подливать пиво и ром. Когда же у троицы начали заплетаться языки, дошёл черёд и до Шарпа. Гаверкамп пересел к стрелку. Шарп поднял кружку, но рука сержанта не дала ему поднести посудину к губам. Стрелок покосился на Гаверкампа. Образина сержанта, не видимая прочим жертвам, потеряла напускную доброжелательность: - Что за игру ты ведёшь? - Да никакую. - Не ври мне. Ты же служил? Водянистые колючие буркалы вербовщика превратились в узкие щёлки, окружённые паутинкой морщин. Лопнувшие кровеносные сосудики сплетались на носу в затейливый узор. - Служил. – кивнул Шарп, - Тридцать третий полк. - Отставка? - Да, по ранению. Индия. - Уволился или дёру дал? Шарп усмехнулся: - Если бы я дал дёру, то вашего брата-вербовщика десятой дорогой обходил. - Не беглый, говоришь? Так, может, «прыгунок»? - Нет, сержант, не «прыгунок». - Смотри, парень. Я «прыгунков» не люблю. Вздумаешь «спрыгнуть», на краю земли сыщу, зёнки вырву и в задницу вставлю, понял? «Прыгунками» величали ловкачей, соглашавшихся вступить в армию, бравших положенный задаток и скрывавшихся в неизвестном направлении. - Понял, сержант, да только я не из их числа. - Коль не из их числа, кой чёрт ты забыл в армии? - С работой туго. - Уволился когда? - Год назад. Секунду сержант сверлил его взором, потом отпустил запястье, и Шарп, наконец, припал к кружке. Гаверкамп следил, как он пьёт, словно считал каждый глоток: - Имя? - Дик Вон. - Грамотный? - Упаси Бог. - Спина не рябая? - Рябая. – Шарпа выпороли много лет назад, в Индии. - Я буду присматривать за тобой, Дик Вон. Один неверный шаг, и я спущу с твоего хребта остатки твоей исполосованной шкуры. Уяснил? - Уяснил. Сержант расслабился. Настороженность на его физиономии сменилась брезгливым презрением к остолопу, не сумевшему добыть себе пропитание за пределами армии. На столе появилась монета в один шиллинг, и рыжий глумливо предложил: - Чтож, возьми. Пряча глаза и понурив голову, всем своим видом демонстрируя, что только отчаяние могло вынудить его пойти на это, Шарп сжал шиллинг в кулаке. - Эгей, ребятки! – повернулся к остальным Гаверкамп, - Дик сделал свой выбор! Поздравляю, Дик, со вступлением в ряды доблестного Южно-Эссекского полка! Фермерские сынки одобрительно загомонили, а Пуговка отозвался лаем. Следующим решился слабоумный. Загробастав шиллинг, он попробовал монету на зуб и хихикнул. С белоручкой у сержанта тоже трудностей не возникло: тот взял деньги без колебаний. - А ты, Падди, что скажешь? Харпер прищурился: - Раз ирландец, значит, дурень, да? Дремлющий в углу на своём инструменте мальчишка – барабанщик громко всхрапнул во сне. Оба переодетых капрала, схвативших шиллинги с такой готовностью, будто их за это должны были сразу произвести в генералы, усердно подливали троице юных крестьян ром. - В чём дело, Падди? Что не так, приятель? Харпер размазывал пальцем разлитое пиво: - Ничего. - Ну же, парень, не таись! Здесь все свои. - Ничего! Гаверкамп катнул к нему шиллинг: - Выкладывай, друг, почему ты не хочешь его взять? Харпер покусал губу, поднял на сержанта чистые глаза и застенчиво спросил: - Кровать у меня будет? - Что? - Ну… Кровать своя. Собственная. А? Сержант опешил, но, видя на лице ирландца искреннее беспокойство, поторопился заверить: - Лучше, чем у короля, Падди! С простынями из атласа и подушками размером с добрую корову! - Тогда ладно. – Харпер выудил шиллинг из пивной лужицы, - Тогда я ваш. С деревенскими ребятами у Гаверкампа ничего не вышло. Чарли Веллер страстно хотел завербоваться, но только если друзья составят ему компанию, а те особым желанием не горели. Сержант испробовал на них все уловки, даже бросал шиллинг им в пиво (окажись монета у них во рту, по закону это считалось бы согласием), но парнишки были настороже. Тогда Гаверкамп оставил хитрости и начал накачивать их спиртным. Ребята захмелели. Шарп решил, что ещё немного, и Чарли Веллер возьмёт шиллинг без оглядки на приятелей. Однако дверь кабака вдруг распахнулась. Статная суровая женщина влетела внутрь и, обругав Гаверкампа, погрозила кулаком юному Веллеру: - Чарли, негодный мальчишка, совесть у тебя есть? - Мам, - перепугался тот, - Мам, я не… - Вон из этого вертепа! А вам, Майкл и Джеймс, как не стыдно? Позорите свои почтенные семейства! Не дело молодым людям водить дружбу с грешниками-солдатами! Чарли Веллер, я кому сказала, вон отсюда! Для того ли я рожала тебя на свет, чтоб тебя пристрелил Бог знает где какой-то бездельник? Она сцапала Веллера за ухо и потащила к выходу, приговаривая: - Только бесполезные недоумки идут в солдаты! - А ведь она права. – невнятно буркнул захмелевший Харпер. Уход крестьянских детишек не сильно огорчил Гаверкампа. Он и без них заполучил четырёх рекрутов вдобавок к двадцати восьми, оставленных в амбаре за городом. Кроме того, на него работали несколько шлюх, всегда обеспечивавших сержанту одного-двух новобранцев. Впрочем, и с теми, что есть, не стыдно являться к Гирдвуду. Подполковник будет доволен. Сержант ухмыльнулся, допил пиво и приказал подниматься. Новобранцы взяли Королевский Шиллинг, но до соблюдения всех формальностей ещё не были людьми короля. Ночевали они в полуразрушенной конюшне за «Зелёным Малым». Сквозь прорехи в кровле виднелись яркие звёзды. Шарп улыбался. Каких-то шесть недель назад, в ночь после битвы под Витторией он резвился в роскошной спальне с игривой маркизой, совмещавшей удовольствие быть его любовницей с выгодами шпионского ремесла. Тогда его спину ласкали нежные пальцы аристократки, теперь кололи жёсткие соломинки. Интересно, что бы она сказала, окажись в эту минуту здесь? Храпели рекруты. Тихо заржала лошадь. Раздался шорох соломы, и Харпер прошептал: - Вы… Ты спишь? - Нет. - Мысли одолевают? - Ага. Об Элен. - Женщины. Приходят и уходят. – хмыкнул Харпер и, указав на дыры в крыше, по-деловому заметил, - Можем удрать. Удерём? Они не удрали. Друзья вступили в Южно-Эссекский полк, но главная драка была впереди. ГЛАВА 6 Столичные потаскушки, специально привезённые Гаверкампом, исправно отрабатывали уплаченные им деньги, и поутру два ослеплённых их прелестями болвана присоединились к четверым будущим однополчанам в конюшне «Зелёного Малого». - Подъём, ребятки! Подъём! – пока рекруты не подписали контракт, сержант продолжал играть роль доброго дядюшки, - Просыпаемся! Вместе с сержантом пришёл господин в высокой бурой шляпе. С носа его капало. Время от времени он заходился в надрывном кашле, и в груди его в этот момент что-то надсадно булькало с хрипами. Он внимательно осмотрел каждого новобранца, требуя поднять руку или ногу. Засвидетельствовав здоровье рекрутов, доктор получил от сержанта гонорар и убрался. Гаверкамп хлопнул в ладоши: - За мной, ребятки. Завтрак! Оба капрала, без стеснения облачившиеся в мундиры и кивера, хлопотливыми пастушьими псами гнали сонную отару новобранцев вперёд. На востоке ещё только проклюнулась светлая полоска. Приветствуя её, победно прокукарекал петух. Заспанная служанка брела от колодца с ведром воды. - Сюда, ребята! Вопреки чаяниям, в зале вместо обещанного завтрака их ожидал сизоносый мировой судья с брюзгливой образиной неопохмелённого пьяницы. Рядом сидел писарь. Перед ним на столе высилась кипа бланков, лежали очиненные перья, и стояла открытая чернильница. - Шевелись, ребята! Со сноровкой, выдающей немалый опыт, сержант выстроил рекрутов в очередь к столу, бдительно следя, чтоб никто не увильнул. При составлении бумаг выяснилось, что лишь три новобранца умеют читать и писать (белоручка в их числе). Неграмотные, включая Шарпа с Харпером, ставили взамен подписи крестик. Стрелок обратил внимание, что врач уже заполнил в формулярах свою часть, вероятно, ещё до того, как завернул в конюшню к рекрутам. О возможности заключения семилетнего контракта будущим воителям никто не заикнулся. Все формы были озаглавлены: «Бессрочная служба». Шарп поставил крест там, где ткнул пальцем писарь, успев пробежать текст глазами. «Я, Мировой судья гадливо накарябал своё имя в следующем бланке: «Я, Шарп не мог не заметить, что, хотя в бумагах скрупулёзно заполнялся каждый пропуск (вплоть до того, что отсутствие данных, как, например, профессия мифического Дика Вона, обозначалось прочерком), название полка и имя его командира в документах так и не появилось. Напоследок Шарп поставил крестик в расписке, что получил задаток, каковой и был незамедлительно выдан клерком. - Следующий! Забавно, думал Шарп, в расписке была указана гинея задатка, а на руки он получил фунт стерлингов ( Когда с формальностями было покончено, сержант Гаверкамп рявкнул выметаться во двор, где рекруты и позавтракали чёрствым хлебом (по полбуханки на брата) да колодезной водой. Ухмыляющиеся капралы, не особо церемонясь, построили новобранцев в неровную колонну. Солнце появилось из-за горизонта. Отчаянно зевая, мальчуганы били в барабаны. Колонна шагала через ярмарку. Перед Шарпом шёл белоручка, писарю назвавшийся Жилем Мариоттом. Он не говорил ни слова соседу, полоумному Тому, но от стрелка не укрылся долгий взгляд, который белоручка бросил на ладный кирпичный дом, когда они проходили рыночную площадь. - Шевелись! Шевелись! – подгонял Мариотта капрал Теренс Клиссо. Однако белоручка оглядывался и оглядывался. Шарп тоже повернул голову. Ставня верхнего этажа лязгнула, и в окне показалась девушка, привлечённая барабанным боем. Глаза Мариотта заблестели. Рука дёрнулась, будто он хотел помахать той, что разбила ему сердце, но в последний миг смирил порыв. Каким бы коротким не было движение, оно не укрылось от Гаверкампа. Сержант посмотрел на девицу, на Мариотта и засмеялся. Они маршировали на юг. На живых изгородях поблёскивала роса. Город остался позади, и барабаны били тише. Охоты болтать ни у кого из девятерых не было. Залаяла собака. Звук для пригорода обычный, за исключением того, что пёс, похоже, догонял группу. Сержант Гаверкамп выругался, повернулся, чтобы пнуть назойливую шавку, но опустил ногу и ухмыльнулся. Шавкой оказался Пуговка. За терьером, спотыкаясь, бежал в одной ночной рубашке, с узлом вещичек на плече, Чарли Веллер: - Подождите меня! Подождите же! Гаверкамп расцвёл: - Давай, парень! Веллер тяжело дышал, и поминутно косился назад, словно боялся, что на дороге появится его грозная матушка: - Могу я вступить, сержант? - Добро пожаловать, парень! Давай к остальным. Оформим тебя в следующем городишке. Веллер пристроился к Шарпу. Лицо парнишки горело от восторга так удачно начавшегося приключения. Забрав из амбара нанятых ранее новобранцев и их стражей, Гаверкамп в Грэнтеме выкупил из тюрьмы два десятка кандальников. В Грэнтеме во дворе суда рекрутам снова выдали хлеб. Полоумный Том жадно, не разламывая, пихал буханку в рот и воровато озирался. Ночью три завербованных сделали ноги. Двум удалось скрыться (наверняка, чтобы найти другой полк, получить очередную гинею и сбежать), третьего поймали. Проходимца привели во двор, где им занялись сержант Гаверкамп и капрал Клиссо. Лупцевали они его долго и со вкусом. Уморившись, сержант отобрал задаток и пинком вышвырнул за ворота. Смысла волочить «прыгунка» в батальон не было, они всегда сбегали вновь. Жиль Мариотт наблюдал за расправой с трепетом, вздрагивая, когда ботинок врезался в рёбра «прыгунка». Бледный, как мертвец, белоручка затронул Шарпа: - Разве у них есть право так поступать? Дивясь тому, что молчальник вдруг отвёрз уста (впервые после Слифорда), Шарп пожал плечами: - Нет, конечно. Однако это быстрее, чем тащить ублюдка к судье. - Вы уже служили? - Служил. - На что похоже? - Ты, парень, зря волнуешься. – Шарп хлебнул горячего чаю, - Читать-писать умеешь? Не пропадёшь, пристроишься в писари. Чарли Веллер гладил Пуговку: - А я хочу сражаться! Мариотт покачал головой, глядя на Гаверкампа: - Это произвол. Шарп хотел рассмеяться, но раздумал и мягко сказал: - Слушай, Гаверкамп отнюдь не плох. В армии ты встретишь ублюдков гораздо худших. Затверди главные правила, и тебя никто пальцем не тронет. - Какие правила? - Никогда не покидай строй, никогда не жалуйся, никогда не смотри в глаза сержантам и офицерам, никогда не говори ничего, кроме «да» или «нет». Понял? - Не очень. - Поймёт. – подключился к разговору Харпер, - Никуда не денется. Ирландец облился водой из колонки, мокрая рубаха липла к телу. - Эй, Падди! – окликнул его Гаверкамп, - Кругом! Харпер выполнил команду. Сквозь тонкую влажную ткань на его мускулистой спине чётко проступали рубцы – память о былом наказании. Сержант укоризненно прищурился: - Падди, Падди! Что ж ты не сознался? - В чём, сержант? - В том, что в армии ты не новичок. - А вы меня не спрашивали, сержант. – резонно заметил Харпер. - Какой полк? - Четвёртый драгунский. Гаверкамп сверлил его взглядом: - Не сбежишь, Падди? - Нет, сержант. Выражение лица рыжего изменилось. Очевидно, он вспомнил, сколько пива и рома влил в этого верзилу, который, как теперь было ясно, и так собирался наняться на службу. Сержант тяжело вздохнул и для порядка осведомился: - Ты же не доставишь нам хлопот? А, Падди? - Нет, сержант. – выждав, пока Гаверкамп отойдёт на несколько шагов, ирландец добавил негромко, так, чтобы сержант услышал, но мог пропустить мимо ушей (учитывая размеры ирландца), - Олух. Выходка привела Харпера в отличное расположение духа. Он подмигнул Мариотту: - Я мудрить не стану, скажу по-простому: все офицеры и добрая половина сержантов будут делать всё, чтобы испортить вам жизнь до невозможности. - Все офицеры?! – возмутился Шарп. Харпер поправился: - Ну, почти всё. – подхватив Пуговку, он почухал ей шею и невинно спросил у Шарпа, - Что, не так, Дик? - Трепач ты, Падди. - Пусть трепач, зато не англичанин. - Встаём! – заорал Гаверкамп, - Кто хочет жрать, подходи! Слинять не составляло труда. По ночам их сторожил один-единственный часовой. По мере продвижения на юг Шарп всё чаще задумывался о бегстве. С каждым днём они подходили ближе к Челмсфорду, где маскарад Шарпа с Харпером мог быть вмиг разоблачён Карлайном или его пухлощёкими лейтенантиками. Когда же стрелок уверился, что они, вопреки логике и здравому смыслу, идут в Челмсфорд, сержант Гаверкамп внезапно изменил направление. У деревушки Уитем сержант поставил Шарпа с Харпером во главе колонны, двух капралов замыкающими и весело объявил: - Я вам дам нюхнуть солдатчины! Шагом марш! Левой! Левой! Один из барабанщиков принялся отбивать ритм. Заночевали в сарае. Поднял их Гаверкамп затемно, и в слабых лучах восходящего солнышка перед Шарпом предстал невиданный им ранее в Англии ландшафт. Болотистую местность прорезало кружево речушек и ручейков. Пахло солью. Кричали чайки, оповещая о близости моря, но увидеть его новобранцам не довелось. Оно мелькнуло тонкой полоской на горизонте слева, и сержант свернул вглубь страны. Вдоль дороги расстилались бесконечные крестьянские поля. Редкие деревья были низкорослы и выгнуты морскими ветрами на запад. Человеческое жильё тоже встречалось нечасто. Колонна переправилась вброд через реку с топкими берегами. - Где это мы? – спросил Харпер. Он и Шарп всё ещё возглавляли строй. Сержант вновь повернул на восток, к чайкам и солёному ветру. - Где-то в Эссексе. По пути им не попадалось ни верстовых столбов, ни указателей с названиями населённых пунктов. Единственным ориентиром служила элегантная усадьба в двух километрах: трёхэтажное главное здание, к которому были пристроены два крыла. Крышу украшал сложный флюгер. Уж не усадьба ли их пункт назначения? - В сторону! Живо! К обочине! – пролаял сзади Гаверкамп, - В канаву! Шевелись, разгильдяи! В канаву! Капрал Клиссо толкнул Шарпа, стрелок сшиб с ног Харпера, и друзья плюхнулись в придорожную канаву, полную застоявшейся воды. Сзади к колонне приближался экипаж, запряжённый четвёркой лошадей. Мариотт, второй день набиравшийся храбрости постоять за то, что называл «своими правами», начал протестовать и сделал попытку выбраться изо рва, но Гаверкамп был начеку. Ловким пинком отправив белоручку обратно в канаву, сержант встал по стойке «смирно» и отдал коляске честь. На передке сидели два кучера. Кожаный верх брички был откинут. Девушка-пассажирка держала кружевной зонтик от солнца. - Иисусе! – поразился Харпер. - Тише ты! – шикнул на друга стрелок. Кроме девушки с зонтиком и седовласой дамы в экипаже ехал сэр Генри Симмерсон. Он отмахнулся жирной ручкой от приветствующего его сержанта, и Шарп сжался, когда взгляд поросячьих глазок скользнул без интереса по грязным рекрутам. Не узнал. - Это же… - начал Харпер, но Шарп его перебил: - Я знаю, кто это! Тихо! Девушку с зонтиком Шарп уже встречал четыре года назад. Джейн Гиббонс, племянница Симмерсона, сестра человека, пытавшегося убить Шарпа под Талаверой. - Стройся! Живей! Новобранцы выбрались из канавы. Поднятая экипажем пыль ещё не улеглась. - В колонну по двое! Шарп посмотрел вслед коляске. Пассажиры восседали на расстоянии друг от друга, и стрелок с надеждой предположил, что Джейн Гиббонс дядю не слишком жалует. - Шагом марш! В Карлтон-Хаусе, чувствуя на себе восхищённые взоры придворных, Шарп держал в руках французского Орла, захваченного им под Талаверой, и вот вновь судьба напомнила стрелку о том пропахшем кровью и порохом дне. Сэр Генри Симмерсон был первым командиром Южно-Эссекского полка, высокомерным вспыльчивым болваном. В панике он решил, что битва проиграна и отвёл полк без приказа. От командования его отстранили, и только Орёл, вырванный у французов, мог спасти честь полка тогда. После ожесточённой схватки Шарп с Харпером завладели заветным Орлом, но на обратном пути Шарпа подстерёг племянник сэра Генри, лейтенант Кристиан Гиббонс. Молодчик сам хотел стать героем, однако в дыму и пламени не заметил Харпера, и тот вогнал ему в бок трофейный штык. Хвастливое надгробие, установленное Симмерсоном на могиле племянника, гласило, что сопляк погиб, пытаясь отбить Орла, и, в общем, не врало, не указывая, впрочем, у кого он надеялся отбить французский штандарт. Над этим-то могильным камнем в церквушке, находящейся, по-видимому, где-то неподалёку от мест, по которым шагали сейчас рекруты, Шарп и встретил впервые Джейн Гиббонс. И все четыре года, на полях сражений и в полной блох соломе временных пристанищ, во дворцах и на брачном ложе Шарп не мог её забыть. Жена Шарпа смеялась над его причудой, ибо он никогда не снимал снятый с трупа лейтенанта Гиббонс медальончик, хранящий внутри изображение Джейн. Почему она так запала ему в душу? Потому ли, что воплощала в себе ту Англию, которую вспоминали солдаты, сражаясь в далёкой, выжженной солнцем стране? Золотоволосая, с нежными щёчками и синими глазами того оттенка, что отличает одеяния Девы на изображениях в испанских церквах. Шарп слукавил в тот день. У него не хватило духу раскрыть ей правду о братце. Стрелок промямлил, что тот пал смертью храбрых, и очень смутился, когда она благодарно улыбнулась. Джейн Гиббонс показалась Шарпу в той тёмной часовне существом, принадлежащим иному миру: хрупкая, изящная, чересчур прекрасная для шероховатых лапищ и изуродованного шрамом лица солдата. Он всё ещё пялился вслед бричке. Должно быть, она уже вышла замуж. Даже в Англии, где, по словам д’Алембора, «…на всех барышень с чистой родословной не хватало женихов с чистыми руками», такое небесное создание засидеться в девках не могло. Встретив её на глухом просёлке в английском захолустье, Шарп почувствовал, как оживает в нём былое влечение. Влечение, способное побороть разум, не устающий твердить: девушка из столь гнилой и вероломной семьи не стоит любви. - Выше копыта, слюнтяи! – сержант пустил в ход батог, - Быстрей, Мариотт! Ты в армии, а не на танцульках! Экипаж свернул к усадьбе. Стены её были из кирпича, рамы окон выкрашены в белый цвет. Колонна подошла ближе, и Шарп разглядел, наконец, флюгер. Это был силуэт французского Орла. Чёртова птица просто преследовала Шарпа. Отобранный на поле боя вражеский штандарт спас тогда репутацию Южно-Эссекского полка и карьеру Шарпа. Теперь же, судя по всему, Орёл вновь олицетворял людей, что покушались убить стрелка в Лондоне и, без сомнения, повторят попытку, буде раскроют его здесь. - Если боров нас заметил… - Харпер не окончил фразу. - Знаю. Они с сэром Генри Симмерсоном снова по разные стороны баррикад. Кто бы сомневался. - А ну, заткнитесь там! Марш! – Гаверкамп шваркнул Шарпа палкой по спине, - Шевели мослами! Нет, усадьба сэра Генри (в том, что она принадлежит Симмерсону, Шарпа окончательно убедил флюгер) не была конечной точкой путешествия новобранцев. Гаверкамп повёл их на юг по едва протоптанной тропке, вьющейся вдоль дренажного рва. Они миновали ещё один брод. Дом Симмерсона отодвинулся к горизонту, и колонна вышла на изборождённый тележными колёсами тракт. Впереди показался деревянный мост, охраняемый солдатами. - Не в ногу! Прогулочным шагом, обломы, а то мост обрушите! Переправу стерегли солдаты в мундирах Южно-Эссекского полка. Их сержант по-приятельски поздоровался с Гаверкампом и с интересом разглядывал рекрутов, пока они шагали по мосту. - Левой! Левой! Застучал барабан, помогая новобранцам войти в ритм, и Шарп увидел место, которое искал. Военный лагерь, затерянный среди болотистых пустошей побережья Эссекса. Палатки, казармы, два здания из кирпича, на возвышенности – обширный плац, полный марширующих солдат. Терьер, охваченный тем же воинственным пылом, что и его хозяин, помчался вперёд. Шарпу тоже изменило обычное хладнокровие. Он нашёл второй батальон Южно-Эссекского полка! Он доищется, почему лгал лорд Феннер, и назло козням да интригам поведёт всех этих солдат на Париж! ГЛАВА 7 Как всегда, утром второго и четвёртого понедельника каждого месяца, ровно в одиннадцать, слуга подполковника Бартоломью Гирдвуда внёс в комнату Хозяина миску горячей смолы. Обложив лоскутами толстой ткани рот подполковника, щёки и ноздри, лакей позаимствованной у хирурга лопаточкой принялся накладывать парующую массу на усы. Он тщательно втирал смолу между волосками. Гирдвуд вздрагивал, когда капелька жижи опаляла ему губу, но терпел. Наконец, слуга отложил лопаточку и снял с кожи хозяина защитные валики. Выждав, пока смола застынет, лакей ножницами, шпательком и пилочкой придал усам подполковника требуемую форму. На две недели, до следующего второго или четвёртого понедельника месяца. - Отличная работа, Бригс! – Гирдвуд щёлкнул по усам ногтем. Звук вышел, как по слоновой кости. - Спасибо, сэр. Подполковник Гирдвуд смотрелся в зеркало и не мог на себя наглядеться. Подобное обращение с растительностью под носом он позаимствовал из быта прусских офицеров армии Фридриха Великого. Такие усы придавали лицу мужчины суровое непреклонное выражение, что соответствовало суровому, непреклонному характеру подполковника Гирдвуда. Он привык мыслить себя воином. К несчастью, провидение обделило его ростом, но толстые подошвы и высокий кивер несколько скрадывали этот огорчительный недостаток. Сухопарый, мускулистый, с тёмными недобрыми глазами, он гладко брил подбородок и коротко стриг жёсткую чёрную шевелюру. Подполковник был помешан на точности, даже второе пришествие Христа не заставило бы его хоть на секунду отступить от методично составленного расписания, украшавшего стену кабинета. - Сабля. Бригс подал клинок. Подполковник извлёк саблю на десять сантиметров из ножен, проверил полировку и заточку, затем вернул лакею. Тот почтительно пристегнул оружие к поясу хозяина. - Кивер. Головной убор подвергся столь же тщательному осмотру. Гирдвуд снял бляху с изображением закованного в цепи орла и с удовлетворением отметил, что Бригс расстарался, одинаково ярко надраив и тыльную, и наружную части пластины. Водрузив кивер на макушку, подполковник с помощью зеркала добился идеально прямого положения цилиндра относительно линии бровей, и лишь тогда застегнул под нижней челюстью ремешок. Подполковник Гирдвуд всегда ходил с гордо вскинутой головой. У него не было выбора. Он питал слабость к жёстким негнущимся подворотничкам десятисантиметровой ширины. Зелёные новобранцы, которых обязывал к ношению подворотничков устав, старались лишний раз не двигать шеей, но всё равно уже через пару часов кожа по обеим сторонам от подбородка была стёрта, иногда до крови. Гирдвуду рассказывали, что в боевых условиях солдаты избавлялись от подворотничков, и подполковник понимал разумность такой меры: целиться из мушкета в жёстком ошейнике неудобно. Однако, по мнению Гирдвуда, для расхлябанного штатского, попавшего в солдаты, не изобрели пока ничего лучше, чем кожаный подворотничок. Заставляя их держать подбородок поднятым, жёсткая полоска делала их хоть немного похожими на военных. Помимо того, коль кто-то из них отваживался пуститься в бега, две багровые черты на шее выдавали мерзавца, словно клеймо. - Трость. Взмахнув несколько раз полированной тростью с сияющим серебряным навершием, подполковник остался доволен свистом рассекаемого ею воздуха. - Дверь. Отворив дверь, Бригс прижал створку к стене правой ступнёй. Снаружи, чётко на пол-одиннадцатого от дверного проёма, ожидал капитан Смит. Правый каблук капитана щёлкнул о левый. Смит отдал честь. - Докладывайте, Смит. - Сэр! – Смит, назначенный сопровождать подполковника во время дневного смотра, сообщил о возвращении сержанта Гаверкампа из центральных графств, - Очень успешно, сэр! Очень! Сорок четыре человека! - Хорошо. – лицо подполковника не отразило никаких эмоций. Было непонятно, радуется он или сердится. Даже двадцать рекрутов делали честь любому вербовщику, но Горацио Гаверкамп всегда был удачливее остальных, - Вы их видели? - Так точно, сэр. – Смит стоял навытяжку, как того требовал подполковник. Гирдвуд заложил трость подмышку. Слегка переломившись в талии, он наклонился к капитану. Чёрные маслины глаз полыхнули сумасшедшинкой: - Ирландцы, Смит? - Всего один, сэр. – тон у Смита стал извиняющимся, - Всего лишь один. Гирдвуд рыкнул. Этим звуком подполковник выражал крайнюю степень недовольства. - Вверим его заботам сержанта Линча. - Так точно, сэр. - Я взгляну на них через двадцать три минуты. - Так точно, сэр. - За мной. Часовые вытягивались в струну, салютовали. Пуская солнечных зайчиков блестящими, отполированными усами, подполковник Бартоломью Гирдвуд в сопровождении писарей и офицеров шагал на дневную инспекцию. - Пора прощаться, парни! – сержант Горацио Гаверкамп прошёлся вдоль шеренги новобранцев. Одеты они были в рабочую форму: серые штаны, ботинки и короткий блекло-синий мундирчик. Гаверкамп пощипал усы: - Свидимся, когда вы превратитесь в настоящих солдат, - он остановился перед Чарли Веллером, - Держи свою животинку подальше, Чарли. Подполковник терпеть не может собак. Веллер, покосившись на блаженно машущего хвостом Пуговку, встревожился: - «Подальше» - это как, сержант? - Я замолвил словечко на кухне. Крыс твоя псина ловит? - Ещё бы, сержант. К Мариотту сержант с первого дня испытывал инстинктивную неприязнь. Тем не менее, дал жертве Амура тот же совет, что ранее Шарп: - Пасть раскрывай пореже. Дыши носом, парень. – говорил он грубо, но беззлобно. - Так точно, сержант. Дойдя до Харпера, Гаверкамп легонько стукнул его кулаком в брюхо: - Ох, и бездонная же у тебя глотка, Падди! - Какая есть, сержант. - Удачи тебе, Падди, да и всем вам, ребята! Досадно было смотреть, как он уходит прочь за новой добычей, а они остаются здесь, в странном месте, где каждый знал, что от них требуется. Каждый, исключая их самих. - Налево! – рявкнул капрал, - Шагом марш! Их личную одежду упаковали в подписанные мешки, взамен выдали рабочую форму. Теперь настал черёд обзавестись тем, что армия именовала «предметами первой необходимости»: гетрами, запасной парой ботинок, чулками, рубахами, рукавицами, обувной щёткой, фуражной шапкой и рюкзаком. Нагруженных всем этим добром, их по одному загоняли в барак, где писарь подсовывал им на подпись стандартный формуляр. Шарп безропотно поставил крестик. Мариотт, естественно, начал возмущаться. Услышав доносящиеся из барака негодующие возгласы, Харпер скривился: - Вот же болван! - Я протестую! – верещал Мариотта, - Это нечестно! Нечестно, да. Им посулили жалованье в двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Сержант Гаверкамп ослепил их золотым дождём в Слифорде, и золотая монета задатка кружила голову иллюзиями грядущего богатства. Бумага, которую им приказали подписать, рассеивала иллюзии. Из документа следовало, что никакого жалования им не причиталось. Точнее, причиталось, но они успели его потратить. Армия вычла с рекрутов за «предметы первой необходимости», за кормёжку по пути сюда, за выпивку при вербовке, за прачечные, где они ничего не стирали, за госпитали в Челси и Килменхэме, которых они в глаза не видели. Краткое «Итого» внизу списка вычетов свидетельствовало, что никаких денег армия рекрутам не должна. Нечестно, без сомнения, но, если бы армия не обещала рекрутам золотые горы, у армии не было бы рекрутов, а, если бы армия сдерживала потом свои обещания, у армии не было бы денег воевать. Обычная практика, хотя до сего дня Шарп никогда не видел вычетов столь бессовестных. Кто-то неплохо наживался на каждом рекруте. - Эй, грязь! – окрик сзади перекрыл на секунду причитания Мариотта. Маленький сержант в безукоризненно сидящей форме шагал к бараку с гримасой такой сосредоточенной ярости и ненависти на смуглом лице, что новобранцы невольно шатнулись в стороны, пропуская его. Тирада Мариотта сменилась взвизгом. Белоручка вылетел из барака спиной вперёд, споткнулся, упал. Следом выскочил сержант, ударил его палкой и пнул в голень начищенным ботинком. - Встать, грязь! Встать! Мариотт, дрожа, встал. Он был на голову выше сержанта, который, встретившись с грамотеем глазами, немедленно вбил ему в живот кулак: - Есть жалобы, грязь? - Они же обеща… Новый удар: - Есть жалобы, грязь? - Нет, сержант. - Не слышу, грязь! - Нет, сержант. – по щекам Мариотта текли слёзы. Холодный взгляд сержанта пробежал по испуганным физиономиям товарищей его жертвы и устремился на появившегося в поле зрения подполковника Гирдвуда со своей свитой. - Грязь! – гаркнул сержант, - Стройся! Жизнь обошлась несправедливо с подполковником Бартоломью Гирдвудом, и причин подполковник не понимал. Он был прирождённым воином, и воином выдающимся, но на войне, увы, ни разу не был. Свой ирландский опыт он войной не считал. Вонючие крестьяне были недостойным противником, пусть даже они вырезали треть его подразделения и заставили петлять, как зайца, самого. Он их презирал. Тех, которых мог поймать, вешал. Тех, которых поймать не мог, презирал. Он бредил схватками с французами и не мог взять в толк, почему армия не шлёт его в Испанию? - Грязь! Смирно! Рекруты шаркнули вразнобой. Намётанный взор подполковника сразу выделил двоих новобранцев, выполнивших команду должным образом: пальцы точно по швам, грудь вперёд, живот втянут, пятки вместе, носки врозь. Бывалые. С одной стороны – их не надо обучать, а с другой – мошенники собаку съели на всяческих солдатских хитростях, так что нужен глаз да глаз. Он внимательно оглядел обоих, отметив шрам старшего и устрашающие габариты младшего, рыкнул и спросил у того, что со шрамом: - В каком полку служил? Тупо пялясь в пустоту, Шарп выпалил: - Тридцать третий, сэр! Подполковник пошевелил, как таракан, усищами: - Отставлен? - Так точно, сэр! Следующим был Харпер, вызвавший у низкорослого Гирдвуда глухое раздражение уже своими размерами: - Ты? - Четвёртый гвардейский драгунский полк, сэр! Элитная часть, выбранная ирландцем для своего предполагаемого прошлого, очень веселила Шарпа, но сейчас стало не до смеха, ибо от Гирдвуда буквально пахнуло враждебностью. Подполковник похлопал по ладони навершием трости и ядовито осведомился: - Тот, что ещё называют «Королевский ирландский»? В последние два слова он вложил весь сарказм, на который был способен. - Заруби себе на носу, рядовой. Здесь тебе не драгунская богадельня для ирландской сволочи! Здесь не потерпят ирландских выкрутасов! Тебе ясно? - Так точно, сэр! - Не потерпят! – сорвался на крик подполковник. Волна исходящей от Гирдвуда почти осязаемой злобы превратила рекрутов в соляные столбы. Он уставился на строй исполненным гнева взглядом и некоторое время молчал. Крестьяне, шевелилась где-то на задворках сознания мысль, вонючие жалкие крестьяне! Сброд, грязь. Безалаберные, грязные, тупые, косорукие скоты! Штатские! - Кто король Ирландии? – отрывисто спросил подполковник у Харпера. - Король Георг, сэр! Усы Гирдвуда находились на уровне второй сверху пуговицы кургузой форменной куртки Харпера. - А кто такие мятежники? Харпер не отвечал. Шарп пылко молил Бога, чтобы тот надоумил ирландца слукавить, ведь Патрик, не приведи его случай и голод в английскую армию, вне сомнения, оказался бы в рядах тех, кто не первое столетие вёл свою благородную и безнадёжную борьбу за свободу Ирландии. Сражаясь против французов с той же отвагой, с какой сражался бы против англичан, Харпер никогда не забывал свою многострадальную родину, как, впрочем, не забывали её все ирландцы, составлявшие треть войск Веллингтона в Испании. - Так кто такие мятежники? – повторил Гирдвуд с угрозой. Харпер решил сыграть под дурачка: - Не могу знать, сэр! - Неблагодарные скоты! Дикари! Подонки! Вот кто они! Сержант Линч! - Да, сэр? – маленький сержант, избивший Мариотта, шагнул вперёд. Они с подполковником смотрелись близнецами. Оба крохотные, черноусые. Злобные братья-карлики. Гирдвуд приставил трость к груди Харпера: - Вы взяли на заметку этого рядового, сержант Линч? - Так точно, сэр! - Клянусь Богом, ирландскую вольницу я здесь не потерплю! - Так точно, сэр! Шарп облегчённо перевёл дух. Войдя в раж, подполковник как-то упустил то обстоятельство, что хулы в адрес повстанцев от Харпера так и не услышал. Впрочем, в данную минуту Гирдвуду было не до ирландцев. Он потрясённо вытянул трость, указывая ею куда-то в конец строя. Рука дрожала. - Сержант Линч! Сержант Линч! – простонал подполковник. Линч повернулся и застыл. Когда к нему вернулся дар речи, он с явственно прорезавшимся ирландским акцентом смятённо произнёс: - Псина, сэр? Какая-то грязь протащила сюда псину, сэр! Пуговка, которому нравилось находиться в центре внимания, завилял хвостом, тявкнул и весело потрусил знакомиться к вылупившимся на него новым людям. Гирдвуд запаниковал: - Пошёл вон! Сержант Линч ринулся к терьеру. Дёрнувшегося на выручку четвероногому другу Веллера ловко сбил с ног капрал. Линч с разбега пнул терьера. Удар был жестоким, смявшим животному грудную клетку и отбросившим его на несколько метров. Юный хозяин пса пытался встать, но капрал продолжал его бить, по плечам, по голове, сваливая на землю снова и снова. Жалобно скулящий Пуговка пополз к Чарли, но сержант Линч подскочил к собаке и каблуком разбил терьеру череп. Рекруты онемели. Капрал рывком поднял Веллера и поставил его, слишком ошарашенного для сопротивления, обратно в строй. Сержант Линч ухмыльнулся, когда пёс затих, а подполковник Гирдвуд громко вздохнул. Он ненавидел собак. Они были недисциплинированные, непредсказуемые и неаккуратные. Ненавидел и, стыдно сказать, боялся. В детстве мастифф жестоко искусал юного Гирдвуда после того, как тот запустил в него кирпичом, и до сих пор сердце подполковника ухало в пятки при первом же «Гав!» - Благодарю вас, сержант. Правый ботинок Линча был в крови. - Просто выполняю свой долг, сэр! Смерть терьера подняла настроение Гирдвуду, испорченное появлением в его батальоне очередного ирландца. Ирландцев подполковник Гирдвуд ненавидел так же сильно, как и собак. Ирландия когда-то поставила крест на его карьере. Вины за собой он не чувствовал. Он напоролся на засаду! С кем не бывает? Если подразделение армии Его Величества не может маршировать колонной по ирландскому тракту, то где, спрашивается, этому подразделению маршировать? Капитан Гирдвуд (а он был в те дни капитаном) – не Господь Бог, чтобы знать, что на склонах лощинки, по дну которой вилась дорога, колонну подстерегают вонючие крестьяне – бунтовщики! И что с того, что они успели перестрелять треть солдат, пока капитан Гирдвуд разворачивал подчинённых в рекомендуемый уставом для таких случаев боевой порядок, а, едва развернул, ирландские трусы сбежали? Сбежали же? Раз сбежали, значит, поле боя осталось за ним! Значит, по всем канонам военного искусства, он победил! К сожалению, следственная комиссия в Дублинском замке, логику его рассуждений не оценила. Наоборот, ему зарубили сначала производство в следующий чин, а затем и вовсе отправили в отставку с волчьим билетом. Не имея возможности вновь вернуться на службу, Бог ведает, где бы обретался ныне отставной капитан, но однажды он повстречал сэра Генри Симмерсона, члена парламента и члена Королевской комиссии по акцизам. Оба они были непоколебимо убеждены, что дисциплина – это столп, на коем держится армия. С того-то дня и началась их нерушимая дружба. С того-то дня фортуна и повернулась к Гирдвуду лицом. Благодаря Симмерсону и его другу, лорду Феннеру, Гирдвуд восстановился в армии, стал майором, затем подполковником, получил под начало батальон, а с ним – шанс разбогатеть. Война, как уверяли его сэр Генри и лорд Феннер, близилась к завершению, но умный человек и в мирное время может взлететь по карьерной лестнице до невиданных высот. Подполковник Гирдвуд был, без сомнения, умным человеком, а потому планировал жениться на племяннице сэра Генри, разбогатеть и вознестись к вершинам власти и могущества. Пока же он делал то, что, как искренне верил, у него выходило лучше, чем у кого-либо из смертных: превращать жалких, расхлябанных гражданских в исполнительных и дисциплинированных солдат. Гирдвуд вздрогнул, вспомнив невесть откуда взявшегося пса, и поощряюще улыбнулся спасителю, сержанту Линчу: - Отличная работа, сержант. Так держать! В лагере был только один человек, который ненавидел ирландцев больше, чем подполковник. Звали человека Джон Линч. Крестили его Шоном, но, если с акцентом родного Керри Линч поделать ничего не мог (проклятое мяуканье вопреки всем усилиям всплывало на свет, стоило сержанту выйти из себя), то уж с именем он разделался без труда. Сержант во всём равнялся на подполковника Гирдвуда, видя в нём образчик дисциплины, позволившей английской армии одерживать верх над ирландской голытьбой. Сержант Джон Линч хотел быть с победителями и не просто с ними, он хотел быть ими. Участи ирландского простолюдина, вынужденного кланяться завоевателям, он предпочитал счастливый удел завоевателя. Родину и всё, что с ней связано, он ненавидел со всем пылом неофита, вплоть до перехода из веры предков в англиканство. Одного этого было достаточно, чтобы восстановить против сержанта добродушного обычно Харпера, однако сержант Джон Линч, кроме всего прочего, являлся сущим кошмаром для новобранцев. Его методы были жестоки, но, как сквозь зубы признавал Шарп, эффективными. Тренировали рекрутов безжалостно, чередуя муштру с наказаниями и тяжёлой работой. Гирдвуд верил, что только страх способен заставить солдата выстоять в бою с превосходящим противником. Страх. Не гордость, не верность, не патриотизм. Подполковник готовил солдат и зарабатывал на каждом деньги. Первые три дня Шарп полагал, что тайна, окружающая лагерь, объясняется золотом, которое получал Гирдвуд и иже с ним, обкрадывая рекрутов. Долги новобранцев росли, как на дрожжах. На каждой поверке сержант Линч находил, к чему придраться: рваная лямка на рюкзаке, дырка на мундире. Всё это влекло за собой вычеты из будущего жалованья. В лагере, вероятно, не было ни одного солдата, кому досталось бы хоть пенни на руки. Деньги оседали в кармане Гирдвуда. Конечно, рекрутов обирали всегда, однако, с таким масштабом поборов Шарп сталкивался впервые. Впервые Шарп сталкивался и с такой жёсткой муштрой. Новобранцев гоняли от рассвета до заката. Солдатское ремесло силой вколачивали в них, и к концу первой недели основные строевые манёвры роты знал назубок всякий рекрут. Камнем преткновения для сержантов стал лишь слабоумный Том. Его, в конце концов, отослали чернорабочим на кухню. Девизом каждого рекрута от побудки и до возвещающего отбой пение рожка было: любой ценой избежать наказания. Хотя даже после отбоя опасность нарваться на расправу сохранялась. Подполковник Гирдвуд был искренне убеждён, что ночью рекруты плетут сети заговоров, замышляя мятежи. По его приказу сержанты и офицеры во тьме прокрадывались к тонким матерчатым стенам палаток, слушая, о чём переговариваются рядовые. Передавали, что и сам Гирдвуд не брезговал пролезть на карачках между растяжек и приложить ухо к грубой парусине. Наказания были разнообразными. Провинившийся взвод могли послать вне очереди чистить нужники, прокапывать дренажную канаву, отводившую воду или штопать бечевой и толстыми иглами жёсткое полотно палаток. Сержант Линч чаще ограничивался побоями, но мог заставить бегать с набитым камнями рюкзаком. Спасали от битья и издевательств только повиновение и прилежание. Рекруты быстро учились. Дожди шли почти без перерывов, тем не менее, на мундирах не было ни пятнышка, а матерчатые полы парусиновых обиталищ ослепляли первозданной чистотой (благо в воде недостатка не ощущалось), ибо дрожать на промокших после очередной уборки соломенных матрасах представлялось лучшим вариантом, чем пасть жертвой гнева подполковника на дневной проверке. Жиль Мариотт, вступивший в армию назло девушке, которая бросила его ради богатея, получал взыскание за взысканием. Как-то утром сержант Линч обнаружил очередное упущение грамотея и озверел: - Раздевайся! Мариотт покорно скинул одежду. - Беги! Мариотт помчался меж рядов палаток, спотыкаясь и падая в грязь. Встречные капралы и сержанты, хохоча, не отказывали себе в удовольствии вытянуть его палкой по белым ягодицам: «Быстрей! Быстрей!» К Линчу грамотей вернулся с полными слёз глазами и бледной плотью, перечёркнутой красными полосами. - Ты бы язык распускал поменьше, глядишь, остальным частям тела приходилось полегче. – сказал ему Харпер. - Мы – не животные. Мы – люди. - Мы – не люди, мы – солдаты. Не спорить, не жаловаться, не смотреть поганцам в глаза. Мариотт слушал, но слышал ли? Зато остальные и слушали, и мотали на ус. К Шарпу с Харпером обращались за советом по каждому поводу. Чаще, конечно, к Шарпу. Стрелок с первого дня как-то сам собою стал неофициальным лидером группки. Понимая, что творится в душе у Чарли Веллера после расправы над терьером, Шарп больно сжал плечо юноши: - Не дури, Чарли. - Он убил Пуговку. - Убил, однако, это не причина тебе лезть на рожон. - Я его прикончу! – выдохнул Чарли со всем пылом своих семнадцати лет. - Если Харпер не открутит ему башку первым. – ухмыльнулся Шарп. Стрелку нравился Чарли. Парнишка относился к той немногочисленной категории рекрутов, которых в армию привели не нужда и отчаяние, а искреннее желание послужить отечеству. В рядовых такие надолго не засиживались, и Чарли, коль юношеская горячность не окажет ему дурную услугу, ожидало завидное будущее. Для начала же Чарли надо было выжить в учебном лагере. В лагере, как выяснил Шарп, обучалось семь сотен парней. Некоторые почти завершили курс молодого бойца, другие, подобно группе Шарпа, только начинали обучение. Имей лорд Феннер желание пополнить ряды первого батальона в Пасахесе, людей хватило бы с лихвой. Дознался Шарп и о местонахождении лагеря. В один из дней, пасмурный и дождливый стрелка отрядили на кухню разгрузить телегу с капустой. Немолодой капрал, стоя в дверях, долго смотрел на низкие тучи, затем от души изругал забытый Господом остров. - Остров? – заинтересовался Шарп. Капрал неторопливо раскурил трубку и, сплюнув в лужу, объяснил: - Остров. Чёртов Фаулнис. Что низ, то низ! Ни прибавить, ни убавить. Дно. Видать, вода со всей Англии стекается сюда. – довольный шуткой, капрал хохотнул, - Бог знает, на кой нас перевели из Челмсфорда. Капрал был рад поболтать. По его словам, Фаулнис действительно являлся островом. С Англией его соединял деревянный мост, перекинутый не через реку, как посчитал, шагая по нему в день прибытия, Шарп, а через неширокий морской пролив. К югу лежало устье Темзы, к востоку – Северное море, на западе и севере – болотистые безлюдные равнины графства Эссекс. - Прямо тюрьма. – подвёл итог Шарп. Капрал хмыкнул: - Вам-то что, на корабль погрузят и тю-тю! Месяц-полтора – не срок. А я кукую здесь целую вечность. Капрал, видимо, служил в одной из двух рот, солдаты которых носили, в отличие от новобранцев, красные мундиры и муштровались не так рьяно. Шарп предположил, что их единственная задача – стеречь новобранцев. Фаулнис и правда был тюрьмой. - Когда же нас погрузят на корабль? - Когда уродам наверху понадобится пушечное мясо. Да ты же сам служил, порядки знаешь. Армейские порядки Шарп знал. Ему и Харперу в учебном лагере приходилось легче, чем прочим. Сержанты их особо не трогали, понимая, что на старого служаку где сядешь, там и слезешь. Да и зачем, ведь рядом был Мариотт, всегда Мариотт. Дурашка искренне считал, что образование ставит его на ступень выше неграмотных товарищей. Всё бы ничего, но он требовал соответствующего с собой обращения, пререкался и потом рыдал по ночам. Харпер сочувствия к нему не питал: - Сам виноват. - Он думает, что слишком умный, чтобы быть разумным. – соглашался с другом Шарп. Только Шарп наладил с белоручкой некое подобие дружбы, но даже он был не в состоянии вбить в башку Мариотта простые солдатские истины. - Я сбегу! Ей-богу, сбегу! – оканчивалась первая неделя их пребывания в лагере, и Мариотту доставалось. - Не глупи! – командирские нотки в голосе Шарпа заставили Мариотта изумлённо поднять брови, - Бежать отсюда некуда! - Нельзя так обращаться с людьми! Вечером Шарп пересказал разговор Харперу. Весть о намерении Мариотта дать дёру не произвела на ирландца впечатления: - А как насчет нас? - Нас? - Чёрт с ним, с Мариоттом, нам-то уж сам Бог велел убираться отсюда? - Ну, мы выяснили, где ублюдки спрятали второй батальон, но понятия не имеем, зачем его спрятали. Если лагерь создан, чтоб обдирать, как липки, рекрутов, на кой чёрт их тогда тренировать с таким ожесточением? - Надо делать ноги, пока ещё есть возможность. – упрямился ирландец. - Дай мне неделю, Патрик. Одну неделю. Здоровяк поразмыслил и кивнул: - С условием. - Каким? Харпер расплылся в широкой улыбке: - Когда всё кончится, я вернусь сюда на денёк полковым старшиной. И на часок уединюсь со скотиной Линчем. - Замётано. – рассмеялся Шарп. Темнеющее небо пометила галочка стаи диких гусей. Птицы летели на восток, навстречу завтрашнему рассвету. Шарп дал слово и получил неделю, на то, чтобы докопаться, зачем второй батальон Южно-Эссекского полка укрыли в далёком, забытом, сыром лагере Фаулнис. ГЛАВА 8 - Повтори, грязь! Харпер, бессмысленно пялясь поверх кивера сержанта Линча, выпалил то, что выпаливал на каждом построении: - Боже, спаси короля! - Ещё раз, грязь! Восемь дней сержант Линч командовал взводом. Восемь дней он не мог придраться к Харперу. Тысячу раз – к Мариотту, и ни разу – к Харперу. В конце концов, сержант утешил себя выводом, что Харпер – старательный дурак. Так он и доложил Гирдвуду: «Мускулов много, сэр, а умишком Бог обидел. Но он – парень исполнительный. Хлопот с ним не будет, сэр.» - Ещё раз, грязь! - Боже, спаси короля! Прекрасное выдалось утро. Солнышко подсушило слякоть, морской бриз щекотал обоняние горьким ароматом водорослей. Сержант Линч с гримасой недовольства на кукольном личике, оставил Харпера в покое и зычно приказал: - Грязь! Снять подворотнички! Приказ выполнили охотно. Было невыразимым блаженством избавиться от твёрдых, надоевших до чёртиков кожаных ошейников. Подворотнички передали правофланговому, и тот вручил их капралу. Сержант Линч с отвращением объявил: - Грязь! Сегодня будете работать. Копать. Смотрите у меня! Кто вздумает отлынивать, очень об этом пожалеет! Ясно? Муштра, при которой малейший промах рекрута бросался в глаза и немедленно наказывался, нравилась сержанту гораздо больше нудных обязанностей надсмотрщика при землекопах. - Налево! Шагом марш! Им выдали грабли, ломы и лопаты. Шарп предположил, что их пошлют рыть дренажные рвы, но сержант Линч повёл рекрутов по насыпной дороге к мосту. Сержант и оба капрала были вооружены мушкетами. Если рассматривать Фаулнис, как тюрьму, а не как обычный учебный лагерь, мера вполне оправданная. Заключённых, выводимых на работы вне узилища, надо стеречь. И выход из тюрьмы тоже, думал Шарп, дивясь усиленной охране деревянного моста. Там несли стражу полтора десятка солдат под началом (судя по привязанной у караулки лошади) офицера. Сержант Линч вёл взвод тем же путём, которым новобранцы добирались в Фаулнис, проплюхали через брод и свернули вправо, на узкую тропку к дому сэра Генри Симмерсона, единственного человека в этой части Эссекса, который мог опознать Шарпа. Стрелку было не по себе, ибо каждый шаг к украшенной флюгером-Орлом усадьбе увеличивал опасность разоблачения. Крашеные рамы дома слепили белизной. Идущая перед зданием терраса отлого спускалась к просторной стриженой лужайке, обрывистый край которой был укреплён от осыпания кирпичной стеной. У подножия кладки вяло струил свои воды заросший камышом и илом ручей. Сержант Линч остановился у края тростниковых зарослей: - Значит, так, грязь! Сержант не орал, как обычно; говорил спокойно, видимо, боясь потревожить благородных обитателей усадьбы. - Ваша задача – прочистить ручей. Оттуда… - он указал на угол опорной стенки, - …и до вешки. Палкой сержант ткнул в сторону шеста, торчащего метрах в двухстах по течению. - Во время работы не вякать. Капрал Мейсон! - Да, сержант? - Возьмёте вторые номера и начнёте от вешки. - Так точно. Шарп и Харпер в строю стояли рядом, а потому имели разные номера и попали в разные партии. Шарп оказался у Мейсона, Харпер – у второго капрала, так как Линч, не желая пачкаться, остался на сухом бережке. Труд был грязным и неблагодарным. Первым делом требовалось вырвать траву, пустившую длинные, переплетённые друг с другом корни в слежавшийся пополам с илом грунт. Затем счастливые обладатели ломов и лопат взрыхляли землю и расширяли русло, стоя по колено в мгновенно заполняющей полости воде. Шарп быстро вспотел, но работалось, как ни странно, бездумно и в охотку. Зачем сэру Генри понадобилось расчищать заиленный ручей, объяснялось просто: посередине стены, подпирающей край лужайки, зияла арка входа в лодочный сарай. Арку перекрывала ржавая решётка, запертая на висячий замок. Внутри виднелись три полузатопленные плоскодонки и каменная лестница в сад. - Эй, грязь! – окликнул Шарпа Линч, - Как тебя? Э-э… Вон! - Сержант? - Иди к решётке. Мысль о том, что в чём-то провинился, Шарп отмёл сразу и, теряясь в догадках, побрёл к железным прутьям. По лестнице кто-то спускался. Чёрт, неужели Симмерсон? Нет, это был слуга. Он с усилием отпер закисший замок и толкнул скрипучие ячеистые створки наружу. Брезгливо поджав губы, лакей поманил Шарпа: - Здесь надо вычистить дно. Должно быть достаточно глубоко, чтобы лодки плавали. Понимаешь, нет? Слуга говорил свысока, будто Шарп был животным или дикарём. - Я понимаю. Сержант Линч прислал в помощь Шарпу Мариотта. Начали они с того, что подняли плоскодонки и перетянули их на берег ручья. Потом выгребли накопившийся мусор: лески, палки, тряпки, поломанные вёсла и лишь тогда принялись черпать вонючую жижу со дна. Мариотт трудился, как пчела, разве что не жужжал, и Шарп похлопал его по плечу: - Не рви жилы. - То есть? - Нас не видят ни сержант, ни капралы. Передохни. Будучи майором, Шарп заставлял надрываться других, а вернувшись в шкуру рядового, обнаружил, что старые привычки никуда не делись, и умение увиливать от работы всё ещё при нём. Мариотт лопату не бросил, но стал орудовать ею медленно-медленно. Такими темпами на очистку сарая потребовалась бы неделя, а то и две. Шарп одобрил. Сержант их не видел, а ближайшего капрала больше заботила чистота униформы, чем усердие парочки рекрутов в сарае. - Они не вправе привлекать нас к такому труду. – сказал Мариотт. - Лучше, чем муштра. – заметил Шарп, примостившись на кирпичном причале и прикидывая: не вздремнуть ли? - Это работа золотарей, а не солдат. ( - Солдаты и есть золотари. – зевнул Шарп, - Политиканы гадят, мы убираем. В мирное время от нас воротят носы, но стоит надушенным лордам обделаться, кого зовут разгребать кучи? Нас. Уже договаривая, Шарп пожалел, что высказался. Очень уж выбивалась его глубокомысленная тирада из рамок поддерживаемого стрелком образа ветерана, предпочитающего подчиняться, а не рассуждать. Мариотт поднял брови и покровительственно произнёс: - А ты умнее, чем думаешь. – воровато оглянувшись по сторонам, грамотей вполголоса продолжил, - Я решил всё же сбежать. Мне надо домой. Я письмо получил. - Письмо? – озадаченно повторил за ним Шарп. - Ну да, письмо. - Письмо в Фаулнис? - Нет, конечно. В Челмсфорд, а оттуда его переслали сюда. Нам же сразу сказали: давать адрес в Челмсфорде. – объяснил Мариотт недовольной скороговоркой. Ему явно не терпелось хоть с кем-нибудь поделиться распирающими его новостями. - Письмо от моей возлюбленной. – глаза Мариотта лихорадочно блестели. - И? – Шарп слушал вполуха. Сверху, из сада, доносился смутно знакомый шум. - Она пишет, что совершила ошибку. Просит меня вернуться! - Слушай, парень, - повернуться к нему Шарп, уловив отчаяние в его голосе, - Ты в армии. Смоешься – поймают и выпорют. Порку ты не переживёшь, поверь мне. Плюнь на девчонку. Мозги у тебя на месте, через год будешь щеголять шевронами сержанта! - Я не создан для армейской службы! Шарп хмыкнул: - Поздно же ты сообразил. Стрелок опять прислушался к гомону в саду. Ухо различило строевые команды, уместные на плаце, но в саду тихой усадьбы? Что там, чёрт возьми, происходит? - Выглянь-ка, где капрал? Мариотт пошлёпал по воде: - В двадцати шагах. - Присмотри за ним. Осторожно, будто наверху его поджидал пикет французов, Шарп ступил на лестницу. От Линча его скрывала арка и мрак лодочного сарая, на верхней же площадке спрятаться было негде. Шарпа могли заметить из сада, а одинокий каменный горшок с геранью едва ли послужил бы укрытием. Впрочем, необходимости выбираться на площадку не было. Высунувшись на десяток сантиметров над верхней ступенькой, он видел всё, что хотел. На северном конце лужайки маршировали две роты, одетые в робы, но с ружьями, снаряжёнными штыками. Команды им отдавал старшина Брайтвел. Брайтвел, широкоплечий, похожий на быка детина никогда не утруждал себя вознёй с новичками, занимаясь теми ротами, что были близки к окончанию обучения. Как, например, две роты, что вытаптывали траву в саду Симмерсона на потеху группе офицеров, за стульями которых виднелась редкая цепочка сержантов. Брайтвел приказал проделать несколько артикулов с мушкетами, и зрители восхищённо захлопали. Слуга принёс на серебряном подносе напитки. Брайтвел скомандовал: «Смирно!» Наступила тишина. Офицеры встали. К ним подошёл подполковник Гирдвуд в сопровождении хозяина дома. Сэр Генри Симмерсон был в своём старом мундире Южно-Эссекского полка. То, что Симмерсон и Гирдвуд спелись, Шарпа нисколько не удивило. Гости направились к рекрутам, и парочка последовала за ними. - Что это они делают? – прошептал Мариотт. - Заткнись. Старшина Брайтвел вызвал из строя шесть новобранцев, наугад указанных офицерами, и поставил их лицом на север. Каждому он вручил по паре зарядов. Высказывая завидную сноровку, рекруты произвели два жидких залпа по пустынным болотам. Ветер подхватил ватные комочки дыма. Двое гостей, возбуждённо переговариваясь, вернулись в дом, и Шарп обратил внимание на жёлто-коричневую отделку их мундиров. В Южно-Эссекском эти двое не служили. Ещё два офицера отделились от остальных. У одного лацканы были белыми, у другого – зелёными. Шарпа озарило. Он вдруг понял, зачем офицеры других полков могли съехаться в это уединённое местечко. Шарп скользнул по ступеням вниз, досадуя, что не догадался раньше, и одновременно поневоле восхищаясь простотой и наглостью махинации. Сэр Генри Симмерсон и подполковник Гирдвуд были аферистами, чёртовыми аферистами, и Шарп голову дал бы на отсечение, что лорд Феннер их прикрывал. Афера старая, как сама английская армия, где нехватка рекрутов ощущалась всегда. Как помнилось Шарпу, в 1812 году война и болезни унесли жизни двадцати пяти тысяч нижних чинов, а нанять удалось только четыре с лишним тысячи. В привилегированные полки, вроде стрелков, вербовались охотно, в отличие от обычных пехотных, куда заманить людей не получалось ни за какие коврижки. Служилось в них несладко, будь то в Испании или Америке, а ведь существовали ещё гарнизоны в гиблых дырах на востоке и островах Лихорадки. Неукомплектованность личным составом всегда была вопросом открытым, и всегда находились махинаторы, готовые дать на этот вопрос ответ. Симмерсон и Гирдвуд, используя славу, что стяжал в Испании первый батальон Южно-Эссекского полка, как приманку, вербовали и тренировали рекрутов под вывеской второго батальона, но, вместо того, чтобы посылать на передовую, мошенники продавали их скопом другим полкам. Шарп застал момент показа «товара» лицом, и теперь, вероятно, в гостиной сэра Генри покупатели выкладывали денежки. Всего четыре года назад обученный новобранец стоил двадцать пять фунтов стерлингов, но с тех пор цена удвоилась. На лужайке находилось примерно две сотни солдат. По пятьдесят фунтов за голову, итого – десять тысяч. На половину этой суммы можно было безбедно прожить до глубокой старости. Впрочем, почему же пятьдесят? С учётом присваиваемого жалованья и прочих доходных приятностей лагеря Фаулнис каждый рекрут приносил ворам минимум семьдесят фунтов стерлингов. Армия иногда официально подряжала предприимчивых дельцов нанимать новобранцев, но превращать в такого подрядчика существующий полк?! Это было умно, незаконно, выгодно, и это обрекало Южно-Эссекский на гибель. Шарп ликовал. Он разгадал ребус! Он раскрыл тайну исчезновения второго батальона! Яростное тявканье заставило стрелка вздрогнуть. Крохотная белая собачонка лаяла на него с верхней ступеньки. - Пошёл вон! – сквозь зубы рявкнул Шарп, - Пошёл! - Раскал! – позвал нежный девичий голосок, - Ко мне, мальчик! Шарп попятился в сарай, но опоздал. Тонкая тень пала на камни и девушка успокаивающе произнесла: - Не бойтесь, он не причинит вам вреда. – она засмеялась, будто десяток серебряных колокольчиков зазвенели разом. Шарп знал, что ему нельзя на неё смотреть. Не поднимая головы, он бормотал что-то маловразумительно-покорное, отступая в спасительный полумрак. И всё-таки не удержался. Ведь это была она, та, которую он видел один раз, в тёмной часовне, и не мог забыть. Шарп вскинул голову, торопливо оправдываясь про себя: она же его не узнает? Мимолётная встреча в полумраке много лет назад? Конечно, не узнает. Она взяла недовольно рычащего пёсика на руки и улыбнулась: - Раскал – трусишка, он только против подполковника Гирдвуда страшный зверь, да, Раскал? Джейн Гиббонс бросила любопытный взгляд на перемазанного грязью солдата и… узнала его. Как? Об этом ведал только Господь. Губы Джейн приоткрылись, очи распахнулись, а Шарп глядел на неё и не мог оторваться. Память подвела его. Образ, запечатлённый в его уме, рисовал куклу, картинку, прекрасную, но неодушевлённую. Над ними же стояла живая, из плоти и крови, красавица: строгие линии рта и скул, смягчённые тенью соломенной шляпки, шелковистая белая кожа, золотистые кудряшки. Она была сестрой одного врага Шарпа и племянницей другого. Джейн Гиббонс. Они смотрели друг на друга. Он – с восторгом, она – поражённо. Губы её зашевелились, и стрелок испугался, что она позовёт на помощь. Вместо этого она села на ступеньку и несмело спросила: - Это вы? Вы? Признаться? А не выдаст ли она его? Отпереться – значит, лишиться возможности перекинуться с ней словечком. Шарп молчал, любуясь ею. Она опасливо оглянулась и повторила вопрос: - Так это вы? – в глазах её плясали весёлые чёртики. - Я. - А дядя сказал, что вы умерли. Она опять оглянулась, и у Шарпа внезапно потеплело на душе: она страшилась своего дядю так же, как и стрелок. - Что вы делаете здесь? – интонация была удивлённая, но помимо изумления Шарп различил толику радости. Ей тоже была приятна их встреча. Брайтвел рявкнул, казалось, над самым ухом: - Роты! Ряды вздвой! Шагом марш! Шарп машинально отпрянул в сарай. Джейн, к его изумлению, подобрала юбки и, прижимая к себе Раскала, быстро сбежала по ступенькам к Шарпу: - И всё же, каким ветром вас занесло сюда? При виде Джейн у Мариотта отвалилась челюсть: - Э-э… Дик? - Сгинь! – прошипел стрелок, - Иди вход чисть! Сгинь, кому сказал! Мариотт пожал плечами и скрылся в полумраке. Джейн нервно засмеялась: - Глазам своим не верю. Это вы? Зачем вы здесь? - Искал второй батальон. – он замялся, соображая, как объяснить всё в двух словах, но она поняла и так: - Они его спрятали, чтобы устроить аукцион, продавая по частям. - Аукцион? – поперхнулся Шарп. Совести у Симмерсона было явно меньше, чем корысти, - Этим они и заняты сейчас? - Да. Дядя уверил меня, что всё законно, однако мне почему-то кажется, что нет. Нет? - Нет. – ухмыльнулся Шарп. - Дядя сказал, что вас убили в Лондоне. - Пытались. Она вздрогнула: - Но вы всё ещё офицер? Заляпанный грязью, он сейчас мало походил на офицера: - Майор. Джейн закусила губу, улыбнулась и бросила быстрый взгляд наверх лестницы, как если бы там мог появиться её дядя. Раскал завозился, и она притиснула пса к себе: - О вас писали в «Таймс». После Саламанки. Упоминали какого-то… - она наморщила лоб. - Гарсия Эрнандес? – подсказал Шарп. - Наверно. Назвали вас героем. - Да нет, просто лошадь понесла, а я имел несчастье находится на ней. Она засмеялась. Повисла неловкая пауза. Шарп рассердился. Он так часто мечтал встретить её опять, говорить с ней, и что же? Встретил, а в голову, как назло, ничего путного не лезет: - Я… - сказал он, но одновременно Джейн начала: «Они же…» Оба умолкли и смущённо заулыбались. - Вы что-то хотели спросить? - Они же могут попытаться убить вас снова? - Если узнают, что я в Фаулнисе. Пока не узнали. Я назвался Диком Воном. - Что будете делать? - Надо уходить. Я тут с другом, сержантом Харпером. Такой дюжий парень? Она кивнула. Задумалась: - Когда? - Сегодня ночью. Всё, что хотел, он выяснил. Рядовой Дик вон свою задачу выполнил, настал черёд майора Ричарда Шарпа. Джейн зашептала, волнуясь: - Лагерь охраняют. Патрули ополченцев рыскают до самого Викфорда. Местные жители тоже не прочь поймать беглеца. Им платят за каждого. Она покусала губу: - Вам лучше взять одну из наших лодок и переплыть реку. Северный берег не стерегут. Шарп цвёл. Она его не выдала. Наоборот, она близко к сердцу приняла его невзгоды и готова была помочь! - Нам бы еды. И денег. - Две гинеи хватит? - Более чем. В лодочном сарае? Как стемнеет? Она кивнула, и очи её озорно сверкнули: - Обещаете прекратить эти постыдные аукционы? - С вашей помощью. – их головы почти соприкасались. Шарп чувствовал запах её духов и пьянел без вина. Она покраснела: - Я хотела бы… Закончить фразу ей не удалось. - Джейн! – с лужайки раздался сварливый голос, отравивший Шарпу лето перед Талаверой, - Где ты запропастилась, деточка? Джейн! Перед Шарпом будто въяве встал Симмерсон: жирный, пыхтящий, с багровым одутловатым лицом. - Джейн! Спугнутой птицей девушка вспорхнула в сад: - Я гналась за Раскалом, дядя. Он, проказник, опять улизнул из дома! - Приглядывай за ним, сколько можно повторять! Подполковнику Гирдвуду собаки не по душе! Поторопись, деточка! - Бегу, дядя. На верхней ступеньке она быстро обернулась и подарила Шарпу извиняющийся взгляд. Стрелок же был готов пуститься в пляс. Хотелось кричать и петь от счастья! Джейн помнила его! А он… Даже женившись, Шарп порой выуживал из глубин сознания её светлый образ, теша себя мыслью, что в тёмной церквушке мог понравиться ей. Насколько стрелку было известно, родители Джейн умерли, а воспитывавшие девушку дядя с тётей не стали бы тянуть с её замужеством. Однако сегодня Шарп увидел, что на её пальце нет кольца. Мало того, он мог поклясться, что очи Джейн вспыхнули, когда она рассмотрела, что на Шарпе тоже нет золотого ободка. Любовь и счастье переполняли Шарпа. Он подхватил заступ и чуть ли не вприпрыжку вбежал в лодочный сарай. Там счастье схлынуло с него, как вода с промасленного патронного картуза. Жиль Мариотт, которому Шарп приказал сгинуть, буквально выполнил слова стрелка. Жиль Мариотт сгинул. Сбежал. ГЛАВА 9 Отводя от себя подозрения, Шарп солгал, что Мариотт отлучился переговорить с капралом. - Грязь! – Линч сверлил Шарпа чёрными бусинами глаз, - Ты врёшь, грязь! - Сержант! Он пошёл к капралу! Сказал так мне! – Шарп застыл, руки по швам, всем своим видом изображая оскорблённую невинность. Сержант понял, что большего не добьётся и зло осведомился: - Когда он смотался, грязь? Шарп поморгал и сдвинул брови: - Минут двадцать назад, сержант. Около того. - И ты не поднял тревогу?! – выплюнул Линч. - Сказал мне, что пошёл к капралу, сержант! Забыв о чистоте формы, Линч стоял рядом с Шарпом по колено в воде у ворот лодочного сарая. Первые и вторые номера, бросив работу, растерянно наблюдали за сержантом. - Сержант Линч? – окликнул недомерка с края подпиравшей лужайку стены подполковник Гирдвуд, - Что за дикие вопли? - Дезертир, сэр! – виновато доложил Линч, - Одна грязь посмела сбежать, сэр! - Как? Как, болван? – маска невозмутимости сползла с крохотного личика подполковника. Тревога его была понятна. Продавая солдат на сторону, подполковник был спокоен. Покупатели, сами замазанные в афере, а потому кровно заинтересованные в сохранении тайны, держали рот на замке. Дезертир – другое дело. Удайся побег, дезертир молчать не будет. Земля же, как известно, слухами полнится. Странная история может и дойти, куда не надо. Шарп незаметно подался ближе к стене, от души надеясь, что кутерьма не привлечёт внимания Симмерсона. Гирдвуд не ждал от Линча ответа, распорядившись, чтобы тот, растянув рабочую партию в цепочку, прочесал болота к востоку до речки Роч. - Полагаю, как поступить с негодяем, мне вам рассказывать не нужно, сержант? - Нет, сэр! Искали беглеца основательно. С Фаулниса вывели две красномундирные роты и послали на запад от усадьбы Симмерсона. Конные ополченцы переворачивали вверх дном хутора и деревеньки вдоль реки Крауч. На крыше дома сэра Генри под флюгером-Орлом засели несколько человек с подзорными трубами. Действовали слаженно, и Шарп сделал вывод, что бедняга Мариотт – далеко не первый отчаюга, решившийся на побег с Фаулниса. Взвод Линча тащился по чавкающей под ногами топкой почве. Впереди было Северное море, и Шарп сомневался, что Мариотта черти понесут сюда. Поймать его на этих голых равнинах труда не составит, ведь бежать он может исключительно по тонким полоскам твёрдого грунта, где его легко заметить и без подзорных труб. Цепь рекрутов замыкали с двух сторон капралы. Линч шагал в центре. Мушкеты троица зарядила. Корка слякоти покрывала с головы до ног всех, включая сержанта. Яркое солнце подсушивало почву. Воняло болотными газами. Ни следа Мариотта. Миновал полдень. Выдирая ступни из жидкой грязи, Шарп всё больше убеждался в бессмысленности их похода. Мариотт, скорее всего, направился на запад, вглубь страны, и Шарп поймал себя на том, что впервые за много лет искренне желает удачи дезертиру. Каким бы самовлюблённым остолопом ни был Мариотт, мести коротышки Гирдвуда он не заслуживал. Они шли к глубокому быстрому потоку, вливающемуся в Крауч. Поверхность Роча покрывали водовороты там, где его воды встречались с течением морского прилива. На дальнем берегу, километрах в трёх, белели палатки, среди которых копошились солдаты в красных и рабочих синих мундирах. Это была конечная точка поиска. Фаулнис. И тогда Шарп увидел Мариотта. Нелёгкая потянула дуралея на восток. Во время отлива он вброд перешёл Роч, обнаружил, что вернулся на остров, с которого мечтал сбежать, и спрятался в сгнившей лодке, наполовину вросшей в жижу там, где Роч сливался с Краучем. Линч тоже увидел беглеца. Сержант пальнул из мушкета в воздух, подняв из прибрежных зарослей стайку птиц. Гром выстрела привлёк внимание часовых на острове. Линч взмахнул ружьём над головой и указал им на убежище дезертира. Капрал на ближней к морю стороне цепи тоже разрядил в небо мушкет. Второй выстрел побудил Мариотта к действиям. Грамотей выскочил из своего жалкого укрытия и побежал. Не на восток, там было море. Согнувшись в три погибели, чтобы камыши закрывали его от солдат на острове, Мариотт посеменил по берегу к югу. Он бежал на виду у своих товарищей, будто нарочно дразня Линча. Быструю и глубокую речушку было практически невозможно преодолеть вплавь. Ни Линч, ни капралы даже не пытались. Сержант заорал беглецу: - Стой, скотина! Стой! Мариотт плевать хотел на его вопли. От взвода его отделяло метров тридцать. Сержант, мчащийся почти вровень с беглецом по мелководью, был ближе, но впереди маячил речной изгиб, который надёжно скроет дезертира от ненавистного Линча. - Дай мушкет! – обернулся Линч к не стрелявшему капралу, и тот протянул ему ружьё. - Стой, мразь! Сержант вскинул мушкет к плечу. Шарп предположил, что тот хочет пугнуть беглеца, заставить его запнуться. Шарп ошибся. Ублюдок целился в Мариотта. Забыв о своей личине, майор уже открыл было рот, чтобы скомандовать сержанту опустить оружие, но выстрел грянул прежде, чем слова слетели с уст Шарпа. Дистанция в сорок метров была велика для точного попадания из гладкоствольного мушкета. Тем не менее, пуля ушла в камыши, разминулись с живой мишенью всего на десяток сантиметров. Кольцо преследователей вокруг Мариотта сжималось всё туже, и то, что делал Линч, было убийством, мерзким, беззаконным убийством. Сержант выругался, швырнул разряженный мушкет обратно владельцу и бешено заорал рекрутам догонять его и капралов. Пальба привлекла внимание всадников у дома Симмерсона, и они повернули коней. Шарп искренне надеялся, что самого сэра Генри среди них нет. - Мне почудилось, или коротышка хотел его пристрелить? – беспокойно спросил Харпер, поравнявшись с другом. - Не почудилось. - Спаси, Господи, Ирландию! Истекали последние минуты незавидной свободы Мариотта. С моста офицер выслал на перехват бедняги красномундирников. Увидев их, Мариотт остановился. Затравленно огляделся. Глаза его были шальными и бессмысленными. Он кинулся на север, но оттуда вдоль приземистой дамбы, защищающей Фаулнис от приливов, приближались другие загонщики. Мариотт заметался. Линч и капралы лихорадочно перезаряжали ружья. Блеск шомполов лишил белоручку остатков разума. Мариотт вдруг разбежался и нырнул в неласковые воды Роча. На противоположном берегу дезертира ждал Линч, так что рассчитывать беглец мог только на чудо, которое позволить ему вплавь добраться до устья Крауча. Не судилось. Течение сбило его с ног. Мариотт ушёл на дно, вынырнул, замолотил руками, вновь скрылся в реке. Шарп, плавающий, как дельфин, ещё со времён службы в Индии, сбросил обувку и кинулся на помощь. Вода была холодной, а дно на втором шаге ушло из-под подошв. Борясь с течением, Шарп достиг Мариотта и вцепился в него. До сего дня стрелок никогда утопающих не спасал. Он и представить не мог, как это трудно, тем более, что Мариотт отбивался изо всех сил. Шарп наглотался воды, но не отпускал грамотея. Очередной раз показавшись на поверхности, Мариотт, отплёвываясь, выкрикнул: - Убирайся! Пинок выбил из лёгких Шарпа воздух. Растерявшись, стрелок на миг с головой ушёл под воду, чувствуя на лбу ногти беглеца, ищущие глаза непрошенного спасителя. Выскочив из волн, Шарп жадно набрал воздуха, слыша с берега хорошо знакомый голос полкового старшины Патрика Харпера: - Прекратить огонь! Не стрелять! Харпер вышел из образа, потому что с такого расстояния Линч, уже нацеливший мушкет, мог попасть в Шарпа, а не в Мариотта. Сержант ощерился, но ружья не отвёл. Шарп отпустил Мариотта, и стремнина бросила беднягу к западному берегу, прямо под ствол коротышки. - Не стрелять! – Харпер, бегущий по мелководью, не успевал помешать Линчу. Мариотт нащупал дно и встал. Выстрел Линча прогремел в унисон с очередным тщетным криком Харпера. Пуля размозжила Мариотту череп. Кровь фонтаном ударила из раны, струя опала и вновь брызнула. Мариотт нелепо всплеснул руками и осел в воду. Чарли Веллер, как всякий крестьянин, свернул шею не одной курице, но хладнокровное убийство человека видел впервые. Мальчишку вывернуло, а Линч ухмыльнулся. Харпер застыл по колено в воде, словно поражённый громом. Бессильная ярость медленно разгоралась в нём. - Ты! – страшно произнёс ирландец, глядя на Линча, - Ты - убийца, безродная тварь! И такой угрозой веяло от ирландца, что Линч выставил перед собой мушкет и попятился. - Сержант! Вы взяли его? Подоспел Гирдвуд, и, глядя на его спутника, Харпер почувствовал, как гнев улетучивается, уступая место тревоге за Шарпа. Сэр Генри Симмерсон сопровождал маленького подполковника. Шарп, занятый вылавливанием трупа Мариотта, врага заметить не мог. Пока стрелок зацепил покойника, он выбился из сил и вдоволь нахлебался солоноватой влаги, щедро сдобренной кровью. В тот момент, когда Шарп готов был бросить тело на волю течения, тянуть стало легче. Харпер пришёл на помощь другу и, загораживая Шарпа собой от всадников на берегу, тихо прошипел: - Лицо! Шарп не понял. - Лицо, сэр! Слово «сэр» должно было насторожить Шарпа, но широкая спина ирландца закрывала не только майора от Симмерсона, но и Симмерсона от майора. Отчаявшись, Харпер зачерпнул со дна липкой текучей жижи и шмякнул точнёхонько другу в лоб. - Прекрасная работа! – услышал с берега опешивший от выходки ирландца Шарп и похолодел. Симмерсон. Сэр Генри скользнул взглядом по лицу стрелка и уставился на убитого: - Прекрасная работа, сержант! Выстрел мастерский! - Спасибо, сэр! – Линч торопливо перезаряжал мушкет. Гирдвуд рявкнул Шарпу с Харпером: - Что встали, ослы? На берег его! Друзья выволокли Мариотта из воды. - Шаг назад, грязь! – приказал Линч. Шарп выполнил команду, горбясь и отворачивая лицо от Симмерсона. Его уловка не укрылась от Линча: - Расправь плечи, грязь! Смирно! Шарп выпрямился, уповая на то, что Харпер не пожалел для друга слякоти. Сэр Генри смотрел на стрелка. Видел ли? Шарп привык побеждать, давая противнику увидеть то, что тот ожидает увидеть. Как-то, отчаявшись преградить путь противнику, стрелок приказал повесить на два шеста тряпки. Неприятель, страшась наткнуться на численно превосходящие силы англичан, узрел перед собой не обескровленный полубатальон с расстрелянным боезапасом и грязными подштанниками на палках, а целый полк пехоты под гордо развевающимися знамёнами. И враг отступил. В другой раз майор положил своих зелёных курток в чистом поле без прикрытия, и противник, приняв их за убитых, выкатил вперёд пушки, за что и поплатился расчётами орудий, которые «восставшие из мёртвых» стрелки перещёлкали, как семечки. Люди предпочитали видеть то, что им хотелось видеть. В отличие от племянницы сэр Генри Шарпа не узнал. Симмерсон брезгливо пялился в лицо человеку, по милости которого потерял сон этим летом, однако видел перед собой перепачканного, как сам дьявол, новобранца. Джеймс Гиббонс смогла опознать стрелка, потому что вспоминала его столь же часто, сколь он её. Симмерсон же от лорда Феннера твёрдо знал: майор Шарп вместо второго батальона нашёл могилу в безвестной сточной канаве; а потому сэр Генри поморщился: - Ну и вывозился же ты, братец! Вымойся! Он натянул поводья, и Шарп почти блаженно слушал, как Симмерсон вполголоса жалуется Гирдвуду: дескать, из-за происшествия ему пришлось отложить поездку в Лондон: - Слава Богу, всё разрешилось благополучно! Похороните его, Гирдвуд, и дело с концом. Маленький подполковник пожелал сэру Генри счастливого пути и, выждав, пока тот отъедет за пределы слышимости, угрожающе сдвинул брови: - Просветите-ка меня, сержант Линч, как подобное могло произойти? Линч, в основательно изгвазданной форме, вытянулся по струнке: - Сообщник, сэр! О’Киф, сэр! Ирландская фамилия исторгла из горла подполковника злобное урчание: - Сообщник? - О’Киф мешал мне задержать дезертира, сэр! Хотел ударить, сэр! - Что? Линч покосился на Харпера и мстительно ухмыльнулся: - Нападение на старшего по званию, сэр! Подполковник, тесня ирландца конём, враждебно осведомился: - Ты посмел напасть на сержанта, грязь? - На сержанта, сэр? Нет! – гнев в Харпере пересилил осторожность, - На кровожадную гадину без роду и племени! Какой-то миг Шарп боялся, что Гирдвуд хлестнёт ирландца тростью. Боялся, потому что Патрик в этом состоянии, не задумываясь, дал бы сдачи. Шарп начал прикидывать, как ловчее выхватить мушкет у капрала Мейсона. Никто не двигался, лишь бриз трепал волосы на головах новобранцев и шевелил жухлую траву у тела Мариотта. Гирдвуд и Харпер мерились яростными взглядами. Ударить ирландца подполковник так и не решился, спрятал трость подмышку, надменно уронил: - Сержант Линч, арестуйте эту грязь. - Так точно, сэр. - И закопайте тот мусор. – избегая смотреть на Харпера, подполковник развернул коня и поскакал за Симмерсоном. Инструменты, выданные взводу для расчистки ручья у дома сэра Генри, сгодились выкопать могилу для Жиля Мариотта. Беднягу схоронили без молитвы и священника, как преступника. Неглубокая дыра в грунте сразу заполнилась мутной водой. Тело несчастного грамотея не опустилось вниз, а нелепо плавало у поверхности, пока его не забросали мокрой землёй. Гирдвуд в документах, думал Шарп, напишет, что Мариотт утонул, а труп унесён морем. Никто не знает о Фаулнисе. Никто не знает, что здесь творится. Узнают, если Шарп и Харпер смогут отсюда удрать. Впрочем, о побеге говорить не приходилось. Линч с капралами передали Харпера взводу красномундирников, присланному из лагеря, и те отконвоировали ирландца на остров. Там Патрика посадили в бывший свинарник ожидать правосудия. Правосудия, уже убившего сегодня человека. - Они его пристрелили. Просто пристрелили. – всё повторял и повторял Чарли Веллер, который никак не мог освоиться с мыслью, что Мариотт мёртв. - Правильно сделали. – буркнул Дженкинсон, вытащенный Гаверкампом из Грантемской тюрьмы прощелыга, оттирая перед вечерней поверкой засохшую землю с брюк, - Тут и без его нытья сыро. - Из него мог выйти неплохой солдат. – мягко уронил Шарп. Он действительно так полагал. Поступи Мариотт в стрелки, где живой ум ценился выше слепого послушания, со временем стал бы отличным бойцом. Дженкинсон промолчал. С Шарпом, как и с Харпером, он старался не связываться. Поначалу жулики из Грантемского узилища пытались устанавливать собственные порядки, заставляя прочих новобранцев прислуживать и делать за них чёрную работу, но Шарп и Харпер быстро и довольно жёстко положили этому конец. Веллер встряхнул рабочую куртку: - Что будет с Падди? - Выпорют. Стая диких гусей кружила в сгущающихся сумерках на востоке, выискивая место для ночлега. Шарп ломал голову, как ему, во имя всего святого, освободить Харпера, чтобы бежать сегодня? А перенести побег нельзя. Если Джейн Гиббонс (мысль о девушке отозвалась в душе теплом) принесёт деньги и еду в лодочный сарай, то не факт, что в течение завтрашнего дня на них никто не наткнётся. Значит, бежать надо сегодня. Запела труба. Вечерний смотр. Взвод выстроился перед входом в палатку, слыша перекличку сержантов и капралов. - Иисусе Христе! – пробормотал Веллер, - Сам подполковник! По части придирок до Гирдвуда было далеко даже Линчу, не то, что прочим офицерам. - Разговорчики! – прикрикнул сзади капрал Мейсон. Шарп стоял навытяжку. Натаскивая воду для чистки обмундирования, он заметил, что целый ряд палаток опустил. Их обитатели, те самые, что выделывали поутру артикулы на лужайке в саду Симмерсона, теперь маршировали к новому месту службы. Шарп подумал о своём батальоне, лишённом сегодня двух обученных рот подкреплений, и на стрелка накатил приступ гнева на Гирдвуда, важно вышагивающего в сторону взвода сержанта Линча. Подполковник, осматривая новобранцев, мрачнел. Толком отчиститься им не хватило времени. - Грязно! Грязно! Грязно! Вы солдаты или свиньи?! – начал заводиться Гирдвуд, но осёкся, недоумённо глядя на сваленные у входа в палатку вещи, - Это ещё что? Сержант Линч доложил: - Предметы личного обихода рядового Мариотта, сэр! - Рядового кого? - Дезертира, сэр! Приготовили сдать обратно на склад, сэр! - Добавьте к ним вещи ирландца. – на губах подполковника заиграла неприятная улыбочка. - Так точно, сэр! Рядовой Вон, принеси вещи ирландца! Шарп непонимающе переспросил: - Вещи, сержант? Линч приблизил к нему усатое личико, насколько позволял невеликий рост: - Принеси вещи О’Кифа, живо! Шарп ринулся в палатку, завернул нехитрые пожитки Харпера в одеяло и выскочил со свёртком наружу. - Положи их туда, грязь! – палкой Линч указал на амуницию Мариотта, - Шевелись! Субординация запрещала рядовому заговаривать с офицером, но тревога за друга оказалась сильнее, и Шарп осмелился нарушить запрет. Бросив узел к вещам Мариотта, Шарп встал по стойке «смирно»: - О’Киф не вернётся назад, сэр? Гирдвуд выпрямился. Он проверял, туго ли натянуты растяжки палатки. Подполковник требовал, чтобы они всегда были, как струны. От этого палатки рвались, но дисциплину Гирдвуд всегда ставил выше здравого смысла. - Грязь говорит, Линч? - Говорит, сэр! Гирдвуд медленно подошёл к Шарпу и поднялся на цыпочки: - Ты что-то сказал? Кожа подполковника имела нездоровый синеватый оттенок. Смоляной панцирь, в которых были закованы усы, потрескался, из неровных бороздок неряшливо торчали волоски. - Рядовой О’Киф, сэр! Интересуюсь, вернётся ли он, сэр? - Интересуешься? Почему? – вкрадчиво спросил Гирдвуд. - Друг, сэр! – перед лицом Шарпа маячила начищенная бляха кивера подполковника. Бляха, на которой красовалось изображение Орла, захваченного Шарпом и Харпером. - Ты не смеешь открывать пасть, грязь, пока с тобой не заговорят! Ты не смеешь, грязь, обращаться к офицеру! – каждую фразу Гирдвуд выплёвывал громче, чем предыдущую. Его истеричный голос далеко разносился по притихшему лагерю, - Ты не смеешь, грязь, лезть в то, что превышает твоё убогое разумение! Для грязи ты слишком дерзок, грязь! Последние слова подполковник провизжал на пределе голосовых связок. - Грязь! Со свистом прорезав воздух, трость хлёстко ударила Шарпа по левой щеке. - Грязь! Обратным движением Гирдвуд рассёк стрелку правую щёку. - Что ты есть?! Кровь тёплой струйкой побежала по коже Шарпа. На миг встретившись глазами с подполковником, стрелок испытал соблазн презрительно ухмыльнуться. Вместо этого Шарп кротко потупился: - Грязь, сэр. Простите, сэр. Гирдвуд отступил. Вид крови неожиданно остудил его. Подполковник чувствовал постыдное удовольствие от унижения высокого крепкого рекрута, во взгляде которого ему на секунду почудился вызов: - Следите за ним внимательно, сержант Линч! - Так и делаю, сэр! Выпустив пар, Гирдвуд потерял интерес к упущениям рекрутов Линча, небрежно козырнул сержанту и занялся другими взводами. - Смирно! – Линч больно треснул Шарпа палкой по лопаткам, заметив, что тот чуть расслабился после ухода подполковника. Стрелок послушно расправил плечи. Луна, бледная в гаснущих лучах солнца, висела над горизонтом. Шарп сбежит сегодня ночью, и луне-предательнице не остановить его. Сбежит, чтоб вернуться и показать всем этим напыщенным усатым палачам, мнящим себя солдатами, что такое настоящие солдаты и как они бьются. ГЛАВА 10 Двенадцать сержантов и четыре офицера приготовились к забаве. У северной дамбы выставили патрули, чтоб отпугнуть дичь (буде её сюда занесёт) обратно к охотникам. Подполковник Гирдвуд попросил внимания: - Правила вам известны, джентльмены. Разбиваемся попарно. Только холодное оружие! Огнестрельное – для самообороны! Все офицеры и четыре сержанта восседали на лошадях, в кобурах сёдел которых покоились заряженные карабины. Пешие сержанты были вооружены мушкетами, на них возлагались обязанности загонщиков. - Надеюсь, джентльмены, - обратился к всадникам Гирдвуд, - вы продемонстрируете сегодня всё своё искусство владения саблей, соответствующее образцам! Образцами для Гирдвуда всегда являлись пособия и инструкции, в данном случае – кавалерийские. Зацикленность подполковника на руководствах не была новостью для его подчинённых, как и то, что с их стороны будет очень любезно уступить право последнего удара Гирдвуду. Подранить дичь, пустить юшку – да, но заканчивать охоту подполковник любил лично. Усмехнувшись, Гирдвуд предупредил: - Он в армии не новичок, так что будьте начеку! Видя, что по насыпной дороге уже приближается сержант Линч с арестантом, подполковник достал часы-луковицу. - Спасибо, сержант. Сначала Гирдвуд хотел выпороть Харпера, но сержант Линч сообщил, что здоровяка уже пороли раньше. - Отъявленный, сэр! – припомнил сержант словечко, чаще всего используемое Гирдвудом в отношении ненавистных земляков Линча. - Как и все они. – буркнул подполковник и разрешил высказаться подчинённым. - Может, флот? – предложил капитан Смит. Неисправимых смутьянов в Фаулнисе обычно сплавляли флотским, испытывавшим постоянную нужду в матросах. Гирдвуд скривился: - Сомневаюсь, что наши флотские братья будут благодарны нам за такую дрянь. Это же дикарь, Хэмиш, настоящий дикарь! Их злодейскую сущность я изучил, уж будьте покойны! Капитан Хэмиш Смит был староват для своего звания, впрочем, как и все офицеры Гирдвуда. Смит сидел по уши в долгах, что лишало его надежды приобрести когда-нибудь следующий чин. Смит, наверно, и умер бы в звании лейтенанта, если бы не Гирдвуд, однажды указавший ему путь к продвижению и богатству. Гирдвуда Смит изучил гораздо лучше, чем Гирдвуд – злодейскую сущность ирландцев, а потому на предложении своём не настаивал. Подполковник, похоже, принял решение, как поступить с ирландцем, и решение это наполняло Смита искренним стыдом за себя и своих товарищей. Скука и безнаказанность Фаулниса развращали офицеров. Гирдвуд ждал обычной реплики старшины Брайтвела. Недалёкий верзила с красными кроличьими глазками и лицом цвета отбитого мяса наморщил узкий лоб: - Давайте поохотимся, сэр. Давно не упражнялись. - Поохотимся? – брови подполковника поднялись в деланном удивлении, он как бы задумался, потом махнул рукой, - А почему бы и нет? Охота на провинившегося рекрута была частым развлечением, и каждый раз её предварял подобный спектакль. При свете луны офицеры и сержанты второго батальона Южно-Эссекского полка травили на болотистом пустыре в северной части острова не зверя. Человека. Плоская поверхность не давала иных укрытий, кроме дренажных рвов. Бежать жертве тоже было некуда. Брайтвел не зря упомянул упражнения. Гирдвуду нравилось считать подобную охоту неким родом манёвров, оттачивающим боевые навыки в подчинённых и воспитывающим в них необходимую воинам твёрдость. - Старшина, приготовьте его! Брайтвел слез с позаимствованной лошади. Приготовить арестанта подразумевало обыскать на предмет всего, что тот мог бы использовать в качестве оружия. Брайтвел обшарил ирландца, облачённого лишь в белую рубашку, серые брюки и башмаки. Заметив блеск металла, старшина рванул ворот сорочки рядового. - Сэр? – Брайтвел рывком сдёрнул с шеи Харпера цепочку и подал Гирдвуду нательный крестик. Крестик Харпер носил по настоянию жены. Изабелла, как всякая ревностная католичка, желала бы, чтобы её супруг выказывал больше благочестия. Харпер против нательного креста не возражал. Заметив на груди чужака знак одной с ними веры, испанские крестьяне охотнее делились вином, продуктами и табаком. Маленькое распятие, сорванное с шеи Харпера, для Гирдвуда, офицера страны, в которой католикам до сих пор запрещалось занимать государственные должности, окрашивало предстоящую охоту в патриотические тона. Подполковник показал крестик остальным «охотникам» и картинно швырнул в ближайшую канаву. Гирдвуд направил коня к Харперу: - Тебе дарован шанс, хоть ты его и не заслужил. Вон отметка. Подполковник указал вешку, воткнутую в землю на дальнем конце пустыря. - У тебя есть двадцать минут, чтобы добежать до неё. Добежишь, и я забуду о твоём преступлении. Не добежишь – накажу. Форы даю две минуты. Желаю удачи, она тебе понадобится. Всадники угодливо заулыбались шутке командира. Гирдвуд щёлкнул крышкой хронометра: - Пошёл! Секунду ирландец не двигался, ошеломлённый таким поворотом событий. Он ожидал трибунала, порки, но никак не предполагал превратиться в дичь. Однако секунды тикали, и Харпер помчался на север. - Прямо к вешке. – констатировал подполковник, - Они всегда так делают. - На большее мозгов не хватает. – поддакнул ему Финч, второй капитан батальона, постоянный напарник Гирдвуда. Капитан Смит отсутствовал. Сегодня он дежурил. Впрочем, Смит в охоте не участвовал никогда, уклоняясь под любым предлогом. Но своё отношение к подобным развлечениям капитан подполковнику не высказывал, опасаясь насмешек и презрения. Поднимавшуюся на полметра над пустошью насыпную дорогу стерегли поставленные вдоль неё капралы. Кроме задачи помешать беглецу перебраться в южную часть острова, на них возлагалась обязанность отслеживать его перемещения (что было нетрудно, учитывая полнолуние и светлую одежду ирландца). - Минута! – крикнул Гирдвуд. Капитан Финч медленно потянул из ножен саблю. Харпер мчал, что есть сил, спотыкаясь о кочки и увязая на подтопленных участках. Охотников он насчитал шестнадцать человек, да на северной стороне маячили солдаты. Ирландец бежал, потому что нуждался в пространстве для осуществления зреющего у него замысла. На бегу он высматривал подходящий дренажный канал или островок растительности. Убедившись, что достаточно отдалился от преследователей, ирландец остановился и огляделся. Заминку дичи подполковник Гирдвуд истолковал по-своему. Смеясь, он сказал капитану: - От страха, похоже, ноги отнялись! - Может, решил подороже продать жизнь. – предположил Финч, обдав командира смрадной волной многодневного перегара. Финч был сверстником подполковника, но его губило пьянство, которому он посвящал всё внеслужебное (да порой и служебное) время. Впрочем, сегодня у прочих охотников во флягах тоже плескалась отнюдь не вода. - Нет. – уверенно возразил Гирдвуд, - Я эту публику знаю. Глотку драть ирландцы мастера, а сражаться у них кишка тонка. Подполковник взглянул на циферблат, защёлкнул крышку и, пряча часы в карман, провозгласил: - Пора, джентльмены! Счастливой охоты! С гиканьем всадники пришпорили лошадей, а пешие сержанты цепочкой двинулись с запада. Охота началась. Харпер слышал крики охотников. Он верил, что Шарп его не бросит. Тем не менее, пока он мог рассчитывать исключительно на собственные силы и смекалку. Посулов подполковника Харпер всерьёз не принял. От этих людей воняло смертью. Ирландец ухмыльнулся. Они имели дело со стрелком из Донегола. Скоро от них запахнет иначе. Всадники ехали с востока, с запада брели пешие. Северную и южную стороны прямоугольника, в центре которого очутился Харпер, стерегли солдаты. Ирландец вернулся назад, к местечку, примеченному им ранее, и нырнул вниз. - Заметили, где? – проорал Гирдвуд. Здоровяк-ирландец растворился в тенях за три сотни метров от преследователей. - Заметили, где он спрятался? Выгоняйте его оттуда на нас! Живей! Сержанты, которым предназначался вопль подполковника, послушно порысили к укрытию дичи. Чем ближе они подходили, тем осторожней себя вели. - Где-то здесь. – произнёс сержант Беннет, перепрыгнув узкую канавку. Его напарник Линч поводил дулом мушкета: - Смотри в оба. Он – здоровенный, этот ирландец. Впереди два широких рва сходились латинской «V». Их края поросли высокой травой, посеребрённой лунным светом. Сержанты внимательно прощупывали взглядами переплетение теней у изгиба «V». Ирландца не было, хотя исчез он, без сомнения, именно здесь. - Вы что там, заснули? – донёсся нетерпеливый окрик Гирдвуда. Линч, назначенный старшим над загонщиками, облизал губы. Залитая лунным сиянием пустошь была тиха и недвижима. - Что вы? Подняли его? – донимал подполковник. - Где же он есть-то? – недоумённо спросил Беннет. - Чарли! Джон! – рявкнул Линч, - Пугните его! Ты тоже, Билл. Беннет и два других сержанта нацелили мушкеты на тёмные участки и пальнули. Обычно выстрелы вспугивали затаившегося беглеца, заставляя срываться с места и нестись, куда глаза глядят. Но не в этот раз. Неспешно рассеивались белые облачка дыма. Беглец не объявлялся. - В воздухе растворился, что ли? - Не будь дураком! – цыкнул на него Линч, чувствуя, как некстати оживают в памяти рассказы матери о могущественных ирландских волшебниках и колдунах. С трудом поборов желание перекреститься, Линч нервно скомандовал: - Двинулись! И повнимательней! Проверяя штыком каждое тёмное пятно, Линч побрёл вперёд. За спиной Беннет перезаряжал мушкет. - Старшина! – позвал Гирдвуд, - Узнайте, в чём дело. - Есть, сэр. – Брайтвел послушно ударил коня шпорами и несколько минут спустя подъехал к сержантам, - Где ирландец? Те молчали. Старшина, холодея, пялился на запад. Ирландца там не было. - Так. – сказал Брайтвел, - Вы его упустили. - Нет. – слабо возразил Линч. - Ну, так найдите его! – гаркнул старшина и, привстав на стременах, заорал, - Дикарь сбежал, сэр! Гирдвуд нахмурился. Сэра Генри Симмерсона ничуть не заботило, что творится на Фаулнисе, пока выполнялось главное условие: никаких побегов! С острова ирландцу, конечно, не выбраться, однако… Подполковник чертыхнулся. - Лейтенант Мэттингли! - Сэр? - Предупредите караул на мосте и оповестите усадьбу сэра Генри! Да, и капитана Прайора тоже! - Есть, сэр! Мэттингли поскакал к мосту. По мнению лейтенанта, поимка дезертира была делом двух-трёх часов. Охрана моста настороже, конное ополчение Прайора прочешет берега в случае чего. Гирдвуд утешал себя теми же соображениями. Настроение улучшилось: - Вперёд, джентльмены! Найдём его! Всего в двух десятках метров от линии сержантов Харпер на слух следил за происходящим. Сначала он нырнул в одно из ответвлений «V». Там натёр грязью лицо, руки, рубаху, штаны и заткнул пучки травы за пояс да за шиворот. Так всегда маскировались стрелки, когда французы подступали слишком близко, а свои запаздывали. Замаскировавшись, он пополз на запад. К счастью, участок, отделявший два широких рва от узкой канавы, был заметно ниже окружающей почвы. Не поднимая головы, ирландец соскользнул в канаву и двинулся по ней, пока до него не донеслись шаги. Тогда он опустился в жижу по самые ноздри, прильнув к боковой стенке. Сержанты перескочили канавку, где он засел, не удостоив её даже беглым взглядом. Поиски они начали гораздо восточнее, не подозревая, что тот, кого они ищут, остался у них за спиной. Харпер всей душой желал, чтобы поганцы продолжали шагать на восток. Вместо этого они сбились в кучку там, где видели дичь последний раз. Что-то кричал Гирдвуд, затем простучали копыта. Охотники не уходили. Ирландец закрыл глаза и, обратившись в слух, принялся ждать. Стихли осторожные шаги очередного подслушивающего у палатки офицера, и Шарп начал действовать. - Дик, ты куда? – шёпотом окликнул его Чарли Веллер. - Эй, ты что задумал? – просипел Дженкинсон, волнуясь, как бы за очередное нарушение не схлопотать взыскание всему взводу, в том числе и ему. Не обращая на них внимания, Шарп снимал со шпеньков заднюю стенку палатки. Приподняв полотно, он осмотрелся. Никого. - Дик? - Заткнитесь оба! – он выполз наружу и опустил стенку за собой. Замерев в тени, отбрасываемой на запад палаткой, он прислушался. Патрулей поблизости не было. Ближняя канава находилась метрах в пятнадцати. Он одолел это расстояние одним рывком, скатился в ров и, когда улеглась рябь от его падения, прислушался снова. Тихо. Шарп, как и Харпер на другом конце острова, первым делом натёрся грязью. В канаву выводились стоки офицерских уборных. Смрад, который ночами ветер доносил до палаток рекрутов, теперь забивал дыхание. Шарп упрямо шагал по дну, ибо эта канава вела на север, к кирпичным зданиям. Он заметил дозорных, караулящих насыпную дорогу, но их занимала пустошь, а не канава, по которой, согнувшись в три погибели, крался стрелок. Кухни метрах в десяти ото рва никто не охранял, а часовых между конюшней и конторой больше интересовали события на пустыре, где почти одновременно прогремели три выстрела. Пальба встревожила Шарпа, но он гнал от себя дурные мысли, повторяя, что Харпер не дал бы себя застрелить, как собаку. Выбравшись из канавы, стрелок быстро пересёк открытое пространство до склада и затаился у тёмной западной стены. Он давно приметил эту стену, облюбованную красномундирниками, и не ошибся, устроив здесь засаду. Шаги. Солдат остановился за углом. Послышался шелест ткани и характерное журчание. Скорость – залог победы. Годы войны накрепко вбили эту нехитрую истину в мозг Шарпа. Стремительно вылетев из-за угла, стрелок ребром правой ладони рубанул красномундирника по шее и следом вбил левый кулак бедняге в солнечное сплетение. Тот на миг задохнулся от боли, но, прежде, чем успел понять, что происходит, был схвачен за мундир и выдернут за угол. Колено легло ему поперёк живота, а два пальца надавили на глазные яблоки: - Где ирландец? - Не надо! – пискнул пленный. Шарп продолжал давить: - Где он, спрашиваю? - Там, на пустоши! Они охотятся на него! - Сколько их? Солдат чистосердечно выложил всё, что знал. К сожалению, знал он немного. Удостоверившись, что парню больше сказать нечего, Шарп оставил в покое его глаза и ударил по голове. Тот потерял сознание. Стрелок аккуратно положил служивого на землю, неловко снял с него подсумки, штык в ножнах и мундир, натянул на себя. Вытер грязь с лица, напялил на макушку кивер. Повесил на плечо мушкет. Стрелок убедился, что пленный нескоро очнётся, и вразвалочку, не таясь, направился по выбеленной луной тропке между строениями. Никого из офицеров и сержантов не заинтересовал часовой, отливший за складом, где отливали все, и завернувший в конюшню. Внутри царил полумрак. - Есть кто живой? В ответ раздалось негромкое ржание. Лошадь в конюшне была всего одна. Седла Шарп не нашёл, а уздечка отыскалась на стене. Он надел её на кобылу. Движения его были неуклюжи, но за время пребывания в лагере пехотной части животное, видимо, привыкло ко всему. Привязав лошадь у выхода, Шарп вернулся к стойлам. Открыв полку мушкета, стрелок с досадой обнаружил, что оружие заряжено. Разрядить его можно было, лишь выстрелив и переполошив округу. Шарп выругался. Для его плана требовался незаряженный мушкет. Поразмыслив, он достал из подсумка патрон, скусил и выплюнул пулю. Надорвав бумажный цилиндрик, поставил его на землю. Вновь отщёлкнув огниво, стрелок перевернул мушкет и потряс. Порох с полки высыпался. Теперь, даже если курок случайно сорвётся, кремень ударит по пустой полке, и выстрела не произойдёт. Смочив щепотку земли слюной, Шарп скатал комочек и тщательно замазал запальное отверстие в стволе. Взяв надорванный патрон, стрелок насыпал пороха на полку, плюнул, чтобы тот не прогорел слишком быстро. В промасленной бумаге оставалось немного пороха, и Шарп аккуратно свернул её. Молясь, чтоб огонь не пробился сквозь грязь в запальной дырке, стрелок нажал на спусковую скобу. Кремень высек искру, но порох на полке не загорелся. Вторая попытка – тот же результат. Шарп чертыхнулся. Со слюной он, видимо, переборщил. На третий раз, впрочем, полка озарилась пламенем, и стрелок поднёс к нему скрутку. Бумага занялась не сразу. Огонь напугал кобылу. Она всхрапнула и попятилась. Подождав, пока остатки патрона разгорятся, как следует, Шарп воткнул их поглубже в солому. Встав с колен, стрелок повесил мушкет обратно на плечо. Выстрелить из него не выстрелишь, но в качестве дубинки сгодится. Устроить пожар Шарп задумал ещё несколько дней назад для прикрытия побега (в суматохе не до дезертиров). Теперь же пожар отвлечёт внимание от Харпера. Солома загорелась, дымя. Шарп разорвал в огонь десяток патронов. Когда пламя охватило всё стойло и готово было перекинуться на соседние, стрелок отвязал поводья и вскарабкался на спину лошади. Обезумевшее от вида огня животное вскачь вынесло седока из сарая. Шарп едва успел припасть к гриве, чтоб его не снесло притолокой. Боже, до чего ж неудобно ехалось без седла! Шарп соскользнул влево, рывком поднял себя обратно и чуть не слетел вправо. Натянув поводья до отказа, он заставил кобылу повернуть между домов на север. Позади слышались крики. Разгорающееся в конюшне пламя заметили. Скачущего Шарпа остановить не пытались, ибо для солдата-пехотинца тот, кто на лошади – всегда офицер. Еле-еле удерживаясь на резвой кобылке, майор Шарп спешил принять участие в охоте. - Молчать! – потребовал тишины Гирдвуд. Охотники съехались к основанию образованной двумя рвами буквы «V». - Сержант Линч? - Сэр! - Вы уверены, что он пропал именно здесь? - Ручаюсь, сэр! Гирдвуд отослал восьмерых пеших сержантов западнее: - Станьте в линию. Мы погоним его прямо на вас! Остальным приказал: - Растягиваемся, джентльмены, так, чтоб от вас до соседа было не более пяти метров. Идём медленно! Когда подчинённые построились цепью, подполковник решительно, словно бросал их в бой против французской колонны, а не одинокого ирландца, взмахнул саблей: - Вперёд! Не пропускать ни единой тени! Капитан Финч был самым крайним на южном, ближнем к лагерю, конце цепи, и был тем самым человеком, на пути которого находилось убежище Харпера. Финч сжимал карабин и поводья левой рукой, рукоять сабли – правой. Нагибались, он тыкал саблей каждое подозрительное пятно, не снимая пальца со спускового крючка на случай внезапного появления беглеца. Пока охотники совещались, Харпер выиграл ещё метр-полтора. До линии вооружённых мушкетами сержантов было метров тридцать. Всадники представляли собой опасность большую, так как приближались, пронзая клинками каждый тёмный участок. Конь Финча перемахнул полоску высокой травы, и капитан на ходу рубанул её саблей. Тени вдруг изменили очертания и заметались. Повернув голову, капитан увидел, что конюшня буквально взорвалась пламенем. Финч вздрогнул и заорал первое, что пришло на ум: - Огонь! Услышав знакомую команду, сержант Беннет чуть не выстрелил. Помешало только то, что он не знал, куда стрелять. Офицеры уставились вбок, сержант повернулся и тоже узрел пылающий деревянный сарай. Подполковник Гирдвуд, чья ночная забава обернулась кошмаром, разрывался между необходимостью изловить проклятого ирландца и долгом лично руководить тушением пожара, грозящего перекинуться на другие здания. - Вы – за главного, Финч! Старшина, за мной! Финч удручённо кивнул. Гирдвуд с Брайтвелом пришпорили коней, выжимая из них всё, что можно на мягкой почве. Из лагеря тем временем выехал какой-то всадник и направился к охотникам. Финч, застывший у края неширокой канавы, которую намеревался проверить следующей, оглянулся на сослуживцев, как вдруг его жеребец взвился на дыбы. Вцепившись в поводья, Финч хотел успокоить животное, но опоздал. Животное рухнуло на землю. Капитан мельком заметил огромное чёрное привидение, что, роняя капли мрака, восстало из канавы. Призрак и повалил набок жеребца, схватив за передние ноги. Нацеленный на чудище карабин вырвала из руки неведомая сила, а затем и сам капитан взмыл в воздух, чтобы грянуться к ногам фантома. Жеребец, избавленный от железной хватки Харпера, ускакал прочь. - Никому не двигаться, а то я его прикончу! – предупредил Харпер, грязный и мокрый. Его незадачливые преследователи словно окаменели. Лезвие отобранной у Финча сабли ирландец прижал к горлу капитана. Харпер подобрал карабин заложника и рванул у того с пояса подсумки. Рывок был такой силы, что кожаные петли лопнули, будто бумажные. - Назад! Назад, кому сказал! – приказал он сержантам. И тут сзади раздался клич, которого он так ждал: - Патрик! Патрик! Харпер опустил саблю и поволок Финча назад. Оторопевшие сержанты просто стояли и тупо смотрели, как их дичь, будто сгустившись из тьмы, сцапала одного из офицеров и утаскивала его, по всей видимости, прямёхонько в ад. Осадивший лошадь Гирдвуд тоже видел Харпера. Всадника, приближающегося к ирландцу с тыла, подполковник принял за одного из своих подчинённых и громко скомандовал: - Убей! Убей! Однако всадник не внял указанию Гирдвуда. Он спешился рядом с чёртовым бунтовщиком, и подполковник попытался расшевелить сержантов: - Что стоите, идиоты?! Убейте обоих! Один из сержантов поднял мушкет, но глотку Финча снова щекотал клинок: - И не мечтай! А ну, назад все, марш! Шарп решил уступить кобылу Харперу. Ирландец, с юных лет объезжавший диких пони у себя в Донеголе, был наездником лучшим, нежели Шарп. - Лезь на лошадь, Патрик! Приняв у Харпера карабин, стрелок выбросил мушкет. Пока Шарп проверял, соответствует ли калибр драгунского ружья боеприпасам в подсумках обобранного стрелком дозорного, ирландец запрыгнул кобыле на спину и положил поперёк перед собой Финча. Глядя, как они удаляются в западном направлении, Гирдвуд продолжал разоряться: - Огонь! Огонь, остолопы! Сержанты стрелять не осмеливались, страшась угодить в Финча. Гирдвуд привстал на стременах: - Остановите же их! Вы!!! Геройствовать никто из сержантов не жаждал. Зачем? Мост беглецам не пройти, а, коль им удастся каким-то невероятным образом всё же перебраться на ту сторону, там их поймают конники капитана Прайора. Пусть другие спасают Финча из лап вооружённых дезертиров. Подстёгиваемые криками Гирдвуда, сержанты всё же двинулись вслед беглецам, но без энтузиазма. - Да шевелитесь же вы! Шарп умерил шаг. Похоже, причитания подполковника являлись единственным, что побуждало сержантов гнаться за стрелками. Рассудив так, Шарп выцелил коня Гирдвуда, прикрыл глаза от вспышки и нажал на курок. Конь шарахнулся от пропевшей в считанных сантиметрах пули, и Шарп слышал ругань сержантов. Молниеносно (благодаря многолетней практике) перезарядив оружие, он послал вторую пулю вслед первой, ошеломив врагов такой быстротой. Шарп повернулся и побежал догонять Харпера. Кто-то из преследователей пальнул «в молоко». На этом погоня и закончилась. Желание преследовать противника, перезаряжающего оружие с такой поистине дьявольской скоростью, угасло не только у сержантов и офицеров, но и самого Гирдвуда. Шарп поравнялся с Харпером: - Ну как? - Этого я вырубил, сэр. – Финча Харпер утихомирил рукоятью найденного у того пистолета, - Куда теперь? Они всё ещё находились на Фаулнисе. Их обложили со всех сторон. Однако они были стрелками, бойцами, закалёнными войной, привыкшими прорываться там, где прорваться невозможно. Прорвутся и на этот раз. ГЛАВА 11 Утром, когда сержант Линч вёл взвод с острова, Шарп приметил дренажный ров, что шёл вдоль дороги, а затем отклонялся на северо-запад, в направлении усадьбы сэра Генри. На ров Шарп и указал Харперу: - Туда. До воды. Поезжай первым. Перезарядив карабин, Шарп оглянулся, проверяя, не взыграло ли ретивое у Гирдвуда и его прихлебателей, но те не двигались. Мимолётно уколола совесть: Шарп стрелял в людей, носящих мундиры Южно-Эссекского полка. Друга стрелок настиг на берегу преградившего тому путь ручья. - Может, бросим поганца? А, сэр? – Харпер помахал фалдами мундира Финча. - Пожалуй! - согласился Шарп. Их преследователи отстали, и в заложнике больше не было нужды. Харпер, пристукнув для верности начинающего приходить в себя капитана, облегчённо спихнул его в грязь. - Давайте оружие, сэр. – предложил ирландец, и Шарп отдал ему карабин с подсумками. Хотя ручей был неглубок, по колено, поскользнись Шарп и промочи патроны, беглецы остались бы безоружными. Прошуршав брюхом по камышам, кобыла вынесла Харпера на другой берег. Следом выбрался Шарп в хлюпающих водой ботинках. - Река, сэр. Ночная хозяйка небес щедро усыпала широкую водную гладь серебристыми чешуйками. Здесь промоченными ногами не отделаешься. Выход нашёл Харпер: - Примите у меня уздечку, сэр. Взявшись за повод, Шарп вошёл в воду. Течение мягко толкнуло вбок. Если это был Роч, в котором стрелка едва не утопил Мариотт утром, то ночью история повторилась: Шарп сам не понял, как оказался на суше: то ли сам выплыл, то ли лошадь за уздечку выволокла. Как бы то ни было, вытряхивающий влагу из носа да ушей, отфыркивающийся Шарп и с усмешкой наблюдающий за другом Харпер вырвались с Фаулниса. Вдалеке виднелась усадьба сэра Генри и ведущая к ней насыпная дорога. - Сэр! - Что? - Кавалерия! Пахнуло Испанией. Харпер соскочил с лошади и проверил, заряжен ли карабин. - Примерно в километре от нас на запад, сэр. Пока не заметили, но конного заметят враз. - Движутся? - Вяло. Дремлют в сёдлах. Шарп колебался. На лошади перемещаться быстрее, чем пешком, вне зависимости, взгромоздятся ли друзья на спину животного вдвоём или один будет ехать, а другой – бежать рядом, держа первого за ногу. Одна беда: на плоской, как доска, местности противник их немедленно обнаружит и догонит. Пойди же друзья пешком – путешествие до усадьбы займёт вдвое больше времени, хотя и маскироваться будет проще. Скорость против скрытности. С оставленного друзьями берега не доносилось ни звука. Финч, должно быть, ещё не очухался. Забрав у Харпера карабин с патронами, Шарп приказал: - Стреножь кобылу, пойдём на своих двоих. Ирландец снял с лошади уздечку и спутал ей передние ноги: - Готово. Они крались к дому Симмерсона в тени насыпи, плюхаясь в лужи, путаясь в траве. Лишь раз Шарп осторожно высунулся разведать, что к чему. Луна блестела на саблях и шлемах кавалеристов, что, растянувшись в линию, лениво обыскивали камыши и подозрительные ямки. До них было уже метров четыреста. Шарп шёпотом сообщил о виденном Харперу и успокоил: - Пока нам ничего не угрожает. - А план у нас, вообще, есть? - Есть. Стащим одну из плоскодонок сэра Генри и дунем через Крауч. На подступах к усадьбе откосы просёлка облюбовала крапива. Друзья засели в жгучих зарослях. От лодочного сарая их отделяла залитая лунным светом широкая лента дороги. - Иди первым. – тронул за плечо друга Шарп. Ирландец кивнул. Два прыжка, и он скатился на ту сторону. Шарп прислушался: ни пенья трубы, ни тревожных криков. - Патрик, держи! Стрелок перебросил кургузое кавалерийское ружьё, подсумки, затем рванул сам. Плоскодонки покоились на куче мусора, там, куда их положили утром Шарп с Мариоттом. - Двум лодкам проломи дно, Патрик. На третьей поплывём, только вёсла найди. Я сейчас. - Ладно, сэр. Слава Богу, решётка ворот оказалась незапертой. Джейн должна была бы оставить деньги и еду с расчётом, что Шарп их найдёт без труда. Стрелок лихорадочно обшарил проход, выступ, идущий вдоль стены. Ни гиней, ни провизии. Треск досок позади возвестил, что Харпер не сидит, сложа руки. - Майор Шарп? Он подскочил от неожиданности. Фигура в капюшоне, неясно темнеющая на фоне светлой лестницы, протягивала ему свёрток. - Мисс Гиббонс? Вы? - Да. Могу я вас спросить кое о чём? Шарп нервно обернулся. Харпер, тревожно поглядывая на юг, где рыскали ополченцы, взялся за вторую лодку. - Конечно. Слушаю вас. – сказал Шарп, благодарно принимая свёрток. Их руки соприкоснулись. Она смутилась и медленно отняла обтянутую перчаткой кисть. Сглаживая неловкую паузу, Шарп произнёс: - Спасибо вам за это. Джейн склонила голову: - Я хотела помочь. С ополченцами вы разминулись? - К счастью, да. - Будьте осторожны. Они всегда вертятся вблизи усадьбы. – девушка стояла на небольшом пятачке, служащем для спуска в лодки, - Ответьте, майор, вы прекратите эту постыдную торговлю людьми? - Клянусь. - Что ждёт моего дядю? Вопрос поверг его в замешательство. За глуповатой восторженностью, охватывавшей стрелка всякий раз, когда он вспоминал, что Джейн согласилась ему помогать, он совершенно выпустил из виду факт: Джейн Гиббонс – племянница сэра Генри, и любая неудача Симмерсона неизбежно ударит по его прекрасной родственнице. Шарпа так и подмывало поведать ей о тех, кто ждал стрелка в Пасахесе. О тех, чья кровь и многолетние жертвы стараниями шайки её дяди могли быть сведены на нет. Вместо этого стрелок промямлил: - Мне трудно судить… - А подполковник Гирдвуд? Его накажут? Стукнули вёсла, заброшенные Харпером на дно последней плоскодонки. Ирландец закряхтел, толкая лодку к вешке, отмечавшей расчищенный отрезок ручья, что вёл к реке Крауч. - Обязательно. По всей строгости закона. - Хорошо. – металл в её нежном голоске обескуражил Шарпа, но следующие слова Джейн повергли его в смятение, - Они хотят выдать меня замуж за него. Даже выстрели Джейн в Шарпа из пистолета, она не поразила бы его сильнее. Шарп хватал воздух, как вытащенная из моря рыба: - Они что? - Выдать замуж. - За Гирдвуда?! - Мой дядя спит и видит меня миссис Гирдвуд, но, если честь подполковника будет запятнана… - Будет! – клятвенно пообещал Шарп. По просёлку топали копыта. Звякала сбруя. Приближались ополченцы. Закричал козодой, негромко и настойчиво. Откуда он на болотах? Это Харпер предупреждал об опасности. - Мне пора! На миг его охватило безумное желание взять её с собой. - Я вернусь! Вернусь! Затрубил рожок, хлопнули выстрелы. - Вернусь! Ополчение было второй британской армией, только гораздо более привилегированной. Вступавшего в ополчение не имели права послать воевать за пределами Англии, а семья его, не в пример семье армейца, получала содержание. Это была вторая армия, вымуштрованная, разбалованная и абсолютно бесполезная. Созданное, чтобы противостоять так и не состоявшемуся вторжению, вот уже девять лет ополчение лишало войска кадров. Кое-кто из ополченцев переводился в армию, устав от безделья или побуждаемый патриотизмом, большую же часть их вполне устраивало сытое, бестревожное существование, которое они отнюдь не собирались менять на рискованное ремесло солдата. Конное ополчение Южного Эссекса, возглавляемое сэром Генри Симмерсоном, квартировало неподалёку о Фаулниса. Обязанности их сводились к патрулированию подходов к лагерю и охране усадьбы своего почётного полковника. Побег с Фаулниса всегда был подарком судьбы для ополченцев, так как предоставлял им возможность, во-первых, поразмяться, а, во-вторых, заработать, ибо за поимку дезертира выплачивалось приличное денежное вознаграждение. Сегодня фортуна им улыбнулась: не успев толком начать прочёсывание, они обнаружили беглого детину, пихающего плоскодонку в сторону Крауча, и под улюлюканье огнём карабинов загнали дезертира в камыши. Шарп выскочил из лодочного сарая и помчался к другу, с усилием выдёргивая ботинки из вязкой грязи. Его тоже заметили. Пули щёлкали по кирпичной кладке и вспарывали мутные воды ручья справа от стрелка. Офицер сыпал командами. Половина ополченцев спешилась и вошла в ручей. Остальные поскакали в объезд, чтоб отрезать беглых от Крауча. Джейн и Гирдвуд?! Прекрасный цветок и навозный жук?! Пуля срезала камыш в шаге от Шарпа. - Держи, Патрик! Сунув карабин и патроны Харперу, стрелок бросил свёрток в лодку: - Я займусь плоскодонкой, а ты задай жару ублюдкам! И, Патрик… - Сэр? - Давай без убийств, ладно? Всё-таки они на нашей стороне. - Не уверен, что они об этом знают, сэр. – буркнул Харпер. Если уж кто и мог поспорить с Шарпом в скорости перезаряжания, то только Харпер. Британская пехота производила четыре выстрела в минуту, лучшие французские части – три, Шарп и Харпер в ясную погоду из чистого мушкета – пять. Ирландец недобро оскалился, прилаживая на пояс подсумки. Урок того, как надо стрелять, ополченцам не помешает. Шарп налёг на тяжёлую лодку, рыча проклятия. Мускулы ног ныли от усталости. В борт ударила пуля, качнув плоскодонку и сбив с неё ладони Шарпа. По счастью, изгиб ручья скрыл в следующий миг стрелка от преследователей. Дальше шёл кое-как расчищенный отрезок, по воде лодка двигалась легче. Шарпа вдруг обуял страх, что одна из пуль, обильно пронизывающих заросли тростника, каким-то непостижимым рикошетом угодит во чрево лодочного сарая. Миссис Гирдвуд? Нет, пока жив Шарп! Харпер занял позицию в излучине ручья, отвёл назад курок отобранного у Финча ружья, прикинул расстояние до ополченцев и, рассудив, что пешие ближе, открыл огонь по ним. Перекатом уйдя от дыма собственного выстрела, достал патрон. Вторая пуля полетела вслед первой меньше, чем через двенадцать секунд. Ополченцы, никогда не сталкивавшиеся с ответным огнём, да ещё такой интенсивности, залегли. Трусость подчинённых, землю перед носом которых ирландец продолжал шпиговать свинцом, пришлась не по нраву их командиру. Повинуясь его пронзительным воплям, солдаты дали ответный залп. - А теперь вперёд! – понукал их офицер, - Вперёд! И что-то в этом спесивом баритоне резануло Харпера по сердцу. Ирландец стиснул зубы и неожиданно для себя самого, выдохнув: «За Ирландию!», всадил пулю в самого рьяного из ополченцев, опередившего товарищей. Тот заверещал по-заячьи. Прочие остолбенели. Они не привыкли к крови. ИХ крови. Это было неправильно, это было невозможно. Тем временем Харпер выцеливал следующую мишень. Слова не годились, чтобы выразить то, что ощущал сейчас сержант. Хорошо, что есть такие офицеры, как Шарп; плохо, что таких, как Шарп, дай Бог, один из десяти. - Вперед! – чванливый поганец не унимался, - Обходите слева! Да пошевеливайтесь, бездельники! Он держался позади всех, не желая подвергнуть драгоценную шкуру опасности. Харпер тщательно прицелился. Первого он, памятуя приказ Шарпа, ранил. С офицериком, машущим сабелькой, старшина цацкаться не собирался. Затаив дыхание, он окаменел и медленно спустил курок. Карабин дёрнулся. Офицер скомканной тряпкой выпал из седла. Один убитый, один раненый. Учитесь, жабы. Так воюют солдаты Веллингтона. - Патрик! Ухмыляясь, Харпер сполз в ручей и пошлёпал с шомполом в одной руке, карабином – в другой, к лодке, выведенной Шарпом на полосу расчищенной от ила и растительности воды. Под весом ирландца лодка осела. Шарп, отталкиваясь веслом от топкого дна, двинул судёнышко вперёд. Ободренные тем, что по ним больше не стреляют, ополченцы усилили огонь. К счастью, меткостью они не отличались, и беглецы, то, работая вёслами, будто шестами, то цепляясь за камыши, выплыли из ручья. Стремительный поток развернул лодчонку, и Крауч понёс друзей к морю, которое, насколько помнил Шарп, находилось километрах в трёх. - Вёсла! Стрелки ударили вёслами, отгребая к северному берегу. Свинец без толку дырявил воду за кормой. Крики бессильной ярости смешивались с лязгом шомполов. - Медлительные, как улитки. – презрительно высказался Харпер, - На каждый их выстрел я ответил бы двумя, а то и тремя! - Хватит трепаться. – оборвал друга Шарп, - Греби давай. Харпер не обиделся. Он был намного сильнее Шарпа, и лодка шла одним бортом чуть вперёд. Каждый гребок осыпал друзей дождём холодных капель с вёсел. - Насчёт этих псов, сэр… Похоже, я всё-таки уложил одного. - Уложил? - Случайно, сэр. Прицел неверный взял. - Чёрт с ним. Нас они вон тоже не жалеют! От ополченцев их отделяли сто с гаком метров. Шальная пуля отколола от борта длинную щепку и улетела в темноту. Харпер хохотнул: - Меткое попадание! - Греби, греби! Крауч нёс плоскодонку мимо Фаулниса, и Шарп заметил пехотинцев, предводительствуемых одиноким всадником. Мушкеты плюнули огнём. Водная гладь отразила вспышки. Нос лодки ткнулся в северный берег. Харпер выскочил на сушу и одним махом втащил за собой плоскодонку. Нащупав на дне лодки заветный свёрток, Шарп перевалился через борт. Ирландец, опершись на колено, целился из карабина во всадника на южном берегу. - Даром пулю потратишь. Расстояние великовато. - А вдруг? – отозвался Харпер и дёрнул спусковой крючок. Свинцовый шарик прожужжал над Краучем. Харпер заорал во всю мощь лёгких: - Гостинчик из Ирландии тебе, дурак набитый! Вопль огласил противоположную сторону реки. Шарп затруднился бы уверенно определить, вызвало крик уязвлённое самолюбие либо уязвлённая плоть. Качая головой и пряча ухмылку, майор повёл донельзя довольного собой друга на север. С Фаулниса они выбрались, но Шарп не обманывал себя: для Гирдвуда слишком многое было поставлено на кон, и в эту минуту ополченцы, не жалея коней, скакали к ближайшему мосту или броду через Крауч. Друзья отклонились к западу, где виднелись лесистые холмы – кошмар для конницы, находка для пехоты. Стрелки спешили убраться подальше от Крауча, чтобы утро не застало их на болотистых равнинах, которые завтра будут кишеть раззадоренными потерями в своих рядах ополченцами. Пока что Бог миловал. Не сверкали вдали каски и клинки. Казалось, друзья одни в этом тихом краю спящих хуторов, низких холмов, обильных пастбищ и тёмных рощ. Рассвет принёс разочарование. С вершины очередного холма беглецам открылась река, в сравнении с которой Крауч представлялся жалким ручьём. Нечего было думать, чтобы переправиться через неё, не имея лодки под рукой. Путь на север был отрезан. Позади, на юге, рыскали кавалеристы. На востоке раскинулось море. Оставался запад, но и там, скорее всего, было полно патрулей. Шарп размотал свёрток, что дала ему Джейн, и мысль о её гипотетическом замужестве окончательно испортила настроение. Неужели сэр Генри и вправду собирается выдать её за Гирдвуда, за самодовольного карлика с просмоленными, как бочка золотаря, усищами? Шарп вспомнил тепло её пальцев на своём запястье, и в который раз поклялся, что не допустит этого брака. Брака, вызывавшего у Джейн отвращение. Брака, наполнявшего сердце Шарпа отчаянием, ибо (от себя-то не скроешь!) стрелок и сам жаждал надеть на эту прелестную ручку обручальное кольцо! В чёрном платке лежал кулёк из вощёной бумаги, внутри которого обнаружился хлеб, бледно-жёлтый сыр и шмат странного вида мяса, покрытого желеобразным жиром. - Это что? – Харпер потрогал мясо пальцем. - Попробуем. – Шарп отрезал кусок отобранным у часового на Фаулнисе штыком и отправил в рот, - Слушай, а вкусно! Кроме еды, в платке нашёлся небольшой кожаный кошелёк с тремя гинеями (благослови, Господи, Джейн!) Харпер уписывал за обе щеки: - Могу я задать вам вопрос, сэр? - Да. - Долго ли вы поджаривали пятки сэру Генри, прежде чем он согласился снабдить нас всем этим? - Симмерсон в Лондоне. – припомнил Шарп разговор над трупом Мариотта, - Ты помнишь молокососа, которого прикончил под Талаверой? Кристиана Гиббонса? - А как же. - А его сестру? Четыре года назад, после встречи с Шарпом над могилой брата, Джейн, выходя, столкнулась в дверях часовни с Харпером. - Неужто она? – не поверил ирландец. - Она. – сказал Шарп скучающе, как будто нет в мире ничего более обыденного, чем помощь юной леди двум дезертирам. Жуя сыр, он поспешно добавил, - Сыр-то неплох? - Хороший сыр. – Харпер пристально уставился на друга, - Мне вот припоминается, что девушка тоже была хороша? - Ну, сыр ей проигрывает по всем статьям. – рассмеялся Шарп, и Харпер, смеясь, погрозил ему пальцем. Он всё понял. - Старшина Харпер, можем мы пока забыть о мисс Гиббонс? - Так точно, сэр. - Что будет делать? - Есть мысль. – Харпер ткнул пальцем вниз. К реке прилепилась маленькая деревушка, у причала которой на волнах качался десяток барж, - Не навек же они пришвартованы там, сэр. Спуск к селению не занял много времени, хотя друзья шли медленно, высматривая чёртовых кавалеристов. Загавкали собаки, и Шарп решил идти один. Он отдал оружие Харперу: - Жди сигнала. Тот спрятался в канаву. Шарп побрёл в деревню. Псы облаивали его из-за каждых ворот. У постоялого двора с забранными ставнями окнами женщина при виде Шарпа схватила сынишку и не отпускала, пока перемазанный засохшей грязью оборванец не прошёл к пристани. Баржи возили сено. Перехваченные верёвками тюки покоились на палубах под утлегарями с подвязанными красными парусами. Корабельщики провожали его недобрыми взглядами, а один посоветовал убираться подобру-поздорову. Шарп выбрал моряка с самой продувной физиономией: - Куда плывёшь? Лодочник ответил не сразу. Оглядев Шарпа с ног до головы, он неохотно разомкнул губы: - В Лондон. - Пассажиров берёшь? - Бродяг – нет. – его тягучий эссекский выговор Шарп привык слышать в боевых порядках оставшегося в Пасахесе полка. Шарп подбросил гинею. Лучи восходящего солнца ярко блеснули на золотом кружке. Поймал и повторил вопрос: - Пассажиров берёшь? Где-то во дворах прокукарекал петух. Шарп, нервы которого были напряжены до предела, едва удержался, чтобы не оглянуться. Выказывать слабость перед этим волчиной не следовало. - Сколько вас? - Двое. - По одной с каждого. Сущий грабёж, но рваная рабочая форма выдавала в Шарпе беглого, и стрелок спорить не стал. Он дал хозяину баржи золотой и показал вторую монету: - Эту получишь в Лондоне. Моряк кивнул на баржу: - «Амелия». Отплывём через пять минут. Шарп вложил два пальца в рот, оглушительно свистнул. Появление вооружённого Харпера не вызвало никакой реакции на выдубленном ветрами лице моряка. Так же бесстрастно он проследил, как пассажиры взошли на борт, и тогда, не пытаясь привлечь к делу двух беглых, с помощью мальчишки поднял три широких красных паруса. Судно отвалило от пристани и, подгоняемое бризом, двинулось по реке (прозываемой, по словам лодочника, Блэкуотером) к морю. Получасом позже, когда баржа огибала по широкой дуге песчаные отмели Эссекса, Харпер указал на побережье. Лодочник скользнул по суше взглядом, ничего не увидел. Шарп же, чья жизнь и здоровье в Испании зависели от умения замечать кавалерию на расстоянии, различил на одном из холмов группу всадников. Обменявшись многозначительными улыбками, друзья улеглись обратно на мягкий пахучий груз. Карабин Шарп намеревался выбросить за борт перед самым прибытием в Лондон, не раньше; чтобы до той поры в мозгу хозяина баржи не созрела идейка сдать беглых властям. Плескалась вода, ветер наполнял паруса, пригревало солнышко. Харпер заснул, а Шарп, придерживая карабин, грезил наяву о прелестной девушке, что помогла им вырваться с Фаулниса, но сама осталась в заточении дядюшкиной усадьбы средь эссекских болот. Шарп грезил, а баржа несла его с Харпером к свободе и мести. ГЛАВА 12 Следующим утром Шарп, идя из Саутворка, где он провёл ночь, остановился на Старом мосте прочитать афишу, которыми был заклеен Лондон. Напечатанная крупными буквами, с королевским гербом наверху, она гласила: “ГРАНДИОЗНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ! В присутствии И под командованием ЕГО ЦАРСТВЕННОГО ВЫСОЧЕСТВА ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО Утром субботы 21 августа в Гайд-парке Его Величества Кавалерия, Артиллерия и Пехота с Оркестрами и Знамёнами, пройдут парадом перед Его Царственным Высочеством Принцем Уэльским, Принцем-Регентом, а также перед Его Царственным Высочеством Герцогом Йоркским с Трофеями и Орудиями, захваченными в войне против Французов в Испании. Также, по Их Милости и под Командованием Их Царственных Высочеств, войска с точностью и тщанием разыграют битву под Витторией, где была одержана Великая и Славная Победа над армией Корсиканского Тирана. БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЯ!” Битва под Витторией в Англии обсасывалась на все лады, думал Шарп, вероятно, для того, чтобы отвлечь внимание обывателей от растущих цен на еду и взлетающих к небу налогов, что питали войну. Шарп надел сегодня новый мундир, пошитый для похода в Карлтон-Хаус, сапоги были начищены до зеркального блеска, ножны сияли. Лишь ссадины на щеках напоминали о пребывании в Фаулнисе. Харпера он оставил в Саутворке за обильным завтраком. Ирландец стращал Изабеллу и родичей рассказом о побеге через ужасные болота Эссекса. Окончив трапезу, сержант должен был подать в «Розу» весточку Прайсу и д’Алембору, буде до них не дотянулись цепкие ручки лорда Феннера. Шарп завернул к Хопкинсонам на Сент-Олбанс-стрит и взял тридцать гиней из хранящихся у них средств. С оттягивающими карман деньгами, в соответствующем званию мундире, Шарп был собран и готов к драке с Гирдвудом, Симмерсоном и прочей сволочью, жирующей за счёт лагеря Фаулнис. Когда баржа шла по Темзе, Шарп обсудил с Харпером, что делать дальше. Ирландец жаждал явиться в Фаулнис при всех регалиях и «навести шороху». Сердцем Шарп был «за», однако разум подсказывал иное. Шарп решил идти к власть предержащим. Пусть бюрократическая машина, слабости которой так ловко использовали аферисты, давит их сама. Шарп вернётся на Фаулнис, обязательно вернётся, хотя бы ради обещания, данного им златовласой красавице, но всему свой черёд. Майор пересёк Уайт-холл, перешагнул кучку конских яблок, выметенных со двора главного Штаба, ответил на приветствие часовых и кивнул привратнику, распахнувшему перед ним дверь. Служитель в ярком наряде встретил Шарпа вопросом: - Ваше имя, сэр? - Майор Ричард Шарп. Южно-Эссекский полк. - Конечно, сэр. Вы заглядывали к нам на днях. Служитель, столь же массивный, как Харпер, имел один глаз. Повадки выдавали в нём ветерана, уволенного в запас, очевидно, по инвалидности. Распознав в Шарпе боевого офицера, а не чинушу в погонах, служитель любезно улыбнулся стрелку: - Чем могу помочь, сэр? - Я пришёл встретиться с герцогом Йоркским. - Вам назначено, сэр? - Нет. Служитель, качая помпоном на туфле, сожалеюще объяснил: - Его Царственное Высочество герцог Йоркский принимает только тех, кому аудиенция назначена заранее, сэр. Хотите, изложите своё дело к Его Высочеству письменно. Он указал на конторку у выходящего на Уайт-холл окна. - Я лучше подожду. – решил Шарп. Как ни отговаривал его ветеран, объясняя бессмысленность ожидания, майор стоял на своём: он должен лично встретиться с Главнокомандующим. Одноглазый, в конце концов, отступился, доложил об упрямце, а Шарп уселся в кожаное кресло возле пустого камина. Громко тикали напольные часы под лестницей. Военные и штатские, спешащие через вестибюль по своим делам, смотрели на застывшего в кресле офицера-стрелка кто с любопытством, кто с неудовольствием. От их взглядов Шарпу стало неуютно, и он отвернулся к камину, над которым висело полотно, изображающее битву под Бленхеймом. За сто лет ничего не изменилось, зевая, думал Шарп, и поле сражения под Бленхеймом мало отличается от поля брани под Талаверой или Витторией. - Майор Шарп? – лощёный штабист благожелательно улыбался стрелку. - Да. - Честь имею, капитан Кристофер Мессинс. Не соблаговолите пройти со мной? Одноглазый служитель поднял брови, дескать, а я что говорил? Увешанный картинами коридор вывел обоих офицеров в маленькую приёмную, за окнами которой виднелся плац. Мессинс жестом усадил Шарпа на стул: - Кофе, майор? Чай? Шерри? - Кофе. Мессинс наполнил две изящные чашечки с цветочным узором и подал одну стрелку: - Вы хотели встретиться с Его Царственным Высочеством, майор? Сидите, сидите. Может, печенья? Погода хороша, не правда ли? Капитан поглядывал на ссадины, перечёркивающие щёки Шарпа. Штабиста разбирало любопытство, но прямо спросить не позволяло воспитание. Мессинс посетовал на крайнюю занятость Его Высочества, сообщил, что в данный момент Его Высочества нет на месте и, когда Его Высочество вернётся, ведает лишь Всевышний. Впрочем, если майора устроит, его выслушает капитан. Майора не устроило. Мессинс обиженно поблымал длинными, как у девочки, ресничками и любезно улыбнулся: - Кофе хорош, не находите? Из тез зёрен, что мы захватили под Витторией. Вы же были там, не так ли? - Был. Мессинс сокрушённо вздохнул: - У Его Царственного Высочества совершенно нет времени на случайных визитёров. Надеюсь, вы понимаете? - То есть, мне не на что рассчитывать? Мессинс развёл руками: - Увы. Стрелок поставил чашку и встал: - Жаль. Полагаю, у принца Уэльского сведения, которыми я располагаю, вызовут больший интерес. Шарп выстрелил наугад и попал в яблочко. Лицо у Мессинса сделалось испуганным, он вскинул ладони: - Погодите, мой дорогой майор Шарп. Не будем пороть горячку. Присаживайтесь, прошу вас! Шарп исходил из неприязни, которую питали друг к другу принц Уэльский и герцог Йоркский. Полководческими талантами Главнокомандующий не блистал. По Лондону ходили язвительные куплетцы, в которых высмеивалось его бездарное маневрирование войсками в течение фландрской компании. Тем не менее, в качестве администратора он был выше всяких похвал: умелый, методичный и, самое главное, честный. Правда, бывали у него и промашки. Не так давно улеглись страсти, разгоревшиеся (не без помощи его брата, принца-регента), когда выяснилось, что любовница герцога торгует офицерскими патентами. Нового скандала не желал ни сам Главнокомандующий, ни его окружение. Мессинс осторожно поинтересовался: - Может, вы всё же поделитесь со мной вашими… Э-э… сведениями? - Сожалею. Нет. Шарп подозревал, что Фаулнис – не единственный лагерь, готовящий солдат на продажу. Кроме лорда Феннера, в афере, наверняка, были замешаны и другие официальные персоны. В их числе вполне мог оказаться кто-то из свиты герцога, а потому Шарп твёрдо намеревался говорить только с Главнокомандующим и, желательно, тет-а-тет. Мессинс опять вздохнул, растерянно покосился на гравюру кавалериста между окнами, словно тот мог дать ему совет: - Возможно, ждать придётся долго, сэр. - Времени у меня вдосталь. Мессинс сдался. Он предложил Шарпу располагаться поудобнее и даже снабдил свежим номером «Таймс». В газете повествовалось о штурме последнего оплота французов на северном побережье Испании, крепости Сан-Себастьян. Тон публикации был бравурный, хотя из неё следовало, что атака была отбита и британской армии придётся под Сан-Себастьяном задержаться. Шарпа взволновала другая статья, несколько путано описывающая очередную победу. Французы якобы перевалили через Пиренеи и были разгромлены под селением Сорарен. Как ни обнадёживал Шарпа генерал-майор Нэн, а война продолжалась. В газете был напечатан список погибших, внимательно прочитанный стрелком. Офицеры Южно-Эссекского полка в реестре отсутствовали, что утешало. Вероятно, основательно прореженный и без Сорарена с Сан-Себастьяном полк всё ещё нёс службу в порту Пасахеса. Шарп оторвался от газеты и посмотрел в окно, обуреваемый досадой и раздражением. В Испании сражались и умирали, а он торчал здесь! Часы в вестибюле пробили одиннадцать. Об Испании в «Таймс» больше не было ни слова. Местные новости, впрочем, тоже напоминали сводки с театра военных действий. В Лестершире ополчение открыло огонь, усмиряя волнения, возникшие из-за взвинченных цен на хлеб. В Дербишире мастеровые, убеждённые в том, что машины отнимают у них работу, подожгли ткацкую фабрику, предварительно разбив станки кувалдами. Ополченцы также были вынуждены стрелять. Мысли Шарпа вновь обратились к Испании. Сорарен. В Испании это или во Франции? Чёткой границы последние годы не существовало. С другой стороны, рассудил Шарп, о вторжении на французскую территорию «Таймс» сообщила бы аршинными буквами на первой полосе. Среди тех, кто войдёт во Францию, обязательно будет Шарп. Шарп и его полк. Когда часы пробили двенадцать, позади Шарпа скрипнула дверь. - Ричард! Господь Всемогущий, вы ли это?! Шарп настороженно повернулся. В этом здании некому было приветствовать стрелка столь исступлённо-восторженно, и, тем не менее, круглолицый штатский, сияя, как новая гинея, тянул к Шарпу единственную руку: - Мой драгоценный друг! Какой чудесный сюрприз! Представьте, заехал я свидеться с генерал-адъютантом, и вдруг служитель огорошивает меня вестью, что вы тоже здесь! - Сэр! – расплылся в ответной улыбке Шарп, - Вот уж кого не ожидал увидеть, так это вас! - А уж я-то не ожидал! Ричард Шарп в этих стенах, да ещё и Ричард Шарп, впервые на моей памяти одетый по уставу! - Почти по уставу, сэр! Палаш всё ещё при мне! – Шарп, смеясь, жал протянутую ладонь, - Как вы, сэр? - Здоров и полон сил! Добавил бы: «чего и вам желаю», но, судя по вашему облику, вам этого добра не занимать! – достопочтенный Уильям Лоуфорд тряс руку Шарпа так пылко, будто надеялся оторвать, - Что у вас с лицом? Неужели у французов дела так плохи, что они набирают в армию кошек? Лоуфорд командовал Южно-Эссекским полком, пока при штурме Сьюдад-Родриго не лишился руки. С тех пор он слегка располнел, а уж если сравнивать с далёкими, почти допотопными годами пребывания в Индии, когда сержант Шарп служил под началом лейтенанта Лоуфорда, то «слегка» звучало и вовсе неуместно. Когда Шарп и Лоуфорд томились в застенках султана Типу, лейтенант был тонок, как шомпол. Как бы то ни было, Лоуфорду шла полнота, лишний раз подчёркивал благополучие и достаток его нынешнего гражданского бытия. - Как вас занесло в Главный Штаб, Ричард? - Хотел встретиться с герцогом Йоркским. - Тщетные надежды, друг мой! Он укатил в Виндзор и вернётся не ранее, чем через неделю! Лучше я вас обедом угощу, а? Согласны? Уверенность, с которой Лоуфорд говорил об отъезде герцога, поколебала решимость Шарпа. Стрелок подумал и принял приглашение бывшего командира. Лоуфорд приехал в собственном экипаже с обряженными в ливреи слугами. Четвёрка лошадей промчала открытую коляску по плацу, и Лоуфорд взмахом трости поприветствовал скачущего из парка всадника. - Должен сознаться, - улыбнулся Лоуфорд Шарпу, - о вашем прибытии в Лондон я слышал. Видели нашего Принцишку? - Видел. - Что за олух! Чуть голову мне не оттяпал, когда в рыцари посвящал! – Лоуфорд засмеялся. Шарп намёк на то, что старого товарища можно отныне величать «сэр Уильям» уловил, но, желая сделать ему приятное, уточнил: - Вас посвятили в рыцари? - Да. – смущённо подтвердил «сэр Уильям», - Пустяки, конечно, но Джессика в восторге. Шарп обвёл рукой экипаж: - Похоже, вы процветаете, сэр? - Грех жаловаться. Немного земли, местечко в Палате Общин… А ещё я – мировой судья. Посылаю злодеев в Австралию! Одним словом, при деле. Вот мы, кстати, и приехали! Коляска остановилась на бугре за Сент-Джеймсским дворцом, и форейторы, спрыгнув с запяток, проворно распахнули дверцы экипажа. Лоуфорд жестом предложил Шарпу идти вперёд и последовал за ним по ступенькам в просторную прихожую, где сэру Уильяму подобострастно кланялись лакеи. Это был клуб. Вверив свой палаш заботам слуги, Шарп попал в столовую. Лоуфорд взял Шарпа за локоть: - Холодная телятина со специями у них изумительна, Ричард. Весьма рекомендую. Рубленое мясо с луком и яйцами – лучшее в Лондоне. А начнём с черепахового супа, не возражаете? Наш столик, прошу! Обед был великолепен, и размякшему Шарпу казалась неправдоподобной последняя встреча с бывшим командиром в занятом под госпиталь монастыре провонявшего порохом городка Сьюдад-Родриго. Лоуфорд, которому только что ампутировали левую руку, был подавлен, хотя и хорохорился. Сэру Уильяму обед с Шарпом, по-видимому, навеял те же мысли. Он криво усмехнулся и невесело пошутил: - Повезло мне отвертеться от Бадахоса, да? - Там нам туго пришлось. - Но вы выжили, Ричард! – Лоуфорд допил кларет и распорядился принести вторую бутылку. Подали сигары. Шарп восхищённо наблюдал, как ловко управляется сэр Уильям одной рукой. Отказавшись от помощи слуги, он самостоятельно и обрезал сигару, и раскурил. Выпустив облако дыма, Лоуфорд спросил: - Зачем вам нужен Главнокомандующий? От него Шарп таиться не стал. С кем посоветоваться, как не с членом парламента, мировым судьёй, да в придачу старым боевым товарищем, плечом к плечу с которым воевали на двух континентах? Лоуфорд слушал внимательно, иногда перебивал вопросами. Если история с Фаулнисом и вызвала у него какие-то эмоции, он их не выказывал. Только раз брови сэра Уильяма взлетели вверх – когда Шарп рассказывал о покушении в трущобах. Шарп умолк. Лоуфорд отложил сигару и налил себе бренди: - Каков ваш личный интерес в этом деле, Ричард? - То есть? Лоуфорд отхлебнул из фужера, затянулся сигарой и неопределённо помахал ею, выписывая в воздухе сложные крендельки дыма: - Вы лично что хотите получить? Шарп замялся. Впутывать Джейн с грозящим ей нелепым браком не хотелось, и он ограничился полуправдой: - Мне нужны люди, чтобы пополнить ряды Южно-Эссекского и повести его на Париж. - И всё? Секунду Лоуфорд недоверчиво смотрел на собеседника, затем рассмеялся: - Впрочем, что это я? Узнаю Ричарда Шарпа! Кто-то ещё в курсе? - Ни единая живая душа. - Кроме вашего сержанта, разумеется. Как он, кстати, поживает? - В порядке. - Привет ему от меня. Славный парень, хоть ирландец. – Лоуфорд нахмурился, - Говорите, он убил ополченца? - Мы убили. «Мы» позабавило сэра Уильяма: - Нечаянно, разумеется? Прискорбно, что вы не обошлись без крови. Смерть эта чертовски всё осложняет… - Но они тоже не камнями в нас кидали! – возмутился Шарп, искренне не понимая, какое отношение имеет убитый ополченец к махинациям Симмерсона, - Ублюдка-то и контрабандисты могли пристрелить. - Превосходно, Ричард! Его убили контрабандисты! На том и порешим! – оживился Лоуфорд, потушив окурок в серебряной плошке, - Доказательства проведения аукционов у вас есть? Бухгалтерские книги, записи, документы? - Записи? - Доказательства, Ричард, письменные доказательства. - Аукцион я видел собственными глазами! Сэр Уильям медленно покачал головой, поднял стакан: - Мой дорогой Шарп, всё, что вы видели – солдат на лужайке Симмерсона. Прочее – домыслы! Сослаться на Джейн Гиббонс Шарп не мог, ведь, щадя девушку, он умолчал о ней. Впрочем, её свидетельство не было ни бухгалтерской книгой, ни документом. - Я же видел! - Это слова, Ричард! – Лоуфорд мягко улыбнулся, - Нам нужны доказательства. Шарп без сил откинулся на спинку стула. Его душил этот роскошный зал с упитанными господами, чьи подбородки округлыми уступами нависали над шёлковыми галстуками: - Лорд Феннер божился, что второй батальон существует лишь на бумаге. Я доказал обратное! Лоуфорд задумчиво произнёс: - Алчность Феннера общеизвестна. Богат, как Крез, но гребёт и гребёт под себя. Не тот парень, с кем я хотел бы ссориться, понимаете? Во всяком случае, ссориться, не имея козырей. - Козырь – Фаулнис! День езды от Лондона! - Ричард! Я верю вам, я на вашей стороне. – Лоуфорд успокаивающе поднял правую ладонь. Пустой левый рукав был пришпилен к кафтану, - Он вам не поможет. - Он? - Герцог Йоркский. «Недотёпа Фредди». Он не забыл, как его имя трепали на всех углах два года назад, и не захочет новой шумихи. Шарп плеснул себе бренди, а Лоуфорд отхватил кончик новой сигары. - Позвольте, я займусь этим делом, Ричард. Дайте мне разведать подноготную, а тогда вместе подумаем, как быть дальше. Шарп молчал, и Лоуфорд ухмыльнулся: - Пока я буду разнюхивать, что к чему, у вас будет возможность полюбоваться в субботу, как Принцишка выигрывает битву под Витторией. Шарпу было не до игрищ принца Уэльского. Стрелок напряжённо обдумывал предложение Лоуфорда. Шарп не совсем так представлял себе борьбу с Феннером и Симмерсоном. Впрочем, сэр Уильям гораздо лучше Шарпа понимал закулисную механику. - Значит, герцог Йоркский мне не поможет? - Эх, Ричард! – вздохнул Лоуфорд, - Вы же общались с Принцишкой. Полагаете, его младший братец лучше? Послушайте, Шарп, встань передо мной задача опрокинуть французскую колонну, я бы с радостью принял вашу помощь, почему же в данном деликатном деле вы боитесь довериться мне? Вы хотите спасти полк? - Да. - Так дайте мне возможность сделать то, что я умею! Где вы остановились? - Постоялый двор «Роза». На Друри-Лейн. - Я знаю, где это. – Лоуфорд пометил название в блокноте с серебряным обрезом. – Через два дня приходите сюда к завтраку, хорошо? Насчёт приказов возвращаться в Испанию не волнуйтесь, я всё улажу. Шарп нахмурился: - Могу я спросить, сэр, что вы собираетесь предпринять? - Предпринять? – сэр Уильям захлопнул блокнот, - Хитрить. Умничать. Словечко здесь, словечко там, курочка по зёрнышку. Благо парламент на каникулах, можно действовать тишком. А вы, Ричард, - он грозно наставил на Шарпа сигару, - Вы сидите тихо, как мышка в норке, и не дразните жирных котов, ясно? Он выдохнул дым и уже мирно поинтересовался: - Скажите, Ричард, удастся ли мне залучить вас домой на ужин как-нибудь вечерком? Не отказывайте, молю! Вашего отказа леди Лоуфорд никогда мне не простит! - Очень любезно с вашей стороны, сэр. - Пустяки! – он выудил из клубничного десерта, завершающего обед, ягоду и отправил в рот, - Положитесь на меня, Ричард. Просто положитесь на меня. - Да, сэр. Лорд Феннер принял гостя в библиотеке. Принял холодно. Он имел обыкновение приглашать к себе в начале вечера леди Камойнс, посвящая остальное время увеселениям иного рода. Нынче же, вместо того, чтобы наблюдать, как раздевается ожидающая его в спальне наверху Анна, он был вынужден разыгрывать учтивого хозяина перед непрошеным визитёром. Феннер плотно притворил за собой дверь библиотеки: - В этот час я привык баловать себя стаканчиком бренди. Составите мне компанию? Сэр Уильям Лоуфорд не отказался. Он с интересом рассматривал висящие между полок морские акварели и весьма недурной портрет работы Рейнольдса: - Ваша матушка? - Да. Феннер велел подать бренди и без церемоний взял быка за рога: - Вы сказали, что вас привело ко мне дело, не терпящее отлагательства, так, сэр Уильям? - В противном случае я бы не осмелился потревожить Вашу Милость. Грубость лорда ничуть не смутила его гостя. Лоуфорд потрогал римский бюст, изображающий матрону с мелко завитыми волосами, и восхищённо прищёлкнул языком. Всё в комнате говорило о богатстве и изысканном вкусе хозяина, начиная с книг и заканчивая расписанными вручную китайскими обоями. Сняв с предложенного слугой подноса бокал, Лоуфорд уселся в кресло: - Здоровье Вашей Милости! Феннер кивнул и уселся напротив. На нём был чёрный фрак, белый шёлковый жилет и галстук. Глядя, как гость пьёт, он пытался угадать, с чем тот нагрянул. Лорд мало что знал об этом человеке: бывший вояка, ныне протирающий штаны на зелёных скамьях Палаты Общин. Закинув ногу на ногу, Феннер потеребил кисточку на сапоге: - При всём уважении, сэр Уильям, не изволите ли вы перейти сразу к сути. У меня не так много времени. - О, конечно, конечно. – Лоуфорд посмаковал бренди, - Как мне представляется, и вы, и я равно заинтересованы избежать скандала, способного поколебать нынешнее правительство? Превосходный бренди, кстати! Мне контрабандисты привозят гораздо худший. - Скандал? Какой скандал? Тонкое бледное лицо с крючковатым, как у стервятника носом, было бесстрастно, и Лоуфорд нанёс удар: - Гирдвуд, Фаулнис, аукционы. Не возражаете, я закурю? Феннер был слишком растерян, чтобы возражать. Лоуфорд достал сигару, отчекрыжил кончик и окутался дымом. Приложив усилие, дабы не выдать волнения, военный министр спокойно укорил гостя: - Вы меня смутили, сэр Уильям. - Смутил? Чем же? - Вы говорите загадками. Лоуфорд пожал плечами. Феннер неплохо держал удар. - Возможно, имя сэра Генри Симмерсона поможет прояснить ситуацию? Феннер почувствовал облегчение. Упоминание Фаулниса повергло его в панику, но Лоуфорд открывал свои карты одну за другой. Следовательно, не всё потеряно. - Предположим, сэр Уильям. Лоуфорд, который по пути сюда допускал, что после первых же слов Феннер прикажет прогнать его взашей, а то и на дуэль вызовет, с удивлением убедился: Шарп-то оказался прав. Рыльце лорда Феннера действительно было в пушку. - Мне представляется, Ваша Милость, что, если злоупотребления сэра Генри получат широкую огласку, то последствия нетрудно предсказать. Нетрудно. Газеты и парламент поднимут хай: «Коррупция! Казнокрадство!», и правительство уйдёт в отставку. - Огласку? Каким же образом? - Некий майор Шарп намерен обнародовать попавшие к нему сведения относительно лагеря Фаулнис и всех причастных официальных лиц. Сегодня он пробивался к герцогу Йоркскому. На ваше счастье, адъютант, зная, что майор служил под моим началом, послал за мной, и я смог Шарпа перехватить. Феннер оцепенел. Шарп жив?! Наёмники не вернулись забрать вторую половину платы, но Шарп исчез, и Феннер уверился, что беспокойный стрелок сдох где-то в канаве. Дверь скрипнула и слегка приоткрылась. Вероятно, Анна Камойнс спустилась и теперь подслушивала в гостиной. Глупая любопытная курица! Феннер не смел встать и закрыть дверь, потому что не был уверен, что сможет скрыть бьющую его дрожь от Лоуфорда. Вместо этого он тоже раскурил сигару: - Вы перехватили Шарпа? - Да, ваша Милость. Мы с ним долго беседовали. Примечательная личность, скажу я вам! Когда мы познакомились, он был сержантом. В бою он – дока, но в политике, увы, ничего не смыслит. – Лоуфорд снисходительно усмехнулся, - Он чрезвычайно целеустремлён, до безрассудства, и переубедить его нелегко. Он очень переживает, и майора можно понять. Его полк, столько сделавший для вторжения в логово корсиканца, накануне похода во Францию собираются расформировать! А тут ещё майор докапывается до не совсем законной подоплёки грядущего расформирования. Естественно, майор Шарп жаждет пошуметь. Вы понимаете меня, Ваша Милость? Феннер кивнул. Как, во имя Господа, чёртов стрелок разнюхал про Фаулнис? Вопрос жёг язык, однако, спросить значило дать понять Лоуфорду, что Феннер замазан в афере гораздо сильнее, чем собеседник мог себе представить. - Доказательств у бедняги нет. – продолжал Лоуфорд, - Я уговорил его ничего не предпринимать до послезавтра, пообещав, что сам всё улажу. Улажу, как вы считаете, ваша Милость? Феннер наклонил голову. Ему предлагали сделку. Сделку не с безумным воякой, чьё неистовство и непредсказуемость пугали министра до слабости в ногах, а с таким же, как сам Феннер, здравомыслящим политиком, для которого компромисс – не пустой звук, а единственно возможный способ разрешения противоречий. - Есть предложения, сэр Уильям? - Так, мысли. – Лоуфорд затянулся сигарой. Феннер понимающе улыбнулся. Сэр Уильям хотел поторговаться. - Видите ли, Ваша Милость, я очень многим обязан майору Шарпу, даже жизнью своей. Так что вы не осудите мою готовность помочь ему выпутаться из этой щекотливой ситуации. Мне бы не хотелось, чтобы его наказали, или его карьера пресеклась. Наоборот, он достоин дальнейшего продвижения, ведь все его поступки продиктованы исключительно служебным рвением. - Он в Лондоне? – уточнил Феннер. - Я этого не говорил, но где бы он ни был, два дня он будет кроток, как агнец. - Чего хочет ваш агнец? - Свой батальон. Феннер приторно улыбнулся, глядя в глаза Лоуфорду: - Право, если батальона не окажется на Фаулнисе, то что же ваш майор рассчитывает получить? Намёк был прозрачен. Возможности военного министра позволяли стереть лагерь на Фаулнисе с лица земли: растыкать солдат по законным лагерям других полков, здания уничтожить, превратив остров в пустырь, каковым он и являлся в течение столетий. С другой стороны, и Феннер, и Лоуфорд сознавали, что подобная мера чревата изрядными хлопотами и, самое главное, повлечёт приостановку на неопределённый срок всей отлаженной системы выдаивания барышей, а человек с аппетитами лорда Феннера охотнее лишится глаза, чем дохода. Сэр Уильям осторожно сказал: - Майор Шарп – отличный командир, деятельный, талантливый. Он достоин того, чтобы командовать батальоном стрелков, скажем… в Америке. Там тоже гибнут наши солдаты, а хороших командиров не хватает. - Америка? – уголки губ Феннера приподнялись. Жалкая, третьестепенная заварушка за Бог знает сколько километров от Европы, - Что ж, думаю, это можно устроить. При условии, конечно, что он будет держать язык за зубами. - Доказательств-то, Ваша Милость, у него всё равно нет. Феннер задумался. Единственное доказательство, которое могло бы угрожать ему, финансовые документы аукционов, хранились в безопасном месте. Майор Шарп может, конечно, найти кого-то из солдат, подготовленных в Фаулнисе, но что это докажет? По бумагам они все переведены из запасного батальона Южно-Эссекского полка. Офицерам же тех подразделений, куда солдат продали, болтать невыгодно, сами замазаны. К тому же из офицеров о лорде Феннере известно лишь Гирдвуду. Сэр Уильям бросил окурок в пустой камин: - Не хочу торопить вас с решением, Ваша Милость. Вы позволите навестить вас завтра? - Извольте. – лорд встал, - Америка? - И командование батальоном. Не меньше. – напомнил Лоуфорд. Шарпа повысят, скандал будет замят, правительство удержится, и сэр Уильям, надо полагать, не останется без награды. - Конечно, конечно. - министр встал и протянул руку, указывая гостю путь, - Я у вас в долгу, сэр Уильям. В наше время люди столь благоразумные и трезвомыслящие - редкость. Мы непременно найдём достойное применение вашим доблестям. - О, благодарю, Ваша Милость! Благодарю! Должность в правительстве, млел про себя Лоуфорд. Должность доходная и малообременительная. Дверь на улицу лорд Феннер открыл лично, не вызывая слугу: - Что ж, до завтра. Лондон укрыла густая вуаль сумерек. Сэр Уильям широко улыбнулся своему форейтору, поднимаясь в экипаж. Всё прошло, как по маслу. Шумихи не будет. Ричард Шарп (он всегда нравился Лоуфорду) получит под начало целый батальон «зелёных курток». И никто не пострадает, разумеется, кроме тех, против кого будет теперь сражаться Шарп. Им-то придётся несладко. Как по маслу прошло. Лорд Феннер из окна следил за удаляющейся в направлении Сент-Джеймсского дворца коляской сэра Уильяма. Настроение министра было далеко не радужным. Его поймали за руку. Счастье ещё, что Лоуфорд оказался человеком сговорчивым. Он хотел отступного для себя и Шарпа. Лорд Феннер с радостью заживо содрал бы со стрелка кожу, но, трезво оценивая ситуацию, не мог не признать: продвижение мерзавца – ничтожная плата за собственное спокойствие. Министр вернулся в библиотеку и, распахнув дверь в гостиную, нашёл там (а как же!) леди Камойнс. Она рассеянно листала книгу. - Как долго ты здесь? - Достаточно, Саймон. - Ты подслушивала? - Для того и спустилась. – она издевательски усмехнулась. Зелёные очи сверкнули в свете ламп, - Тебе очень повезло, Саймон, что Лоуфорд под каблуком у своей ненаглядной и крайне амбициозной жёнушки. - Под каблуком? - Да. В противном случае ты бы не купил его так дёшево: батальон для майора и синекура для сэра Уильяма. - Тебе-то, милая, не удалось загнать под каблук никого из тех, с кем ты переспала. Умишка маловато, а? – он намеренно унижал её. Она была его вещью, его рабыней, трепещущей за наследство драгоценного отпрыска. Леди Камойнс захлопнула книгу: - Будь я на месте Лоуфорда, Саймон, я раздавила бы тебя, как клопа. Он цинично рассмеялся: - На месте Лоуфорда? Твоё место, Анна, наверху, в спальне. Вот и ступай туда! Она швырнула книгу на пол и, не промолвив больше ни слова, вышла. Феннер поднимался за ней по лестнице, чувствуя, как вожделение овладевает им. Пикировки, в которых он показывал свою власть над ней, пряно разжигали его страсть. Предстояла долгая весёлая ночь, почему бы сначала не пошалить? ГЛАВА 13 Большинство лондонцев считали, что лучшие времена сада Воксхолл давно в прошлом, что он обветшал и устарел. А Шарпу Воксхолл нравился. Ребёнком он пробирался сюда обчищать карманы гуляющих горожан на затенённых дорожках, у беседок, статуй, павильонов и гротов. В саду горели лампы, оформленные под звёзды и подвешенные на разной высоте, так что со стороны посетители казались гигантами, прогуливающимися по Млечному пути. Нынче вечером Шарпа привела сюда записка, от которой пахло духами, воскресившими в его памяти зеленоглазую женщину. Послание доставили в «Розу», где встретившегося с д’Алембором, Прайсом и Харпером Шарпа дожидалось ещё одно письмо. Картонный прямоугольник во исполнение воли Его Царственного Высочества принца-регента безапелляционно предписывал майору Ричарду Шарпу прибыть в десять утра в субботу 21 августа в Гайд-парк. Сомнительное удовольствие лицезреть разыгрываемое не нюхавшими пороха тыловиками сражение, где ни один из них не был. Шарп кисло спрятал картонку в сумку. Надушенная записка навевала иные мысли: таинственное свидание, назначенное в саду музыки и веселья. Воксхолл бурлил. Население Лондона было представлено всеми его слоями: от высших до низших. Аристократы прогуливались бок-о-бок с мастеровыми. Вход стоил несколько пенсов – плата умеренная даже для черни. Большая часть женщин и часть мужчин носили чёрные маски, кто-то – желая сохранить инкогнито, кто-то - в тщеславной надежде сойти за знаменитость-инкогнито. Воображение правило здесь бал, расцвечивая убогую повседневность мишурой фантазий. В записке не указывалось ни время, ни точное место свидания, и Шарп медленно брёл среди соотечественников, вглядываясь в каждую встречную женщину. Два рядовых отдали ему честь. Другие солдаты, завидя издалека офицера, сворачивали на боковые тропки, дабы не пасть в глазах подружек, подобострастно козыряя старшему по званию. Шарп миновал высоченный центральный павильон, под сенью которого играл оркестр. Танцевали пары. На помосте женщина пела что-то пошловато-сентиментальное. Работал ресторанчик. Отсыпанные гравием дорожки уводили в лабиринт живых изгородей, в закоулках которого находили приют влюблённые и играли в прятки детишки. Шарп приблизился к фонтану. На дне круглого фонтана валялся разного рода мусор, но струи мутной воды в свете разноцветных фонарей посверкивали колдовским золотом. Статуя обнажённой богини загадочно улыбалась у входа в охотничий домик рядом с фонтаном. Изнутри доносилось треньканье виолончели. Ставни одного из кабинетов были распахнуты настежь. Там три юные дамы пили вино, кокетливо поглядывая на гуляющих возле фонтана. К вечеру в Воксхолл слетались голуби. Взрослые их охотно кормили, а дети пытались ловить, без особого, впрочем, успеха. Шарп развернулся и пошагал обратно к центральному павильону. Ночь была тёплой. Тепло ли там, на перевалах через Пиренеи, где прорвались французы? Газета сообщала, что атака отбита, однако Шарп хотел точных сведений. Что бы подумали его бойцы, прислушивающиеся к отдалённой канонаде под Сан-Себастьяном, узрей они своего майора мирно прохаживающимся по Воксхоллу? Кышнув навязывающуюся шлюху, Шарп покачал головой в ответ на предложение торговца купить сладости. Стрелок выделялся в беззаботной толпе шрамом, царапинами на щеках, угрюмостью. Как и в Карлтон-Хаусе, он был чужой здесь. Кто они, эти смеющиеся, разгорячённые алкоголем люди? Письмоводители, купцы, белошвейки? Что их волнует? Французы прорвались на юг, британцы сцепились с ними. Да полноте, знают ли лондонцы о солдатах, чья кровь орошает сейчас испанские скалы? Вряд ли. Лондон, как и вся Англия, бурно праздновал победы, но ничего не желал знать о войне. Это заметила даже Изабелла, жена Харпера. Всем было плевать на войну. Изабелла плакала и просилась обратно на родину, лишь бы не оставаться здесь, в сытой стране, где никого не интересует, жив её муж-солдат, или давно сгнил в братской могиле. Шарп купил себе пиво и присел на край фонтана. Благородные господа с модными тростями, в перчатках, сдержанно переговариваясь, вышагивали среди простолюдинов. Благородные господа никогда не примут Шарпа в свой круг. Рылом не вышел. Он вышел рылом для Испании, в Испании Шарп выигрывал стычки и отбивал города. В Лондоне же он рылом не вышел. Его пригласили в Карлтон-Хаус, но не как равного, а как забавного уродца, вроде бородатой женщины или сиамских близнецов. - Есть пенни, полковник? Сорванец лет шести с замурзанной мордахой, в рваных штанишках, выжидательно смотрел на Шарпа. Мальчонка, как и Шарп когда-то, перелез через забор, рискуя напороться на битое стекло наверху. Поверил бы пострелёнок, скажи ему кто, что «полковник» три десятка лет назад тоже пробирался в Воксхолл, охотясь на кошельки ротозеев? - Что купишь на пенни? - Пожрать, что ж ещё? - Дам. Опять подойдёшь, башку отверну, а дружков подошлёшь к «щедрому дяде», не только отверну, но и с другой стороны вставлю. Ясно? Мальчишка ухмыльнулся: - Тогда два пенса. Шарп выдал ему одно пенни: - Сгинь! - Девочку, полковник? - Сгинь, кому сказано! Оголец умчался. «Пожрать»? Как бы не так. В трущобах деньги тратятся на джин. Шарп думал о Джейн Гиббонс. Думал со стыдом, ибо пришёл сюда для встречи с другой женщиной. Понимал всю смехотворность своих притязаний на племянницу Симмерсона, и всё равно стыдился. Он и говорил-то с ней три раза, ничего не знал о ней. Она была прекрасна. Она помогла ему в трудную минуту. Что он может ей предложить? Умение вести людей на смерть? Навык убивать французов? На что Шарп годится? Он может грамотно расположить цепь стрелков; он соображает, в какой точке вражеских порядков сосредоточить огонь. Он может убивать. Год за годом девятнадцать лет подряд Шарп убивал. Он научился различать, когда убийство необходимо, а когда излишне. Шарп смотрел на проходящих мимо него людей, трезвых и не очень, смеющихся и перешёптывающихся, и знал, кто они. Они – те, за кого он дерётся. Крепко нализавшийся юнец выделывал неуклюжие коленца перед хохочущей спутницей, а Шарп вдруг понял одну важную вещь. Он понял, что, родись во Франции, он носил бы красные эполеты вольтижёра ( Шарп допил эль. Оркестр заиграл вальс. Как сложился бы его брак с Джейн Гиббонс? Как он сложился бы с любой другой женщиной? Куда Шарп денется, если война закончится? Без атак, без вылазок, без разведок, как он будет тратить двадцать четыре часа суток, пусть даже денег после продажи бриллиантов у него будет полно? Пахать? Коров разводить? Или останется в армии? Для чистки формы - слуга, для смотров – лошадь, и куча юных офицеров – для того, чтобы изводить их бесконечными нудными воспоминаниями. Выбор велик, да вот беда: не привык английский солдат к выбору. Английский солдат сражался не по зову сердца, а от безысходности. Французам, пруссакам, австрийцам было куда вернутся. Их ждали дома. Английского солдата никто не ждал. Армия была его домом, полк - семьёй, а такие, как Феннер, угрожали и тому, и другому. - Вы – глупец. – прозвучало сзади. Шарп вскочил и повернулся. Она. Зеленоглазая. На ней была чёрная маска, но рыжую гриву прикрывала лишь жемчужная сетка. Ночи в августе ласковы, и тело её облегало второй кожей платье сиреневого шёлка. На плечи была небрежно наброшена тёмная кружевная шаль. Он неловко поклонился: - Мадам? - Видок у вас мрачный. Неужели осознали, какого сваляли дурака? – она переложила веер из руки в руку и подставила Шарпу локоть, - Прогуляйтесь со мной. Они шли по дорожке, огибавшей хитросплетение живых изгородей, и Шарп ловил взгляды мужчин: жадные – на своей спутнице, завистливые – на себе. Два сторожа Воксхолла волокли невнятно ругающегося пьяного. Один из сторожей, видимо, отставной солдат, подмигнул Шарпу и отсалютовал. Зеленоглазая весело сказала: - Они считают меня вашей пассией, майор. Он не нашёлся с ответом, и она засмеялась: - Жёны таких платьев не носят. - Почему? - Такие платья надевают, чтоб приманить подходящего жениха, майор. Когда же цель достигнута, жених превратился в супруга, он сам начнёт упрашивать, чтоб его благоверная не надевала ничего подобного. – веером зеленоглазая надменно отодвинула с пути зазевавшегося ребёнка, - Так же и простофиля, имевший неосторожность жениться на актрисе, предъявляет ей после свадьбы ультиматум: или я, или театр, хотя, если бы не театр, он предмет своей любви никогда бы не встретил. Кстати, о простофилях. Поздравляю, вы тоже относитесь к их числу. - Неужели? - Только простофиля, получив приказ отправляться в Испанию, прётся в Главный Штаб и сидит там с таинственным видом. В Главном же Штабе дураков не держат. К вам подсылают Лоуфорда, бывшего командира, и вы, по простоте душевной, выкладываете ему всё, как есть. Присядем здесь, не возражаете? Они подают приличное контрабандное шампанское, достаточно дорогое, чтобы отпугнуть отсюда чернь. Они завернули к небольшому ресторану с выставленными снаружи крашеными белилами железными столиками, над которыми на ветвях дубов были развешаны фонари. Повинуясь знаку зеленоглазой, официант в фартуке проворно отодвинул от облюбованного ею столика остальные. Она явно не желала, чтобы их разговор подслушали. Зеленоглазая села спиной к ресторану и гуляющим. Избавившись от маски, уронила Шарпу: - Снимите кивер, а то вас примут за моего грума. ( Шарп положил головной убор на столик. Официант принёс шампанское, хлеб и мясо, покрытое слоем прозрачного дрожащего жира, совсем как то, что принесла Джейн Гиббонс. Принесла всего две ночи назад, а как будто два месяца. - Что это? Она свысока улыбнулась: - Заливное. И вы не спросите, откуда у меня такие подробные сведения о вас? - Спрошу, мадам. – стрелок выпил шампанского. Захотелось сигару. Если она ожидала ахов-охов, возбуждённых вопросов, то ошиблась. Стрелок молчал. Заполняя повисшую паузу, она отрезала себе заливного: - В отличие от вас, сэра Уильяма глупцом не назовёшь. Здраво оценив ситуацию, он от вас направился прямиком к лорду Феннеру. Отведайте заливное, майор. Не армейская солонина, - ехидная улыбка искривила её полные губы, - хотя вполне съедобно. - Лорд Феннер?! Он пошёл к лорду Феннеру?! У Шарпа в голове не укладывалось, что человек, которого он считал другом, вот так, походя, предал его врагу. - Они заключили сделку. – вытянувшееся лицо Шарпа забавляло её, - Лорд Феннер – завидный покровитель. Он может дать сэру Уильяму маленький «пурбуар». Не будьте ребёнком. На том стоит мир. - «Пурбуар»? – он попробовал незнакомое слово на вкус. - Маленькая награда, мой забияка-кот. – она сделала глоток, гипнотизируя его зелёными глазами, - Вы похожи на дворового забияку-кота. Симпатичного, надо сказать, кота. Отщипнув хлеба, она продолжила: - Цель сэра Уильяма – избежать шумихи. Он не даст вам ваш батальон, а ведь вы хотите именно этого? Шарп кивнул, сжав челюсти. - Он не желает вам зла, он просто защищает правительство от нежелательного ажиотажа. Вы слышите меня, майор? Сэр Уильям не желает вам зла. Стрелок никак не мог свыкнуться с поступком Лоуфорда: - Зачем он пошёл к Феннеру? Зачем? Она повела плечами: - Лоуфорд любит жену, а его жена не прочь превратиться однажды в супругу пэра. Как не воспользоваться удачей, когда она сама идёт тебе в руки? Он доносит Феннеру, переезжает в кабинет повыше, а Феннер тем временем прячет концы в воду. И все довольны, кроме вас, разумеется. Она погрозила ему столовым ножом: - А вы – заноза, майор. Второй раз покушаться на вашу жизнь они не будут. Скорее, зашлют на край земли, в Канаду или Австралию. Хотите охранять каторжников в Австралии? Вы с ними найдёте общий язык. Она засмеялась. О том, что условием сделки Лоуфорда с Феннером является батальон стрелков для Шарпа, леди Камойнс решила не упоминать. Чего доброго, он сочтёт полк стрелков подходящей ценой его молчания, и она останется без союзника. Шарп скривился: - Лоуфорд же обещал… - Майор, Лоуфорд – политик. Он пообещает вам звёзды с неба, но делать будет лишь то, что выгодно лично ему. - Как вы узнали о сделке? Она возбуждала в нём жгучее любопытство, напоминая Элен, маркизу де Касарес. Хрупкая женщина, навсегда заворожённая властью. Леди Камойнс поёрзала на неудобном железном стуле. В ресторане пиликал струнный квартет. А он привлекателен, этот стрелок. Для простолюдина даже красив. - Просто узнала. - Как? Она не отвечала, хотя её так и подмывало рассказать ему. Её тянуло к нему, но правда была слишком мерзка. Достаточно мерзка, чтобы питать пламя её ненависти, а именно ненависть привела её сюда. Ей хотелось припасть к груди стрелка и поведать ему о чудовищном долге, многопудовой гирей повисшем на ней после смерти мужа. Долг, проценты по которому она выплачивала попранной гордостью на ложе Феннера. Ничуть не стыдясь, она подслушивала разговор в библиотеке, ибо давно усвоила: информация – это власть. Разделаться с Феннером – вот была цель её жизни, навязчивая идея, овладевшая всем её существом. Канет в Лету Феннер, с ним канет вексель, и маленький сын Анны, унаследовав отцовскую вотчину, не унаследует его долг. Хотелось признаться. Ах, как хотелось, но осторожность взяла верх. А ещё она страшилась его жалости. - Мне многое известно, майор. О Фаулнисе, о Симмерсоне, о Гирдблуде, или как он там зовётся. Я встречала его однажды у Феннера. Червяк. Симмерсон хочет женить его на своей племяннице. Подходящая партия. Она бедна, как церковная мышь, хотя коротышка, вероятно, надеется унаследовать капиталец её дяди. – она осеклась, - Я что-то не так сказала? - Нет, мадам. – произнёс Шарп нарочито небрежно, пытаясь отогнать неотвязное видение: Джейн в объятиях Гирдвуда. Зеленоглазая изогнула бровь, но продолжила: - Я здесь, майор, потому что хочу сокрушить лорда Феннера, разорвать его в клочья, и вы, забияка-кот, мне в этом поможете. - Как? Повинуясь её жесту, он долил шампанского в её бокал. Свой едва тронул. - Вы хотите получить пополнения для своего полка? - Да. - И только? - Покончить с аукционами и воздать по заслугам Гирдвуду. - Я могу посодействовать в этом. Но лишь в том случае, если вы, майор, отыщете кое-что для меня, и отыщете быстро. Глаза её сузились, она подалась вперёд: - Записи, кому сколько причитается, документы с датами и суммами. Любые бумаги, которые можно пустить в ход. Достаньте их, и мы получим то, чего добиваемся. Легко сказать: бумаги, думал Шарп. Где их искать, эти проклятые бумаги? Лоуфорд тоже требовал доказательств, а в результате Феннер предупреждён и, как пить дать, позаботился припрятать обличающие его документы поглубже. Гуляющим Шарп и зеленоглазая, наверно, казались парочкой любовников: статный офицер и его красивая дама. - Бумаги, майор, отыщите бумаги! - Я даже не знаю, кто вы. - Леди Камойнс, вдовствующая графиня Камойнс. – на одном дыхании выпалила она. Так, очертя голову, бросаются в омут, - Письменные свидетельства, и вы можете требовать от Главного Штаба всё, что заблагорассудится! Хотите командовать батальоном стрелков? - Допустим, бумаги будут у меня. Как мне передать их вам? - Мой слуга каждый день будет приходить в «Розу». Оставьте их там. Пожалуй, надо ехать в Фаулнис, решил Шарп. Если уличающие махинаторов бумаги существуют, то они там. С другой стороны… - Послушайте, вы осведомлены об афере, я. Неужели наших свидетельств недостаточно? Она прикрыла на миг веки, будто смиряя раздражение: - Вы, мой забияка-кот, - никто. Я ещё хуже, - женщина. Кому поверят, нам или господам в высоких чинах? - Доказательства могли уже уничтожить. - Едва ли. Лорд Феннер ничего не предпримет до новой встречи с вашим приятелем. У вас одни сутки. Уже послезавтра Феннер начнёт заметать следы. Фаулнис исчезнет, словно его и не было. А если вы будете настаивать, что был, над вами посмеются и вышвырнут в отставку. Шарп мрачно цедил шампанское. Как просто всё представлялось изначально: он отыскивает спрятанный батальон; армия, осыпая его цветами и благодарностями, преподносит ему пополнения на блюдечке с голубой каёмочкой и, прежде чем отправиться в Испанию, он (грудь колесом) наносит визит Джейн Гиббонс. Враги повержены. Трубят фанфары. Вместо этого он всё глубже увязал в трясине интриг. Леди Камойнс осушила бокал и, надев маску, поднялась. Шарп рассчитался с подскочившим официантом и поспешил за своей прекрасной союзницей. Гравий шуршал под ногами. - Необходимо действовать быстро, майор. - Я понимаю, Ваша Милость. - Когда думаете приступать? Сейчас? - Сейчас ночь. Утром. Фаулнис – вот ключ к победе. Леди Камойнс остановилась у входа в путаницу тёмных тропок, петляющих между живых изгородей. - Прекрасно. – она накрыла его ладонь своей, - Значит, у нас есть время. Говорят, укромные уголки здесь очаровательны. Шелестела листва. Когда Шарп хлюпал по болотам Эссекса, он искренне полагал, что на том его эпопея и закончится. Однако женщина, так сладко стонущая сейчас в его объятиях, доказала в два счёта, что это лишь начало, и поутру в Фаулнис нагрянет майор армии Его Британского Величества Ричард Шарп. ГЛАВА 14 - Принадлежит одной знатной вдове, сэр! – хозяин наёмной конюшни вытер о фартук ладошки, сплюнул табачную жвачку в сторону нежащегося на солнышке кота и похлопал по рессоре карету, - Возок, может, и не нов, зато в отличном состоянии. Оси новые, чеки сам менял. Домчит вас, хоть на край света. Любовно погладив окованное железом колесо, он доверительно сообщил: - Подумывал для себя придержать. - Карета мне нужна на неделю. - С лошадьми? - А также с грумом и кучером. Хозяин, рыхлый выжига с блудливо бегающими глазками, взглядом приценился к новёхонькой форме Шарпа и почесал затылок: - Вам, майор, конечно же, уступлю дешевле. Всегда питал слабость к нашим защитникам – военным. Однако придётся раскошелиться, всё-таки, карета с четырьмя лошадями – это вам не портшез. ( - Сколько? - Ну, вы же, небось, не по городу будете раскатывать? Сменные упряжки понадобятся? - Понадобятся. - Вот и считаем: за лошадок, за их корм, за экипаж, жалованье и еда ездовых, упряжь. - Сколько? - Ездовым надо где-то ночевать, майор. – он поколебался, глядя на оружие Шарпа. – Вы же за границу не сбежите? Шучу, шучу, сэр. Такой я весёлый человек. Хозяин шмыгал носом: - Эх! Ладно, ради наших ребят, изнемогающих в борьбе с Бонапартом… Тридцать гиней, майор, плюс залог. Деньги наличными и сразу. - Пятнадцать. Хитрые зёнки владельца конюшни выпучились, брови резко взлетели вверх, сминая кожу на лбу в гармошку: - Это же карета, сэр! Карета для благородных господ! Не крестьянская телега! Сошлись, в конце концов, на двадцати пяти гинеях, хотя Шарпа терзало смутное подозрение, что его всё же надули. Двадцать пять гиней и ещё двести залога. Путешествовать каретой было быстрее, чем верхом. К тому же, изъятый в Фаулнисе ворох документов в седле не повезёшь, а каретой – в самый раз. Хлопот, впрочем, навалилось столько, что Шарп ловил себя на желании всё бросить и пойти в Фаулнис пешком. В отличие от командира, д’Алембор, Прайс и Харпер радовались поездке, как дети. Особенно Харпер. Ирландец в каретах доселе не катался, а потому его восхищали и кожаные сиденья, и мягкий ход, и стёкла в дверцах: - Вещь, сэр, скажу я вам! - Эта вещь обошлась мне в одну из тех двух бриллиантовых серёжек. – буркнул Шарп. - Не унывайте, сэр. Женитесь на одноухой женщине, только и всего! Встрял Прайс: - Ваша ирландская практичность, сержант, всегда приводила меня в восторг. Всем троим Шарп сказал, что не может приказать им ехать, и, к его тайному облегчению, все трое отказались покинуть командира. Карета катила к Вестхэму. Мимо проплывали бесконечные болота. Д’Алембор спросил: - Как, по-вашему, сэр, лорд Феннер Гирдвуда предупредил? - Сомневаюсь. Один день в запасе есть. По крайней мере, так утверждала леди Камойнс. Расцарапав ссадины на его щеках, она слизывала кровь маленьким мокрым язычком: «Они думают, что убаюкали тебя, забияка-кот. А ты не спи. Не ходи к Лоуфорду. Действуй.» И он действовал. Они сменили лошадей в Стиффорде, потом в Хедли. Грум и кучер, которым Шарп посулил надбавку, если до захода солнца экипаж будет на месте, старались. В Хедли, где древний замок возвышался над устьем Темзы, Шарп купил осёдланных коней. Он мог себе позволить такую роскошь. Утром стрелок заглянул на Сент-Олбанс-стрит и обнаружил, что пришли первые деньги от продажи бриллиантов. Добро, отобранное у французов, работало на укрепление английской армии. В Хедли же, пока конюхи суетились вокруг кареты, Шарп подозвал к себе спутников: - Помните, зачем мы туда едем. Во-первых, найти документы. Во-вторых, вывести оттуда солдат, прежде чем это сделает Феннер. Ясно? Никаких наказаний. Они кивнули. Подобной речью Шарп разражался каждые пять минут, что было вполне объяснимо: он нервничал. Найти записи. Отослать зеленоглазой. Вывести солдат с Фаулниса и в Челмсфорде чин-чинарём зачислить их в первый батальон. - Помните, никаких наказаний. Это правило. - У всякого правила, сэр, должно быть исключение. – оскалился Харпер, - Я как раз знаю одно, ма-аленькое такое исключение… Шарп ухмыльнулся: - А вы, оказывается, мстительный человек, сержант Харпер. - Уж что есть, то есть, сэр, благодарение Господу! Ровно в шесть вечера, как всегда, подполковник Бартоломью Гирдвуд, сидя в своём кабинете, бисерным почерком заполнял карточки, наглядно иллюстрирующие прогресс в обучении каждой из рот. - Как у номера четыре с огневой подготовкой? - Приступили, сэр. – капитан Смит стоял перед конторкой по стойке смирно. - Славно, славно. – Гирдвуд поставил отметку. С плаца доносились команды. Подполковник рассеянно постучал ногтем по кончику уса. Звук вышел деревянный. - Сколько сегодня привёл Гаверкамп? - Десятерых, сэр. Гирдвуд скривил губы: - Крутился поблизости, а здесь вербовать некого. Он уходит завтра? - Да, сэр. - Ему понадобятся деньги. – он прислушался и нахмурился, - Это что, экипаж? - Похоже на то, сэр. По вечерам любил нагрянуть с проверкой сэр Генри Симмерсон. Какой непорядок он надеялся обнаружить? Бог знает. Гирдвуд вздохнул. В этот раз беспорядок имелся – горелое пятно вместо конюшни. Подполковник засопел. Безбожные дезертиры! Ирландский еретик посмел стрелять в него! - От ополчения, естественно, вестей нет? - Пока нет, сэр. - Боже мой! Настоящие солдаты поймали бы негодяев за день, от силы за два, а эти жалкие штафирки упустили их. – Гирдвуд покачал головой, - Подонки улизнули, Смит. Да-да, улизнули. Экипаж приближался, и Гирдвуд вспомнил, что сэр Генри собирался вернуться лишь после парада принца-регента. - Ну-ка, Смит, посмотрите, кого к нам занесло? Кроме Симмерсона, в коляске никто сюда не приезжал. Однажды, правда, прикатил местный священник, запудрил мозги страже на мосте. Хотел, дескать, дать «воинству» «духовное окормление». Гирдвуд приказал пастыря выдворить и больше не пускать. Неужели настырный святоша умудрился снова прорваться? - Гоните его в шею, Смит! Не миндальничайте! - Сэр! – крик оборвался, будто Смиту заткнули рот. Гирдвуд вцепился в край стола. В дверном проёме появился высокий человек. Он был в униформе, с клинком на боку, и перед внутренним взором Гирдвуда чередой пронеслись все его многочисленные прегрешения. Страх заморозил подполковника. То, чего он так боялся, случилось! Его пришли арестовывать! - В шею, значит? – повторил офицер. Гирдвуд встал. Вошедший оказался майором-стрелком. Сладостная волна облегчения обласкала спину. Гость был ниже по званию, и Гирдвуд позволил себе повысить голос: - Убирайтесь из моего кабинета, майор! Я не разрешал вам входить! Майор снял кивер, кинул его в кресло и, оперевшись на стол обеими руками, недобро ухмыльнулся прямо в лицо Гирдвуду: - Узнаёшь, Бартоломью? Гирдвуд не был уверен в том, узнаёт он майора или нет, но вот эти царапины с запёкшейся кровью и наглый взгляд почему-то навевали воспоминания о двух дезертирах. - Нет. – жалобно выдавил Гирдвуд, - Нет. Он отшатнулся назад. Сидение подбило его под коленки. Подполковник хлопнулся на стул: - Нет. - Да. – Шарп взял со стола трость Гирдвуда. Тот не протестовал. - Ты знаешь меня, как рядового Вона. Или, как тебе привычнее, «грязь». - Нет. Шарп похлопал тростью по ладони: - А у тебя вошло в привычку бить рекрутов, а, Гирдвуд? Или охотиться на них в болотах? - Кто вы такой? До сих пор Шарп говорил спокойно, насмешливо, теперь же изо всех сил трахнул палкой по столешнице, перевернув чернильницу на тщательно расписанные карточки Гирдвуда, и взревел: - Кто я?! Я – тот, кто назначен вместо тебя! Ты снят с должности, Гирдвуд! Подполковник, сжавшись, смотрел на майора. Нет, на дезертира. Всё перепуталось в его мозгу, и лишь последние слова дезертира (или всё же майора?) дали ему ниточку, чтоб распутать безумный клубок страхов, мыслей и сомнений: - А приказ… э-э… имеется? - Приказ тебе?! – возопил Шарп пуще прежнего, - Конечно, у меня есть приказ! Иначе зачем бы я сюда пришёл, на тебя полюбоваться?! Шарп блефовал, но самообладание уже оставило Гирдвуда, подполковника хватило только на слабый шёпот: - Кто вы? - Я – майор Ричард Шарп, Гирдвуд, из первого батальона Южно-Эссекского полка, хотя три дня назад кое-кто знал меня как рядового Вона! – ужас плескался в круглых глазах подполковника, но Шарпу было его не жаль, - Человек, на которого ты посмел охотиться – полковой старшина Харпер! Ирландец! Если тебе интересно, благодаря его храбрости ты носишь на своей пустой башке вот это украшение! Шарп ткнул тростью в изображение скованного орла на киверной бляхе. Голова подполковника дёрнулась назад. - Нет. – проронил он, - Нет-нет-нет! - Да, Гирдвуд! Да! Шарп хлопнул тростью себя по ладони и вдруг резко выбросил руку к лицу Гирдвуда. Тот взвизгнул и зажмурился в ожидании удара. Однако Шарп не собирался его бить. Кончик трости обрушился на левый ус подполковника, осыпав губы и подбородок его крошевом застывшей смолы. - Бесхребетный ублюдок. Далли! Д’Алембор щёлкнул каблуками и замер навытяжку: - Сэр? - Сопроводите арестованного подполковника Гирдвуда к нему на квартиру, изымите относящиеся к батальону бумаги и принесите мне. Если подполковник даст честное слово не пытаться сбежать, караул можете не выставлять. - Так точно, сэр! Д’Алембор покосился на арестованного и не сдержался, прыснул. Очень уж потешно выглядел нахохлившийся человечек в съехавшем набок кивере, с правым усом, воинственно задранным вверх, и неряшливым кустиком волосков разной длины вместо левого. Спохватившись, д’Алембор напустил на себя серьёзность, но губы предательски расплывались в стороны: - Конечно, сэр! Шарп сломал о колено полированную трость с изящным серебряным набалдашником и швырнул половинки Гирдвуду на колени: - Поднимайтесь, сэр, и вон отсюда! Выйдя вслед за д’Алембором и его пленником на улицу, Шарп подчёркнуто «не заметил» группу перешёптывающихся обитателей Фаулниса: - Лейтенант Прайс! - Здесь, сэр! - Соберите всю документацию, - он вручил лейтенанту свою винтовку, - И, Гарри… - Сэр? - Вздумает кто перечить, просто пристрели его. - Есть пристрелить, сэр. Шарп отвязал жеребца и взобрался в седло. Ему начинало здесь нравиться. Сержанту Линчу здесь нравилось всегда. Приятно было ощущать собственную значительность, костеря на разные лады посреди плаца тупых грязей, неспособных усвоить с первого раза простейшее построение: колонну по четыре. Заходясь руганью, Линч вдруг осознал, что взгляды сброда направлены куда-то мимо него и полны изумления. Непорядок. - Эй, грязь! Сюда смотреть! – рявкнул сержант. Его никто не послушался, и, едва Линч открыл рот, чтобы повторить команду, сзади рявкнули: - Эй, грязь! Сюда смотреть! Сержант Линч повернулся. Там стоял рядовой О’Киф, только рядовой ли? На нём была форма сержанта-стрелка. Одно плечо оттягивала винтовка, другое – огромное семиствольное ружьё, на поясе болтался длинный винтовочный штык-тесак. Лыбясь во все тридцать два зуба, Харпер шагнул вплотную к Линчу и спросил сверху вниз: - Помнишь меня, грязь? Линч оцепенел, забыв закрыть рот. Харпер нежно попросил: - Скажи-ка: «Спаси, Господи, Ирландию!», сержант Линч. Коротышка вытаращился на сержанта-стрелка, задрав голову. Жёсткий подворотничок больно впился в затылок. Громко, чтоб его слышали все на плацу, Харпер пророкотал: - Меня зовут Патрик Огастин Харпер. Я из Донегола, и этим горжусь. Ещё я горжусь тем, что служу в первом батальоне Южно-Эссекского полка, имея честь состоять в должности полкового старшины! А теперь, сержант Линч, скажи: «Спаси, Господи, Ирландию!» - Спаси, Господи, Ирландию. – прошелестел Линч. - Не слышу. - Спаси, Господи, Ирландию! - Как мило слышать это из твоих уст, Джон. Строй ухмыляющихся новобранцев смеялся, и Харпер прикрикнул: - Эй! Я команды «вольно» не давал! Смирно! Они подтянулись. Чарли Веллер пялился на Харпера, будто тот на метле прилетел. Старшина подмигнул юноше, и вновь занялся Линчем: - На чём мы прервались? Ах, да! Ты хотел мне что-то сказать, Джонни Линч. - Спаси, Господи, Ирландию! - Громче! - Спаси, Господи, Ирландию! - Аминь. И да смилуется Создатель над твоей грешной душонкой, Джон Линч, потому что ты у меня на особом счету, понял? Закончив с Линчем, Харпер набрал в лёгкие воздуха: - Батальон! Слушай мою команду! Офицеры оглядывались на Харпера. Старшина Брайтвел, смешно вскидывая ноги, побежал было к конторе, но Харпер пригвоздил его к месту криком: - Брайтвел, на месте стой! Смирно, жирдяй! Хорошая штука – жизнь, думал Харпер, даже если ты – ирландец, служащий в английской армии. Старшина ухмыльнулся и принялся распоряжаться батальоном. - Рядовой Веллер! Шарп восседал на коне. Рядом замер Харпер. - Веллер, ко мне! Шагом марш! Чарли, сияя улыбкой, промаршировал к Шарпу и, сомкнув пятки, уставился на стрелка широко распахнутыми глазами. - Я, Чарли, майор Ричард Шарп. Можешь называть меня «сэр». - Есть, сэр. - У старшины Харпера имеется для тебя задание. - Есть, сэр. Шарп медленно пустил скакуна вдоль серо-голубых рядов батальона. Лиц он не видел – слепило садящееся солнце. Брайтвел встретил Шарпа затравленным взором. - Старшина Брайтвел. - Сэр? - Экзекуционный строй. Брайтвел засуетился. Нервозность слышалась в его голосе, нервозность сквозила в движениях сержантов и офицеров. Экзекуционный строй. Тип построения, применяемый при проведении публичной экзекуции. Порки, а то и хуже. Батальон построился буквой «П». Боковым зрением Шарп заметил убегающего с плаца Чарли Веллера. - Старшина Харпер! - Сэр! - Батальон, вольно! - Батальон, вольно! – рявкнул ирландец. По оценке Шарпа, здесь было не меньше пяти сотен бойцов. Пополнить ряды первого батальона хватит. Сколько из них достаточно обучены, что бы встать под ружьё? Вопреки страхам сержантов и офицеров, Шарп не намеревался никого наказывать. Экзекуционный строй просто лучше других подходил для речи стрелка, которая должна была достигнуть ушей даже самого зелёного из новобранцев. - Подворотнички снять! Они повиновались. Кто-то ухмылялся, кто-то был сбит с толку. Те, что узнали в майоре рядового Вона, делились своим открытием с соседями. Шепоток прошёл по рядам, словно ветер по кукурузному полю. - Разговорчики! – не дремал Харпер. Шарп выехал в середину. - Меня зовут Ричард Шарп. Я – майор первого батальона этого полка. Батальона, сражающегося в Испании, куда я и собираюсь забрать вас! Он помолчал, дав им уяснить сказанное, и продолжил: - Завтра выступаем! Идём в Челмсфорд, а через неделю-другую те, что закончат обучение, отплывут в Испанию вместе со мной и полковым старшиной Харпером. Вы, может, слышали о нём? Он как-то раз отобрал Орла у французов! Сержанты поражённо уставились на Харпера. Офицеры были белы, как мел. - Наряды и упражнения на сегодня отменяются! Побудка в три утра, выступаем в пять! Упаковать вещи с вечера! Подворотнички выбросить! Их стоимость не будет взыскана из вашего жалования! Солдаты возбуждённо загалдели. Ни Шарп, ни Харпер их не одёргивали. Подождав, пока гомон уляжется, Шарп объявил: - Офицеров через пять минут прошу собраться в кабинете подполковника! Сержантов – в их столовой! Старшина Харпер! Всем разойтись! Ирландец шагнул вперёд, но отдать команду не успел. Слева прогремел сочный бас. Бас сержанта Горацио Гаверкампа: - В честь майора Шарпа, ребята! Гип-гип, ура! Строй грохнул тройным «ура». Хитрюга Гаверкамп, как раскрытую книгу читавший толпу на сельских ярмарках, уловил настроение батальона. Шарп тронул коня шпорами. Рыжий приязненно скалился ему: - Добро пожаловать, сэр! Шарп прищурился. Сержант, конечно, проныра, но на плечах у него не капустная кочерыжка. - А я предсказывал, что однажды буду звать вас «сэр», сэр! Шарп взял в замок пальцы, как это делал в «Зелёном малом» сержант, и насмешливо произнёс: - Вот так, да, Горацио? Сколько раз за кружкой эля я просил не называть меня «сэр»! Гаверкамп, ничуть не пристыжённый, засмеялся. - Хотя, сержант Гаверкамп, - беззлобно добавил Шарп, - разговор по душам у нас ещё будет. Утром. - Так точно, сэр. – Рыжий замялся и, озорно блеснув глазами, выпалил, - А ведь я оказался прав насчёт вас, сэр! - То есть? - Вы чертовски быстро стали офицером! Люди засмеялись, и Шарпу от их смеха было тепло и покойно. Смеются от чистого сердца, значит, и сражаться будут так же. Найти бы ещё проклятые бумаги, и знамёнам Южно-Эссекского не пылиться в полуразвалившейся часовне! Шарп взял на пушку Гирдвуда, нахрапом отнял у него батальон, и теперь Шарпа от похода на Францию отделяли лишь несколько исписанных листков. - Полковой старшина! - Сэр? - Всем разойтись! Шарп натянул поводья и поскакал к конторе. Он никогда не относил себя к игрокам, но сегодня поставил на карту всё. Стучали копыта. Шарп ехал спасать свой полк. ГЛАВА 15 Шарп вошёл, и сержанты вытянулись во фрунт. Глаза прятали все, кроме Гаверкампа. Некоторые вздрогнули, когда Харпер захлопнул дверь. Гремя ботинками по деревянному полу, ирландец остановился сбоку и чуть позади от друга. Майор молчал. Тишина буквально разрывала барабанные перепонки. Шарп насчитал в комнате тридцать одного сержанта. Он решил начать отсюда, пусть офицеры потомятся неизвестностью в кабинете Гирдвуда. Лагерь Фаулнис, как и всякий учебный лагерь, держался не на офицерах (тех-то на весь Фаулнис и девяти хватало), а на сержантах – инструкторах по строевой, огневой и прочая и прочая; людях, усилиями которых шорники, браконьеры, нищие превращались в солдат. - Можете сесть. – разрешил Шарп. Аккуратно, избегая малейшего шума, что привлёк бы к ним внимание, сержанты умостились на скамьях и стульях. Некоторые остались стоять. Шарп снова затянул паузу, чтобы нечистая совесть нарисовала каждому из них пугающие картинки воздаяния. - Перестрелять вас, и дело с концом! – яростно заговорил Шарп. Они смотрели на него с ужасом. Ну, тюрьма… Ну, разжалование… Но «перестрелять»?! - Перестрелять, потому что вы даром небо коптите! Десятеро на него одного! – Шарп кивнул на Харпера, - И вы умудрились позорно облажаться! Французы, по-вашему, что, рохли? С ними вам, выходит, и вовсе не сладить! Старшину вы упустили, а вдвоём мы ушли от вас чуть ли не прогулочным шагом! Бесполезная шваль! Тьфу! Брайтвел! - Сэр? – старшина сидел прямо, как аршин проглотил, на самом краешке кресла, обтянутого тканью из конского волоса. - Помнится, ты позаимствовал у полкового сержанта Харпера нательный крест? Изволь вернуть. Брайтвел побагровел. - Живей, старшина. - Не… не могу, сэр. - Почему же? - У меня его нет, сэр. - Тогда возмести ему стоимость. Шарп нашёл взглядом Линча. Тот забился в дальний угол. - Линч! Сержант поднялся. - Ты охотно убиваешь людей, не так ли, сержант? Линч побледнел: - Мне приказал подполковник, сэр. - Приказ приказу рознь, сержант. Я предоставлю тебе возможность усвоить, чем пахнут приказы, подобные тому, что ты получил от подполковника. До выступления выдраишь отхожие места. - Сэр? – ужаснулся Линч. - Шагом марш! - Но… но, сэр! Линч медлил, умоляюще глядя на Шарпа. - Как видишь, Линч, есть приказы, над которыми задумываешься: выполнять или нет. Сядь, ублюдок. Твоё наказание за убийство отложим. Пока что. Майор вернулся на прежнее место. Шаги гулко отдавались на голых досках пола. Один из сержантов пальцем беспокойно крутил на столе костяшку домино и нечаянно уронил её. Резкий звук заставил остальных дёрнуться. - С нынешнего вечера я принял командование над батальоном. Среди офицеров старший – капитан д’Алембор. Среди сержантского состава – полковой старшина Харпер. Батальон, как вы заметили, мы нашли не совсем обычным способом. По поводу этого могу вас успокоить: что бы ни случилось тогда со мной или старшиной Харпером, предано забвению. Ни преследований, ни наказаний, ничего. Пожалуй, его неожиданное великодушие напугало их сильнее любых угроз. - Однако мне известно, какие грязные делишки вы тут проворачивали. Армии известно. Вне сомнения, каждый из вас заслуживает каторги. Никто не возразил, и Шарп отметил, что попал в точку. - Вам повезло: армия, в несказанной мудрости своей, не жаждет мести. Армия снисходительна к ублюдкам, если ублюдки делают то, что сказано, и делают хорошо! Никто не шевелился. Пылинки клубились в воздухе, подсвечиваемые последними лучиками солнца. - Торговля рекрутами – конец! Завтра идём в Челмсфорд. Оттуда – в Испанию. Я не разжалую вас, ничтожества (хотя стоило бы), и не дай вам Бог обмануть моё доверие! Вы подотчётны старшине Харперу. Кому не нравится, может решить это со старшиной лично. Из собственного опыта знаю, он не будет против. Харпер стоял так же навытяжку, но углы губ поползли кверху. Никто не улыбнулся в ответ. - Надеюсь, вы ещё не забыли, как подобает вести себя сержантам, потому что отныне именно так вы будете себя вести. Никаких взысканий нижним чинам без разрешения командира вашей роты, или дежурного офицера, или моего. Взыскание регистрируется в батальонном журнале. Попытаетесь действовать в обход, я обеспечу вам взыскание сам, один на один, без всякой регистрации. И, напоследок, две вещи. Первое. Если завтра на марше кто-то из ваших рот дезертирует, ответите вы. Второе. Гримаса гадливости исказила лицо Шарпа. Он бросил с презрением: - Тот, кто трусит ехать в Испанию и предпочитает служить в заново сформированном втором батальоне, пусть сообщит об этом полковому старшине. Встать! Они поднялись. - Доброго вечера. Проходя мимо Харпера, тихо спросил: - От Чарли ничего? - Ничего, сэр. - Появится – сразу ко мне. Не мешкая! - Конечно, сэр. Офицерам Шарп повторил то же самое, разве что предложил желающим немедленную отставку: - Только, чтоб к утру духу вашего здесь не было! Ну? Офицеры понуро молчали: два капитана, Смит и Финч, и шесть лейтенантов. Все выглядели старовато для своих званий, и Шарп предположил, что Гирдвуд их подбирал сам. Каждый из офицеров Фаулниса был разобижен на армию, обходившую их повышениями в пользу тех, что младше, тех, что ловчей, и позволившую даже рядовому дослужиться до майора. Гирдвуд знал, что делал: их недовольство армейским руководством и малая толика прибылей, получаемых от Фаулниса, обеспечивали подполковнику преданность перестарков. - Торгуете солдатами, да? Достойное ремесло для джентльмена. Торгуете, да вдобавок обираете их до нитки. Они смотрели в пол, лишь капитан Финч, с перебинтованной после удара пистолетной рукоятью макушкой, гневно вскинул голову, но прямого взгляда Шарпа не выдержал и потупился. - Чтоб разыскать это место, мне пришлось заново записаться в собственный полк. И что же я узрел? Мошенников под личиной джентльменов! Обычных дешёвых жуликов! Вы! Капитан Смит, кажется? - Сэр? Капитан Хэмиш Смит, лет на пять старше Шарпа, седой, как лунь и с впалыми щеками, робко взглянул на майора. - Где батальонный сундук? - В шкафу, сэр. - Откройте. - Сундук заперт, сэр. Ключ у подполковника. Шарп снял с плеча возвращённую Прайсом винтовку и в считанные секунды зарядил. Достав из шкафа массивный ящик с навесным замком, стрелок поставил его на пол и навёл на замок оружие. Выстрел заставил офицеров подскочить. Пуля оторвала замок вместе с задвижкой, ощетинив крышку светлыми иглами щепы. - Вы! Имя! Шарп ткнул пальцем в долговязого лейтенанта с лошадиной физиономией, который был первым из офицеров Фаулниса, кого сегодня встретил стрелок (лейтенант дежурил на мосте). - Мэттингли, сэр. - Пересчитайте содержимое. Носком ботфорта Шарп поддел крышку сундука. Мешочки с монетами, пачка ассигнаций и никаких документов. Прайс, перевернувший до этого кабинет вверх дном, тоже ничего не нашёл. То есть, единственным доказательством незаконной деятельности Симмерсона и Гирдвуда пока был сам батальон. Шарп молил небеса, чтобы д’Алембор отыскал необходимые записи на квартире подполковника. Мэттингли считал деньги. Шарп отдал необходимые приказы относительно завтрашнего похода и тогда внушительно сказал: - Значит, так. Я не знаю, как поступит командование с вашей бандой воров и аферистов, да и плевать мне на это. Одно знаю точно: ваша судьба зависит от вашего поведения и степени содействия мне ближайшие несколько дней. Шарп не смог бы контролировать батальон без помощи офицеров и сержантов. Он отдавал себе в этом отчёт, хотя с большим удовольствием содрал бы с сидящих перед ним людей эполеты и пинком вышиб из армии. - Моя цель, джентльмены, проста. Я хочу, чтобы наш полк был одним из тех подразделений, что вторгнутся в берлогу корсиканского людоеда, во Францию. Потому я здесь. Поможете мне, и я помогу вам. Сколько насчитали, лейтенант? - Двести четыре гинеи в металле, сэр, и банкнот на сорок восемь фунтов стерлингов. - Комнату замкнуть, выставить часовых. Пропадёт хоть шиллинг, я найду, с кого спросить. Капитан Смит, вас попрошу задержаться, остальные свободны. Комната опустела. Заглянул д’Алембор, и Шарп нетерпеливым жестом пригласил его войти. - Что-нибудь нашёл? - Увы, сэр. Д’Алембор обыскал жилище Гирдвуда вплоть до каморки лакея. - Вирши разве что. Напряжение, владевшее Шарпом последние полчаса, понемногу отпускало стрелка. Было до странности приятно слышать мягкий голос д’Алембора и не искать в словах собеседника подтекста. - Какие вирши? - Наш подполковник пописывал на досуге. Всё больше про «Поля-брани-упоенье» да «Победный-сабель-звон». Очень героические стишата. А документов нет. Дал слово не покидать квартиру. - Документов нет, Далли? Даламбер сожалеюще пожал плечами: - Нет, сэр. Шарп чертыхнулся, велел д’Алембору присаживаться и, призвав на помощь Смита, погрузился в изучение карточек, заведённых Гирдвудом на каждую роту. Данные обнадёживали. Двести сорок три человека, включая две охранные роты, закончили обучение или почти закончили. Даламбер ухмыльнулся: - Нам хватит, сэр. - Более чем. – Шарп устало сомкнул веки. Из Воксхолла он вернулся под утро, и поспать толком не успел. - Две охранные роты на рассвете надо распустить, Далли. - Сделаем, сэр. - Сформировать из них костяк четырёх рот и пополнить теми, что близки к окончанию обучения. Остальных оставим в их взводах. Одну роту возьмёшь ты, другую – Гарри. Шарп задумался. Нужны ещё два ротных. - Как тебе ребята из Челмсфорда, Далли? - Карлайн сойдёт. Меррил и Пирс – молокососы. - Решено. Третью отдадим Карлайну. Четвёртая… Ладно, там будет видно. Шарп заметил надежду, вспыхнувшую в глазах Смита, когда выяснилось, что четвёртой ротой командовать некому. Заметил и придвинул к себе стопку обнаруженных Прайсом солдатских контрактов. Как и в том, что Шарп подписывал в Слифорде, ни в одном из формуляров не был указан полк. - Далли, найди писарей и впиши во все контракты «первый батальон Южно-Эссекского полка». Наткнёшься на «О’Кифа» и «Вона», отложи. Д’Алембор вздохнул, глядя на гору бумаг, но не перечил. Он понимал, насколько важно поручение. И в Челмсфорде батальон не был ограждён от власти лорда Феннера. Однако формуляры, заверенные мировым судьёй и гласящие, что солдаты принадлежат к первому батальону, во-первых, гарантировали пополнения полку в Пасахесе при любом исходе авантюры Шарпа, а, во-вторых, сбили бы с толку того, кого мог послать Феннер увести обратно второй батальон. Беречь контракты Шарп намеревался, как зеницу ока, до тех пор, пока письменные доказательства аферы не достигнут леди Камойнс. Шарп стиснул зубы. Если, конечно, он доказательства разыщет. Д’Алембор с кипой контрактов ушёл, а Шарп принялся вышагивать вперёд-назад, посматривая на седовласого капитана, уныло ёрзающего на жёстком стуле. - Какую цену Гирдвуд запрашивал за каждого рекрута, Смит? Хэмиш Смит прочистил горло: - Пятьдесят фунтов. - Так я и думал. Первое прямое подтверждение (после слов Джейн Гиббонс и леди Камойнс). Свидетельство человека, участвовавшего в афере. - Иногда больше, - Смит нервно сплетал-расплетал длинные суставчатые пальцы, - Некоторые аукционы были прибыльнее других. - Покупатели кто? - Полки из колоний. Вест-Индия, Африка. Потери подразделений в колониях были выше потерь контингента в Испании, главным образом, из-за болезней. Вербовка же в такие полки шла туго. Продавая солдат за кордон, Гирдвуд лишний раз страховал себя от разоблачения. Смит по-овечьи взглянул на Шарпа: - Простите, сэр. - Простить? Господь Всемогущий, а как насчёт всех тех парней, что вы отправили к чёрту на кулички? Вы-то, Смит, как попали в одну компанию с ворами да казнокрадами? И Смита прорвало. Он был лейтенантом. Год за годом копились долги, а надежда на капитанство становилась всё призрачней, так что предложение Гирдвуда Смит принял, не колеблясь. Вскоре он расплатился с кредиторами и купил, вместе с Финчем, капитанский чин. - Двадцать четыре года беспорочной службы, сэр! Двадцать четыре года! – с горечью повторял Смит. Шарп его понимал, ибо испытал подобное на собственной шкуре. Своё капитанство он выгрыз зубами, а званием майора был обязан вмешательству принца-регента. Чем выше звание, тем выше пенсия, тем обеспеченней старость. Человеку без связей и денег продвижение по служебной лестнице не давалось легко. В боевых частях с этим было проще, но там шанс получить следующий чин равнялся шансу получить пулю. Гирдвуд предложил другой путь, пусть бесчестный, зато безопасный. - Что с нами будет, сэр? – робко спросил капитан. - Будете делать то, что я скажу – ничего. Любопытно, как заговорил бы Смит, узнай он, что Шарп действует не с одобрения армейского начальства, а на свой страх и риск? Что батальон он украл, в самом прямом смысле слова? - Где документация, Смит? - Не знаю, сэр. У подполковника. - Он жениться собрался, как я слышал? - Да, сэр. Однако его бесит её пёс. - Во всём можно найти светлую сторону. После сегодняшнего подполковнику едва ли суждено терпеть собаку жены. - Полагаю, вы правы, сэр. Впрочем, это вилами по воде писано, пока Шарп не нашёл бумаг. Джейн может выйти замуж за Гирдвуда. - Ваш подполковник кропает стишки? - Кропает, сэр. О войне. – Смит тяжело вздохнул, - Когда напивается, читает их громко, с выражением. - Иисусе! – засмеялся Шарп, - Жалованье солдатское куда уходит? Расслабившийся было Смит вздрогнул: - Нам, сэр. Нам и сержантам. - Как я понимаю, рядовым не доставалось ни пенни? - Кроме охранных рот, сэр. Шарп тронул карточки: - Без учёта охранных рот, новобранцев четыреста восемьдесят три человека? - Да, сэр. - Завтра выплатите каждому по пять шиллингов. Он пнул сундук. Выплата облегчит ящик примерно наполовину. - Сбегут, сэр. - Не сбегут. Может быть. Хотелось верить. Рекрутов били, унижали, обманывали. Как они поступят на марше, имея в кармане деньги? - Командуя людьми в бою, Смит, волей-неволей доверяешься им. Они не грязь, они солдаты. Лучшая пехота во всём этом проклятом свете. - Так точно, сэр. – смиренно сказал Смит, и Шарп почувствовал себя напыщенным болваном. - К утру мне нужен список сержантов. Кто хорош, кто не очень, кто вовсе бесполезен. - Есть, сэр. - Доведём людей в Челмсфорд, а там будет проще. Проще не будет, пока Шарп не найдёт бумаги. Два, максимум три дня, и Феннер обрушит на Шарпа всю мощь бюрократической махины. Дверь открылась. Без стука вошёл Харпер. Лицо его пылало азартом. Увидев Смита, он, чтоб новости не стали достоянием обитателей лагеря, воспользовался испанским: - Мальчонка вернулся, сеньор. Наш голубок упорхнул. Шарп взял винтовку и кивер. Испанская речь ласкала ухо, и ответил он на том же наречии: - На лошади или пешком? - На лошади. Чарли Веллер должен был следить за квартирой подполковника. Выходит, Гирдвуд нарушил слово и смылся. Умничка. Стрелок перешёл на английский: - Квартиру под охрану, старшина. Без моего разрешения никому не входить. Никому. - Понял, сэр. Офицеры сбились в кучу у двери. Физиономии у них были такие, будто они ждали, что Шарп сожрёт Смита живьём. - Поспите, джентльмены. – посоветовал им на ходу майор, - Если, конечно, вы не решили оставить нас. Молча они следили за тем, как он взбирается в седло и, пришпорив коня, скрывается в ночи. Капитан Смит, забывший в кабинете кивер, хотел приказать полковому сержанту отомкнуть дверь, но, взглянув на громадного ирландца, вооружённого до зубов, раздумал. Палаш бил по бедру, приклад винтовки – по боку. Шарп мчался по следу врага, который, как подозревал стрелок, направлялся к дому с флюгером-орлом, где жила девушка с золотыми кудряшками. Дому, таящему в своих глубинах бумаги, которые помогут Шарпу стереть в порошок его врагов. ГЛАВА 16 Это была ночь, похожая на ночь бегства Шарпа с Харпером. Та же луна заливала болота серебром. На плоских озерцах в устьях ручьёв темнели силуэты водяных птиц. Издалека, где поднимающийся прилив заливал берег, доносился гул, похожий на шум отдалённого сражения. Направив жеребца по краю подсыпных полей, Шарп заметил на востоке прерывистый неровный пунктир белых барашков волн и корабль, дожидающийся на морской глади отлива. Искорка кормового фонаря подмигивала упавшей с неба звёздочкой. Шарп скакал осторожно, насколько мог, держа в поле зрения Гирдвуда впереди. Удостоверившись, что подполковник едет к дому Симмерсона, Шарп отстал. Медленно стрелок проплюхал бродом через Роч. Позади сверкали огни Фаулниса, впереди темнела усадьба сэра Генри, кое-где тронутая слабым проблеском горящих свечей. Пустив жеребца вдоль заросшего камышами ручья, Шарп услышал громыханье обитых железом ворот. Гирдвуд был внутри, и Шарп погнал коня вправо, следуя тем путём, которым они с Харпером уходили три ночи назад. Укрытый от взоров случайных наблюдателей из дома поднятым краем лужайки, Шарп спешился, перевёл коня через ручеёк и стреножил. Лодочный сарай был заперт, но решётка вполне годилась в качестве импровизированной лестницы. Взобравшись наверх, Шарп прислушался. Тихо. Рывком перевалился на траву. Дом смотрелся мрачной чёрно-белой гравюрой, с раскрашенными вручную яркими окнами первого этажа, выходящими на террасу. Неужели вернулся сэр Генри? А вдруг Феннер, выяснив, что Шарпа нет в «Розе», сообразил, где его искать, и послал Симмерсона уничтожить опасные бумаги? Шарп прокрался к террасе и заглянул в комнаты. Слева была пустая столовая. На столе стояла грязная посуда. Очевидно, только что здесь ужинали. Стену украшала длинная картина, похожая на ту, что Шарп изучал в вестибюле Главного Штаба: тот же дым и те же ряды красных мундиров. Следующая комната, библиотека, была освещена скуднее. Книг на полках имелось не в пример меньше, нежели развешанного вокруг полок оружия: пучки сабель, снопы фузей и мушкетов. У тяжеловесного бюро спиной к Шарпу возился Гирдвуд. Из выдвижного ящика подполковник достал пару пистолетов и две толстые книги в кожаных чёрных переплётах с цветастым крапчатым обрезом. Шарп планировал напасть на Гирдвуда, когда тот с бухгалтерскими книгами аферистов выедет из усадьбы. На пустынной дороге среди болот никто не придёт коротышке на помощь, а в доме Симмерсона его могут защитить слуги. Гирдвуд спрятал книги с пистолетами в перемётную суму, и Шарп собрался отступать к краю лужайки, чтоб спуститься вниз, к коню. В библиотеку вошёл лакей. Речь звучала неразборчиво, но жесты были достаточно красноречивы: подполковника приглашали в соседнее помещение. Гирдвуд положил сумку на стол и пошёл за слугой вправо, к холлу. Шарп скользнул на террасу. В гостиной, куда вошёл подполковник, сидела пожилая дама. У камина читала книгу Джейн Гиббонс. Гирдвуд с порога поклонился наречённой. Слуга, приведший офицера, взял на руки Раскала. Шарп бочком переместился к стеклянной двери библиотеки. Внутри никого не было. Сумка сиротливо лежала на столе, тая в себе два толстых гроссбуха, способных уничтожить и Феннера, и Симмерсона. Шарп решился. Перевернув винтовку, Шарп открыл в прикладе отсек, в котором хранились мелкие инструменты для ухода за оружием. Там была щёточка; отвёртка, чтоб откручивать пластину замка; двухсантиметровый штырёк, удерживающий пружину в натяжении, когда курок снят; плоская маслёнка; сдвоенный заострённый штопор - экстрактор, навинчивающийся на шомпол и служащий для прочистки ствола. Шарп взял отвёртку и кручёную пластину, используемую для поддевания шомпола в стволе. Ножны громыхнули по доскам настила террасы. Шарп замер, но голоса продолжали литься, как ни в чём не бывало, и стрелок загнал отвёртку в щель между рамами. Отжав дверь в сторону, Шарп на просвет определил местонахождение язычка замка. Придерживая щель от смыкания пластиной, Шарп подцепил конец язычка отвёрткой и надавил. С щелчком, способным поднять мёртвых из могил, замок открылся. Рокотал вдали прибой. Беседа в гостиной не прервалась ни на миг. Шарп мягко толкнул дверь. К его удивлению, она подалась. Видимо, слуги закрывали остальные задвижки только вместе со ставнями на ночь. Притворив за собой стеклянную створку, Шарп прокрался к выходу из библиотеки. Молясь, чтобы петли не скрипнули, он аккуратно толкнул дверь от себя и задвинул запор. Теперь, чтобы попасть в библиотеку, Гирдвуду придётся ломать дубовую створку, хотя, может, он догадается попытаться проникнуть со стороны сада? В любом случае, к тому времени Шарп с документами будет далеко. Стрелок ухмыльнулся, расстёгивая ремни. Открыв первую книгу, он прочитал на форзаце надпись, сделанную мелким убористым почерком: «Собственность Бартоломью Гирдвуда, майора». «Майора» было зачёркнуто и переправлено на «подполковника». Шарп пролистал том, и ухмылка сползла с его уст. В книге не было расчётов, колонок цифр, имён и долей. Обычная книга, озаглавленная: «Описание осад герцога Мальборо». Вторая называлась «Размышления о ведении военных действий в Северной Италии с детальным исследованием манёвров кавалерии». Других книг в сумке не обнаружилось, только пачка листков со стихами Гирдвуда. Шарп снова перерыл сумку. Ничего. Все надежды стрелок возлагал на то, что Гирдвуд заедет сюда за уличающими всю их банду бумагами. Напрасно возлагал. Запихнув трактаты по военной истории обратно, Шарп сунул туда же вирши и застегнул сумку. Крах. Шарп подошёл к двери и мягко отодвинул засов. Они не должны были догадаться, что в библиотеке побывал посторонний. Вспомнив, что дверь не была закрыта до конца, он приоткрыл её и обмер, глядя в щель. Когда он затворял дверь, его заботила только бесшумность, хотя мимолётом он отметил то обстоятельство, что холл обвешан оружием не меньше, чем библиотека. Розетки кинжалов, веера разнообразных пик, пистолеты, мечи – всего этого добра хватило бы оснастить небольшую крепостцу. Между ними висели два полотнища, которые Шарп в первый раз принял за косо подцепленные занавески. Сейчас он видел, что ошибся. В холме усадьбы Симмерсона висели два знамени площадью по три квадратных метра каждое, из цветного шёлка с бахромой и жёлтыми кистями. Знамёна второго батальона Южно-Эссекского полка, против правил и совести принесённые сюда и распятые на стене, подобно захваченным в бою трофеям. Сэр Генри Симмерсон, мнивший себя великим полководцем, сталкивался с французами два раза. В первой стычке он лишился одного из знамён полка, а во второй – позорно бежал. Тем не менее, ничто не могло поколебать его веры в собственную гениальность, в памятник коей он и превратил свой дом. Оружие на стенах, батальонные картины, модели пушек – это ещё Шарп мог понять, но знамёна?! Гнев на мгновенье затмил разум Шарпа. Будь здесь Симмерсон, ему бы не сдобровать. Знамёна были святыней части, гордостью и честью. Предполагалось, что к врагу они могут попасть лишь после гибели последнего солдата подразделения. Стяги второго батальона смотрелись так же дико здесь, как французский Орёл в Карлтон-Хаусе. Однако Орёл был взят в драке, а эти невыгоревшие шёлковые прямоугольники сэр Генри приспособил для удовлетворения своих больных фантазий, как приспособил сам батальон для удовлетворения алчности. Дверь гостиной распахнулась, застав Шарпа врасплох. За считанные секунды он не успел бы добежать до выхода на террасу. Шарп попятился в угол, мягко подтягивая на себя створку. Звяканье шпор. Заговорил Гирдвуд, отделённый от Шарпа только деревом створки: - Простите мою спешку, мисс Джейн? - Вы очень эксцентричны, сэр. Судя по стуку шагов, подполковник прошёл к столу. Прошуршала по столешнице стянутая сумка. Гирдвуд хихикнул: - Долг солдата – мчать на зов Родины, вне зависимости от времени суток. Остановившись на пороге, подполковник добавил: - Настанет день, мисс Джейн, я уйду в отставку, и мы вами будем упиваться обществом друг друга бесконечно. Обещаю. Щёлкнули каблуки, звякнули шпоры. - Миссис Грей? Позвольте пожелать вам доброй ночи. - Спасибо, сэр. Книжки-то забрали свои? - Забрал. - Передавайте сэру Генри наши наилучшие пожелания. - Не премину. Шаги дробно прогрохотали по холлу, открылась дверь. Шарп размышлял, есть ли смысл догонять Гирдвуда? Возможно, застигнутый на безлюдном просёлке, подполковник при некотором нажиме расскажет, где находятся ведомости аукционов... Шуршанье копыт по гравию оборвала затворённая дверь. Женские голоса звучали у входа в библиотеку. - Мне надо дать вашей тёте её микстуру, Джейн. - Конечно, миссис Грей. - Вы идёте спать? – интонация была не вопросительная. Скорее, приказная. - Книгу только отнесу, миссис Грей. - Чтож, спокойной ночи. Снова шаги, грузные, мужские. Дворецкий. Оно и понятно, поздний гость уехал, пора закрываться на ночь. Положим, слуга не найдёт ничего странного в том, что выход на террасу не заперт, но оттуда притаившийся за дверью Шарп, будто на ладони. Как быть? Дворецкий вошёл в библиотеку и встал у порога. Стрелок перестал дышать. - Я закрою ставни, мисс Гиббонс? - Не трудитесь, Кинг, я закрою. - Спасибо, мисс. Шарп съёжился в тени двери. Комната пахла сыростью и плесенью. Скрежетнул ключ, скрипнул выдвигаемый ящик. Джейн Гиббонс, вероятно, проверяла, всё ли забрал подполковник. Хлопок – ящик закрылся, провернулся в замке ключ, и Шарп увидел Джейн. Она подошла к стеклянной створке, думая о чём-то своём, заперла её, задвинула верхнюю щеколду, нагнулась к нижней и застыла. Шарп видел светлые завитки её волос. На ней было синее старомодное платье со светлым воротом. Туго стянутая талия подчёркивала узость девичьих бёдер. Джейн напряжённо смотрела на пол. Там была грязь, принесённая Шарпом на подошвах с берега ручья. Следы, ведущие прямо к его убежищу в углу. Она поднялась и повернулась к двери. Взор её пробежал по цепочке подсыхающих комков к затенённому пространству за дверью. Шарп вышел на свет. Глаза её расширились, но она не вскрикнула. Секунду они немо смотрели друг на друга. Он улыбнулся. Мгновение ему чудилось, что она засмеётся, такая радость отразилась на её лице. Вместо этого девушка подбежала к двери, выглянула в холл и заговорщицки шепнула: - В северном углу сада есть беседка. Дождётесь меня там? - Дождусь. Обязательно дождусь. Ветви диких роз, которые никто не обрезал, пробивались сквозь деревянные решётчатые стены беседки. Посередине был установлен грубо сколоченный стол, вокруг которого, по всей длине стен, шла скамья. Где-то справа вдали еле слышно вздыхало море. Миновало минут двадцать, и Шарп начал склоняться к мысли, что девушка, которую он, как ему представлялось, любил, не придёт. Хлопнула дверь. Тёмная фигурка в памятной стрелку накидке с капюшоном скользнула в беседку. Сбросив капюшон, Джейн боязливо оглянулась на верхние окна дома, поджелтённые светом лампы. - Мне нельзя быть здесь. Хотелось её подбодрить, но слова казались жалкими и неуместными. Джейн, видимо, тоже испытывала неловкость. Она прикусила нижнюю губу и неловко повела плечиком. - Спасибо за деньги и еду. – наконец, выдавил из себя Шарп. Она с готовностью улыбнулась, блеснув жемчужными зубками в лучах месяца, просачивающихся сквозь шипастые веточки, усыпанные маленькими цветами, что оплетали деревянные планки решёток. - Я это стянула. Она вздрогнула, возможно, вспомнив погибшего той ночью ополченца. - Мне нельзя быть здесь. Шарп чувствовал, что она напугана. Он положил свои ладони на стол, успокаивающе накрыв её изящные кисти с тонкими пальчиками. - Нам обоим нельзя. Она рук не убрала. Ночь выдалась тёплая, но её ладошки были холодны, как лёд. - Что привело вас в усадьбу? - Мне нужна бухгалтерия аукционов. Они ведь ведут учёт: от кого сколько получено, кому сколько причитается? Она кивнула: - Ведут. Только записи в Лондоне. - В Лондоне? – разочарование Шарпа было так велико, что он невольно повысил голос. - Тише, умоляю вас! - Простите, простите! – зашептал он, - Я думал, Гирдвуд заехал в усадьбу за ними? - Нет. К нам он заглянул за своими пистолетами. Сказал, что его неожиданно вызвали в столицу. Что произошло? Шарп вкратце пересказал ей события дня, не уточняя, впрочем, что полномочий от армейского руководства он не получил. - Мне позарез нужны их бумаги. - Дядя привозит их сюда лишь в дни проведения аукционов. Я их заполняю, и он отвозит книги обратно. - Вы их заполняете? - Да. Дядя доверяет мне расчёты. По словам Джейн, Фаулнис приносил умопомрачительный доход. Симмерсон и Феннер к настоящему времени заработали по пятьдесят тысяч фунтов стерлингов каждый, Гирдвуд чуть больше двадцати, а расходы не превышали четырёх тысяч. - Это такие две толстые книги в красных переплётах. - Где их хранят? - В городской резиденции дяди. - Как её найти. - Не знаю. Я в Лондоне редко бываю. - Редко? Шарпу представлялось, что она с юных лет блистает в высшем свете, очаровывая знатных кавалеров, которым стрелок завидовал и заочно ненавидел. Неподдельное удивление, прозвучавшее в его вопросе, заставило её горько усмехнуться: - Вы не понимаете, мистер Шарп. - Чего я не понимаю? Она медлила с объяснениями. Воды прилива, поднявшись по реке, с тихим журчаньем наполнили ручей, огибавший усадьбу. Наконец, Джейн высвободила руки, потёрла лицо и сказала: - Моя матушка – младшая дочь в семье, и брак её был мезальянсом. Во всяком случае, так твердит дядя. Мой покойный отец – лавочник. Шорник. Преуспевающий, но всё-таки лавочник. Я недостаточно родовита, чтобы выходить в свет, и недостаточно богата, чтобы свет меня принял. Понимаете? - Но ведь ваш брат… Её брат был хамоватым спесивым ублюдком, претендующим на аристократическое происхождение. Таким помнил его Шарп. Она грустно кивнула: - Кристиан всегда хотел быть джентльменом. И он старался. Одеждой, выговором. Наследство на это спустил. - Спустил? - Дорогие наряды, лошади. Надеюсь, что хоть солдат из него получился достойный. Не получился, уж Шарп-то знал. Она отбросила со лба прядку волос: - Он жаждал поступить в кавалерию, но это дорого, а мы небогаты. Не так богаты, как хотелось бы Кристиану. Джейн бесхитростно поведала Шарпу, что её родители умерли одиннадцать лет назад (ей исполнилось тринадцать в ту пору), и их с братом забрал муж старшей сестры их матери, сэр Генри Симмерсон. Сама леди Симмерсон была больна. - Так она говорит. - То есть? Девушка пугливо покосилась на дом: - Она не покидает своей комнаты, почти не встаёт с постели. Говорит, что больна. Как, по-вашему, может женщина быть несчастна настолько, чтоб заболеть? - Мне трудно судить. Джейн отвернулась и тронула цветок, лежащий на перекрестье двух планок решётки, будто на подставке, и Шарп заметил аккуратно заштопанную прореху на манжете. - Вряд ли тётя хотела выйти замуж за дядю, но нас, женщин, никогда не спрашивают. Она роняла слова медленно, с расстановкой. Так делятся тем, что давно обдумано, однако вслух произносится впервые. Джейн призналась, что была обручена два года назад, но жених разорился, и сэр Генри свадьбу отменил. Шарпа кольнула ревность: - Кем он был? - Из Мэлдона. Рядом совсем. А потом её поставили в известность, что она выйдет замуж за Бартоломью Гирдвуда. - Я сбежала. Дядя привёз меня обратно. - Вам есть, куда бежать? - Моя кузина – жена приходского священника. Семья приютила меня. Дядя приехал, кричал на неё и её мужа. Угрожал, что лишит его места. У него связи, он может. Джейн иронично улыбнулась: - Так что с бегством я не очень-то преуспела. - Вы боитесь сэра Генри. Она не сразу кивнула. - Боюсь. Впрочем, он живёт в Лондоне, в усадьбе появляется не часто. А я живу здесь. Ухаживаю за тётушкой, выслушиваю брюзжание экономки, иногда играю роль хозяйки дома на дядиных обедах. – Джейн встряхнула кудрями, - То есть, поддакиваю разглагольствованиям на военные темы. - Гирдвуда? - И его тоже. О, они с дядей два сапога пара. Часами обсуждают всякие сражения, тактические премудрости. Наверно, все военные об этом говорят? Шарп покачал головой: - Военные говорят о том, что будут делать, когда война кончится. Кто-то мечтает о наделе земли. По-разному. В одном сходятся: никогда не видеть военной формы и того, что с войной связано. - А вы? Шарп хмыкнул, вспомнив свои неутешительные размышления на бортике фонтана в Воксхолле: - Я? Я перестал верить, что война когда-нибудь закончится. Джейн вздохнула: - Вам книги очень нужны? - Да. Книги – доказательство. - Я могу их достать. Это сложно, но могу. - Насколько сложно? Его подмывало вновь взять в руки её ладони. Как она отнесётся к его вольности? Девушка склонила голову, и тени длинных ресниц паутинкой легли на её лицо. Джейн решительно вскинула взгляд: - Я найду их для вас, только он накажет меня. - Сэр Генри? - Он бьёт меня. – просто сказала она. - Бьёт? - Да. Последний раз пригласил полюбоваться Гирдвуда. Мол, подполковнику пора научиться обращению с женой. Тростью бьёт. По правде, не так уж часто. Она издала короткий смешок, будто предупреждая, что призналась не ради жалости Шарпа. Стрелок же онемел. - У него в рабочем кабинете кое-где штукатурка сбита. Дядя, когда увлекается, промахивается. Девушка умолкла, словно устыдившись своей откровенности. Где-то в недрах дома часы отбили десять. - Если вы не найдёте их бухгалтерию, что будет? Всем вопросам вопрос. Его действия основывались на убеждённости, что документы в Фаулнисе или, на худой конец, в усадьбе. Он намеревался батальон увести в Челмсфорд, д’Алембора же послать с бумагами в «Розу». А посылать не с чем. Джейн ждала его ответа, и Шарп улыбнулся: - Помните, вы подарили брату свой миниатюрный портрет в медальоне? - Да… - озадаченно подтвердила она. - После гибели вашего брата медальон перешёл ко мне. Я не снимал его с того дня. Она робко улыбнулась, не совсем понимая, что он хочет этим сказать: - Он всё ещё у вас? - В начале года я попал в плен, и его теперь таскает какой-то француз. – каждый солдат имел свой, порой странный, талисман от смерти, - Наверняка, ломает голову, кто вы. Она снова вздохнула и с нажимом произнесла: - Вы получите книги, хотя я боюсь… Она страшилась остаться один на один с дядей и его местью после того, как Шарп раздавит с её помощью шайку-лейку Феннера. Шарп коснулся её руки. На это потребовалось собрать в кулак всю волю. Даже в кровавый кошмар бреши Бадахоса броситься было легче. - Почему вы помогаете мне? - Я не могла забыть вас. – мягко проронила она, - Иногда мне казалось, что это из-за ненависти, питаемой к вам дядей. Его враг, может, друг мне? Сминая вопросительную интонацию последней фразы, она торопливо добавила: - Он завидует вам. - В чём? - Ну, он же настоящий солдат. – она не скрывала сарказма, - Что стряслось с ним в Испании? - Дал драпа. Она тихо засмеялась. Её руки покоились в ладонях Шарпа. - А расписывает себя героем! Орла захватил Кристиан? - Ну, не то чтобы… - Значит, нет? - Увы, нет. Она кивнула. - И в этом солгал. Я всегда хотела увидеть Испанию. В Приттвеле одна девушка вышла замуж за артиллерийского майора и уехала туда. Марджори Биллер? Не встречали её или её мужа? Шарп пожал плечами: - Там много офицеров. Повисла пауза. - Чтоб поехать в Лондон, мне нужны деньги. Я знаю кое-кого из обслуги дядиного городского дома, они приезжали к нам. Я достану вам книги. Надеюсь. Шарпу нужны были чёртовы гроссбухи, но просить её рисковать собой… Она кусала губу: - Что, если я не найду их, что тогда? - Придумаю что-нибудь. – уверил девушку Шарп, вложив в голос всю беззаботность, на которую был способен. Без бухгалтерских книг можно было заставить Смита и его товарищей изложить письменно то, что им известно. Шарп скривился, в ушах словно вживе прозвучал ехидный голос леди Камойнс: свидетельства офицеров-неудачников против слов пэров и политиков? Нет, тут требовался кто-то повыше… Повыше? Идея, безумная, невообразимая по наглости, ослепительно вспыхнула в мозгу Шарпа. Шалея от её фантастичности и простоты, он крепко сжал кисти Джейн: - Не получится, обойдёмся без книг! - Вы уверены? Шарп широко улыбнулся: - Достать бухгалтерию мошенников было бы великолепно. Тогда им не отвертеться. Не получится? Не беда. Управимся без них. - Значит, с книгами вам будет проще? – по тому, как задрожал её голосок, Шарп понял, что она искренне жаждет быть полезной ему. - Гораздо. - Я попробую. Если выйдет, как и где мне их передать вам? - В субботу. – стрелок неохотно снял правую ладонь с её согревшихся ручек, достал из кармана горсть гиней и высыпал на стол, - Знаете ворота Гайд-парка? В конце Пикадилли? Она кивнула. Он пододвинул к ней монеты: - Я буду ждать вас там в полдень. Принесёте гроссбухи – замечательно. Не принесёте… Мы всё равно победим! Его энтузиазм передался Джейн. Она тронула пальчиком золото: - Я буду там. Я принесу книги. - И никто вас не накажет. – он стиснул её кисти, - У меня есть средства. Миг он колебался, не рассказать ли ей о сокровищах, захваченных на том поле под Витторией, поле золота и драгоценностей, шелков и жемчуга: - Вы уедете, куда пожелаете. Вы сбежите! Она засмеялась. Очи её блестели: - В бегствах мне не слишком везёт. Шарп смотрел на неё, на девушку, которой грезил много лет, и чувствовал, что настал час высказать ей то заветное, копимое на душе день за днём, месяц за месяцем. Сейчас или никогда. Шарп привык действовать, не размышляя, ибо на войне порой секунда размышления стоила жизни. Повинуясь порыву, он ринулся в заваленную трупами брешь. Повинуясь порыву, рванулся за орлом. Повинуясь порыву, выпалил: - Тогда станьте моей женой! Она смотрела на него, будто не верила своим ушам. Предложение прозвучало не так, как он хотел бы. Прозвучало чересчур торопливо, чересчур легковесно, чересчур скомкано. Прозвучало, будто не давно лелеемое, а пришедшее на ум только что. Девушка подтянула к себе ладони, убрав их из-под рук стрелка. Шарп жалел о вырвавшихся словах: - Простите меня, Джейн! Простите, ради Бога! Из дома донёсся приглушённый стук дверей. Джейн встрепенулась: - Мне надо идти. Иногда мисс Грей проверяет, в комнате ли я. - Джейн, простите! Дверь хлопнула снова. Джейн испуганно подхватилась: - Мне пора! - Джейн! Джейн! Однако она уже бежала к дому, хрупкая и беззащитная. Шарп остался в беседке. Он обхватил руками голову, кляня свой язык. Четыре года он мечтал о ней и всё испортил! Воистину, слово не воробей… Он потерял Джейн. Она не поедет в Лондон. Они не встретятся у ворот Гайд-парка. Монеты лежали на столе, безразлично сияя отражённым светом луны. Шарп сорвал розу, которой касалась Джейн и, когда в доме потухли последние огоньки, спустился вниз, к своему жеребцу. Золото осталось в беседке. Он возвращался в Фаулнис с пустыми руками. Доказательствами он не обзавёлся, мало того, оттолкнул ту, что вызвалась ему помочь их достать. Пути назад не было, и Шарп мог сделать только одно: использовать сам батальон в качестве оружия против негодяев и чинодралов. Это сулило победу, но победу с горьким привкусом поражения. Ведь он потерял Джейн. ГЛАВА 17 На рассвете в лагере царила неразбериха. Как Шарп и предполагал. Офицеров и сержантов Фаулниса, казалось, ставила в тупик любая мелочь. - Сэр? Шарп обернулся. Лейтенант Мэттингли беспомощно глядел на него влажными собачьими глазами: - В чём дело, лейтенант? - Котлы, сэр. Нам нечем их транспортировать. Он потерянно указал на огромные посудины, в каждой из которых можно было целиком сварить быка: - Нечем, сэр. - Лейтенант Мэттингли, - терпеливо начал Шарп, представьте, что в двух километров от нас десять тысяч французов, что спят и видят, как бы ловчее выпустить нам с вами кишки, а у вас приказ отступить. Немедленно. Как бы вы поступили с котлами в этом случае? Мэттингли поморгал и неуверенно произнёс: - Бросил, сэр? - Отличное решение, лейтенант. – подбодрил его стрелок, отъезжая, - Выполняйте. Палатки тоже оставляли вместе с половиной снаряжения. Мулов не хватало. Карета, в которой приехал Шарп и его спутники, превратилась в писчебумажный склад: в неё напихали все ведомости и документы, найденные в лагере, надеясь разобрать их в Челмсфорде. В карету же поместили сундук. Кроме денег, в нём теперь хранились солдатские контракты. - Сэр! – Шарпу козырнул капитан Смит. Роза, продетая в петлицу мундира стрелка, удивила Смита, но он был не из тех, кто суёт нос не в своё дело. - Слушаю вас, капитан. - Лейтенант Райкер уехал, сэр. Райкер – единственный офицер, которому отставка показалась предпочтительней неизвестности. - И, сэр… - Ну-ну? - Подполковник тоже исчез, сэр. – то, что Гирдвуд нарушил слово, шокировало Смита. - Ничего страшного, Смит. – мягко сказал Шарп. Ранняя побудка никогда не располагала майора к благодушию. Как по собственному опыту знал старшина Харпер, Шарп в таких случаях брюзжал и раздражался по пустякам, пока солнце и заботы не прогоняли дурное настроение. Однако сегодня майор Шарп был образцом учтивости и дружелюбия, ибо в хаосе, который овладел лагерем, должен же был быть хоть кто-то спокоен и рассудителен? - Гуртовщиков нашли, капитан? - Да, сэр. - Пусть выдвигаются первыми. Солдатам, бывшим в мирной жизни пастухами, Шарп собирался поручить гнать скот, необходимый для прокорма батальона. - Капитан Смит? - Да, сэр? - Четвёртая рота ваша. - Спасибо, сэр! Шарп вывел свой батальон с Фаулниса. Тьма на востоке начала отступать, когда они достигли брода через Крауч, и Харпер, шагая впереди колонны, надумал учить головную роту петь «Барабанщика». - Смелее, охламоны! Песня простая! Покуда батальон переправлялся и ждал отставших, первая рота затвердила три начальных куплета. Такие песни дороги Британии слышали редко. Офицерам обычно нравилось что-то более патриотичное и менее фривольное. Но мелодия «Барабанщика» легко запоминалась, текст изысками не отличался, и солдаты с удовольствием распевали про то, как юный барабанщик обольстил полковничиху. За Краучем, на околице безвестной деревушки, Шарп скомандовал передышку. Гуси махали крыльями в посветлевших небесах. Мельник поворачивал лопасти ветряка в надежде поймать дуновение воздуха. Солдаты расселись у обочины. Будут сражаться, решил Шарп в тысячный раз. Дай им возможность, будут сражаться не хуже, чем другие в Испании. А уж к тому, чтобы у них появилась возможность проявить себя, Шарп приложит все силы. Жаль, с Джейн вышло глупо. Она хотела помочь, однако некстати прорезавшийся любовный пыл майора отпугнул девушку. Конечно же, Джейн не поедет в Лондон. Шарп не успел сказать ей, где она может найти ночлег и содействие. Десять гиней, вероятно, прикарманили слуги. - Значит, с доказательствами у нас туго, сэр? – Шарпа нагнал д’Алембор. - Туго, Далли. Д’Алембор покосился на розу в петлице Шарпа, но спросил о другом: - Может, попробовать выдавить признания из этих? Он коротко кивнул на офицеров впереди. - Их свидетельства ничего не изменят. У меня есть идея получше. Шарп поведал капитану задумку, родившуюся у него ночью, и д’Алембор закатился хохотом, оборвавшимся, когда до капитана дошло, что командир не шутит. - Это сумасшествие, сэр. - Оно самое. – невозмутимо подтвердил Шарп, - Ты можешь не участвовать. - Конечно, я буду участвовать! В конце концов, худшее, что с нами могут сделать – это повесить. Шарп ухмыльнулся, благодарный за поддержку. Джейн Гиббонс не выходила у него из головы. Снова и снова он клял себя за глупую самонадеянность. А время шло, и враги стрелка не дремали. Гирдвуд, наверняка, уже в Лондоне, и Феннер выправил бумаги на арест Шарпа. Сначала они сунутся в Фаулнис, никого там не найдут, и лишь тогда вспомнят о Челмсфорде. Шарп поймал себя на том, что вглядывается в дорогу впереди колонны, силясь разглядеть гипотетического гонца с приказом от военного министра. Батальон двигался медленно, и каждая минута приближала Шарпа к поражению. Шарп знал, что до добра такие мыслишки не доведут. Чтоб отвлечься, он отыскал в рядах идущих Горацио Гаверкампа. Шарп позвал сержанта. Они чуть отстали от роты, с которой тот шагал, не настолько, впрочем, чтоб их догнала следующая. - Сэр? - Сколько ты имел, Горацио? - Э-э… Сколько чего, сэр? - Горацио Гаверкамп, я в армии не первый день, как свои пять пальцев я знаю все твои уловки и ещё такое же количество тех, о которых ты и не подозреваешь. Сколько ты имел, сержант? Гаверкамп ухмыльнулся: - Ну, жалованье олухов мы делили между собой, сэр… Неудивительно, хмыкнул про себя Шарп, что сержанты с такой болезненной щепетильностью относились к малейшему огреху во внешнем виде новобранца, учитывая, что отчисления шли в их кошелёк. - В цифрах, пожалуйста. - Фунта три в неделю. В удачную неделю. - А, может, пять? - Сойдёмся на четырёх, сэр. – оскал Гаверкамп стал шире, - И у нас было разрешение подполковника. Так что это, сэр, считай, безгрешные доходы. - Ты же сам знаешь, что не безгрешные. - Чем плохо-то, сэр? Армии люди нужны всегда, значит, и рекрутов будут продавать всегда. Если на этом всё равно наживаются, мы чем хуже? - Неужели ты не задумывался, что с тобой будет, когда всё раскроется? Сержант покряхтел и честно сказал: - Вы же раскрыли, сэр. А мы – на свободе. Значит, для чего-то вам нужны. Что же до меня лично, сэр… Где вы отыщите лучшего вербовщика, чем я? Он подмигнул Шарпу и, едва уловимым движением выхватив из кармана две гинеи, пустил их меж костяшек пальцев: - Да и потом, не каждый вербовщик может похвастать, что нанял самого майора Шарпа! Лукавое нахальство сержанта развеселило Шарпа: - А вдруг мне покажется, что ты нужней мне в Испании? - Сомневаюсь, сэр. О вас идёт молва, как о человеке умном, а рекруты вербуются здесь, не там. - Тебя не волнует, что кормушка приказала долго жить? - Нет, сэр. – беспечно пожал плечами сержант. Разъяснений Шарпу не требовалось. У сержанта-вербовщика, разъезжающего с некоторой суммой казённых наличных, всегда найдётся лазейка выкроить что-то в свою пользу. Два несуществующих «попрыгунчика» в неделю – две гинеи в мошну сержанта и его помощников-капралов. Даже если с партией пошлют офицера (а такое бывало частенько), сержант Гаверкамп без труда подберёт и к нему золотой ключик. - Могу вам ещё чем-то помочь, сэр? - Последний вопрос. Из чистой любознательности. Как поживает мамаша Гаверкамп? Заезжает ли к ней тот легковерный генерал? - А чёрт её знает, сэр. – осклабился сержант, - Я старую ведьму не видал много лет. И слава Богу! Шарп расхохотался. В Челмсфорд они прибыли к полудню, и заботы, одолевавшие Шарпа на рассвете, казались ему детской игрой по сравнению с теми, что навалились на него теперь. Теперь-то и началась настоящая работа. Он считал, что предусмотрел всё. Тем не менее, каждую минуту всплывали какие-то мелочи, упущенные им, и решать их приходилось чаще всего самому, потому что, кроме Харпера, Прайса и д’Алембора, положиться ему было не на кого. Неопровержимых улик против Феннера Шарп не имел. Принеси Джейн Гиббонс бухгалтерию аферистов, пусть даже в последний момент, Шарпу не было бы необходимости рисковать. Без книг же ему приходилось сделать то, что перед тем сделали его враги: спрятать батальон. Не весь, конечно. Четыре обученные роты, которые по его приказу дополучили обмундирование и оружие. Новобранцев Шарп намеревался оставить в челмсфордских казармах, уповая на то, что в ближайшие четыре дня его врагам будет не до рекрутов. - Сэр! – Чарли Веллер выбежал из строя, - Пожалуйста, сэр! - Слушаю, Чарли. – Шарп настороженно зыркнул на арку ворот, страшась узреть там гонца из Лондона. - Я хочу с вами, сэр! Пожалуйста! – Чарли умоляюще махнул рукой в сторону красномундирных рядов, - Они же отправятся в Испанию, сэр? - Однажды ты тоже окажешься там, Чарли. - Сэр! Пожалуйста! Я не подведу! - Ты же ещё мушкета в руках не держал. Рано тебе с французами тягаться. - Я справлюсь, сэр! Честно-пречестно! – парнишка чуть не плакал, - Я умею стрелять, сэр! Могу показать! - Верю, Чарли. Умеешь. Только французы – не кролики на огороде твоей матушки, они будут палить в ответ. - Ну, пожалуйста, сэр. Перед внутренним взором стрелка вдруг ожила картинка из недавнего прошлого: полуодетый Чарли догоняет их рекрутскую партию. Майор смягчился: - Ладно. Скажи старшине Харперу, что ты в роте лейтенанта Прайса. Унылая гримаса на лице мальчишки сменилось ликующим выражением: - Спасибо, сэр! - Смотри, чтоб тебя не ухлопали в первой же стычке, Чарли! Эх, если бы все проблемы решались так легко! Не хватало котелков, топоров, множества пустяковин, но пустяковин, без которых не обойтись. К счастью, в конюшнях обнаружились мулы, принадлежащие ополчению, и Шарп с чистой совестью реквизировал их. Надо было спешить, пока в Челмсфорд не добрались посланцы военного министра. Гаверкампа Шарп решил с собой не брать, предоставив тому возможность и дальше делать то, что у сержанта выходило лучше всего: вербовать. Казармы и необученных новобранцев Шарп оставлял на попечение Финча с Брайтвелом, в будущем намереваясь заменить их кем-то более достойным. Линча майор перевёл в одну из красномундирных рот. Доверия ирландец-перевёртыш стрелку не внушал. Скот батальона ещё волокся где-то по дорогам. Кучер наёмной кареты бузил и клялся, что новой поездки оси не выдержат. Пришлось сунуть ему гинею. Капитан Карлайн, и без того сбитый с толку кутерьмой, окончательно очумел, когда Шарп приказал ему готовиться к маршу. - Вечером, сэр?! - Да. А что? - Меня пригласили на ужин, сэр… - Шевелитесь, капитан! У половины солдат ботинки после дневного похода просили каши. Заменить обувь было нечем. Прайс наладил починку силами бывших сапожников из числа рядовых. Вывезенные из Фаулниса бумаги Шарп распорядился выгрузить из экипажа. Исключение составили лишь контракты. В них чёрным по белому указывалось, что солдаты поступили на службу в первый батальон Южно-Эссекского полка. В армии, где бумага с печатью была важнее человека, такой контракт дорогого стоил. В семь часов, когда мошкара вилась над крышами казарм и ласточки ныряли за добычей, чёрными стрелами пронзая небо, четыре роты построились походным порядком с оружием и снаряжением. Самые смелые предположения нижних чинов и офицеров не простирались далее марш-броска до окраин городка Челмсфорда и обратно. Правду знали, кроме Шарпа, лишь д’Алембор, Прайс и Харпер. - Батальон! – прогудел Харпер, - Шагом марш! Следуя за каретой, роты прошли под аркой ворот и пошагали на запад, к Челмсфорду. За городком колонна повернула на север. Когда крыши Челмсфорда скрылись за горизонтом, надежда на благополучное завершение предпринятой авантюры проклюнулась в сердце Шарпа. Шарп разрешил идти не в ногу. Батальон бодро двигался по дороге мимо низких холмов; полей, окаймлённых живыми изгородями; зелёных садов. Солнце коснулось края земли на западе, и Шарп, выбрав подходящий луг меж рощиц дубов и буков, приказал располагаться на ночлег. Капитан Карлайн, чья нарядная (а теперь изрядно запылённая) форма указывала на то, что её хозяин час-другой назад ещё надеялся воспользоваться после марш-броска приглашением на ужин, разинул рот: - Ночлег, сэр? Без палаток? - Привыкайте, капитан. И они привыкали. Следующие два дня Шарп вёл их на запад, понемногу готовя к тому, что ожидало их в Испании. Он учил их не шагистике, а навыкам выживания на войне. Ночевали в чистом поле, обязательно выставляя пикеты. Двое ротных, Смита и Карлайн, понимали пикеты, как группу нижних чинов, единственное предназначение которых вытягиваться во фрунт и козырять проходящим офицерам. Шарп это заблуждение развеял в первую же ночь способом жестоким, но действенным. Харпер, засевший в зарослях смородины, влепил пулю в ствол дерева рядом с проверяющим дозорных зевающим Смитом. Капитан подскочил, как ужаленный, дико озираясь по сторонам. Шарп, сидевший с Харпером, поманил Смита к себе: - Будь на месте старшины французы, и вы, и часовые были бы уже мертвы. Представьте, что вы – француз, откуда вы наступали бы на наш бивуак? Смит задумался, затем указал на десяток вязов у подножия холма: - Пожалуй, оттуда, сэр. - Вот и поставьте там пикеты. А я позже проверю. На привалах Шарп присаживался к кострам и рассказывал о войне. Он не хвастался, он делился опытом. Как по запаху определить близость кавалерии, как чистить мушкет на поле боя, как находить места для переправы. Харпер делал то же самое. Его ирландское обаяние было таково, что на марше он мог ругмя-ругать своих ночных слушателей, а они виновато ухмылялись и лезли вон из кожи, лишь бы заслужить его одобрение. - Хорошие ребята, сэр. Рассказы Шарпа и его боевых товарищей с каждым днём всё более разжигали в «хороших ребятах» воинственный пыл. Хорошие ребята жаждали, наконец, дорваться до настоящего дела, и Шарп обливался холодным потом при мысли о том, что его отчаянная затея сорвётся и поставит на всех надеждах, и его, и этих парней, жирный крест. Вовсе без муштры обойтись не удалось. Когда позволяла местность, Шарп выкрикивал приказ, и колонна рассыпалась в цепь или строилась в каре, с каждым днём всё увереннее и увереннее. Росло умение, росло и самоуважение. А много ли человеку надо для счастья? Тёплое солнышко над головой да неистраченные шиллинги, приятно позвякивающие в кармане. У Шарпа же в сундуке позвякивало всё меньше и меньше. Полковые средства стремительно таяли, уходя мельникам за муку, трактирщикам за пиво. На третий день майор устроил полевые учения. По внешнему виду его солдаты ничем не отличались от тех, кого Шарп оставил в Испании: грязные, кое-где рваные мундиры; запылённые физиономии. Хотелось думать, что и боевой дух у солдат не ниже, чем у ветеранов Талаверы и Виттории. Две роты соревновались с двумя другими. Игра на местности, где требовалось застать пикеты противника врасплох, скрытно занять позицию, замаскироваться в лесу. Большая часть этих премудростей едва ли понадобится им (исключая тех, кто попадёт в роту лёгкой пехоты), но и лишним не будет. Вечером, к ужасу офицеров с сержантами, Шарп разрешил рядовым навестить таверну в ближайшем селении, предупредив, что выпорет всякого, кто вздумает буянить там или попытается сделать ноги. - Грязи. С ними можно распрощаться. Они не вернутся. – презрительно высказался сержант Линч. Обещанное наказание так и не последовало, и коротышка за последние дни заметно осмелел. Чарли Веллер метнул в его сторону полный ненависти взгляд. Смерти Пуговки он сержанту не простил. Шарп холодно произнёс: - Хотя я не спорщик, сержант, могу предложить пари на сумму, которая тебя не разорит – на один фунт. Спорю, что вернутся все, до единого. А? Линч пари не принял. Вернулись все. Дважды колонна встречала старших офицеров, спешащих в свои загородные имения. Офицеры благожелательно кивали проходящим солдатам и без вопросов приняли доклад Шарпа о внеочередных учениях, из чего стрелок сделал вывод, что Феннер шума из-за пропажи полубатальона пока не поднимал, хотя, наверняка, по-тихому обшаривались окрестности Челмсфорда, и были посланы люди в казармы портовых городов, вроде Четэма, откуда отправлялись транспорты в Испанию. В пятницу утром, повернув колонну на юг, Шарп вызвал к себе лейтенанта Мэттингли. Костлявый и несуразный Мэттингли, подобно Смиту, был готов на что угодно, только бы заслужить прощение. Полный тревожных предчувствий, лейтенант подъехал к командиру. Тот улыбался, и у Мэттингли отлегло от сердца. - Сэр? - Сегодня пятница, Мэттингли. - Да, сэр. Пятница. - На ужин я хотел бы курицу. - Курицу, сэр? У нас только говядина, сэр. - Нет, Мэттингли, нужна курица. – Шарп беззаботно помахал крестьянке, хлёстко осаживающей зубоскалов из числа марширующих мимо солдат, - Обязательно белая, лейтенант, и не одна. Кур мне надо шестьдесят штук. - Шестьдесят белых кур? Я вас правильно понял, сэр? - Абсолютно. Белые вкуснее. Купите, а не хватит денег, стяните, но на ужин мне нужно шестьдесят белых кур. Мэттингли озадаченно взирал на Шарпа: - Так точно, сэр. - Перья сохраните. Набью себе перину. Мэттингли, без сомнения, решил, что Шарп маленько тронулся. Видимо, пересражался. - Конечно, сэр. Перина, а как же. Тем же вечером, Шарп заставил отужинавшие тушёной курятиной роты отработать артикул, который, насколько стрелок знал, в истории войн дотоле не применялся. Артикул, который солдаты выполняли с хохотом. Артикул, который полубатальон отрабатывал до тех пор, пока Шарп не остался доволен слаженностью действий подчинённых. Странный артикул кого-то привёл в недоумение, кого-то (лейтенанта Мэттингли, например) окончательно уверил, что майор сбрендил. Старшина Харпер загадочно ухмылялся, выкрикивая команды. Ему настроение командира безошибочно подсказало, что развязка близка. Субботним рассветом, явившим плоскую лепёшку смога в небе на юге, Шарп натянул свою старую, штопаную-перештопанную куртку без знаков различия. Он попросил Чарли Веллера, ловко управлявшегося с иглой, перешить на неё обратно лоскут с лавровым венком. - В этой куртке я захватил Орла, Чарли. - Правда, сэр? – парнишка широко распахнутыми глазами следил, как стрелок пристёгивает к поясу палаш, - Особенный день, сэр? - Особенный, Чарли. Суббота, двадцать первое августа. – Шарп вытащил палаш из ножен и оглядел клинок, - Особенный. - Чем, сэр? - Сегодня особенный день, Чарли. Сегодня ты встретишься с принцем Уэльским. Шарп подмигнул мальчишке, спрятал палаш в ножны и вскочил на коня. Особенный день. День битвы. ГЛАВА 18 Простой люд потянулся в Гайд-парк спозаранку. Попасть в отгороженное для зрителей пространство можно было с Тайберн-Лейн, переименованной (дабы избежать лишнего напоминания о месте публичных казней) в Парк-Лейн. От Гросвенорских ворот и до Резервер верёвочные барьеры отводили широкую полосу травы, где лондонцы могли гулять, покупать пиво со снедью и наслаждаться зрелищем. Впрочем, лучше всего предлагаемое вниманию публики представление должно было быть видно с трибун, места на которых стоили денег, и с крыши банка на Резервер. Позади отгороженной территории белели ширмы из мешковины, - уборные, хозяева коих за фартинг ( Сегодня здесь было не протолкаться от шлюх, карманников и, конечно же, сержантов – вербовщиков. Все нищие Лондона приволоклись к Гайд-парку в надежде, что гуляющие будут щедры к настоящим и поддельным увечьям настоящих и поддельных ветеранов войн Британской империи. Напротив отгороженной полосы, метрах в трёхстах, находилась Арена. Центром её был Амфитеатр, вокруг которого в обычные дни юноши знатных родов прогуливались верхом, приподнимая шляпы при встрече с дамами, выезжающими подышать воздухом в открытых экипажах. Но сегодня был день не обычный. Сегодня вид на Арену был закрыт огромной многоярусной ложей, увешанной белыми, синими и красными лентами. На вершине торчали пять флагштоков. На четырёх из них развевались два британских стяга, а также союзнические: испанский да португальский. Центральный флагшток пустовал. После прибытия принца Уэльского там поднимут личный штандарт Его Высочества. Крышу ложи украшало изображение королевского герба, слева от которого красовался герб герцога Йоркского, а справа – эмблема принца-регента: три пышных пера. Пространство по бокам от павильона тоже было отгорожено, но не верёвками, а красными шнурами с золотыми кисточками. Здесь ставили свои кареты сливки общества. Ярко светило солнце, и кожаный верх колясок их хозяева опускали. Перед экипажами оставалось достаточно места, чтобы тщеславные юнцы могли горячить коней в надежде заслужить восхищённые взоры дам. В тени деревьев за ареной приютились отхожие места для благородных. Цветные флажки, которые виднелись на их полотняных стенах, служили напоминанием, что цена удовлетворения естественных потребностей тут в четыре раза выше. Уже к десяти утра экипажи выстроились у ложи колесо к колесу, лошадей выпрягли. Прекрасный пол обменивался ревнивыми взглядами, сильный – наливался шампанским и вином. Праздник должен был начаться в одиннадцать, однако на полосе, разделявшей зрителей разного социального положения, уже упражнялись военные. Расчёты Королевской Конной Артиллерии гоняли взапуски, вырывая куски дёрна ободами колёс пушечных лафетов. Играл оркестр гвардии. Офицеры гарцевали на великолепных лошадях. Сегодня они были хозяевами парка. Даже те из них, кто в жизни не выезжал дальше Бата, смотрели на окружающих свысока, словно именно им окружающие были обязаны победой под Витторией. Их мундиры слепили золотым шитьём, обилием всевозможных шнуров и цепочек. Небрежно бросая пальцы к сверкающим каскам, они приветствовали знакомых красавиц, иногда снисходя до бокала шампанского, предложенного штатским приятелем. Назначались свидания и дуэли. Королевская ложа постепенно заполнялась высшим командным составом с супругами, послами, вельможами из клубов Сент-Джеймса и Вестминстера. Лакеи разносили чай, кофе и вина. Широкие простеганные сиденья в центре были не заняты. Юные офицеры, проезжая мимо ложи верхом, отдавали сидящим честь, и, словно огромная немецкая заводная игрушка, три десятка генералов с адмиралами одновременно козыряли в ответ. Лорд Феннер, как военный министр, расположился в ложе, но минут за двадцать до прибытия королевской камарильи спустился вниз, к северному краю павильона и пошёл вдоль ряда колясок, важно кивая знакомым, порой улыбаясь женщинам, которых хотел заполучить в свою постель или уже заполучил. Замешкавшегося слугу, несущего поднос, убрал с пути ударом трости. Нужный экипаж он приметил издалека. Сэр Генри Симмерсон, углядев министра, приказал лакею открыть дверцу и опустить подножку. Симмерсон отпустил слугу и жестом пригласил Феннера внутрь: - Ваша Милость? - Симмерсон. Лорд плюхнулся рядом с сэром Генри, водрузив ноги на противоположное сиденье. Лицо Феннера отразилось в носках начищенных до зеркального блеска сапог. - Итак? Сэр Генри, потный в полковничьей униформе, подобострастно улыбнулся из-под двууголки и открыл сумку, показывая Феннеру лежащие в ней две толстые книги, переплетённые в красную кожу: - Вот они, Ваша Милость, в полной безопасности. - Вижу. Как ни старался министр сохранить самообладание, это не слишком удалось. Голос предательски дрогнул. Немудрено, при виде гроссбухов с его плеч будто гора свалилась. - Переписка там? - Да, Ваша Милость. – желчь сэра Генри, разлившуюся от известия, что проклятый Шарп жив, не смогло успокоить даже отворение крови, трижды устроенное его врачом, - В моём доме, как я уже говорил, документам ничего не угрожает. Лорд взял сумку и торопливо закрыл её: - Надо ли напоминать вам, Симмерсон, что я могу потерять больше, чем вы. Сэр Генри обиженно кивнул. - Где ваш Гирдвуд? - Он приедет сюда, Ваша Милость. - А Шарп? Феннер не надеялся услышать ответ. Потерев лоб, министр поправил цилиндр и покосился на гвардейца, процокавшего мимо на красавце-скакуне. Плюмаж на шлеме офицера колыхался в такт шагам его жеребца. - Где же, чёрт возьми, Шарп? Половина пропавшего батальона обнаружилась в Челмсфорде. Вторая половина, обученная и готовая к продаже, словно сквозь землю провалилась вместе с охранными ротами, вместе с солдатскими контрактами, вместе с майором-вшивым-Шарпом. Сорвав злость на Лоуфорде, Феннер открыл охоту на упрямца-майора. На арест Шарпа был выписан приказ. Приказ, о котором ведали, впрочем, немногие, ибо министр не хотел осложнений с принцем Уэльским. - Что он затеял, этот Шарп? Сэр Генри, чья ненависть к стрелку с годами только усилилась, предположил: - Может, он в Четэме или Плимуте? - Нет его там. К тому же, без предписаний он не сядет на судно. Не сумасшедший же он? - Он – сумасшедший. – сэр Генри оттянул пальцем пропотевший ворот, по-птичьи дёрнул шеей, - Сумасшедший и дерзкий негодяй. Я ещё четыре года назад пытался избавиться от него, так меня не послушали! Нытьё Симмерсона не трогало лорда. Сэр Генри всегда ныл. Феннер думал о своём. На Лоуфорда он наорал, потому что в первый момент испугался. Испугался зря. По здравому размышлению, чего ему было опасаться? Ведомости министерства и Главного Штаба свидетельствовали, что второй батальон Южно-Эссекского полка переформировывается в запасной, а уж на каком он этапе переформирования – это частности. Здесь не подкопаешься. Единственные компрометирующие документы - учётные журналы аукционов. Так вот они, в сумке, и через полчаса перестанут существовать. Солдаты, которых увёл Шарп. А чем они могут повредить лорду Феннеру? Они ничего не знают. Знают их офицеры, но даже если офицеры решатся уподобиться кошке, скребущей на свой хребет, и, напрашиваясь на трибунал, засвидетельствуют, что брали деньги за продажу солдат, при чём же здесь военный министр? Об участии Феннера в афере известно лишь двоим: Симмерсону и Гирдвуду. Так что Шарп, где бы он ни находился и что бы ни замышлял, опасности для лорда Феннера не представлял. Без аукционных гроссбухов он, так, досадная помеха. Заткнуть его труда не составит. Можно не увольнять подонка из армии, к вящему удовлетворению Принцишки да Лоуфорда. Шарп ведь стрелок? Что ж, пусть стреляет где-нибудь в Америке. Тонкие губы Феннера растянулись в усмешке: - Дадим американцам его угробить? А, Симмерсон? Сэр Генри засопел: - Лучше острова Лихорадки. Там климат более подходящий. Или Австралия. А вдруг, чем чёрт не шутит, удастся арестовать майора без шума, без огласки? Тогда солдат вернём на Фаулнис, решил министр. Афера оказалась выгоднее, чем он осмеливался надеяться поначалу. Жаль терять такие барыши. Лоуфорда можно купить должностью, и всё пойдёт своим чередом. Да, майор Шарп – назойливая муха, но для мух существуют мухобойки. Феннер подхватил сумку и выбрался из коляски: - Приятного дня, Симмерсон. - И вам того же, Ваша Милость. Министр не пошёл прямо к ложе, свернул к Арене, где стояла его карета. Отдал сумку кучеру: - Отвези домой. Скажешь дворецкому, пусть сожжёт. - Да, Ваша Милость. И всё. Доказательства пожрёт пламя, и лорд Феннер перед законом чист. Теперь можно полюбоваться на игру регента в солдатики, а вечером, натешившись вволю с леди Камойнс, пойти на приём, устраиваемый Принцишкой в честь своей победы, и поразмыслить, какому наказанию подвергнуть этого Шарпа. Вечер сулил уйму удовольствия, и лорд Феннер позволил себе улыбнуться, опускаясь на мягкие подушки королевской ложи. Представление должно было вот-вот начаться. Сборная площадка для подразделений, что готовились отыграть свои роли в реконструкции битвы под Витторией, была отведена в северном конце парка. Предполагалось, что части продефилируют перед ложей, перестроятся на юге, у Королевской дороги, и пойдут обратно с оркестрами, возглавляемые процессией трофеев испанской войны. Гвоздём программы, конечно же, должны были стать восемь Орлов, каждый в отдельной повозке, изображающей римскую колесницу. Первыми провезут французские пушки. Их продемонстрируют принцу, затем покатят на север, теша любопытство черни. На южном краю парка останутся лишь ополченцы центральных графств. Им сегодня отведена роль французов. В девять часов, задолго до прибытия лорда Феннера, в парке появился верхом на лошади юноша, одетый сыном зажиточного сельского сквайра. Он настойчиво, хотя и безуспешно, расспрашивал военных о каком-то своём знакомом. Любой был бы рад помочь учтивому молодому человеку, с искренним восхищением взирающему на мундиры собеседников, но, увы, здесь никто даже не слышал об искомом юношей капитане Вильяме Фредериксоне, и, уж тем более, не мог сообщить парнишке, что Фредериксон далеко за Пиренеями. Юноша, впрочем, знал это и сам. Скинув с себя штатские одёжки, лейтенант Прайс облачился в привычную красную форму и доложил Шарпу всё, что удалось разведать: расписание мероприятия, точки сбора, фамилии ответственных офицеров. Пора было выступать. Страх подкатил к горлу, как рвота. Шарп не перестал надеяться, что появится Джейн с книгами. А не появится… Постараемся справиться сами. Удачно или нет, как Бог даст, но, по крайней мере, одного человека он может уберечь от печальных последствий своей авантюры. Шарп приблизился к Харперу и вручил ему сложенный лист бумаги: - Держи. - Это что, сэр? - Твоя отставка. По ранению под Витторией. Харпер сдвинул брови: - На кой чёрт мне отставка? - Через сутки, Патрик, или мы будем с тобой плыть в Испанию, или я буду куковать в тюрьме. - Да ну, сэр, какая тюрьма? - Каменная. С решётками. Бери бумагу. Запахнет жареным, смажешь пятки салом. - Ага, со всей гвардией на хвосте. Бросьте, сэр. – ирландец сунул листок обратно Шарпу, - Вместе так вместе. Удачи. Шарп глубоко вздохнул, окинул взглядом своих пропылённых, растрёпанных солдат, пригреваемых нежарким утренним солнцем, и повёл их в Лондон, навстречу позору или славе. Под бодрые звуки маршей колонны шагали, козыряя королевской ложе, и принц-регент по-детски восторженно махал им в ответ пухлой ручкой, обтянутой кожей перчатки. Пехоту сменила кавалерия с саблями наголо. Звякали уздечки, стучали копыта. Яркость султанов соперничала с блеском касок. Королевскую ложу охраняли две роты Пешей Гвардии, построенные в три ряда. Восемь конных офицеров держались по бокам, чтоб не мешать Его Высочеству любоваться парадом. Под колёсами Конной Артиллерии, казалось, земля дрогнула, такой стоял грохот. Следом ехали ракетчики, из-за пачек направляющих шестов похожие на обоз полка алебардистов. Вспомнив, что первым против французов успешно применил ракеты майор Шарп, принц повернулся к лорду Россендейлу: - Шарп здесь? - Нет, сир. - Досадно, досадно. Принц окликнул младшего брата, герцога Йоркского: - Фредди, тебе ведь в Испанию прислали эти штуки? Главнокомандующий, разделявший мнение военных о ракетах, как об изобретении бесполезном и опасном не столько для врага, сколько для самих ракетчиков, хмуро кивнул: - Прислали. - Хочешь, пальнём сегодня? - Не хочу. Второго Лондона у нас в запасе нет. Принц засмеялся. Он пребывал в отличном расположении духа, чему способствовали и ясная погода, и яркие мундиры, и то, что он почти убедил себя: именно под его руководством героические ребята вроде Шарпа одержали славную победу у Виттории. Иногда в мечтах принца Наполеон дерзал высадиться в Англии. Генералы в панике! Только принц сохраняет трезвость мысли, собирает ополчение, повергает тирана стремительным ударом и везёт в Лондон в железной клетке. Всем мечтам мечта. За ракетчиками шествовала пехота. - Что за полк? – поинтересовался принц у Россендейла. Тот наклонил красивую голову: - 87-й, сир. Один из ваших. - Моих? - Собственный принца Уэльского Ирландский, сир. - Ух ты! – принц хлопнул в ладоши, - Сколько их, вообще, моих? - Один гвардейский драгунский, один лёгкий драгунский и три полка линейной пехоты. Принц заговорщицки нагнулся к адъютанту и громко, чтобы слышали все пять рядов ложи, спросил, ткнув пальцем-сарделькой в сторону брата: - А у него? - Только 101-й ирландский. Принц захихикал и подначил герцога: - Съел, Фредди? Целое войско у меня под началом, так что маши моим ребятам хорошенько! Да, отличный денёк! Принц приказал подать шампанского и принялся с нетерпением ждать парада трофеев. Свернув с Эдгуэр-Роуд на Полигоун, Шарп направил полубатальон на запад, к Королевиным воротам Гайд-парка. Прохожих попадалось мало, сегодня весь Лондон собрался в парке. Лишь несколько мальчишек шагали рядом с колонной, вскинув на плечи палки, будто ружья. Шарп не мог отделаться от ощущения, что идёт не по центру Лондона, а по вражеской территории. Фактически, так оно и было. Никто не разрешил ему приводить сюда солдат. Целью Шарпа была южная окраина парка, но он сделал крюк, заходя с запада, словно предпринимая фланговую атаку противника, когда скрытность важна до последней минуты. Шарп вёл солдат по застроенной новыми нарядно выкрашенными домами Полигоун-стрит. Девушка выглянула из-за чёрных перил подвальной лестницы, ойкнула и нырнула обратно. Штора колыхнулась в окне второго этажа. Шарп ёрзал в седле, подсознательно ожидая, что кто-то из старших офицеров, гипотетически живущих в одном из этих зданий, подстережёт колонну, словно французский тиральер ( Шли без песен. Кое-кто, как Чарли Веллер, в Лондоне оказался впервые. Столица поразила их. Чересчур много высоких домов, чересчур много дымоходов, чересчур много экипажей, чересчур много жителей, чересчур много лошадиного дерьма, чересчур много того, на что можно глазеть и дивиться. Ничего привычного взору деревенщины. Ничего, включая Гайд-парк, своими стрижеными газонами и высаженными по ранжиру деревьями больше похожий на господский сад, куда простолюдин – ни ногой. Ветер доносил из парка музыку, иногда – рёв толпы. Бахнула сигнальная пушка. Холостой выстрел гулко разорвал воздух, отдаваясь в ушах воинства Шарпа грозным предвестием того, что ожидало их в Испании и Франции. Колонна миновала Королевины ворота. Никто их не окликнул. Дети всё ещё сопровождали полубатальон. Один из мальчишек потерял бдительность, был схвачен и жестоко выдран за ухо сержантом Линчем. У Серпентины Шарп скомандовал остановку и позвал к себе офицеров. Пока они рысили к нему на лошадях, стрелок собирался с мыслями. Он не знал, что скажет им. Решающий момент близился, и лишь с помощью этих людей Шарп мог победить. - Мы здесь по личному распоряжению принца-регента. Они переглянулись. Распоряжение, а, вернее, приглашение, касалось одного Шарпа, но стрелок рассудил, что это детали, в которые офицеров Фаулниса посвящать необязательно. - Распоряжение личное, поэтому гарантий, что в том бардаке, который будет сегодня твориться в парке, всех ответственных предупредят о нас, у меня нет. Вам ясно? Ясно не было, однако тон Шарпа вопросов не предполагал. Капитан Смит прочистил горло, открыл и закрыл рот. Карлайн принялся машинально отряхиваться. Шарп глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду и жёстко сказал: - Какой бы офицер вас ни затронул, вне зависимости от ранга, хоть маршал, посылайте его ко мне! Ясно? Посылайте ко мне. Приказы выполняете только мои. Такова воля Его Высочества. Только мои приказы. - Какие приказы-то, сэр? – нерешительно обратился к нему Смит. - Мы участвуем в реконструкции битвы под Витторией. Мы – «французы». Сохраняем сомкнутый строй до моей команды. Остальные старшие офицеры вам не указ. Вы – французы, а французы не слушаются британских командиров, точно вам говорю. Проверял. Шарп ухмыльнулся, и они неуверенно заулыбались в ответ. Усмешки знавших правду д’Алембора и Прайса выглядели бледновато. - Игнорируем других старших офицеров, сэр? – хмуро уточнил Смит, - Это неправильно. Неделю Шарп был с ними ровен и дружелюбен. Прошла пора пряников, настал черёд кнута. - Неправильно, Смит, то, что вы до сих пор на свободе и не разжалованы! – отчеканил майор холодно, - Ваша судьба в моих руках, и выбор у вас невелик: или беспрекословное подчинение мне, или трибунал, тюрьма и позор. Они испуганно молчали. Д’Алембор и Прайс понимали, что происходит. Привычка повиноваться старшему по званию глубоко въелась в натуру каждого офицера. На ней Шарп и сыграл в Фаулнисе. Но сегодня в Гайд-парке будет генералов с полковниками больше, чем у Веллингтона полков, и вмешательство любого из них обернётся крахом затеи стрелка. Шарпу необходима была помощь офицеров Фаулниса, и он намерен был добиться её какой угодно ценой. Шарп повернулся. Он видел Арену, две линии экипажей. У далёких главных ворот парка грумы выгуливали лошадей. Джейн Гиббонс не было. Майор оглядел кислые лица офицеров и нарочито весело произнёс: - Наслаждайтесь, джентльмены! - Наслаждаться, сэр? – растерянно повторил за ним Смит. - Конечно, капитан. Ведь сегодня французам суждено победить! Она не пришла. Значит, за победу придётся драться. Ничего, не привыкать. Шарп занял место во главе колонны. Хорошо, что играли оркестры. Музыка давала нужный боевой настрой. Отдалённой канонадой гремели барабаны. Полковой старшина Харпер, выкрикивая: «Ать-два! Ать-два!», подлаживался под ритм звучащих маршей. Люди шагали с мушкетами на плечах, и, хоть шагали они по мирной английской земле, шагали воевать. ГЛАВА 19 Путешествие в Лондон сложилось для Джейн удачно. Возчик церкви Святого Воскресения подвёз её в Рочфорд, оттуда она добралась до Черинг-Кросс. Лондон привёл её в смятение. Прежде она приезжала в столицу с дядей. Теперь Джейн была одна, и ей не к кому было обратиться в этом огромном чужом городе. Деньги имелись. Восемь гиней из той влажной от росы горки, что она сгребла поутру со стола в беседке. Она тащила две сумки, ридикюль и Раскала. Пёсик останавливался на каждом углу, увлечённо втягивая блестящим носом новые запахи. Запахи были «не такими». «Не такими» были звуки. «Не такими» были жители. Лондон был «не таким». Джейн никогда не видела столько калек. Безрукие, безногие, одноглазые и безносые… Где они прятались, когда она выглядывала из окошка дядиной кареты во время прошлых визитов сюда? Джейн нагнулась и погладила Раскала: - Всё хорошо, Раскал. Раскал умница. Где раздобыть ему еду? Где ночевать самой? - Мисси? Она выпрямилась. Прилично одетый мужчина коснулся шляпы, приветствуя её. - Сэр? - Потерялись, мисси? Первый раз в Лондоне? - Да, сэр. - Нужен приют? Он ухмыльнулся. Трёх передних зубов не хватало, прочие были черны, как ночь. Джейн вздрогнула. Мужчина потянулся к её поклаже: - Давайте помогу. - Нет! – взвизгнула она. - Послушайте, мисси… - Нет! На её крик начали оборачиваться. Джейн рванулась прочь от мужчины, кляня себя за то, что натолкала в сумки столько ненужных и попросту лишних вещей. Ну, зачем ей такое количество платьев, расчёска с серебряной ручкой, картинка с лодками? Она взяла драгоценности матери, те немногие безделушки, что не прибрал к рукам сэр Генри, взяла и портреты родителей. В сумках лежали две первые песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» лорда Байрона и тяжеленный кремневый пистолет, снятый Джейн со стены в дядиной библиотеке. Девушка не была уверена в том, что оружие заряжено, но надеялась, что вид пистолета отпугнёт в случае чего злоумышленника. Джейн брела на запад, мимо Королевских конюшен, где, как она поняла из разговоров, обширное пространство было отведено для увековечения памяти Нельсона и Трафальгарской битвы. Джейн вышла на Уайт-холл. Дважды подозрительные личности предлагали ей квартиру. Чистую, подходящую для приличной девицы, но Джейн твёрдо отказывалась. Ещё один пытался заговорить с ней, однако взгляд его был таким сальным и бесстыдным, что Джейн бежала от мужчины, как от чумы. Собравшись с мыслями, Джейн выбрала, к кому обратиться за помощью, так же тщательно и взвешенно, как, наверно, майор Шарп выбирал место, где принять бой. Выбор девушки пал на пожилую семейную пару. Судя по некоторой робости, с которой дородный священник и его жена взирали на Лондон, они в столицу приехали, как и Джейн, издалека. Девушка обратилась к ним, пояснив, что в город послана матушкой, а здесь её должен был встретить отец, но на портсмутском перегоне она его не дождалась, видимо, он приедет завтра. В средствах стеснения у неё нет, поспешила добавить Джейн, опасаясь, что её примут за попрошайку или мошенницу. Всё, что ей нужно, - это пристойное место для ночлега. Преподобный Октавиус Годольфин и его половина остановились на Тотхилл-стрит, в пансионе миссис Пол, вдовы достаточно добропорядочной, чтобы давать приют приезжим клирикам. Чета Годольфинов, чьи дети давно выросли и разлетелись из родного гнезда, с радостью приняли юную мисс Гиббонс под крылышко. Кэб незамедлительно отвёз всех троих к миссис Пол, где девушке отвели комнату и, не слушая отговорок, накормили ужином. За окном сгущались сумерки, Джейн нежилась в постели, защищённая от зла этого мира толстыми стенами дома миссис Пол. Преподобный Годольфин, деликатно постучав по двери, напомнил ей помолиться о ниспослании её батюшке удачи в пути. Субботним утром, поучаствовав в общей молитве за круглым столом, Джейн поблагодарила Годольфинов за опеку и, оставив багаж и Раскала под бдительным присмотром миссис Пол, взяла кэб до дядиного дома. С перекрёстка, укрытая рядом платанов, девушка наблюдала за подъездом. Спустя полчаса сэр Генри погрузился в коляску и отбыл. С колотящимся сердцем Джейн пересекла Девоншир-Террас и потянула рукоять, отозвавшуюся звонком в глубинах здания. Через противоположный перекрёсток по направлению к Королевиным воротам шли солдаты. Скрипнула дверь. - Мисс Джейн? - Доброе утро. – она приветливо улыбнулась мажордому Кроссу, - Дядя прислал меня за книгами. - Вот так сюрприз! – Кросс радушно осклабился и жестом пригласил её войти, - Сэр Генри не говорил, что вы в Лондоне. - Приехала с сестрой миссис Грей. Погода радует, не правда ли? - Лето есть лето, мисс Джейн. Книги, вы сказали? - Большие красные гроссбухи. Скорее всего, они в кабинете, Кросс. - Кожаные обложки? - Да. Те, что он возит в Пэглшем каждый месяц. - Он взял их с собой. Только что. Ноги сделались ватными, и что-то оборвалось внутри. Джейн до смерти хотелось быть полезной майору Шарпу. До смерти. - Взял? – слабо переспросила она. - Да, мисс Джейн. - Кросс! – послышался сварливый крик, - Мои сапоги, Кросс! Где, дьявол их забери, мои сапоги? Подполковник Гирдвуд открыл дверь гостиной и высунулся в холл. Лицо его вытянулось: - Джейн? Но её уже не было. Издалека, из парка, доносилась музыка. Чёрт, он опаздывал! Джейн. Что она тут делает? Он никогда не мог понять женщин. Женщин, собак и ирландцев. Пожалуй, в чём-то Господь схалтурил, создавая их. - Где сапоги, Кросс? Кэб пришёл? - Будет с минуты на минуту, сэр. Мажордом принёс сапоги и помог облачиться Гирдвуду в парадную форму. День праздника в Гайд-парке обещал быть жарким. Музыканты заиграли неизбежное «Правь, Британия, морями». Вражеские пушки, крохотная часть захваченной Веллингтоном артиллерии, возглавляли процессию трофеев, пестревшую флагами и вымпелами. Однако публика ждала Орлов, восемь штандартов на ярких цветистых повозках. Каждый французский полк имел Орла. Не все из представленных нынче были отбиты в сражениях. Два, насколько помнил Шарп, нашли в крепостях. На этих двух не было полковых номеров. Очевидно, их приберегали для вновь сформированных частей. Третий был выброшен в реку с моста окружённой горсткой французов, выужен со дна испанскими крестьянами и преподнесён в подарок Веллингтону. Остальные штандарты достались англичанам ценой крови. Среди них был Орёл, отобранный под Бароссой ирландцами из 87-го полка. Как и талаверский, баросский Орёл захватили сержант с офицером. Харпер, прищурившись, смотрел на вереницу «колесниц»: - Который наш, сэр? - Первый. Капитан Хэмиш Смит жадно ловил далёкий блеск невиданных им доселе Орлов, с почтением поглядывая на двух стрелков. Они совершили Деяние. Они вынесли с поля боя вражеское знамя, и всякий воин, как бы ни был он разобижен на армию, в глубине души пытал себя вопросом: а смог бы я? - Мы захватили не восемь, а десять Орлов. – довольно сообщил Харпер. - Десять? – удивился Смит. - Два под Саламанкой. Один ребята распилили. Думали, золотой. Второй втихаря продали кому-то из офицеров. Попались бы, расстрела не миновать! Шарп хмыкнул. Слухи ходили разные, а сколько в них правды – каждый решал сам. Майор перевёл полубатальон мостом через Серпентину, свернул на восток вдоль Королевской дороги. Он поглядывал на ворота Гайд-парка. Джейн там не было. Шарп твердил себе, что и не ожидает увидеть её, но сердце всякий раз предательски ёкало. Южная сборная площадка, куда стремился Шарп, обезлюдела. Там остались лишь ополченцы-«французы» в голубой рабочей форме. Они держали красно-бело-синие триколоры, - флаги, изготовленные для того, чтобы ещё до полудня достаться победителям-«британцам». Условные «британцы» на северной площадке готовили впечатляющее, с фланговым огнём пушек, наступление, которое должно было изображать завершающий этап сражения при Виттории – преследование французов и выдворение их из Испании. Трофеи провезли мимо королевской ложи и теперь показывали простому люду, толпящемуся у верёвок. - Сэр. – напряжённо позвал Харпер. Пехотный капитан, замотанный и потный, скакал к ним. В руке он держал пачку бумаг. Шарп ударил шпорами по бокам коня, поспешив капитану навстречу: - Прекрасный день! Капитан ощупал взглядом куртку Шарпа, пытаясь определить звание. Недоумённо покосился на красные мундиры солдат за спиной стрелка: - Вы… Э-э? - Майор Ричард Шарп. С кем имею честь? - Сэр? Миллорс, сэр. – капитан торопливо откозырял и полистал бумаги, - Шарп, сэр? - Да. Что-то не так, Миллорс? - В общем-то… - капитан замялся, выискивая фамилию Шарпа в списках. - Из Испании новости есть? - Испания? Да, вроде… Веллингтон отбросил французов за Пиренеи… - Значит, мы уже во Франции? - Пока нет, как будто. Слава Богу, подумал Шарп. Миллорс отчаялся отыскать фамилию стрелка в своих списках и спросил прямо: - Э-э, сэр… Вы уверены, что должны быть здесь? Озадаченно сдвинув брови, капитан смотрел на полубатальон. Без подворотничков, в форме, несущей все приметы недельного марша, солдаты мало походили на войско, готовое предстать пред очами Его Высочества. - Уверен. – дружелюбно осклабился Шарп, - Приказ полковника Блаунта. Кому-то же надо потом прибраться. - Конечно, сэр. – с облегчением кивнул Миллорс. Блаунт, как вычитал утром Прайс, был одним из ответственных за мероприятие офицеров, а четыре роты обычной пехоты вполне (и капитан не мог с этим не согласиться) подходили для хозяйственных работ по приведению парка в первозданное состояние. - Простите, сэр, вы случайно не тот самый… - Тот самый. Шарп качнул головой в сторону «колесниц»: - Первый Орёл – мой. Миллорс просиял: - Разрешите пожать вашу руку, сэр! Капитан энергично тряс ладонь Шарпа, и стрелок мягко осведомился: - Не возражаете, если мои люди понаблюдают отсюда? - Пожалуйста, пожалуйста, сэр! – Миллорс рад был услужить человеку, лично добывшему Орла. - Вас не затруднит предупредить своих, капитан? - О чём разговор, сэр! Посодействовать вам, пусть в такой малости, мой долг и святая обязанность! Дежурная улыбка застыла на устах Шарпа. Лицо его посветлело, и Миллорс крутнулся в седле, прослеживая взгляд майора. Девушка, растрёпанная и запыхавшаяся, спешила к ним. Хорошенькая, отметил Миллорс. Шарп, забыв обо всём на свете, бросил коня вперёд: - Джейн! - Господь милосердный, спаси нас и сохрани! – высказался Харпер, глядя, как его командир слетает с седла, чтобы сжать девушку в объятиях. - Старшина? – Смит не был уверен, к нему ли обращается Харпер. Тот крякнул: - Не в моём обычае критиковать офицеров, сэр… - ирландец скромничал. Критиковал офицеров он часто и со вкусом, - Женщина, сэр. А женщины и мистер Шарп – опасная смесь, сэр. Куда там пороху. Беда, сэр. Беда. - Это же родственница сэра Генри? - Вот-вот, сэр. Беда. – повернувшись к глазеющим на майора с девушкой солдатам, старшина рявкнул, - Чего зёнки разули? Женщин не видели? А-ну, равнение налево! Она раскраснелась, тяжело дышала, и она была в его объятиях. Жадно хватая воздух, Джейн едва выговорила: - Он… забрал… их. - Вы пришли. - Он забрал их! - Забрал что? - Книги! - Да чёрт с ними. Шарпу в эту минуту было плевать на весь мир. Счастье заполняло его целиком, так что казалось, шелохнись – и оно выплеснется наружу, добавив красок всему вокруг: и солнцу, и небу, и траве. - Вы пришли. - Пришла. Он был там, представляете? Опять с ужасно насмоленными усищами. Глупо, правда? Смех её рассыпался тысячей колокольчиков, и Шарп понял: она тоже счастлива. Счастлива оттого, что он держит её за плечи. Счастлива оттого, что он рядом. - Мой дядя забрал книги. - Чёрт с ними. Она провела пальцем по видавшей виды ткани его куртки, испятнанной кровью, своей и чужой: - Как страшно. - Моя боевая куртка. Она продела палец в прореху: - Да, майор Шарп, вам действительно нужна жена. - Джейн. Она несмело взглянула ему в глаза: - Я не вернусь обратно. - И не надо. - Мы не можем… - Не можем. - Я совсем вас не знаю. - Не знаете. - Но я согласна выйти замуж за вас. Дыхание спёрло. Исчез парк, исчез Лондон, остался только Шарп, Джейн и их счастье. Майор сглотнул и улыбнулся: - Я думал, что обидел вас. - Просто всё было так внезапно. Я испугалась. – она прикусила губу, - Знаете, я боялась об этом даже мечтать… Шарп захохотал, дав волю чувствам и позвал: - Старшина! - Сэр? Тщательно печатая шаг, словно шёл принимать капитуляцию у самого Наполеона, старшина Харпер приблизился к влюблённым, щёлкнул каблуками и отдал честь: - Сэр! - Помнишь мисс Гиббонс, старшина? - Так точно, сэр. – Харпер вдруг озорно подмигнул девушке и вновь окаменел. - Мы решили пожениться. - Поздравляю, сэр. - Когда пойдём в бой, старшина, желательно, чтобы с мисс Гиббонс был кто-то надёжный. Рядовой Веллер, например. - Так точно, сэр. - Бой? Какой бой? – Джейн тревожно воззрилась на Шарпа. - Ну, доказательств-то нет. – сконфузился майор, - Если не будет пополнений, полку – конец. Надо было решиться на что-то такое… такое… Шарп замялся, подбирая точное слово. Однако прежде чем он произнёс «…драматическое», Харпер благожелательно подсказал: - … Дурацкое. - Я поняла. – весело кивнула старшине Джейн. Шарп засопел. Быстро же они спелись. - Необходимо доказать, что солдаты существуют, что они – не бумажный батальон запаса. Нужен могущественный союзник. - Так. И где вы его найдёте? - Здесь. – сказал Шарп, - Я намерен вверить моих солдат покровительству Принца Уэльского. - Принц здесь? Шарп достал подзорную трубу, раскрыл и, положив на седло для опоры, предложил Джейн. Регент лично инспектировал войска «британцев». - Толстый. Девушка отстранилась от линзы и обратила внимание на саму трубу, - дорогой прибор, инкрустированный золотом и слоновой костью. Перевела вслух французскую надпись на табличке: - «Жозефу, королю Испании и Индий от брата Наполеона, императора Франции». Ричард! Шарп расцвёл. Впервые она назвала его по имени. - Откуда у вас эта вещь? О том, что труба – подарок маркизы де Касарес, Шарп предпочёл умолчать, ограничившись полуправдой: - Из-под Виттории. - Она, правда, принадлежала королю Жозефу? - Да. - Наполеон держал её в руках? - И не раз. Ударила пушка, спугнув голубей. Принц и его свита вернулись в ложу. Запели трубы, зарокотали барабаны, и ополченцы двинулись вперёд. Конный офицер с рупором просветил зрителей, что они видят наступление французской армии. Из экипажей раздались жидкие хлопки, из-за верёвочных барьеров – громкие крики. Волна «французов» обтекала с двух сторон трофейную группу, закончившей свой победный круг по парку на южной сборной площадке. При виде пленённых Орлов на ум Шарпу почему-то пришли знамёна второго батальона, позорно прибитые к стене холла в усадьбе Симмерсона. Шарп окинул взглядом ряды своих бойцов. Знамя бы не помешало. - Патрик! - Сэр? - Если понадоблюсь, я – там. – он указал на трофейщиков, - Присмотришь за мисс Гиббонс? Шарп улыбнулся Джейн и вскочил на коня. Харпер уважительно буркнул: - Рад за вас, мисс Джейн. Она подняла брови: - Что он делает, сержант? - Иногда, мисс, я боюсь гадать. Только молюсь. Джейн засмеялась, открыто, искренне, и Харпер решил, что, пожалуй, из неё и командира выйдет неплохая пара. Шарп направился к «колесницам» - обычным двуколкам, обшитым листами раскрашенного картона. Путь к ним преграждали пушки. Сколько раз в Испании на Шарпа сыпались ядра и картечь из таких же стволов, украшенных буковкой «N» в венке. Хотя, почему «таких»? Возможно, из этих самых, громыхавших под Саламанкой и с бастионов Бадахоса. - Кто главный? Угрюмый майор лениво процедил: - Ну, я. Вы-то что за чёрт из дымохода? - Шарп. Майор Ричард Шарп. Мне нужен он. – Шарп протянул руку к Орлу с приклёпанным нелепым венком, с крылом, погнутым о череп француза. - Вы не… - начал майор. Стрелок вынул приглашение принца и, не разворачивая, помахал у носа майора: - Повеление Его Царственного Высочества! - Как ваше имя, вы сказали? Шарп ухмыльнулся. Приятно порой быть «тем парнем, что взял Орла». - Я отбил его у лягушатников. - Шарп? - Да-да, тот самый. Кровь бурлила в жилах Шарпа после разговора с Джейн. Он победит! Она согласилась стать его женой, и её согласие было знаком благоволения судьбы, залогом его сегодняшнего успеха! Майор колебался. Он отвечал за трофеи головой. С другой стороны, один из трофеев требовал по распоряжению самого принца человек, которому вся Англия была обязана первым Орлом. Майора-трофейщика смущало несоответствие между тиснёной золотом бумаги в руке стрелка и его ветхой униформой. Сомнения майора были написаны у него на физиономии, и Шарп доверительно пожаловался: - Прихоть Его Величества. Хоть в лепёшку расшибитесь, ребята, мол, а будьте с Орлом! Удачный ход. Прочее майор домыслил сам: - Так это ваши солдаты? - Да. - Ага, потому-то и видок у них затрапезный. Вроде, как прямо с поля боя где-нибудь в Испании, да? - Точно. - Ну, другое дело. Берите, конечно. Майор распорядился, и Шарп получил своего Орла. Древко, прохладное и гладкое, смотрелось голо без положенного знамени. Сегодня Орлу суждено было снова вести за собой солдат. Шарп подъехал к Джейн и наклонил к ней штандарт: - Этой птички Наполеон уж точно касался. Девушка провела пальцами по согнутому крылу: - Вы захватили этого Орла? - С Патриком. Эй, Харпс! Шарп передал штандарт ирландцу, и Харпер, сопровождаемый офицерами из Фаулниса, торжественно пронёс трофей сквозь ряды полубатальона. Солдаты тянулись к Орлу, притрагивались с благоговением, будто причащались. Сержант Линч демонстративно отвернулся и отошёл в сторонку, кривя губы. Шарп проверил, что происходит на севере. Ополчение строилось в линию на южном конце отведённого для реконструкции прямоугольника. Вовсю старались оркестры. Пора. Как всегда в битве, время решало всё. - Джейн, вам… тебе лучше остаться здесь. - Ты волнуешься. - Да. Но я вернусь к тебе. - А потом? - Потом мы поедем в Испанию и больше никогда не расстанемся. Стрелок повернулся в седле: - Старшина! - Сэр? - Рядовой Веллер на посту, Орёл у меня. В колонну шириной полроты стройсь! - Есть, сэр! Пришло время забыть о Джейн Гиббонс, уподобившись семейным офицерам в Испании, что, идя в бой, выбрасывали из головы и жён, и детей. Уперев подток древка в носок правого сапога, так, что Орёл оказался прямо над головой, Шарп зычно провозгласил: - Примкнуть тесаки! Сообразив, что по рассеянности подал команду стрелковых полков (на вооружении которых состояли штыки более длинные и тяжёлые), поправился: - Примкнуть штыки! Делать, так с шиком. Восемь полурот, ряд к ряду, двинулись вперёд с Шарпом во главе. Д’Алембор вёл первую роту, Прайс – последнюю. Им Шарп доверял, как себе. Стрелок оглянулся на Джейн и провозгласил: - Южно-Эссекский наступает! Шумела толпа, приветствуя накатывающихся с севера «британцев». Пушки дали последний холостой залп. Дым стлался над травой, будто в настоящем сражении. Ополченцы делали вид, что стреляют из незаряженных мушкетов по ярким шеренгам лощёных чистеньких солдат под развевающимися знамёнами. Шарп потянул поводья: - Вправо! Скорым шагом! Полубатальон Южно-Эссекского бил каблуками землю. На прямоугольном пространстве топталось две тысячи воинов, на мундирах которых не было ни пятнышка. Их толщу разрезали три сотни угрюмых изгвазданных парней под командованием стрелка с вражьим штандартом. На них не обращали внимания. Один майор-трофейщик отсалютовал им. Они шли. Какой-то сержант-ополченец повернулся и опешил. Колонна грязных всколоченных красномундирников шагала из тыла. Будь на месте сержанта ветеран испанской войны, он бы узнал этот боевой порядок: так всегда ходили в атаку французы. Шарп направлялся в центр площадки. Ополчение отхлынуло назад, оставив десяток рядовых изображать убитых. Офицер-ополченец заметил самозваных участников мероприятия. Внимание зрителей было приковано к блистательным «британцам». Гремела музыка, реяли флаги. Отступающие «французы», наталкиваясь на красномундирную колонну там, где её не должно было быть, расстраивали ряды, вопреки здравому смыслу подозревая условного противника в обходном манёвре. Воинство Шарпа попалось на глаза распорядителям. Два всадника ринулись наперерез воинству Шарпа. Майор предупредил Харпера, и тот погнал полубатальон почти бегом. Вперёд. Вперёд. Вперёд. Не слыша ничего. Не видя ничего. Не думая ни о чём. Вперёд. Ради парней в братских могилах Испании. Ради девушки, с тревогой следящей за конником с Орлом. - Эй! Кто вы такие? – гневно выдохнул капитан-кавалерист, привстав на стременах. Шарп не слушал его, прогоняя криком и без того разбегающихся перед мордой жеребца ополченцев: - Прочь с дороги! Прочь! - Стоять! – полковник на лошади пристроился сбоку, - Остановите ваших людей! Я приказываю! - Повеление принца! Прочь! – Орёл угрожающе качнулся к полковнику, и тот, пригнувшись, отвернул коня: - Проклятье! Вы кто такой? - Король Джо Испанский! Пошёл к чёртовой матери! – ощерил зубы Шарп. Грубость сделала своё дело. Полковник, не привыкший к такому обращению, поотстал. - Сомкнуть ряды, старшина! Тесней! Тесней! Марши, гомон, холостая пальба сплетались в какофонию, перекричать которую было не просто, но Шарп привык отдавать команды на поле брани. - Тесней! Сомкнуться! – обычный приказ в бою, где вражеские пули и ядра пробивают бреши в шеренгах атакующих. Полковник вновь догонял Шарпа, но стрелку было не до него. Он прикидывал, за сколько условные «британцы» покроют жалкую сотню метров, отделявшую их от колонны Шарпа. - Правое плечо вперёд! Поднажми! Полковник схватил коня Шарпа за поводья. Стрелок крутанул Орла у самой морды полковничьей лошади, та взвилась на дыбы, и Шарп был свободен. - Сомкнуться! Сомкнуться! Позади него царил хаос. Пошло прахом тщательно отрепетированное представление. «Французы» перемешались с «британцами», обмениваясь ругательствами и проклятиями. - Стойте! – взывал полковник к Шарпу. Офицеры, ответственные за реконструкцию, пробивались сквозь топчущиеся полки к красномундирной колонне с разных концов площадки. Шарп их не дожидался. По его команде полубатальон свернул прямо к королевской ложе: - Марш! Живей! Стрелок переложил Орла в левую руку, к поводьям. Боевой азарт захлёстывал, ведь он видел того, ради кого предпринял свою авантюру. Шарп с лязгом вынул из ножен палаш. Жеребец, непривычный к такому столпотворению, упрямился, и Шарп сжал его бока коленями, понуждая скакать к ложе, где сидел принц-регент. Охрана ложи сохраняла невозмутимость. Правый фланг наступающих «британцев» остановился и смешался, тогда как левый продолжал шагать. Четыре офицера орали что-то Шарпу, пятый костерил Южно-Эссекский, требуя убираться, но куда им было до мощи глотки Харпера, и полубатальон неуклонно приближался к ложе. Шарп различил рядом с принцем грузного военного, очевидно, герцога Йоркского. - Харпер, развёртывание! Они растянулись в линию, лицом к лицу с гвардейцами-телохранителями. В ложе забеспокоились. Кое до кого начало доходить, что творится нечто, не предусмотренное планом празднества: обтрёпанные неряшливые вояки со штыками, сверкающими на мушкетах, построились напротив места, где сидели принц-регент, его брат и вся правящая верхушка Англии! Шарпа с принцем разделяли метров двадцать. Его Высочество встал и пристально вгляделся во всадника с Орлом. - Гвардия! Во что может превратить королевскую ложу мушкетный залп, командир гвардейцев смекнул с запозданием: - Заряжай! Заряжай! Визжали шомполы в стволах. Шарп опустил палаш на седло, скинул кивер и воззрился на принца. Тот, вероятно, уже опознал во всаднике Шарпа и милостиво улыбнулся. Стрелок выдохнул Харперу: - Старшина! Пора! Подобного артикула не видели до сего дня ни плацы, ни поля брани, и бойцы Шарпа чётко проделали его на глазах разинувших рты гвардейцев. Королевская ложа, публика, сбитые с толку «британцы» и «французы» изумлённо взирали на замурзанных солдат, по команде ражего сержанта положивших на землю оружие и обнаживших головы. Мясо у шестидесяти кур оказалось действительно вкусным, но, главное, каждый, включая Шарпа, получил по три белых пера. Практически одновременно полубатальон воткнул перья за бляхи киверов и водрузил головные уборы на место. Белые перья, эмблемы принца Уэльского, чётко выделялись на фоне чёрного матерчатого верха киверов. Принц расчувствовался. Герцог Йоркский – кипел от ярости. Рявкнул Харпер, и полубатальон отдал королевской ложе честь. Да, Шарп не мог доказать факта торговли рекрутами. Зато он мог спасти от продажи своих солдат, отдав их под покровительство принца Уэльского, одышливого толстяка, чуть не запрыгавшего от удовольствия, когда Шарп опустил Орла в символическом жесте верности. Пусть власти у принца было с гулькин нос, этой малости вполне хватало, чтобы защитить полубатальон от мести Феннера. Принц нетерпеливо осведомился: - Что это за полк, Россендейл? Россендейл опустил подзорную трубу и растерянно сказал: - Жёлтая отделка и на бляхах скованный Орёл… Южно-Эссекский? Существующий, по словам Феннера, лишь на бумаге. - Теперь мой Южно-Эссекский, да? Чудесно! Чудесно! Шарп, застывший с палашом наголо, принца не слышал. Джейн Гиббонс, разглядев перья на киверах, передала подзорную трубу Чарли Веллеру и восторженно захлопала в ладоши. - Батальон! – взревел Харпер, - Троекратное «ура» в честь Его Царственного Высочества! Прогремело тройное «Ура!». Перья кое у кого попадали, но это было уже неважно. Своё дело они сделали. Принц был очарован: - Майор Шарп! Шарп не питал иллюзий. Пока он не поговорит с принцем, победа висит на волоске. Регент махал стрелку, подзывая к себе. Увы, Шарпа уже окружили разгневанные распорядители празднества, пошедшего по вине майора насмарку. Полковник Синих ( - Майор Шарп! – взывал принц, но стрелок, конвоируемый толпой распорядителей, уже был далеко. - Ваше Царственное Высочество! – к принцу пробирался лорд Феннер, - Ваше Царственное Высочество! - Феннер! - Смею надеяться, наше маленькое представление пришлось Вашему Царственному Высочеству по душе? – Феннер всегда быстро соображал. - Чудесно, Феннер! По душе, не то слово! Эти ребята выглядят, как будто захватили Орла только что и принесли его мне прямо с поля боя! Чудесно придумано, Феннер! Россендейл! - Сир? - Передайте майору Шарпу, что сегодня вечером я жду его у себя! - Само собой, сир. Герцог Йоркский злобно прошипел: - Сомневаюсь! Наглец арестован! Максвелл! Гвардейский генерал встал навытяжку. - В Главный Штаб каналью! Показать ему, где раки зимуют! – герцог вперил взгляд налитых кровью глаз в военного министра, - Что за балаган вы устроили, Феннер? - Я всё объясню, Ваше Высочество. – вкрадчиво произнёс Феннер, наблюдая, как генерал Максвелл ввинчивается в давку, спеша исполнить повеление Главнокомандующего. Браво, майор Шарп, думал Феннер, браво! - В чём дело, Фредди? – забеспокоился регент. - Ни в чём! – отрубил его брат. Адъютанты и распорядители помалу водворяли порядок на главной площадке. Герцог повернулся к гостям королевской ложи, что повскакивали со скамей: - Волноваться не о чем. Всё хорошо. Садитесь. – и, подавая пример, опустился на сиденье. Шарпа тем временем, тесно обступив со всех сторон, выводили с площадки. Он не добрался до принца и проиграл. На другом конце парка преподобный Октавиус Годольфин возмущенно обсуждал с женой катавасию, свидетелями которой они стали. Почтенная чета пришла к выводу, что виной всему пьянство, в коем погрязла армия. Вне всяких сомнений, военные были пьяны! Пьяны, невзирая на присутствие царственных особ и раннее время суток! Благодарение Господу, хоть флот не так подвержен данному пороку, утешил себя преподобный, отправляясь с супругой к миссис Пол пить чай. ГЛАВА 20 Просторный зал на верхнем этаже здания Главного Штаба был обставлен удобной кожаной мебелью. На оклеенных бумажными обоями стенах красовались карты крепостей. Восковые свечи почти не давали нагара. Лорд Феннер разложил на столе бумаги. Он восседал на почётном месте. Рядом насупился генерал сэр Барстэн Максвелл, жаждавший возмездия дерзкому стрелку, осмелившемуся расстроить любовно спланированную реконструкцию. Сбоку за конторкой клерк готовился вести протокол. Позади них сидел сэр Генри Симмерсон. Он желал лично насладиться унижением ненавистного Ричарда Шарпа. Внизу, во дворе Главного Штаба, сэра Генри дожидался экипаж, внутри которого Гирдвуд караулил свою невесту. Племянницу Симмерсон обнаружил посреди парка в компании простого солдата. Этой ночью сэр Генри проучит её так, что мясо отлипнет у мерзавки от костей. В центре зала стоял майор Ричард Шарп. Его винтовка, палаш и подзорная труба лежали на столе перед Феннером. Шарп всё же одержал победу. Победу, за которую ему придётся дорого заплатить. Шарп спас свой полк. При столь скандальном появлении второго батальона на глазах сотен зрителей, на глазах Главнокомандующего и принца-регента даже лорд Феннер постеснялся бы утверждать, что подразделение существует исключительно на бумаге. Буквально полчаса назад вместе с официальным распоряжением майору Шарпу прибыть вечером в Карлтон-Хаус пришло заверенное печатью письмо, гласившее, что Его Высочество принц-регент, растроганный преданностью Южно-Эссекского полка, позволяет отныне ему именоваться «Собственным принца Уэльского Добровольческим». К посланию прилагалась записка, в которой Его Высочество благодарил лорда Феннера за восхитительную придумку с перьями и приглашал в Карлтон-Хаус. Феннер собирался воспользоваться приглашением, но прежде следовало разделаться с этим жалким червяком, посмевшим бросить вызов военному министру: - Майор Шарп, вам надлежало отплыть в Испанию. Почему вы ослушались приказа? - Вам известно почему. Тонкий суставчатый палец Феннера качнулся в сторону клерка: - Предупреждаю, ваши слова заносятся в протокол. Чиновник усердно скрипел пером. - Вы ослушались приказа, направляющего вас в Испанию, майор, что приравнивается к дезертирству. - А вы продавали рекрутов, что равносильно грабежу. - Молчать! – грохнул по столу кулаком генерал сэр Барстэн Максвелл. Канделябры подпрыгнули, пламя свечей заколебалось, - Вы – офицер! Ведите себя, как подобает джентльмену! Шарп вскинул голову: - Джентльмену, сэр? Это как? Например, вот эти два джентльмена превратили батальон в доходное предприятие, продавая рекрутов и присваивая их жалованье. Чиновник, растерянный гневной тирадой Шарпа, перестал писать, и лорд Феннер, издав тихий смешок, махнул ему вялой кистью: - Что ж вы остановились, милейший? Пишите, пишите. Обязательно занесите, что майор Шарп официально обвинил военного министра Его Величества в «торговле рекрутами». Определение верное, майор Шарп? - Неполное. Ещё воровство. - Записывайте, записывайте! Насколько я понимаю, майор, обвинение вы можете подкрепить доказательствами? Сэр Генри фыркнул, а генерал Максвелл набычился. Шарп не мог. Он надеялся, что покровительство регента избавит его от таких разбирательств, но просчитался, и сейчас всей его многолетней карьере должен был придти конец. Равно, как и мечтам сочетаться браком с Джейн. Всему конец. Постучавшись, вошёл чиновник. Обращая на Шарпа внимания не больше, чем на мебель, он раскрыл кожаную папку и подал лорду Феннеру листок. Тот его бегло подписал, громко пояснив Шарпу: - Здесь сообщается Его Высочеству, что вы не сможете, майор, насладиться его обществом ни сегодня ночью, ни когда-либо. Чиновник спрятал подписанный листок в папку и положил перед Феннером другой: - Назначение, Ваша Милость. Министр просмотрел документ и кивнул: - Перебелите и пронесёте. - Да, Ваша Милость. Чиновник удалился. Часы в коридоре начали бить. Восемь. - Собственный принца Уэльского Добровольческий, - глумливо выговорил новое название полка Феннер, - поедет в Испанию, майор. Без вас. Командовать им будет подполковник Бартоломью Гирдвуд. Уверен, под его началом они проявят себя достойно. - Уж будьте покойны! – встрял Симмерсон. Именно сэр Генри сосватал Гирдвуда в командиры полка. С подполковником в Испанию отправлялись четыре роты тренированных солдат и все офицеры ликвидированного Фаулниса. Ликвидированного, ибо сэр Генри и лорд Феннер, посовещавшись, решили не искушать судьбу, раз уж второй батальон всплыл на поверхность, и торговлю новобранцами прекратить. Собственно, они не так много теряли. Война близилась к завершению. Русские поджимали Францию с востока. Мир был не за горами. Феннер и Симмерсон неплохо заработали на афере, которую теперь, с арестом Шарпа, можно было прикрыть без скандала. Шарп молчал. Сказать было нечего. - Вас, майор Шарп, - со вкусом произнёс Феннер, - мы тоже не забыли. Два дня посидите под замком, а затем отправитесь к новому месту службы. В Австралию, охранять каторжников. Правда, в чине капитана. Сэр Генри язвительно хихикнул: - С портными там плохо, так что его примут, как своего. Феннер благосклонным кивком показал, что оценил шутку по достоинству, и повернулся к сэру Барстэну: - Герцог не возражает? - Герцог полагает, что вы слишком цацкаетесь с этим майором, Ваша Милость! – буркнул Максвелл, - Но возражать герцог не станет. - Цацкаюсь. – согласился Феннер, - Потому что признаю: майор Шарп хорошо служил стране и престолу. Морское путешествие, надеюсь, вернёт майору рассудок. - Я так и передам герцогу. Генерал с удовольствием повесил бы Шарпа, утопил и четвертовал, однако назначение в Австралию была всё равно, что заключение в крепость: навсегда и без возврата. - Хорошо. – Феннер щёлкнул крышкой серебряной чернильницы, - С минуты на минуту принесут ваши сопроводительные документы, майор. Ага, вот они! Фраза лорда относилась к робкому стуку в дверь. - Входите! На пороге появился чиновник, который должен был перебелить приказ о назначении Шарпа: - Э-э… Ваша Милость? - Где документы? - Там ваша жена, Ваша Милость. Я сказал, что вы заняты, но она очень настойчива. - Очень. – прозвучал надменный голос из-за спины чиновника, и он испуганно прыснул в сторону. Феннер, который был холост, раздражённо уставился на вошедшую в зал высокую зеленоглазую даму, что жестом велела чиновнику убираться. Тот ретировался. Вдовствующая графиня Камойнс, с переброшенной через руку мантильей, выждала, пока за чиновником закроется дверь, оглядела Шарпа и пояснила: - Я назвалась твоей женой, Саймон, чтобы эта чернильная душа в коридоре пропустила меня. О, сэр Генри, и вы здесь? Можете не вставать. Симмерсон и не собирался. Переведя взгляд с генерала Максвелла на Феннера, леди Камойнс спросила: - Ты не представишь меня? - Анна. – с угрозой начал Феннер. - Ах, ты меня помнишь? Как это очаровательно с твоей стороны! А я помню майора Шарпа. Как вы, майор? Шарп молчал. Леди Камойнс положилась на него, он не справился. Он положился на собственные силы, и тоже не справился. Сейчас Шарп склонен был думать, что, прикажи он протолкаться сквозь гвардейцев к самым перилам ложи, всё могло сложиться иначе. Он подвёл Джейн. Влюбился, потерял осторожность и проиграл. Дурак. Лорд Феннер поморщился: - Моя дорогая Анна, я занят государственными делами. - Представь же меня, Саймон. Феннер неохотно встал и прочистил горло: - Генерал сэр Барстэн Максвелл, имею честь представить вам вдовствующую графиню Камойнс. – наскоро пробубнив официальную формулу, он нетерпеливо осведомился, - Ты довольна, Анна? Шок от её появления здесь прошёл, к министру вернулась его обычная самоуверенность. - Довольна, Саймон. Просто зашла узнать, не забыл ли ты, что я должна была приехать к тебе до ужина? - Я не забыл. – холодно отчеканил Феннер, садясь, - Я задержусь и буду чрезвычайно обязан тебе, если ты подождёшь меня где-нибудь за пределами этого помещения. - Как скажете, Ваша Милость. – не спорила она, - Рада была составить знакомство, сэр Барстэн. Леди Камойнс обворожительно улыбнулась гвардейцу, сэру Генри, а Шарпа пожурила: - Вы опозорились, майор. Сэр Генри, бывший того же мнения, хмыкнул. Леди Камойнс продолжала: - Хуже того, майор. Вы сплоховали. - Анна! – теряя терпение, выдохнул министр. - Секунду, Саймон. – небрежно бросила ему графиня, - Вы сплоховали, майор. Зато я – нет. - То есть, мадам? Она запустила левую руку в складки мантильи: - Ох уж эти солдатские посулы! Мы, бедные глупые женщины, верим вам, а расхлёбывать, в конечном итоге, приходится самим. Вы обещали достать мне это, майор. Леди Камойнс улыбалась, держа… Держа красный гроссбух в кожаном переплёте: - Знаешь, Саймон, слуги так любопытны! Твоего дворецкого очень интересовало содержание книг, которые его хозяин велел сжечь. Ты же сказал мне приехать, помнишь? Я приехала, тебя не было, а твой дворецкий был поглощён изучением этого замечательного произведения сомнительной литературной ценности. – взгляд её изумрудных глаз был устремлён на Феннера, - Не волнуйся, Саймон, вторую книгу я тоже уберегла от огня. Она в полной безопасности. И письма, что были в ней. Они подписаны, кстати, тобой. Как неосмотрительно было с твоей стороны их не уничтожить! Полистайте, майор, очень познавательно. Сунув Шарпу гроссбух, леди Камойнс пододвинула к столу стул: - Пожалуй, я всё же побуду с тобой, Саймон. Дела государства – это так увлекательно. Генерал сэр Барстэн Максвелл решил, что мир перевернулся. Провинившийся стрелок весело скалился, просматривая красный том. Могущественный военный министр и его спесивый приятель Симмерсон от ужаса лишились дара речи. Графиня уселась на стул: - Итак, Саймон…? Феннер словно очнулся. Схватив с конторки притихшего клерка его записи, он разорвал их надвое. - Ваша Милость! – запротестовал Максвелл. - Вас это не касается, сэр Барстэн! – отрезал Феннер и рявкнул на клерка, - Вон! Тот уронил перо и пустился наутёк. Ноздри Максвелла раздулись от возмущения: - Ваша Милость, я настаиваю на том, чтобы всё шло надлежащим образом! Я настаиваю! - Всё идёт надлежащим образом, сэр Барстэн. – происходящее доставляло леди Камойнс искреннее удовольствие, - Надлежащее некуда. Если делать по-другому, получится громкий скандал. Правда, Саймон? Генерал посмотрел на Феннера. Тот, съёжившись под хищным взглядом леди Камойнс, жалко кивнул. Она торжествующе засмеялась: - Скандал громкий, генерал. А ваш патрон не любит скандалов. Фредди прошлого трезвона хватило с лихвой. Майор Шарп, у вас есть просьбы к лорду Феннеру? - Просьбы? - Видите ли, майор, мне кажется, что наш министр внезапно возлюбил вас, как брата, и не откажет вам ни в чём. Да, Саймон? - Да. – выдавил Феннер. - Мои просьбы подождут, а вы, майор, не стесняйтесь. Максвелл был растерян. Феннер раздавлен. Лицо сэра Генри, полагавшего, что гроссбухи превратились в пепел, приобрело бурячный оттенок. Казалось, его вот-вот хватит удар. В зале властвовала леди Камойнс: - Ну же, майор. Шарп, нежданно-негаданно вознесённый из бездны к вершинам, собрался с мыслями. Он едет не в Австралию капитаном, а майором в Испанию вместе с пополнениями бывшего Южно-Эссекского, ныне Собственного принца Уэльского Добровольческого полка. Лорд Феннер согласился. Расходы Шарпа за последние недели возмещаются и вносятся на счёт конторы «Хопкинсон и сын» на Сент-Олбанс-стрит. Феннер скрипнул зубами: - Сколько? - Двести гиней. – быстро сказала графиня, - Золотом. Достаточно, майор? - Более чем. – заверил Шарп. Он ещё и заработал на этом. Надо же. - Продолжайте, майор. Жалованье солдат должно быть возвращено. Второй батальон заново формируется в Челмсфорде с новыми офицерами. Знамёна его сэр Генри снимает со стены холла и привезёт в казармы. Симмерсон утвердительно закивал, не замечая, с какой брезгливостью и негодованием взирает на него сэр Барстэн, потрясённый поруганием батальонных святынь. - И последнее: никаких изменений в списках офицерского состава, откомандированного в Испанию! Феннер не понял: - Вы… - Да. – обезоруживающе улыбнулся Шарп, - Я хочу служить под началом подполковника Гирдвуда. Сэр Генри крякнул, а присмиревший Феннер нашёл в себе силы тускло удивиться: - Вы хотите служить под началом Гирдвуда? - Именно так. Леди Камойнс скучающе поинтересовалась: - Вы закончили, майор? - Да, мадам. – следующее его дело не касалось Феннера. Только Шарпа и девушки во дворе штаба. Графиня протянула тонкую кисть, и Шарп вложил в неё гроссбух. - Спасибо, майор. С Саймоном мы встретимся завтра. Да, Саймон? Феннер закивал, мучительно переживая своё уничижение. Зеленоглазая открыла гроссбух и показала столбцы цифр Симмерсону: - Нравится книжка, сэр Генри? Могу продать вам одну по дружбе. На полных губах её блуждала загадочная улыбка. Леди Камойнс встала: - Пожалуй, нам больше нечего здесь делать, майор. - Пожалуй, что так, мадам. - Майор Шарп! – отчаянно воззвал сэр Барстэн Максвелл, предпринимая последнюю попытку доискаться до истины, - Значит, вы говорили правду? Леди Камойнс жестом остановила Шарпа на полслове и прищурилась: - Правда, дорогой мой сэр Барстэн, это то, что мы с лордом Феннером решим назвать правдой. Очень дорогостоящей правдой. Да, Саймон? Спокойной ночи, джентльмены. Идёмте, майор. Шарп прихватил со стола оружие и трубу, подставил спасительнице локоть, и они с достоинством удалились. Майор рывком распахнул дверцу кареты Симмерсона: - Сэр? Чёрные буркалы Гирдвуда округлились, походя на маслины в молоке. Подполковник будто узрел мертвеца, вернувшегося с того света, точнее, из Австралии. Слабым безжизненным голосом Гирдвуд осведомился: - Вы… мне? - С вами, сэр, мы ещё наговоримся. – усмешка Шарпа неопровержимо свидетельствовала, что мертвец отлично помнит тех, по чьей милости он оказался в Австралии (или на том свете), и в этом списке фамилия Гирдвуда далеко не последняя, - Я пришёл за мисс Гиббонс. Джейн? Стрелок протянул девушке руку. Гирдвуд неуверенно дёрнулся, но Шарп извлёк на десяток сантиметров из ножен палаш и недобро оскалился: - Не стоит, сэр. Гирдвуд затих. Шарп помог девушке выбраться на мостовую: - Джейн, позволь представить тебе вдовствующую графиню Камойнс. – он поклонился графине, - Мадам, это Джейн Гиббонс, моя невеста. Леди Камойнс оглядела Джейн с головы до ног: - Вы действительно согласились выйти за него замуж, мисс Гиббонс? - Да, Ваша Милость. - Ему везёт больше, чем он того заслуживает. Он – забияка-кот, разве нет, майор? - Если Вашей Милости угодно. Во взгляде леди Камойнс был весёлый вызов: - Ей угодно. Какие планы на вечер, забияка-кот? У меня экипаж и разгульное настроение. - Карлтон-Хаус. – пожал плечами Шарп, - Мы приглашены. - В Карлтон-Хаус? В этом? – она дёрнула его за рукав потрёпанной куртки, - Должно быть, там сегодня костюмированный бал. Ладно. Поедем к Принцишке все вместе. Две слабые женщины в сопровождении героя. Джейн, милочка, будьте любезны подождать нас с майором в моей карете. Они остались одни. - Ты не говорил мне о ней. - Как-то не представился случай. - Не лукавьте, майор. – усмехнулась она, - Мне трудно вообразить вас, повествующего о наречённой под сенью кустов Воксхолла. Я бы смогла, вы – нет. Вы слишком добродетельны для этого, мой забияка-кот. Вам кто-нибудь говорил, что вы добродетельны? - Нет, мадам. - Не зовите меня «мадам». Звучит, будто я – древняя старушенция. – она провела пальцами по серебряному свистку на его перевязи, и в зелёных очах сверкнули озорные искорки, - Не будь вы дворовым забиякой-котом, я, пожалуй, не устояла бы перед соблазном оставить вас себе. - Увы, мне не настолько везёт. - Чтож, спасибо на добром слове. Ты влюблён? Шарп смутился: - Влюблён. - Завидую. Любовь прекрасна, однако плохо кончается. Шарп нахмурился: - Моя плохо не кончится. - Нет, если будешь приглядывать за ненаглядной Джейн. Она хорошенькая, конечно, для тех, кому по душе такая бесцветная невинность. В отношении женщин ваш вкус, майор, безукоризнен. Кстати, забыла вас поблагодарить. - Поблагодарить? За что? - Доказательств вы не добыли, зато бились до конца. Подали мне пример. Спасибо. Она повернулась к экипажу: - Поспешим, майор. Нельзя заставлять ждать принцев, какими бы жирными дуралеями они ни были. Она рассмеялась. А почему бы и нет? Её враг находился в её власти, её сыну более не угрожали нищета и бесчестье. Она торжествовала. Заношенная куртка Шарпа произвела на принца-регента неизгладимое впечатление. Как и сам Шарп. Как и Джейн. - Кто она? – сэр Уильям Лоуфорд смотрел на девушку, вокруг которой рассыпался мелким бесом лорд Джон Россендейл. - Моя невеста Джейн Гиббонс. - Гиббонс, Гиббонс… - наморщил лоб Лоуфорд, - Не припоминаю никого с такой фамилией. - И не припомните. Её отец торговал сёдлами. - А, тогда ясно. – сэр Уильям подмигнул Шарпу, - По крайней мере, она никогда не попрекнёт вас вашим происхождением. Весьма мила, да? - Я тоже так думаю. Лоуфорд помолчал и спросил: - Довольны собой? Как всегда, сделали всё по-своему, обойдясь без моей помощи? - Не обижайтесь, сэр. - Обижаться? Нет. Уж простите мне резкость, Ричард, но вы – упрямый осёл! Вы понимаете, чем для вас могла быть чревата ваша сегодняшняя выходка? Головой рисковали, не говоря уже о звании! - Я понимаю, сэр. Лоуфорд всё с той завораживающей сноровкой достал правой рукой сигару, обрезал и подкурил: - Знаете, что я выторговал для вас у Феннера? - Для меня? - Да. Собственный стрелковый батальон. Стрелки. Ваши. Подполковник Ричард Шарп. Эх! – сэр Уильям огорчённо вздохнул, - Пусть не в Испании, а где-нибудь в Америке, но какая разница? Собственный батальон стрелков? В первую секунду у Шарпа захватило дух и стало до слёз жалко упущенной возможности. Затем на ум пришли парни в выцветших красных мундирах на причалах Пасахеса. - Я бы не согласился, сэр. - Сейчас легко не соглашаться. – ухмыльнулся Лоуфорд, - Когда ваше упрямство всё пустило коту под хвост. - Сделанного не воротишь, сэр. – мирно подытожил Шарп. Неужели Лоуфорд и вправду полагал, что Шарп без колебаний бросит ради собственного продвижения своих солдат, боевых товарищей, с которыми делил последний патрон и последний кусок хлеба? От этой мысли Шарп почувствовал себя оплёванным, и громче, чем следовало, сказал: - Я искал вашей помощи, сэр, теперь же, полагаю, могу оказать услугу вам. Лоуфорд насторожился: - Какого рода услугу, Ричард? Интриги никогда не были коньком Шарпа. Кляня себя за косноязычие, стрелок сказал: - Примете совет, сэр? Мне кажется, что в правительстве скоро начнутся подвижки, и, если вы побеседуете сейчас с леди Камойнс, будете первым, кто обнаружит, какое влияние она вдруг приобрела в Главном Штабе и военном министерстве. Лоуфорд, меньше всего ожидавший получить совет подобного рода от человека, когда-то служившего у него сержантом, выпустил струйку дыма и воззрился на Шарпа с любопытством: - Вы знакомы с леди Камойнс? Шарп помедлил: - Она изволила почтить меня своим вниманием раз или два. - Надеюсь, Ричард, вы были учтивы? - Чрезвычайно, сэр. – улыбнулся Шарп. - Хорошо. – Лоуфорд помахал сигарой, разгоняя сизое облако вокруг себя, - Потому что временами вы бываете невыносимо дерзки. - Есть грех, сэр. - И всё же, Ричард, могу ли я чем-то вам помочь? - Думаю, да, сэр. Подозреваю, что подполковник Гирдвуд попытается продать звание и уйти в отставку. Я был бы признателен вам, сэр, если бы вы намекнули ему, что отказ от поездки в Испанию в качестве командира Южно-Эссекского полка повлечёт за собой обвинение в торговле новобранцами и судебное разбирательство. - Да ради Бога, Ричард. Почему вам так не терпится посадить себе на шею Гирдвуда? - На шею? – прищурился Шарп, - О, нет. Улыбка сползла с губ Лоуфорда. Он серьёзно произнёс: - Знаете, Ричард, иногда я чертовски рад, что мы с вами не враги. - И я, сэр. В Карлтон-Хаусе Шарп и Джейн надолго не задержались. До отъезда в Испанию надо было столько всего успеть! На величественной лестнице, что вела в восьмиугольный зал, Джейн судорожно вцепилась в локоть Шарпа: - Майор! - «Ричард» мне больше нравилось. Она его не слышала, с ужасом глядя вниз. Враги стрелка, поверженные и смиренные, сознавая, что уже с завтрашнего утра им придётся откупаться от позора, деньгами затыкая каждый роток, решили сегодня завить горе верёвочкой. Они приехали в Карлтон-Хаус. Лорд Феннер, заметив Шарпа издалека, предпочёл испариться. Сэр Генри, никогда сообразительностью не отличавшийся, замешкался, отдавая слуге плащ, и теперь превратился в соляной столб, выпучив глаза от бешенства. Его племянница в заштопанном синем платьице посмела явиться к принцу-регенту, да ещё и под ручку с прощелыгой, которого сэр Генри, готов был от лютой ненависти зубами загрызть! - Джейн! Живо домой! Неблагодарная дрянь! Я с тебя шкуру спущу! - Сэр Генри. – позвал его Шарп, и голос его с готовностью подхватило пересмешливое эхо во всех восьми углах роскошного холла. Шарп успокаивающе положил левую руку на стиснувшие его локоть пальцы Джейн и с огромным удовольствием коротко задал сэру Генри направление предложением из трёх слов, что часто использовалось солдатами, но едва ли звучало до сего дня в раззолоченных стенах Карлтон-Хауса. Затем подхватил невесту и, гремя палашом, вышел в ночь. Их ждала Испания. Эпилог. Франция, ноябрь 1813 Рассвет явил заиндевелые гряды скал, перечёркнутые тёмными впадинами долин. Дым, мешаясь с утренним туманом, расползался по склонам, отмечая костры, на которых кипятилась вода для чая и чистки мушкетов. Солдаты, потирая руки в перчатках и перетопывая от хватающего за ноги морозца, поглядывали на север, где в утёсах засел противник. Старшина Харпер ухмыльнулся: - Что, Чарли, разочарован? Думал, у них рога и хвосты с кисточками? Рядовой Чарли Веллер, определённый в Лёгкую роту д’Алембора, робея, рассматривал группу военных примерно в километре от той точки, где он стоял, таскающих вёдрами воду к позициям на вершине холма. - Они – французы? - В точку, Чарли. Французы, «шаромыжники» ( - Люди как люди. – повторил Веллер. В английской глубинке, где он рос, французов считали дьяволами, обезьянами, но уж никак не людьми. - Как мы. – Харпер отхлебнул чаю и добавил рассудительно, - С мушкетами управляются чуток помедленнее, да лопочут абракадабру, вот и вся разница… Чёрт, холодно! Ноябрь. Горы. Собственный принца Уэльского Добровольческий брёл высокими перевалами, затянутыми туманом, мимо замшелых обрывов, по которым вяло сбегала вода, мимо редких долин и глубоких ущелий. Лишь орлы да горные козы жили здесь, да по ночам давали о себе знать воем волки. Время от времени грохотали грозы, пугая молниями и промачивая до нитки. Где-то в этом краю туманов, дождей и пробирающего до костей холода полк перешёл границу с Францией. Только что волоклись по Испании, и вдруг, бац, кого-то осенило, и он не замедлил оповестить остальных: должно быть, они уже во Франции! Пробежавший по рядам шепоток не вызвал бурных эмоций. Ради того, чтобы пересечь этот незримый кордон, армия сражалась с 1793 года, но радоваться сил не было. Слишком пропитались водой форма и обувь, слишком натёрли кожу плеч лямки ранцев, и сержанты прожужжали уши, что распнут любого, кто даст отсыреть пороху. - Послушай моего совета, Чарли. – Харпер вытряхнул заварку из кружки, - Разживись французским ранцем. Крепче и удобнее наших. Ветеранов легко было отличить от новичков не только по форме, заплатанной бурой испанской дерюгой, но и по трофейным ранцам. Веллер кивнул. Его красный мундир, такой яркий в Челмсфорде, быстро поблёк. Дешёвая краска смылась дождями, зато верх серых брюк приобрёл легкомысленный розовый оттенок. - Будем сегодня драться? - Затем и пришли. – Харпер рассматривал удерживаемые французами холмы. Британцы заняли более возвышенную позицию, однако между ними и равнинами Франции лежала последняя укоренённая в скалах линия вражеской обороны. Веллингтон, чья армия вот уже неделю упорно гнала французов по горам, твёрдо намеревался выбраться из этих бесплодных утёсов до первого снега. Зимовать здесь значило обречь армию на смерть. Если последняя оборонительная линия французов не будет взята, англичанам придётся откатываться обратно в Испанию. Старшина повернулся: - Рядовой Клейтон! - Сержант? - Малец на тебе. – ирландец положил Чарли на плечо тяжёлую руку, - Гляди, чтоб он не ушустрил нарваться на пулю в первом же бою. А ты, Чарли, держи свою гавкучую страхолюдину подальше от португальцев. Схарчат за милую душу. Веллер, сойдя на испанский берег в начале октября, сразу же обзавёлся псом, – дворнягой кошмарного вида без одного уха и половины хвоста, отхваченных в драках. Воинственная внешность никак не вязалась с трусоватым нравом. Впрочем, за хозяином он был готов в огонь и воду, равно, как и Чарли за него. Веллер недолго кликал пустобрёха «Пуговкой». За малодушие и уродливость Лёгкая рота нарекла пса «Бонапартом» или, короче, «Бони». Кличка прижилась. Майор Ричард Шарп против пса не возражал, и даже высказался как-то в духе: мол, собака – лучший друг солдата. Его неосторожное изречение привело к тому, что Собственный принца Уэльского Добровольческий стал походить на псарню, приручив каждую беспородную псину в окрестностях Пасахеса. Генерал-майор Нэн встретил Шарпа сердечно. В течение трёх недель, данных полку на то, чтобы вновь прибывшие влились в ряды и переняли у ветеранов простейшие навыки выживания в бою, Нэн часто приезжал поужинать с Шарпом и послушать его рассказы о старушке Англии. С Гирдвудом Нэн столкнулся лишь раз: - Он – помешанный, Шарп? Они сидели в винной лавке, занятой под офицерскую столовую. - Да нет, сэр. - Крайне точно вам говорю, помешанный на всю башку! Или в ближайшее время будет. – убеждённо произнёс Нэн, любуясь игрой света в стакане виски. Шарп привёз два ящика отличного виски из Лондона и преподнёс шотландцу. - Напомнил мне одного святошу из Керколди. – продолжил Нэн, - Преподобный Роберт МакТигью питался, как зайчик, одними овощами. Верите? Кроме того, он считал, что его жена беременеет от лунного света. Крайне вероятно, так оно и было. Сомневаюсь, что в этой области он хоть сколько-нибудь смыслил, да и с капустки не больно-то разгуляешься. А спиртного избегал, как огня. Дескать, дьявольское зелье. Генерал покосился на дверь комнаты Гирдвуда. Снизу пробивалась полоска света, но дверь оставалась закрытой все вечера подряд. - Что он там делает? - Пишет стихи, сэр. - Вы шутите? – Нэн допил виски, налил ещё и, посмотрев на Шарпа, констатировал, - Вы не шутите. - Не шучу, сэр. Шотландец тряхнул седой шевелюрой: - Почему бедолага не ушёл на покой? - Не знаю, сэр. Шарп и вправду не знал, его ли просьба к Лоуфорду принесла плоды, или Гирдвуд решил проверить себя схваткой с французами. - Он здесь, сэр. Вот всё, что мне известно. - Он сидит здесь, а вы хозяйничаете в батальоне, да? – хитро подмигнул Нэн, - Вы – крайне смышлёный плут, мистер Шарп. Предупреждаю, идиллии – штука непрочная. Однажды ваш подполковник рехнётся окончательно, и тогда вновь назначенный командир полка даст вам укорот! Нэн видел стрелка насквозь. Гирдвуд устраивал майора именно потому, что не лез в руководство полком. Нельзя сказать, что Гирдвуд не пытался. На первом построении полка, пополненного рекрутами из Фаулниса, перед складами Пасахеса, подполковник Гирдвуд прилюдно сделал выговор майору Шарпу. Это была попытка самоутвердиться в батальоне; попытка, которую подполковник в личной беседе со стрелком незадолго до построения пышно назвал: «… стремлением забыть былые разногласия и начать с нового листа…» Построение было мероприятием официальным. Роты вытянулись в линию, с капитанами впереди и сержантами сзади. Подполковник Гирдвуд важно восседал на коне перед развёрнутыми на фланге знамёнами, Шарп находился в нескольких шагах за спиной знаменщиков, там, где и положено находиться в таких случаях старшему из майоров. - Майор Шарп! – обозрев вверенное ему воинство, обратился к стрелку Гирдвуд поверх киверов знамённой группы. - Сэр! - Увеличьте расстояние меж вами и полком до уставного. Согласно уставу Шарп должен был находиться не в четырёх шагах, как это было сейчас, а в шести. Каждый из стоящих, от зелёного новичка до умудрённого ветерана, понимал, что происходит. Подполковник пробовал Шарпа на прочность. Решалось, кто в батальоне хозяин. Уступи Шарп законному требованию Гирдвуда, и это будет равносильно формальному признанию собственного подчинённого положения и главенства подполковника. Гирдвуд повысил голос: - Будьте любезны, майор! - Есть, сэр! – послушно ответил майор Шарп и, набрав в лёгкие воздуха, гаркнул: - Батальон! Слушай мою команду! Два шага вперёд! Марш! С того дня (который в полку вспоминать любили) Гирдвуд притих. Он молча председательствовал за столом в офицерской гостиной, соглашался с почтительными советами майора Шарпа на построениях, но все в полку знали, кто в действительности командует Собственным принца Уэльского Добровольческим. Генерал-майор Нэн, навестив полк перед выступлением к границе с Францией, покосился на затворенную дверь и спросил: - А не жёстко ли вы с ним, Шарп? - Жёстко, сэр. – подтвердил Шарп, - В Фаулнисе он солдат называл грязью и не церемонился с ними. Дезертиров кончали без суда и следствия, одного у меня на глазах, а, судя по ведомостям, их погибло не меньше дюжины. Он развлекался, охотясь на провинившихся рекрутов, словно на крыс, и присваивал солдатское жалованье. Шарп замолк, устыдясь собственной запальчивости, и продолжил спокойнее: - Я сам не ангел, сэр. Я убивал и грабил; но то были враги. Я не унижал и не обкрадывал своих солдат. И потом, сэр, подполковник желал сражений с победами. В них у него недостатка не будет. - То есть? - Сражения ему обеспечат французы, а, так как полком буду распоряжаться я, а не он, значит, и за победами дело не станет. - Вы крайне скромны, майор Шарп. – хохотнул генерал, - От души надеюсь, что в вашем полку больше нет никого, к кому вы питали бы схожие дружеские чувства. Шарп подумал о сержанте Линче, ухмыльнулся и соврал: - Нет, сэр. Грея ладони о кружку с горячим чаем, Харпер окинул взглядом укрепления французов и поделился: - Выглядят в точности, как Испания. Шарп выставил осколок зеркальца над миской воды, провёл туда-сюда бритвой по голенищу сапога, доводя: - В испанской части траншей нет. То, что стрелок высмотрел в подзорную трубу, оптимизма не внушало. Противник превратил кряж в неприступную крепость. Мелкие форты, соединённые между собой окопами, каменными заграждениями, а в глубине обороны, на высотке, опоясанной стенами, - главное укрепление. Пушки наступающим на таком ландшафте просто негде ставить, следовательно, вся тяжесть штурма ляжет на плечи пехоты. Атака вверх по склонам против врага, защищающего родину. Поставленная полку задача (согласно приказам, отданным Гирдвуду и полученным Шарпом) заключалась в следующем: идя за двумя другими батальонами, что должны взять внешние укрепления, Собственный принца Уэльского Добровольческий продвигается вглубь обороны и захватывает форт на высоте. Такие же укреплённые узлы справа и слева одновременно будут штурмовать иные полки, и, в идеале, к сумеркам всё будет кончено. Путь во Францию, с её полными амбарами и зимними пастбищами будет свободен, к радости и облегчению Веллингтона. Вода давно остыла, и бритва больно скребла кожу. - Я дам тебе взвод, Патрик. - Взвод, сэр? Полоща лезвие в мутной мыльной жиже, которой до него воспользовались девять других офицеров, Шарп объяснил: - Наступать в обычных плотных порядках мы не можем, скал многовато. Разделимся на две колонны, впереди которых пойдут Лёгкая и Гренадёрская роты. Тебе я дам взвод и особые полномочия. Пойдёшь между колоннами, увидишь, что одной из них приходится несладко, поддержишь с фланга. Моих подсказок не жди, действуй на своё усмотрение. - Есть, сэр. – довольно кивнул старшина. Действовать самостоятельно – это было по нему, - Могу я сам подобрать себе ребят, сэр? - А я уже подобрал. – Шарп вытер лицо офицерским кушаком, - О’Грэди, Кэллехэр, Рурк, Кэллаган, Джойс, Донелл, братья Пирсы, О’Тул, Фитцпатрик и Хэллоран. Майор ухмыльнулся: - К таким молодцам тебе и сержант нужен соответствующий. - Прямо не знаю, сэр, кого и взять. – невинно похлопал ресницами ирландец. - Ну-у, - протянул Шарп, застёгивая куртку, - Может, Линча? - Думаю, ребята будут счастливы, сэр. - Спаси, Господи, Ирландию. – сказал Шарп, неуклюже копируя донегольский выговор Харпера, - Не возражаешь, я допью твой чай? - Да ради Бога, сэр. – широко улыбнулся ирландец, - Господи, до чего ж хорошо вернуться назад! В восемь батальон начал спуск в долину, разделявшую две скальные гряды. Узость протоптанных козами троп вынуждала солдат идти гуськом, один за другим. Слуги вели в поводу лошадей хозяев-офицеров. Была там и кобыла Шарпа. Эту резвую семилетку он купил в Англии вместо жеребчика, на котором проделал путь от Фаулниса до Лондона. Джейн нарекла кобылу «Сикораксой» ( - Я это даже не выговорю. – хмыкнул Шарп. - Ты, конечно, предпочёл бы что-то вроде «Фло» или «Пегготи», - Джейн нежно почухала кобыле нос, - Но она – Сикоракса. - Что за Сикоракса такая? - Сикоракса была хитрющей ведьмой, породившей Калибана. Зато у неё красивое имя, которое отлично подходит для твоей лошади. – она засмеялась, - Нет, правда, Ричард, имя звучное. Так «Сикоракса» и стала кличкой его умной, смирной кобылы, купленной на золото от продажи драгоценностей. Деньги от Мэри Джойс продолжали поступать на счёт в конторе Хопкинсонов под четыре процента годовых. Кое-что из украшений Шарп продавать раздумал. Джейн обзавелась колье, серьгами и браслетами, некогда принадлежавшими королеве Испании. Ещё одно ожерелье, изысканное золотое кружево с жемчужинами и бриллиантами, Шарп тщательно упаковал и отправил со специальным гонцом по некому лондонскому адресу. Ответ пришёл за день до отплытия батальона из Портсмута: «Дорогой майор Шарп, как принять мне такой щедрый дар? Разумеется, с бесконечной признательностью вам и благодарностью Провидению, за то, что в нашем мире не перевелись ещё рыцари. Будьте счастливы. Ваш преданный друг, и не только… Анна, графиня Камойнс.» Имелся постскриптум: «Возможно, из газет вам уже известно, что лорд Феннер вынужден был уйти в отставку из-за пошатнувшегося (по неизвестным, разумеется, причинам) материального положения.» Батальон строился на дне долины. Сверху доносилась пальба, приглушённая расстоянием. Там проламывалась внешняя линия вражеской обороны. Шарп приказал развернуть знамёна, изорванные пулями и прокопчённые дымом сражений стяги первого батальона. К полковой бляхе с орлом в цепях на кивере каждого солдата и офицера полка добавились три белых пера, но нашить их на флаги не успели. Ветер, снося вниз пороховую гарь, трепал шёлковые полотнища и теребил кисточки. Подала голос артиллерия. Не британская. Французские горные пушки, стерегущие форты. Новички нервно поглядывали наверх, ветераны ждали. Подполковнику Гирдвуду, столько раз в мечтах представлявшему себе этот миг, миг начала настоящей битвы, звуки боя казались невразумительным набором шумов. Гирдвуд тоже ждал. Кони остались в долине со слугами. Шарп, уже не советуясь напоказ с Гирдвудом, открыто раздавал приказы. Батальон наступает двумя колоннами. Правую возглавляет Гренадёрская рота, левую – Лёгкая. Харпер с ирландцами идёт в центре, впереди Шарпа и знаменосцев. - Никакого идиотизма! Мы не на плаце, и рядов вы удержать не сможете. Просто вперёд! Приказы приказами, но, если их нет, наступайте! Не ошибётесь! Наступайте. – Шарп разжёвывал так подробно для новичков: Смита, Карлайна и прочих, - Ни в коем случае не дайте вашим людям залечь. Залегли – скисли, вы их потом из укрытий не выковыряете. Так что бейте, пинайте, но гоните вперёд. Шарп вкратце описал то, что смог разглядеть в подзорную трубу – кошмар, самой природой созданной для обороны и доведённой человеком до совершенства: - Натиск – залог победы. Не возьмём сходу – не возьмём вообще. Людей предупредите, пусть ведут огонь, не дожидаясь приказа. Всё равно главное решится штыками. – при упоминании штыков капитан Смит шумно сглотнул, - Напор, напор и ещё раз напор! Скажите солдатам, что французы напуганы больше нас. - Если так, сэр, они боятся до чёртиков! – заметил Прайс, вызвав улыбки офицеров. - Так и есть. – подтвердил Шарп с усмешкой, - Ведь им выпало помериться силами не с кем-нибудь, а с нами! Шарп верил в свои слова. Они будут драться, как черти. И д’Алембор с Прайсом, знающие, почём фунт лиха. И Карлайн со Смитом, мечтающие зачеркнуть подпачканное прошлое. Будут драться и победят. Два часа потребовалось, чтоб взобраться по склону и догнать атакующие батальоны. Чарли Веллер, бредущий в задних рядах Лёгкой роты, увидел первых мёртвых врагов. Убитый француз распластался на камнях. Лужа крови под ним замёрзла. Борода второго покойника была седой от инея. Далее лежали британцы. Одному ядро вырвало руку, другому – размотало сизые внутренности. Хуже мёртвых были раненые. Смутившись, Чарли отвернулся от надрывно воющего француза с выбитыми глазами, но наткнулся взором на бедолагу, живот которого был вспорот штыком. Солдат-британец вливал умирающему в рот вино. Английский сержант весело щерился, хотя из его растрощенного бедра, перетянутого в паху ремнём, продолжала течь кровь, пятная торчащий обломок кости: - Задай им, парень! Чарли затошнило. Юноша остановился, глубоко вдохнул и побежал догонять роту, стараясь думать о чём-то нейтральном, например, о необходимости вынимать шомпол из ствола перед выстрелом, чтоб не стать предметом насмешек. Пушки гремели всё ближе. Подполковник Гирдвуд шагал рядом с Шарпом. Усы он больше не смолил, кончики их поникли, и даже форма сидела на нём, как с чужого плеча. Чёрные буркалы настороженно рыскали по сторонам. В Ирландии он привык к убитым. Впрочем, там не было пушек, и жертв артиллерии подполковник видел впервые. Они выглядели… неряшливо, что ли. Словно пьяный вдрызг мясник поработал. Подполковник брезгливо поджимал губы, а когда одна из собак перебежала ему дорогу, вздрогнул. Солнце то выглядывало, то вновь пряталось за тучи. Пушечный дым, опускался на батальон, забивая нос и глотку кислой пороховой вонью. Где-то душераздирающе кричал раненый. Подполковник нахмурился. Смысл происходящего от него ускользал. Где вражеские позиции? Как далеко продвинулись атаковавшие первыми батальоны? Вдали справа торчало затянутое дымом главное укрепление, однако подступы к нему мешала разглядеть скальная гряда. В разрыве дымной пелены мелькнули красные мундиры. Они наступали не стройными рядами, как должно, а возмутительной гурьбой. На миг подполковнику почудился воинственный клич. Впереди трусил сержант Линч. Страха он не выказывал, и подполковник вдруг остро позавидовал его храбрости. Завидовал Гирдвуд зря. Линч боялся. Он чуял, что его неспроста прикомандировали к соотечественникам, и оттого, что не мог понять зачем, ему становилось ещё страшнее. Ирландский акцент, столько лет загоняемый вглубь, не помогал. Земляки не скрывали презрения к Линчу. Сержант знал, что в английской армии полно ирландцев; забитых крестьян, как он полагал. Пушечное мясо, годное лишь умирать во славу британской короны. У этих же была гордость. Они не сомневались, что майор Шарп собрал их вместе, потому что хотел иметь лучших, а кто лучше ирландцев? Они хулили английского короля, плевали на кумиров Линча – офицеров и шли в бой под чужим флагом с яростью, которой Линч в земляках даже заподозрить не мог. - Кумекаешь, почему Господь сотворил Ирландию такой крохотной? – подмигнул сержанту один из них, затачивая штык. - Почему? – неуверенно спросил Линч. - Будь Ирландия больше, мы бы завоевали свет и остались одни, - он ногтем попробовал остроту клинка, - Что тогда делать мужчине? Они переговаривались по-гэльски, смеялись. Линч понимал, что смеются над ним. За смерть Мариотта его до сих пор не наказали, и сержант терзался мрачными предчувствиями. Д’Алембор вёл левую колонну. Это была его вторая в жизни битва. Правый фланг прикрывали ирландцы Харпера. Лихие ребята, бесспорно, однако никто бы не разубедил капитана в том, что его Лёгкая рота – самая отчаянная в целом мире. Жаль вот, Харпера пришлось отдать. Капитан поднял саблю. В морозном воздухе, пронизываемом ядрами и пулями, узкая полоска металла казалась смешной и беспомощной. Хакфилд, рассудительный уроженец северной Англии, назначенный ротным старшиной, крикнул капитану: - Майор командует остановку, сэр! Батальон замер. За спиной Шарпа развевались знамёна. Пусть французы видят, кто пришёл их бить! Стрелок потянул палаш из ножен. Лезвие, заботливо подточенное поутру, тоненько звякнуло. - Примкнуть штыки! Сорокасантиметровые лезвия защёлкнулись на стволах. Несколько стрелков из роты д’Алембора примкнули к винтовкам тесаки. Среди зелёных курток был и юный испанец, «Ангел». В батальоне он не числился, но в меткости мог бы посостязаться с Хэгменом и сражался так ожесточённо, что любой из Лёгкой роты побожился бы, что парнишка на свете не заживётся. Считанные минуты отделяли полк от сумятицы боя. Начальник штаба бригады, взмокший после заполошного бега вгору, принёс Шарпу те немногие новости о сражении, какими обладал, и приказ начинать. Стрелок напряг лёгкие: - Батальон! Наша цель – форт на высоте! Задание было ясным, и палаш указал путь: - Вперёд! Прибыв в Пасахес, Шарп расформировал четыре фаулнисских роты, влив новичков в существующие подразделения полка, перемешав опытных с необстрелянными. Сознавая, что примерно половина личного состава о войне знает, в лучшем случае, по рассказам, майор предпочёл бы дать им боевое крещение в условиях обороны, когда, перезаряжая мушкет, солдат надёжно укрыт в траншее и не боится шальной пули. Вместо этого Шарпу приходилось бросать их в лоб на штурм укреплённых вражеских позиций, которые даже с фланга не обойдёшь, ибо дно долины было слишком топким, и единственная дорога шла по-над самой грядой и оканчивалась фортом. Правая колонна, ведомая гренадёрами, нырнула в лабиринт окопов и стен, очищенный от врага первой волной атакующих. Левой укрыться особо было негде, и на неё обрушили огонь французские пушки. Ядра размером с кулак сеяли смерть в рядах красномундирников. - Сомкнуться! Сомкнуться! – привычно кудахтали сержанты. Подполковник Гирдвуд не мог оторвать взгляд от четверых солдат, поражённых ядрами. Трое не двигались. Четвёртый, истекая кровью и хрипя, пытался встать и вернуться в строй. Вспышки мушкетов подсветили дымную полосу, застилавшую каменную стенку впереди. Свинец жужжал над головой Шарпа, дёргал шёлк знамён. Майор одобрительно следил, как д’Алембор обходит стену справа. Ирландский взвод произвёл по её защитникам залп. Крики. Французы заметили манёвр д’Алембора и сочли за благо отступить к следующей преграде на пути атакующих. А таких преград ещё много, подумал Шарп. - Эй, а где клич, увальни? Ну-ка, дайте лягушатникам понять, что мы уже здесь! Шарп перевалился через стенку, следуя за ирландцами. Мелкая траншея, укреплённая кладкой, уходила вглубь обороны. На дне умирал француз. Его мундир был расстёгнут: хваты Харпера обыскали беднягу на предмет ценностей. Впереди хлопнул мушкет, кто-то заорал, как резаный. Майор выбрался из траншеи, глядя вправо в поисках восточной колонны. Знаменосцы остановились за спиной Шарпа. В мушкетной трескотне ухо различило характерный звук винтовочных выстрелов. Лёгкая рота. Пули крошили камни у ног Шарпа, с визгом рикошетили, но он не обращал на них внимания. На правом фланге тоже стояла пальба, которую вдруг перекрыли взрывы гранат. - Харпер! Вправо! Вправо! Кто-то передал указание Харперу. Шарп уже мчался по голой скале, высматривая гренадёров. Ветер чуть рассеял пороховой дым, и Шарп, наконец, увидел их, притаившихся в узком желобе. Две французских роты расстреливали гренадёров со стены вдоль рва и скатывали вниз гранаты. Брызгая искрами с горящих фитилей, заряды прыгали по уступам, рвались в гуще перепуганных красномундирников, заставляя их пятиться. - Вперёд, шкуры! Вперёд! Шарп рванулся вперёд сам, во фланг линии французов. Дула мушкетов колыхнулась к стрелку. Он успел подумать, что вот сейчас залп разорвёт его в куски, но слева сверкнули сквозь пороховую гарь штыки, и на французов навалились ребята Харпера. Линия сломалась. Ирландцы с рычанием работали штыками, кровь пятнала их серые штаны. - Вперёд! Живо! Гренадёры лезли на стену. Сержант Линч с чистым лезвием штыка пробежал мимо Шарпа, и майор рявкнул ему догонять земляков. Прапорщик, нёсший Королевский стяг, был сражён наповал. Знамя подобрал сержант. Люди Харпера перезаряжали оружие, и Шарп подгонял криками гренадёров. Французы отошли глубже. Пока они в смятении, надо дожимать. - Вперёд! Вперёд! Теперь Шарп потерял из поля зрения левую колонну, но там, наверняка, происходило то же, что здесь. - Что молчим, олухи? Глотки от страха поссыхались? Солдаты ответили кличем. Они мчались рядом с Шарпом, тряся штыками. Ирландцы Харпера прикрыли их залпом по амбразурам. В следующий миг провалы бойниц плюнули дымом более серым, чем от британского пороха, и огнём. Свинцовые шарики хлестнули по красномундирной орде. Боец рядом с Шарпом упал, но стрелок был невредим, ладонь его сжимала рукоять палаша. С рёвом майор перемахнул стену и пустил в ход клинок. Француз мушкетом парировал удар стрелка. Не очень удачно, лезвие ободрало ему предплечье и разрубило локтевой сустав. Человек завопил. Шарп ринулся дальше, к вызывающе машущему сабелькой офицеру. Тот лопотал что-то своим подчинённым, то ли понуждая контратаковать, то ли, наоборот, командуя отступление. Стрелок, рыча, прыгнул к французику, целясь в грудь. В последний миг он вывернул запястье, погрузив лезвие в живот офицеру, а не в рёбра, где оно могло застрять. Выдёргивая палаш, Шарп свободной рукой отклонил саблю, которой француз ткнул его из последних сил. Майор перешагнул через поверженного противника и закричал своим поторапливаться. Скорость решала всё. Прорвать оборону, не дав врагу опомниться. Гренадёры, воспрявшие духом, неслись, воя, как вырвавшиеся из ада демоны. Приступ малодушия прошёл. Перспектива верной смерти, считанные минуты назад сковывавшая их тела животным ужасом, теперь щекотала нервы и горячила кровь. Задымленный воздух гудел от визга пуль и криков. Новички, первый раз победив в себе страх, вырвались вперёд, ветераны не спешили их обгонять. Шарп устремился влево. Знамённая группа – за ним. Щёлкали винтовочные выстрелы. В разрывах дыма было видно ребят д’Алембора, подбегающих к траншее. Поддержав их атаку, с левого бока по французам ударила третья рота. Хотя в этом и заключалась обязанность вспомогательных рот, Шарп порадовался: из Карлайна выйдет толковый офицер. Стена за стеной. Защитников хватало, но лобовые удары предварялись обходными атаками, и французы растерянно пятились назад. Скулу Шарпу раскровенило каменное крошево, бедро оцарапал штык, флягу пробила пуля. Всё это он заметит позже. Заметит и похолодеет, осознав, насколько близок был к небытию. Сейчас же правая колонна находилась у подножия высотки, и надо было прорываться наверх, к форту. Бойцы Шарпа сцепились с врагом во рвах и на круговых стенах, движимые боевым безумием, которое заполняет человека целиком, не оставляя места ни милосердию, ни страху. Кое у кого из дерущихся на правом фланге красномундирников Шарп разглядел белые отвороты. На помощь Собственному принца Уэльского Добровольческому пришли другие полки. Не по приказу, по зову сердца. Так сражаются солдаты Веллингтона. Шарп поймал себя на мысли, что Южно-Эссекский, поставь перед ним кто-нибудь задачу удержать эту высоту, не выдворили бы с неё даже легионы Вельзевула. Лицо стрелка обдало жаром – над плечом пролетело ядро. Французские горные орудия доли залп по штурмующим, загнав Шарпа и знаменосцев в ближайший ров. Гирдвуд исчез. Подполковник перешагивал через мёртвых и прощающихся с жизнью. Под ноги попался британский штык, почти пополам согнутый сильным выпадом, угодившим в скалу. Всюду была кровь. Пёс лизнул кровь и помчался искать хозяина. Над головой подполковника свистели пули, стрельба была похожа на потрескиванье горящих кустов. Гул пушек устрашал. Атака захлебнулась. Ходы сообщения, зигзагами идущие сквозь стены к форту на вершине, были перегорожены. Отступившие в форт защитники внешних линий усилили его гарнизон и намеревались стоять до конца. Шарп протолкался по сапе вперёд. Несколько солдат с колен обстреливали барьеры. Чуть дальше лежали несколько трупов. Французы явно держали подходы к орудиям на мушке. Шарп обернулся. Вопрошающие взгляды солдат скрестились на нём. Лица парней были черны от гари, забрызганы кровью, но ярость ещё бурлила в них. Надо было только придумать, как расправиться с чёртовыми пушками, палящими из форта и превращающими в ад открытое пространство за пределами сап. Майор выбрался на парапет. Высотка со стороны дороги круто уходила вниз. Оттуда обходной манёвр был невозможен. Машинально выискивая глазами вторую колонну, Шарп разозлился на себя, на гаденькую надежду, что кто-то другой придёт и сделает за тебя твою работу. - Заряжай! Лязгнули шомполы. Шарп выбросил руку влево: - Идём поверху! Прямо на лягушатников! Последний рывок, ребята! Они оскалились. Костяшки пальцев, стискивающие ружья, побелели. Медлить смысла не было. Минутная заминка – и фантазия начинает расписывать ужасы, ждущие там. И с каждой секундой всё труднее и труднее извлечь себя из укрытия, бросив собственную беззащитную плоть на растерзание металлу и пороху в непроглядном дыму. А насколько непроглядном? Шарп высунулся. Серая дымная завеса плотно окутала вражеские позиции. Французы, должно быть, мало что могли видеть сквозь неё. - Ну-ка! Дайте ублюдкам вас услышать, парни! Шарп взревел и запрыгнул на край хода. Несколько секунд он думал, что никто за ним не последует. Всё его существо протестовало, кричало: не выпрямляйся, дурак, не беги, ты же потеряешь жизнь и только что обретённое семейное счастье; ляг, затаись! Но Шарп бежал и орал, глуша в себе страх. И вдруг клич его подхватили, и краем глаза стрелок заметил, что рядом мчатся его бойцы, поднявшие-таки себя в безумную лобовую атаку. В центре линии Патрик Харпер заметил, что правая колонна с Шарпом впереди рванулась на приступ и тоже мешкать не стал. Из стены напротив выступал здоровенный валун, испещрённый светлыми метками от пуль. В несколько прыжков достигнув камня, Харпер заскочил на него. Несуразная семистволка изрыгнула огонь с дымом, и трёх французов смело со стены. Перехватив оружие, как дубину, Харпер уже крушил врагов по ту сторону, и рядом с ним бились его земляки. Стена была взята. Справа Шарп гнал роты на последний рубеж обороны, туда, откуда вели огонь пушки. Британский капрал с оторванной ядром нижней челюстью скрёб ногтями холодную поверхность скалы. Рядом скулил его пёс, которому пуля прострелила крестец. Чарли Веллер клял себя последними словами за то, что не может заставить себя встать навстречу смерти и ужасу, а ноги уже несли его вперёд. Всё застилал дым. Поверх голов бегущих перед Чарли старших товарищей пелена на миг лопнула, явив французский флаг над фортом. Не так Чарли представлял войну, не так. Бони, поджавший хвост от грохота и криков, верно трусил позади Чарли. Пуля чиркнула по киверу, сбив его набок. Взвод остановился. Чарли рухнул на землю, поправил головной убор и, глядя на чистое лезвие своего штыка, подумал, что никогда не станет настоящим солдатом. - Мистер Прайс! – донеслось откуда-то спереди, - Вправо. - Это нам, Чарли! – подмигнул юноше рядовой Клейтон, тощий парень, по жене которого вздыхало полбатальона, - Молись и не дрейфь! Готов? Мушкетная стрельба впереди усилилась. Лейтенант Прайс неловко взмахнул саблей: - За мной! Пора отрабатывать жалованье! Веллер мысленно распростился с жизнью и поднялся. Выставив ружьё перед собой, как остальные, Чарли услышал их клич и тоже выдавил из себя что-то жалкое, до отвращения невоинственное. За невысоким бруствером из наваленных осколков и булыжников открылась траншея, набитая усачами, чьи мушкеты, казалось, наведены прямо на Чарли. Залп! Чарли взвыл от страха. Каким-то образом крик превратил ужас в злость. Клейтон нырнул в окоп и всадил штык в одного из этих пугающих усачей, в сравнении с которыми Чарли ощущал себя напроказившим сорванцом. Юноша, не желая отстать от Клейтона, бросился на бруствер и дюжий француз, похожий на оставшегося там, дома, деревенского кузнеца, ткнул Чарли сверкающим штыком. Веллер отчаянно отмахнулся мушкетом, будто вилами. Ружья столкнулись с громким стуком, и парнишка услышал возглас Клейтона: - Вздуй его, Чарли! Удар вышел неожиданно сильный. Оружие француза отлетело прочь, и Веллер вонзил ему в шею штык. Противник дёрнулся, Чарли потерял равновесие и свалился мешком на раненого. Они упали на дно траншеи. Усатый замахнулся. Чарли сунул ему в лицо кулак и колотил, и колотил, пока штык оброненного юношей при падении мушкета не воткнулся французу в грудь. - Неплохо, Чарли! – Клейтон рывком поставил юношу на ноги, - Бери его ранец, и ружьё своё не забудь. - Ранец? – совет Харпера только сейчас всплыл в памяти. - Ты же ради ранца его убил, нет? Чарли сбросил свой ранец, перевернул мертвеца, стянул с него добротный рюкзак, стараясь не смотреть на кровь, обильно залившую телячьей кожи лопасть. Вытряхнув из него содержимое, подобрал связку сосисок. Половину отдал Бони, половину заткнул за пояс. Переложив свои пожитки, Чарли надел трофей на спину и гордо выпрямился. - Вперёд! Вперёд! – заорал им капитан д’Алембор. Ангел, остервенело урча, после каждого выстрела пытался считать убитых им французов, но постоянно сбивался. Хэгмен, чьё плечо зажило, наоборот, вёл огонь спокойно и методично, словно механизм. - Побежали, Чарли! – Клейтон подтолкнул его в спину. Лёгкая рота подкатывалась к форту. Чарли Веллер, сжимая липкими от вражеской крови ладонями мушкет со штыком, обагрённым красным, раздувался от самодовольства. Он всё же стал солдатом. Подполковник Гирдвуд пел. Он сидел в отбитой траншее. Вокруг поломанными куклами валялись мертвецы. Подполковник вдохновенно пел незамысловатые вирши собственного сочинения на мотив псалма: - В бой, друзья, в бой! За стяг наш над головой! Нам побеждать пора! Ура! Он пел, и слёзы текли по щёкам, скапливаясь в растрёпанных усах. Замолчал. Прислушался. Грохот горных пушек вызвал новую порцию слёз. Подполковник Гирдвуд покосился на мёртвого капрала-валлийца с простреленной глоткой и доверительно сообщил ему, что это нельзя считать битвой. Битвы происходят на равнинах. Исключительно на равнинах. Не на дурацких холмах. Валлиец не отвечал, и подполковник возмутился: дескать, негоже отмалчиваться, когда с тобой беседует старший по званию. - Отвечай, смутьян! Отвечай! Внезапно успокоившись, подполковник устремил взгляд в небеса: - В атакующих порядках между нижними чинами надлежит выдерживать интервал в шестьдесят сантиметров. Стройсь! Подполковник визгливо захохотал. Надо было вылезти из траншеи и навести порядок среди этого непростительного хаоса. Подполковник наклонился к капралу и сказал интимно: - У неё такая атласная кожа. Понимаешь, атласная. А он палкой… По атласной! По атласной! – Гирдвуд вытянул ноги. Задумчиво констатировал, - Две ноги. Завывая, он снова начал петь. К нему в окоп спрыгнула одна из множества собак, которыми, как вшами, кишел полк, вверенный подполковнику Гирдвуду. Насмешливо поглядев на вздрогнувшего от отвращения офицера, псина обнюхала капрала и принялась рвать ему горло. - Кыш! Кыш! – завопил на блохастую тварь Гирдвуд. Выхватив пистолет, подполковник прицелился, однако кремень сухо клацнул по пустой полке. Руки Гирдвуда тряслись слишком сильно, чтобы надеяться зарядить оружие. Псина подняла голову и завиляла хвостом. Пасть её была в крови, и подполковник Гирдвуд, привыкший считать себя военной косточкой, настоящим солдатом, созданным для битв, завизжал. И визжал, и визжал, и визжал. Чудо, но капитан д’Алембор нашёл, что он всё ещё жив, отшатнувшись от брызнувшего по скале за спиной рикошета. Судя по шуму справа, гренадёры лезли на стену, и внутренний голос нашёптывал капитану, не вмешиваться, они справятся. Соблазн был велик, однако, поддайся д’Алембор ему, смог бы потом смотреть выжившим в глаза? - Оружие заряжено? - Да, сэр! – хором отозвалась рота. - Один рывок, братцы! Последний рывок – и победа в кармане! Пошли! Капитан повёл своих парней вперёд. Стена приближалась, стоглазым Аргусом следя за д’Алембором чёрными зрачками мушкетных дул. Не оборачиваясь, капитан скомандовал: «Огонь!» Рой пуль прожужжал из-за спины, сметая французов. Д’Алембор подпрыгнул, зацепился за край кладки и подтянулся наверх. По бокам на стену карабкались его бойцы. Капитан воинственно разрубил саблей воздух. Их целью были задымленные амбразуры горных пушек выше по склону. Французский офицер, объятый отчаянием, швырял сверху в британцев куски камней. Чарли Веллер не выполнил приказ капитана, он не выстрелил. Хоть юноша и клялся Шарпу, что умеет стрелять, к мушкету он пока не приловчился. Дома, в Линкольншире, на хуторе, где батрачил отец, Чарли иногда ходил с хозяином охотиться на кроликов. Хозяйчик любил хвастать, что бьёт зверьков в глаз. Чарли прицелился в бросающегося камнями офицера. Парнишка будто слился в единое целое с оружием. Палец нажал спуск, вспыхнувший на полке порох больно обжёг щёку, и офицер повалился назад. Восторг поднялся изнутри и выплеснулся ликующим криком. Первый убитый им враг! Ангел хлопнул Чарли по плечу: - Молодец! Капитана Смита, рота которого прикрывала правый фланг ребят д’Алембора, трясло. У ног скорчился убитый им французский лейтенант. Смит только что сделал то же, что Чарли Веллер: стал солдатом. - За мной! – хрипло выдавил Смит. Зачищая траншеи, в гомоне рукопашной ни капитан, ни его люди не обратили внимания на то, что огонь французов стих. Чарли Веллер гладил Бони. На этом склоне сражаться было не с кем. Дальше драка ещё продолжалась. Юноша увидел Шарпа с Харпером. Надо же, восемь дней Чарли делил палатку с ними двумя… Очаги сопротивления гасли один за другим, и штыки ирландцев Харпера были красны по рукоять. Французы улепётывали на дальний косогор. - Пленных брать! Шарп, заскочивший в орудийный капонир, слышал Харпера, но брать в плен было некого. Те, кто мог сбежать, сбежали. Над фортом, к которому вели широкие, выветренные в скале уступы, вместо триколора развевалась белая рубашка. Рядом махал шейным платком человек. Шарп жестом пригласил его спуститься. Всё было кончено. Последний пограничный рубеж пал. Шарп забрался на горячий ствол пушки, поставив одну ступню на колесо, и устремил взгляд на север. Перед ним раскинулись пажити, режущие глаз после зимних гор зеленью; тронутые золотом осени рощи; игрушечные домики селений; реки и озёра, сверкающие, будто расплавленное серебро. Франция. Через час-другой, когда мёртвых предадут земле, английские полки будут там. За спиной стрелка ветер колыхал шёлк знамён, которые Шарп поклялся развернуть над Францией. Он сдержал обещание. - Бормочет про поля славы. – докладывал д’Алембор, - Потом начинает лепетать про атласную кожу, но уже прозой. Рехнулся, дело ясное. - Не может быть. - Напрочь сорвало чердак, сэр. – д’Алембор обтёр лезвие сабли, - Плачет, читает стишки, беседует с кем-то невидимым. Как деревенский дурачок, сэр. Сдай его в Бедлам ( - Что мне с ним, чёрт возьми, делать? - Будь я на вашем месте, сэр, я бы его связал и отправил в бригаду. Им к безумным подполковникам не привыкать. Лоб Шарпа разгладился: - Ладно, я займусь Гирдвудом, а ты, Далли, составь список потерь. Описание д’Алембора соответствовало действительности. Подполковник Гирдвуд рыдал, смеялся, оглашал окрестности обрывками стихов, то обкладывался камнями, то разбрасывал их прочь. - Лейтенант Мэттингли! - Сэр? - Возьмите двух солдат и отведите подполковника в бригаду. - Я, сэр? - Вы. Шарп сконфуженно покосился на Гирдвуда, считавшего новобранцев грязью, а себя – великим воином. Покосился и добавил: - Связывать не надо. И, вообще, помягче с ним. - Есть, сэр. Шарп вернулся к форту, над которым в лучах садящегося солнца теперь реяли полковые знамёна. Воняло кровью и порохом, стонали раненые. Стрелок поблагодарил Смита, Карлайна и других офицеров. Уделив минутку раненым, пожелал им поправляться. Поторопил оркестрантов с носилками. Пришёл понурый д’Алембор. - Ну, что, Далли? - Одиннадцать наших убито, сэр. Ранено сорок три. - Тяжелораненые? - Около двух десятков, сэр. - Офицеры? - Капитан Томас погиб, сэр. – д’Алембор помедлил и поинтересовался, - Означает ли это, сэр, что Гарри получит роту? - Означает. – смерть смертью, а жизнь идёт своим чередом. Прайс будет доволен. Одиннадцать убитых и сорок три раненых. Легко отделались. - Потери среди сержантского состава? - Только Линч, сэр. - Линч? Что с ним? - На куски порвали, сэр. Должно быть, попался группе драпающих лягушатников, сэр. Отыгрались на нём. То ещё месиво. – в словах д’Алембора Шарп расслышал упрёк. Отчасти капитан был прав. Необстрелянному сержанту не место в штурмовой группе. - Он заслужил такой конец, Далли. - Я думал, у нас трибунал решает, кто что заслужил. Шарп крякнул и неохотно признал: - Ладно, Далли. Погорячился я. Не ожидавший, что командир с ним согласится, д’Алембор покраснел: - А, вообще, сэр, батальон сработал, как часы. Чертовски хорошо, сэр. Шарп улыбнулся: - Как там Веллер? - Из него будет толк, сэр. - Вот и славно, Далли. Спасибо. На склоне копошились солдаты, собирая мёртвых и умирающих, пока до них не добрались слетающиеся в предвкушении поживы стервятники. - Старшина! - Сэр? – Харпер поднялся к другу. - Отличная драка. - Старался, сэр. Шарп нашёл под ногами французскую фляжку, хлебнул вина: - Подполковник свихнулся. – он передал посудину Харперу, - Слышал, вы лишились Линча? - Лишились, сэр. – серьёзно подтвердил Харпер, - Выходит, кончено? - Кончено и забыто, Патрик. Поздравь от моего имени своих ирландцев. - Поздравлю, сэр. Армия уже двигалась мимо кряжа. Громыхали колёса пушек, катящихся во Францию. Шарп оглянулся. Тучи затенили пики испанской стороны гор. Там, за этими вершинами, осталась дочь Шарпа. Там, в крепостях и на улицах городов, на горных перевалах и в речных долинах, Шарп сражался долгих пять лет. - Э-э… сэр? – лучащийся самодовольством капитан Смит смущённо оскалился и показал вниз. На обочине дороги у подножия холма Шарп узрел группу дам верхом в сопровождении слуг. Женщины были супругами офицеров полка. Поддерживаемая и охраняемая двумя дюжинами доброхотов из числа подчинённых мужа, к Шарпу поднималась Джейн. Его Джейн. Два месяца их брака промелькнули, как один миг. Как он ни запрещал, как ни протестовал, Джейн настояла на том, чтобы отправиться с ним поход, и сейчас он был втайне благодарен ей за это. - Всегда мечтала путешествовать. – объяснила тогда она, - Буду делать наброски с натуры. - Наброски? - Я увлекаюсь живописью. Ты не знал? - Теперь знаю. Беременная Изабелла, нашедшая Англию неуютной и страшной, договорились с Джейн, что будет ей прислуживать. Харпер рвал и метал, но, как и Шарп, переупрямить свою половину не сумел. - Ричард! – Джейн очень шла тёмно-красная шаль. - Любовь моя. – было неловко звать её так в присутствии стольких людей. Она улыбнулась ему, и нежность захлестнула Шарпа. - Я встретила подполковника Гирдвуда. Бедняжка. - Бедняжка. – тепло повторил Шарп. Она повернулась, окидывая взором поле битвы. Мёртвых британцев уже унесли. Французы, раздетые и разутые, лежали среди камней. - Я успею сделать эскиз? - Это обязательно? - Не дуйся. Я быстро. Джейн послала мужу воздушный поцелуй и, опустив на землю Раскала, извлекла блокнот с карандашами. Два месяца, ни о единой секунде которых Шарп не жалел. Стрелок был влюблён и счастлив, от души надеясь, что Джейн испытывает то же самое. Он знал, что в полку посмеиваются над его любовным угаром, но посмеиваются по-доброму. Шарп смотрел, как порхает по бумаге её маленькая ручка с зажатым в пальцах карандашом: - Мне надо к полку. - Ты такой важный и ответственный. Не забудь меня здесь. - Тебя забудешь. Через час полк был готов выступать, построенный на дороге, с обозом позади. Капитан Гарри Прайс красовался на коне, горделиво поглядывая на свою новую роту. Флаги были зачехлены вновь. Скоро их расчехлят над Парижем. Сикоракса под Шарпом нетерпеливо перебирала копытами. Кобылка, на которой сидела Джейн, стояла смирно. Накрапывал дождик, пятная скалы крупными, величиной с пенни, тёмными кружками капель. - Старшина! - Сэр! - Батальон в развёрнутом строю поротно шагом марш. - Куда, сэр? Шарп улыбнулся и со вкусом ответил: - Во Францию! Вдруг вместо ожидаемой Шарпом переклички офицеров и сержантов, полк отозвался на слова командира взрывом приветственных криков к полному восторгу Джейн. Солдаты чествовали Шарпа. Солдаты чествовали самих себя и свою победу. Они были отбросами, они стали солдатами. - Достаточно, старшина. - Есть, сэр! Батальон! Гирдвуд сошёл с ума, и до прибытия нового полковника все эти парни находились на попечении Шарпа. Топча прибитую дождём дорожную пыль, они пели, а Шарп думал о недавней схватке. Из тех, с кем сводила Шарпа война, они были лучшими и, пусть ненадолго, они были его людьми. Его людьми, его ответственностью, его гордостью. Джейн с любовью взирала на мужа. Щёки его блестели от влаги, но не дождь был тому виной. Ради этих парней Шарп ввязался в драку с родовитыми, презиравшими их ублюдками и, не колеблясь, сделал бы это снова. И вот они шагали по французской земле… Его солдаты, его товарищи. Полк Шарпа. Историческая справка Битва под Витторией (описанная в романе «Честь Шарпа») покончила с наполеоновскими притязаниями на Испанию. Кое-где в крепостях ещё отсиживались французские гарнизоны, однако полевые армии, разгромленные Веллингтоном, бежали через Пиренеи на север. Их возвращение казалось маловероятным. Остаток года предполагалось провести, неспешно выкуривая французов из испанских твердынь и готовя вторжение во Францию. Самое время навестить Англию. Тем не менее, возвратившись в Британию, Шарп и Харпер кое-что всё же пропустили. Маршал Сульт, направленный Бонапартом укрепить границу с Испанией, решил, что лучшая защита - нападение, и перешёл через горы в надежде застать Веллингтона врасплох. Лишь к осени удалось оттеснить французов за кордон, взять их последние крепости (особенно кровопролитной была драка за Сан-Себастьян) и начать штурм пограничных оборонительных рубежей. Шарп с Харпером успели тютелька в тютельку к очистке предгорий уже на территории Франции. Боевые действия в эпилоге романа основаны на описании роли 43-го полка, сыгранной в битве у Нивеля 10 ноября 1813 года, описания, приведённого в пятом томе «Истории войны на Пиренейском полуострове» сэра Уильяма Нэпира. Кстати, сам сэр Уильям служил в те дни именно в 43-м. Трудности, с которыми Шарп столкнулся в Англии, отнюдь не моя выдумка. Власть над армией делили между собой военное министерство, а у семи нянек, как известно, дитя без глазу. Цвели махровым цветом злоупотребления всех мастей, взяточничество и казнокрадство. Наиболее громкий скандал разразился в 1809 году, когда вскрылось, что некая Мэри-Энн Кларк торговала должностями и званиями. Будучи любовницей герцога Йоркского, она с лёгкостью добивалась от него нужных ей назначений. Ловкая дама не стеснялась оставлять записки с напоминаниями на пологе постели Главнокомандующего. Герцог, хоть и доказал, что лично ничего с этого не имел, но был вынужден отойти от дел на долгие два года. Герцогу, вообще, приходилось несладко. Детишки на каждом углу распевали куплеты про «…славного герцога Йоркского…», водившего десять тысяч солдат на холм и обратно. Песенка (повествующая, кстати, о событиях удручающе бесплодной кампании во Фландрии в 1794 году, где начал службу некий рядовой Ричард Шарп, 16 лет отроду) не врала. Полководец из второго сына короля Георга III и вправду был аховый, что нисколько не помешало ему провести в армии несколько давно назревших реформ. Кем-кем, а бездарностью Фредерика, герцога Йорка и Олбани, назвать нельзя. Жаль, что у него не дошли руки до вербовщиков. Сержант Горацио Гаверкамп, без сомнения, плут, и методы его не всегда честны, однако я верю, что он никогда не опускался до грязных уловок, бывших на вооружении многих его коллег из плоти и крови (например, до наручников, выдаваемых нанятым проституткам для приковывания раздумавшего рекрута). Существовали целые публичные дома с девицами, которым щедро оплачивался их патриотизм, известные, как «Рекрутские бордели». Воинская повинность ещё не была введена, соответственно, каждый новобранец, даже выкупленный из тюрьмы висельник, уважительно именовался «добровольцем». В отличие от флотских, действовавших грубо, в духе людоловов-торговцев с побережья Африки, армейские вербовщики были вынуждены полагаться более на пряник, нежели на кнут. Главной приманкой служило неслыханно высокое жалованье. При этом, естественно, умалчивалось, что львиная доля его будет удерживаться армией за всё подряд. Раем для вербовщиков была Ирландия, где крайняя бедность загоняла в британскую армию кучу народа. Удачливые вербовщики получали премии от полковников. К слову, в первые годы даже сугубо гражданский человек мог стать командиром полка, если приводил достаточно рекрутов. Сэр Генри Симмерсон стал полковником в романе «Орёл Шарпа» именно так. Обман и хитрости были неизбежны, ведь все полки, исключая стрелков и гвардию, испытывали постоянную нехватку в солдатах; нехватку, усугублявшуюся наличием ополчения, как упырь, отсасывающего у армии свежую кровь. Принц-регент любил устраивать в Гайд-парке военные парады. Восторги публики, вызванные демонстрацией трофеев, он, ничтоже сумняшеся, относил на свой счёт. Оно и понятно, королевское семейство в Англии популярностью не пользовалось. Друг дружку они ненавидели. Король Георг III был сумасшедшим, его старший сын – транжирой, а камердинера младшего чествовали, как героя, когда он разрубил сабельным ударом своему хозяину скальп. Взойдя на трон, принц-регент дал волю фантазиям, искренне уверив себя в личном участии во всех битвах минувшей войны, и как-то за ужином смутил Веллингтона, утверждая, будто возглавлял атаку под Ватерлоо. Герцог вежливо промолчал. Вежливо промолчим и мы о Фаулнисе. Он не был секретным военным лагерем в 1813 году, с той поры ничего не изменилось. Шарп и Харпер вернулись к армии, обзаведясь, по примеру множества других солдат и офицеров, семьями. Оборона была проломлена, и Веллингтон вошёл во Францию, осуществив то, о чём в течение двадцати лет революционных войн грезили многие иностранные генералы. Зимой 1813 года казалось, что Наполеон вот-вот запросит мира, ведь, пока он дрался с русскими на севере, англичане вторглись с юга. Но будут ещё поражения, будут ещё победы… Так что Шарп с Харпером скоро вновь отправятся в путь. |
|
|