"НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 32" - читать интересную книгу автора (Стругацкий Аркадий, Стругацкий Борис,...)

Эдуард Геворкян (Арк. Бегов) СКАКАЛКА

Второе солнце наполовину вышло из-за неровного горизонта, синий рассвет медленно сменялся малахитовыми разводами.

Представитель Арбитража невнимательно перебирал разложенные квадратные пластины мнемоблоков, затем отодвинул их.

— Вы понимаете, что я вправе здесь и сейчас, немедленно, сместить вас и остановить работы до прибытия комиссии?

Диспетчер, невысокий худощавый мужчина, обвел взглядом присутствующих, издал странный звук «гымк-к», но ничего не ответил.

— С таким чудовищным нарушением инструкций еще не приходилось встречаться, — продолжал представитель. — Мне кажется, что диспетчерская служба знала обо всем. Кто же теперь будет отвечать?:

— А вам, Александр, непременно нужны головы виноватых? — подал голос мужчина в спецкостюме трассера.

Представитель Арбитража барабанил пальцами по мнемоблоку.

— Головы надо снимать с поставщиков, одну за другой, — вдруг заговорил диспетчер. — Отставание по Трассе на восемь недель, люди устали, вот и пользуются каждой возможностью… — Он осекся под тяжелым взглядом представителя и снова издал «гымк-к».

— Ну ладно! — поднялся с места мужчина в спецкостюме. — На сегодня пока все. Александр, вы, пожалуйста, задержитесь.

Комната опустела. Мужчина в спецкостюме подошел к окну. В стекло снаружи ударилась небольшая птица, а может, большое насекомое. Мужчина щелкнул ногтем по темному стеклу, птица-насекомое сгинула.

— Тебе привет от Жени, — сказал представитель Арбитража.

— Спасибо. Как она там?

— Спасибо. Вот-вот станет бабушкой.

— Да-а… Двадцать лет не виделись… Ты, смотрю, все в Арбитраже…

— А ты бессменный начальник проходки…

— С твоей помощью могу в ближайшее время сдать дела.

— Хорошо, что ты понимаешь…

— Понимаю. Пойми и ты, что люди не могут месяцами выкладываться здесь, на Трассе, не видя неба и травы. Не видя, наконец, своих детей! И эта чертова иллюминация: восходы синие, малахитовые, фиолетовые, дни желтые и багряные, закаты вообще… В глазах рябит!

— Позволь, Юргис, а что, на других станциях было легче? Здесь хоть кислородный мир.

Юргис хотел что-то сказать, но тут загудел вызов.

— Войдите! — сказал начальник проходки.

Золотистый прямоугольник растаял. В проеме возникла высокая женщина с запавшими глазами, двинулась к начальнику проходки. Юргис спокойно встретил ее взгляд, только плечи слегка подались вперед.

— Нашли? — тихо спросила она.

— Мы разбираемся, Клара, и пока нет оснований беспокоиться…

Женщина резко повернулась к представителю и спросила:

— Скажите, где он? Почему его не ищут?

— Его ищут, — веско ответил Поршнев. — Поверьте, ищут везде. Объявлен всеобщий розыск. Его найдут. Мы ждем…

— Буду ждать здесь, — заявила Клара и опустилась в кресло.

— Пожалуйста, — пожал плечами Юргис. — Как тебе удобнее.

Поршнев помассировал виски и вздохнул. Опять нарушение инструкций вело к трагедии. Опять из-за пустяка ломалась судьба людей.

Трасса… От планеты к планете, от звезды к звезде идут линии самого дерзкого предприятия, задуманного и осуществляемого человеком. Монтаж станций внепространственного переноса длится уже четвертое десятилетие. На первую станцию — два-три года.

Затем переброска оборудования по ВП, все грузится на огромные транспортеры типа «Рубеж», приходят десантники и ведут эти субсветовые грузовозы к планете, выбранной для следующей станции. Цикл повторяется: высадка, налаживание полевой ВП и прием трассеров. А трассеры сразу разворачивают стройплощадку ВП-стационара…

Когда-то и Поршнев восхищался подвигами трассеров, но работа в Арбитраже сделала его скупым на эмоции. Иногда подвиг одного человека был следствием головотяпства и безалаберности другого.

Несмотря на строгие ограничения, трассеры часто пользовались грузовым ВП, особенно в выходные: один соскучился по детям, оставшимся на Большой, другому захотелось погулять по травке под голубым небом… На предупреждения медиков им плевать. Плюют на то, что режимы грузового и пассажирского ВП разные, и на то, что пользование пассажирским ВП разрешено не чаще раза в год. Пусть на линиях строгий медконтроль, служба регистрации и все такое — инструкции не для трассеров писаны! Теперь выясняется, что дети тоже пользуются ВП. Несчастный случай не заставляет себя ждать: исчез семилетний Юра Дьяков, пропал, сгинул на линии. Клара Дьякова на грани нервного коллапса, отец Юры держит себя в руках, но надолго ли его хватит…

Юргис Жемайтис тоже осознавал остроту положения. С одной стороны, люди выматываются, по году-полтора не видят Землю, семейным еще трудней — дети на Большой, в школах. И лезет трассер в грузовые отсеки ВП, прячется за контейнерами, бегает от биоконтроля по переходам. А в последнее время, уже на Хандзе, и дети, кто пошустрее, стали к родителям на воскресенье «прыгать» — благо на грузовых ВП практически нет людей. С другой стороны, на Большой-то куда смотрят? На станциях никакого контроля. А с детей какой спрос: им и к родителям хочется, и за тухтелями — местными животными — погоняться… В итоге мать находит за ящиками личную куртку сына и начинает сходить с ума.

Впрочем, начальник проходки отвечает за все. Если медики запрещают частые ВП, значит, есть причины: малоизученные деривации и все такое. Детям же частые ВП особо не рекомендуются. О мутагенезе давно говорят.

— Со школой связь поддерживается? — спросил Поршнев, когда они с Юргисом вышли в коридор.

Клара осталась в комнате.

— Да. Если объявится, сразу же сообщат.

— Если объявится…

— Шанс есть. Мизерный, но есть. Он мог так хорошо спрятаться, что просто заблудился. Грузовой ВП — это не пассажирский салон, там масса отсеков, переходов, секций. Заблудился, скинул куртку… А пока шастал, было два переноса — сюда и обратно, на Большую. Выбрался, сообразил, что к чему, а тут объявили розыск. Теперь прячется, пережидает суматоху. Ему всего семь лет…

— В худшем же случае произошел аварийный сброс, и его выбросило где-нибудь на Кане, на Магдалине или Плунжере… На любой из девяти отработанных планет. Планет, абсолютно не пригодных для жизни. Тогда шансов нет. В блоке ВП воздуха столько, сколько прихвачено с Земли. Пока диспетчеры разберутся, все будет кончено.

— Разве внештатный сброс не фиксируется?

— Если сразу же доброска, то… не знаю! Запроси Большую.

— Я думаю, это уже выяснили. И если нет сообщения…

Перемычка в дальнем конце коридора рассосалась, послышались голоса, появилась группа трассеров. Вперед выступил высокий краснолицый мужчина, державший за ухо жалобно нывшего мальчишку.

— Юра Дьяков?! — дернулся вперед Поршнев. — Нашелся!

— Это Витторио, мой паршивец, — пояснил краснолицый мужчина. — Пролез, понимаете, на грузовозку. Заскучал, говорит… Поршнев медленно набрал сквозь зубы воздух.

— Так что, вы хотите, чтобы мы его выпороли?

— Что? — не понял краснолицый.

— Подвергли телесным наказаниям, — пояснил Жемайтис.

— Вы тут шутите, Юргис, а малец клянется, будто знает, где его дружок прячется.

— Мальчик, — ласково сказал Жемайтис, — где же ты был раньше?

— В школе, — неожиданно густым басом отозвался мальчик и вдруг, заревев, уткнулся в ремень отцовского спецкостюма.

Болота на Хандзе — вовсе не болота, непонятно, кто их и болотами назвал. Вода по колено, желтые точки светятся и бегают, а дно илистое, но плотное. Здесь всегда дымка, и разноцветные дни смазываются в бесконечное переливчатое марево, вроде северного сияния на Земле, на Большой.

Юре здесь нравится. Взрослые тут еще не были, а кроме него, только Витька знает, ну и, наверное, Танька. Татьяне хоть и четыре года — в первый класс только осенью — но от нее никуда не спрячешься. Впрочем, главное, не трогать ее тухтеля Бобу. А как его не трогать, когда он сам под ноги лезет…

На одном из островков Юра оборудовал себе наблюдательный пункт. Пояс-летучку выпросил у семиклассника Демьяна — в обмен на кристалл хандзейского шпата. Демьян вцепился в кристалл мертвой хваткой, однако на правах старшего долго наставлял Юру о вредности ВП.

— Вот вырастет у тебя на пупке третий глаз или ногти шерстью зарастут… — пугал Демьян, но Юра этих сказок наслушался и сам был большим любителем жутких историй о ВП. На днях до того запугал Витторио, что тот в одиночку и подойти к станции боялся. Смешно! Даже Танька в эти сказки не верит. Хорошо бы Таньку напугать… Нет, этого еще никому не удавалось. Лучше вообще с ней не связываться.

Пластиковые листы Юра взял в прошлый раз у отца. Отец листов десять дал и не спросил для чего.

Хорошо, что не спросил. Врать — последнее дело. Обманывать тоже нельзя. Но в том, что он в свободные дни прыгает через «светлое окошко», обмана нет. Взрослые часто пользуются грузовозкой, хотя, когда видят детей на Хандзе, делают строгие глаза и качают головой. Однажды врач все-таки поймал Юру. Привел к отцу и долго пугал непредсказуемыми сдвигами в организме, но на Большую не сообщил, все-таки свой, из трассеров. Юру два часа держали в медкорлусе — брали анализы, просвечивали, задавали странные вопросы, а потом врач сказал: «Чтоб я тебя больше здесь не видел!» — и отвел к родителям. Но это было год назад, тогда Юра еще не умел прыгать.

Он аккуратно разрезал виброножом несколько листов пластика на треугольники, отсек верхушки, сварил Один шов, другой… Через несколько минут Юра собрал из пирамидок и цельных листов что-то вроде кресла. Это была Наблюдательная Башня короедов, или если подклеить еще два листа у основания — Сторожевой Замок Ночных Амазонок. Юра еще не решил, во что будет играть. Дернув пряжку летучки, он медленно поднялся в воздух и уселся на вершине своего сооружения. В школе, конечно, хорошо, но здесь совсем другое дело. У них в классе только Витька-Витторио из семьи трассеров, остальные ребята к ВП и близко не подходили. Хорошие ребята, только очень правильные. Если нельзя, то нельзя, и никого не уговоришь. Демьян, правда, хоть и семиклассник, но ничего: один раз Юра чуть было не уговорил его на Хандзе спрыгать. Демьян подумал, помялся, вздохнул и сказал: вообще-то он бы с удовольствием но обман он обман и есть, нехорошо. Хотя, при чем здесь обман? Одно дело — прыгать через грузовой ВП, другое — как он, Юра…

Желтые точки заметались быстрее, сложились в извилистые линии, потом снова равномерно рассыпались по воде. «Пок, пок, пок…» — лопнули большие пузыри. Запахло яблоками. Светящиеся точки лениво качнулись на волнах, и снова все замерло.

Юра крепко сжал пряжку летучки, сделал круг над островком и опустился рядом со своим сооружением. Такого еще не было. Интересно! Если островок окажется плавающим, то можно поиграть в Ныряющий Материк. Для этой игры нужно побольше народу. Витьку он уговорит. Танька сама объявится — не было еще такого, чтобы она не пронюхала, где он и с кем. Правда, Витька в последний раз кислый был, боялся один прыгать. Не надо было его пугать. Вместе, конечно, веселей, но у Юры получается лучше и голова не кружится. Пока он Витьку прятал, куртку потерял. Мать сердиться будет. Ничего, сегодня не хватятся, а вечером сразу в школу, к ужину. На сухом мшанике лежалось как на ковре. Юра закинул левую руку за голову, а локтем правой прикрыл глаза. Так смотрелось лучше. Вот первое солнце висит над головой, а вот второе вылезло из-за горизонта. Словно бумажные кружки, только один немного просвечивает, а второй — как из бархатной бумаги. Интересно! Если по-простому посмотреть, то из-за болотной дымки ничего не увидишь. Если долго так смотреть, то постепенно и звезды проступают — совсем маленькие кружочки. У некоторых рядом темные пылинки. Это планеты. Там, наверное, интереснее, чем на Хандзе, но туда без скафандра нельзя. А кто Юре даст скафандр? Надо поговорить с Демьяном. Семиклассникам, говорят, все можно, а если Демьян захочет, то Юра и его научит прыгать через «светлое окошко».

Юра перевел взгляд вниз. Полупрозрачная каменная толща наливалась голубым сиянием, а в центре Хандзе мерцал творожный шар. От него во все стороны извивались бледные нити…

Юре надоело разглядывать недра Хандзе. Он закрыл глаза по-настоящему и, естественно, ничего, кроме светящихся кругов, не увидел. Тогда он посмотрел за горизонт и увидел городок.

С крыши диспетчерского здания поднялся катер и полетел в сторону болот. Разглядеть было нелегко — слишком близко, но Юра сосредоточился и увидел отца, трассеров, а главное — среди них сидел Витька и тыкал пальцем в экран планшета.

Глаза заслезились. Юра запыхтел и перестал разглядывать.

Ну, Витька, ябеда! Про остров рассказал, теперь Юрке точно влетит! Отец какой-то уставший, толком не разглядел. И столько людей…

Ищут его. Витька проговорился, что был не один, в школе узнали… Шум будет. Сначала поругают, а вот потом жалеть начнут — мол, понимают, как хочется у родителей побыть, и все такое. Хуже нет, когда жалеют. Сам раскисаешь. Танька ехидничать будет — иди к нам, Юрочка, в детский сад, у нас весело…

Ну, нет. Пока они сюда доберутся… Витька прыгать еще не умеет, а взрослые тем более. Надо возвращаться в школу!

Юра пнул ногой сооружение, и оно шумно плюхнулось в воду.

Подобрав с травы вибронож и тюбики с клеем, осмотрелся, соображая, не оставил ли чего, затем тронул летучку и поднялся на несколько метров. Остановился в воздухе, закрыл глаза и начал ориентироваться. Нашел направление, сделал глубокий вдох и четырьмя короткими свистящими ударами правой руки разрезал тугой воздух. Возник слабо светящийся прямоугольник. Юра скользнул в него и сильным ударом левой руки закрыл за собой вход.

— Это он мог соорудить раньше, — сказал Поршнев. Причудливо склеенные листы пластика — все, что им удалось найти, — лежали на полу диспетчерской.

— Может быть… Может быть… — пробормотал Жемайтис.

Его не оставляло смутное беспокойство.

— Послушай, — начал он, — сколько у нас ушло на дорогу?

— Пятнадцать — двадцать минут в один конец.

— Это на катере. А как мальчик добрался до островка?

— Пояс…

— На поясе два часа. Пыль. Жара. Не всякий трассер рискнет…

— М-да… Ну что же, значит, кто-то из взрослых доброхотов подбрасывал мальчика на катере. Придется опросить весь состав.

Жемайтис крякнул и промолчал. Неутешительно, очень скверно. Техника на проходке выше всяких похвал, но после работы трассеры превращаются в обыкновенных усталых людей, в родителей, которые уважают правила, но ради возможности повидаться с детьми или родственниками на Земле идут на риск. Пусть не физический риск, дисциплинарный… Можно попрекнуть и Большую: слишком трепетно земляне относятся к трассерам, а от благоговения до попустительства один шаг.

На тех станциях было легче — угрюмые некислородные миры, экстремальные ситуации. И речи не могло идти о таких нарушениях. Здесь, на Хандзе, расслабились. А ежемесячный контроль показывает: все в норме, отклонений нет, и сами врачи с каждым годом все больше и больше забывают о своих ВП-фобиях. Жуткие истории о первых испытателях уходят в прошлое, все меньше фактов и все больше легенд…

— Неувязочка получается, — вдруг сказал Поршнев. — Витторио утверждает, что Юра почему-то бросил его. Они часто пользовались ВП вместе, но на этот раз еще на Большой куда-то исчез, и после переноса они не встречались.

Жемайтис встал и подошел к креслу Поршнева.

— Я надеюсь только на то, что это недоразумение и Юра сейчас играет где-нибудь у школы. Всепланетный розыск — это впечатляет. А если он сейчас ловит рыбу и в радиусе двадцати километров ни одного взрослого с браслетом связи?

— Поня-а-атно… — Поршнев тоже поднялся и встал лицом к лицу с Жемайтисом. — А был ли мальчик? Так, что ли? Хорошо, если с ним ничего не случилось. Но и в этом случае я потребую для терминалов ВП «Режим». Потребую, а не предложу!

— Это… унизительно… — тихо сказал Жемайтис.

— Увы! Если не хотите следовать правилам сами, то придется на станциях держать представителей Арбитража. Если на автоматику вам плевать, то будете иметь дело с людьми. Смотрите им в глаза и обманывайте, если захотите…

— Режим… Словно для младенцев! Как я людям объясню?

— Правила для всех одни, и трассеры — не исключение. Если бы раз в полгода вас сменяли новые проходчики, не было бы и таких происшествий. Но со сменностью дело плохо. Трассер заключает контракт на два-три года, иначе не оправдываются опыт и знания. Такой срок выдержать трудно, вот и ищут лазейки, чтобы чаще бывать на Большой. Трасса — столкновение крайностей, а все из-за того, что не налажена сменность. Здесь надо быть таким матерым проходчиком, как ты, Юргис, либо меняться каждые полгода…

— За полгода человек только-только успевает адаптироваться.

— Так что же, потакать им? У твоих людей формируется подсознательная обособленность, складывается ироничное отношение к инструкциям. Накапливается усталость… Ладно! Вернемся к Юре. Я послал дополнительный запрос. Сейчас допрашивают одноклассников — всех, кого можно найти в воскресенье. На Большой, в детском саду, находится сестра Юры, Татьяна. Ей четыре года, но, возможно, она знает о привычках брата.

— Пойдем-ка к Дьяковым, — сказал Жемайтис. — Может, они что вспомнят. Но если окажется, что Юра все время прятался под кроватью в отчем доме, я собственноручно накручу ему уши.

От диспетчерской коридор шел под небольшим уклоном вниз. От коробки фильтра к жилым корпусам веером расходились арочные переходы, обтянутые полупрозрачным пластиком.

Клара Дьякова сидела за столом. Рядом ее муж Сергей.

Увидев вошедших, Дьяков вскочил с дивана и подошел к Жемайтису.

— Ищут, Сергей, ищут. В поиске очень многие. Может быть, Юра сейчас где-нибудь играет, а куртку случайно потерял, когда «подбрасывал» своего дружка Витторио…

— Где, где он играет?! — почти прокричала Клара. — Каждое воскресенье он… — Женщина закусила губу и опустила глаза.

— Успокойся, Клара, — сказал Жемайтис. — Ну вспомни. Юра не рассказывал о своих планах на воскресенье? Может, его друзья зазвали с собой, вот он в последнюю минуту и передумал.

— Нет, он только к нам…

«Вот так, — подумал Поршнев, — в школах расписывают досуг учеников поминутно, воспитатели расшибаются, лишь бы детки были довольны. А детки играют в свои игры, детки славные, что и говорить, но иногда родители преждевременно седеют…»

— У Татьяны надо спросить, — сказал Сергей Дьяков. — Она про Юру все знает.

— Сделали запрос. С Татьяной уже, по всей видимости, говорили. Но она вряд ли знает о его играх здесь, на Хандзе. — С этими словами Поршнев испытующе посмотрел на Дьяковых.

Клара шумно вздохнула, а Сергей виновато развел руками.

— Та-а-ак! — протянул Поршнев. — Это что же, и четырехлетний ребенок пользуется грузовой ВП?

— Нет-нет, что вы! — Клара вздрогнула. — Грузовой только раз, в прошлом году.

— Ну, в таком случае… — начал Поршнев и осекся.

Он увидел, как у Юргиса расширились глаза и слегка отвисла челюсть. Побелели руки Клары, вцепившиеся в столешницу. Жемайтис и Дьякова смотрели ему за спину, где ничего не должно было быть, только спинка кресла и стена.

— Мама! — раздался плаксивый голос. — Юрка Бобу пнул!

Поршнев обернулся. У стены стояла девочка в синем платьице и держала на руках скалившего зубы тухтеля.

Поршнев сглотнул ком в горле и сипло выдавил:

— А гх-хде Юра? Юра!

— У нас в садике прячется… Его ищут, а он… он Бобу пнул.

— Как ты сюда попала? — дуэтом спросили Поршнев и Жемайтис.

Девочка захихикала.

— Подумаешь! Юрка думает, он один в скакалку умеет. А я всю нашу группу научила. А в доставалку он вообще играть не может. Мам, я его сейчас достану, а ты скажи, чтобы он Бобу не трогал.

Четырехлетняя Татьяна опустила тухтеля на пол, протянула вперед обе руки, зажмурилась и со словами «прятал, прятал, не сказал, а я видел и достал» резко дернула к себе сжатые кулачки. В воздухе слабо пыхнуло фиолетовым, и невесть откуда с грохотом свалился худой взъерошенный мальчишка.

— Юра, Юрочка! — вскочила Клара.

— Ну Танька, ну, вредина! — Мальчик схватил сестру за руку. — Я твоего Бобу… — Он замолчал и окинул взглядом взрослых.

Юра и сам не понял, что он увидел у них в глазах, но на всякий случай быстро и как можно убедительнее сказал:

— Я больше не буду!..