"Звезда волхвов" - читать интересную книгу автора (Веста А.)Глава 18 Кладезь бездныБлизилась полночь, а в покоях настоятеля все не гасла старинная зеленая лампа. У остывшего самовара в задумчивости сидел владыка Валерий. Смертельно бледный отец Нектарий притулился напротив. Мертвенный свет абажура заметно искажал лица, огрубляя черты, как посмертная маска из жидкого мела. Кромешные тревоги последних дней отдались бессонницей. Отец Нектарий ослабел и по-стариковски сдал. Его единственное богатство: покой, что дарует человеку чистая совесть, стало добычей воров: неправедных и суетных мыслей. Резко постарел и владыка Валерий; тугие плечи опали, по бороде разлилось раннее серебро. — …Я отвел угрозу от монастыря, — продолжал тяжелый разговор владыка Валерий. — Хорошо, что сразу шума не подняли, и монах сообразительный оказался, тело спрятать успел. Но откуда в твоем монастыре девка взялась, да еще в колодце и голая? Молчишь? И я не знаю. Такое дело в канун торжеств — это неспроста, это подкоп сам знаешь под кого. Ну, да ладно, надо как-то с этим покончить. Припомни-ка все… — В ночь на двадцать второе июня я служил молебен о павших воинах. На колокольне до утра звонили… — Настоятель слабо вскрикнул и прикрыл воспаленные глаза ладонью. — Я знаю… Знаю, как девушка попала в колодец… — Благословите, ваше Преосвященство, вызвать милицию? — немного успокоившись, попросил Нектарий. — Ведь никто из наших не виноват в происшествии. — Не благословляю. Мы не имеем права бросать и малой тени на монастырь. Обитель и так в осаде прессы. Милиция, допросы… Писаки, как псы, вцепятся. А нам наше дело завалить нельзя… Нектарий молчал. Перед его внутренним взором рушились и сдвигались горы и источники вод пенились кровью. — …За порядком в монастыре следишь не строго, — вернул его к действительности голос владыки Валерия. Он выговаривал настоятелю по-отечески мягко, как-никак, теперь они были соучастники, и это сближало их. — Сколько у тебя доверенных людей из братии? — Двенадцать, — едва слышно ответил отец Нектарий. — Мало… А бездельничают твои монахи много. Вчера иду по галерее, слышу — гогот! Послушники и трудники сбились в табун и анекдоты травят: между прочим, про церковное начальство! — Не может быть. — Может, еще как может. — Что-нибудь непристойное? — Гораздо хуже, вот, послушай: «Один строгой жизни монах почил в Бозе и вскоре прибыл в рай, где шли пышные приготовления. Все было в радостном ожидании, и монах невольно смутился. — Спаси Бог, святой Петр, но я не достоин такого приема, — робко признается монах святому Петру. — По правде говоря, — отвечал святой Петр, — этот прием не для тебя. Мы готовимся встретить одного епископа. — Понимаю, — грустно ответил монах, — это вопрос иерархии… — Это вопрос редкости! Оглянись, монахов здесь — тысячи, а вот епископы к нам попадают чрезвычайно редко…» Меня увидели, онемели, потупились, ждут, что будет. А все твой Богованя монахов баламутит. Как-то спрашиваю у него, как найти келаря, а он отвечает: — Отец Порфирий сейчас на скотне. Вы его легко узнаете по скуфейке. — Так вы, должно быть, наказали весельчаков? — немного оживился настоятель. — Плохо ты меня знаешь, отец Нектарий. На притчу о достойном иноке я ответил притчей о дурном: «Жил в монастыре монах, который справедливо считался позором для всей братии. Он был ленив, болтлив, к тому же закоренелый пьяница, и когда он в свой строк отошел ко Господу, монастырская братия невольно вздохнула с облегчением. Прошло некоторое время, и вот отцу игумену снится сон, где этот известный грешник блаженствует в раю с праведниками. — Ты здесь? А мы-то считали тебя самим пропащим! — изумился игумен. — Конечно, житие мое не было примером, — со вздохом признал монах. — Но за всю свою жизнь я ни разу никого не осудил…» Прежде, чем осудить кого-либо, примерь сначала его башмаки, — говорили святые отцы наши, и были правы! — Монаху надо терпения воз, а игумену — целый обоз, — устало согласился Нектарий. — Не только терпения, Нектарий, но и соображения… Но отец Нектарий больше не слышал наставлений владыки. То, что происходило в эту минуту в его душе, можно было сравнить с космической катастрофой. На одной чаше весов корчилась его растоптанная, окровавленная совесть, а на другой поместился величавый, но призрачный храм. Свет, дотоле озарявший его чистый и праведный мир, померк. |
||
|