"Утро туманное" - читать интересную книгу автора (Агуреева Дарья)

ЖВАЧКА

— Будешь «Орбит»? — спросила я.

— Так ведь без сахара же, — усмехнулась Варя.

— Вот тоска-то, — затянула я без перехода, закидывая пачку жвачки обратно в сумку.

— Скоро сессия, — многозначительно отозвалась Варя.

— Не сыпь мне соль на рану.

— Да, Вера, в этом году пахнет даже не жареным, а палёным. Мы в этом семестре отличились ничего не скажешь.

— Не говори, — я устроилась на лавочке, отвернулась от пыльного окна, зачем-то делящего мрачное питерское небо на четыре картинки. — Если бы кто-нибудь в прошлом году сказал мне, что я прогуляю хотя бы половину пары, я бы вызвала его на дуэль.

— А помнишь что творилось, когда мы ещё назывались этим дурацким словом — абитуриенты? Я с таким обожанием взирала на университет, атлантов-студентов, богов-преподавателей! Тьфу!

— Вот-вот, — кивнула я.

— И самое страшное, — Варин голос дрогнул, — так всегда и бывает: добиваешься чего-то, жилы рвёшь, а получаешь — душно!

— Бойтесь мечтать — мечты сбываются, — подхватила я.

— А чем ещё заняться? — кого-то вопрошала Варя. Она такая. Ей всё кажется, что кто-то придёт, возьмёт её за маленькую ручку и выведет на светлую, широкую дорогу, поведет к чему-то громадному, важному, а никто не приходит. Порой ей грезится, что вот он наш спаситель. Она спешит к нему, опекает, отогревает и даже выводит на эту самую дорогу, чтобы не заблудился, не потерялся, а потом видит — не он… Без сахара, как говорится.

— Ленка идёт, — брякнула я, не желая погружаться в Варино самокопание.

— Исчезнем? — неуверенно оглянулась Варя. И через пару минут мы уже подпирали стены этажом ниже. Метрах в пяти от нас переминались с ноги на ногу однокурснички.

— Митюшечка сегодня в ударе, — сквозь зубы шептала Варя, щуря глаза. Видимо, пыталась спрятать за ресницами бесовские злые огоньки, которые с завидным постоянством зажигали некоторые особи, обитающие на нашем курсе.

— Ух ты, маленький! — подхватила я. — Пальчики растопырил!

— Пойдём, он там байку какую-то новую рассказывает.

Митя, пожалуй, самый гадкий тип в нашей группе. Предвзято? Зато верно! Удивительно, откуда такие берутся? Мордашка миловидная, глазки не пустые, росточек правда подкачал, но при этом весь такой приторный. Имени соответствует. Умствующий дурак, джентельменствующий хам, раздражительный неврастеник и мелкий пакостник! По стенке бы размазала! Он минут двадцать под дружное ржание, перемигивание и кривляние слушателей вещал о том, как он кого-то защищал в суде, как на Невском его домогались синеглазые модели, как летом он отдыхал с Ди Каприо…

— Митенька! — Варя вдруг всплеснула руками. — А может, это ты под псевдонимом Ди Каприо снимаешься? А я всё думаю, на кого ты похож!

— Очень вежливо, — некстати покраснел Митя. «Истеричка!» — прочла я между строк и мысленно отправила назад нецензурную цитату. Наш поредевший за последние дни табунчик, стряхивающий с ушей останки Митиной лапши, загнали в аудиторию. Начался семинар. Варя вызвалась отвечать. Наговорила чего-то под одобрительным взглядом преподавателя и размазалась по стулу, осела, как сдувшийся шарик. Интерес к происходящему у неё пропал. Она что-то зачирикала у себя в тетради. Потом её пытливый взгляд заёрзал по Пете. Она будто сквозь лупу разглядывала его льняные волосы, выравненные в модную стрижку, радостный взор, красиво вылепленные губы.

— Смотри-ка! — она легонько толкнула меня. — У него всё время дёргается кончик носа!

— Может, напишем ему сопливую записку? — я пыталась угадать её настрой.

— Скучно! — поморщилась Варя. — В сентябре Сашке аж в стихах писали. Было неинтересно.

— Не смотри так на Петю. Он уже краснеет.

— Вера, — Варя коснулась меня своим непередаваемым взглядом, от которого хотелось не то плакать, не то смеяться. — Я встречалась с Никитой.

— Когда? — чуть не в голос взвизгнула я.

— Вчера. Посидели пару часиков в баре.

— Он сам тебе позвонил?

— Ну конечно!

— И что же? Назад в будущее? — я не сводила глаз с её стекленеющих зрачков. Лицо спокойное, просветлённое. Только пальцы предательски дрожат.

— Я ничего не поняла, — Варя удивлённо всматривалась в меня. — Вера, я нормальная? Мне тут диагноз какой-то сочинили…

— Терпи, малыш, — я сжала ей руку.

— Вот-вот! Терпимости-то и нет!

— Что он сказал?

— Что-то про Яну свою рассказывал… Я не помню. Я так удивилась, что перестала слушать.

— Ну?

— Да как обычно! Пялилась на него, как истукан, и тихо млела.

— Ясно, — скривилась я.

— Зачем он со мной встречался?

— Чтобы ты смотрела на него своими большими обожающими глазами, а он тихо млел от этого твоего идиотского влюблённого взгляда.

— Думаешь?

— Уверена.

Варя забилась вглубь себя и не вылезала до перерыва. Потом огрызнулась на прохиндея Митюшечку, закуталась в сигаретный дым, плавающий в туалетах факультета, и принялась рассматривать Сашу. Мда… Сашенька наш удал. Этот с сахаром, рафинированным. Варе он страшно нравится, а меня просто убивает его тошнотворная самовлюблённость. Этакий нарцисс! Слава Богу, он не привлекает её романтически, хотя что-то нелепое у них было. Одно время они общались ночами по телефону и изводили друг друга странностями, умничанием и гадостями. Под конец их какого-то безмасштабного пространственного диалога глухого с немым Саша оштамповал Варю «недоинтелектуалом интровертом». Кажется, она его даже не послала по подходящему адресу. А надо было! Если у Вари фрустрация, то у Саши определённо маниакально-депрессивный психоз. Что тут поделаешь? От Ленки мы всё же не улизнули. Отрыла нас в кафе. Губки надула бантиком, глазки потупила, зарядила:

— А он мне — ну я же тебя люблю…

Я вспоминала какие-то стихи. Варя тоже абстрагировалась. Мы в очередной раз проделали наш порочный круг: кафе, туалет, библиотека, кафе. Прослушали тысячу и одну историю про то, кто, с кем, когда и где с вариациями на темы: «Я непризнанный гений!», «Меня никто не любит», «Невиноватая я!» и ещё «Кто что про кого мыслит». Тьфу!

Мерзкий кофе для Вари. Отравный чай для меня.

— Ты не замечаешь, что с нами творится?

— Что? — устало отозвалась я.

— Мы старухи.

— Вот это ново! — припомнила я какую-то рекламу.

— Да серьёзно же! Ведь вот только и делаем, что насиживаем целлюлит и перемываем окружающим кости.

— Старухи не ночуют под окнами возлюбленных, — оборвала её я.

— Молодые в общем-то тоже, — Варя снова полезла вглубь себя, но встряхнулась.

— Жвачку будешь?

— У меня своя.

— Да, у каждого своя, — усмехнулась Варя, зачем-то снова опутывая лицо дымом, словно нимбом.

Мимо проходили до отвращения правильные студенточки с какой-то патологически неуёмной тягой к знаниям, разудалые двоечники с вечной песенкой о конспектах на пять минут, вульгарные первокурсницы, тихони, выскочки…

— Знаешь, он показывал мне их фотографии. Они на Валаам ездили.

— Он что — больной? — не выдержала я.

— Верочка, а ведь это я должна была там быть. Мы собирались…

— Будешь!

— С ним?

— Со мной, дурочка, со мной.

— Спасибо, милая, — Варя чмокнула меня прохладными губами, вернулась с Валаама.

— Как ты думаешь, что говорят о нас те, кого мы сегодня так обласкали?

— Поверь мне, ничего хорошего! — уверенно ответила я.

— Я думаю, ты им нравишься. Приветливая, отзывчивая, не язвишь… Это я злая зануда с амбициями.

— Жизнь не удалась, — изобразила я сочувствующую физиономию.

— Зажевала ты, Варя, вот что!. Произошло с тобой что-то, и вот ты жуёшь, жуёшь… Уж челюсти свело. А мне и жевать-то кроме «Орбита» нечего. Радуйся, что есть что вспомнить.

— Я радуюсь, — покорно замерцала глазами Варя. Обиделась. Она такая.

— Ведь вот он сейчас километрах в пятидесяти от меня, если не меньше, — Варя вновь расплывалась по стулу. — А дом его чуть ли не напротив моего, понимаешь? Пять минут пройти — а нельзя. Легче целую вечность… Вчера такой закат был. Красный, звонкий. Солнце огромное — глаз не отвести. Потом звёзды высыпали. Окна потухли одно за одним. Фонари… Никита приехал в пять двадцать семь. Видно, пораньше упорхнул, смена вообще-то до восьми. Знаешь, ни усталости, ни раздражения. Остановился перед домом, стоял и обнимал темноту, вдыхал приближающееся утро…

— Ты лучше подумай, что было бы, если б он тебя заметил!

— Он, наверное, заметил, раз доктору нажаловался.

— Уже и доктора подключили? — искренне удивилась я.

— Они думают, я не в себе, — Варя тяжело вздохнула. — Голова что-то кружится. Пойду я, пожалуй. До завтра, Вера!

Варя поплыла к выходу. Синее платье, голубая норка, серый дым… Всё пошатывается, покачивается, переливается… Тьфу! Размазня! Ведь ревёт сейчас где-то, дурочка. Или улыбается?

Я по её примеру глазами поскользила по двигающимся по периметру кафе людям. Жуют. Все. Изо дня в день. Одно и то же. Мне вдруг тоже захотелось в дым, в туман, в чёрное зимнее утро. Нет, оно синее, синее-синее.

Зеркало разбилось. Сохранился лишь один осколок покрупнее. Я в нём совсем ещё девочка. Я была у моря, где-то на юге. Лето выдалось холодное. Дни проходили пасмурной, хмурой чередой. Лишь изредка сквозь тяжесть влажного воздуха проникали какие-то жалкие обрывки солнца. Но было хорошо. Солёный ветер, незатихающая песня волн, скалы, песок. Никого. Брызги воды обжигали кожу, пронизывали моё тело, проникали в душу, вычерчивая солёные, пахнущие водорослями узоры. В волосах путалась зелень тины, ракушки. Платье всё больше роднилось с рыболовной сетью. Я уже и не помнила: русалка ли я или нет. Я забиралась на пологие, не согретые солнцем скалы и тянулась к небу, дотягивалась до него изодранными от карабканья руками, зудящими от соли кровоточащими ранками. Море дышало у моих ног. Непокорённое, оно умоляло. Смирившееся, оно манило в небытие, затягивало в бездну горизонта. Спокойное, оно угрожало. Краски беспрестанно перемешивались, насыщались. А я заворожено всматривалась в пустоту, бурлящую внизу, в высь, распростёртую наверху… Или наоборот? Не помню. Помню только, что гремела гроза, разбивали небесное зеркало молнии, ливень отгораживал и от берега, и от моря. Я срослась со своей скалой. Всё вокруг безумствовало, испепеляло себя стихийной страстью. Я была одна. Мне было дико и страшно. Так бывает со всеми. Так бывает каждый день.