УПРЯМСТВО АДВОКАТА РУШИНСКОГО

Хотя майор Калинович очень внимательно выслушал удивительную историю, рассказанную ему адвокатом. Рушинским, хотя у него не возникало никаких сомнений в искренности адвоката и курьера Медушевского, тем не менее он ни на минуту не поверил в эту версию. И на это у майора были основания. Так, в документах об убийстве Ярецкого имелось заключение судебно-медицинской экспертизы. И там отмечалось, что убитый был оперирован, предположительно в молодости, по поводу левосторонней паховой грыжи. Об этой операции свидетельствовал едва заметный шрам. Никаких других особых примет обнаружено не было. Ярецкий имел искусственную верхнюю челюсть. И это действительно было подтверждено при идентификации трупа.

Все знавшие Ярецкого, в том числе и все работавшие у него, подтвердили этот факт. В то же время никто ни разу не упомянул о шраме на правой руке Ярецкого. А ведь его легко было заметить.

Следовательно, тот, кто лежал сейчас в морге на Очке, не мог быть Влодзимежем Ярецким. Поэтому гипотеза адвоката Рупшнского была несостоятельна с самого начала. Тем не менее майор ни словом, ни жестом не дал понять адвокату, что его версия не имеет оснований, что ей противоречат факты. И все же Калинович решил перепроверить все данные по этому делу.

Врач, производивший вскрытие, закипел от негодования, когда его спросили, не мог ли он забыть о шраме на руке. Милицейская машина, отправленная на Хелмин-скую, доставила в прозекторскую трех работников мастерской. Все они, не один год проработавшие у Ярецкого, заявили, что лежащего в морге мужчину видят впервые.

Вызвали и друга Ярецкого — Анджея Лесняка. Он категорически заявил, что у Ярецкого не было ни шрама на руке, ни явных дефектов зубов. В прозекторской Анджей Лесняк не опознал в убитом своего друга, хотя и не отрицал известного сходства между ними, особенно в том, что касается фигуры, волос, лба и носа.

—Знаю Влодека с детства,— сказал он.— Вместе в школу ходили, вместе боролись в подполье, вместе сражались во время Варшавского восстания и позднее, будучи в армии. Я хорошо знал этого человека. Мы виделись за две недели до его смерти. Мне ли его не опознать? Нет, решительно нет. Этот мужчина не Влодек.

Вызвали дантиста, у которого Влодзимеж Ярецкий лечил зубы и заказывал протез. Он также решительно заявил, что лежащий перед ним человек не Ярецкий.

—Мне не требуется рассматривать лицо, хотя надо признать, у этого человека есть сходство с паном Ярецким. Но зубы?! Нет на свете двух людей с одинаковыми зубами. У этого мужчины рот запущен. Даже впереди нет одного зуба. А Ярецкий очень следил за собой. Известно — молодая жена, не хотелось выглядеть беззубым дедом. У Влодзимежа Ярецкого все зубы были залечены, я сделал ему протез верхней челюсти. Как это можно не узнать собственной работы?!

Итак, адвокат Рушинскин и курьер Медушевский ошиблись. Видимо, их ввело в заблуждение сходство двух мужчин.

Майор Калинович мог бы вызвать Барбару Ярецкую для опознания трупа, но ему не хотелось этого делать. При этом он, возможно, не отдавал себе отчета в том, что поступает так не столько из сочувствия вдовьему горю пани Ярецкой, потерявшей мужа при столь трагических обстоятельствах, сколько из желания встретиться с этой красивой женщиной в несколько иных условиях, нежели прозекторская или служебный кабинет во дворце Мостовских. Лешек Калинович после своего не слишком удачного супружеского опыта сделался если не убежденным «старым холостяком», то, безусловно, убежденным «старым разведенцем». Женщин он сторонился. Опасался брачных уз, ибо утратил доверие к «лучшей части рода человеческого». И все же красота зеленоглазой вдовы заставляла сильнее биться сердце майора милиции.

Допросы свидетелей, составление протоколов, поездки в прозекторскую вынуждали майора допоздна засиживаться на работе. Так было и в тот день, когда он собрался встретиться с Ярецкой. Шел уже восьмой час, когда он сел в автобус и поехал на Запогодную.

Зеленый «рено» был на месте. Значит, Ярецкая дома. Майор позвонил. Ему открыла сама хозяйка. На ней было летнее платье спокойных светлых тонов. Она выглядела в нем еще очаровательней, чем в черном костюме, в котором Калпнович до сих пор ее видел.

Майор?! — удивилась Ярецкая.

Вы одна? Я не помешаю?

Нет. Прошу вас, входите, пожалуйста.— Ярецкая была любезной, однако чувствовалось, что визит Калиновича не вызвал у нее восторга.— Моя гостья со своими

друзьями пошла в театр. Хотели меня забрать с собой, но я отказалась. Они — молодые, веселые, а меня смех раздражает.

Надо бороться с таким настроением, взять себя в руки.

На работе я еще держусь, но дома, в этих стенах, меня охватывает невыносимая тоска.— Ярецкая провела майора в большую комнату, служившую, видимо, гостиной, а также рабочим кабинетом и спальней хозяина дома, о чем свидетельствовала стоявшая здесь узкая тахта.

Калинович был приятно удивлен, заметив, что комната меблирована не так, как это принято у нынешних мещан. Не модная, но красивая, добротная мебелг,, несколько хороших картин — таково было убранство комнаты.

Хотите кофе? — спросила Ярецкая, когда гость сделал несколько приличествующих случаю комплиментов вкусу хозяйки дома и они уже сидели в удобных креслах.— А может быть, вы голодны?

Честно говоря, да. Сегодня я так замотался на работе, что не смог вырваться пообедать.

Ну вот и славно, вместе поедим. Я еще не ужинала. Пойду приготовлю что-нибудь. На многое не рассчитывайте, но кое-что в холодильнике найдется. Придется вам немного побыть одному и занять себя чем-нибудь.

Ах, не беспокойтесь, пожалуйста,—церемонился майор.— Я ведь к вам на минуточку...

И снова, конечно, «полуофициально»? Мне кажется, что это излюбленный метод вашей работы.

— Вы не ошиблись. По опыту знаю, что люди непринужденнее и охотнее говорят там, где нет письменных столов и сейфов — неизменных атрибутов кабинетов следователей.

—Ну, так я вас ненадолго покину.

Когда хозяйка исчезла где-то в недрах квартиры, майор с интересом осмотрелся. Его внимание привлекла фотография, в серебряной рамке, стоявшая на маленьком письменном столике. Несомненно, это было фото Влодзимежа Ярецкого. Калинович подошел ближе, потом взял рамку и стал внимательно рассматривать снимок. На него смотрел мужчина лет сорока, смеющийся, полный жизни. Открывшиеся в улыбке зубы были безупречны. Свои или искусственные — это не имело значения. Важно было другое. Зубы Влодзимежа Ярецкого отличались от зубов того человека, тело которого лежало сейчас в прозекторской. И чтобы заметить это, не нужно было быть зубным врачом. Однако залысины и нос были очень похожи.

Рассматриваете Влодека? — В комнату вошла Ярецкая с цветной скатертью в руках.— Это я фотографировала его месяца через два после нашей свадьбы. Мы тогда были на море в Болгарии. Муж здесь выглядит моложе своих лет.

На этом фото ему больше сорока не дашь.

А было ему тогда уже сорок пять. Он часто шутя говорил, что это вторая женитьба так его омолодила.

Рискованный способ омоложения.

— Вы сказали это с такой убежденностью...

Личный опыт.

В этом разговоре у нас неравные условия. Вы знае те обо мне все, а я о вас — ничего. Вы тоже вдовец?

Нет. Просто жена ушла от меня. Ей наскучило быть женой милиционера.

Извините, пожалуйста.— Голос Барбары Ярецкой потеплел.— Я не хотела вас задеть.

Ничего. Это уже давняя история. Хотите, я вам помогу? Имейте в виду, я довольно сведущ в домашнем хозяйстве. Умею варить яйца и всмятку, и вкрутую. Приготовление яичницы и манной каши на молоке тоже не составляет для меня проблемы.

Так почему же вы до сих пор не бросили работу в милиции и не устроились шеф-поваром в «Гранд»? — рассмеялась зеленоглазая панп Барбара.— Помогать мне не нужно. Спасибо. Сама справлюсь.

Вопреки предупреждению хозяйки ужин оказался не таким уж скромным. Копчености, сардины, сыр и даже бутылочка «Рябиновой», холодная, прямо из холодильника.

—Наша рябиновка в последнее время стала хуже,— заметил майор, разливая ее по рюмкам.— Впрочем, так люди говорят с самого окончания войны и, наверное, будут повторять до конца столетия, а возможно, и долее. А может, если так пойдет, то настанет время, когда ее вовсе перестанут пить! — Майор весело рассмеялся.

Ужин прошел в приятной атмосфере. Барбара Ярецкая немного оживилась и перестала относиться к Калиновичу с плохо скрываемой настороженностью. А тот мог быть, когда хотел, интересным собеседником. Двадцать лет работы в милиции дали ему в изобилии темы для разговоров.

Когда же был подан крепкий ароматный чай и на столе появился венгерский коньяк, хозяйка спросила:

Майор, надо думать, вы не затем пришли сюда, чтобы немного развлечь одинокую вдову?

Я очень хотел это сделать,— искренне ответил Калинович,— по не осмеливался. Мне нужно было найти какой-нибудь предлог.

Догадываюсь какой. В мастерскую приезжала милицейская машина и забрала всех работников. Отсутствовали они более двух часов. Оказалось, их возили в прозекторскую и показывали какого-то убитого человека. Наверное, именно с этим и связан ваш визит ко мне?

Да,— ответил майор.— Вы читали в газетах о найденном в Висле «человеке в мешке»?

Я сейчас не читаю газет. Они действуют мне на нервы. С нервами у меня теперь вообще плохо. Да и не удивительно... Впрочем, я что-то слышала об этом — по радио или телевидению. Найден чей-то труп?

Да. Два рыболова обнаружили на дне реки большой куль. Когда его открыли, там оказался труп мужчины, убитого ударом в затылок.

Какая страшная находка! — с содроганием сказала Ярецкая.

Никак не можем установить личность убитого, признался майор.

Почему же вы предположили, что мои работники могут опознать этого человека?

Произошла поразительная история. Адвокат Мечислав Рушинский, тот самый, которого ваш муж уполномочил быть исполнителем своего завещания, узнал в убитом... как вы думаете, кого? Влодзимежа Ярецкого.

Вы шутпте?! — Ярецкая была возмущена.

Никогда не позволил бы себе так шутить. Рушинский заявил, что готов под присягой показать, что это труп Ярецкого. Мало того. Показания адвоката подтвердились и свидетельством курьера нотариальной конторы Францишка Медушевского.

Это невероятно.

Согласен с вами. Представляете, какое замешательство вызвали эти два заявления? Вот почему мы возили в прозекторскую работников мастерской.

Ну и что же?

Они все как один заявили, что никогда не видели и не знали убитого.

Разумеется. А как же иначе могло быть?

Тем не менее мы обязаны были все тщательно проверить, хотя я с самого начала был убежден, что адвокат ошибается.

А почему вы меня не вызвали?

— Хотелось избавить вас хотя бы от этого переживания.

Большое спасибо, майор,— с чувством сказала Барбара и в знак признательности нежно коснулась руки майора.

Я решил навестить вас и, как вы говорите, по излюбленной мною методе задать вам несколько вопросов полуофициально.

Слушаю вас,— сказала Ярецкая, на этот раз с улыбкой.

Скажите, пожалуйста, был ли какой-либо шрам на теле Ярецкого?

Да. Послеоперационный. В молодости его оперировали по поводу левосторонней паховой грыжи. Шрам был почти незаметен. Осталась только чуть приметная белая

полоска.

А еще рубцы были?

Нет.

Это точно?

Ну, знаете ли! После семи лет замужества жена не может не знать этого.— Расспросы майора в конце концов вогнали в краску Барбару Ярецкую.

Извините меня, но это очень важно.

Повторяю, у мужа был только один послеоперационный шрам. И никаких других.

Адвокат Рушинский утверждает, что, помимо общего сходства «человека в мешке» с его клиентом, у обоих на правой руке выше запястья был довольно большой шрам..

Это ему привиделось.

Я тоже так думаю. Однако у человека, найденного три дня назад, именно такой шрам на правой руке.

В представлении адвоката, наверное, слились приметы двух людей. Разговаривал с клиентом, у которого был такой шрам, а позднее принимал моего мужа и, запомнив эту особую примету, перенес ее с икса на игрека, то есть с того человека на Влодека.

Это тем более вероятно из-за значительного сходства двух мужчин. Вот, посмотрите, пожалуйста.— Майор подал Барбаре Ярецкой снимок «человека в мешке».

Я не вижу большого сходства,— сказала Ярецкая.

А лоб, залысины, нос и даже немного подбородок? — возразил майор.

Ну а глаза, щеки и, главное, рот, губы — они же совсем другие, — не сдавалась Ярецкая.

У вас особый взгляд. Вы слишком хорошо знали мужа, поэтому сходство вам кажется незначительным. Совсем другое — люди, которые, как адвокат Рушинский, видели Ярецкого один раз в жизни. Им запомнились крупный нос, цвет волос, залысины. Это могло привести к ошибке, к этой ассоциации со шрамом.

Майор посмотрел на часы: шел уже десятый час. Пора было прощаться. Калинович поднялся. Хозяйка сказала несколько любезных фраз, сказала, что еще не поздно, и проводила до двери.

Надеюсь, что в следующий раз вы придете не для того, чтобы задавать мне полуофициальные вопросы? Неправда ли? — спросила Барбара Ярецкая, когда они стояли уже в передней.

Мне трудно поверить, что вы говорите это искренне. Визиты следователей удовольствия не доставляют.

И тем не менее до свидания.— На прощание Барбаpa Ярецкая одарила Лешека Калиновича такой улыбкой, после которой уже невозможно было сомневаться в искренности ее слов.

Вы теперь убедились, меценат,— сказал майор на следующий день адвокату Рушинскому,— что мы очень серьезно отнеслись к вашей гипотезе. Увы, проверка показала, что это еще одна осечка. Никто из свидетелей, кроме вас и Медушевского, не опознал в убитом Влодзимежа Ярецкого. А врач-стоматолог привел и неопровержимые доводы.

А я останусь при своем мнении. Пусть тысячи людей говорят иное, я буду утверждать вопреки всем, что это Ярецкий.

Прошу вас, вспомните, может, у вас был другой клиент со шрамом на руке? Может, им был именно этот «человек в мешке»? А после него к вам пришел Ярецкий, и у вас эти два человека слились в одно лицо? — Майор повторил предположение Барбары Ярецкой.

Майор, я не страдаю столь тяжелой формой склероза.

Не обижайтесь, пожалуйста. Я просто стараюсь объяснить причину вашей ошибки.

Я абсолютно ясно помню шрам на руке Ярецкого. Не забывайте также, что не только я узнал этого человека. А свидетельство Медушевского? Оно уже не в счет? Вы же сами присутствовали при этом. Я ни словом, ни жестом не пытался внушить Медушевскому своего мнения. И вы это тоже знаете.

Да, это верно.

Медушевский узнал в убитом моего клиента. Притом не просто одного из многих, а вполне конкретного — Влодзимежа Ярецкого.

Да, это удивительно. И все же вы оба ошибаетесь. Ярецкий уже почти два месяца покоится на кладбище. Небудем нарушать его вечный покой.

Кто же тогда этот «человек в мешке»?

Пока мы этого не знаем. Но, безусловно, докопаемся.

И все же вы не убедили меня, майор. Я упрям и верю, что ближайшее будущее подтвердит мою правоту,

Меценат, все факты свидетельствуют, что это не Ярецкий.

Тем хуже для фактов,— ответил адвокат.

После ухода Мечислава Рушинского улыбка исчезла с лица майора. В разговоре с адвокатом он умышленно умолчал о многом. Имея все доказательства, майор был абсолютно уверен, что «человек в мешке» — это не Ярецкий. Да, это безусловно...

Есть такая достаточно мудрая поговорка: «Если двое говорят тебе, что ты пьян, иди проспись». Заявлением такого солидного человека, как адвокат Рушинский, и уверенными показаниями курьера нотариальной конторы Медушевского пренебрегать не следовало. Нельзя также все объяснять определенным сходством двух умерших мужчин или просто ошибкой. Прежде чем войти в здание милиции, адвокат, безусловно, все хорошо продумал и остался уверен в своей правоте.

А если адвокат не ошибается? Может, и вправду этот человек, тело которого было найдено на дне Вислы, приходил в 104-ю нотариальную контору и отдал на хранение адвокату Рушинскому то странное завещание? Тогда показания адвоката и курьера бросают совсем новый свет на все дело Ярецкого.

Если к адвокату приходил «человек в мешке», то, следовательно, Влодзимежа Ярецкого у него не было. Значит, какой-то другой человек, личность которого милиции пока не удалось установить, каким-то образом завладел удостоверением личности Ярецкого и, используя свое сходство с ним, с успехом разыграл небольшую комедию, передавая на хранение завещание в нотариальную контору. Кому-кому, а ему, как следователю, было хорошо известно, что у адвокатов и в нотариальных конторах тождественность личности устанавливается беглым ознакомлением с удостоверением. Да и в других учреждениях дело обстоит точно так же. Никто ведь не прибегает к такому единственно надежному способу проверки тождественности, как отпечатки пальцев. Вот почему и адвокат действовал, ни минуты не сомневаясь в том, что имеет дело о владельцем ремесленного предприятия.

С какой же целью неизвестный выдал себя за Ярецкого и сделал такое странное завещание?

Вероятно, ради каких-то ему одному известных корыстных целей. Этому человеку, должно быть, стало известно, что Влодзимеж Ярецкий вскоре умрет, и он решил использовать это в своих целях. Скорее всего, чтобы путем шантажа заставить Ковальского отдать большую часть наследства. Наследства, которое тот должен был получить по милости этого мошенника.

Но Влодзимеж Ярецкий, как засвидетельствовали все, кто его знал, был совершенно здоровым человеком. А между тем тот, кто фальсифицировал его последнюю волю, точно знал, что владелец мастерской вскоре умрет. Он дажз предрекал эту смерть, находясь у адвоката. Уж не «помог» ли он сам «судьбе»? Не он ли убил Ярецкого, не он ли автор письма в милицию, в котором якобы сам Ярецкий сообщал о предстоящем самоубийстве? Ведь оба документа — завещание и письмо — были вручены адвокату Рушинскому одновременно.

Да! Именно так! Если принять эту, на первый взгляд фантастическую версию, многое становится понятным. И странные распоряжения в завещании, и стремление ущемить интересы жены, и даже оскорбительное замечание по ее адресу.

Но и в этой новой концепции не все было ясно. Если «человек в мешке» сыграл роль Ярецкого в кабинете адвоката, а потом убил владельца мастерской, то почему и сам он вскоре погиб так трагически?

Чем больше майор раздумывал над этим делом, тем более трудным и запутанным оно ему казалось. Майор решил пока никого не посвящать в свои предположения, в том числе и адвоката Рушипского. Вместе с тем он теперь был твердо убежден в необходимости немедленно возобновить расследование по делу об убийстве Ярецкого.