"Гибель веры" - читать интересную книгу автора (Леон Донна)Глава 7Брунетти вошел в квартиру незадолго до восьми, повесил пальто и сразу же устремился через холл к кабинету Паолы. Такой и ожидал ее найти: расположилась в своем видавшем виды кресле, нога подвернута под себя, в руке перо, на коленях открытая книга. Подняла глаза, когда он вошел, послала ему преувеличенно страстный воздушный поцелуй и опять погрузилась в книгу. Он сел напротив нее на диван, потом повернулся и вытянулся на нем. Ухватил две бархатные подушки и взбил как ему удобно у себя под головой. Сначала созерцал потолок, а потом закрыл глаза, зная, что она закончит интересующий ее пассаж и посвятит себя ему. Страница перевернулась… идут минуты. Книга, он услышал, упала на пол. – Я не знал, что твоя мать читает. – Ну… она просит Лючану помогать ей с длинными словами. – Нет, я имел в виду – читает книги. – В отличие от чего? Чтения по руке? – Нет, правда, Паола. Не знал, что она читает серьезные книги. – Все еще Святого Августина? Шутит она, что ли? – Нет, Дарвина – «Путешествие на «Бигле». – Ой, правда? Паола как будто заинтересовалась. – Ты знала, что она читает такие вещи? – Ты произносишь это так, будто она читает детскую порнушку, Гвидо. – Нет, мне просто любопытно, знаешь ли ты, что она читает книги вроде этой, то есть как серьезный читатель? – В конце концов, она моя мать. Знаю, конечно. – Но ты мне никогда не говорила. – Она тебе от этого больше понравилась? – Мне нравится твоя мать, Паола, – сказал он немного слишком настойчиво. – Я говорю о том, что совершенно не знаю, кто она. Или, – поправил он себя, – что она из себя представляет. – А познакомившись с ее кругом чтения, ты узнаешь, кто она? – У тебя есть способ получше? Паола довольно долго размышляла, а потом дала ему тот ответ, какого он ждал: – Нет, наверное, нет. Он слышал, как она шевелится в кресле, но не открывал глаз. – Что ты делал – разговаривал с моей матерью? И как узнал про книгу? Уж конечно, не позвонил ей спросить – что бы почитать. – Нет, пошел ее повидать. – Мою мать? Ты ходил повидать мою мать? Брунетти что-то пробурчал. – Да зачем же? – Спросить о людях, которых она знает. – О ком? – О Бенедетте Лерини. – О-ля-ля! – пропела Паола. – Что она натворила? Призналась наконец, что пробила старому ублюдку башку молотком? – Я считал, что ее отец умер от сердечного приступа. – К вселенскому облегчению. – Почему к вселенскому? Паола не отвечала… времени прошло довольно много… Брунетти открыл глаза и взглянул на нее: сидит теперь на другой ноге, подперев подбородок рукой. – Ну, так как? – спросил он. – Да сама не знаю, Гвидо. Вот ты спросил, и я затрудняюсь ответить почему. Может, просто из-за того, что всегда слышала – он был ужасным человеком. – В каком смысле ужасным? И снова она ответила не скоро. – Не знаю. Не могу вспомнить ничего, ни единой особенной какой-то вещи, только вот это общее впечатление – он был плохим человеком. Странно, правда? Он снова закрыл глаза: – Я бы тоже так сказал, особенно в этом городе. – В смысле – где все всех знают? – Ну да… в большой степени. – И я так думаю. Оба замолчали; он представлял: сейчас она мысленно проходит по длинным коридорам памяти, пытаясь уяснить, какое замечание, суждение, комментарий, относящийся к покойному синьору Лерини, приняла, отнесясь к нему как к собственному. Голос Паолы вернул Брунетти почти из сна: – Это была Патриция. – Патриция Беллоти? – Да. – Что она сказала? – Она у него работала, лет за пять до того, как он умер. Вот как я узнала о нем и его дочери. Патриция сказала, что никогда не видела такого ужасного типа и что вся контора его ненавидит. – Он ведь занимался недвижимостью? – Да, среди прочего. – Она сказала почему? – Что «почему»? – Почему его ненавидели? – Дай подумать минутку… После паузы Паола ответила: – Думаю, тут что-то связанное с религией. Он почти ждал этого. Судя по дочери, синьор Лерини был одним из тех фанатичных ханжей, которые запрещают брань в офисе и дарят четки на Рождество. – Так что она сказала? – Ну, ты же знаешь Патрицию? Подруга Паолы с детства, она никогда не казалась ему интересной, хотя, признаться, и видел-то ее за все эти годы он раз десять, не больше. – Угу… знаю. – Она очень религиозна. Брунетти вспомнил: это одна из причин, почему она ему не нравилась. – Кажется, она сказала, что однажды он устроил скандал из-за того, что кто-то, новая секретарша или кто-то еще, повесил на стену в своем кабинете какую-то религиозную картинку… Или крест… Я правда не помню, о чем она говорила, – давно это было. Но он устроил сцену и заставил снять. И жутко ругался. Вроде я вспоминаю… ну да, как она мне тогда рассказывала. Поганый у него был язык – «мать твою то, мать твою сё». Такие вещи Патриция ни за что бы не повторила. Даже ты покраснел бы, Гвидо. Он проигнорировал это случайное откровение – Паола, кажется, считает его неким арбитром непристойностей – и направил свои мысли на разоблачение синьора Лерини. Из этого сложного мира догадок и предположений его вернуло к действительности ощущение мягкого тела Паолы – она уселась на диван возле его бедра. Он подвинулся к спинке дивана, чтобы дать ей побольше места, так и не открыв глаза; потом почувствовал ее локоть, руку, грудь… – Зачем ходил повидать мою мать? – раздался ее голос у него из-под подбородка. – Думал, может, знает эту Лерини… и другую тоже. – Кого? – Клаудию Кривони. – И она знает Клаудию? – Угу. – Что она сказала? – Что-то про священника. – Про священника? – Паола произнесла это точно так же, как он сам, когда это услышал. – Да, но это только слух. – Это значит, что, наверное, это правда. – Что правда? – Ой, не придуривайся, Гвидо! Что, по-твоему, правда?? – Почему бы нет? – Разве они не дают обет? Она легонько оттолкнула его: – Прямо не верится. Ты что, правда считаешь, что это что-то значит? – Предполагается, что должно. – Ага, а дети должны быть послушными и исполнительными. – Только не наши. – Он улыбнулся и почувствовал – Паола трясется от смеха. – Тоже верно. Но правда, Гвидо, ты не всерьез про священников? – Не думаю, что она с кем-то спуталась. – Почему ты так уверен? – Я ее видел. – Брунетти внезапно сцапал Паолу, обхватил ее вокруг талии и подтянул к себе. Она взвизгнула от неожиданности, но в этом взвизге было столько же восторженного ужаса, сколько в криках Кьяры, когда брат или отец ее щекотали. Паола попыталась извиваться, но муж прихватил ее покрепче и заставил лежать тихо. Немного погодя проговорил: – Я совершенно не знаю твою мать. – Ты ее знаешь двадцать лет. – Нет, я имею в виду – как личность. Все эти годы понятия не имел, кто она такая. – Звучит печально. – Паола подняла лицо от его груди, чтобы лучше видеть его лицо. Он ослабил хватку. – Печально знать кого-то двадцать лет и понятия не иметь, что он собой представляет. Столько времени упущено. Она улеглась обратно и устроилась поудобнее на его теле. Один раз он испустил внезапное «ух», когда ее локоть попал ему в живот, но потом она распласталась неподвижно, и он снова обхватил ее руками. Кьяра – она пришла через полчаса, голодная, мечтая об ужине, – так и обнаружила их, спящими. |
|
|