"Звезда волхвов" - читать интересную книгу автора (Веста А.)

Глава 33 Крестный отец

Утро для Сосенского отделения милиции выдалось ранним и жарким. На десятом километре трассы, где чернела обгорелая и искореженная взрывом туша «Ягуара», уже третий час работала следственная группа. Изувеченное тело водителя уже было отправлено в морг, а странная находка в виде мешка с ювелирными изделиями и денежными знаками США запротоколирована и отвезена в управление. Но в опаленной взрывом траве все еще попадались драгоценные камни старинной огранки и теплый от солнца жемчуг. Перепачканные кровью доллары находили метров за сто, в придорожной канаве и даже на ветвях деревьев. Обшаривая каждый камешек и куст, следственная группа расширяла квадрат поисков. К поискам присоединились дорожные инспекторы, оставив в это утро свою плодоносную ниву.

Полковник Панин наблюдал за поисками вещдоков из окон машины: «Да, верно сказано: доллар никогда не упадет так низко, как люди, готовые ползать на коленях ради него», — думал полковник, но ему не с кем было поделиться своим философским наблюдением. А жаль… Ведь именно в эту минуту он открыл закон обратной связи между достоинством купюр и людским достоинством.

Предстоящая беседа с крестником заранее страшила и огорчала бесстрашного и неподкупного Никодимыча. Их беседа будет больше походить на допрос, и Панин заранее краснел и досадливо морщился.

В дежурной части Севергина попросили сдать пистолет и удостоверение. У дверей кабинета начальника ОВД словно сам собой возник вежливый пока еще постовой. Пряча глаза, в кабинет вошел Панин и, пробежав глазами рапорт Егора, заговорил о чем-то мелком, незначительном.

Егор сидел, как на иголках. Мягкий голос Никодимыча на этот раз резал по нервам. Все мысли его были с Аленой.

— Так ты, Егорушка, пишешь, что видел только доллары и камушки, а боле ничего? Припомни-ка все хорошенько, ведь и тебе досталось. Женка в машине маялась и так далее…

— Степан Никодимыч, я уже все в рапорте отписал: все происшествие от начала до конца, — обессиленный мягким вежливым допросом, Егор думал только о жене. — Откуда мне знать, что еще могло быть в машине? А что пропало-то?

— Погибший в ДТП, похоже, ограбил епископа, — шепотом поделился своей догадкой Панин. — При нем обнаружили почти пол-лимона «зеленых» и драгоценных камней больше трех кило! Это что же за подпольный богач, откуда такой взялся? Оказалось: служка владыки Валерия, вроде ординарца. Но епископ до сих пор не подал заявления. Попахивает «черным налом», а тут еще эти неизвестно откуда взявшиеся камушки. Но чтобы замять дело, владыка готов отказаться от всех прав собственности на деньги и ценности. Сейчас ты поговоришь с одним влиятельным лицом. У него к тебе есть строго конфиденциальный вопросец.

Севергин надолго остался одни. Постовой у дверей кабинета предупредил, что, если ему нужно выйти в туалет, его проводят.

Через минут сорок в кабинет вошел высокий, грузный священник и тяжело опустился в кресло напротив милиционера. Мрачный, насупленный, он смотрел мимо Севергина в пустое, пламенеющее зноем окно. И милиционер, и епископ мгновенно опознали друг друга и теперь настороженно ощупывали незримыми усиками-антеннами, как насекомые из враждебных кланов.

— Слушаю вас, батюшка, — прервал молчание Севергин.

— Волею случая вы первым оказались на месте катастрофы и наверняка успели осмотреть место аварии. Не было ли в самой машине или рядом с погибшим, — владыка на мгновение замялся, подбирая слова для описания неизвестной никому вещи, — …ну, скажем, некоего предмета, похожего на серебряную трубку, с обеих сторон запечатанную воском?

— Нет, — ответил Севергин. И еще раз повторил: — Нет!

— А книги с золотыми листами? — срывающимся голосом спросил владыка.

— Нет, ничего похожего я там не видел. Может быть, эти предметы сгорели в машине? Взрыв был такой силы, что даже легированная сталь расплавилась и выгорела.

Владыка неопределенно покачал головой, тяжело поднялся с кресла и ушел, забыв проститься.

Почти сразу в кабинет бочком заскочил озабоченный Панин.

— Я могу идти? — С надеждой спросил у него Севергин.

Тот тяжело вздохнул, нащупал пачку сигарет и, не глядя в лицо Егора, сказал:

— Дела наши скорбные, Егорушка. Гаишники подъехали, осмотрели твое поврежденное транспортное средство…

— Ну что там, не томи, Никодимыч!

— Что-что… в машине твоей героин нашли. Сейчас опергруппа на месте разбирается. На первый взгляд, пакет — чистый: вообще без отпечатков. Похоже на подставу, но случай все равно неприятный. Похоже, ты с кем-то поссорился…

— Я, крестный, со счастьем своим поссорился и совести хребет сломал.

Севергин сник, догадавшись, что Квит выполнил свою угрозу. Наркотики в багажнике — это его стиль. Может быть, он всего лишь хотел поиграть, припугнуть, но дело-то заварилось серьезное, с кондачка не разберешь.

— Сейчас с тебя пальчики снимут для ясности. Ну, ты не волнуйся, разберемся, а ты пока в КПЗ посиди, маленько…

Панин в своей отеческой заботе чуть было не сказал «отдохни».

С ладоней Егора сняли отпечатки. Обтерев пальцы от липкой краски, он попросил:

— Можно я в больницу позвоню?

Панин кивнул. Севергин долго набирал номер родильного отделения Сосенской горбольницы и, когда дозвонился, окаменел, слушая голос на том конце провода:

— …Роды произошли на двадцать шестой неделе. Ребенка спасти не удалось… Роженица уже переведена из реанимации в общую палату.

Через день Севергина вызвали на первый допрос.

Следователь где-то замешкался, и словно случайно зашедший в кабинет Панин успел сочувственно шепнуть:

— Знаешь, Егор, аркан-то на тебе еще туже затягивается. Что-то тут не так. Прогнали твои «пальчики» по федеральной базе…

Панин плаксиво, по-бабьи сморщил лицо, не решаясь выговорить главное:

— Ты же крестник мой, Егорушка. Я же на свадьбе твоей посаженным отцом гулял…

— Говори, Никодимыч, хуже мне уже не будет.

— Ты тут в столицу через день летал. Скажи, ты с Черносвитовым встречался?

— Да…

— Вот как… А по какому поводу?

— Я расследовал дело Ивлевой, а он проходил как один из свидетелей. А почему ты спрашиваешь?

— Ладно, Егор Сергеевич, скажу напрямки. По твою душеньку из столицы прикатили. Официально: якобы снять показания, но я по своим каналам больше узнал. Короче, Черносвитов найден мертвым у себя на квартире. Смерть наступила три дня назад от проникновения в череп постороннего предмета.

— Пули?

— Нет, серебряного кинжала, похожего на стилет. Пробита переносица и лобная кость, кинжал вошел глубоко в мозг. И что хуже всего — на том кинжале твои отпечатки.

— Говори, Никодимыч.

— Да я вроде все сказал. Единственный, кто держал эту штуковину кроме Черносвитова, был ты и только ты. Я уже искал лазейку, как бы тебя выдернуть. Твои пальчики вроде немного смазаны пальцами потерпевшего, но следствие считает, что орудие из рук вырывали, а значит, наличествует факт борьбы. Кроме тебя и Черносвитова, никто к кинжалу не прикасался, это точно установленный факт. В книге посетителей музея ты расписался, на камере слежения у его дома твоя машина отметилась в вечер убийства. На тебя сначала по машине вышли. А тут еще эти отпечатки… Мистика какая-то.

— Мне будет предъявлено обвинение?

— Да, обвинение серьезное…

Внешне Севергин оставался спокоен и даже равнодушен к собственным злоключениям. На допросе отвечал по-армейски четко, признав факт неприязненных отношений, вызванных чувством ревности, и то, что действительно держал в руках орудие убийства — кинжал с насечками-рунами, отрицая лишь свою вину в убийстве музейного хранителя. Никакого внятного объяснения случившемуся на Полянке, отметающего от него обвинения, он предоставить не смог. Следствие обещало быть коротким. На днях его переправят в Москву для судебного разбирательства, и все будет кончено. Всеми своими ожившими инстинктами, всею дарованной ему интуицией и напряжением воли Егор жаждал истины, она для него равнялась свободе и солнечному свету. Отлученный от этих первичных людских радостей, он продолжал решать головоломку со многими неизвестными.

Так уж повелось сызмальства, что во всем искал и находил Егор Севергин скрытую суть, объединяющую всякую внешнюю несхожесть.

— Да зачем тебе суть-то, милый? — Изумлялась его расспросам бабка. — Суть, она везде едина… Что на кроснах, что в мотке.

В подтверждение своих слов бабка доставала из сундука моток крепкой суровой сути, надевала на гребень прялки клок козьего пуха и садилась за пряжу. И когда стал он старше, то открылось пытливому отроку, что судьба вовсе не «суд божий», а нить бытия, которую свивает из охлопков мыслей и основы явных дел небесная пряха. Теперь вместо радужной пряжи вилась под ее пальцами черная, точно высмоленная нить.

Заложив сложенные крестом ладони под голову, Севергин напряженно размышлял над загадкой гибели Лады. Под стеной тюрьмы назойливыми трелями пел лягушачий хор. Это травяные лягушки замолкают в середине мая, а прудовые орут все лето и, в отличие от своих луговых подружек, предпочитают горланить среди дня. Еще мальчишкой, шлепая по колено в тине, он пытался поймать хотя бы одну «царевну», но маслянистые, липкие лягушки легко выскальзывали из зажатого кулака.

Может быть, девушка тоже хотела выскользнуть из ловушки или, наоборот, пройти сквозь узкое отверстие, поэтому так густо обмазалась маслом? В монастырском подземелье она могла найти запас старинного миро. Почему бы нет? В первый день поисков Анчар уверенно тащил его к пещерам. Значит, девушка действительно вошла в один из лазов. Но ее тело было найдено в омуте, рядом со становищем язычников. Что это? Случайность или рассчитанная многошаговая провокация? После того, как было обнаружено тело девушки, Анчар проследил путь неизвестного от Забыти до монастырского подвала. Пес даже сумел опознать кого-то из окружения владыки. Потом погиб служка владыки, осыпанный неизвестно откуда взявшимися драгоценностями. Возможно ли, что владыка и его служка нашли в недрах Велесова холма старинный клад? Теперь владыка ищет золотую книгу. «Златоструй»? О том, что в недрах горы лежит сокровище, знал и иконописец, написавший несколько столетий назад образ «Горы Нерукосечной». Что же получается? Девушка искала в подвалах монастыря, в недрах Велесова холма нечто очень важное! Драгоценности? Золотую книгу? Кто направил ее туда? Неужели Черносвитов? Вполне возможно, ведь он первый узнал о сокровище из писем мастера Хея, хранящихся в масонском архиве.

— Севергин, на выход! Свидание, — объявил охранник. — Пять минут!

За прозрачным щитком комнаты для свиданий темнел вдовий плат, и Егору показалось, что произошла ошибка. Незнакомая женщина в глухом черном платке поднялась навстречу и осталась стоять, как скорбное изваяние. Милиционер вышел, заперев за ними дверь.

— Аленушка? — Севергин неуверенно шагнул к жене и обнял за плечи. — Как ты, родная?

Она резко отстранилась, поправила сбитый платок:

— Егор, я хочу уйти в монастырь.

— Как в монастырь? Зачем? Это мне надо идти в монастырь. Мне! А не тебе…

Он попробовал снова обнять ее и все тянул к себе, точно пытался вытащить из вязкой паутины.

— Отпусти, — обреченно попросила жена. — Я уже говорила с игуменьей Даниловой пустыни, она возьмет меня послушницей. Но мы с тобою венчаны, поэтому… — Она замялась. — Нужно твое согласие.

— Не надо, Аленка! Не делай этого. Все еще можно исправить. Родная, не уходи! Я люблю тебя…

— Лучше бы ты любил ее… Любил! Понимаешь? Как никогда не любил меня, и не отрекся бы от нее, и был бы верен!

— Прости… Не уходи…

— Нет, Егор. Я так решила.

— Решила? А я? Как же я? — Он сжал ладонями свои виски. — Наш дом? Наша любовь?

Жена даже не усмехнулась его бездарному актерству.

Егор вновь схватил ее вялые, словно пустые руки.

— Я понял, Аленушка, мы были счастливы с тобою, очень счастливы, но слишком по-человечески. Я не умел ценить это счастье. Судьбе угодно было протащить нас сквозь боль, сквозь потерю самого дорогого, чтобы мы стали сильнее и мудрее. Я узнал эту спасительную боль, я многое понял, я стал лучше и чище через наше страдание, через нашу разлуку. Теперь я вижу: не устоял бы наш дом посреди разрухи и запустенья. Аленушка, не уходи! Только бы видеть тебя, хотя бы изредка. Не ломай мою жизнь…

— Твою жизнь? Ты думаешь, что для меня нет ничего важнее твоей жизни? А как же его жизнь? — Алена провела ладонью по опавшему животу. — Это во мне случилось, когда она сломала ветку. Она всего лишь сломала ветку, а во мне оборвался плод.

— Аленушка, умоляю, — шептал Севергин, но голос разбивался об ее сопротивление.

— Отпусти! Прощаю, не виню… Люблю…. — И она вдруг обмякла и подалась к нему, обхватила его шею, целуя в лоб и глаза. — Но больше не смогу быть с тобой. На, возьми…

Алена вложила в его ладонь крохотную иконку.

Постовой давно отпер дверь и теперь старательно разглядывал галдящих птиц за окном, а Егор, все еще удерживая руки Алены, говорил:

— Алена, я почти раскрутил это дело с пропавшей актрисой. Язычники здесь ни при чем. Это дело касается монастыря и владыки Валерия. Он знает о «золотой книге». В ней все дело! Девушка искала ее! Ты должна мне помочь… Не уходи! Послушай…

Но Алена испуганно перекрестилась и покачала головой.

— Нет! Я не хочу ничего знать об этом!

Она торопливо набросила на голову упавший платок и вышла, не оборачиваясь.

После допросов Егора перевели в камеру, где коротал дни и ночи язычник Будимир. Кукер был отправлен на психиатрическую экспертизу, и о нем ничего не было известно. Две жены Будимира исправно носили передачи, и «бывший служитель культа» был рад поделиться их заботой с бывшим следователем.

Севергин не сводил глаз с иконки, зажатой в ладони. Видя его угнетенное состояние, Будимир без устали читал свои языческие проповеди. Эти заклинанья тоже были частью его веры, и не будь Севергина, он говорил бы с крохотной звездочкой, которая заглядывала в камеру по ночам или с синим небом за маленьким зарешеченным окошком:

— Встань, пробудись, брат! Мы с тобою — создания Божии. Поэтому вымаливать у Него что-либо, кроме того, что Он уже дал, — недостойно. Бог сотворил чудный мир и божественно прекрасного человека! Мы с тобой хранители Божественного света и высшей чистоты. В наших синих глазах — небо, в наши золотые волосы навек вплетено солнце. Русичи, не сгибайтесь униженно, как рабы, не становитесь на колени! Стойте прямо и гордо. Пойте веселящие душу гимны, танцуйте бодрящие тело танцы, свершайте красочные обряды в воспоминаниях о деяниях ваших героев-предков. Они видели Бога так же ясно, как солнце и звезды! Им не нужны были крещения, упражнения йогов, посты, молитвы, самоистязания, умерщвления плоти и посвящения в «таинства», чтобы осознать свое кровное единство с Богом. Мы русские! С нами Бог!

И Егор невольно расправлял опущенные плечи и с неясной надеждой думал о будущем.