"Фантастика-1968" - читать интересную книгу автора (Адмиральский Алексей, Амнуэль Павел, Бахнов...)

7

Экстренное заседание Академии получилось коротким. Перемена кончилась, в класс каждый момент мог войти Галактионыч. И «Биссектриса» постановила нижеследующее:

Последний пункт был принят единогласно. Его, немного поколебавшись, предложил Президент.

И после этого все на какое-то время опять замолчали, а потом Труба хотел что-то сказать, но тут уже все подняли руки, и я тоже, конечно, поднял. Ведь рассказать об этом Галактионычу было совсем другое дело, не то, что еще кому-нибудь.

Потом мы немного поговорили до конца перемены. Хотелось, чтобы и в самом деле на Земле всегда была радость, хотелось, чтобы это время наступило скорее, раз мы можем это сделать.

Я стер с доски запись схемы.

Доска погасла. В класс вошел Галактионыч в своем неизменном синем лабораторном халате. Начался следующий урок. Должно быть, в нашем поведении было что-то такое необычное, потому что не раз Галактионыч оглядывал пристально весь класс, словно собирался нам что-то сказать или о чем-то спросить. Но каждый раз, видимо, раздумывал. Как и следовало ожидать, первая попытка увеличить мощность разработанной мной Установки Радости до всемирного масштаба была предпринята третьим членом системы МКС Толиком Сергеевым — почти сразу же после того исторического момента, когда наш шестой «А» решил взять на себя управление настроением всей Земли.

Попытка не удалась, и это никого не удивило: ведь каждый из нас знал Толика достаточно хорошо.

В классном журнале Толик числился под тринадцатым номером.

Такой ученик есть, наверное, в каждом классе — был во все времена. С ним вечно что-нибудь случается. Если на дом задают выучить по литературе стихотворение, он обычно учит другое, как правило, вдвое или втрое длиннее заданного. В школьные сочинения он любит вставлять такие неожиданные литературные обороты, что, когда учитель читает их потом вслух, жизнь класса удлиняется лет на двести-триста — если верить тому, что смех продлевает жизнь. Толик аккуратно приходил в школу в те дни, когда занятия в ней отменялись. Не раз мы видели, как он спотыкался в таком месте, где споткнуться было просто невозможно. Год назад, в день рождения Толика, мы подарили ему разыгранный нами шуточный спектакль «История его жизни», записанный на видеоленту. Там был эпизод, когда Толик должен войти в школьную дверь. И в течение нескольких мгновений он успевал упасть в лужу, оставшуюся после дождя, уронить в следующую лужу портфель, споткнуться на пороге и снова упасть, уронить портфель второй раз, и кроме того, с крыши прямо на ногу Толику падал кирпич…

В тот день Толик пришел в школу радостный и возбужденный.

По его лицу блуждала загадочная улыбка, и на первой же перемене, когда Галактионыч ушел из класса, мы не выдержали, обступили Толика, требуя объяснений.

— Эврика! — радостно сообщил нам Толик и сбивчиво и путано стал излагать нам суть предложения.

Миллиард! Именно во столько раз увеличится мощность Установки Радости, если внести в ее схему те изменения, которые он предлагал. Академики слушали внимательно, но сумрачно: каждый из нас с первых же слов Толика понял, что такой вариант, если он даже и возможен, требует увеличения размеров Установки до размеров примерно всего нашего города, и Толику для этого даже не требовалось досказывать нам все до конца. Нам же по понятным причинам требовались размеры самые компактные.

Толика перебили. На этом последнем, ускользнувшем от него обстоятельстве внимание Толика остановил Президент. Толик махнул рукой, запнулся на полуслове и огорчился так явно, что нам даже стало перед ним немного неудобно.

Пять дней спустя существенное изменение в схему внес Андрюша Григорьев. Он не улыбался и не сиял. Выражение его лица было деловым и озабоченным. Он немного повозился с моим прибором прямо на наших глазах на очередном субботнем заседании Академии. Из прибора он изъял несколько деталей, а на их места вставил несколько новых, чуть-чуть повернул ручку, и мы почувствовали прилив радости, в десять примерно раз больший по сравнению с прежним максимальным уровнем, до которого довел работу Установки я.

— Так я и думал, — удовлетворенно сказал Андрюша, вырубая действие Установки, и неторопливо пустился в объяснения: — Туда-то мы поставили то-то, там-то заменили тем-то…

И снова все получилось таким простым и гениальным, как и все, что исходило от Андрюши, что нам оставалось только слушать и удивляться. Еще через день маленькое, совсем почти незначительное изменение внес в схему Алеша, и после этого мы застряли на одном уровне.

Академики стали задумчивыми.

Проблема захватила нас целиком, даже Леночка Голубкова морщила лобик в несколько раз сильнее, чем обычно. Желание управлять человеческой радостью укрепилось в сердцах членов «Биссектрисы» окончательно. Над проблемой думал каждый. И раз в неделю, по субботам, мы тайно собирались в нашем классе и докладывали о том, что каждый из нас успел уже придумать. Окна класса наглухо зашторивались. Во-первых, для того, чтобы никто не мог видеть нас с улицы; во-вторых, если быть откровенным, — чтобы в наши глаза не лезло озеро, плескавшееся возле самой стены, да еще не отвлекали внимание разноцветные фигурки футболистов, то и дело врывающиеся на тот участок футбольного поля, который тоже был виден в окно. В нашей школе, как и везде, учились пять дней в неделю, суббота и воскресенье отводились отдыху и спорту. По субботам школа была удивительно пустой, нас встречали и провожали одни только автоматические машины для уборки, производившие в этот день во всех закоулках школы особую недельную мойку.

Через три недели в шестом «А» безнадежно упала успеваемость. Леночка Голубкова, успевшая было исправить свою последнюю историческую двойку по физике, получила сразу две по истории, а проходили мы шестидесятые годы двадцатого века, самое интересное время в последней истории. Алеша не смог взять простейшего интеграла. Труба не сумел на уроке литературы как следует осветить вопрос о фантастике второй половины двадцатого века — теме, которая принадлежала ему по праву.

Вдобавок даже сам наш Президент впервые поплыл по астрономии.

Несколько двоек по разным предметам получил и я, но вряд ли стоит рассказывать об этом подробнее.

Лишь один Андрюша по-прежнему отвечал на любой вопрос с точностью метронома и со знанием Всемирной Энциклопедии и аккуратно получал пятерки.

Галактионыч, наверное, терялся в догадках. И настал день, когда я впервые увидел его вконец растерянным — другого такого дня еще не было. В этот день в начале первого урока, вместо того чтобы ответить, как обычно, на наше приветствие, он пробормотал:

— Ничего не понимаю! Мне вот только что сказали, что никого из вашего класса уже полтора месяца ни разу не видели на футбольном поле! Ничего не понимаю!..

Мы стояли перед ним, не поднимая глаз. В классе была такая тишина, что, кажется, плеск озера был слышен даже через герметически закрытые окна.

— Ничего не понимаю! — пробормотал Галактионыч в третий раз и тяжело вздохнул. — Садитесь…