ПРЕДИСЛОВИЕ

Фантастика создает социальные модели не просто в подобном, только уменьшенном до размеров литературного произведения виде, как это делает «обыкновенная» беллетристика. Она создает их в другом измерении, которое читателю предстоит понять и разгадать, в чем, собственно, и заключается главная привлекательность настоящей или, лучше сказать, стоящей, истинно философской фантастики.

Модели, создаваемые фантастикой, требуют, понятно, интерпретации, ведь и те загадочные факты, с которыми столкнулся в своем расследовании главный герой повести братьев Стругацких «Волны гасят ветер» Тойво Глумов, тоже допускали различные объяснения. А толкования и объяснения в художественном произведении не могут быть однозначными и одинаковыми, ведь они выводятся не по законам математических алгоритмов. Иной читатель заметит лишь верхний, событийный, нередко откровенно приключенческий слой. Но и тот, кто заглянет поглубже, может понять смысл фантастической модели по-своему, может разглядеть в ней такие грани, которых не видели и сами авторы.

Такая неоднозначность пугает иных искусствоведов: а вдруг кто-нибудь что-нибудь поймет не так, как им представляется нужным или обязательным? На самом деле именно это свойство фантастики и дает читателю пищу для воображения, заставляет его думать, размышлять, спорить. Но только так и можно постигать окружающий мир, только так и нужно воспитывать в личности активность.

«Волны гасят ветер» занимают в этом выпуске НФ основное место не только по объему, поэтому и мы уделим этой повести главное внимание.

В предшествующей «Волнам…» повести Стругацких «Жук в муравейнике» перед читателями, как и перед героями произведения, вырисовывалась загадка — чего же хотели, чего добивались те неведомые силы, которые еще в эмбрионах запрограммировали развитие нескольких десятков землян и «заклеймили» их неким иероглифом. Что случилось, если бы один из отмеченных, Лев Абалкин, добрался до заветного «саркофага», где был спрятан шар с «его» знаком. Катастрофа или, напротив. Всеобщее Озарение?

В той повести авторы не дали разгадки, не дали принципиально, можно сказать, что в этом умолчании и состоит главный замысел «Жука…» — как должны действовать люди, когда необходимо принять ответственное решение при явной нехватке или полном отсутствии информации. Выбрать ли путь осторожничания — лучше ничего не делать, лучше все уничтожить, чем рисковать? Именно такое решение выбирает начальник КОМКОНа Рудольф Сикорски, о нем и его поступке упоминается в «Волнах…», когда говорят о «синдроме Сикорски».

Противоположную позицию — ничего не запрещать, а там будь что будет — занимает доктор Бромберг, тоже фигурирующий в новой повести.

Психологически наши симпатии, наверное, будут на стороне Бромберга, ведь слово «перестраховка» для большинства почти что ругательство. Но дело не в громких словах. Если призадуматься, то окажется, что все не так просто, и, может быть, мы сами придем к выводу, что не столь уж неправ был руководитель КОМКОНа, пошедший на преступление, чтобы оградить человечество от неведомой опасности. Может быть, мы согласимся с тем, что надо было обладать очень большой мудростью, мужеством и самоотверженностью, чтобы совершить то, что совершил Сикорски, — убить Льва Абалкина.

Человечество не в фантастическом грядущем, не на сочиненных страницах, а в жизни, сейчас, сегодня овладело такими могучими силами природы, которые уже оказались способными уничтожить его. А что ждет нас впереди? Разве не надлежит каждый шаг в неизвестном направлении делать с максимальной осторожностью, ведь последствия могут быть неожиданными и непоправимыми.

Все эти проблемы не столько научные, не столько политические, сколько нравственные, они касаются совести, они упираются в ответственность людей перед той великой миссией, которую им отвела природа, — миссией жизни и разума на Земле. Примеров «из практики» можно привести множество, но достаточно одного, чтобы понять, как серьезны и сложны, казалось бы, чисто умозрительные, чуть ли не сказочные композиции, которые нарисованы в фантастической повести.

Перед первым атомным взрывом знаменитый итальянец Энрико Ферми держал с коллегами «веселенькое» пари: вся ли земная атмосфера загорится после взрыва или пожар ограничится областью Лос-Аламоса. Но если существовало хотя бы малейшее опасение, что вся, может быть, кнопку все-таки не следовало нажимать? Но она была нажата: человечество склонно бодро шествовать по направлению, пропагандируемому стариком Бромбергом, а не прислушиваться к мрачным предостережениям осмотрительных Кассандр.

Это беглое возвращение к прежней повести Стругацких понадобилось для того, чтобы лучше понять идеи их нового, еще более непростого сочинения.

Итак, в «Волнах…» авторы решили раскрыть читателю старую тайну: кто же все-таки являлся причиной и тех давних, и свежих, но столь же непонятных, необъяснимых феноменов, которые скрупулезно собирает и исследует дотошный Тойво Глумов. И когда мы вместе с ним все больше и больше приходим к убеждению, что это все действительно проделки неких галактических Странников, тайком шурующих на нашей планете, то начинаем испытывать нарастающее разочарование — как, неужели ответ будет так банален. Опять эти изрядно надоевшие инопланетные пришельцы которыми пересыпана едва ли не каждая вторая фантастическая книжка и которые служат для многих авторов универсальной отмычкой к любым нагромождениям загадок. Прилетела летающая тарелка, и сразу все неясности стали ясностями, хотя такой ответ, в сущности, ни на что не отвечает, он давно превратился в штамп.

Впрочем, даже если бы Стругацкие остановились на этой гипотезе, необходимо заметить, что они проанализировали подозрения своего героя глубоко и всесторонне, и прежде всего опять-таки по нравственным показателям. Добро это или зло, морально это или аморально, если высшая цивилизация вмешивается в дела низшей пусть даже с самыми благородными намерениями, но, разумеется, без ведома опекаемых. Тойво Глумов категорически выступает против любого вмешательства. Вот какой примечательный диалог происходит у него с женой:

Но прав ли Тойво в своем максимализме? Конечно, прав, хочется закричать, но и этот вопрос тоже не допускает однозначных ответов. Спустимся еще раз с фантастических высот на реальную землю может быть, так будет легче увидеть хитросплетения, сведенные в повести до алгоритма. Надо или не надо вмешиваться, допустим, жизнь индейских племен из Амазонии, отставших в своем развитии от генеральной линии земной цивилизации? Будет ли благом для них контакт с нею? Оставим в стороне те случаи, когда вмешательство происходит со злыми, корыстными намерениями, хотя трудно забыть судьбу, скажем, североамериканских индейцев. Но есть ли такая высшая, абсолютная мораль, которая дала бы благословение на разрушение привычного уклада жизни, уничтожение многовековых традиций, забвение уникального для каждого народа опыта предков? С другой стороны, справедливо ли оставлять любой живущий на Земле народ в невежестве, отлучать его от общечеловеческих культурных богатств, научных открытий и т. д. только во имя «чистоты» эксперимента? Но, придя к выводу — нет, несправедливо, мы тут же ощутим, что червячок сомнений не исчез. Станут ли эти люди счастливее, заполучив в свои вигвамы цветные телевизоры? Тут придется устанавливать, что это такое — человеческое счастье, и мы погрузимся в бездну философствования. Пожалуй, лучше вернуться к повести Стругацких.

Поставим на место отсталого, но гордого и процветающего племени все земное человечество, и мы поймем грандиозность задачи, которую взвалил себе на плечи Тойво, ненавидящий всякое насилие, а потому сбежавший из рядов Прогрессоров. Ведь Прогрессоры и есть те самые культуртрегеры, которые призваны нести свои знания в отсталые племена, живущие на иных планетах, поскольку перед нами фантастика. А также мы поймем всю степень сомнений, которые мучают его, его товарищей, его прямого начальника и духовного вдохновителя Максима Каммерера, нашего старого знакомого, которого мы знаем еще с 1971 года — года, когда вышел в свет роман Стругацких «Обитаемый остров». Мы знаем, какой это надежный и кристально чистый человек, уж он-то не допустит ни малейшей несправедливости. Хорошо бы, конечно, попутно разгадать: а чего же хотят эти самые Странники? Может, и вправду добра. Однако в состоянии ли «дикари» понять, что такое, допустим, тензорное исчисление и для чего оно нужно?

И все же если бы содержание повести сводилось только к дарам пришельцев, это действительно было разочаровывающе просто. Но со Стругацкими всегда надо держать ухо востро, чаще всего в их произведениях та или иная идея, подробнейшим образом разработанная и вполне ясная, вдруг выворачивается наизнанку, обращается в свою противоположность, и в результате открываются все новые и новые ее грани. Так происходит и здесь. (В этом месте читатели, которые не любят, чтобы им заранее раскрывали сюжетные ходы, могут прервать чтение предисловия и — при желании, конечно — вернуться к нему после окончания повести Стругацких).

Проблемы добра и зла, насильственного внедрения добра, «вертикальных прогрессов» и целей, которые ставит перед собой человечество и разум вообще, в конечном счете проблемы гуманизма и человечности приобретают в повести особо острый характер, когда выясняется, что никаких пришельцев, никакой сверхцивилизации не было и нет. Читатели, несомненно, оценят блестящий сюжетный ход, связанный с личностью самого Тойво Глумова, который оказался совсем не тем человеком, за которого сам себя принимал, но мы сейчас будем говорить об идеях.

Безудержное — по Бромбергу! — развитие человечества привело и будет приводить к появлению противоречий, без чего никакого развития и быть не может. Среди них будут и трудные, и досадные, и нежелательные. Представлять себе грядущий мир, каким бы он ни был совершенным, выкрашенным одной розовой краской, конечно, неправильно. Фантастика и призвана смотреть вперед и готовить читателя к пониманию все более усложняющегося мира. Но снова уже в третий раз приходится говорить, что было бы неверным видеть в модели Стругацких только предсказание грядущих потрясений. Она вполне приложима и к сегодняшнему дню.

Развитие любой области человеческой деятельности невозможно без появления в ней группы лидеров, без появления элиты, ушедших намного дальше других. Но нет ничего хуже, ничего опаснее той же элиты, если она отрывается от народа, если цели, которые она перед собой ставит, превращаются в самоцели, если утрачивается первоначальное гуманистическое начало…

Несомненно, что только самые выдающиеся физики могли создать такое техническое «чудо», как атомная бомба, а потом водородная, а потом нейтронная, а потом рентгеновский лазер и т. д. Да вот только нужен ли человечеству подобный «вертикальный прогресс»?

Так кто же эти «людены», эти сверхчеловеки, наделенные фантастическими способностями и возможностями, нужны ли они человечеству, означает ли их появление рывок в его развитии? И оправдан ли тот отрицательный ответ, который дает повесть? Может быть, это тот авангард, к которому надо подтягивать все человечество? Может быть, вовсе не волны должны гасить ветер, а ветер вздымать волны как можно выше над средним «уровнем моря»?

Прибегнем еще к одной сегодняшней аналогии. Как известно, один из главных пропагандистских козырей защитников капиталистического строя таков: у «них» любой человек имеет шанс, имеет возможность стать миллионером. Не будем вдаваться в подсчеты величины этого шанса. Согласимся: имеет. Но есть же вопросы высшего порядка. А достоин ли вообще человека этот убогий мещанский идеал? А что делать тем членам общества, которые искренне не желают участвовать в «крысиных гонках» и которые считают подобные устремления аморальными?

Вот и Тойво Глумов, перед которым нежданно-негаданно открылись, казалось бы, безграничные горизонты, начинает рассуждать: «Враг рода человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от шанса обрести сверхсознание и власть над Вселенной…» «Идиот», однако, находится. Это сам Тойво. Он предпочитает лучше вообще исчезнуть, похоронить себя, чем насильно стать миллионером, превратиться из человека в нелюдя. Как поется в одной песенке Высоцкого: «Мол, принцессы мне и даром не надо», хотя испокон веков считалось, что царские дочки служат главным призом и венцом устремлений для всех добрых молодцев. А вот директор института Логовенко — тот ничуть не сомневается в своем праве принадлежать к высшей расе и формировать себе подобных без их ведома и согласия.

Разумеется, подобные параллели неизбежно упрощают авторскую мысль, это всего лишь одно из частных приложений, к тому же скорее обиходных, нежели общефилософских, мировоззренческих, которые тоже возможны. Но все же, мне кажется, ключ к ответу в фигуре любимого героя Стругацких Леонида Горбовского, точнее, в его морали, о которой Максим Каммерер говорит так: «Из всех возможных решений выбирай самое доброе». Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и уж, конечно, не самое эффектное — самое доброе! Он никогда не говорил этих слов и очень ехидно прохаживался насчет тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни — именно в этих словах. Вот в чем все дело-то. Прогресс человечества возможен только на высочайшей нравственной основе. Любой прогресс — научный, технический, культурный, физкультурный, генетический… Когда люди научатся безошибочно выбирать из всех возможных решений самое доброе, самое гуманное, самое человечное, только тогда они получат гарантию не уничтожить самих себя и не превратиться в люденов-нелюдей.

Расстаемся ли мы в этой повести с тем блистающим миром будущего, который впервые возник в давнем романе «Полдень. XXII век»? Впрочем, невзирая на общность некоторых действующих лиц, это не совсем один и тот же мир, пожалуй, в последних произведениях он стал сложнее, противоречивее, но, может быть, благодаря этому и интереснее. Сами авторы заявили, что пока не собираются к нему возвращаться. Но, как сказал один французский писатель, заверения романиста равны честному слову гасконца. Так что нельзя совсем исключить возможность того, что когда-нибудь, если новый замысел потребует, в новых произведениях братьев Стругацких вновь возникнет настырный и симпатичный Тойво Глумов, раскрывающий одну из очередных загадок мироздания.

Помимо повести А. и Б.Стругацких «Волны гасят ветерв сборник включены рассказы Арк. Бегова («Скакалка»), Д.Корецкого («Логика выбора»), М.Орлова («Долина голубоглазых фей»). Думаем, что читатели, познакомившись с этими произведениями, самостоятельно продолжат рассуждения о пересечении фантастических и реальных ситуаций.

Зарубежная фантастика представлена именами таких авторов, которые, можно сказать, работают с личной гарантией. Каждое новое произведение Пола Андерсона или Генри Каттнера, создателя знаменитых Хогбенов, это всегда новая ситуация, новый нравственный казус, новый и всегда оригинальный сюжет с парадоксальными, как правило, концовками, и никогда не отгадаешь, что тебя ждет. В то же время в этих двух рассказах проявилась общая для всей западной фантастики черта. Можно поражаться тому, что такие самобытные авторы боятся ступить хотя бы на шаг в сторону от этой черты. Они оказываются не в состоянии придумать общество, которое бы не повторяло один к одному то, которое окружает их и к которому лучшие, прогрессивные фантасты Запада относятся резко критически. Но все его черты автоматически переносятся в будущее. Что с того, что тред-юнионы на Венере называются таркомарами, а люди весьма далекого будущего приговаривают преступников к столь экзотическому наказанию, как ссылка в прошлое? Важно, что это все сохраняется, остается — и профсоюзы, и крючкотворство, и тяжелые преступления, и жестокие наказания. Да и по своему морально-интеллектуальному уровню члены экипажа в рассказе Г.Каттнера «Железный стандарт» сильно смахивают на компанию грубоватых коммивояжеров. Будто так уж и нельзя представить себе общество, живущее совсем по иным, принципиально иным законам. Это, впрочем, скорее всего свидетельствует о том, что американских писателей почти не занимают инопланетяне, будущее, полеты в космос, а занимает и беспокоит окружающая действительность, они пытаются разъять ее с помощью такого необычного, но действенного инструмента, как фантастика.

Цель настоящего предисловия — показать на немногих и в достаточной мере случайных примерах, что фантастика — это особый вид художественно-философского постижения мира, потому что до сих пор продолжают бытовать утверждения вроде того, что фантастика — это область чистописания, предназначенная для подбрасывания научных идей лишенным воображения академикам, или это «литература о будущем», или это «литература мечты» и т. п., определения, над которыми справедливо иронизирует автор заключающей сборник теоретической статьи Д. Биленкин.

Так уж распорядилась судьба, что статья «Реализм фантастики» стала последней сданной при жизни в печать работой талантливого писателя-фантаста Дмитрия Александровича Биленкина.