"Поцелуй француза" - читать интересную книгу автора (Мэлори Кэтрин)

Глава 10

— Что?!

Поль усмехнулся, увидев ее удивление.

— Вообще-то, если быть точным, я предложил купить долю «Саммита», а не целый отель вместе с горой.

— Но почему?

— А почему бы и нет? Это станет неплохим вложением капитала. Да, я знаю, что у вас денежный кризис, но при условии некоторых глобальных преобразования можно вполне оптимистично смотреть в будущее. Помимо реконструкции интерьера и внешнего вида здания, мне бы хотелось, чтобы не пустовали конюшни. Имея хороший инвентарь, лошадей и конюха, вы могли бы получать неплохую прибыль от прогулок ваших гостей по многочисленным конным тропам на горе.

— Но это как раз то, о чем я без конца твержу Лоуэллу!

— Он мне так и сказал. И еще мне хотелось бы увеличить расходы на рекламу. Цветные вставки на четверть страницы в соответствующих журналах привлекут волну новых посетителей при умеренных затратах.

— Но это же моя идея! Я с самого первого дня работы в «Саммите» пытаюсь убедить Лоуэлла в этом, но все время безуспешно.

— Теперь он согласен. Вспомни — я ведь субсидирую все эти новшества, а ты этого сделать не могла. Не обижайся на него за то, что он отказывался раньше от твоих идей.

Но Джин все-таки не смогла сдержать обиду…

Резко встав, она извинилась и вышла из конторки, оставив его одного. Забежав к себе в комнату за жакетом, она села в машину и поехала в городок. Когда она ворвалась в комнату дяди, он удивленно опустил журнал, который читал.

— Что здесь происходит? Ты продаешь часть владения «Саммитом» Полю?

Лоуэлл казался раздраженным.

— Я еще не сделал этого, так что не горячись, пожалуйста. Я пока только рассматриваю такой вариант.

— А ты не рассматривал мое мнение по этому поводу?

— Не думал, что ты будешь возражать. Полагаю, Поль рассказал тебе о своих идеях?

— О моих идеях, ты хочешь сказать? Да, он рассказал мне о них, и я возражаю. Хотелось бы мне знать, когда вы планируете провести коренные изменения.

— Во всяком случае, они не затронут тебя. Что ты так волнуешься? мягко спросил он. Джин подозрительно сощурилась.

— Не затронут меня? Что ты имеешь в виду? А как, интересно, они могли затронуть меня?

— Я думал, вы с Полем обо всем договорились. В предложенном им плане реорганизации предусмотрена и замена управляющего. Это освободит тебя от… гм, от необходимости жить здесь.

Джин не нашлась что сказать. Так вот, оказывается, куда метил Поль! Он собирался отстранить ее от управления «Саммитом», чтобы она смогла выйти за него замуж и жить во Франции. Причем даже не узнав ее собственного мнения по этому вопросу!

Вспыхнув от негодования, она помчалась в отель. Как он посмел решать за спиной самой Джин ее судьбу? И с чего это он взял, что она согласится с его планом? Во Франции он обещал дать ей время подумать над его предложением о замужестве. А теперь получалось так, что он вообще не оставил ей ни времени… ни выбора!

Но она не покупается и не продается! Особенно возмутительно было то, что Лоуэлл согласился с его планом и сознательно лишал ее работы. Естественно, дядя полагал, что она с радостью поедет во Францию с Полем, но это вовсе не оправдывало его: надо было сначала посоветоваться с ней. Никто из них двоих не посчитался с ее чувствами!

Это было совсем не похоже на Лоуэлла, который всегда был стоически независим, когда дело касалось партнерства. И почему он вдруг согласился на введение новшеств, которые раньше демонстративно игнорировал?

Вдруг в голову ей пришла новая вероятность: возможно, в этом вопросе Лоуэлла заботили вовсе не деньги, а преемник — тот, кто возьмет в свои руки его бизнес. Будучи человеком консервативных взглядов, Лоуэлл, видимо, не желал передавать отель в руки женщины, пусть даже и собственной племянницы. Но мужчина — это другое дело! Если это так, тогда становилось понятным, почему он откликнулся на ее идеи, когда они прозвучали из уст Поля.

В отеле ей удалось сдержать свой гнев во время обеда: она не желала устраивать сцены на глазах у гостей. Но позже, когда они пошли пить кофе в ее конторку, Джин взорвалась:

— Что за номера ты здесь откалываешь? Сегодня днем я ездила к Лоуэллу, и он рассказал мне о твоих планах. Обо всех.

Ее возмущение ошеломило Поля.

— Я пытаюсь спасти отель твоего дяди от финансового краха… если ты не против.

— Ив обмен за это спасение собираешься увезти меня во Францию?

Его явно удивила такая постановка вопроса.

— Нет, не собираюсь, как ты выразилась. Это всего лишь вероятность.

— Да? А по-моему, больше смахивает на неизбежность.

В самом деле, с ее более чем скромными профессиональными возможностями уход из «Саммита» означал бы фактически полную зависимость от Поля.

Он не отрываясь смотрел на Джин и видел в ее глазах только одно вызов. Наконец он произнес:

— Жаль, что Лоуэлл поторопился. Я понимаю, в каком свете ты все это себе представляешь, но поверь, пожалуйста, у меня совсем не такие намерения, как тебе кажется. Вообще-то я надеялся, что мы с тобой сначала между собой обсудим мое предложение…

— Не думаю, что нам есть что обсуждать. Твое предложение неприемлемо для меня, и я приложу все усилия, чтобы отговорить Лоуэлла.

— Не это предложение, — сказал Поль. — Я имел в виду…

Но Джин не дала ему договорить.

— Если ты думаешь, что за деньги можешь купить все, что тебе хочется, включая меня, то ты ошибаешься. Я не продаюсь!

С этими словами она выскочила из конторки, так и не притронувшись к своему кофе.

Чуть позже вечером гнев улегся, и Джин яснее посмотрела на ситуацию. В конце концов Лоуэлл еще не принял предложение Поля. Да и Поль не относился к женитьбе, как к уже решенному вопросу. Она рассудила слишком поспешно, в пылу негодования несправедливо обвинив его в несуществующем скорее всего коварстве.

Накинув халатик, Джин подошла к двери его номера и постучала — ей очень хотелось все объяснить ему, сказать, что она опять поддалась безрассудным эмоциям. Но дверь не открывали. Вернувшись к себе, она допоздна изводила себя самобичеванием. Окажись она более сдержанной, и сейчас все было бы хорошо.

Рано утром она спустилась вниз, собираясь подождать его в столовой. Но время завтрака прошло, а Поль так и не появился.

Она подошла к столу регистрации и опять обратилась к миссис Симонс:

— Номер двадцать четыре. Он уже спускался?

— Да-да, — ответила женщина со злорадным блеском в глазах, на этот раз явно заметив интерес Джин к красивому мистеру Бюдье. — Он ушел очень рано и рассчитался за номер.

— Рассчитался?..

— Да, он уехал. Горничная уже убирает его номер.

Только через несколько недель после внезапного отъезда Поля боль ее начала стихать. Он уехал, не дав ей возможности объяснить свои гневные обвинения, не оставив даже никакого сообщения ни для нее, ни для Лоуэлла.

Один только вид телефонного аппарата у нее в комнате и на рабочем столе стал пыткой. Так легко было бы просто снять трубку и позвонить ему… Джин подмывало сделать это, но она боялась нарваться на свои собственные опрометчивые слова о свободе. Страдая от чувства вины, она была уверена, что Поль отверг ее навсегда. Время шло, и возможность вернуть его простым телефонным звонком отступала все дальше.

С какой стати он должен принять ее неубедительные объяснения? После долгих мучительных раздумий Джин наконец поняла, что же все-таки произошло. То чувство, которое она испытала, узнав о намерении Поля купить «Саммит», было отнюдь не ново для нее. Это было то же самое чувство беспомощной растерянности, которое она помнила со времен своего разрыва с Марком.

В то тяжелое время лишь одна сторона ее жизни как-то поддерживала и успокаивала Джин — ее работа в «Хардвик Хотелс». Но с помощью своих родственников Марк вышиб у нее из-под ног эту последнюю опору. Узнав о том, что Поль берет в свои руки такую же власть над ее жизнью, она испытала тот же гнев и то же унижение, как тогда. Эти чувства ослепили Джин — несколько часов она была не в состоянии мыслить разумно, и эти-то часы и стали решающими.

Теперь любовь и тоска, таившиеся где-то в глубине души, когда он был рядом, вырвались наружу и захлестнули Джин. Долгие вечера проводила она в своей комнате, то плача навзрыд, то погружаясь в беспросветную депрессию.

Временами ей хотелось каким-то образом стереть из памяти всю историю отношений с Полем, оставив лишь несовершенное, зато не такое несчастное прошлое до встречи с ним. Потом она вспоминала открытое только благодаря этому мужчине новое царство страсти и, казалось, готова была пойти на любую жертву, лишь бы только вернуть его.

Но, увы, мечты и реальность — разные вещи. В мечтах Джин представляла, как помчится во Францию и вымолит у него прощение, но достаточно было только взглянуть на их бухгалтерский баланс, чтобы отказаться от этой фантастической затеи. К тому же она не могла даже на день оставить «Саммит» без своей твердой руки. С теми суммами, которые предлагал им Поль, все было бы по-другому, но она разрушила на корню этот вариант.

Лоуэлл к тому времени уже вернулся в отель, но его, казалось, не слишком волновал поспешный отъезд Поля. Не терзался он особо и по поводу сорвавшегося соглашения. Дядя на удивление спокойно и беззаботно отнесся к финансовому кризису.

К счастью, прошедший в начале ноября двухдневный семинар ценителей вин приятно повысил их доходные статьи. Они смогли оплатить самые неотложные счета, и, чтобы еще больше ослабить гнет долгов, Джин отказалась от своей зарплаты.

В конце концов она решила, что раз ее дядя не переживает по поводу потери партнерства с Полем, то и ей не стоит особо беспокоиться. Если уж на то пошло, то соглашение с Полем было не единственным решением их проблем. Они и без него что-нибудь придумают.

Но бизнес продолжал хиреть, в будние дни в отеле были заняты всего один-два номера. Постепенно до Джин стало доходить, что принимать решение по спасению «Саммита» надо незамедлительно. Если бы они сейчас нашли деньги и начали программу реконструкции и рекламы, то и в этом случае дела их поправились бы никак не раньше весны.

За неделю до Дня Благодарения с Лоуэллом случился еще один, правда, не очень серьезный сердечный приступ. Доктор Сандерс настоял на его возвращении в санаторий и решительно просил Джин свести все разговоры о делах к минимуму.

Через два дня после этого на имя Лоуэлла Пирсона пришло письмо из замка Ла Бруиль. Джин принесла его дяде и с замиранием сердца ждала, пока он читал. По красивому мужскому почерку на обратной стороне листа она поняла, что письмо от самого Поля.

— И что он пишет?

— Не много. Что предложение о партнерстве остается в силе, если оно меня интересует. Пишет о том, как у них идет процесс приготовления нового вина. Боюсь, для тебя ничего нет, — добавил он многозначительно.

Значит, деловое предложение Поля остается в силе? А предложение о замужестве?

Время шло, вестей от Поля больше не было, и Джин все сильнее убеждалась в том, что он выбросил ее из головы. Это казалось единственно разумным выводом. Мужчина с его внешними данными, не говоря уже о здоровом сексуальном аппетите, вряд ли долго будет грустить о потерянной любви. Без сомнения, в длинном списке бывших подружек Поля найдется не одна женщина, которая с радостью вновь бросится в его объятия.

Эта мысль приносила страдание Джин, но дни тянулись за днями, и острая боль начала притупляться. Время, проведенное в замке Ла Бруиль, представлялось ей теперь лишь кратким вступлением в долгую, безрадостную полосу жизни. Поль казался персонажем из сна: достаточно реальным, чтобы причинить боль, но всегда за пределами досягаемости.

Как-то Джин вызвали на собрание их банка. Новость была плохая: запас кредитов истощился. Требовалось каким-то образом сбалансировать долги и расходы, иначе пришлось бы расстаться со значительной частью имущества. После разговора с Аланом Джин поехала к дяде умолять его найти выход.

Лоуэлл терпеливо выслушал ее невеселый рассказ об их финансах и сказал:

— Нам надо либо сократить расходы, либо как-то поднять кредиты, верно?

— Выглядит именно так.

— Тогда давай сократим расходы. Я думаю, нам надо закрыться.

— Закрыть «Саммит»?!

— Только на зиму. Все равно дела в отеле идут плохо. Сейчас для нас было бы экономичней закрыть его. Откроемся весной, когда начнется сезон отпусков.

Джин заспорила, но Лоуэлл уже принял решение и твердо стоял на своем.

— Ты останешься там и будешь приглядывать за отелем. К тому же, когда обслуга уйдет, ты сможешь опять платить себе жалованье, которого ты добровольно лишилась.

«И что я буду делать со своим еженедельным чеком?» — горько подумала Джин. Ей некуда идти и нечего покупать. Сидеть одной в огромном пустом отеле — перспектива не из приятных. И все же если Лоуэлл так решил, значит, у нее не было выбора.

С прискорбием она известила сотрудников о том, что после Дня Благодарения отель закрывается. Многие уже предвидели такой исход дела и не сильно удивились. Несколько человек записали для Джин свои адреса, чтобы она могла найти их, когда «Саммит» откроется снова — если он вообще откроется.

Процедура закрытия отеля была долгой и грустной. Два дня они убирали и дезинфицировали кухню, закрывали большой холодильный шкаф и накрывали чехлами всю мебель в холле. Кровати оголились, ванные комнаты опустели. Джин чувствовала тоску и беспомощность, все происходящее напоминало ей смерть кита, выброшенного волной на берег, — медленную трагедию.

Наконец к началу декабря последний персонал разъехался, и она осталась одна: Свободное время давило на нее, она не знала, чем заняться. Каждый день она навещала Лоуэлла, а потом возвращалась в пустой отель и слонялась в поисках какой-нибудь работы, чтобы только убить время. Но все, что ей оставалось, — это вытирать пыль, отвечать на корреспонденцию и мыть посуду после своих скудных обедов и завтраков.

Старый загородный отель, десятилетиями живший шумной суетливой жизнью, погрузился в жуткую тишину. Не слышались знакомые звуки включенного пылесоса, не звенела серебряная посуда в столовой. Словно ее юность и последний год жизни разыгрывались на подмостках передвижного театра, и сейчас пьеса закончилась, артисты уехали, а она осталась одна в холодном пустом зале.

Джин знала, что теперь у нее появилась возможность обдумать план своей новой жизни. Но жизнь без Поля теряла всякий смысл, а как вернуть его, она не представляла. Сидя в своей комнате, Джин с головой погружалась в толстые приключенческие романы, чтобы не слышать гнетущей тишины отеля.

Красочные листья уже облетели, и адирондакский пейзаж стал уныл и мрачен. Однажды утром, проснувшись и выглянув в окно, Джин с удивлением увидела первую порошу. Надо бы распорядиться, чтобы расчистили от снега подъездную дорожку, подумала она отнюдь не поэтически. Отопление она включала только в своей комнате и в кухне и курсировала между этими Двумя помещениями, дрожа от холода.

Однажды Алан пригласил ее на обед. Она удивилась его звонку: после ее возвращения из Франции он прекратил свои усердные домогательства. Видимо, в настоящий момент его роман с какой-то другой женщиной Потерпел неудачу, и он решил еще раз попытать счастья с ней. Джин не хотела его видеть, но одиночество было еще хуже, и она приняла приглашение, лишь бы только провести вечер на людях.

В пустом отеле, имея массу свободного времени, она щедро расходовала его на уход за собственным телом. Когда Алан заехал за ней, она выглядела сногсшибательно в своем облегающем черном платье-свитере с гладко зачесанными и заколотыми сзади волосами. Она похудела и сверкала безупречной красотой топ-модели.

Алан лез из кожи вон, стараясь произвести на нее впечатление. Он повел ее в дорогой ресторан, где они, пообедав, танцевали — не те свободные чувственные танцы, что они отплясывали с Полем в казино «Де ла Форе», а чопорные бальные вальсы и фокстроты. Алан сыпал однообразными комплиментами и не упускал случая лишний раз приобнять ее, но все его заигрывания оставляли Джин равнодушной. Когда он отвез ее домой, она не стала приглашать его на чашку кофе.

На другой день, задумавшись о Поле, Джин поняла, что мысли о нем стали уже не так болезненны, как раньше. Те часы, что она провела в его объятиях, легли между страницами ее памяти, словно ломкие высушенные цветочки, потеряв былую яркость красок и поблекнув. Больше всего ее тревожила мысль о том, что он обиделся или даже возненавидел ее за те глупые обвинения, которые она швыряла ему в лицо.

Она начинала дюжины писем и все их рвала. Прошло слишком много времени, и было бы глупо рассчитывать на то, что он примет ее невразумительные объяснения. К тому же ей никак не удавалось подобрать верный тон, чтобы выразить ту сложную гамму невероятных надежд и безнадежных желаний, которая сейчас определяла ее чувства к нему. Их разделял океан, и никакие слова ее письма не могли бы вновь соединить их.

Приближалось Рождество, но теплый веселый дух предпраздничных дней не затронул Джин. Она отослала подарки с открытками друзьям и родителям, но сделала это без особого энтузиазма.

Дни шли, и настроение ее менялось. Перспектива провести праздник без милых рождественских атрибутов была слишком мрачной, и она решила отпраздновать в одиночестве. Возможно, от этого ей станет еще хуже, но она хотя бы попробует.

Поднявшись ярдов на сто в гору, она нашла маленькую пушистую елочку, спилила ее и притащила в отель. Она поставила деревце в маленьком холле при вестибюле и целый день наряжала его старинными игрушками «Саммита», гоня прочь мысль о том, что, кроме нее, никто не полюбуется на эту славную елочку.

Она накупила продуктов и в сочельник испекла сладкие пирожные, часть которых собиралась назавтра отвезти Лоуэллу, приготовила горячий яблочный сидр, приправленный коньяком, мускатным орехом, гвоздикой и корицей. Усевшись в холле перед растопленным камином с бокалом ароматного напитка, Джин огляделась. Для полного домашнего уюта не хватало только Лоуэлла под елкой, подумала она.

Неожиданно мысли перенесли ее во Францию, и она представила Рождество в замке Ла Бруиль. Мари сейчас, конечно, колдует на кухне, распространяя по всему дому немыслимые ароматы. Виноградники, наверное, присыпало снегом, и пустое пространство полей рассекают струны проволоки-опоры, ведь лозы на зиму подрезают до пеньков. А Поль ходит с Ариэлем и осматривает окрестности, спрятав руки в карманах овчинного полушубка…

Джин тряхнула головой, отгоняя свое видение. Нет-нет, не стоит и думать о нем! Взяв в руки только что купленную толстую книжку, она устроилась в кресле, приготовившись провести вечер за чтением. Однако от событий третьей главы ее отвлек громкий стук в переднюю дверь.

Вздрогнув, она на мгновение перепугалась, но потом вспомнила, что здание отеля надежно заперто. Толкнув стеклянные двери холла, она подошла к выключателю освещения крыльца и щелкнула кнопкой. В свете вспыхнувших прожекторов она увидела кружение снежинок за окнами.

— Привет, — глухо произнесла фигура в куртке, обмотанная длинным кашемировым шарфом.

С минуту Джин напряженно вглядывалась в ночного гостя, а потом сердце ее лихорадочно застучало, и она крикнула:

— Поль!!

Отперев дверь, она распахнула ее и впустила Поля в сопровождении влетевшего облачка снега. Он вошел, улыбаясь, раскрасневшийся с мороза.

— Почему здесь так темно? Можно подумать, что вы не заинтересованы в посетителях.

Джин смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Эта сцена в точности повторяла ту, которую она рисовала в своем воображении и которая терзала ее неделями. Но она никогда бы не позволила себе поверить, что такое возможно наяву.

Потопав, он стряхнул снег с ботинок и размотал шарф.

— Не смотри на меня как на привидение, зеленоглазка. Я совершил долгий путь. Чтобы приехать сюда, мне пришлось пробираться на машине сквозь жуткий буран. Я уже и не надеялся преодолеть вашу извилистую дорогу. Но все же я приехал и требую номер. Это ведь гостиница для всех, не так ли?

— В данный момент нет, — услышала она свой голос. — Мы закрылись на зиму, и весь персонал разъехался. Так что я здесь одна.

— Как кстати. — Поль натянуто усмехнулся, оглядывая пустой вестибюль. Но ты же не выгонишь усталого путника в такую ночь? Меня сейчас не заставишь проехать ни одной мили по такой непогоде.

— Конечно, нет! Проходи, — сказала она, оправившись от первого потрясения.

Она закрыла дверь, а Поль сбросил куртку и внес свой чемодан в холл. Джин жадно смотрела на него, любуясь его мужественной фигурой, одетой в брюки цвета хаки и толстый шерстяной свитер с высоким воротом. На лице его мокрыми точками блестели растаявшие снежинки, волосы растрепало ветром, но ей он казался все таким же совершенным, как Бог. Она спохватилась.

— Я принесу тебе полотенце. Ой, а может, ты хочешь выпить горячего сидра?

— О, это было бы сказочно, женщина, — ответил он.

Джин побежала в кухню за сидром. Когда она подавала бокал Полю, рука ее дрожала, но он понимающе улыбался. Вытеревшись полотенцем, он сел рядом с ней перед камином и сделал пару глотков.

— А-а-ах! Ты не представляешь, как я мечтал об этом!

«Вряд ли сильнее, чем я», — подумала она, а вслух сказала:

— Я рада.

Замерзшее тело Поля оттаивало в тепле огня, а чувства Джин оттаивали в тепле этого мужчины. В течение получаса они обменивались новостями и банальными фразами, но без напряженной неловкости их последней встречи. Им было радостно и уютно вместе — этому способствовали жаркий огонь камина, сидр, волнующий волшебный праздник и, вероятно, просто мерный ход времени, подумала Джин.

Разговор на мгновение прервался, и она вспомнила те письма, которые начинала ему писать. Сейчас настал момент объясниться.

— Поль…

— Джин…

Они расхохотались, поняв, что им обоим пришла в голову одна и та же мысль. Джин начала опять:

— Я…

— Я…

И снова они рассмеялись. Поль сказал:

— Нет, позволь мне первому. Я приехал издалека, чтобы поговорить с тобой. Извиниться за мой столь поспешный отъезд. Тебя, казалось, смертельно разозлила мысль о нашей свадьбе, и я решил, что ты не хочешь выходить за меня замуж. Рассерженный и обиженный, я уехал, едва забрезжил рассвет.

— Я понимаю, Поль, — мягко произнесла она.

— И это еще не все. С тех пор я постоянно боролся со своей гордостью. Днем я говорил себе, что не стану унижаться перед женщиной: если ты не захотела выслушать и понять меня, то и черт с тобой. Но ночью все было по-другому. Не могу передать тебе, какая это пытка быть без тебя. Каждое утро на рассвете я давал себе клятву позвонить тебе днем.

— И не только ты!

Поль, казалось, не расслышал ее слов.

— И каждый раз меня останавливала жуткая мысль о том, что прошло уже слишком много времени и ты наверняка встретила другого. Мысль об этом больно ранила… и злила. А когда я злюсь, то говорю сам себе, что не стану унижаться перед женщиной, и так далее — я вращался по замкнутому кругу. Наконец на прошлой неделе я решил разорвать этот порочный круг и выяснить все до конца — раз и навсегда. Я заказал билет на самолет, и вот я здесь. А теперь скажи мне вот что: ты кого-то ждала сегодня вечером? — спросил он, кивая на пылающий камин и старательно наряженную елку.

— Никого. А меньше всего тебя.

— Слава Богу, хотя верится с трудом. Значит, здесь действительно больше никого нет?

— Никого.

На лице его отразилось явное облегчение.

— А я-то думал, что мне придется вызывать кого-то на дуэль, и мысленно молил, чтобы этот кто-то не оказался чемпионом мира по фехтованию.

Джин засмеялась.

— О Поль! Ты знаешь, ведь я пережила то же самое. Я была уверена, что у тебя теперь другая женщина.

— После тебя это было невозможно.

— Какой ты милый!

Она сдержанно поцеловала его в щеку, но он поймал ее и жадно припал к ее губам. Оказавшись в сладком плену его сильных рук, Джин почувствовала горячие волны долго сдерживаемого желания. И все же она отстранилась.

— Нет, постой. Дай мне сказать. Я хотела сказать это каждую минуту с тех пор, как мы расстались. Мне так стыдно за те ужасные глупые обвинения, которые высыпались на твою голову, и я хочу все объяснить.

— Да, признаться, я так и не понял, какая муха тебя укусила, — сказал Поль, крепче прижимая ее к себе.

Она утонула в кольце его рук, положив голову ему на плечо.

— Сначала я и сама не понимала, что это было со мной. Но теперь, мне кажется, я поняла, что руководило моим поведением.

— Расскажи-ка.

— Наверное, это связано прежде всего с моим бывшим мужем. — И она вкратце описала обстоятельства ее выдворения из «Хардвик Хотелс». — Так что, как видишь, жизнь моя в тот момент потеряла всякий смысл. Во всяком случае, так я думала. А потом Лоуэлл предложил мне работу менеджера здесь, в «Саммите», и я ухватилась за это предложение, как утопающий хватается за соломинку. Отель стал для меня всем.

— И потом, — перебил ее Поль, — вернувшись сюда из Франции, ты опять начала мыслить по-старому, несмотря на то, что случилось между нами.

— Именно так, — подтвердила Джин, почувствовав облегчение оттого, что Поль понимает ее. — Когда ты предложил купить долю владения этим отелем и отстранить меня от дел, я испытала знакомое чувство — чувство потери опоры. Я запаниковала и набросилась на тебя, хотя на самом деле мне очень хотелось уехать с тобой в Ла Бруиль. Теперь-то мне это понятно, но тогда я была в полном замешательстве. Ты понимаешь?

— Прекрасно понимаю, зеленоглазка, и хочу, чтобы ты выбросила все надуманные глупости из головы. Давай сотрем прошлое и начнем сначала.

На мгновение выпустив ее из своих объятий, Поль порылся в кармане своей куртки и вернулся, держа на ладони крошечный подарок.

— С Рождеством! Думаю, ты знаешь, что это.

Это было то самое колечко с бриллиантиком. Джин бросилась ему на шею, борясь с подступившими слезами.

— Это самый лучший подарок, о каком я только могла мечтать! Но, Поль, я пока не могу его принять. Мне надо сначала поговорить с Лоуэллом. Я нужна ему. Пожалуйста, пойми, — взмолилась она.

— Не волнуйся, малышка. На этот раз я буду терпелив, обещаю.

На следующий день они ворвались в комнату Лоуэлла в санатории, удивив его подарочными свертками и рождественскими пирожными. Джин сияла, румянец на ее щеках появился не только от мороза: воспоминания о ночи любви согревали ее, как пять каминов.

— Вот уж не ожидал тебя видеть, Поль, — радостно заявил Лоуэлл после обмена приветствиями.

— Пришлось вернуться, — объяснил Поль. — Нам надо уладить кое-какие дела. Мое предложение по-прежнему в силе: если хотите, можете получить деньги под реконструкцию «Саммита».

К величайшему удивлению Джин, дядя покачал головой.

— Нет, к весне я собираюсь продать отель. Я устал и хочу отдохнуть. Я уже годами мечтаю об этом и думаю, что имею на это право: для отеля я сделал немало. Один винный погребок стоит целое небольшое состояние.

— Но, Лоуэлл, как же ты можешь? — вскричала Джин. — Ты же столько отдал «Саммиту»!

— Всю свою жизнь, включая выходные и праздники. Нет, я хочу насладиться временем, которое мне еще отпущено.

— Ты никогда не говорил мне, что хочешь отдохнуть, — огорошенно произнесла она.

— А ты никогда не спрашивала. И потом, я видел, что тебе нужно какое-то дело, пока ты не устроишь свою личную жизнь с другим мужчиной… на этот раз настоящим мужчиной. Теперь, похоже, ты нашла его, значит, мне можно и отдохнуть. Знаешь, я бы с удовольствием понянчил своих внучатых племянников.

Джин вспыхнула.

— Так вот почему то и дело ты подсовывал мне разных болванов? Старый плут! Тебе, видите ли, просто хотелось, чтобы я «устроила свою личную жизнь»?

— Не все из них были болванами, — возразил Лоуэлл.

Джин со смехом взглянула на Поля.

— Да, разумеется, не все. Ну ладно, давай открывай свои подарки!

Лоуэлл радостно развернул пижаму и халат, которые ему подарила Джин, и озадаченно покрутил в руках красиво упакованную коробку от Поля.

— Осторожно, это бьется, — предупредил Поль.

Лоуэлл медленно развязал ленточки и сорвал оберточную бумагу. Глаза его затуманились, когда он вынимал из коробки ее содержимое: пыльную бутылку вина, ту самую, которая его так потрясла во время их первого посещения Ла Бруиля.

— «Лафит» 1901 года! Мальчик мой, знаешь ли ты, что одно из моих последних желаний в этой жизни — попробовать вино этого сбора?

— Тогда вам надо хорошенько подумать, когда же открыть эту бутылку, отозвался Поль. — Потому что когда вы отведаете ее содержимое, то гарантированно проживете еще двадцать лет.

Вечером Джин с Полем сидели в холле отеля перед пылающим камином и потягивали коньяк. Поль каждые пять минут прерывал разговор, чтобы запечатлеть дразнящие поцелуи на ее мягких розовых губках.

— Поль, перестань, я забыла, что хотела сказать, — смеясь и безуспешно отбиваясь, взмолилась Джин.

— Вот и хорошо, — произнес он с проказливой усмешкой. — Потому что я хочу поговорить о другом — о моем рождественском подарке тебе.

Джин виновато вспомнила про кольцо.

— Но ведь я-то тебе ничего-таки не подарила, — проговорила она.

— Ты только скажи, что будешь моей женой. Этого подарка мне хватит на десять рождественских праздников.

— Только на десять? — Она надула губки.

— Ну…

Тут он страстно поцеловал Джин, и она ответила на его поцелуи с такой же пылкостью. Его руки чувственно ласкали ее, дразня и обещая еще одну бессонную ночь блаженства.

Вырвавшись, она со вздохом сказала:

— Знаешь, без чего я буду скучать после нашей свадьбы?

— Без чего же? — беспокойно спросил он, недовольный прерванным поцелуем.

— Без моей работы. Я люблю заниматься делом.

— А кто говорит, что ты будешь сидеть без работы? Разве я не рассказывал тебе, что включает в себя понятие «выгодное приобретение»? Виноделие требует объединения талантов многих людей. Я бы вряд ли выбрал себе в жены такую женщину, от которой не было бы проку в бизнесе.

— Но что я могу, разве только собирать ягоды?

— Ты ведь специалист по рекламе, верно? Ну а самым главным для нас сейчас является повышение престижа нашего вина. А чтобы достигнуть такого Уровня цен, который сделает бизнес доходным, нам нужно умело расширить рынок сбыта. Так что вся надежда на тебя.

— Но, Поль… что, если я захочу иметь ребенка?

— Значит, так оно и будет. Я тоже хочу детей.

Она озорно ухмыльнулась.

— Ну так чего же мы ждем?

— Ах ты…

Поль схватил ее за руку и притянул к себе. Она задохнулась в его поцелуе.

— Нет, Поль… надо подложить в камин еще одно полено.

— Не думай об этом, — пробормотал он, расстегивая кнопки ее фланелевой рубашки.

Потом, намного позже, она лежала в его убаюкивающих объятиях, глубоко и ровно дыша. Рассеянно чертя пальцем медленные круги на его обнаженной груди, она не отрывала задумчивых глаз от красных угольков, посверкивающих за решеткой камина.

«Тепло от огня стало ровным и приятным — как и наша любовь», подумалось ей. Но в отличие от огня ее любовь скоро опять запылает бушующим пламенем и никогда, никогда не погаснет.