"Почти невероятные приключения в Артеке" - читать интересную книгу автора (Аматуни Петроний Гай)ГЛАВА ПЯТАЯ НептуналииВ кабинете Якова Германовича смущённо заседал совет дружины «Алмазная». Почему смущённо? Да потому, что на повестке дня стоял колючий, словно кактус, вопрос о Гошке… Том самом, что напугал всех своим исчезновением, затем вызвал всеобщую радость, когда нашёлся, а потом поверг в растерянность признанием, что это он, и Добро бы случайно, а то ведь Вот и сидят члены совета дружины, мнутся, не зная, с чего начать. Такое бывает и у взрослых. Те в сходных ситуациях оправдываются: дескать, вопрос щекотливый, и меня это крайне удивляет. При чём тут щекотка? Но как бы то ни было, сидели члены совета и помалкивали. Молчание было всеобщи, и оно явно затягивалось. Тогда Гошка попросил слова саам. — Ты? — удивилась старшая пионервожатая Оля. — Но ведь мы же тебя обсуждаем… — А если никто не хочет? — резонно заметил Гошка. — Обсуждать — это значит обмениваться мнениями. Так? Ни у кого его нет, а у меня уже созрелом. Глянув на Якова Германовича, невозмутимо сидевшего в углу кабинета, и не найдя в его взгляде ни одобрения, ни сомнения, Оля пожала плечами и повернулась к председателю совета Ане из Новосибирска: мол, как ты считаешь нужным, так и поступай. — Ладно, — разрешила Аня. — Излагай… — Я вот, ребята, глубоко проанализировал свои действия и пришёл к мнению, что меня надо простить. — Надо?! — удивился Костя из Курска. — Я хотел сказать «можно», — нехотя поправился Гошка, — но случайно подвернулось другое слово… — Допустим, как поётся в вашей песне, сказал харьковчанин Павло. — А где обоснование? — Во-первых, — ответил Гошка, — я сильно раскаиваюсь, что заметно по моему похудевшему виду; во-вторых, я нашёлся и тем самым избавил всех от забот и ответственности… — А вот и нет! — вспыхнул Павло. — Если б ты не нашёлся, а пропал совсем, тогда, наоборот, иное дело: мы бы тебя простили. — Можно мне? — подняла руку Бутончик. Аня кивнула. — Гошка прав… — тихо сказала Бутончик. То есть он, конечно, не прав, что опозорил Петра, но прав, что он теперь отыскался, иначе… иначе я не знаю как бы мы пережили его потурю… Гошка засопел и опустил голову. — Я тоже считаю, — горячее заговорила Аня, — что Гошка хороший, но, попав под дурное влияние Мокея, стал — Насчёт — Но зато бесспорно то, что Гошка обязан объяснить мотивы своего поступка! — заявил Костя, и все смолкли. — В самом деле, — вновь заговорила Аня, — ведь что мы имеем на сегодняшний день? — Факт… — предположительно сказал кто-то. — Точно! — И какой? — Неприглядный. — Хуже некуда! — Так вот и я говорю, — продолжала Аня и повернулась к Килограммчику: — Гошенька, милый… Помоги нам понять: почему ты опозорил свою дружину?.. — Вот именно! — поддержал Павло. Почему — Прости меня, но твой вопрос, Паша, по меньшей мере несколько странный… — книжно произнёс Веня, круглолицый мальчик в очках. — Опозорить любую дружину — это антиобщественный поступок! Индивид есть только часть коллектива. — Товарищи, — вскочил черноглазый Миша и, косясь на Олю, сказал тихо, и ещё более книжно, чем Веня: — Я надеюсь, что выражу общее мнение, если выскажу предположение, основанное на положительных эмоциях Ани, в честности и прямоте которой ни у кого из присутствующих нет сомнений… Да, конечно же, она имела в виду то глубокое уважение, которое испытывает каждый к среде своего непосредственного общения; да, разумеется, она будучи передовой пионеркой, одновременно имела в виду вес Артек; да, если хотите, я пойду дальше и, по своему обыкновению, буду и сейчас твёрдым и принципиальным, ибо я не могу, товарищи, и не хочу скрывать от вас своё мнение, которое было и будет на стороне справедливой, умеющей выражать свои мысли чётко и непримиримо, словами, идущими из самого сердца, и уже по одному тому — ясными и проникновенными… Наступило опять всеобщее молчание, на этот раз вызванное желанием проникнуть в суть того, что сказал Миша. Воспользовавшись паузой, Аня продолжала: — Так вот, Гошенька, будь другом и объясни… Все коллективы хорошие, это так, но хочется знать, почему ты опозорил — Все коллективы хороши, но свой — ближе всех! — запальчиво крикнул Коля. — За что, Гошенька? Ведь что-то толкнуло тебя?.. Ну, будь откровенным… Всё равно выговор ты уже заработал… И в третий раз наступило всеобщее молчание. — Я, — робко начал Гошка, поняв, что это молчание было обращено к нему, — я хотел проучить Петра, но не весь отряд… — Проучить?! — удивилась Аня. — за что? — За то, что Пётр заступился за меня, — сказала Бутончик. — Да, это так, — виновато согласился Гошка. — Но если я совершил глупость, не должен же я маскировать её умными фразами. Я… признаюсь. — Это другое дело, и мои симпатии теперь на стороне провинившегося, — сказал Веня. — Поскольку я привык выражать общее мнение, — взял слово Миша, — я буду вынужден дать объективную оценку более чем странному высказыванию Вениаминам Меня избрали членом совета… — Так ты сам уговаривал, чтобы тебя допустили к руководству, — напомнил Коля. — Только потому, — повернулся в его сторону Миша, что я умею пренебречь ложной скромностью и оценить собственные достоинства, а главное, дать оценку любому явлению. Любому! Я — не Веня… Но меня сейчас интересует вот что: как сумел Гошка раздеть Петра у трибуны руководства, сам находясь в отдалении? Поражённые простотой и чёткостью вопроса, столь необычными для Миши, все повернулись к Гошке. — Только не ври! — строго предупредила Аня, и вовремя: Гошке пришлось проглотить какое-то слово, явно не то, и он смутился — не врать оказалось трудно. — Ну, ну! — подбодрил Веня. — Понимаете, ребята! — решился Гошка, — я… на время конечно, стал… волшебником… Дружный хохот прервал его. Даже Яков Германович позволил себе улыбнуться. — Вы что же… не верите в волшебство? — обиделся Гошка. — Да не, мы-то верим, — успокоил его Веня, — но если бы ты обрёл такой дар, то скорее всего сотворил бы что-нибудь доброе, хорошее, увлекательное для всех… — А ведь верно, сказала Бутончик. — Ну, к примеру, устроил бы праздник Нептуна… — …который, к сожалению, в эту смену не запланирован, — подтвердил Яков Германович. — Или выполнил бы наказ прошлой смены и организовал карнавал любимых литературных героев. — …или… — подметила Аня, — или… исчез бы с наших глаз от стыда… И Гошка исчез! Мгновенно все стихли и с недоумением уставились на то место, где он только что стоял. Место было действительно пустое. — Однако… — начал было Веня, и все вскрикнули. От неожиданности. Затем весь совет дружины «Алмазная» во главе с Яковом Германовичем и Олей перенёсся на морской берег недалеко от порта. Ещё мгновение — и позади совета выстроилась его дружина; ещё не прошло и секундочки — и весь Артек высыпал на соседние пляжи, а сам начальник Артека, и его штаб разумеется, стоял у самой воды. Начальство старалось делать вид, будто всё идёт так, как запланировано, но взглядами все спрашивали друг у друга, что происходит, и незаметно пожимали плечами… Тут с вершины Аю-Дага, будто усиленные радиоприёмниками, понеслись над Артеком и морской гладью звуки вступления к фанфарному маршу, а на горизонте появилось белое пятно, неправдоподобно быстро приближающееся и растущее в размерах. Не прошло и минуты, как стало ясно, что это белое, прозрачное сверху двухкорпусное судно — катамаран, несущийся на воздушной подушке. Впереди на просторной палубе между корпусами виднелась тройка белых коней в медной сверкающей сбруе, а позади них, в расписной колеснице, восседал Нептун в золотой короне и с трезубцем в руках. Рядом с ним сидела женщина в белом платье и с маленькой серебряной короной на голове. Из передней кромки палубы стал плавно выдвигаться широкий ребристый трап, и едва он коснулся земли, кони тронули, и чудесная колесница мягко съехала на берег и остановилась возле начальства. Конями правил сам Нептун. — А не это ли и есть славная Пионерская Республика Арек? — спросил морской царь. — Совершенно верно, — ответил стоявший впереди. — Я — начальник Артека, а это вот… мой заместитель… — И рядом с ним встал плотный человек лет тридцати пяти. Они говорили, не напрягаясь, но их голова почему-то были слышны на всей территории лагеря. — Славно, славно, — одобрительно прогудел Нептун. — А это моя супруга Амфитрита… Позволь представить тебе наших сегодняшних хозяев, дорогая, — повернулся он к ней. — Мило, очень мило, — бархатным голосом почти пропела морская царица и, приставив к глазам лорнет, милостиво глянула на мужчин. — Ну что ж, добрый день, ребята! — обратился к пионерам Нептун. И весь Артек могуче грянул? — Добрый день! — Вы… извините, — несколько нерешительно начал начальник лагеря. — Вы… из цирковой труппы или… как бы это сказать… филармонии? — Я брат вседержителя, Повелитель божественной влаги и Землеколебатель, бог морей и конных ристалищь Нептун. У меня тоже есть детишки, сыновья: Тритон, Амика, Антей, разбойник Скирон, одноглазый Полифем и другие, но я оставил их дома, а привёз к вам своих друзей… — Да-да, конечно, — почтительно прервал его начальник лагеря. — Но мне хотелось бы знать, какая организация вас направила… — Я Начальник лагеря закрыл глаза и, бесчувственный упал на руки своего заместителя. — Дорогая, позаботься о нём, — попросил Нептун свою жену. Амфитрита брызнула на начальника лагеря морской водой из флакона, и тот очнулся. — П-по-ж-жалуйста… — сказал он. — Добро пожаловать… мы всегда рады таким гостям… — Вы знаете, какое сегодня число? — спросил повеселевший Нептун. — Двадцать третье июня… — То-то… Это же день моего рождения! Я сегодня, друзья мои, именинник! — А день рождения Артека — шестнадцатое июня, — сказал начальник лагеря, окончательно приходя в себя. — Прекрасно, — обрадовался Нептун. — Повеселим друг друга по этому случаю… — По-здрав-ля-ем ве-ли-ко-го Неп-ту-на! — дружно проскандировал Артек. — Спасибо, ребята, спасибо, — растрогался владыка морей и океанов. — Поздравляю и славный Артек! Ну-с, а как вы тут живёте? Поднялся такой весёлый шум, что Нептун поднял руку, утихомиривая всех, и предложил: — Пусть кто-нибудь один отвечает… Может быть начальник лагеря? — С удовольствием, — согласился начальник лагеря. — Насчёт питания — сами отведайте… Не только в весе прибавляем, но в росте тоже… — В росте? — Да, ваше морское величество, в среднем каждый пионер за время пребывания в Артеке вырастает — Здорово! — восхитился Нептун. — Это же поистине волшебные сантиметры! — Удачно сказано, ваше морское величество, — одобрил начальник Артека. — Конечно, дети и у себя дома растут беспрестанно, но в пионерском лагере эти сантиметры, как вы справедливо заметили, воистину волшебные… — А в моём росте их нет, — огорчённо произнесла морская царица. — Ничего дорогая, — успокоил её Нептун, — зато в тебе все сантиметры, даже самые маленькие, — сказочные. — Ну и что ж! А таких нет… — Мы можем пригласить вашу супругу погостить у нас подольше, — сказал начальник Артека, посоветовавшись со своим штабом. — Только вот не знаю, прибавляет ли её величество в росте вообще или уже нет? — В весе она прибавляет теперь, в весе, — засмеялся Нептун, но осёкся, заметив неудовольствие Амфитриты. — Мы рады вашей супруге, — сказал начальник Артека, — самой красивой и стройной из мира сказок… — Как он любезен и воспитан! — милостиво улыбнулась ему Амфитрита, обмахиваясь веером из акульего плавника. — Не в пример тебе… — Она бросила сердитый взгляд на своего супруга и, понизив голос, сказала: — Ну порадуй же деток чем-нибудь, солдафон, привык командовать да трезубцем своим постукивать. — Да-да, ребята, по этому случаю объявляю… — он сделал паузу и с пафосом выкрикнул: — Ура-а-!.. — разнеслось по Артеку. Взмахнул трезубцем морской царь — и на просторную палубу корабля-катамарана стали выезжать… кто бы вы думали? Вовек не догадаетесь! Первыми съехали на берег бравые мушкетёры — д’Артаньян, Атос, Портос и Арамис, а за ними их предприимчивые, ловкие слуги; потом верхом на Росинанте — Дон Кихот Ламанческий со своим оруженосцем Санчо Пансой на осле; барон Мюнхгаузен на рыжем битюге; Паганель на муле; капитан Немо на вороном скакуне; Лемюэль Гулливер на лошади дымчатой масти; Шерлок Холмс с доктором Ватсоном в изящной беговой коляске, влекомой парой белых коней; из окон широкого ландо — так называется старинная четырёхместная карета — выглядывали Том Сойер, Беки Тэтчер, Гек Фин и Алиса из Страны Чудес, на козлах же горделиво восседал Джим; на кауром нетерпеливом коне появился знаменитый Зверобой — Кожаный Чулок, он же Следопыт, Соколиный Глаз, Натаниэль Бумпо, а рядом с ним сын его верного друга Чингачгука молодой Ункас — Последний из могикан, правее которого ехал Оцеола — вождь сименолов. Бурными рукоплесканиями встретили пионеры Руслана, к седлу которого был приторочен карлик Черномор; когда же на неоседланном коне появился Нахалёнок, восторженный рёв огласил черноморское побережье: ребята приветствовали любимых литературных героев, продолжавших съезжать с корабля. Нептун с улыбкой оглядывал своих друзей, прибывших с ним, и лукаво посматривал вокруг. — Но где же, ваше морское величество, черти, русалки? — спросил начальник Артек. — Они ведь всегда сопровождали вас раньше. — Сами сказали, что раньше, — засмеялся Нептун. — Всё течёт, всё изменяется, как говорили древние мудрецы, не только у вас: меня недавно избрали председателем правления Общества книголюбов Подводного царства!.. Вот так-с… Не все, конечно, герои со мной сейчас, а только из тех книг, что я успел прочесть; но всё же — немало! — Поздравляю вас, ваше морское величество, приятно, что вы тоже книголюб. Ну что ж, наш стадион в вашем распоряжении… Можно дать команду ребятам отправляться туда? — А к чему терять время? Быть нам всем на новом месте сию же секунду… — Нептун ударил трезубцем о пол своей колесницы, и… …Все тотчас очутились на стадионе, причём руководство лагеря и Нептун с Амфитритой — в центральной ложе. И никто не удивился этому, словно понимая, что в этих условиях так и должно быть. Всё же Нептун не удержался и спросил начальника Артека: — Я вижу, вы тут привыкли к чудесам? Никто не удивляется… — А как же! — ответил начальник лагеря. — Обычные бесчудесные дни у нас считаются разгрузочными, но их почти не бывает. — С чего начнём, ваше морское величество? — С конных ристалищ, — объявил Нептун. — Прошу желающих приступить к разминке. Негр Джим быстро выпряг одного из коней. — Что ты намерен делать, Джим? — удивился Том Сойер. — Я хочу приготовить коня для мисс Беки, разве не видите? — Том, мне страшно. Я боюсь высоты… — призналась Беки. — Нельзя достать коня пониже? — Я рядом с тобой, — заметил Том. — Стоит ли отчаиваться? Все девчонки ужасные трусихи и неженки… Можешь остаться здесь. — Я тоже боюсь, — сказала Алиса из Страны Чудес, — и тоже останусь. — Если бы не вы, масса Том, — заметил Джим, я бы мог тоже напугаться. — Пустяки, — сказал Гек Финн. — Зато нам наверняка позавидуют! Дай-ка мне коня, Джим… Да погорячее! — Сейчас, Гек; я возьму этого высокого себе, пожалуй… — Джим лихо вскочил на коня, но тут же был сброшен на землю. — Что это с тобой Джим? Выпил ты, что ли? — усмехнулся Том. — Выпил? Я выпил? Когда же это я мог выпить? Ведь меня никто не угощал! Попробуйте сами, масса Том… Но и Тома Сойера судьба обошла: конь встал на дыбы, и Сойер грохнулся на землю. — Это какой-то гордец, — пробормотал он. — Подготовь другого коня, Джим. — Ладно, масса том, — засмеялся Джим. — Только вы сами сперва договоритесь с ним, чтобы не сбрасывал вас! — Стюард! — крикнул Паганель с иностранным акцентом, выехал на своём муле почти на середину футбольного поля и остановился. Никто не появился. — Стюард! — повторил он громче. На поле выбежала пионервожатая Оля и мягко сказала: — У нас, к сожалению, здесь есть только вожатые… Я одна из них — из дружины «Алмазная». Чем могу служить? — О, мадемуазель… А где капитан? Ещё не встал? А его помощник? Он тоже спит? — трещал географ. — Простите, с кем имею честь?.. С Жаком-Элиасеном-Франсуа-Мари Паганелем, секретарём Париского географического общества, членом-корреспондентом географических обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены и Нью-Йорка, а также почётным членом Королевского географического и этнографического институту Восточной Индии, — скромно ответил Паганель, приподнялся на стременах и феремонно поклонился. — Я гаправляюсь в Индию… — Как — в Индию?! — удивилась Оля. — Но вы находитесь в Крыму, в Артеке! — Мадемуазель, — обиделся Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель, — вы видете перед собой человека, который занимался изучением географии двадцать лет… и осмеливаетесь так шутить надо мной? Однако… Артек? Здесь я ещё не бывал! Любопытно… — Может быть, вы ошиблись рейсом? — Я ещё не встречал человека, который смог бы стать точнее меня, медемуазель. Такое впервые произошло со мной… Я надеюсь всё же повидать Индию… — Надежда есть последнее, что угасает в душе человека, — произнёс д’Артаньян. — Не отвлекайте это очаровательное должностное создание на время большее, чем вы заслуживаете. — Ты не так просишь об этом, — заметил Арамис и выразительно глянул на свою шпагу. — Вся наша жизнь может быть выражена тремя словами: было, есть, будет… — Всё это прекрасно, — воскликнул Портос, — но довольно любезностей! Атос молча кивнул. — Санчо! — повелительно произнёс Дон Кихот Ламанческий. — Я тут, ваша милость, возле вас, совсем рядом… Стоит вам лишь повернуть голову влево — и вы увидите меня. — Несчастный, — горестно усмехнулся рыцарь. — Если бы ты сам постарался заглянуть в себя самого, это было бы полезней! — Я немногое бы увидел, сеньор… Уверяю вас, я же знаю себя. — Дарю тебе всё то, что сейчас нахожится перед нами в пределах зрительной достижимости, а всё то, что вон за теми горами. — Благодарю вас, ваша милость! Но тот остров, что вы обещали ранее… он тоже мой? — Как! Удивился Паганель. — Мы находимся на одном из знаменитейших полуостровов, а за этими горами материк… и вам мало?! — Сеньор, я не имею чести знать вас так же близко, как и своего господина, но один Бог ведает, какая из их милостей, — Санчо кивнул в сторону Дон Кихота, — сможет осуществиться. По крайней мере, лучше иметь шансов вдвое больше! — О моя Дуль синея, — вздохнул Рыцарь Печального Образа, — если бы ты видела нас здесь, в благословенном Артеке!.. — А в самом деле, — оживился доктор Ватсон и повернулся к Холмсу, — что это за Артек и как мы очутились здесь? Сыщик невозмутимо курил трубку, погружённый в размышления. — Эта задача, Ватсон, — ответил наконец Холмс, — не менее как на шесть трубок. — Сдаётся мне, что вы только раскурили четвёртую… — Пятую, мой друг. Четвёртую я прикончил на траверзе Одессы, а сейчас, осмелюсь заметить, мы на южной оконечности Крымского полуострова. — Но как вам удалось это установить?! — воскликнул Ватсон. — Дедукция, — вздохнул Холмс. — Если бы Скотленд-Ярд пользовался ею, он смог бы иметь успехи. Если же вы изволите прислушаться к тому, что говорит эта очаровательная алмазная девушка, вам не составит труда убедиться в правоте моих слов, Ватсон… — Вы смеётесь надо мной, Холмс?! — Не будьте столь впечатлительны, Ватсон. Всё ясно. Мы можем чувствовать себя в гостях у самых добрых хозяев… Холмс неторопливо достал из футляра свою любимую скрипку, раскурил шестую за сегодняшний день трубку и заиграл «Русскую песенку» Калиникова. Ватсон благоговейно, как впрочем, и все остальные, слушал чудесную мелодию. — Вы раскрыли какую-то тайну?! — не выдержал доктор. — Я чувствую это по вашей игре… — Запишите, Ватсон, — торжествующе ответил Холмс, не прерывая игры. — Запишите, это может пригодиться в ваших мемуарах. Мы находимся в таком месте, каких ещё не знала история! Ватсон едва не задохнулся от восторга. — Непостижимо! — воскликнул он. — Как удалось вас проникнуть в самое нутро этой загадки? — Как раз «проникнуть в нутро», Ватсон, мне удалось вместе с вами… Вы знаете, очевиднго, учебные заведения, подобные тем, где учился Оливер Твист! — Ещё бы, Холмс! У меня топорщится спина при воспоминании об этом!.. — Так вот, Ватсон, на этом полуострове таких нет! Мы прибыли с вами действительно в Республику, но правят ею сами дети… — Но как вы смогли догадаться, Холмс?! — Дедукция плюс интуиция, помноженные на знания и опыт, — скромно пояснил сыщик. — Не может ведь такая масса детей оказаться здесь случайно? Ведь так, Ватсон? — О боги! — простонал простодушный Ватсон. — Как я сам не подумал об этом!.. Вы великий человек, Холмс! В ответ полилась «Песенка без слов» Мендельсона… — Позвольте не согласиться с вами, — раздался голос капитана Немо. — Воздаю должное вашему дарованию, мистер Холмс, но… если вы ошиблись сейчас, это лишь исключение из ваших правил. — Вы полагаете? — холодно спросил Холмс. — Почти уверен, — спокойно продолжал капитан Немо. — Это взрослые, зделавшие свою страну свободной, создали рай для своих сорванцов… Сдаётся мне, что в этой стране немало таких уголков! Не спрашивайте, почему я так думаю, — в своё время я и весь мой народ мечтали о свободной жизни… Бедный Пятница — этот прямо испугался, увидев так много людей. — За что господин сердится на Пятницу? Что я сделал? — горестно спросил он. — Я нисколько не сержусь на тебя, — сказал Робинзон. Мы примчались сюда с тобой подобно птицам… Однако забот у меня теперь несравненно больше, чем в то время, когда я вёл одинокую жизнь на острове… Мне самому необходимо многое осмыслить. Но одно уже ясно: мне здесь нравится и ничто нам не грозит. Между тем Тюля-Люля уже сидел на плече знаменитого отшельника и вёл негромкий разговор в почтенным попугаем Робинзона Крузо, которого, как известно, звали Попкой. — Скажите, дядя, — недоверчиво спросил Тюля-Люля, выслушав рассказ собеседника, — неужели он ударил вас палкой, чтобы оглушить и поймать? — Я же не выдумщик… — обиделся Попка. — А я думал, что все люди — добрые существа. — Мой Робин тоже добр, но он был вынужден пойти на эту крайнюю меру; иначе я не попал бы к нему. Но я не жалею — мы сдружились с ним с первого же дня… — Эьл верно с вашей стороны, — одобрил барон Мюнхгаузен. — Вы… Вы понимаете наш язык?! — поразился Попка. — Я знаю все языки, даже те, на которых никто не говорит, — скромно пояснил барон. — Разве такие языки бывают? — усомнился Тюля-Люля. — Разумеется, — ответил барон. — Например, языки древних народов, живших тысячелетия назад… — Я тоже умею говорить на любом языке, но не всё понимаю… — признался Тюля-Люля. — Человек не должен быть попугаем, а попугай — человеком, — мудро изрёк барон Мюнхгаузен и погрузился в воспоминания. Увидев мушкетёров, стоявших в стороне возле своих лошадей, старшая пионервожатая Оля подошла к ним. Словно по команде они сняли широкополые шляпы с перьями и, помахав ими над землёй, замерли перед девушкой в почтительном поклоне. Потом д’Артаньян предъявил её читательский библиотечный формуляр, заменявший Литературным Героям удостоверение личности, и сказал: — Мсье Дюма, наш отец, давл автографы друзьям гусиным пером… Назовите мне имена ваших обидфиков, и я распишусь на их груди кончиком своей шпаги… — Мой друг, — мягко остановил его Арамис, — если у этого очаровательного создания появился недруг, то это уже означает, что он ненормален, Ия отправил бы его к врачу… — А я — к дьяволу! — пробасил Портос. — Вы заговорили оеё недоброжелателях?! — удивился Атос. — У неё могут быть только поклонники, и я хотел бы стать впереди этой толпы! Девушка, польщённая вниманием, преподнесла им цветы. — Желаю здравствовать, девушка, — раздался вдруг сверху чей-то приятный баритон, и Оля невольно подняла глаза. Перед ней стоял стройный и, как всегда, весёлый милиционер высоченного роста. — Дядя Стёпа! — весело воскликнула Оля. — Он самый. Позвольте присутствовать? — Да-да, пожалуйста, мы так рады вам! Я сегодня дежурная по всему Артеку. Помогите мне, вы так нравитесь ребятам. — Добрый люди уважают милицию… — согласился Дядя Стёпа. — А можно мне… — нерешительно спросил Маугли, взять с собой пантеру Багиру, удава Каа и медведя Балу? Девушка засмеялась, не зная, как поступить, но Дядя Стёпа выручил: — По-моему, можно… И ещё вон там стоят Вини-Пух, Белый Клык, Рики-Тики-Тави, медведь Гризли, Золотой петушок, Белый пудель и Каштанка… Пригласим их, чтобы они находились в своей компании? — Пригласим! — хором ответили ребята с трибун. — И, пожалуйста, пустите доктора Айболита, это же и наш друг… — И мы хотим в эту компанию с Геной, — пропищал Чебурашка. — И я! Сказал Зайка, подбегая к Дяде Стёпе. — И Бемби тоже хочет, но стесняется… — А вы, извините, кто будете? — спросил Дядя Стёпа, обращаясь к роскошно одетому арабу в чалме, усыпанной драгоценными камнями. Он восседал на голубом скакуне, который вытанцовывал по алой ковровой дорожке. Впереди дорожку раскручивали два полуголых невольника, а позади ещё двое скручивали её в рулон. За спиной всадника несколько десятков пышно одетых придворных ползли на животе вслед за мелко семенящим глашатаем в тёмных очках. Услышав голос Дяди Стёпы, он зычно прокричал: — Дорогу светлейшему пятому аббасидскому халифу Харуну ар-Рашиду, хозяину Вселенной и Повелителю правоверных, герою арабских сказок «Тысяча и одна ночь»! На колени все и припадайте к стопам Знаменитейшего их знаменитых… Берите поучительный пример с министров Его Величества, целующих следы Могущественнейшего из могущественных, для которого народы мира — пешки в игре его непокорного воображения… — А-а, гражданин Рашид! — сказал Дядя Стёпа. — Сразу и не признал… Мы, знаете ли, отвыкли от таких званий. Эти люди все с вами? — Люди?! — поморщился халиф. — Со мной?! Он двинул мизинцем, украшенным ярким рубином, и сопровождавшая его свита тут же превратилась в облачко пыли. — Я один и неповторим, — сказал Харун ар-Рашид и подарил Оле золотую розу с бриллиантовыми каплями росы. — Хоть он и литературный халиф, а всё одно эксплуататор, — вздохнул Дядя Стёпа. — Но никуда не денешься, в некотором роде собрат. Следом за Харуном ар-Рашидом гарцевал великолепный скакун арабских кровей, но… без седока, с пустым роскошным седлом. — Эй, гражданин Рашид! — крикнул Дядя Стёпа. — Это ваш запасной конь? — Халиф обернулся, иронически глянул на скакуна и ответил: — У меня нет запасных коней. — Извините, — смутился Дядя Стёпа. — Так где же его хозяин? — Я здесь и приветствую почитателей мистера Герберта Уэллса… — вдруг раздался голос над седлом. — Я Человек-Невидимка! Разминка окончилась, и Властитель Вод объявил: — Предлагаю состязание на ловкость и сообразительность. Вы получите чёрно-белый полосатый мяч — вот он… И прямо с ясного неба на середину зелёного поя плавно, словно снежинка, опустился обещанный мяч. — Кто первый возьмёт его на скаку — получит десять очков, — продолжал Нептун. — Но не позже, чем я успею сосчитать до трёх, он должен передать мяч тому, чьё имя начинается на букву, стоящую в алфавите рядом — впереди или позади — это всё равно — с начальной буквой своего имени или фамилии. Ошибка — минус одно очко. Правильный бросок или принятие мяча — плюс… Судить поручаю Дяде Стёпе… Начали! Дядя Стёпа дунул в свой милицейский свисток и едва успел отскочить в сторону: Портос первым промчался через центр поля, свесившись с седла, подхватил мяч и прямо из-под коня кинул его Робинзону. Тот — Санчо Пансе. Толстяк беспомощно огляделся и кинул его наугад Беки. Она — Последнему из могикан, тот отпасовал Геку Финну. — Том! — заорал Гек. — Выручай! Ты же знаешь, что я с грамотой не в ладах… Том стремительно кинулся к нему, что-то шепнул, и мяч полетел Шерлоку Холмсу, но немедленно был переброшен Паганелю. Дядя Стёпа свистнул и прекратил игру. — Почему вы бросили мяч Паганелю? — строго спросил он. — Потому, что у него целая горсть имён и одно из них начинается на букву «Ф» — Франсуа, — ответил Шерлок Холмс. — Да, верно, извините, — кивнул Дядя Стёпа, привыкая к правилам, свистнул и решил больше не прерывать игру, а только подсчитывать очки. Паганель передал мяч Натани лю Бумпо. Бедный Соколиный Глаз! За всю свою жизнь он так и не научился читать и впервые растерялся. Хорошо, что доктор Ватсон прямо-таки вырвал из его рук мяч, едва не выпав при этом из ландо, которым мастерски правил Шерлок Холмс. Дальше игра пошла в стремительном темпе, потому что играющим стали помогать болельщики с трибун, и мяч с лёгким шуршанием снова помчался по своеобразному кругу, теперь почти без задержек: Ватсон — Гулливер — Нахалёнок — Оцеола — Портос — Рашид — Гек Финн — Джим — Гулливер — Мюнхгаузен — Невидимка (при этом мяч мгновение повисел в воздухе над пустым седлом) — Оцеола — Паганель — Зверобой — Алиса — Беки — Арамис — Соколиный Глаз — Атос — Следопыт — Оцеола — капитан Немо — Паганель — Робинзон — Гулливер — Дон Кихот Ламанческий… Но едва мяч коснулся закованной в латы груди Рыцаря Печального Образа, до сиз пор безучастно наблюдавшего игру, как он пришёл в ярость. — Смерть заколдованному Злодею! — вскричал Дон Кихот и, взял копьё наперевес, ринулся на врага. Пронзённый копьём, мяч с треском лопнул, и игра закончилась. — Ну ничего-ничего, — успокаивал сам себя морской царь. — Всякое бывает. — Вы совершили доблестный поступок, рыцарь, — сказала Амфитрита и кинула идальго белый цветок водяной лилии. — О Несравненная! — Рыцарь с помощью Санчо Пансы спешился, чтобы самому поднять цветок. — Приказывайте, я весь в вашей власти… — Объявляю вас победителем! — сказала морская царица. Дон Кихот с помощью своего оруженосца хотел преклонить левое колено, но добрый Санчо Панса негромко подсказал: — Не торопитесь, ваша милость, на эту коленку вы уже становились однажды, и теперь надо с месачишко повременить… Позвольте, я подогну вам правое… Тем временем Нептун наклонился к своей супруге и недовольно заметил: — Но, дорогая, я же назначил судьёй Дядю Стёпу, пусть он и объявит результат. — Ну и что ж? — повела плечом Амфитрита. — Его я тоже объявляю победителем! Властелин морей и океанов, Землеколебатель виновато глянул на дядю Стёпу, а тот понимающе подмигнул ему и во всеуслышание объявил: — Победил лично гражданин Кихотов, в игре же все оказались на высоком уровне… — Вот видишь? Бери пример! — сказала Амфитрита мужу и улыбнулась дяде Стёпе. После игры Нептун объявил скачки с участием гостей. Первый приз взял д’Артаньян, затем после, на рубке лозы и джигитовке, не было равных Ункасу — Последнему из могикан. Барон Мюнхгаузен уверенно проигрывал в обоих видах состязаний и плёлся в хвосте, как объявил Дядя Стёпа, а гордый Дон Кихот с презрением отвернулся, хотя изредка (это было заметно всем) Он наблюдал за соревнующимися с высоты своего знаменитого Росинанта. Правда, перед началом скачек Санчо Панса попытался воодушевить своего хозяина: — Ваша милость, может, рискнёте? Сами изволили однажды заметить, что имя вашего коня означает «Бывшая кляча»… Значит, теперь она в ходу? И ведь сказано: тише едешь — дальше будешь… А вдруг так оно и окажется? — Я совсем не против пословиц, Санчо, — ответил доблестный рыцарь. — Когда мне хочется привести кстати какую-нибудь премудрость, я тружусь и потею, как землекоп. А ты просто-напросто мешок, набитый поговорками и плутнями… В «произвольно программе» неожиданно для всех отличился барон Мюнхгаузен: он гарцевал по зелёному полю стадиона на… передней половине своей лошади! Место разъёма прикрывала розовая занавесочка с вышитой старинными немецкими буквами пословицей: all zuviel ist ungesund (всякое излишество вредно). Нахалёнок, увидев такое, засунул палец в рот и некоторое время не мог поверить собственным глазам. Сообразив наконец, что всё происходит в действительности, Минька возмутился и крикнул: — А ты, дяденька, таких правов не имеешь, штоб живую скотину на половинки разрывать! — Я есть единственный в мире обладатель такой неповторимый номер, — засмеялся Мюнхгаузен. — Дяденька, — взмолился Нахалёнок, ты вот чего… Дай мне другую половинку своего коня, штоб приставить её к месту… Жалко ведь! А я тебе подарю жестяную коробку хорошую и ишо все как есть бабки отдам! — Ich will nicht (я не хочу — — Ишь ты какой! — обиделся Нахалёнок. — Ну, гляди. У мово батяньки большущее ружьё есть, и он всех буржуев поубивает! — Не горюй, Минька, — крикнули ему артековцы с ближайших трибун, — это он понарошке… Ты вот сам чего-нибудь придумай! Ну, пожалуйста… Нахалёнок замер на секунду, размышляя, вспомнил подходящий эпизод из своей маленькой жизни и кинулся к Нептуну: — Дедуня! Дай мне свинью. Ишо штоб шустрая была… Я тебе её возверну, право слово… Тольке покатаюсь на её! Нептун, тоже войдя в азарт, стукнул оземь трезубцем, и Нахалёнок, едва успев вскочить на невесть откуда взявшуюся мощную хрюшку, помчался на ней по беговой дородке. И хорош же был наш озорник верхом на белой свинье — щуплый, вихрастый, с горящими от волнения голубыми глазами, с конопатой раскрасневшейся мордашкой! Посрамлённый Мюнхгаузен вынужден был приставить к своему бесхвостому коню его заднюю половину, бездействовавшую в сторонке, и незаметно ретироваться. Что творилось на трибунах — не описать! Выиграв «произвольную программу», Нахалёнок подъехал к Нептуну и лихо соскочил в траву. — Забирай, дедуня! Спасибо… Довольный Нептун махнул рукой, и свинья как бы растаяла в воздухе. Теперь настала очередь артековцев показать гостям, на что они способны. Не стану рассказывать о соревнованиях в беге и прыжках, о гимнастических упражнениях, потому что самое необычное или не совсем обычное произошло несколько позже — во время карнавального шествия. Пётр и на этот раз оделся капитаном дальнего плавания и опять шёл несколько впереди своего отряда. Понятное дело, что после проработки на совете дружины Гошка не рискнул бы вновь заниматься волшебством, и всё-таки ребята волновались. Пётр — ещё больше. Особенно когда подходил к трибуне, где восседал сам Нептун с женой и артековское начальство. Взяв равнение на трибуну и приложив руку к сияющему козырьку своей «капитанки», Пётр невольно скосил глаза себе на плечо: всё было в порядке, белоснежный костюм на нём ослепительно отражал солнечные лучи. Но вот Пётр заметил, что взгляды зрителей вдруг обратились куда-то за его спину. Потом возникло всеобщее оживление: кто-то сеялся, кто-то свистел и даже указывал пальцем, хоть это и неприлично. Пётр не выдержал, придержав кортик рукой, резко повернулся, чтобы увидеть происходящее сзади, и теперь шёл спиной вперёд. Его отряд почему-то выполнял шаг на месте, а в пространство, увеличивающееся между ним и отрядом, прямо из ничего выходили… такие мерзкие типы с ножами в зубах — явные бандиты и разбойники, — что Пётр растерялся. Они окружили повозки с награбленными, надо думать, сокровищами, длинными бичами стегали невольников, связанных по рукам. Сам Пётр вышагивал сейчас по алой ковровой дорожке, которую перед ним раскручивали рабы, будто он не пионер Пётр, а какой-нибудь восточный деспот или знаменитый пират — Покоритель Южных Морей! В довершение всего из воздуха появился целый сонм пленных красавиц. Бедные девушки протягивали к Петру с мольбой руки и оглашали стадион жалобными криками. Та, что как две капли воды была похожа на Бутончика, вопила: — Пощади мою юность, о несравненный Пётр, защитник слабых и угнетённых! — Сохрани мне жизнь, Повелитель! — вторила ей та, что была похожа на старшую пионерскую Олю. — Позволь мне быть твоей рабыней, Пётр! — восклицала третья, точная копия Ани, председателя совета пионерской дружины «Алмазная». — Только забери этих дьяволов. Вся сцена разыгрывалась под мелодию песенки Представьте себе всё это возможно ярче — и вы получите весьма бледное отражение того, что происходило на трибунах и в дрогнувших рядах «Алмазной». Особенно жалко было смотреть на посеревшего Якова Германовича, едва державшегося на ногах и вместе со всеми покорно вышагивал на месте. Мокей и Джон разом повернулись к Гошке, сидевшему между ними в третьем ряду трибун. — Ты?! — выдохнул Мокей. — А что? Сам же сказал, что не пойдём с отрядом… — Я не о том… Твоя работа? — А хоть бы и моя!.. — Килограммчик, — напряжённо сказал Джон, — если умеешь: исправь!.. О’кей? Килограммчик полез правой рукой в карман своих шорт. Ещё секунда, самое большое две, от силы три — и вся нечисть мигом исчезла? Красавицы — тоже. Оркестр заиграл «капитан, капитан, улыбнитесь», и позади Петра в чётком строю шли теперь бравые военные моряки. Пётр оглянулся, засмеялся от восторга, и шаг его стал чётче. Вот уж когда артековцы и гости воздали должное и Петру с отрядом моряков, и всей дружине «Алмазной», блеснувшей выдумкой и карнавальными костюмами. — Такого даже я не умею! — признался Нептун. — Дети… — осторожно произнёс начальник Артека, наклоняясь к морскому царю. — Сперва они показали нам, так сказать, картинку из далёкого прошлого, а теперь, кажется… — Но какая техника! — восхищённо прервал его Нептун. — О, ваше морское величество, они ещё и не такое умеют! — неопределённо выразился начальник Артека, и оживился: — Кажется, сейчас они будут петь… Чудеса продолжались… Но Гошка уже не принимал в них участия. Под самый конец концерта он вдруг заметил исчезновение ГС и обратил на это внимание Джона. Немного спустя Килограммчик увидел Мокея, пробирающегося с гитарой в руках в толпе артековских самодеятельных артистов, которые готовились к выступлению, и от удивления открыл рот. Тем временем Мокей пробился к микрофону, весело ударил по струнам и запел песню, которой закончился праздник: — Во даёт! — восхищённо произнёс Гошка. — Правильную песню сочинил Мокей, — согласился Джон. — Я думаю, Таинственный Некто, что нарисовал Серп и Молот, — это тоже он. Гошка вскинул на Джона глаза и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но… промолчал. |
||
|