"Нулевая борьба. Пролог" - читать интересную книгу автора (Косачев Александр Викторович)

Александр В. Косачев

НУЛЕВАЯ БОРЬБА

Пролог

Челябинск 2017 г.

УДК 821.161.1-312.9

ББК 84 (2=411.2) 64-445.12

К71

Художник: Даниил Шольтин

Редактор: Анжела Ярошевская

Автор: Александр Викторович Косачев

К71 Нулевая борьба. Пролог: научная фантастика. Челябинск, 2017 г. — 259 с.

ISBN 978-5-9500349-1-6

Соединяя генотипы различных животных, люди получили возможность создавать химер. Кому-то они служили домашними питомцами, кому-то помогали избежать одиночества, а для кого-то стали инструментом заработка денег. Бои химер приобрели высокую популярность, и, как следствие, индустрия получила своё развитие. Корпорации, злоупотребив научным открытием, изуродовали мир. Часть людей спаслась и осталась в безопасных полисах; в каких-то люди были свободны от химер, а в каких-то продолжали проводить бои. Со временем появились те, кто хотел спасти мир, и те, кто хотел захватить его любым способом. На руинах возник новый мир, и в нем каждый должен был принимать решение, кем стать, к чему стремиться и какую сторону выбрать.

Все права защищены. Никакая часть книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

ISBN 978-5-9500349-1-6            © Александр В. Косачев

УДК 821.161.1-312.9

ББК 84 (2=411.2) 64-445.12

ПРЕАМБУЛА

(не обязательно к прочтению)

Наука всегда развивалась волнообразно: любое революционное открытие или изобретение почти всегда поднимало за собой волну, которая продвигала вперед близлежащие или связанные с открытием области науки. Химеризм в этом смысле стал откровением. Люди научились гармонично конструировать абсолютно новых животных, скрещивая разные виды. В этом плане, конечно, существовало ограничение: нельзя было переплетать между собой слишком далекие друг от друга семейства, например, рыб и кошек, тараканов и птиц, свиней и пауков; но можно было подвергать скрещиванию, допустим, змей, ящериц и незначительные части от далеких видов, которые не противоречили бы анатомо-физиологическим особенностям организма. Вариации на этот счет, конечно, были разнообразными, и в своих комбинациях химеры часто пугали, иногда вызывали умиление, а порой и вовсе носили лишь исследовательский характер для дальнейшего развития данной индустрии.

Все началось с открытия локуса CRISPR у бактерии Escherichia coli в 1987 году группой японских учёных во главе с Ёсидзуми Исино. Команда тогда не придала своему открытию большого значения, и до 1993 года идея, как говорится, лежала в столе. Затем Франсиско Мохика подхватил мысль и начал заниматься ею, что в итоге привело к развитию метода CRISPR-Cas9 уже другими людьми. В 2015 году ученые из Китая опубликовали исследования, где они смогли отредактировать геном человеческого эмбриона. В 2016 году ученые из США смогли снизить количество ошибок при работе CRISPR-Cas9. А уже в 2024 году CRISPR-Cas9 начали повсеместно использовать в медицине. Это привело к тому, что стоимость метода упала, и люди впервые начали лояльно относиться к изысканиям ученых в данной области. Генная инженерия больше не пугала людей.

Человек второй раз поверил в себя, как в венец творения, когда усовершенствованная система CRISPR смогла гармонично проектировать цепь ДНК из цепей разных видов. Масштаб идеи нетрудно оценить даже не сведущему в данной области человеку на примере библиотекаря, который брал разные книги, вырезал из них куски текста и комбинировал из этой нарезки совершенно новые произведения. Это была настоящая революция в биологии! Разумеется, были противники идеи. Чтобы продвинуть её в массы, команда маркетологов повышала лояльность через внедрение в умы простых людей образов каких-то симпатичных зверюшек, фильмов, рекламы и прочих вещей, которые делали химер милыми и совершенно обычными существами. В этом плане были как периоды спадов — к примеру, когда химера отравила ядом ребенка, так и успеха и развития, когда химера защитила несколько семей от грабителей. Труд маркетологов привел к тому, что люди сами потребовали одобрения у запрещающих органов и, в некотором смысле, открыли ящик Пандоры. В дальнейшем человечество поделилось на левых — тех, кто совсем не принимал химер и уезжал в города, где они были запрещены, и правых — тех, кто не мог представить жизни без них и заводил все, что душе угодно.

Поскольку химеры печатались на 3D-биопринтере, который был доступен в свободной продаже, то доморощенные умы редактировали разработки в обход готовых штаммов, которые можно было получить только в специализированных магазинах, и получали свои уникальные версии химер, которых не всегда могли контролировать. Это спровоцировало массовые убийства и новую волну агрессии в адрес химеризма. Решением стало создание четырех законов об обращении с химерами, за нарушение которых любому светило пожизненное заключение.

Закон первый: нельзя создавать химеру с человеческими ДНК.

Закон второй: все химеры обязаны иметь доминантные гены стайного животного.

Закон третий: каждая химера обязана иметь охранный вирус неизменчивости ДНК.

Закон четвертый: химеру нельзя скрещивать.

К каждому закону был написан поясняющий комментарий, раскрывающий причину создания закона, что придавало осмысленность его существованию, а, следовательно, исполнению и соблюдению.

Комментарий 1. Основная причина в том, что химера может стать слишком умной и в итоге уничтожить человечество, вытесняя более слабый для неё вид homo sapiens.

Комментарий 2. Стайные животные легче поддаются дрессировке и в своем хозяине видят существо, которому они должны подчиняться и которому они должны служить. При проектировании чаще всего используются комбинации генов собак.

Комментарий 3. Если изменить какие-то гены, то в итоге любимый питомец может превратиться в самого настоящего убийцу.

Комментарий 4. При скрещивании ген стайности может не передаться с вероятностью от 0 до 50 процентов. Статистически, каждая четвертая такая химера может быть потенциально опасной. Также охранный вирус не передается по наследству, что сразу же апеллирует к третьему закону.

Стоит отметить, что химер печатали на биопринтерах не только из-за четвертого закона об обращении с химерами, но и из-за чисто практического смысла. Во-первых, печатая со штамма, человек знает, что получит на выходе, и может проработать форму черепа, цвет глаз, длину тела и так далее, с наибольшей вероятностью, чем может ожидаться от воли простого случая. А, во-вторых, что является самым главным, при селекции потомство химер чаще всего нежизнеспособно, так как невозможно скрещивать виды между собой из-за разного анатомического строения, разного кариотипа и разного строения ДНК.

3D-биопринтинг — это технология создания объёмных моделей на клеточной основе с использованием 3D-печати, при которой полностью сохраняются функции и жизнеспособность всех клеток. Патент был подан в США еще в 2003 году. Суть технологии 3D-биопринтинга для изготовления биологических конструкций заключалась в размещении клеток на биосовместимой основе с использованием послойного метода генерации трёхмерных структур биологических тканей. Химер печатали в зародышевом состоянии и после помещали в инкубатор, который мог приобрести каждый, кто имел минимум двадцать тысяч биткоинов.

Многое изменилось после появления биохакеров. Они создавали химер без набора генов стайности, что снова привело к массовым смертям. Из-за этого 3D-биопринтеры были запрещены к продаже и даже изымались из пользования во избежание новых прецедентов. Что же касается качества химер, то оно полностью зависело от штаммов. Изначально создавалась трехмерная модель будущей химеры, а затем кодировалось ДНК сырья, что на выходе люди и начали называть штаммом. Оба этапа напрямую влияли на качество химеры.

В один из периодов низкокачественные подделки сырья наводнили рынок, и тогда все произведенные существа просто разваливались на глазах. Химеры бесконечно болели, линяли, полностью лысея, у них выпадали и крошились клыки, не росли когти, не вырастало опахало на стержнях перьев и было еще много различных побочных явлений из-за низкокачественного сырья, что доводило владельцев до слез, а порой и до самоубийств. Все это привело к созданию корпораций-гигантов. Позже возникли споры о намеренном наводнении рынка подделками ради его поглощения и монополизации, но это случилось уже постфактум. Решением проблемы стало создание корпораций полного цикла из уже зарекомендовавших себя, таких, как БИОпринт, НовоГен, Органово, 3DSolutions, NEWchimera, RPXprogressive, KOMBINEARRE, Genetic Art Company и SkolteGen. Корпорациями они стали, когда объединили в себе все этапы создания химер — от встречи клиентов и разработки с ними трехмерной модели, до помощи в дрессировке полноценной взрослой химеры. Так были основаны девять гигантов.

В дальнейшем после новостного видео с битвой двух химер развернулась волна, которая спровоцировала разработку и легализацию боев между химерами. Причиной боя послужила небольшая перепалка между двумя случайными людьми. Один наслал на другого химеру в пылу спора, химера второго кинулась защищать хозяина, и в итоге произошел полноценный бой, после которого одной химеры не стало. Случай быстро получил мировую огласку. Взволнованные увиденным люди начали массово организовывать бои, будто одержимые. Результатом стало огромное количество жертв, как среди химер, так и среди людей. На улице стало небезопасно. Еще существующие на то время военные силы легко разгоняли бои, но они возникали снова и снова. Комендантский час снизил количество жертв, но проблема от этого не разрешилась. Власти, понимая, что люди все равно будут проводить бои и что беспорядок лучше всего упорядочить, сместив акцент на безопасный для общества вариант, решили проводить бои подконтрольно, создав Арену. Как по щелчку пальцев беспорядки прекратились. Впоследствии заговорили о намеренном создании Арены, поскольку беспорядки прекратились после проведения первой же серии боев. Часть людей считала, что корпорации решили увеличить прибыль, таким образом развивая начинающую угасать индустрию химеризма. Другие принимали с новостных лент все за чистую монету, будто это все случайное стечение обстоятельств, а третьим было плевать, их волновали бои и только. Версий накопилось еще с десяток, но все они были похожи друг на друга, будто придумывались одним человеком. Время создало своих кумиров и разбило бои на категории: наземные, воздушные и подводные. Наибольшей популярностью пользовались наземные, поскольку их было удобнее наблюдать, так как у болельщиков было больше возможности создать интроективную идентификацию. Данный психологический феномен — отождествление себя со своим кумиром — как оказалось, был крайне прибыльным делом и потому развивался в неимоверном темпе.

Но с течением времени мир все равно развалился. Корпорации соперничали между собой, поскольку хотели обрести монополию, поглощая и расшатывая рынок, от чего более всего, как всегда, страдали простые люди. Было сложно найти управу на каждую из девяти корпораций, так как они основали государства в государствах. У них работали только самые лучшие специалисты. Сфера влияния была огромной. Люди поддерживали корпорации, и в судебных спорах в большинстве случаев побеждали гиганты. Мир со временем стал, откровенно говоря, тесным для девяти корпораций, и они начали воевать между собой после того, как заполнили все возможные пространства. Если поначалу каждый стремился сделать лучше и этим завоевать доверие и уважение потребителя, то впоследствии они сами начали участвовать в боях на Арене, объявляя это не просто боями, а доказательствами своего превосходства над конкурентами. Интерес к подобным сражениям, конечно же, был высокий и мог затмить любое другое событие, будь то выборы, Новый год, смерть знаменитости или что-то еще. Со временем пришло осознание, что таким путем конкурентов никак не вытеснить, потому что профессионалы работали в каждой из корпораций. Союзы также не приносили должных результатов.

В ночь на 15 мая 2043 года корпорация NEWchimaera подверглась нападению. Утром 16 мая её участь разделили две другие — RPXprogressive и KOMBINEARRE. Вечером того же дня нападениям подверглись все остальные корпорации. Из разрушенных зданий повалили химеры различных видов. 27 203 сотрудников было убито за два дня. Меньшая часть работников спаслась, но ящик Пандоры был уже пуст. Многие образцы являлись уникальными и не дрессированными, и, что еще хуже, их генетический код был прописан так, что они уже имели возможность спариваться и иметь жизнеспособное потомство. Корпорации создавали химер-воинов, а, как выяснилось в процессе разработок, химеры, способные дать потомство, вели себя более агрессивно.

Гибель гигантов расшатала оставшийся общественный порядок. Большая часть правительства была уничтожена. Армии оказались не готовы к встрече с боевыми химерами, поскольку реального представления о возможностях химер у военных не было, а потому они не смогли подготовить никаких рабочих методов сдерживания. В прямом эфире показывались кадры сотен смертей. Царила паника. По рекам текла алая кровь вперемешку с фрагментами тел. Раздавались взрывы, крики, любой звук заставлял людей бежать в укрытия. Выжившие правители сидели в бункерах, спрятав свои семьи в безопасных местах, а СМИ в это время показывали online наступивший апокалипсис. На улицах царили страх и безумие.

Выживший народ укрылся в полисах. Полисами назывались разработанные еще существующими на тот момент корпорациями места для проведения выставок. Поскольку химеры были разного вида, то полисы с самого начала разрабатывались с максимальной безопасностью как внутри, так и снаружи, что стало хорошим подспорьем для дальнейшей модернизации.

Люди прошлого явно ждали от мира большего и боялись, скорее, искусственного интеллекта и третьей мировой войны, чем гибели девяти гигантов, принесших смерть половине популяции homo sapiens. Масштаб катастрофы действительно впечатлял. Ни одна война за всю историю человечества не затрагивала так много территорий разом и не несла так много людских потерь. Многие остались без дома, без семей, без средств к существованию и, более того, впали в глубокий посттравматический стресс и затянувшийся кризис. Великая депрессия США 1929-1933 гг. показалась осенней хандрой, потери СССР после Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг. — не более чем разминкой первого дня гибели девяти гигантов. Масштаб был безумным! Жизнь неоднократно доказывала, что детище всегда приходит к уничтожению своего создателя, но люди это почему-то всегда не хотели замечать, были слишком мягкими, за что и поплатились. Растворив своё существование в довольствах, человек подписал себе смертный приговор. Естественный отбор развернул полигон жестоких баталий, в котором homo sapiens был вытеснен с отшлифованного пьедестала и должен был вновь отстаивать свои права на владение землей, воздухом и водой. Так появились авантюристы, искатели, бандформирования и прочие люди, которым все это даже нравилось. Кому-то из них нужна была выгода на пространствах свободного региона, кому-то хотелось спасти мир, кому-то — обрести монархию, а кто-то просто хотел новых ощущений. Так или иначе, люди сумели выжить и смогли вернуть какую-то часть своих владений обратно, хоть и неизмеримой ценой.

Дальнейшая судьба человечества была покрыта завесой неизвестности, что очень сильно пугало привыкших к размеренности людей, заставляло их нервничать и жить одним днем.

ГЛАВА I

Я был чем-то другим до того, как по-звериному оскалился. Помню другие эмоции, чувства: как-то всё было сложнее и более осмысленно, нежели сейчас. Мне хочется верить, что этот голос в голове слышу не только я. Что он кому-то нужен. Порой даже хочется рассказать обо всём, прямо вслух, но вместо этого я слышу какой-то хищный вой с шипением, наполненный тоскливыми нотами... Временами туманит голову, и я забываю обо всём, живу, ведомый природой: стимул — реакция, только и всего, но потом вроде вспоминаю прошлую жизнь; да только с каждым разом как-то сложнее воспроизвести уплывающий за горизонт сюжет. Становится страшно. Кажется, я постепенно теряю рассудок...

Гемелла... Что с тобой сейчас? Прошло уже больше двадцати дней, как я оказался здесь, и я даже не уверен в том, что ты жива. Сначала, когда мы только встретились, мне казалось, что судьба ведет нас к великой цели, а после я разглядел в этом слепой случай, который ничего на наш счет даже и не планировал. А что с нами сейчас? Какого черта?! Я начал всё забывать и, лишь повторяя одно и то же в голове, могу еще как-то удержать память в надежде на то, что все тот же слепой случай даст нам еще один шанс.

ГЛАВА II

Помню, еще не так давно я занимался боями. Был в меру успешен, но никогда не занимал серьезных мест. Причина крылась в слабых бойцах. Сильные химеры для меня были слишком дорогими, а это сразу же отрезало дорогу наверх, поэтому приходилось перебиваться мелкими выигрышами. От смертельных боев я отказался, поскольку это было для меня слишком. Но однажды я всё-таки решил попробовать и испытать судьбу на прочность. Выигрыш мог позволить наконец что-то изменить в жизни. Так и случилось: у меня больше не стало Молли. Я потерял свою химеру и был вынужден в дальнейшем как-то сводить концы с концами. В памяти я всё хранил её образ, вспоминая, какой она была. То нежная, то грубая. Это моя Молли — смесь черного скакуна и африканского льва. Лошадиный торс с мощными когтистыми лапами спереди и копытами сзади. Морда львиная, с массивной шеей, роскошной гривой из густого ворса длиной до пятидесяти сантиметров. Высокий уровень тестостерона, доставшийся от лошади, делал её мышечной химерой. Лев давал свирепость и потенциал мышечного роста. Весила Молли около трехсот семидесяти килограммов. Содержать её было, конечно, очень дорого. Наверное, это один из самых главных минусов крупных химер.

Какое-то время после потери Молли я не знал, чем себя занять, и переживал насчет своего будущего, ведь, потеряв источник заработка, я скатывался к нищенству. Работать на кого-то я не хотел, поскольку это ведь очень глупая затея: ты набиваешь чей-то карман, а не свой. Это мне претило. При найме средств хватает разве что протянуть до следующей заработной платы, а это убогое существование. Кто вообще на такое согласится?

Несколько дней, постоянно отвлекаясь на боль от потери, я обдумывал, где взять уникальный штамм бойца, чтобы вновь получить источник дохода. Перерыл все варианты и пришел к выводу, что единственный шанс найти действительно что-то стоящее — это отправиться в регион и уже там отыскать химеру, с которой можно было бы выйти на арену. Идея, конечно, была из ряда вон выходящей, но что-то внутри меня подталкивало к ней, говоря: «У тебя все получится!». Вот с этими словами в мыслях я и решил совершить вылазку. Акцент в снаряжении сделал на скрытность, чтобы ни одна химера не знала, что я был или нахожусь рядом с ней, а костюм исключал любые следы. Меня невозможно было отследить по запаху или теплу, я искажался даже визуально. Были примочки, призванные обезопасить, но ничего серьезного, как в костюмах, рассчитанных на прямые столкновения, у меня не было. Оружия, как такового, я также с собой не брал. Разве что когти на всякий случай, отпугивающий пистолет и пистолет с парализующими пулями. Я не мог себя перегружать, ведь нужно было брать технику для взятия пробы, еду, палатку и прочие вещи, а костюм не предусматривал функции экзоскелета, который был в более дорогих костюмах, что уже выходило за рамки моего бюджета.

Поведение и способности химер, как они атакуют, чем питаются, где и какие обитают, я прекрасно знал, ведь сам ими занимался и тренировал практически с самого раннего детства. Именно тренировал, так как ни один уважающий себя мастер никогда не скажет, что он дрессирует химеру, просто потому, что тренировать боевую химеру — это нечто большее, чем научить её выполнять какие-то команды, которые в боевых столкновениях не будут выполняться. Тренировать — значит обучить приемам, но дать химере выбирать самостоятельно, что делать. Именно это и было ключевым отличием тренировки от дрессировки — свобода выбора действий.

Время шло. Я поэтапно готовился.

В последний день перед выходом в регион я начал встречать сообщения о том, что появились какие-то новые химеры. Мол, кто-то вбрасывает очень опасных монстров с человеческими ДНК. Писали даже про какие-то заговоры, создание армии, типа где-то есть какой-то сумасшедший ученый, который обозлился на весь мир. Писали и опровержения: мол, это просто выдумки и желание искателей штаммов банально повысить стоимость добываемых проб, потому что цена на них постепенно снижается. Я же на этот счет нисколько не заморачивался, потому что столкновения, о которых писали, происходили далеко от мест, куда я собирался. Да я и не планировал с ними сражаться. Отпугнуть можно что угодно, просто нужно это сделать вовремя, до того, как химера решит напасть. В этом деле всегда важно помнить, что используется лишь две стратегии поведения: бежать или нападать. И тут важно правильно себя повести. Но наибольшую опасность в регионе представляли, скорее, не химеры, а люди. Они нападали, грабили, убивали ради забавы, насиловали, издевались, наносили увечья, которыми просто ставили что-то вроде опознавательного знака, словно авторскую подпись: мол, смотрите, какой я, признайте мой авторитет. На такой случай я и взял парализующий пистолет, чтобы понять, кто передо мной до того, как он сможет причинить мне возможный вред. Может, его проще убить, пока он парализован, ведь иначе он сможет выследить. Этот мир обязывал быть жестким и принимать превентивные меры.

К вечеру я всё подготовил. Дело было за временем. Конечно, я нервничал и переживал, ведь в регион никогда прежде не ходил. Не было такой нужды. А в нём было много вполне реальных опасностей, которые нельзя было встретить, живя в зажиточном полисе. Я выстроил для себя иерархию рисков и на первое место поставил людей, потом уже химер, после — ловушки, травмы, которые было легко получить, недостаток провизии и прочее, что встречал каждый, кто решался покинуть пределы полиса. Это позволило скоротать время и занять беспокойный ум, который мучился переживаниями утраты.

Перед сном я зашел глянуть на то место, где спала Молли. Без неё в доме было очень тоскливо. Я стоял на пороге и пытался разглядеть её в темноте, помещал образ из воспоминаний на лежанку, которую соорудил, когда она была еще совсем крошечной, и будто бы слышал её легкое сопение, пробивающееся сквозь темноту. Слез я не проронил, но ком в горле заставил поднять голову в попытке его проглотить и отмучиться от этой боли... Крайне неприятно чувство утраты, если уж быть откровенным.

Уснуть не получалось. В голову лезли разные мысли: вдруг я напрасно совершаю этот поход, вдруг погибну страшной смертью, вдруг ничего не найду в регионе, вдруг захочу вернуться и не смогу? Зачем я всё это делаю? Может, работать на кого-то не так уж плохо? Может, пора сменить сферу деятельности? Может, пора запечатлиться с какой-нибудь женщиной, как делают некоторые? Воспитание детей ведь тоже своего рода тренировка. Мне уже тридцать два года, в голове с пепельными волосами должно уже что-то быть… Или к черту всё, была не была! Я увижу свою победу однажды на арене, под рев многотысячной толпы, где будут скандировать моё имя. Войду в историю боев как человек, который смог! Как тот, у кого получилось! Прорасту сквозь бетон и распущусь прекрасными цветами, которые будут у всех на устах, как нечто невероятное и по-настоящему ценное. Судьба, достойная уважения для любого существа.

ГЛАВА III

Утро начиналось несмело. Прочь ушла былая пылкость, и худощавое тело тяжело отрывалось от постели. Разрисованный шрамами организм просил остаться дома, а разум беспрестанно твердил: «Назад пути уже нет!». Его и правда не было. Деньги, потраченные на вылазку, лишали возможности передумать. Странно, что порой мы принимаем решения так, будто не нам их исполнять. Они бывают настолько претенциозны, что, вдруг осознав, какой объем работы предстоит, мы опускаем руки, не успев даже как следует попытаться. Конечно, здорово, когда хотя бы часть делается на энтузиазме, но не когда все приходится делать буквально из-под палки. Всё-таки жаль, что к жизни не прилагается инструкция...

Я всё делал с неохотой, будто меня заставляли. Но постепенно, раскачавшись в мыслях, убедил себя, что перемены — это хорошо, что пора что-то действительно менять в жизни. И ведь это было действительно так. Спланированную жизнь было неинтересно жить просто потому, что пропадал эффект новизны. Дни тянулись в ожидании чего-то нового, каких-то простеньких фантазий, легких событий, и так повторялось день за днем. Постоянно чего-то ждешь. Да только, не делая ничего нового, что можно изменить в жизни? Ничего! Вот ничего и не менялось.

Конечно, пока я не попробовал что-то изменить. Перемены казались страшными, но какой, к черту, рост без боли, какие перемены?! Достаточно очевидный ответ. К счастью, все заканчивается и приходит время перемен, когда пора распахнуть дверь новому дню, новым испытаниям, новым возможностям и новым ощущениям. Время, когда заскучавший ребенок внутри наконец-то начинает с интересом разглядывать открывающийся мир и говорить: «Ого! Что это? А это что? Вау!». Время, когда фантазия перетекает в нечто большее, чем мысли, и так пьянит голову, будто впервые совершается глоток чистого воздуха, которого так не хватает в этом зловонном, скучном мире скупой зависти, грязных дорог и холодного бетона.

Собрав вещи, я встал на пороге, окинул последним взглядом безжизненный дом, опустил глаза, припомнив счастливые моменты, и, отвернувшись, захлопнул дверь. Решил, что если сосредоточиться на всем хорошем, что когда-то было в жизни, я так и не найду ничего хорошего в будущем. Буду жить воспоминаниями и останусь несчастным на всю, мать ее, такую длинную жизнь.

Раннее утро. Полис был еще сонным. Я спешил на станцию метро и думал о том, что находится в регионе, о том, что меня ждет там, за защитным барьером. Конечно, я понимал, что могу не вернуться, но это, на мой взгляд, было лучше, чем жить скучную жизнь. Находиться дома после смерти Молли стало невыносимо. Хотелось бежать куда-то, подальше, прочь от всего, что окружало, от всего, к чему я привык. Мысли и желания были противоречивыми, но, в целом, путь уже был избран: только вперед!

— В регион? — спросил пожилой мужчина, приметивший меня в вагоне метро.

— Да, — ответил я, испытав воодушевление.

Немногие стремились в регион, поскольку жизнь там была совершенно иного толка. Любая ошибка вполне могла стоить жизни. Именно поэтому те, кто ходил в регион, пользовались определенным уважением. Особенно если это были искатели.

— Первый раз?

— Да, — сказал я, потеряв былую радость. — Заметно?

Мой собеседник поднял руку, на ней не хватало четырех пальцев. Посмотрев на неё, он, будто не слыша меня, сказал:

— Регион оставил только большой палец на моей руке после первой вылазки. Я тоже, как и ты, однажды ехал утром.

Мужчина задумался на мгновение. Затем одернулся и, перед тем, как уйти, произнес:

— Не ходи туда. Там нет того, что ты ищешь.

— Что? — бросил я уже ему в спину. — Откуда ты знаешь, что я ищу?!

Но в ответ послышался лишь гул отъезжающего вагона метро, уносившего всё дальше и дальше ответ моего собеседника.

Мужчина принес сильное беспокойство в мою голову. Руки вспотели. Глаза начали быстро бегать с предмета на предмет — на людей, на черное окно, на все, на что можно было посмотреть. Никогда не любил странных типов... Они появляются из ниоткуда, наводят панику и так же уходят в никуда. Что им нужно, черт возьми, когда они появляются в жизни? Какого черта?! Это они для себя делают, или правда пытаются предостеречь?!

Пересев на маглев, я увидел еще двоих, отправляющихся в регион. Нас было невозможно спутать, потому что мало кто ездил на конечную станцию, и никто не носил защитные костюмы, если не собирался покинуть полис. Из нас троих, ехавших в маглеве, только у меня был костюм, рассчитанный на скрытность. У двух других были боевые. Первый носил безумно дорогой темно-красный костюм. Видно было, что он новый, но потертое снаряжение выдавало бывалость. Видимо, продал товар. В глазах читалось желание срубить денег, и только. Второй же носил потертый костюм, визуально достаточно простой, но явно надежный. На черной чешуе виднелись засохшие капли крови. Оружие у него тоже было простым, но также отличалось надежностью. Лицо в глубоких шрамах отражало болезненный опыт. Нижнее веко было заменено искусственным, что значило оставленную подпись. Он бы, наверное, мог многое рассказать, но такие люди обычно ни с кем не общаются. Весь их мир — это схватка с жизнью. Если они умирают, то умирают, глядя смерти в глаза. Таких уважали в полисах. Их называли искателями. Но не таких выскочек, как первый. С ними, конечно, считались, но их поведение оставляло желать лучшего. Ничего особенного они не делали, кроме съемок себя и боев с химерами. Это, конечно, впечатляло, но не вызывало стойкого уважения.

Перед тем, как маглев остановился, мы переглянулись, будто пожелав друг другу удачи. Это было очень странно для меня. Я почувствовал себя частью нового мира. Но готов ли был этот новый мир принять меня, вот что мучило мою уставшую голову. Может, в первый же день регион изуродует меня, как того пожилого мужчину, что встретился мне в метро, и я стану, как он, сумасшедшим и буду приставать к людям.

— Документы, — произнес пограничник на посту перед выходом. Я показал.

— В регион или в новый полис?

— В регион.

Он отметил что-то у себя.

— Следующий!

Нас подвели к стене. Она была удивительной. Двенадцать метров гладкой поверхности в высоту, под напряжением, с множеством отпугивающих примочек и черт его знает, с чем еще. Создавалось впечатление, что она построена для защиты не столько от химер, сколько от других людей, что, конечно, имело смысл. Это и пугало и впечатляло. В масштабе 1:1 это было чем-то невероятным.

Промешкавшись пару минут у стены, нас повезли к защитному барьеру, который находился в нескольких километрах от полиса. Пока нас везли, на движение срабатывали какие-то защитные устройства, находившиеся под землей. К счастью, до атаки не дошло.

Сделав проем в барьере, нас выпустили. Но стоило нам выйти за последний безопасный рубеж, как сразу же раздался звериный рык. По моему телу пробежали мурашки. Испугавшись, я сделал шаг назад. Искатель вышел вперед метров на десять. Выскочка последовал его примеру и что-то произнес, но мне не было его слышно из-за повторного рычания. На всякий случай я достал пистолет с парализующими пулями и начал боком двигаться вдоль барьера, стараясь удалиться от происходящего. Из кустов выпрыгнула химера и кинулась на парня в новом костюме. Большей частью химера напоминала гориллу. С волчьей пасти капала слюна, стекая по мускулистому телу, которое буквально разрывало от переизбытка тестостерона. Передние лапы были более массивными, чем задние. По телу местами тянулась черная короткая шерсть. За пределами полиса химеры были даже как-то страшнее. В прыжке химера настигла парня и первым же ударом, обеими лапами, как это обычно делают гориллы, вбила выскочку в землю сантиметров на десять. Костюм сработал и стал твердым на момент удара, но парень, который был внутри, скорее всего, испытал сильнейшую перегрузку и просто умер, так ничего и не поняв. Химера хотела нанести еще один удар, но не успела. Искатель сделал прыжок, его костюм многократно усилил толчок ног, и он взмыл в воздух на пару метров, пролетев по траектории за спину химере. Уцепившись одной рукой за её шею, он изменил вектор полета и вытащенными лазерными когтями пробил затылок химере. Затем спрыгнул с неё и замер, наблюдая за происходящим. Химера, словно спиленное дерево, упала на мертвого парня. Никто из нас не пошевелился. Слышны были только шум листвы, аплодисменты пограничников и, наверное, моё сердцебиение, которое отдавалось пульсом в ушах. Искатель молча посмотрел на меня и ушел, так и не проронив ни слова. Пограничники уехали, бурно обсуждая увиденное. А я какое-то время переваривал случившееся и смотрел то на мертвую химеру, то на кусты.

Придя в себя, я робко подошел к химере, всё еще боясь, что она может ожить и вбить меня в землю, и начал брать пробу. А про себя думал: черт возьми, на что я решился, это же верная смерть! Мне здесь не место. Нужно уходить! Как можно скорее уходить и больше никогда, черт возьми, никогда не возвращаться в это проклятое место, в этот чертов регион, в эти страшные лапы безжалостной жизни! Здесь химеры совершенно дикие! Но не успел я взять пробу и додумать свои панические переживания, как на тепловизоре, который был вшит в шлем, появилась новая химера, которая направлялась в мою сторону. Я понял, что пробу взять не успеваю, равно как и скрыться. Начал пятиться назад, но затем увидел, что забыл забрать пробник. Химера была уже близко. Пробник пришлось оставить. Встав лицом к происходящему, я наблюдал, как появившаяся химера пожирала хороший образец, с которым можно было бы занимать неплохие места и, собственно, на этом закончить своё путешествие.

Пришедшая химера была уже другой. У неё была здоровенная крокодилья пасть, четыре пары оранжевых глаз с голубой окантовкой, оранжевая шерсть пару сантиметров длиной, массивные задние лапы и очень маленькие передние, спина в беспорядочно торчащих колючках. Химера передвигалась прыжками и постоянно приседала, стараясь держаться как можно ближе к земле. Меня она не видела, а вот образец было уже не спасти. Выстрелить парализующими пулями я тоже не мог, так как мой пистолет выпал в нескольких метрах от меня, и, если бы я пошевелился, то мог бы навлечь на себя довольно быструю смерть. Поэтому пришлось просто наблюдать за тем, как жизнь пинает меня под задницу.

Время шло. Я стоял и смотрел. Просто стоял и просто смотрел. Затем начал переминаться с ноги на ногу от непривычки, делая это еле заметно. Дождался, когда химера наелась. Я думал, что она уйдет, но она покрутилась рядом с трупом, походила метрах в десяти от меня и улеглась возле кустов, а я стоял и просто орал в голове: «Да какого, мать его, черта?! Свали!!! Свали отсюда!!! Тебе нужно идти!». Но химера лишь закрыла глаза и задремала. Я, понимая, что никуда она не собирается и что я могу здесь простоять до самой ночи, а когда усну, наделаю шуму, и она меня просто-напросто сожрет, начал потихоньку, маленькими шагами направляться к пистолету. Шаг за шагом, я преодолевал себя, рос над своими страхами, но после очередного шага под ногой что-то хрустнуло и химера встрепенулась. Сердце у меня заколотилось. Она посмотрела по сторонам, но ничего не увидела. От волнения я начал терять равновесие и из-за этого сделал пару шумных шагов. Химера вскочила и насторожилась, потом медленно запрыгала в мою сторону, вертя мордой, будто стараясь рассмотреть причину шума. Понимая, что она либо все-таки увидит меня, либо затопчет, я кинулся за пистолетом, держа химеру в поле зрения. Она явно не понимала, что происходит, и потому начала рычать. Когда я схватил пистолет, она поняла, где я нахожусь, поскольку оружие не отражалось, и кинулась на меня. Я хотел было выстрелить, но не успел снять с предохранителя и был сбит с ног. Пока я лежал между её лап, здоровенная морда нюхала пистолет в моей руке, но ничего не понимала, поскольку не видела ничего, кроме пистолета, который никакого особого запаха не источал. Моё сердце бешено стучало, переволновавшись, я сглотнул скопившуюся слюну, но, видимо, сделал это очень громко, поскольку химера строго посмотрела на меня, принюхалась, потопталась, а затем очень громко зарычала. В этот момент вся жизнь промелькнула у меня перед глазами. Я, испугавшись, махнул руками, увидел, как она запрокинула морду, готовясь меня сожрать, и закричал, закрыв глаза. После взвыл ветер и...

И ничего не случилось! Я лежал, съежившись, и все. Когда медленно открыл глаза и осмотрелся, химеры уже нигде не было. Лишь после я увидел, как в небе пролетела какая-то огромная химера, а в лапах у неё была та, что хотела меня сожрать. Она подняла её ввысь, а после отпустила и устремилась за ней вновь — то ли не удержала, то ли специально выпустила, чтобы убить с высоты. Но, тем не менее, я остался жив. И это меня волновало больше всего.

В процессе я не заметил, как оказался на ногах. Начал ощупывать себя. В голову постепенно приходило осознание случившегося, и внезапно внутри я ощутил восторг. Начал смеяться, как дурак, прыгать, держался за голову и кричал: «Не может быть! Невероятно! Вау! Я жив! Я! Жив!». Это перевернуло все в голове. Жизнь больше не могла быть прежней. Я со всей серьезностью мог сказать, что это был поворотный день в моей жизни. День, когда судьба дала мне еще один шанс. Тратить его на трусость? Зачем? Преодолевать страхи — это что-то невероятное! Человек начинает жить другой жизнью, когда то, чего он боялся, больше не властно над ним. Это чувство стоит всего, что может дать жизнь. И нет ничего ярче этого, будь то любовь, оргазм, рождение ребенка, победа в звериных баталиях на арене или что-то там еще. Ничто не может сравниться с этим! Ничто!

ГЛАВА IV

Когда не можешь уснуть, в голову, словно тараканы, заползает всякая ерунда, а ты лежишь, притворяешься спящим и ждешь, когда придет сон. Чтобы уснуть в такие моменты, нужно расслабиться и купировать выползающие мысли, чтобы не жевать их, как старую жвачку, которая уже давно не имеет вкуса. Я так и делал, но мысли были словно исключениями. Весь этот день, вся эта вылазка, все происходящее в моей жизни... Какого черта всё именно так? Кто придумал жизнь такой? Зачем? Мир, построенный на агрессии. Чтобы выжить, хищнику нужно кого-то убить. Не убил — сам умер. И то ли мир так жестоко устроен, то ли люди стали слишком мягкими, но что-то определенно в жизни идет не так. И это ужасно! Хотя и среди людей, которые вроде стали мягкими и руководствуются принципами гуманизма, жестокости вроде бы тоже не меньше. Насилие стало больше психологическим. Предать, оскорбить, попользоваться другим человеком — это пожалуйста. Человек перешел в ментальную сферу. Живет в голове, и все, что происходит внешне, — лишь образы, которыми он наполняет внутренний мир, чтобы построить свою воображаемую псевдореальность. Жизнь течет, образы создаются и рушатся, меняются люди в голове, меняется отношение к вещам и событиям, меняется взгляд на то, что еще совсем недавно было ценно. Человек любит не людей, а представление о людях, ценит не поступки, а то, что испытывает от них, боится, но боится лишь следствия своего страха. Мир совершенно иной вне головы. И в таком мире, чтобы выжить, важно постоянно пересматривать взгляд на жизнь, ведь руководствоваться моралью и правилами устаревшего мира очень опасно. Жизнь быстро меняется, поэтому важно идти в ногу со временем и расставлять приоритеты.

Я проснулся от того, что было неудобно спать. Очень твердо. Отлежал бока. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в палатке, что случившееся — не какой-то странный сон, и я действительно провел ночь в регионе. Это вызвало разочарование. Чувствовалась усталость, хотелось все прекратить. К черту, уже окончательно надоело все... Я хотел выйти, но, к счастью, вспомнил, где нахожусь, и потому лишь чуть приоткрыл шторку, чтобы осмотреться. С одной стороны все было нормально, но с двух других лежали волки.

— Ну, конечно, как иначе-то! — произнес я шепотом.

Мне сильно хотелось кушать. Желудок заурчал. К палатке подошел один из волков, услышав шум моего желудка. Походил рядом, понюхал воздух, поскулил и лег в паре метров от меня, ни о чем не подозревая. Я сжал губы, сдерживая себя, чтобы ничего не сказать. Такого страха, как раньше, уже не было, поскольку я начал привыкать к диким химерам, хотя возле меня были, на первый взгляд, обычные волки. Да и что их бояться? Просто свора собак! Но рисковать я не хотел и потому решил подождать.

Время шло. Волки никуда не спешили. А мне приходилось лишь сидеть и думать над своей жизнью. Я смотрел через шторку на окружающий мир, где было столько всего — леса, поля, многообразие трав, множество химер, готовых разорвать меня в любой момент... Романтика! Рассматривая все это великолепие, я вспомнил прошедший день и задумался: кто я в регионе? Охотник или жертва? Почему должен отсиживаться в палатке? Почему?! Ведь если я буду всего бояться и постоянно отсиживаться, то обязательно стану чьей-то добычей, и это лишь вопрос времени. А если буду сражаться, то смогу окончательно победить свои страхи и вырасту в новом свете. Изменю жизнь, как и хотел.

С этими мыслями я достал пистолет и лазерные когти. Осмотрелся. Мне было хорошо известно, что у стаи есть вожак и этот вожак обычно находится поодаль от всех. Как правило, он должен быть крупным и сильным. Рассмотрев стаю, я заметил, что вожак как раз-таки был возле моей палатки, и улыбнулся, посчитав это добрым знаком. Затем прицелился. Волк в это время сонно смотрел вдаль и ни о чем не подозревал. Прозвучал выстрел. Вся стая встрепенулась. Вожак вскочил на лапы, зарычал, но через минуту уже лежал на земле. Я надел лазерные когти и вышел из палатки. Стая зарычала. По их глазам я видел, что они смотрят то на светящиеся когти, то на вожака. Сделав пару шагов к парализованному волку, я воткнул в его голову коготь на всю длину. Голова была пройдена насквозь. Два других волка попробовали накинуться на меня, борясь за лидерство. Я выстрелил в одного из них, но промахнулся. Они отскочили. Во второй раз выстрел достиг цели. Волк сначала зашатался, а затем упал на землю, как подкошенный. Пыл претендента поутих. Я направился в сторону парализованного. Поняв, что волки меня не видят и не чувствуют, не знают, где я нахожусь, и не смогут определить, если не будут видеть когти с пистолетом, я убрал пистолет под свисающий кусок костюма, который был специально предназначен для того, чтобы скрывать все, что находится на поясе. Также засунул туда правую руку с когтями. Волки засуетились. Потихоньку я начал приближаться к оставшемуся претенденту, и когда он оказался возле меня, я ударил его когтями. Появилась кровь, но волк остался жив, заскулил и отбежал в сторону. Остатки стаи начали разбегаться. Вспомнив про парализованного волка, я направился к нему, чтобы убить. Волк лишь смотрел вдаль, с его пасти стекала слюна. Я остановился возле него, присел и начал потихоньку вводить коготь прямо в голову. На секунду, заметил, как его зрачки расширились, а дальше огонь угас. Волк умер.

Я не сразу осознал, что в одиночку сумел справиться со стаей волков. Поначалу осматривался. Затем включил тепловизор, чтобы убедиться, что опасности больше нет. На горизонте разбегались остатки стаи, а вблизи больше никого не было, и я смог наконец-то расслабиться. Но только я это сделал, как руки задрожали, а ноги начали подкашиваться. Затем меня дважды вырвало... Придя в себя, я начал понимать, что навсегда изменился внутри. Стал другим человеком. Появился шанс выжить и найти причину посещения региона. В груди еще выла тоска по прежнему миру, но ничего уже нельзя было поделать, поэтому я постарался забить тоску подальше в угол души и взялся собирать ветки для костра. Решил: больше никакой беготни, пусть химеры сами идут ко мне, а я их подкараулю в палатке, убью, а после возьму пробу и победоносно уйду в закат.

Набрав веток и разведя костер, я принялся за свежевание вожака. Когтями было легко разрезать тело, но вот отдирать шкуру от мышц оказалось значительно сложнее. Пришлось изрядно потрудиться. Спустя пару часов мне удалось получить достаточное количество мяса, чтобы привлечь других химер. Соорудив некую конструкцию, на которой жарилась приманка, я включил тепловизор и начал разглядывать горизонт в ожидании добычи. Время шло. Запах разносился ветром, но никого не было. Первая партия успела прожариться, и я даже перекусил. Получилось так себе. Еще и без соли. Но, по крайней мере, я сэкономил на продуктах, которых было ограниченное количество. Экономия, конечно, была сомнительная, учитывая то, что я мог отравиться, но, тем не менее, почему бы и нет?

Наконец на тепловизоре появилось движущееся пятно. Я обрадовался и спрятался в палатку. Химера приближалась. Сердце заколотилось быстрее. Затем появились еще несколько химер, спешивших на запах, который ветром разносило по округе. В этот момент я подумал, что, кажется, перестарался и это была плохая идея. Начал сильно нервничать и переживать, что план немного вышел из-под контроля и для меня все может очень плохо закончиться.

Первая химера напоминала смесь рептилии и кого-то из семейства кошачьих. Было очень сложно определить животных. Лохматая морда напоминала ягуара, высокие лапы с крепкими когтями были покрыты чешуей. Хвост, словно змеиный, с волосами на самом кончике, дергался из стороны в сторону. Уши напоминали рысьи, но только без кисточек. Выглядела она даже симпатично, хоть и пугающе. Подбежав, обнюхала территорию, осмотрелась. Я приготовился стрелять, и, как только химера подошла к догорающему костру, выстрелил ей в шею. Она зашипела, насторожилась, начала двигаться в мою сторону, прижавшись к земле, но потеряла равновесие и упала. Взгляд застыл на мне. Я поспешил наружу, чтобы прикончить её, но другая химера была уже очень близко. В палатку вернуться я не успел. Пришлось остановиться и спрятать когти.

Вторая химера была уже совершенно другой, необычной. У неё были очень длинные конечности и лапы, вывернутые, как у кузнечика. Шерсти не было вообще, лишь какая-то чешуя. Рыбий сплюснутый хвост удивлял. Морда была небольшой, практически без шеи, но с огромными зубами. Смесь чего и с чем — я также не смог разобрать. Никогда не доводилось видеть чего-то подобного. Рычать она не рычала, скорее, издавала какие-то странные пикающие звуки и щупала воздух языком. Явно наследие какой-то рептилии, но это было уже не важно. Нападать на такую химеру с лазерными когтями было самоубийством, поскольку один удар лапой привел бы к смерти. Что делать, я не знал и потому просто стоял, наблюдая за её поведением. А что еще я мог сделать?

Ситуация оказалась жуткой. Передо мной была парализованная химера, которая, казалось, меня видела, и химера, которая могла меня убить в любой момент. Мало того, появилась еще одна. Но это было уже что-то совершенно невероятное. Даже просто представить было дико, но чтобы увидеть такое в реальности… Просто невообразимо! Это была не столько химера, сколько какой-то огромный человек, покрытый мелкой чешуей, с одной мускулистой рукой со звериными когтями и какой-то змеей вместо левой руки с шипами на верхней части. Что это было, я не понимал. Откуда это существо? Кто его создал? Метра два с половиной в высоту, передвигается достаточно медленно для рядовой химеры...

Химера с лапами, как у кузнечика, находившаяся возле меня, заметив конкурента, расставила лапы как можно шире, старясь казаться больше и злее, но тот просто шел на нее, не выдавая никаких эмоций. Я занервничал. Такие монстры мне были совершенно не по зубам. В руках и ногах появилась легкость — адреналин делал своё дело. Я сглотнул скопившийся ком. А в это время химера, которая была возле меня, прыгнула на соперника, но тут же с размаху получила удар лапой и, отлетев, сбила меня с ног. Я начал отползать на лопатках как можно дальше, глядя на приближающуюся человекоподобную химеру, но та, которая сбила меня, заметила моё присутствие и зашипела. Но только она собралась ударить меня длинной лапой, как её схватила человекоподобная, впилась когтями до крови, сжала морду, зарычала каким-то металлическим рыком и перекусила ей спину. Моя рука окрасилась кровью. Я начал в панике хвататься за пистолет с парализующими пулями, но никак не мог его достать, чтобы выстрелить. Химера заметила меня, отвлеклась от поедания пищи и подошла ко мне. Я наконец-то достал пистолет, нажал на спуск, но сработал блок и выстрела не произошло. Химера ударила кулаком о землю, зарычала еще громче. На моё лицо попала её слюна. Я застыл от ужаса, а она кинулась на меня. Раздался какой-то хлопок, и мои ноги сдавило. Все было мокрым от крови, и я закричал что было сил, задергался и почувствовал, что еще могу отмахиваться. Я махал руками, но она держала меня. Я не чувствовал ног. Через несколько секунд я понял, что больше ничего не происходит. Отдаленно послышался человеческий голос. Вытерев лицо от крови, я увидел, что химера лежит на мне без головы.

— О, господи… Мать твою! А-а-а! — бормотал я.

Сердце безумно колотилось в груди, а тело дрожало от паники.

— Он живой! — крикнул подошедший искатель.

— Отлично! — крикнул второй. — Он выживет?

— Да.

— Спасибо! Спасибо! Если бы не вы, я… Спасибо! — не унимался я.

— Да-да, мы тебя поняли, — ответил третий искатель.

Возле меня стояло трое мужчин в боевых костюмах. Присмотревшись, я понял, что это вовсе не искатели, а живодеры. Этих людей лучше было не встречать в регионе, потому что именно они оставляли подписи, отрезая какие-то части тела в качестве своей метки. Каждый живодер или каждая группа живодеров отрезала что-то свое, уникальное, что, собственно, и означало подпись. Подписанных людей было много. Были даже случаи, когда живодеры оставляли метки на людях в полисах, но это было редкостью и таких совсем не уважали. Также живодеры имели свой рейтинг. Ставя подпись, они делали записи и выкладывали их в профили. От этого велся счет и обновлялся рейтинг. Он подкреплял азарт и давал им дополнительную прибыль, что лишь усугубляло и без того жестокий мир вне полисов. Возможно, это поддерживали главы полисов, чтобы согнать людей к себе и заставить трудиться, вместо того, чтобы те жили где-то своей обособленной жизнью, не принося доход и не вступая в армию для охраны. А возможно, это было чем-то естественным, или было просто выгодно транслировать весь этот ужас. В любом случае, живодеры были, и их стоило избегать.

— Твою же мать! — произнес я.

— Ты прав, — ответил один из них. Они рассмеялись. — Ты готов?

— Нет, — ответил я.

— А он мне нравится, — ответил живодер в частично невидимом сером костюме, состоявшем из множества деталей, словно чешуек. По группе было видно, что у них мало опыта и они новички в этом деле, поскольку действия их были еще не отточены.

— Держи его голову.

— Давай сначала вытащим. Мне не удобно будет отрезать.

Живодер в силовом костюме оттащил мертвую химеру и прижал меня к земле, чтобы я не дергался. Другой начал транслировать происходящее в прямой эфир. Третий достал какие-то щипцы, левой рукой прижал мою голову к земле и прикрыл большим и указательным пальцами мне глаза.

— Да чтоб вы сдохли! — сказал я.

— Да-да, сдохнем, — ответил третий и сжал щипцы.

Я вскрикнул, затем почувствовал сильный обжигающий жар на лице и начал терять сознание. Меня перевернули и дали понюхать какую-то вонючую штуку, от которой я сразу же пришел в себя.

— Ну, как тебе косметический ремонт? — спросил живодер со щипцами, показывая моё отражение.

— Да вы же психи, черт вас дери! Вы что сделали, ублюдки?! — взбесился я, увидев своё отражение.

Стоило мне это сказать, как на живодера, который транслировал видео, кинулась химера, которую я парализовал некоторое время назад. Она перекусила ему шею. Второй ударом лазерного меча перерубил ей лапы. И как только живодер со щипцами отвлекся от меня, я схватил пистолет и выстрелил в него. Тот обернулся, хотел меня пристрелить, но я выстрелил еще раз, уже в голову. Шлем был снят, и пуля вошла в правый глаз. Второй живодер обернулся, не успев добить химеру, увидел произошедшее и только хотел ударить меня мечом, как я выстрелил и в него. Он остановился. Пуля не смогла пробить костюм. Я вскочил на ноги, но живодер замешкался, посмотрев куда-то за меня, и отпрыгнул. Когда я обернулся, меня схватила воздушная химера, и мы взмыли в воздух. Улетая, я увидел, как из леса мчатся другие химеры, учуяв запах, но у меня были уже совсем другие проблемы. Плечу было очень больно от когтей, и это перебивало страх. Я включил лазерные когти, чтобы перебить лапу, но увидел, что нахожусь метрах в двухстах от земли и если упаду, то просто разобьюсь и всё закончится значительно быстрее, безо всяких шансов.

Я стал ждать, когда химера приземлится или будет где-нибудь над водой, чтобы появилась хоть какая-то возможность выжить, но за нами увязалась другая, раза в полтора больше той, что меня несла. Мы начали лететь, петляя, а затем химера приземлилась недалеко от реки, выпустив меня из лап. Следом за ней приземлилась вторая, и они начали сражаться, ударяя друг друга хвостами, лапами, крыльями, пытались друг друга укусить. Я отбежал, прихрамывая, ближе к воде, чтобы скрыться, но из воды на меня выпрыгнула смесь крокодила со змеей. Гигантская пасть клацала, устремляясь за мной. Я побежал от неё, но споткнулся. Бой двух летающих химер переместился ближе ко мне, и я на какой-то момент оказался в самом центре сражения. Смесь крокодила со змеей вцепилась в крыло химеры, которая схватила меня возле палатки, и начала совершать вращательные движения, как это обычно делают крокодилы. Я не понимал хаоса, что творился вокруг меня. Один кошмар сменялся другим, и им все не было конца. Я должен был умереть уже сотню раз, но почему-то оставался жив. Было страшно, но на страх просто не было времени, чтобы его прочувствовать в полной мере. Иногда жизнь жутко издевается, подкидывая невообразимые вещи. Воздушная химера, которая была большего размера, пошла на меня, и когда оставались доли секунды до удара, её сбили в борьбе две другие. Я, понимая выпавший шанс, вскочил на ноги и кинулся бежать прочь от сражения. Бежал что было сил. Слышал, как они боролись, рычали где-то там, за спиной, но бежал, не оборачиваясь, включив тепловизор, чтобы не напороться на новых. В голове была паника. Во рту пересохло. Я очень громко дышал, а моё лицо проморозило. Видимо, кровь отошла от головы к ногам. Я сплюнул на бегу, но слюни были густыми и лишь повисли на плече. Я заскулил от паники, попытался смахнуть слюни с плеча, при этом продолжал из последних сил бежать прочь от удаляющегося хаоса. Жизнь висела на волоске каждую секунду, каждый миг, и каждый новый шаг был словно подарком. Невыносимо хотелось жить, несмотря на то, что когда-то думалось иначе. Видимо, нужно посмотреть смерти в глаза, чтобы увидеть эту жизнь такой, какой она задумывалась от природы. Жить — вопреки. И жить, чтобы жить, а не ради чего-то или кого-то, как вечно обманываются и надумывают себе глупые люди.

ГЛАВА V

Я стал уязвим практически для любой химеры: костюм порван, пистолет утерян, силы на исходе, еды вообще нет, палатки тоже, куда идти — я также не знал. Жизнь прошлась по моим планам на будущее, и единственное, что можно было сделать в моем случае, и это было действительно важно, это найти палатку, потому что в палатке был пробник, который и придавал смысл моему нахождению в регионе. В его поисках я топтал густую траву, а про себя думал о наболевшей теме, из-за которой, собственно, и пошел в регион. Она не давала мне покоя, несмотря на то, что происходило в моей жизни, как я ни старался думать о чем-то более важном, что было бы более оправданно. Уж так устроен человек, что порой что-то становится более важным и волнительным, чем сама жизнь.

«Мы не те, кого мы любим, мы — те, кто любит нас. Я тренировал Молли, она любила меня и этим влияла на все, что происходило в моей жизни. Когда было трудно или у меня не было настроения, она чувствовала это и приходила в мою комнату, ложилась рядом и просто была. Я смотрел на неё и менялся. Такая вот звериная поддержка... А была ли она зверем? Может ли зверь любить? Насколько ужасно я поступил, рискуя её жизнью? Люди, кажется, не понимают, что многое в жизни мимолетно, а некоторые вещи и вовсе происходят лишь в их собственной голове. Ожидания от светлых чувств вечные, будто это и правда может быть навсегда, но это лишь работа системы вознаграждения в мозге, не более. Это пройдет. Привязанность скоротечно превращается в страдания, неимоверная радость становится неимоверной болью, которую люди не хотят ни понять, ни изучить, ни почувствовать в полной мере, чтобы в будущем такого больше никогда не происходило. Грабли со временем начинают нравиться, и на них прыгают, как на батуте. Мир сумасшедших дураков, которым нравится получать черенком по изуродованным шрамами лицам…»

На горизонте смеркалось. Ночевать пришлось без палатки. Я залез на дерево и поясом привязал себя к нему, чтобы во сне не свалиться. Проваливаться в бессознательное пришлось под стрекот цикад и прохладный запах ночи. В пустоте я пробыл недолго. По крайней мере, мне так показалось. Проснулся я от того, что по мне что-то ползало, причем, не одно. Открыв глаза, я увидел в свете луны, что у меня с плеча сползает какая-то маленькая химера, размером со среднюю собаку, но это была совсем не собака. Химера была покрыта очень мелкой черной чешуей, которую было практически не видно, особенно в лунном свете. Визуально она напоминала дракона, только без крыльев. На её шее располагался капюшон, как у королевской кобры. Острые когти, выходившие из лап, не вцеплялись в дерево, и мне было совершенно не ясно, каким образом она держалась, продолжая подниматься по вертикальной поверхности. На кончике хвоста располагался шип — это практически не встречалось среди химер, особенно маленьких. Я включил когти и хотел ударить ее, но она это заметила, повернулась ко мне мордой и зашипела. Затем, спрыгивая то на одну ветку, то на другую, оказалась на земле и исчезла под небольшим камнем. У меня же перед глазами застыли её два темно-красных глаза, массивная относительно тела пасть с зубами, идущими в два ряда, шрам на надбровье и очень злое выражение её морды, которое оставляло какой-то осадок внутри.

Уснуть больше не получалось. Сидеть на дереве было неудобно, да и холодно. Хотелось кушать. Вот она, свободная жизнь в регионе! Постоянный голод. Становилось понятно, почему мир такой жестокий и холодный. И не то что человек человеку — волк, тут все волк и всему. Захочешь кушать — будешь и выть, и лаять, еще и с большим усердием, будто дрессированный. Наперекор всему, лишь бы выжить. А со временем просто одичаешь и не узнаешь себя в зеркале, потому что там будет совершенно дикий зверь, которого побоятся обычные люди, назвав Маугли, йети или еще каким-нибудь словом.

Осмотревшись, я слез с дерева и пошел к камню, под который убежала маленькая химера. Через тепловизор её не было видно. Подойдя к камню, я увидел, что дорога под него была вытоптана, а под ним располагалось какое-то пространство. Заглянув туда, я не увидел никакой норы или чего-то подобного. Куда исчезла химера, я не понимал. Снова включив тепловизор, я начал осматривать все под камнем, но никаких следов не обнаружил. Встал. Походил вокруг. Огляделся по сторонам. Затем снова прильнул к земле и сунул руку с включенными когтями в подобие норы, ведущей в тупик. Послышалось уже знакомое шипение, а рецепторы почувствовали, что воздух туда достаточно сильно затягивает, но почему-то вверх, будто там что-то было, что затягивало воздух внутрь. Это вызвало вопросы, которые не давали покоя: почему воздух тянет под камень, в котором каким-то образом сидит химера и не отражается на тепловизоре? Как? Почему?

Мысли набегали волнами, но голод брал верх и желудок настойчиво требовал еды. Осмотревшись, я понял, что ничего съедобного рядом нет. Тогда пессимистично начал ловить кузнечиков и съедать их живьем. Было, конечно, противно, когда они шевелили во рту лапками, мерзко пищали и хрустели на зубах, но это было лучше, чем умереть с голоду. Так прошло минуть пятнадцать. Затем я начал испытывать отвращение и захотел пить. Воды у меня, конечно, не было, и потому пришлось идти в лес на поиски. Чтобы была возможность вернуться и узнать, что это за чертов камень, я оставлял когтями порезы на деревьях. Углубившись в лес, наткнулся на переходное болото. Подойдя ближе, я заметил, что в нем, возможно, кто-то есть, поскольку по воде шли круги. Я аккуратно зачерпнул шлемом воду и отбежал. Затем, оглядываясь, пошел обратно, стараясь не допустить удара в спину. Пока шел, убрал с поверхности воды в шлеме ряску и сделал пару глотков. Вода была достаточно противной и воняла болотом, а в отражении виднелась безобразная подпись на моем лице. От этого я почувствовал себя отвратительно и даже как-то униженно, и не знал точно, что больше отвращало: то ли подпись на моем лице, то ли то, что приходилось так унизительно выживать. Стоило мне только оторваться от воды, как это чувство пропало, потому что в нескольких десятках метров от меня стояла химера и смотрела на меня. Пока я искал воду, совсем забыл поглядывать назад. Стресс вынуждал делать ошибки.

— Вот дерьмо! — вскрикнул я.

Понимая, что убежать не удастся, я забрался на дерево. Мотивация к жизни заставляла очень быстро делать многие вещи, в том числе принимать решения. Я лез выше, а подо мной скакала смесь буйвола с чем-то непонятным. Передвигалась она на задних лапах, у неё были рога, как у оленя, но в большем количестве. Пасть была клыкастая, но маленькая. Передние лапы — нечто среднее между копытами и лапами льва, а задние — просто обычные копыта. Очень короткая шерсть серого цвета. Создавалось впечатление, что химера то ли бледная, то ли седая, но явно очень странная. За мной залезть на дерево она не могла, что меня радовало, но вот не дать мне уйти — это пожалуйста. Я это понял через пятнадцать минут сидения на дереве. Химера ходила подо мной, прислушивалась и рычала.

— Да что же я скатываюсь-то все глубже в задницу?! — сказал я шепотом.

Отцепив шлем от руки, я бросил его в сторону болота, где в воде была еще одна химера. Этим я хотел её спровоцировать, чтобы завязалась драка, но, когда бросил шлем, ничего не случилось. Разве что серая повернулась к болоту. Таким образом, выбора у совсем меня не оставалось, нужно было слезать и сражаться. Только я хотел спрыгнуть и напасть, как услышал какое-то шевеление в воде. Серая начала принюхиваться и рычать. Я затаился. Вода снова плеснула. Серая начала подходить, и тут из воды на неё выскочила огромная химера. От испуга я неосознанно начал лезть выше на дерево. Это был крокодил с очень крупными лапами, которыми он вцепился в жертву, а пастью сдавил серую химеру и начал мотать мордой из стороны в сторону, стараясь её разорвать. Сердце у меня заколотилось. До меня вдруг дошло, что на месте серой мог быть я, когда черпал воду, и что мне удивительно повезло уже, как минимум, дважды: когда меня не сожрала серая и когда меня не сожрала водная. Жизнь удивительным образом то ли берегла меня, то ли издевалась, но что-то явно происходило. А может, выживание и есть череда удач и это абсолютная норма? Кто знает...

Дождавшись, когда водная химера насытилась и уползла в воду, я слез с дерева и потихоньку побежал, оглядываясь по сторонам. Шлема у меня уже не было. Рисковать жизнью ради тепловизора я не стал, хоть он и был очень важным элементом выживания. Все, что у меня оставалось, — это лазерные когти и моя никому не нужная жизнь. Чисто логически, до смерти осталось недолго, и мне это было очевидно. А раз так, то на что потратить последний день, если, конечно, его удастся дожить? Пытаться и дальше выжить, борясь с химерами, созданными убивать, в мире, где они подстерегают на каждом шагу? Каковы шансы? Чего уж тут смеяться: без вариантов! Искать палатку в неизвестном направлении? Сожрут раньше, чем я замечу химеру на горизонте. И тут, конечно, меня одолел пессимизм, ведь все планы были разрушены, шансы хотя бы просто выжить катились к нулю, и с каждым чертовым днем сил становилось все меньше. Постоянно хотелось есть. Какой-то мир вечного голода...

Вот такая она, реальная жизнь вне теплых домов, супермаркетов, нелюбимой работы, вне культурных рамок и чьей-то заботливой поддержки. Так грустно вспоминать, что когда-то это все было у меня, в моей жизни, можно было потрогать рукой, ощутить кожей и не думать о еде... О чертовой еде! Твою мать, как же хочется просто сесть на гребаный стул за гребаный стол и нормально поесть!..

Я, свесив голову, дошел до дерева, на котором провел ночь, сел под него и заплакал. Пережитый стресс был налицо. Человеком с железным характером я точно не был. Да и, в общем-то, нет таких людей. Все порой плачут, просто этого никто не видит. Да и зачем это кому-то видеть? Твои слезы — твоя печаль, и никому они, кроме тебя, не нужны. Мир жесток не только в регионе, и зубов у него гораздо больше, чем показывается. Одни врезаются в спину, другие отнимают руки, у третьих и вовсе нет видимой стороны. Сидишь потом с порванной душой, с изуродованными надеждами, перебирая все эти лохмотья, словно из них можно еще что-то сшить, и на что-то надеешься, глядя в пустоту. Но пустота не отвечает. В ней никого нет... И никогда не было.

ГЛАВА VI

Спустя некоторое время мне полегчало. Поутихло даже чувство голода. Я лежал, свернувшись под деревом в позе эмбриона, и смотрел на камень, думая о том, что когда-то было у меня. Вокруг текла своя жизнь, во мне — своя, но мир от этого не становился другим, ни внутренний, ни внешний. Все было прежним, несмотря на то, как я и к чему относился, как и на что смотрел, о чем думал. Фактически, все оставалось неизменным, и я об этом думал, переживал. И в этот момент из-под камня появилась моя старая знакомая. Я приподнялся, увидев ее. Она это заметила и спряталась обратно под камень.

— Да какого черта?! — произнес я, подходя к злополучному месту.

Прильнув к земле, я вновь начал разглядывать пространство под камнем, но ничего нового все равно не заметил, хоть и знал, что маленькая химера находится где-то внутри, и туда почему-то тянет воздух. Включив когти, я вновь сунул их под камень, помахал рукой, но ничего не случилось. Было, конечно, страшно, что химера может вцепиться в руку, поранить или вовсе откусить ее, но что я, в общем-то, терял? Я снова помотал рукой, но ничего не произошло. Тогда я попробовал приподнять руку и нащупать что-нибудь там. В верхней части под камнем была пустота, и, добравшись до края, я нащупал идеально круглую прореху. Засунув руку еще дальше, я понял, что это какая-то труба в камне и она уходит после поворота прямиком вглубь земли. Это могло означать только одно: под землей что-то есть, а раз там что-то есть, значит, туда как-то можно попасть, следовательно, там может быть что-то полезное и, возможно, даже еда, в которой я так нуждался. Может быть, старая шахта или какой-нибудь склад, возможно, даже с новым тепловизором. Мне хотелось в это верить, это меня мотивировало, но я не знал, как попасть внутрь, потому что камень лежал просто на каком-то пригорке и на нем больше ничего не было.

Я отыскал крепкую палку и начал протыкать почву в ожидании найти что-нибудь. Через полчаса хождения по поляне ничего не нашел. Тогда засунул руку еще раз. Воздух и правда тянуло, мне не показалось. Значит, там действительно что-то есть, но как, мать его, туда попасть?!

Я отошел к лесу, залез на дерево и начал осматривать поляну с высоты. Это была просто обычная поляна с камнем и засохшим деревом вдалеке, разной травой и небольшим пригорком. Ничего удивительного. Таких пейзажей в регионе тысячи.

Вновь подойдя к камню, я стал его обкапывать, стараясь добраться до трубы, чтобы понять, в какой стороне искать и к чему она ведет. Через пару часов камень был обкопан и висел в воздухе на трубе. Он был предназначен для того, чтобы скрывать то, что находится под землей, а раз так, значит, там было что-то стоящее, и это вполне могло дать мне шанс выжить. За это стоило побороться и этому следовало уделить время. Как, собственно, я и поступил. Чтобы сэкономить силы, походил кругами, посмотрел, подумал. Дошел до сухого дерева, находившегося метрах в шестидесяти от камня, походил вокруг него. Хм. Это было обычное сухое дерево. Я попинал его. Действительно, просто чертово сухое дерево. Я уже было отошел на несколько метров, но вернулся, включил когти и ткнул в него. Древесина должна была задымиться, когти должны были войти в нее, но вместо этого уперлись в дерево. Я поводил рукой из стороны в сторону, стараясь оставить царапины, но они не появлялись. С этим деревом было явно что-то не так, и это было более чем очевидно. Возможно, оно и есть вход.

Задумавшись, я начал осматривать дерево снова, касаться его и пытаться нажать какую-нибудь кнопку, но ничего не происходило. Через пятнадцать минут танцев у дерева я отчаялся. Оперся на него рукой и посмотрел вниз, думая: «Нет, я все-таки сдохну здесь!». Так я простоял, наверное, пару минут. Затем повернулся и пошел прочь. Через несколько метров оглянулся на дерево и увидел надпись, которая заставила меня вернуться. Она гласила: «Открыто». В голове у меня всплыло, что когда-то давно в новостях был скандал, связанный с дверями, которые открывались человеческим прикосновением: чтобы они открылись, нужно было продержать руку на распознающем экране не менее минуты. Такие двери было очень сложно найти. Из-за этого на них не ставили другие примочки вроде паролей, считывателя отпечатков пальцев или сетчатки глаза и тому подобного. Да кому в регионе придет в голову стоять у дерева и держать на нем руку не менее минуты, чтобы открылась какая-то дверь, если ты даже не знаешь, где она находится и куда нужно приложить руку?!

Но это было не все. Дверь-то я открыл, но вот где она находится, это был уже другой вопрос! Я начал рассуждать логически: где дверь открывается, там она и должна быть, следовательно, вход — это дерево, и в него нужно как-то войти. Раз дверь открыта, значит, нужно что-то теперь нажать. Или потянуть? Что, собственно, я и сделал, оттанцевав у дерева еще один танец. Когда устал, сел напротив него. Осмотрелся. Откинулся на землю и начал рассматривать облака, чтобы отвлечься и взглянуть на ситуацию по-новому, ведь я чего-то явно не замечал, потому что взгляд был уже замыленный.

В голову пришло забрать тепловизор и взглянуть на ситуацию через него. Если дверь открылась, возможно, где-то появился тепловой след, по которому я мог бы найти вход. На этой мысли я и остановился. Потихоньку направился к болоту, оглядываясь по сторонам. Оставленные зарубки в этом очень помогали. Главным вопросом было: как достать шлем из воды, ведь там — жутчайшая химера, которой ничего не стоит меня убить. Да и вдруг шлем уже утонул? Что тогда?

По дороге к болоту я твердо решил, что сегодня точно не умру, что бы там ни случилось. Не важно, насколько трудно придется. Главное — выжить. Любой ценой. Мне важно узнать, что находится под землей.

До болота я добрался быстро и, к счастью, по дороге никого не встретил. У болота осмотрелся, увидел примятые камыши, подсохшую кровь на листве и плавающую в заводи каску, которая не утонула только потому, что была легкой и центр тяжести приходился на макушку. До неё было метра три от берега. Ветром её прибило к камышам. Все, в общем-то, просто: нужно взять большую палку, подцепить каску и вынести её на берег — удачно, что сухое деревце лежало неподалеку. Судьба, казалось, благоволила мне. Так я и сделал на позитивной волне, особо не задумываясь над действиями. Но радость лишь навредила и не позволила вытащить каску из болота. Не проверив прочность деревца, я начал пробовать её забрать и уже подцепил, но, когда начал тащить к себе, верхушка переломилась, каска упала в воду и, набрав воды, утонула.

— Твою ж мать! — сдержанно выразил я свои эмоции.

Злость была огромной. Пришлось решать: лезть в воду или возвращаться ни с чем. Но я уже так устал от этого всего! Схватился за голову, походил кругами, набрал воздуха и подумал про себя: «Сколько можно терять, отдавать, сдаваться?! Почему я должен постоянно проигрывать? Почему должен терпеть это все? Ведь моя победа зависит только от меня! У храброго сердца должны быть каменные руки, которыми вырывается труднейшая в жизни победа, победа над рабом в себе! Вот я потерял что-то — могу ли я уважать себя после этого; вот я проиграл кому-то — могу ли я гордиться собой, как прежде? Каждый шаг, отданный кому-то или чему-то, — это ужасное поражение, которое разъедает сердце и делает его трусливым, покорным, подчиненным, но никогда не делает его храбрым и сильным. Поражение — это поражение. И чем их больше в жизни, тем более зависимым и несчастным становится человек, потому что живет жизнь не для себя, а живет, служа кому-то, потакая чьим-то победам, и делает другого человека счастливым, но только не себя. От поражения до победы не так уж и много, собственно, лишь усилие воли. Воли, которая настойчиво требует своего». И я решил требовать от жизни своего. Хватит сдаваться обстоятельствам! Удача — удел слабых, сильные же строят свои мосты и дороги.

Пока я настраивался на победу, не заметил в воде шевелений. И только перецепил когти на левую руку, чтобы освободить правую для более тонких действий, из воды выскочила водная химера. Та самая, которая убила серую. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. Ноцицептивная боль пронеслась по руке до мозга. В шоке я начал бить выключенными когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. В пасти была только кисть, поэтому я мог изворачиваться. В панике включив когти, я начал бить, прожигая прочную шкуру и попадая ей прямо внутрь пасти, но зубов она не разжимала и продолжала мотать меня, уже мечась по берегу от боли. Я начал отрезать ей верхнюю часть пасти возле руки, но, когда она дернулась в очередной раз, прожег запястье и потерял кисть, оставив её в пасти химеры. Увидев это, я перепугался и отвлекся, и в этот момент она сбила меня с ног. Я оказался под ней, и когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я воткнул когти ей в шею, прожигая максимально высоко. Правая рука попала на излом в нескольких местах, и я боялся остаться еще и без неё. Когда химера в последние секунды сползала с меня, она вывихнула мне плечо, а затем, уже мертвая, придавила собственным весом. Я оказался под химерой, с отрезанной кистью и вывихнутым плечом этой же руки. Хуже того, я начал терять сознание. Понимая, что у меня осталось совсем немного времени, я постарался вылезть из-под нее, крича от боли и плача в панике. Победа оказалась не такой красивой, как я её представлял. Через неимоверные усилия я сумел вырваться из-под водной химеры. В слезах, соплях и слюнях дополз до воды, большей частью тела залез в нее, но это не привело меня в чувство. Спустя несколько секунд, обессилев, я окончательно потерял сознание...

Сколько времени прошло, я не знал. Очнулся, лежа на спине. По закатному небу плыли облака, шутливо поглядывая на меня. Руку обжигал жуткий порез. Мне очень повезло, что когти прижгли рану, иначе я бы умер от потери крови или инфекции. Тело болело от многочисленных ссадин, а в ушах стоял громкий звон. Меня мотало из стороны в сторону при каждом шаге. Еле выбравшись из воды, я осмотрел руку, насколько это было возможно. К счастью, у меня был подвывих, насколько я мог судить. Мне это было знакомо, поскольку у Молли он пару раз случался после боев. Ощупав плечо, я сунул руку между двумя крепкими ветками так, чтобы при повороте сустав попадал на место. Сам себе я никогда не вправлял суставы, но вопрос был крайне серьезным, особенно в регионе. Простояв у дерева пару минут с палкой во рту и подготавливая себя морально, я набрал воздуха в грудь, попытался повернуться, но попытка оказалась неудачной. Боль напрягла мышцы и помешала вправить сустав. Встав поудобнее, насколько это было возможно, я расслабил руку, отвлекся на мысли и начал падать. Волна боли прошла по телу, сустав глухо щелкнул и встал на место. Лицом я ударился о землю и вновь потерял сознание.

Придя в себя, я ощутил всю ту же боль, но звон был уже сильнее. Шатаясь, вырезал когтями в химере кусок мяса и принялся жевать. Нужно было набираться сил. Жарить мясо не было возможности, и прошлый печальный опыт был веским поводом отказаться от этой затеи. Сырое мясо имело слабый солоноватый привкус крови. Немного жестковатое.

Боясь, что, возвращаясь в следующий раз, могу напороться на новую химеру, я попил воды из болота. Вкус был все таким же мерзким, болотным. Потом я полез в болото за шлемом. Нащупав его ногами на глубине метра, подцепил ногой и подал руке, поскольку боялся утонуть, отшатнувшись. Уставший, побрел искать вход в неизвестно куда. Обратная дорога, по ощущениям, казалась длиннее. Чувствительность правой руки была чуть-чуть снижена, но это было даже плюсом, поскольку снижало острое жжение от отрезанной кисти. Чувствовалась пульсация в лучевой части. Сильно болела голова. От меня жутко воняло болотом. Знобило. Тошнило. Хотелось реветь и немного спать. В животе творилось черти что. Вдобавок ко всему, когда я надел шлем, оказалось, что тепловизор не работает. Это меня окончательно добило. Получалось, я мало того что напрасно сходил за ним, так еще и сильно покалечился. И вот, уже дойдя до дерева, я встал на колени, заревел, опершись об него, затем упал, обессиленный, и уснул прямо на земле.

Проснулся я поздней ночью от холода. Захотелось отлить. Я встал, не отходя от места, где спал, уперся рукой в дерево и принялся за дело. Когда закончил, не спешил натягивать штаны, потому что все тело болело, чувствовалась усталость и ощущался тянущий голод. Я не знал, что делать, и, в принципе, не понимал, что происходит, а еще и руки просто опускались, не желая слушаться. Только я хотел убрать руку, как часть дерева размером с дверь открылась, и я увидел лифт, ведущий вниз. Сердце заколотилось. Чувство боли, тошноты и всего негативного на секунду исчезло. Я сделал шаг...

ГЛАВА VII

Лифт опускался медленно и очень тихо. Я волновался, в голове еще стоял гул и немного поташнивало. Было немного страшно от того, что там внизу может быть или отсутствовать. Я уже так много раз разочаровался в своих надеждах, что уже даже настроился на очередной провал, и заранее огорчился, что столько сил, столько здоровья и столько времени было потрачено впустую. Перед тем, как лифт остановился, у меня помутнело в глазах, и на пару секунд появилась серая пелена, после чего она растворилась. Передо мной было болото, к которому я прежде уже ходил. Осмотревшись, я увидел примятые камыши, подсохшую кровь на листве и плавающую в заводи каску, которая не утонула только потому, что была легкой и центр тяжести приходился на макушку. До неё было метра три от берега. Ветром её прибило к камышам. Я попробовал подцепить её сухим деревцем, у меня даже получилось, но, когда начал тащить её к себе, верхушка переломилась, каска упала в воду и, набрав воды, утонула.

— Твою ж мать! — сдержанно выразил я свои эмоции.

С правой руки я перецепил когти на левую, для более тонких действий, но, едва я это сделал, из воды выскочила водная химера. Та самая, которая убила серую и укусила меня. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В шоке я начал бить выключенными когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Затем произошла вспышка, и я оказался под химерой. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я воткнул когти ей в шею, прожигая максимально высоко. Правая рука попала на излом в нескольких местах, и я боялся остаться еще и без нее...

Очнувшись, я попытался разглядеть своё местонахождение. Все вокруг было белым. На меня светили длинные лампы с потолка, которые шли вдоль коридора, в котором я лежал. Стеклянные комнаты имели защитные экраны, которые можно было опустить, чтобы скрыть то, что в них находится. С трудом встав на ноги, я начал осматриваться. Кажется, я попал в какую-то подземную лабораторию, где пытались что-то вырастить или создать. Это я определил по тому, что в одних камерах лежали кости маленьких химер, в других стояли огромные прозрачные резервуары с какой-то жидкостью, в третьих находились маленькие резервуары с растениями, ящерицами, змеями, пауками, гекконами. Была комната с трехмерной голограммой лесов и полей. В ней также были компьютеры и экраны для трехмерных визуализаций. Разные записи, зарисовки с химерами, пустая кружка из-под кофе. А еще была комната для препарирования, комната отдыха и спальный отдел. Но больше всего меня обрадовали кухня и прохладный склад, где находилась еда, которую можно было хранить годами. Разумеется, не успев все обследовать, я принялся уничтожать запасы еды. И, когда более-менее наелся, пошел обследовать территорию дальше, держа в руках сушеное мясо, галеты и какой-то молочный коктейль.

— Есть кто? — громко спросил я, когда немного освоился, чтобы удостовериться в том, что в лаборатории никого, кроме меня, нет.

Мне ответила лишь тишина, и я был этому рад. Наевшись, дошел до душевой кабины, снял всю одежду и расслабился под тонкими струями теплой воды. После и вовсе сел, растекаясь от удовольствия. Через полчаса, закончив мыться, я подошел к зеркалу и начал рассматривать себя. За время пребывания в регионе я достаточно изменился и себя прошлого напоминал лишь отдаленно. На лице появились шрамы, которые я даже не заметил, когда успел получить. Появились борода и усы, худоба обтянула кожей мышцы и кости по всему телу. Я увидел, что нет кисти на руке, и уродующую лицо подпись. «Каким же сволочным зверем нужно быть, чтобы отрезать от человека части ради забавы?!», — думал я, разглядывая своё обезображенное лицо.

После еды и душа меня разморило и потянуло в сон. Да и на поверхности была ночь, так что я, не задумываясь, отправился в спальный отдел. Нашел шесть комнат, в каждой было по две одноместных кровати. Я выбрал дальнюю от входа и прихватил с собой когти, чтобы, в случае чего, была возможность обороняться. Кровать, по сравнению с землей, была очень мягкая, и я в неё буквально провалился. Сон настиг сразу же.

Проснувшись, я увидел светло-голубые стены в мягких тонах и белый потолок. Я был безумно рад тому, что опасности региона остались позади, но при этом помнил то, что теперь у меня нет кисти на правой руке и что я обезображен подписью на лице. Я стал неполноценным, не могу все делать так же, как раньше, и это начало на меня жутко давить. Если в регионе не было времени на страдания, самобичевание и прочие вещи, то сейчас все это начало подступать к горлу, потому что уже не было нужды бороться за жизнь. Сдавило легкие. Подступил ком. В руках почувствовалась слабость. Точнее, в руке, чтоб ее... Было больно все осознавать. И если с таким лицом можно было как-то жить, то с такой рукой терялась прежняя функциональность, которая постоянно напоминала о себе. Да и как выжить в регионе, если вдруг я решу вернуться назад, в полис, ведь здесь в одиночку можно сойти с ума. Так говорили в новостных лентах и блогах. Это должно случиться.

Чувство голода пропало. Желание жить пропало. Я ходил, поникший, по коридорам лаборатории и пытался вновь обрести себя. В одной из комнат нашел белую резиновую перчатку и надел её на руку, сходил на кухню за соломинкой, после чего надул перчатку, чтобы создавалась иллюзия того, что у меня есть кисть, просто она находится в перчатке. Это, конечно, не решало моей проблемы, но как-то занимало беспокойный ум и утешало. Затем возник страх, что кто-нибудь может прийти, ведь это чья-то лаборатория, или вдруг сюда заберется какая-нибудь химера и откусит мне вторую кисть. Из комнаты для препарирований я забрал медицинскую каталку и поставил её в лифт. Часть каталки как раз не входила, что мне и было нужно, поскольку, если бы лифт начал подниматься наверх, он бы застрял и заблокировал проникновение чужого в лабораторию.

Попив, я решил унести кружку на кухню, чтобы помыть, но, когда подошел к столу и попытался поднять руку, заболело плечо. От этого я дернулся и задел перчаткой стоящий передо мной стол. Перчатка смялась. К горлу вновь подступил ком, сдавило легкие, появилось какое-то напряжение в голове. Я громко задышал, перевел взгляд, стараясь отвлечься, но это было уже сложно сделать, поскольку, куда бы я ни смотрел, перед глазами стояла всё та же картина. В панике я развернулся и хотел уже было уйти, но вернулся и взял кружку другой рукой. Для себя посчитал, что если не заберу, то проиграю своим страхам и боли, чего я не желал больше делать. Но все еще жалел о том, что пошел за этим чертовым шлемом. Ведь если бы не он, кисть была бы на месте. Дверь я бы открыл и так. Наверное. Может, даже раньше. Не стоил тот чертов поход моей кисти. Он сделал меня уродом.

Про себя я думал, утешаясь, что с закатом солнца не приходит конец света и поэтому не стоит сходить с ума каждый вечер. Мир имеет полутона и не соответствует идеалистическим концепциям юношеского максимализма, где либо все, либо ничего. Есть вещи, в которых идеал имеет недочеты и потому является идеалом, так как со своими недочетами представляет собой нечто выдающееся и сверхценное. Идеал человеческого представления о людях или событиях в перспективе времени скучен и потому несовершенен. Таким образом, истинный идеал лишь кажется несовершенным и дает место уступкам и согласию, чем и задает свою бесценность. Кажется, все этим должны перестрадать в своё время, и очень жаль, если данный период затягивается, поскольку это несет за собой соответствующие последствия. Не будет страдать человек — не будет роста, а если не будет роста — рано или поздно это закончится фатально. Что уж говорить, про такое место, как регион, которое не прощает никаких ошибок. В мою голову забилось максималистское желание что-то изменить, и я за это поплатился. Стоило бы, конечно, поблагодарить жизнь за то, что все так легко закончилось, но максимализм еще колотится в моей голове и кричит: «Ты несовершенен, ты неполноценен, ты урод, ты уже никогда не будешь лучше других!». И я слышу этот крик, он раздается эхом в пустоте, в которую я падаю, не отрываясь от земли...

Кружку я все-таки помыл. Сварил кофе. Уселся в комнате, где была голограмма леса, и уставился на неё. Я понимал, что у меня слишком много времени для ненависти, и решил отвлечься, припомнив драгоценное существо из прошлого. Молли. Её имя гладило моё расстроенное сердце нежной рукой и успокаивало мысли. То было прекрасное время, в которое больше нельзя было окунуться. Жаль, что в этой жизни мы ничего не можем удержать. Ускользает всё. Эмоции от прочитанных книг стираются, умные мысли со временем кажутся глупыми, прежде любимые люди перестают волновать. Это вызывает некоторое разочарование. Но как же все-таки здорово, что любовь — это не навсегда, что отношение к вещам и поступкам со временем меняется и что жизнь невозможно бесконечно жить! Если представить, что было бы, не будь течения времени, получается ужасная картина. Всю жизнь любили бы одного человека, а он навсегда был бы прикован к другому. Обиды всегда оставались бы яркими, а ведь близкие периодически причиняют нам боль. Мы бы верили в глупые идеи всю жизнь и не пытались развиваться. Мир стал бы адом и очень быстро закончился бы войной. Поэтому, я думаю, как здорово, что это всё не навсегда...

На столе я заметил движение. Присмотревшись, понял, что голограмма — это не макет проекта, не разработка, а карта того, что находится выше уровня земли, надо мной. Увидел палатку, которая находилась примерно в паре километров от лаборатории, увидел кости, которые плохо просматривались, видимо, из-за малого количества камер, и увидел химер, которые шныряли в поисках новой жертвы. Это заставило отвлечься. Я мог видеть только открытые пространства и лишь частично — лес, который находился рядом, в который я ранее ходил. Пространство просматривалось до полиса. Видимо, голограмма нужна была, чтобы безопасно добираться в Горгород. Соответственно, люди, которые здесь работали, жили в Горгороде. Но я ничего не слышал о подобных лабораториях. И возникал вопрос: для чего нужно было создавать лабораторию за пределами полиса? Ведь это опасно по целому ряду причин, и главная — высокая вероятность смерти. К чему этот неоправданный риск? И тут впервые я отвлекся и задался вопросом, куда же я на самом деле попал, для чего это нужно и кому это принадлежит. Впервые я стал по-настоящему всё осматривать. Решил начать с комнат, где могли лежать личные вещи, чтобы можно было понять, кто здесь был.

В первой комнате, которая была ближе всех к выходу, я ничего не нашел. А вот во второй увидел на тумбе фотографию близнецов лет трех. Было удивительно увидеть бумажную фотографию, потому что ими давно никто не пользовался, и это характеризовало человека, которому она принадлежала. Сзади на ней была подпись карандашом: «Ты здесь ради них». Почерк был сложночитаемым и, скорее всего, принадлежал мужчине, поскольку, как правило, мужчины пишут некрасиво. Да что там — коряво! В ящике тумбочки лежал личный дневник в кожаной обложке, простой карандаш, сточенный с обеих сторон, очки, какие-то таблетки без этикетки и боевой пистолет. Постель была не заправлена и грязновата. Окинув комнату взглядом, я увидел на шкафу, встроенном в белую стену, царапины от когтей какого-то зверя. Это вызвало вопросы. Как здесь оказался зверь или химера? Почему только один след от четырех когтей? Давно ли это произошло и не угрожает ли мне опасность?! В шкафу висела заношенная одежда. В карманах мне ничего не удалось обнаружить. Еще висела какая-то непонятная вещь: черная, в виде какого-то корсета, видимо, что-то для позвоночника. Наверняка у человека, работавшего здесь, были проблемы со спиной.

Пока я рылся и перебирал чужие вещи, мне захотелось кушать. Ничего специфического я не нашел, кроме записной книжки. Взяв со склада еды, я притащил её на кухню и начал читать.

Запись 1. «Теперь я должен сюда что-то писать. Даже не представляю, что. Психолог говорит: надо. Ну, вот. Написал...»

Запись 2. «Прошла неделя. Отругали, как ребенка, за то, что не пишу. Что ж, я написал. Пусть этот болван будет доволен. Лишь бы отстал».

Запись 3. «Это опять я. Не знаю, зачем. Ну, вот, написал. Просто было скучно. Вдруг подумал».

Запись 4. «Сегодня он меня похвалил. Говорит: прогресс есть. А в его глазах читаю, что нет. Держит меня за идиота, бестолочь!».

Запись 5. «Девять дней назад умерла моя жена. Очень больно это осознавать».

Запись 6. «У меня не осталось никого. Сначала умерли две моих дочери. Затем жена. Надеюсь, скоро и я умру... Пусто внутри».

Запись 7. «Очень устал».

Запись 8. «Сегодня перебирал вещи в шкафу. И почему так много женских вещей? Нет, я не жалуюсь. Просто... очень больно. Я помню Нэл в каждой из них. Это невыносимо — брать и упаковывать их в коробку. Будто от себя отдираешь часть, которая никогда уже не вернется к тебе. Хочется по-волчьи выть от боли».

Запись 9. «Перебрал всё. Упаковал. Думаю, завтра перенесу коробки. Пусть в последний раз побудут дома. Я еще не готов вынести их из дома».

Я продолжил чтение и понял, что владелец записной книжки — это действительно человек. Его нельзя было назвать плохим, чем бы он здесь ни занимался. Пусть он создавал убийц, химер или что-то исследовал, но он это делал из побуждений внутренней пустоты. Наверное. Я еще не знал точно, потому что только начал читать и разделять его боль. А заодно и сам отвлекался и успокаивался. Порой что-то не столь выдающееся в литературном плане задевает в нас то, что для нас очень важно, что болит, что является нашей душевной пустотой. Таким стал для меня этот дневник. Он оказался в нужном месте в нужное время. Автор явно не догадывался, что его кто-то прочтет или вообще хотя бы найдет. Какой же все-таки удивительной бывает жизнь, когда не пытается нас поиметь!

Раздался шум в одной из комнат. Я замер. Затем посмотрел в конец коридора. Каталка была в лифте, и всё везде было как прежде. Я забежал в комнату и взял пистолет из тумбочки. Снова раздался шум. Такое впечатление, будто брякали костями по полу. Я, пригнувшись, пошел с пистолетом в левой руке вдоль коридора, осматривая комнаты. В одной из них, с костями химеры, заметил ту самую маленькую, которая пряталась под камнем и привела меня в эту лабораторию. Видимо, забралась через вентиляционную шахту. Меня она не видела. Я присел и начал присматриваться к тому, что она делала. Химера нюхала кости, прыгала рядом и как-то жалобно стонала. Возможно, это была её родственница по генам или еще кто-то, явно связанный с ней. Возможно, даже мама. Ведь химера маленькая, а маленькие химеры — большая редкость. Они не выживают в регионе. А вот в лабораторных условиях такое вполне возможно.

Мне было не удобно сидеть, и я сдвинулся. Задел пистолетом стекло. Химера встрепенулась на звук и попыталась сбежать, но я успел толкнуть дверь и закрыть её в комнате. И мне повезло, поскольку даже такая маленькая могла меня убить. Среди химер размер, конечно, имеет значение, но человек без экипировки был слишком легкой добычей.

— Посиди здесь, — сказал я.

Химера чем-то плюнула в стекло, как это делают королевские кобры, и очень быстро подошла сбоку, перемещаясь по стеклу.

— Ого! Так ты с гекконом смешана и со змеей!

Она зашипела на меня. Шея её раздулась. Глаза визуально стали больше и смотрели куда-то вглубь меня. Я начал чувствовать дереализацию, словно окружающий мир был ненастоящим и я в нем находился, как в каком-то выдуманном мире. Затем это перетекло в деперсонализацию, и я наблюдал себя как бы со стороны, будто что-то меня вытягивало из тела. Химера шипела и пыталась пробить стекло, но у неё ничего не получалось. А я стоял и лишь смотрел, не понимая, что вообще происходит. Через пару минут она успокоилась. Я пришел в себя, но сразу же начала болеть голова и стало немного подташнивать. Мне было известно, что про змей ходили слухи, мол, они могут вводить в состояние гипноза и убивать своих жертв, но то были лишь мифы прошлого, не более. Что случилось со мной в тот момент, я не понимал. Возможно, просто переволновался.

— Я не причиню тебе зла, — произнес я, глядя на нее. Она повернула голову и начала на меня внимательно смотреть, отходя назад к дальней стенке комнаты.

— Да что с головой-то?! — воскликнул я.

Сказав это, я отправился на кухню попить. Голова прошла так же быстро, как и начала болеть. Взяв блокнот и стул, я вернулся к стеклянной комнате, чтобы наладить контакт с химерой. Мне больше ничего не оставалось, ведь, кроме нее, у меня никого не было. Затем я сходил за сушеным мясом, чтобы подкинуть его новой знакомой. Это должно было поспособствовать сближению. Приоткрыв дверь, я кинул ей мясо, затем сел на стул, закинул ногу на ногу и начал читать дальше, но уже вслух:

Запись 10. «Хотел вынести коробки, но не смог. Разобрал вещи, пытаясь найти то платье, в котором она любила ходить. Устроил бардак. Нашел. Обнял его. Но в платье не было ею. Я обнимал свою память, сжимая значимую для меня вещь, но нисколько не касался Нэл. И это убивало. Единственное, что осталось таким же, — её запах. Но и он был лишь памятью, которая уже была совсем не той, что раньше. И от этого внутри всё опустело».

Маленькая химера подошла вплотную к стеклу, села напротив и стала смотреть прямо мне в глаза, вертя головой. К мясу не притронулась и не стала его даже нюхать. А я читал чужой личный дневник, перебирая глазами записи, словно свои воспоминания, которых, на самом деле, никогда не было в моей жизни. Признаться, это было увлекательно и даже затянуло. Боль чужой жизни ослабляла нывшую свою. Вот такая удивительная психотерапия.

Запись 11. «Не знаю даже, что принесло мне большую боль: потеря дочерей или смерть жены. Все это так ужасно. Иногда мне кажется, что я слышу их. Они вроде как зовут меня куда-то, я начинаю идти на зов, но сколько бы я ни ходил и ни бегал, у меня никогда не получается их догнать. Они всегда так быстро ускользают, не оставляя следов, что это просто сводит с ума. Врач выписал таблетки, но я не хочу их принимать. Я хочу слышать их. Я хочу еще хоть немного побыть с ними, и пусть это будет всего лишь иллюзией или галлюцинациями, которые я никогда не догоню. Не знаю, как правильно это назвать. Мне хочется верить, что они зовут взаправду, что это настоящие они, а не компенсаторные обманы из моей головы, которые возникают в потрепанном мозге от перенесенной боли».

Я читал для нас. Маленькая химера смотрела и будто понимала то, что я озвучивал. Может, я тоже гнался за чем-то, стремясь избавиться от одиночества после смерти Молли. На самом деле, это удивительно — читать кому-то. Поначалу вроде теряешься, отвлекаешься на всё, что только может отвлечь, но после будто снимаешь с себя одежду и предстаешь обнажённым. Эта нагота принимается. Ни с чем не сравнимое чувство единения. Будто приходишь на исповедь, чтобы поведать о том, что у тебя внутри. И пусть ты читаешь чужой текст, чужую боль, чужие мысли, но своей интонацией передаешь всё своё существо в девственной наготе. И если бы я знал это чувство раньше, я бы каждый день кому-нибудь читал.

Запись 14. «Возможно, я схожу с ума. Но это не точно...»

Я продолжал читать до тех пор, пока мне не захотелось спать. Маленькая химера всё время так и простояла, слушая меня, и, когда я уже собрался уходить, поставила лапу на стекло. Это заставило меня остановиться.

— Завтра продолжим, — сказал я.

После этого попил воды и отправился спать.

Проснулся в лесу. Передо мной было болото, к которому я прежде ходил. Осмотревшись, я увидел примятые камыши, подсохшую кровь на листве и плавающую в заводи каску, которая не утонула только потому, что была легкой и центр тяжести приходился на макушку. До неё было метра три от берега. Ветром её прибило к камышам. Я попробовал подцепить её сухим деревцем, у меня даже получилось, но, когда начал тащить её к себе, верхушка переломилась, каска упала в воду и, набрав воды, утонула. С правой руки я перецепил когти на левую, для более тонких действий, но, едва я это сделал, из воды выскочила водная химера. Та самая, которая убила серую и укусила меня. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В шоке я начал бить когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я воткнул когти ей в шею, прожигая максимально высоко. Правая рука попала на излом в нескольких местах, и я боялся остаться еще и без неё...

Проснулся я в поту. Выдохнул. Сел на кровати, поставив ноги на пол, но только я это сделал, как почувствовал, что мои ноги находятся в воде. Резко завоняло болотом. На кровати, с той стороны, где были ноги, я увидел свои лазерные когти и надел их на руку. Встал и пошел к двери, хлюпая по воде, но стоило мне открыть дверь, как на меня помчалась химера, та самая, которая выпрыгнула из болота. Я успел закрыть дверь до того, как она в меня вцепилась, и хотел отбежать к кровати за пистолетом, но с другой стороны она вновь бежала на меня. Я повернулся к двери и сделал шаг, но споткнулся и упал на листья. Осмотревшись, вновь увидел себя возле болота. И только я посмотрел по сторонам, как вновь ощутил боль: меня снова кусала та самая водная химера, мотая, как тряпку. Затем я оказался под ней в жуткой панике и только хотел закричать, как проснулся, борясь с одеялом на полу. Укусил свою руку. Почувствовал боль. Понял, что наконец-то проснулся и всё закончилось. Это были только страшные сны. Просто сны. Просто долбаные страшные сны...

Когда я справлял нужду в туалете, почувствовал легкий запах болота. Глаза забегали. Я выскочил, как ошпаренный, запинаясь и падая. Смотрел на дверь туалета, боясь, что оттуда может выскочить водная химера. Начал нервно кусать себя за левую руку, чтобы убедиться, что не сплю. Схватил пистолет и начал оглядываться. Так прошло несколько минут. Ничего не происходило. Никто на меня не собирался нападать, как мне казалось. Успокоившись, я сел на стул, посмотрел на правую руку, поводил левой по тому месту, где должна была быть кисть. Выдохнул. Вспомнил цитату Артура Шопенгауэра: «Разумно было бы почаще говорить себе: изменить я этого не могу, остается извлекать из этого пользу». Начал думать, какую пользу я теперь могу извлечь из того, что у меня нет кисти правой руки. Думал, вздыхал. Кусал губы. А затем пришел к выводу, что я не утратил жизнь и она у меня всё еще есть. Эта жертва, которую я принес условному кровавому богу, сделала меня. Я отдал часть себя, чтобы измениться и стать другим. Жалеть о чем-то — значит, жить прошлым. Зачем? Это ничего не меняет. Лишь бессмысленные страдания и попытка прикоснуться к тому, что когда-то было в жизни, словно шанс что-то изменить. Но он иллюзорный. Нельзя изменить ни прошлое, ни будущее. Прошлое — потому что оно уже случилось, а будущее — потому что его либо нет, либо оно уже есть и потому неизменно. Если человек бросит камень, он упадет, как и должен, согласно законам физики. В своей голове мы можем отмотать время назад, замедлить в процессе броска и нарушить законы физики, чтобы камень внезапно полетел обратно в кидавшего. Но в реальности так сделать невозможно. Невозможно, потому что жизнь строго обусловлена и не выходит за рамки заданных условий, в которых мы живем. Таким образом, вся наша жизнь — это движение по заданному курсу, который изменить нельзя. Он обусловлен средой, в которой мы росли, характером, заданным работой органов и системы вознаграждения в мозге, эмпирическими ссадинами, нанесенными жизнью и потому на нас влияющими, счастливыми моментами, которые для нас что-то значили. Оглядываясь назад, можно сказать, что будет, если идти вперед. А те варианты, что мы можем построить у себя в голове, это лишь наши представления, которые не являются вариантами будущего, потому что они варианты лишь в нашей голове, которая вольна безумствовать без ограничивающих условий. Изначально воображение было инструментом хищных зверей, потому что хищники были вынуждены просчитывать возможные варианты поведения своей жертвы. Со временем человек, как растущий хищник, расширил воображение, но не смог отделаться от создания в своих представлениях того, что он хотел видеть, поскольку срабатывала система вознаграждения от приятных эмоций, и потому все его представления изначально искажались. Мозг не видит разницы между выдумкой, и реальностью и потому вознаграждает. Нас радует мысль, что мы свободны, и потому беспочвенно верим в это, мечтаем о лучшей жизни или каких-то моментах, где мы лучше и нам чуть ли не поклоняются, но это лишь мечты, навязанные культурой, которая говорит, что якобы лучше для нас, что нам должно нравиться и во что нужно верить. Да и что мы можем изменить в действительности? То, что нам нравится, — задано через опыт, то, что нам нравится, — то у нас и закреплено, то, что нам нравится, — к тому мы и стремимся и потому мы ограничены в выборе. Наши мечты, наше воображение, наша вера, наши поступки, наше мнение — все задано прошлым опытом, который изменить нельзя. Так какого черта мы вдруг начали верить, что что-то изменить можно?!

На этих мыслях я встал. Походил кругами по комнате и задумался. Может быть, ничего и нельзя изменить, но я ведь не знаю наверняка, что произойдет. Так что жить нужно, как в первый раз, и перестать уже жалеть себя. Как бы там ни было, я здесь и сейчас, а не в прошлом или будущем.

Я дошел до комнаты с маленькой химерой. Услышав меня, она проснулась, но не поднялась. Предпочла наблюдать. Я открыл дверь, сел в дверном проеме и начал читать дневник дальше.

Запись 19. «Первый день вернулся на работу. Все смотрят, шепчутся, некоторые пытаются подбодрить дежурными фразами. Чувствую себя не в своей тарелке. Хочется уйти. Постоянно думаю о Нэл и дочках. Слышу их».

Запись 20. «Мы безнадежно верим либо в то, что нас утешает, либо в то, что нас вдохновляет. Может, поэтому я и слышу их».

Запись 21. «Сегодня на работе услышал шутку коллег про то, чтобы использовать человеческие гены для создания боевых химер. Она потом перешла в спор, но это не главное... Человеческие гены! Я могу вырастить химеру со своими генами! У меня вновь появится дочь. Пусть она будет лишь частично человеком, но она будет мне родной. Плоть от плоти!»

Я отвлекся от чтения и припомнил случай возле палатки, когда пришла человекоподобная химера. Еще припомнил слухи об армии человекоподобных химер. Так может, это он?! Может, он окончательно сошел с ума и действительно создал все это?!

Запись 22. «Сегодня говорил с парой коллег о том, чтобы вырастить такую химеру. Они покрутили у виска. Сказали, что от безысходности я выдумываю очень опасные вещи, что не могу справиться с потерей и мне нужно вновь начать ходить к психологу. Не понимают меня. Поддержки от таких людей не будет. В лаборатории я этим заниматься не смогу: эти болваны сдадут, и меня посадят, дадут пожизненное заключение или вовсе кинут на арену с химерами. Нужно что-то делать. Что-то придумать. Может, даже пойти на преступление... Не знаю. Я растерян».

Запись 23. «Сегодня придумал, как назову дочурку: Гемелла. На латинском это значит «близнецы». Моя жена была по знаку зодиака Близнецы, дочки-близняшки, ну и имя моей химеры — «близнецы». Как говорится, не нарушая семейной традиции».

Когда я читал дневник, то заметил, что маленькая химера отреагировала на Гемеллу. Поднялась и начала на меня смотреть. Я отложил записную книжку.

— Гемелла? — произнес я.

Она завертела головой, разглядывая меня. Было видно, что имя ей знакомо: либо её звали Гемеллой, либо здесь была Гемелла. Осознав это, я схватился за голову.

— Да ну! Да не-е! Гемелла?! — вновь произнес я это имя. Химера подошла ближе. Я хотел протянуть открытую ладонь, чтобы показать, что у меня добрые намерения, но передумал. Побоялся потерять и вторую кисть. Зверь есть зверь, как его ни зови. Озадаченный, я закрыл комнату и отправился на кухню поесть. Из головы не выходило то, что я прочитал. Одно дело просто прочесть, другое — столкнуться с прочтенным в реальной жизни. Это невероятно! Это больше, чем просто книга. Это не чей-то художественный вымысел, а действительно происходившее! И, что самое впечатляющее, оно значимо и интересно! Химера с генами человека! Черт, как?! Он же чертов псих, этот Ромеро. Просто фантастика! Как его не посадили?! Как он это сделал? Или не сделал? А вдруг не сделал... А может, посадили? Или это всё вымысел, и он просто сошел с ума?

Я думал над текстом из дневника и, чем больше думал, тем более погружался в него. Поев на ходу, я поспешил читать дальше, чтобы узнать, смог ли он и как, если смог. А может, там написано, что это за место или как его самого найти, этого Ромеро...

Запись 24. «”Сходя с ума, мы начинаем видеть связи там, где их нет”. Вот что мне сказали сегодня на работе. Считают меня сумасшедшим. Думают, я рехнулся. Уже хоронят меня как ученого. Но ничего, я им еще покажу! Они просто меня не понимают».

Запись 25. «Меня выгнали с работы за то, что я попытался создать химеру со своим ДНК. Вдобавок лишили лицензии. Я больше нигде не смогу работать в этой области. Жизнь кончена. Теперь я точно проиграл».

Запись 26. «Раньше у меня было всё, что мне было нужно: любимая семья, престижная работа, уважение коллег, любимое дело... А сейчас у меня ничего из этого не осталось. Совсем. После потери семьи работа стала чужой, я потерял уважение коллектива и, в итоге, саму работу. Еще вчера — гениальный ученый, сегодня же — никому не нужный бездельник с дырой внутри. Поддержку, которую раньше я черпал из семьи, больше неоткуда получать. Все возможности урезаны. Куда податься — даже не знаю. Я всё еще слышу их, они говорят со мной, но я ничего не могу сделать. Может быть, я недостоин своей семьи и оттого потерял ее. Может быть, причина во мне...».

Боль Ромеро была так реальна, что я практически забыл о своей. Я узнавал его на страницах, знакомился с его внутренним миром и проникался его идеями и мыслями. Казалось, он мой друг, которого мне так не хватало. Читая, я понял, что чем быстрее прочту, тем быстрее всё это закончится, и потому начал делать паузы, чтобы на подольше растянуть это знакомство. Смотрел на маленькую химеру и гадал: всё-таки Гемелла это или нет? Был ли Ромеро здесь на самом деле, или, может, кто-то просто принес этот дневник откуда-то и тоже читал. Хотя такого быть не может! Ну, кто бы мог просто взять и принести чужой личный дневник, чтобы просто его читать?! Ерунда какая-то... Тем более, там карандаш и фотография в тумбочке есть, так что это всё взаправду было, это не просто выдумка или чья-то больная фантазия. Я ведь здесь. Так что, наверное, это всё правда.

С этими мыслями я начал разглядывать рисунки и наброски, которые лежали на столе. Там были варианты, как я понял, боевых химер. Какие-то были милыми, какие-то устрашали, а какие-то были просто нейтральными. Но их всех объединяло то, что у них был хвост с шипом. Что он значил, было непонятно, но значение у него точно было и, скорее всего, достаточно весомое. Я осмотрелся и на другом столе увидел еще один рисунок химеры, выполненный карандашом. Она была точь-в-точь маленькая химера, сидящая в комнате. Подписи никакой не было, и я не мог знать, Гемелла это или нет. Но мне хотелось в это верить. Жизнь увлекала за собой, и я следовал стелящемуся под ногами пути.

ГЛАВА VIII

Запись 27. «Нэл всегда повторяла: единственно верная дорога — идти туда, куда сердце просится. Она очень любила эту фразу. И я видел, что это было её жизненное кредо, которому она свято следовала. Раньше я не придавал этому большого значения, но теперь... Возможно, мне нужно во что бы то ни стало добиться того, о чем просит сердце».

Запись 28. «Начал рассматривать варианты, где можно было бы взять лабораторию. К счастью, доступ к закрытым данным еще актуален. Видимо, ненадолго. Нужно искать скорее, пока его не закрыли. Скинул на всякий случай пару разработок, которые могут пригодиться для региона, или если вдруг химера окажется опасной, чтобы не сразу убила. Я ведь с ними напрямую никогда не контактировал».

Запись 29. «Сегодня понял, что мы видим либо то, что хотим видеть, либо то, чего очень боимся. Поэтому именно здесь нас очень легко убедить в чем угодно, вопреки здравому смыслу».

Запись 30. «Порой чувствую себя усталым. Начинаю сомневаться в том, что делаю и во что верю. Интересно, это всем людям присуще? Наверное... Я очень хочу однажды проснуться и поверить, что это был лишь страшный сон и ничего больше. Что моя жена и дочери живы, и что все как прежде. Но в глубине души понимаю, что уже ничего не вернуть. Все случилось. И голоса, которые я слышу, словно миражи, исчезают, стоит только к ним приблизиться. Скорее всего, я лишь бегаю за самим собой и мои коллеги правы: сходя с ума, мы начинаем видеть связи там, где их нет. Да и какие связи? Просто галлюцинации, и всё. И даже от галлюцинаций я не испытываю восторга встречи или какой-то связи с умершими, лишь пугаюсь и пытаюсь понять, они ли это меня звали. Завтра схожу к врачу. Нужно смириться с утратой и начать пить таблетки. Я не должен терять голову, ради них. Они бы этого не хотели».

Меня удивляло, что Ромеро так любил свою семью. Это было чем-то потрясающим. Откуда всё это в нём? В моей жизни такого никогда не было. Я прошел довольно стандартный путь: мать влюбилась в одного из мастеров, появился я, прошло время, отец ушел в регион и не вернулся. Что с ним стало, я не знаю. Возможно, умер, возможно, другая семья, может, стал одним из тех, кто оставляет подписи, а может, что-то еще. Мать грустила, рассказывала про него, когда я был маленьким, восхищалась, ждала. В общем, типичные романтичные сопли. А он всё не появлялся и не появлялся... В школу я не пошел, поскольку она была нам не по карману, сидел дома с матерью на самообучении. Начал интересоваться химерами, боями, это меня затянуло, и в итоге однажды принял участие со своей. Когда умерла мать, я не испытал особой грусти. Словно потерял чужого человека. Мне говорили утешающие слова, твердили, мол, что это такая реакция на стресс, а мне и правда не было больно. Разве что многие бытовые вещи с того момента пришлось делать самостоятельно. Но зато появилась полная свобода действий. Не нужно было больше спрашивать разрешения, договариваться, выслушивать ругань и упреки, отчитываться, говорить на не интересующие меня темы. Если вдуматься, стало даже лучше. Прозвучит, наверное, ужасно, но это было приятное изменение в жизни.

Судя по всему, качество семьи зависит от того, как старшие относятся к детям. Какой пример подают. В моей семье хорошего примера не было, и потому, видимо, я так относился к матери. Семья же Ромеро была совершенно другой, и потому всё было иначе. Может, мы просто грустим только по счастливым семьям? А может, только по людям, которые имели в нашей жизни определенное значение? Родство — это ведь лишь кровные узы, и, если не наделить эти узы значением, то и переживаний особых не будет. Иначе из-за чего переживать? Ну, кровь и кровь, общие гены, но других каких-то вещей здесь совсем нет. Значит, не всех родственников можно отнести к семье, даже если они очень близки генетически.

На этой лирической волне я вспомнил Молли. Наверное, она была моей семьей. Жаль, что нельзя отмотать прошлое, чтобы побыть хотя бы еще минуту вместе. Чертовых шестьдесят секунд, чтобы обнять. Чертовых шестьдесят секунд, чтобы попрощаться навсегда... Наверное, было бы здорово знать, когда всё исчезнет, чтобы можно было, пусть и не вмешиваясь в неизбежное, хотя бы просто попрощаться, побыть рядом последнее мгновение до того, как всё навсегда изменится.

Понимая, что прошлое в прошлом, я отвлекся от мыслей и вспомнил, что в закрытой комнате сидит маленькая химера. Подумал, почему бы не приручить её, не натренировать, хотя бы для того, чтобы она могла выжить, если вдруг на неё нападут, когда она выберется из лаборатории. Я ведь не могу её бесконечно держать взаперти. Да и мне нужно какое-то существо, чтобы о нём заботиться, поскольку, в общем-то, всю жизнь так прожил и уже привык к заботе.

Подойдя к стеклянной комнате с химерой, я начал наблюдать за ней, чтобы понять, какой подход использовать. Уж не знаю, плохо это или хорошо, но каждое существо, особенно если оно обладает высшей нервной деятельностью, требует к себе определенного подхода, и если в сближении выбрать не тот, то всё может быть потеряно. Не навсегда, конечно, но надолго. Наблюдая, я припоминал базовые правила. Главное — доброжелательность: потому что всё, что несет угрозу, отвращает, и поэтому ни о каком контакте речи быть не может. Следующее правило — сила, которая есть сама по себе, но не несет беспричинной угрозы, поскольку слабое всегда подавляется и потому такой контакт будет только во вред. Затем — авторитет: боевые химеры в процессе роста становятся значительно сильнее, и потому очень важно закрепить своё лидерство, поскольку сила перестанет быть аргументом и потому нужно выработать механизм контроля, который достигается авторитетом мастера: нельзя потакать, уступать или гнаться за химерой, требования должны быть четкими, а авторитет — безоговорочным. И последнее — преемственность: нельзя требовать невозможного и ставить химеру в такие условия, от которых она просто сбежит.

Правила были условные, рассчитанные на гуманное отношение, поскольку запуганные или забитые химеры, как правило, были слабее своих противников на арене, поскольку вели себя хоть и агрессивно, но не так уверенно, привыкнув к постоянному насилию над собой. Но самым забавным и интересным было то, что все эти правила были актуальны и для людей. Человек, в общем-то, тоже животное и также нуждается в правильном отношении. База homo sapiens зиждется на тех же законах. Разве что есть свои какие-то характерные особенности, но они есть и у тех же собак, кошек или пингвинов. У человека просто коммуникация немного вариативнее, только и всего.

Возле комнаты я просидел минут пятнадцать. Химера спала. Время шло, а желание сблизиться лишь подогревалось нетерпением. В итоге, не выдержав, я открыл дверь, зашел внутрь, присел и протянул левую руку открытой ладонью, идя на риск. Химера напряглась, хотела убежать на стену, но увидев, что я сижу, не угрожаю ей и не выражаю никакой агрессии, остановилась. Я чуть приподнял руку. Химера приблизилась, глядя на неё. Почувствовалось волнение, я начал медленнее дышать, и, когда она уже почти подошла, щупая воздух змеиным языком, я увидел, что она перевела взгляд на дверь. Я обернулся, чтобы проверить, открыта ли она, но химера зашипела, я дернулся, и она выскользнула прочь из комнаты. Сердце заколотилось. Я выдохнул с облегчением, лежа на полу, поскольку боялся, что она может меня убить, но и испытал разочарование от того, что ничего не вышло.

Полежав на полу, я решил, что, рано или поздно, мы всё равно сблизимся, поскольку у нас одни и те же стены. Вопрос заключался лишь во времени. Успокоившись, я налил себе чаю. Уселся с горячей кружкой в коридоре на пол, оперся спиной о стену и начал читать дневник дальше, вслух.

Запись 31. «Нашел заброшенные лаборатории. Рассматриваю варианты. Думаю, в одной из них можно будет попробовать напечатать Гемеллу».

Запись 32. «Проверил две лаборатории, находящиеся в Горгороде. Они оказались не совсем заброшенные. Думаю о регионе».

Запись 33. «Осмотрел лаборатории, находящиеся за пределами полиса. Какие-то не подходят, потому что очень старые, какие-то — потому что специфика совсем другая и нет необходимого оборудования, а до каких-то просто невозможно добраться».

Запись 34. «Нашел! Одна проблема: в ней есть другие люди. Но это единственный вариант. Полису она не принадлежит. Можно попробовать купить... Сомневаюсь, конечно, но вдруг».

Запись 35. «Отказали...».

Запись 36. «Добрым и воспитанным людям очень трудно в этом мире. Он явно не для них задумывался. Начинаю терять веру в людей».

Запись 37. «Рассказал работникам лаборатории свою идею. Назвали психом. Пообещал денег — отказали. Рассказал им, кто я, сказал, что готов ради Гемеллы работать на них бесплатно — назвали психом и отказали».

Запись 38. «Бесит!»

Запись 39. «Глядя на людей, как на популяцию, без всего этого гуманистического дерьма и вечно меняющихся культурных ценностей, замечаешь, что счастливы лишь те, кто одиозен этике. Все эти правила... Для кого они на самом деле? Просто цирк! Эти идеологи рисуют в облаках идеальный мир, а сами шарят по карманам, отбирая последнее. Людей отправляют к солнцу, пусть мечтами будут сыты, а сами жрут с корыта, похрюкивая. Вбивают в голову мысль, что без них мир рухнет и всё закончится войной, насилием и издевательствами, но, в целом, они никому не нужны, паразиты. Люди не способны организоваться для большой войны, если довольны жизнью и не видят для себя угрозы, и потому тварям приходится выдумывать врага, находить его в других, живущих за рекой. И не дай бог ты думаешь иначе: отправят в ссылку, расстреляют, назовут предателем и врагом народа. А народ сожрет эту чушь и будет кидаться камнями, истекая слюной и пеной. И не будет этому конца, потому что людей слишком много, чтобы отделять зерна от плевел. Люди будут грызть друг другу глотки по мелочам, подчиняться, примыкая к более влиятельным тварям, и кричать, что счастье в подчинении их взглядам. Другие к ним потянутся, будут прыгать по команде и радоваться, что они теперь часть чего-то большого, важного. А я так больше не могу. Не могу! У меня свои идеалы и цели. И я сожру любого, кто встанет у меня на пути. Хватит считаться с мыслью, что другой тоже что-то чувствует и что я могу его обидеть или расстроить — вдруг подумает обо мне плохо? В жопу! В ЖОПУ ЧУЖОЕ МНЕНИЕ! В первую очередь, есть я и мои интересы».

Прочитав эту запись, я впал в ступор. У меня не укладывалось в голове, как человек так быстро изменился. Стресс, конечно, был сильный, но это определенно казалось каким-то безумием. Возненавидеть мир за то, что не сбывается мечта? Это очень сильно. Видимо, он был предрасположен: стресс запустил что-то в нём, и вся идеология покатилась к чертям. Бедный Ромеро! Остался один, и никто его не понимал. Я бы не понял, встреться мы в полисе случайным образом. Но вот здесь я бы помог. Я бы искренне болел за его идею, и у нас обязательно всё получилось бы.

Периферийным зрением я заметил, что маленькая химера пришла на моё чтение и села в нескольких метрах, слушая меня. Я решил продолжить.

Запись 40. «Потратил всё на покупку материалов для создания боевого костюма. Секретная разработка была выкинута в ящик. Из документов узнал, что программу свернули из-за недостатка финансирования. Впрочем, как обычно. Постоянно вкладывают и ждут мгновенного результата, но ведь такое, черт возьми, невозможно! Как можно быть такими баранами?! Наука — не какая-то песочница, где по щелчку можно лепить куличики. Всё требует времени».

Запись 41. «Устал. Очень устал. Бессонница жуткая. Чувствую ужасную боль, которая ноет внутри меня. Я пытаюсь разобраться в проблеме, но вдруг начинаю слышать голос Нэл и всё идет к черту. Пытаюсь отвлечься, но оно меня держит, словно пса на поводке. Очень похудел. Забыл, когда последний раз ходил в туалет. Дома такой бардак. Нэл кричала бы на меня. Как же я устал и хочу, чтобы этого никогда не было... Порой мне в голову приходят суицидальные мысли, хочется всё это прекратить, к черту, надоело, больше ничего не хочется... Пишу это и плачу. Плачу, потому что чаша боли давно уже переполнена и мне нужно просто немного освободиться. Уже не знаю, что меня держит на этой земле. Мысли стали какими-то беспорядочными и просто ударяются одна о другую. Такое ощущение, что у меня что-то вроде ментизма, когда мысли роятся в голове, но не удается их ухватить, чтобы понять. Всё, что мне осталось без Нэл, это боль, усталость, бессонница, одиночество... Не знал раньше, что она была так важна для меня. Не знал. Многого не знал».

Химера подошла очень близко. Я сделал вид, что этого не замечаю. Она меня обнюхала, осмотрела, а затем улеглась в ногах, глядя мне в глаза и слушая мой голос. Контакт был установлен. Она, видимо, тоже устала от одиночества в лаборатории и хотела общения. Я наконец-то почувствовал полное расслабление, а в голове загорелась мысль, что я больше не один. Наконец-то больше не один! Есть о ком заботиться и с кем поговорить.

ГЛАВА IX

На какое-то время я отвлекся от чтения личного дневника и занялся тренировкой Гемеллы. Она отзывалась на это имя, и я решил, что пусть так и будет. К тому же, возможно, это она и есть. Кошмары не прекратились, но я уже более-менее сумел к ним привыкнуть и начал даже пытаться в них разобраться, чтобы можно было их преодолеть. Выписывал, с чего все начиналось и чем заканчивалось, прослеживал динамику. Лабораторию при этом я не спешил изучать, поскольку мне было чем заняться и, как таковой, нужды не возникало. Жизнь текла размеренно до того, как я решил вернуться к дневнику.

Запись 42. «Удалось наконец-то закончить костюм. Но выйти в нем в регион я не мог, идя через весь полис, поскольку разработку могли узнать. Поэтому пришлось замаскировать его под корсет для спины. Выглядел он, конечно, чудно, но уж как смог, так смог. Наконец-то появилась полноценная надежда осуществить свои планы».

В голове отложилось: корсет. Я помнил, что он мне где-то попадался, но не помнил, где именно. Начал искать по лаборатории. Час безуспешных поисков измотал. Я отвлекся на чай, но, стоило столько начать лить горячую воду в кружку, как я вспомнил, что корсет попадался мне в шкафу комнаты Ромеро. Бросив чайник, я помчался в комнату, открыл шкаф и увидел его. Он действительно там висел. Я взял его и понес на кухню рассматривать, пытаясь понять, как он включается, или хотя бы как его правильно надеть. Крутил, вертел, но никаких кнопок или дисплеев не нашел. Тогда я начал примерять его в различных вариантах, но ничего не происходило. Он просто надевался и всё. Будто это и правда обычный корсет. Я расстроился.

— Может, это шутка такая, как думаешь? — спросил я Гемеллу. Но та лишь смотрела на меня. — Или я что-то не так делаю...

Запись 43. «Завтра собираюсь в регион. Нервничаю очень сильно. Побаиваюсь. Не знаю, что меня там ждет и насколько хорош будет костюм, но назад пути уже нет. Как говорится в японской пословице, подумав — решайся, а решившись — не думай».

Я отвлекся, припомнив свой выход в регион. Мне крупно повезло: удалось выжить и оказаться в лаборатории, отделавшись, так сказать, малой кровью. Кто же знал, что регион — еще более жестокое место, чем о нем говорят, и что химер в нём безумное множество. Нужно быть законченным психом, чтобы в него пойти, не говоря уже о том, чтобы ходить туда регулярно. А ведь таких людей предостаточно. Люди тянутся в него ради наживы и зачастую становятся чьей-то добычей. Чем они думают? А чем думал я? Видимо, не осознают всю серьёзность ситуации или просто от чего-то бегут, как в моём случае.

Почерк следующей записи немного отличался.

Запись 44. «Я чудовище... Нет! Это не я! Это кто-то другой сделал! Я не мог... Я».

Запись 43. «Когда я активировал костюм за пределами полиса, ничего особого не случилось. Чувствовался эмоциональный подъем, хотелось опробовать его возможности, но ничего специфичного я не почувствовал и не испытал. Так было до появления угрозы. Как только я увидел химеру, моё сердце начало колотиться сильнее и мне захотелось её убить. Мне никогда не доводилось сражаться с химерами, да я и в драках-то последний раз участвовал разве что в юности, а тут я накинулся на неё и убил! Убил и был счастлив от пролитой крови. Затем я встретил еще одну химеру. И всё повторилось. Но это меня нисколько не пугало. Дойдя до лаборатории, я знал, как в неё войти и что нужно сделать, чтобы попасть внутрь. Мой визит стал неожиданностью... И я их убил. Всех. Даже химер, находившихся в комнатах на обследовании. Они не представляли угрозы. Это были всего лишь лабораторные, уменьшенные копии, которые практически не могли причинить вреда. Но я их убил... Я радовался триумфу, пока не снял костюм. Был в ужасе. Наверное, сутки просидел в углу комнаты, повторяя, что это не я сделал, а костюм. Что это с ним что-то не то и он мной управлял. Ведь я не убийца. Я не мог...».

Запись 46. «Прочитал подробнее о костюме. И лучше бы я этого не делал! Всё, сделанное мной, было не из-за костюма, а из-за меня, из-за того, какой я. Костюм изначально был задуман как боевой, для внутренней армии, и не был закончен, потому что оказывал сильнейшее воздействие на психику и потому не пускался в производство. Он, конечно, очень эффективен в бою, но если дать такие костюмы людям, начнется хаос. Потаенные желания начнут высвобождаться, и если есть хоть какая-то злоба или агрессия, она будет простимулирована для реализации. Десяток таких костюмов может уничтожить всё живое в полисе. Я совершил огромную ошибку».

— Ты знаешь Ромеро? — спросил я Гемеллу. — Он хороший человек? Хотя откуда тебе знать... Химеры, как и собаки, любят хозяина, каким бы чудовищем он ни был.

Узнав некоторые подробности о том, что на самом деле произошло в лаборатории, я задумался и начал осматриваться, пытаясь разглядеть то, чего раньше не замечал. Всё это казалось каким-то вымышленным, ненастоящим. Может, со мной что-то не так? Ведь в мире и правда слишком много жестокости, которая мне не была по вкусу. И, если вспомнить то, что писал Ромеро о мире людей, то я к такому миру просто не был готов. Осознать всю жестокость в полной мере, вне всяких оправданий, — это слишком. Можно принять отдельные части, вроде боев, но чтобы полностью... Любовь, которую окрашивают в розовые тона, не оправдать силой чувств. Почему-то писатели и поэты будто забывают, что зачастую любовь — это лишь страдания одного человека. И она вовсе не светлая, поскольку в ней слишком много эгоизма. Человек страдает от того, что его не любят, не принимают, не разделяют его чувств, но разве люди должны? Семьи строятся на чувствах, а они так изменчивы. Вот сегодня все счастливы, а завтра уже в постели с другими. Детей завести — не подвиг и не крест, а выбор, который, в первую очередь, предусматривает ответственность, которую мало кому прививают в изменчивых семьях. Дружба — лишь до первого предательства, которое рано или поздно случится. Убить, отобрать, обмануть — слова с негативным смыслом, но они слишком часто встречаются в жизни, которую хотят представить в другом свете. Вдалбливают одно, но жизнь — она совсем другая. Нет вечных чувств, нет вечных друзей, нет вечного уважения и почитания. Мир наполнен жестокостью, и так было всегда. Незачем обманывать, что мы гуманнее животных только благодаря своей смешной культуре, которая построена на страданиях миллионов людей. Сколько было войн ради мира, которого хотели обе стороны? Сколько человек живет в достатке, в то время как другие нищенствуют? Сколько времени люди стремятся к одному и тому же, но почему-то через вражду? Люди даже еще более жестоки, чем животные, потому что убивают ради забавы, издеваются ради удовольствия, предают ради выгоды. Всё это, фактически, не является важным условием выживания. Так откуда оно и зачем? К чему это нас приведет?

Запись 47. «Пришел в себя. Все обдумал. Остановился на том, что это была необходимая жертва для моей цели. Я хотел с ними по-хорошему, но они меня не захотели понять. За это и поплатились жизнями. Экспериментальных химер жалко, конечно, но, учитывая, что я не знаю, как о них заботиться и прочие вещи, это даже к лучшему. Так они хоть умерли быстро. Иначе мучились бы с голоду и всё равно погибли. Наверное, я пытаюсь сам себя оправдать, чтобы совесть не мучила, и, скорее всего, это именно так, но, черт возьми, разве у меня есть выбор? Пусть. Пусть я оправдываюсь, но мне и так мучений хватает. Теперь хоть смогу заняться Гемеллой».

Запись 48. «Костюм убрал под голограмму леса, чтобы не смотреть на него лишний раз. Трупы людей вытащил на поверхность. Химер оставил в закрытых комнатах на всякий случай, чтобы, если что, взять образцы. Нужно еще разбираться, чем они тут занимались. Может, смогу найти что-то полезное».

Прочитав о костюме, я помчался в комнату. Под голограммой нашел черный корсет. Он был похож на тот, который висел в шкафу, но у этого был какой-то резиновый полу-шлем и бандажные пояса, рассчитанные на всё тело. Было даже что-то вроде стелек, которые крепились к ногам. Как он действовал, я не понимал, поскольку никогда ни с чем подобным не сталкивался. Это, видимо, была какая-то изначальная форма, которая при надевании менялась, раз уж он прятал его. Надеть костюм я не решился. Помнил, что писал Ромеро о нём, и потому лишь унёс его в комнату. А сам только и думал о костюме. Мне было интересно, как он действует, что собой представляет, почему Ромеро его так боялся и что он чувствовал. Я походил из стороны в сторону, попил чаю, походил, поел, попил кофе, немного позанимался с Гемеллой, снова походил и, черт возьми, принес его на кухонный стол. Встал напротив и начал рассуждать вслух:

— Ромеро писал, что это не костюм изменил его, а он сам был такой. Следовательно, я лишь увижу самого себя. Что тут страшного? Надену разок, и всё. Убивать тут некого, кроме Гем. — На этих словах я остановился, — Точно! Я могу причинить вред Гемелле! Нет! Тогда не стоит его надевать. Я не смогу вновь остаться один. Только не сейчас. К черту его!

В итоге я унёс костюм в комнату, но на этот раз убрал поглубже в шкаф, чтобы не травить себе душу. Посчитал, что так будет лучше. Для всех.

Запись 49. «Эти ребята просто сумасшедшие! Они создали препарат, способный увеличивать химеру! Это невероятно! Черт возьми, вау! Я поражен и восхищен ими. Это нечто! Решение нашли просто гениальное! Они печатали маленьких химер, выращивали до определенного возраста, а затем вводили им препарат. Подкидывали им еду, поскольку сами по себе химеры не могли просто так увеличиться, их организму нужен был строительный материал для роста, и через некоторое время, как я понял, около месяца, химеры приобретали внушительный вид. Причем, чем больше препарата вводишь, тем больше химера растет. Конечно, нельзя увеличивать до бесконечности, поскольку есть ограничения: химеры умирают, если слишком много препарата ввести. С чем это связано, они не успели выяснить. Причем, что удивительно, у каждой химеры свой потенциал роста. Одна может вырасти с обычную собаку, другая — с быка, а третья может и слона превысить. Это, правда, удивительно! Их изобретение могло бы решить многие проблемы. Например, людей маленького роста или большого, ведь то, что можно увеличить, можно и уменьшить».

Прочитав это, я отправился в камеры с костями химер. Присел возле одной из них и начал вглядываться. Они и правда были словно уменьшенные, и это было прекрасно видно по уже развитым рогам или крыльям. Скелет был сформированным. На это я раньше не обращал внимания. Разглядывал, а сам думал над тем, что многое не заметил, придя в лабораторию. Затем вспомнил, что Гем обнюхивала одну из костей. Я тогда еще подумал, что это её родственница, но не придал большого значения. Было не до того. Да и вообще плевать.

— Гем! — окликнул я, — Гем, иди ко мне.

Встретившись в коридоре, мы отправились в комнату, где был скелет химеры, которую обнюхивала Гемелла. Скелеты там были и примерно такие же, и другие. С моей Гем не было ничего общего.

— Кто это? — спросил я. — Ты знаешь?

Но Гемелла молчала. Возможно, это были просто кости, и она их впервые увидела и смогла понюхать, ведь комнаты были закрыты. Может, никакой связи и нет. На ум пришла пара вариантов, как можно это проверить: первый — прочитать дневник до конца, и второй — просмотреть рисунки химер. Судя по всему, их рисовал Ромеро, раз на них была Гем. И если там есть что-то похожее, значит, вероятнее всего, здесь есть связь.

Взяв рисунки, я пришел в комнату со скелетом. Сел на пол и начал рассматривать их, сверяя по строению со скелетом. Одна химера подошла. Я наткнулся на её рисунок почти сразу. Сравнил манеру карандаша с рисунком, где была Гемелла. Всё совпадало. Получается, Ромеро пробовал печатать разных.

— Это твоя сестра? — спросил я. Гем лишь смотрела на меня.

Я решил уже пойти почитать дневник, но тут заметил в стопке рисунков химеру, похожую на ту, которую я рассматривал первой. Подняв лист, я отправился в комнату, сравнить строение. Оно тоже совпадало. Я удивился и не знал, что думать. Единственное, что пришло в голову, это проверить все скелеты. Так, носясь с рисунками по лаборатории, я сумел найти всех химер, чьи кости лежали в комнатах. Оставив по рисунку в каждой, я ходил и пытался понять: зачем столько химер, к чему их всех рисовать, что он пытался в итоге создать? А может, это не его рисунки? Может, и не Гемелла это вовсе? Но ведь она откликается на Гемеллу. Это всё меня запутывало, и я не знал, что думать. К тому же моя Гем отличалась шипом на хвосте, которого, кстати, на рисунке не было. Но почему? Почему не было шипа? Побочное и неожиданное? Или доработанная химера? Может, она просто похожа? Ай, к черту! Что за чертовщина вообще?! Хватит! Нужно просто дочитать и не мучиться догадками. Ромеро ведь явно всё это описал в своем дневнике. Просто прочту, и всё. Прочту и не буду мучиться. Но готов ли я узнать правду? Вдруг это не Гемелла? Вдруг не она? Но, с другой стороны, какая, к черту, разница?! Она ведь моя!

Запись 50. «Вроде и обстановка сменилась, и события произошли острые, но я всё равно слышу Нэл. Воистину, от себя не убежишь. Она вот, вроде, совсем близко от меня, зовет за собой, но я всегда от неё на шаг отстаю и никак не могу догнать. Скучаю очень. Вспоминаю моменты, прокручиваю их в голове и пытаюсь прикоснуться к ней, хотя бы так. Улыбаюсь порой. И вроде бы такие мелочи, но они такие ценные... Жаль, что ничего больше не остаётся, кроме как помнить то, что уже никогда не произойдет. Жаль...».

Запись 51. «Еще этот костюм в голову лезет. В нём было легко. Боль отпустила и не беспокоила до тех пор, пока не снял его. Порой хочется просто надеть и перестать терпеть всё это, свихнуться, к черту, но не чувствовать. Но только стоит подойти к столу, я понимаю, что эта боль — единственное, что сейчас напрямую связывает меня с моей семьей. Если я перестану чувствовать её, я потеряю их окончательно... Это сводит с ума».

Дочитав запись, я вновь начал думать о костюме. Ведь Ромеро надел бы его в другой ситуации. Он ведь из-за семьи отказывался. Так что почему бы и нет? Я ведь всё равно рано или поздно его надену. Так чего тянуть, собственно? Пора!

Достав костюм, я начал надевать его, но остановился, вспомнив о Гемелле. Нахмурил брови. Вновь решился. Когда надел, костюм легко сжался на теле, и перед глазами появился дисплей. Я увидел, как руки покрылись черным матовым слоем защиты. На дисплее увидел вопрос по поводу правой кисти. Я выбрал сначала «отсутствие кисти», но после попробовал её наличие. Костюм создал кисть, будто она у меня и правда была. Я её удивленно рассматривал, но не мог пошевелить пальцами. Затем появилась надпись: «Интегрировать?». Я выбрал «да» и почувствовал покалывание в кисти. Силой мысли я смог сгибать пальцы, и, к моему удивлению, они могли гнуться и в обратную сторону. Вообще как угодно, как приходило мне в голову. Я смог сливать их вместе и вытягивать, превращать кисть в шип или в молот, убрать кисть совсем или сделать крюк, нож или маленький меч, идущий из руки. Сказать, что я был в восторге, — ничего не сказать! Прыгал как ребенок, которому подарили заветную игрушку. Это и правда было удивительно — обрести кисть, которой так не хватало, да еще такую функциональную! Её хотелось проверить. Какая она? Чувство восторга и приподнятого настроения не покидало меня. Мне хотелось показать всем, что я лучший, что могу больше, чем обо мне думали. И я решил попробовать ударить кулаком по двери. Из чего она сделана, я не знал, но это было более-менее безопасно. Настроившись, я ударил, но кисть стала мягкой и отпружинила. Я представил, что кисть твердая и крепкая, как камень, и ударил вновь. Дверь промялась. Представил шип, тоже твердый, как камень. Ударил. Шип прошил дверь насквозь без особого сопротивления. Я открыл рот и запрыгал от изумления. Невероятно! Костюм дарил мне универсальную кисть, которая была даже лучше настоящей! На радостях я решил сходить попить и попробовать тонкие действия. Взял кружку, аккуратно поднес её к крану, включил воду, она медленно набралась. Я, задержав дыхание, поднес кружку к губам и отпил. И только обрадовался, как рука сжала её одновременно с другой кистью, когда я хотел изобразить триумф. Я ошарашенно замер, а после рассмеялся звонким смехом. Кисть делала всё, что я представлял. Это было невероятно!

Вспомнив, что писал Ромеро, я задумался. Ведь поначалу и у него всё было хорошо, пока дело не дошло до появления химеры, которую он убил. Я хотел проверить, что почувствую, когда увижу химеру, и подозвал Гемеллу, но после вспомнил, что могу прочинить ей вред, и перед тем, как она появилась, закрыл глаза. Я слышал, как она крутится рядом, ждёт, что я скажу, но ничего не происходило. Я открыл глаза и убрал руки от своего лица. Гемелла была жива, и я не хотел причинить ей вред. Наоборот! Хотелось обнять её и сразиться вместе с ней, плечом к плечу, чтобы проверить, на что мы способны. На что я и решился. Радость благоволила на подвиги.

Я решил сходить до палатки и посмотреть, что там творится. В комнате с голограммой изучил маршрут и отправился в путь вместе с Гемеллой. На поверхности светило солнце. Было удивительно вновь пройтись по траве. День улыбался, трава нежно пахла, отдавая различными нотками, и всё было прекрасно. Никакой злости или ненависти я не чувствовал. Уверенно шел по маршруту, и ничто меня не тревожило в этой жизни. Я чувствовал уверенность и лёгкость этого дня и предстоящих событий.

Костюм был значительно прогрессивнее моего прошлого. Я знал, что возле палатки есть какая-то крупная химера, поскольку она отображалась на тепловизоре, показывающем её без необходимости смены режимов. Страха не было. Я хотел себя попробовать. Доказать, что мне не просто повезло тогда, а я и вправду силен. И дело даже не в костюме, который я надел, а во мне самом, победителе! Жизнь хороша только для сильных, остальным остается лишь пресмыкаться.

Подойдя, я увидел химеру внушительных размеров. Хотел сказать Гем, чтобы она оставалась позади, но она рванула вперед, прямо к ней. Это был громадный лев с рогами, как у быка. На лапах было по три мощных когтя. Красная грива. Килограммов семьсот, готовых убивать всех, кто приблизится. Неудивительно, что именно эта химера смогла удержать это место за собой.

Гемелла запрыгнула на неё, пробежала по спине и хвостом с шипом ударила в глаз. Химера взвыла и просто взбесилась, будто в неё вселился дьявол. Трясла и мотала головой, прыгала, а Гемелла спокойно впрыснула в выколотый глаз яд. Затем прошла на спину, её шея раздулась, она зарычала и хватанула за спину зубами, а потом начала буквально проедать химеру заживо, стремясь к позвоночнику. Дикая химера еще какое-то время извивалась, прыгала и ревела от боли, но, видимо, яд подействовал, и она, обездвиженная, свалилась на землю. Я всё это время лишь смотрел с открытым ртом и, чуть наклонив голову, пытался понять, как она так смогла, где научилась или кто научил? Это было восхитительно. Но этому её научил не я.

— Ого! — воскликнул я. — Так тебя ничему учить и не надо, оказывается?! Вау! Вот это зрелище!

Я восторженно кричал, глядя на неё уже не как на ручную, домашнюю и маленькую, а как на реального бойца, с которым нужно считаться. Мне хотелось прийти и победить, но это был не мой день. Это был день Гемеллы! Она просто взорвала мой мозг! И я не понимал, почему она меня тогда не убила, если она та еще убийца. Блок на людей? Понравился? Может, не увидела во мне угрозы? Или, что хуже всего, противника? Последнее было бы обиднее всего. А может, просто пожалела... Но, к счастью, я остался жив и даже, более того, она привела меня в лабораторию. За что я ей очень благодарен.

Успокоившись, я осмотрелся. Вокруг моей палатки валялись кости, разорванные костюмы людей, оставивших на мне подпись, рога и когти. С некоторой тоской я собрал свои вещи, и мы пошли обратно в лабораторию. В голове мелькал тот жуткий день. Волки, костер, который я жег, химеры, которые пришли на запах мяса, те ублюдки, что меня изуродовали, а еще химера, утащившая меня в небо, и та, что выпрыгнула из воды. Невероятное везение! Сколько уже времени с тех пор прошло... Ведь я мог умереть еще в первый день, когда из кустов выпрыгнула химера и вбила того парня в землю. Или после.

— Может, у жизни на меня планы? — спросил я Гем, но та лишь молча шла рядом со мной. — Ведь ты меня могла убить тогда, но не убила. Почему?

Я шел и пытался понять всё, что случилось в моей жизни. А ветер легко дул на нас, и трава беспомощно сопротивлялась нашему весу, когда мы на неё наступали. Мне не было ясно, чего жизнь ждала от меня, столько раз оставив в живых, но я наконец-то решил в этом разобраться. Пришло время понять своё предназначение и сделать что-то большее, чем просто выжить ради выживания.

ГЛАВА X

Даже когда я снял костюм, мысли о моей судьбе меня не покинули. Может, он не воздействовал на психику, как считал Ромеро? Или просто не на всех? Может, только на склонных к агрессии? Я ведь испытывал разные состояния в нём и ничего специфического не почувствовал. Так или иначе, моя судьба меня озаботила. Может, это неизбежная мысль, когда понимаешь, что в жизни слишком часто везло.

Запись 52. «Препараты по увеличению действительно заслуживают внимания. Я их отложил в холодильник. Пригодятся в будущем. Сам я, конечно, уже не подросток, и очень давно, но в голову пришла такая странная мысль: а что если препарат ввести мужчине в член или женщине в грудь? Если научиться использовать его локально, на этом можно озолотиться. Можно, конечно, вводить в мышцы спортсменам и так далее, но, скорее всего, его будут применять по назначению, о котором я думал, пока нёс. Удивительно. Можно лишить человечество многих проблем со здоровьем, а я думаю о том, как увеличить письки да сиськи! Стыдно должно быть... Но мне не стыдно».

Запись 53. «Можно ведь напечатать человека! Я могу напечатать свою Нэл, и мы будем вместе. Да, у неё, конечно, будет другой опыт, другие воспоминания, другой ход мыслей, но это будет моя Нэл. Мы сможем быть вместе!».

— Он точно свихнулся, — сказал я Гемелле, которая лежала рядом, положив голову мне на ногу.

— У него хотя бы была цель, — сказал я с грустью. — Может, он где-то живет со своей Нэл и даже не знает, что я сейчас читаю о его прошлом. Может, даже у них дети... Или он застрелился, когда понял, что у него ничего не вышло. Или все-таки что-нибудь себе увеличил, и пошла реакция, которая превратила его в монстра, ведь препарат был для химер. Кто знает? Может, я себе сейчас тоже что-нибудь увеличу и стану монстром каким-нибудь. Что скажешь? М-м? Гем?

Но Гемелла продолжала спать.

— Вот же беззаботная!

Перебирая в голове мысли, я вспомнил Молли. Гемелла будто почувствовала это и ревниво вздохнула. А ведь Молли, скорее всего, не справилась бы с той дикой химерой, которую Гем убила без особых усилий. С Гемеллой я бы смог, наверное, даже взять кубок, будь она покрупнее. С этой мыслью я перевел глаза на дневник, затем на спящую Гем, а после отвел глаза в сторону.

— Что думаешь?

И тут я начал размышлять. Может, я не случайно попал сюда? Может, такова моя судьба? Жизнь есть жизнь, и мы не можем изменить ни прошлое, ни будущее, так почему бы не случиться судьбе? Может, она и вправду существует? Ведь, если соединить все нити, то всё ведет к этому. Мой отец был известным мастером. Затем я стал мастером, хотя далеко не таким, как он. Погибла Молли, и я отправился за крутой химерой, чтобы выбраться из грязи. Я выжил через жертвы, нашел лабораторию с действительно крутой химерой и получил шанс её увеличить. Так не судьба ли это? Дневник мне всё подсказывал. И вот я пришел к этой мысли... Так, может, и правда моя судьба была стать известным мастером, как мой отец? Ведь как иначе? Какие еще варианты? Я ведь не зря задумался обо всем. Может, как раз-таки пришло время? Да и что я здесь буду делать? Всю жизнь сидеть под землей, как полевая мышь? Ради чего? Что это даст? Укромный уголок, в котором я однажды сложу кости? Не чувствую радости в таком будущем. Оно явно не для меня. А там — рёв толпы, победы, возможности, уважение. И, что немаловажно, — признание.

Я помешкал какое-то время, но после решился. Нашел почти сразу же тот самый холодильник, нашел пистолет, которым ставили инъекции, и позвал Гем.

— Ну что, готова войти в историю? — спросил я её.

На флакончике не было пометок или каких-то мерок: судя по всему, их вводили полностью, по одному. Что я и сделал. Гемелла отпрыгнула после укола.

— Ничего-ничего, это на пользу. Вырастешь большой и сильной. Все будут бояться.

Гемелла какое-то время походила нормально, а после упала и потеряла сознание. Я видел, как она дышала, и знал, что она не умерла, но при этом не знал, чего ожидать. На всякий случай надел костюм, поскольку боялся побочной агрессивности или чего-то вроде этого. Принес еды для неё и для себя. Уселся рядом и задумался.

Мы почему-то губим тех, кто любит нас, когда беспечно пользуемся ими по своей прихоти. Пусть человек, собака, химера или еще кто-то, не важно: мы просто берем и используем их. Что это за сволочность такая в людях? Почему нельзя любить в ответ? Просто любить... Все-таки жизнь как-то странно создала нас. Явно не использовала этику, которой мы пользуемся в повседневности. Может, отсюда столько разочарований? Наверное, стоило создать лучший мир, где человек любит человека и между ними нет третьих лиц. Где мы получаем в ответ то, что даём. Где нет места зависти и злобе. Где не нужно бороться с голодом одним и лечиться от ожирения другим. Просто мир, которого, увы, нет. И жаль, что его никогда не будет. Но, что до боли забавно, так это то, что нельзя сказать, будто этот мир — другой, отличный от нашей утопии, которую мы создаем у себя в голове. Ведь, сколько ни суди, а жизнь вокруг построена на законах, от понимания которых всё меняется. Они не соответствуют представлениям, которые в нас вбивали с детства, но явно справедливее их. Сильный побеждает, слабый проигрывает. Хочешь что-то получить — будь сильным. Но, что касается любви, тут возникает парадокс. Тот, кто любит, попадает в зависимость от объекта любви, и лишением этого объекта такому человеку, или другому существу, можно причинить сильнейшую боль. Следовательно, любовь — это слабость, которую нельзя допускать. И если уж такая беда случилась, то нужно держать её в секрете, как бы ни скрипели зубы в стиснутой челюсти при желании сказать обо всём. И всё бы ничего, но что если она создана? Любовь живет, и цель её — закрепиться за кем-то. Но к чему этот неуклюжий цирк, особенно в человеческом исполнении? Старый механизм, доставшийся от приматов, который еще себя не изжил. Или проклятие рода людского? Каждый будет трактовать так, как хочет, во что удобнее верить и как удобнее жить. Плевать на истину. Если есть стратегия, которая работает для человека, он станет её исповедовать и всё сводить к ней. Как, наверное, и я свожу любовь к слабости и природному рудименту. Ну, ведь не любить же ради дешевых интриг, ведь нет?

В голове был какой-то разрозненный мусор. Я переживал о том, что Гемелла не по своей воле станет больше и будет сражаться. Это лишь моя прихоть. Только моя. Именно об этом я переживал и обдумывал всякий бред про какую-то любовь, справедливость и несправедливость мира, чтобы как-то оправдаться или передумать участвовать в боях. Гемелла появилась в очень сложный период моей жизни, и, возможно, поэтому я испытывал чувство вины. Но и спросить, чего она сама хочет, я не мог, потому что она не ответила бы. Да и если вспомнить, как она помчалась убить дикую химеру: возможно, ей это даже понравится, или она только этого и хочет. Ведь как иначе? Зачем? Защитить, и всё? Но явной угрозы не было. Да и их габариты не сравнить. Так что это явно её желание быть победителем.

Устав ломать голову над тем, правильно или неправильно я поступил, я взялся за дневник, чтобы хоть как-то отвлечься. Всё равно уже поздно и ничего не изменишь: Гем станет больше, и поздно терзаться выбором. Думать нужно было раньше. Так что остается только жить и пожинать плоды собственного выбора, который был сделан навсегда. Наверное, стоит почаще напоминать себе, что всё, что мы делаем, это навсегда, обратно в том же виде ничего не вернуть.

Запись 54. «Всё оказалось не так просто, как я предполагал. Человека напечатать, конечно, можно, но человеком он никогда не будет... Увы. Никаких надежд. Однако, хоть я и не смогу напечатать Нэл, но я хотя бы смогу напечатать свою Гемеллу».

Гемелла периодически приходила в себя, жадно ела, много пила и снова отключалась. Её охватывал то жар, то озноб. Потихоньку она увеличивалась. С каждым разом ела всё больше и больше пила. Я переживал, что она может не выдержать роста, или что ввел слишком много препарата, ведь пистолет на самом деле регулировался и можно было уменьшить дозировку. Забавно, как человек порой то хватается за соломенную надежду, то сводит всё на нет из-за какой-то мелочи. Воистину странное существо.

ГЛАВА XI

Прошла пара недель. Гемелла увеличилась в несколько раз. Я начал бояться, что если она продолжит и дальше так увеличиваться, то мы просто не сможем выбраться из лаборатории, поскольку лифт не рассчитан на двухметровых химер, а она, возможно, увеличится именно до двух метров в высоту. Другого выхода, кроме как прожить период роста на поверхности, я не видел. Установил палатку рядом с деревом, принес еды и воды, теплых вещей на всякий случай, и с трудом перенес её из лаборатории в палатку. На всё ушло почти полдня. К счастью, костюм действовал еще и как экзоскелет, который в разы увеличивал силы. Было сложно приноровиться, но к концу переезда я даже научился лучше с ним обращаться, что не могло не радовать, ведь это плюс к моему выживанию.

Единственное, чего мне сильно не хватало на поверхности после трудного дня, это кружки горячего чая. К сожалению, я не мог спускаться в лабораторию, поскольку не хотел выпускать Гемеллу из виду. Она стала бы очень легкой добычей. Но мучился я без чая недолго: быстро смекнул, что лазерные когти без труда могут вскипятить воду, если опустить коготь в кружку. Что я и сделал. Пробовал быстро тыкать, чтобы не перестараться, но со временем разобрался, что достаточно около четырех секунд, чтобы вода в кружке кипела.

Запись 55. «Сегодня в голову пришла одна мысль: нам всем с детства формируют самооценку, которой мы придерживаемся на протяжении жизни. Возможно, поэтому мы не умеем ни любить, ни принимать критику, поскольку это другой уровень ценности, к которому мы морально не готовы. Стоит ему колыхнуться, как мы спешим его компенсировать. Видимо, и моё желание напечатать Гемеллу — всего лишь попытка компенсировать потерю семьи».

Чай остыл, но мне уже было не до него. Ромеро натолкнул меня на мысль, что ведь и я пришел в регион из желания компенсировать утрату Молли. Всё это лишь компенсация, не более. Да и, если задуматься над жизнью, где я что-то терял или получал, я всё время стремился к компенсации. Как, например, попытка прикоснуться к отцу через становление мастером, или похвалы, которые я обесценивал. Так или иначе, я стремился к самооценке, к которой меня приучили. Да, она менялась в течение жизни и колебалась то выше, то ниже, но, в целом, она всё время оставалась примерно на одном и том же уровне.

Подкралась ночь. Я улегся возле Гемеллы. После кровати было очень жестко. Такое ощущение, будто я лежал на камне. Но таков мой выбор, ничего не поделаешь, нужно было терпеть ради цели. Пока я пытался уснуть, закапал дождь, постепенно переходя в ливень. Вода начала проникать в палатку, Гем буквально очутилась в луже, а я сидел и выглядывал наружу, укутавшись одеялом. Спать мне, видимо, было не суждено этой ночью... Я укутал Гемеллу одеялом, а сам вышел размяться под утихающий дождь. Всё дышало свежестью, пахло озоном, костюм не давал промокнуть, и, вроде, всё было нормально, но, осмотревшись, я увидел пару химер, приближающихся с разных сторон. У меня был выбор: спрятаться в палатке и надеяться, что нас не заметят, что было сомнительным, учитывая, что палатка плотно не закрывалась из-за того, что у Гем из неё торчал хвост. Либо же вступить в бой.

Время уходило. Дождь капал. И я не придумал ничего лучше, чем выбежать к ним навстречу и закричать, чтобы привлечь внимание обеих. Мне это нужно было, чтобы обе химеры были у меня перед глазами и ни одна не сожрала мою Гемеллу, пока я сражаюсь с другой.

С одной стороны бежала смесь рыси со скорпионом. Половина была лохматой — морда рысья, крепкие передние лапы, а вот вторая половина была больше скорпионьей — массивный хвост с жалом, комбинированные лапы, которые начинались, как у рыси, но заканчивались как у типичного скорпиона. Химера явно была ядовитой.

С другой стороны на меня то ли бежала, то ли ползла смесь сороконожки со змеей. Метров пять в длину. Один только вид её приводил в ужас. Гигантская пасть, в которой, наверное, было несколько рядов зубов. Признаться, я даже в костюме испугался. Сама химера была серая, с коричневыми лапами и длинными усами.

Увидев химер, я немного растерялся. Меньше всего мне хотелось сражаться с последней. Я хорошо знал, что такие химеры наиболее опасны, поскольку обматывают жертву, впиваются массивными лапами и сжирают заживо. Однажды я даже снял с соревнований Молли, когда увидел такую среди участниц. Они очень сложны в обращении, и их очень трудно приручить. Поэтому, как правило, их содержат обеспеченные и матерые мастера. Но это не соревнования, и, к сожалению, назад пути не было. Лучшее, что я мог сделать, это столкнуть химер между собой, чтобы у меня было время для удара. Поэтому, оценив примерное расстояние до каждой, я прикинул, что лучше отбежать в сторону ужасной многоножки, чтобы они успели столкнуться. Через силу я заставил себя сделать это. Затем начал ждать, когда они обе подоспеют ко мне. Каждая спешила убить, и я ждал в центре этого безумия. Но всё оказалось намного сложнее: долбаная многоножка поспешила к палатке, чего я не ожидал. А вот смесь рыси и скорпиона уверенно неслась на меня. Всё катилось к черту, потому что если одна настигнет меня, а вторая настигнет Гемеллу, я не успею её спасти. Что было сил я рванул на многоножку, но был сбит второй химерой. Костюм не дал когтям вонзиться в тело. Химера попыталась меня укусить, но я успел замахнуться и превратить кулак правой руки в шип, который прошил ей голову насквозь. Химера умерла, придавив меня. Время было потеряно. Пока я выбирался, многоножка добралась до палатки и уже зверствовала. Я со слезами на глазах кинулся к Гемелле. В голове пронесся миллион событий, которые были и не были в моей жизни. Все мечты рушились на глазах. Я бежал, захлебываясь слезами, а многоножка жрала мою Гем. И не было слышно ни звука боли. Дождь так и падал, как полчаса назад. Ему было всё равно, а мне нет. Я с лютой злобой накинулся на многоножку и начал её буквально разрывать на куски. Костюм работал на всю мощность. Летели лапы, панцирь, кишки. Я выкинул её труп из палатки, ударив о дерево. Добрался до пасти и начал колотить её кулаком. Бил какое-то непонятное месиво, которое не видел из-за слёз. А затем выбился из сил и заскулил, словно старый пёс, потерявший хозяина. Вновь потеря. Вновь боль. Вновь неоправданный риск по глупости, которая стоила еще одной жизни.

Через несколько минут я успокоился. Стянул шлем и вытер слёзы с лица. Дождь всё капал. Я дошел до палатки, волоча ноги, чтобы просто обнять Гем, пока она еще не остыла. Пока еще не разложилась. Но, не успев дойти, остолбенел. Гемелла ела! Она была жива! Я в шоке подбежал и начал осматривать её. На ней не было ни одной царапины. Не понимая, я начал осматриваться. Оказалось, долбаная многоножка предпочла корм, который Гем ела для роста, а её саму даже не тронула. Я рассмеялся, как дурак, и обнял Гемеллу.

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Всё думал о случившемся. Гем действительно стала для меня много значить, и мне стало страшно рисковать ею. Возник вопрос: стоит ли участвовать в боях. А если нет, то где брать деньги? Ведь я больше не мог оставаться с ней в лаборатории, поскольку она в неё уже при всем желании не смогла бы попасть. А без неё что мне там делать? Я ведь сойду с ума один. Печатать другую — не вариант, поскольку я к ней уже прикипел. Оставалось выбирать что-то из возможного.

Время шло. Я всё маялся вопросом и даже забыл про дневник. И в итоге ни к чему лучшему, чем отправиться домой, не пришел. Потому что в регионе слишком много опасностей, а в полисе мы хотя бы не будем подвергаться неоправданному риску.

Двух диких химер я порезал на куски и утащил подальше от палатки, чтобы не привлекать внимания. Так прошел еще один день. А за ним другой, но уже без происшествий. И так тянулось еще, наверное, с неделю, пока Гемелла не начала приходить в себя. Поначалу она терялась в пространстве, замирала и пыталась понять, что происходит. Всё нюхала. Постоянно то тыкалась носом, то наступала куда-то в пустоту и запиналась. Ей было непривычно с новыми габаритами. Каждые пару часов она засыпала, а после вновь пыталась исследовать мир, но с каждым разом всё более уверенно. Я же, в свою очередь, охранял её сон и старался постоянно приглядывать за ней, чтобы она никуда не умчалась и никто на нас не напал.

На третий день реабилитации она чувствовала себя прекрасно. Теперь это была не просто маленькая химера, а настоящая воительница. Её габариты увеличились в разы. В высоту была около двух метров, весила не менее двухсот пятидесяти килограммов и имела довольно устрашающий вид.

— Ромеро гордился бы тобой, — сказал я. — Ты прекрасна!

Перед возвращением домой я решил последний раз переночевать в регионе, чтобы дать Гем полностью окрепнуть. Побоялся, что по пути мы можем встретить диких химер.

Закрыв глаза, я вновь оказался у болота. Осмотревшись, увидел те самые примятые камыши, которые видел уже, наверное тысячу раз, подсохшую кровь на листве и плавающую каску, которая не утонула только потому, что была легкой и центр тяжести приходился на макушку. Ветром её прибило к камышам. Я попробовал подцепить её сухим деревцем, но, когда начал тащить, макушка переломилась, каска упала в воду и, набрав воды, утонула. С правой руки я перецепил когти на левую для более тонких действий, но только я это сделал, из воды выскочила водная химера. Та самая, которая убила серую и укусила меня. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В шоке я начал бить выключенными когтями по пасти химере, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Затем вспышка — и я оказался под ней. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я воткнул уже не когти, как видел обычно во сне, а шип. Затем перевел взгляд на руку… и всё растворилось. Я проснулся.

Было уже утро. Собрав вещи, я решил заглянуть на то самое болото. Теперь я был не один, да и костюм не дал бы меня просто так убить. Я не боялся, хоть и нервничал. Мне нужно было покончить с флэшбэками, чтобы в новой жизни их больше не было. Кому нужен такой багаж? Надо быть законченным психом, чтобы такое любить. Вот я и отправился в путь. Вокруг летали стрекозы, пахло травой, листва шелестела от ветра. День был солнечным и, казалось, улыбался на прощание, отправляя в добрый путь. Было, конечно, жаль покидать лабораторию, я в ней пережил разные моменты, да и времени прошло немало. Нашел интересную записную книжку, нашел новую подругу, отличный костюм. Жизнь была полна впечатлений. О многих вещах, которые происходили за пределами полиса, я раньше даже и не помышлял. Жить и правда страшно, когда не знаешь, что тебя ждет завтра. Может, умрешь с голоду или тебя просто убьют за поворотом, может, подцепишь какую-нибудь хворь или банально закончится вода, а когда подойдешь набрать её — сожрут. Дикий мир не слишком предсказуем, если, конечно, не ограничиваться банальным «сильный побеждает слабого». Тут и львов едят, и змей, и людей, и разных других тварей. Мне так вообще повезло множество раз. Не жизнь, а просто череда везения. Хоть приди с региона и книги пиши о том, как жизнь надирала мне задницу, а я такой, типа, не сдавался, и всё в итоге закончилось хорошо. Скажут, фантастика. Не поверят...

Мы подходили к болоту. Я заметил химеру, которая была возле него. Гем тоже её заметила. А затем и дикая химера заметила нас. Я хотел выстрелить из пистолета с парализующими пулями, чтобы Гем было легче справиться, но после передумал, решив проверить, как теперь она будет сражаться, сможет ли, освоится или нет. Это нужно было узнать до того, как мы рискнули бы выступать, чтобы я мог планировать нашу жизнь.

Гемелла рванула вперед. Прыгнула сначала на одно дерево, затем с него перепрыгнула на другое и сверху напала на смесь громадного паука и обезьяны, свалив химеру с восьми её лап. Та крепко прижала лапами Гем к себе, чтобы она не могла шевелиться. Я хотел уже было вмешаться, но Гемелла лапой нажала на морду химере и выдавила ей глаза. Я открыл рот. Затем Гем впрыснула яд, как уже делала до этого. Химера начала извиваться, отпустила её и хотела сбежать. Но Гем ударила химеру хвостом и шипом оставила огромный порез на спине, после которого та свалилась на землю и продолжила попытки сбежать, выбиваясь из сил. Мне даже стало неприятно наблюдать за таким зверством. Я хотел было выстрелить в химеру, чтобы прекратить мучения, но Гемелла опередила меня, перекусив ей шею. Я смотрел на неё, всю в крови, и не понимал, откуда в ней это. Даже с новыми габаритами она знала, что нужно делать и как эффективно убить. Да и выдавить глаза… Выдавить, мать их, глаза! Это уже слишком! Это ненормально для химеры! Даже для той, которую создал Ромеро. Тут нужен, как минимум, интеллект, чтобы понимать, как действовать. Наверное, он все-таки использовал свои гены. А что если она начнет всех убивать в полисе? Там ведь есть и другие химеры. Что если я веду её на смерть? Убьют, как буйную, и всё. А меня отправят на пожизненные работы. Сказке и хорошей жизни придет конец.

— Гемелла! — произнес я. — Иди ко мне! — Она послушалась. — Я тебе разрешал нападать, а?!

Она опустила голову.

— Мы идем в другой мир. Где не все химеры — враги. Нельзя убивать всех без разбора! Ты понимаешь меня?

Она уперлась мне в плечо.

— Больше не убивай без команды, если это не несет нам вреда. Хорошо?

Гемелла поклонилась. Я сначала не понял, что произошло, но после открыл рот. Он меня и правда поняла.

— Ты понимаешь меня?!

Она вновь поклонилась. Я выпучил глаза от удивления.

— Все это время?!

Она вновь поклонилась, но уже дважды.

— Это Ромеро тебя научил всему?

Она вновь поклонилась, затем уперлась мне в плечо и заскулила. Я понял, что лучше больше ничего не спрашивать и дать ей время. Да, она химера, но необычная. У неё есть сознание! Черт возьми, сознание! Она меня понимает!

Я шел и про себя думал, что Гем все-таки его дочь. Настоящая, мать его, дочь! Что я могу у неё спрашивать разные вещи, и она будет мне отвечать. Да, конечно, она не расскажет многого, но я могу задавать вопросы и получать ответы в виде «да» или «нет». Даже это даст многое! Я смогу узнать о судьбе Ромеро, возможно, смогу найти его и поговорить, может быть, даже помочь. И, видимо, она меня не убила при нашей встрече только потому, что я тоже был человеком, как и её отец. Это невероятно! Это просто сумасшествие! Так не бывает! Химера с генами человека! Он сделал это! Он сделал! Сделал!

Мы шли в полис. Я восторженно рассуждал про себя, а Гемелла просто шла рядом, наверное, тоже о чем-то думая. Мне было не понятно, как такое, вообще, возможно. Видимо, Ромеро гений, раз смог это сделать, да еще и в одиночку. Воистину, у гениев безумные цели. Стоит, наверное, присмотреться к тем, кто верит и стремится к чему-то сумасшедшему. Им явно есть что рассказать.

— Ромеро жив? — не выдержав, спросил я.

Гемелла ничего не ответила, лишь опустила голову, глядя под ноги.

— Ты знаешь, где он?

Гемелла помотала головой. Её глаза заблестели. Я замолчал, лишь погладил её по спине, оставив руку на ней и этим выражая свою поддержку. Мне предстояло многое узнать и от Гем, и из дневника. Меня это подбадривало. Жизнь казалась интереснее, чем раньше, хотя я и узнавал лишь чужую жизнь. Порой история чьей-то боли гораздо интереснее всей жизни рядового человека, где всё обычно, стандартно и скучно. Да, конечно, такой жизнью отнюдь не хочется жить и страдать, переживая её на собственной шкуре, но, касаясь этого, вздрагиваешь и немного теряешься, понимая, что есть что-то настоящее и просто неподдельное. Да, в своем дневнике Ромеро делился переживаниями и мыслями, как это делают писатели, но за всем этим стоит реальная боль. Как и у тех же писателей, которые весь свой сюжет переживают, как свою собственную жизнь. Что же остается таким, как мы, читателям? Наверное, взять частичку этой боли, чтобы, касаясь истории чужих страданий, избежать возможных своих. Ведь боль — это повод чему-то научиться, и, если она не утихает, значит, еще есть то, что можно из неё взять. Нельзя терять бесценные уроки.

ГЛАВА XII

В полисе Гемелла и правда ни на кого не кидалась. Скорее, даже оробела. Оно и понятно: всю жизнь прожить в лаборатории, иногда выбегать через вентиляцию и смотреть на поле и лес. Видеть, максимум, одного человека. А тут — каменный город городов, чертов Горгород, где миллионы людей, слитых в мультинациональность. Множество химер, которые не хотят напасть. Транспорт. Какие-то правила. Шум. Всё это, конечно, кружит голову. И не удивительно, что, придя домой, она уснула без задних лап. Как, собственно, и я.

Оказаться в родных стенах было удивительно. Вроде бы знаешь, где что лежит, но было такое ощущение, будто я находился в чужом доме. Нужно было еще во многом реадаптироваться. Купить еды. Узнать последние новости. Узнать насчет боев и вообще, что и как.

Во сне я больше не боролся с водной химерой. Впервые за долгий период. Было даже удивительно проснуться от того, что выспался и больше не хочется спать. Жизнь обещала быть другой. И я первым делом взялся готовить, а после и до вещей добрался. Разобрал всё. Дневник положил у кровати, сказав ему, что скоро мы встретимся. На радостях начал даже с вещами говорить. Сходил в душ, смыв с себя прошлое, причем, зашел прямо в костюме. В общем, обживался, как мог. А в это время Гемелла изучала дом. Всё нюхала, осматривала, бегала из стороны в сторону, изучая происходящее за окнами. Чтобы её утихомирить, я включил новостную ленту на стене. Она уселась и неподвижно наблюдала за всем, что там происходило. Я бы удивился, если бы не знал, что в ней гены человека, но тут лишь улыбнулся и продолжил заниматься своими делами.

Запись 56. «Вчера нашел бутылку виски в одном из ящиков. Надрался в задницу... Теперь ужасно болит голова. Больше не буду пить. Никогда не буду пить...».

Запись 57. «Надел костюм. Решил прогуляться на поверхности. Устал постоянно сидеть под землей в этой чертовой лаборатории. Этот мир до безобразия прекрасен — всё в нем стремится выжить, и можно ли упрекнуть? Раньше бы я ужаснулся, увидев, как две химеры борются друг с другом, особенно если одна из них была бы значительно сильнее другой. Всё равно, что людям прошлого увидеть, как собаки заживо разрывают какого-нибудь уличного кота. Но такое перестает пугать, если видеть это чаще, чем один раз в жизни. И сильную химеру можно понять: она хочет выжить, а для этого она должна есть. А вот слабую... Всё слабое должно умереть! Я вот подумал о популяции, допустим, овец. Если человек начнет жалеть всех убогих овец и предоставлять им такие же возможности размножения, как и у сильных, рано или поздно, популяция ослабнет из-за большого количества особей, которые будут хуже адаптированы к среде. И если человек исчезнет, волки истребят всю популяцию овец. А теперь посмотрим на популяцию людей. Вот человечество гуманное предоставляет убогим и обездоленным болванам равные возможности и льготы. К чему это приведет в итоге? К тому, что их будет становиться всё больше и популяция людей однажды сама себя изживет! Если, конечно, слабую культуру не поглотит более сильная, где подобное не поощряется. О чем люди думают, когда потакают слабости?!».

Я был согласен с Ромеро. Человечество и правда само себе враг в своем желании нажиться, если припомнить гибель девяти гигантов. Что мы имеем теперь? Регион! Место, где могут выжить немногие, и то благодаря боевым костюмам. Стоит только заболеть или не вовремя чихнуть — и всё, жизнь оборвалась. Может, наше время подходит к концу? Может, человечество создает себе замену? Наличие культуры — еще не сила, это всего лишь способность сплотиться на недолгий промежуток времени.

В новостной ленте я увидел старый репортаж о химере с человеческими ДНК. Люди начали впадать в панику. Заговорили об апокалипсисе и том, что нужно срочно истреблять подобных химер и всех, кто к этому причастен. А после наткнулся уже на новую запись, где было видео с подобной химерой. Она отличалась от той, что я встретил у палатки. Была чем-то средним между бараном и человеком. Некая попытка воссоздать типичного чёрта. Явно всё было бутафорским, поскольку комбинация сама по себе была выполнена слабо, да и не была живой. Скорее всего, на этом кто-то хотел нажиться, не более того. Я лишь ухмыльнулся. Но затем вспомнил, что своими глазами видел химеру, вполне жизнеспособную и сильную, с человеческими ДНК. Учитывая то, что она была недалеко от лаборатории, то, что Гемелла имела человеческие ДНК и что Ромеро хотел напечатать человека, кто знает, чего ждать. Да и его личность менялась: может, и правда, как говорят люди, он решил создать армию и захватить мир.

Запись 58. «Человека напечатать я не могу, но что если напечатать химеру с человеческими ДНК, а после создать препарат с программой, которая будет животные гены делать рецессивными, а человеческие — доминантными?! Используя открытие ученых, которые были здесь до меня, мне, возможно, удастся это сделать! Других вариантов я не вижу».

Запись 59. «Начал проработку необходимой химеры. Это, оказывается, сложнее, чем я думал. Порой даже в голову закрадываются мысли, что это невозможно и я просто зря теряю время».

— Гем? — произнес я. Она отвлеклась на меня.

— Ромеро хотел создать армию химер и уничтожить человечество?

Гемелла продолжала смотреть на меня.

— Ну, ладно. Я просто спросил, — сказал я. — Готова сходить посмотреть на место звериных баталий?

Она поклонилась.

— Хорошо. Но помни: никто не должен знать, что ты всё понимаешь. Старайся вести себя естественно.

Она повернула голову. Я задумался над тем, что сказал. Химере вести себя естественно?!

— Короче, просто слушай, что я говорю, и всё. Никто не должен знать, что у тебя есть человеческие ДНК, иначе нас убьют. Наверное, даже линчуют без суда. В общем, это вопрос нашей жизни. Угу?

Она поклонилась. После чего мы отправились на арену.

Был вечер. Народ компаниями слонялся по улицам, обсуждая очередной скандал и прочую ерунду. Гемелла с неподдельным удивлением рассматривала открывшийся для неё новый мир. А я все думал над человекообразной химерой. Может, это был Ромеро? Может, у него не вышло создать очеловечивающий препарат, и тогда он решил сам стать химерой? Или что-то пошло не так, и он нечаянно уколол чем-нибудь себя? Или это его клон? Или неудачная попытка очеловечивания? Может, всё-таки это правда был Ромеро, ведь в комнате на шкафу была царапина от когтей. Иначе откуда она взялась? Она явно не принадлежала Гемелле.

— Вы были в регионе? — спросил меня молодой человек.

— Что? — спросил я.

— Ну, вы были в регионе, правда? У вас на лице подпись. Вы ведь правда там были?

Я посмотрел на Гемеллу. Про подпись я уже и забыл. За столько времени привык к себе такому.

— Ну, расскажите, как там? Каково там оказаться? Там страшно? Вы убивали химер?

— Нет, я там не был, — ответил я, — меня подрезали в полисе. Я не знаю ничего про регион.

— Но как же?! Ведь подпись…

— Прости. Ничем не могу помочь.

Я не желал беседовать с людьми о том, что было в регионе, и открываться неизвестно кому. Тот, кто действительно что-то пережил, не рассказывает об этом на каждом шагу. Раньше мне казалось, что это ерунда, что как это — не рассказывать, ты ведь многое пережил, эмоции и прочее нужно выпустить… Но эмоции не нужно выпускать, они остаются там, вместе пережитой ситуацией.

— Вы готовы?! — спросила на арене проективная голограмма размером с пару домов. — Начнем!

С арены всё транслировалось не на экраны, как это было раньше, чтобы было понятнее, что происходит, а просто в воздух, голограммой. Так организаторы привлекали внимание зрителей и добавляли зрелищности создаваемому шоу. Я с Гем пробился как можно ближе к самой арене, чтобы посмотреть на реальный бой, чтобы она видела, как он происходит в масштабе 1 к 1. Сражались земные химеры. Одна была очень сильно похожа на тираннозавра, но с наличием мощных передних лап, как у гориллы. А вот вторая очень сильно напоминала мне чертову многоножку, которая чуть не съела Гем.

Две химеры столкнулись в смертельной баталии. Тираннозавр бросился на многоножку, но та не дала себя хватануть огромной пастью. Наоборот, начала окутывать множеством огромных лап набросившуюся химеру и пытаться начать жрать. Тираннозавр лапой гориллы смог схватиться за усы многоножки и сбросить её с себя. Но многоножка, перегруппировавшись, тут же набросилась сама, но уже сместившись на бок тираннозавра. Лапа была прижата к телу, а второй не хватило сил сорвать с себя напавшую химеру. Многоножка прогрызла его шею, залив арену кровью. Тираннозавр еще какое-то время подергался в конвульсиях, а после испустил дух. Толпа ликовала. Кто-то выиграл деньги, кто-то проиграл, кто-то потерял химеру, а кто-то стал победителем. Примерно так действовал мир цивилизованных людей в серых буднях.

— Захватывающее зрелище? Согласны? — прозвучал голос ведущего, а голограмма вновь повторила ключевые моменты боя. — Ну что, кто-нибудь готов сразиться с победителем за двойную цену? Я даже готов сам сделать ставку! Есть желающие?

Я хотел уйти, но Гем продолжала с интересом смотреть на происходящее.

— Хочешь поучаствовать? — спросил я.

Гемелла посмотрела на меня.

— Нет. Пошли, — сказал я, видя её готовность, — не сегодня. Пока мы только знакомимся.

Гем хотела остаться, но, после того, как я шлепнул её, пошла за мной. Я решил, что нельзя торопиться и с ареной нужно действовать дозировано. Вдобавок нужно было приучать её к тому, чтобы она меня безоговорочно слушалась. Это могло стоить нам жизни. Риск — благое дело, но только если он разумный. Именно поэтому важна дисциплина.

Придя домой, я включил Гемелле канал со звериными баталиями. Она поскуливала, вставала на лапы, ложилась обратно, рычала. В общем, явно переживала из-за происходящего. Сам я вернулся к дневнику Ромеро. Мне хотелось узнать о его судьбе, а по возможности — найти его и поговорить.

Запись 60. «Нарисовал пару десятков вариантов. Не думал, что выбрать будет так сложно».

Запись 61. «Решил напечатать столько, сколько лаборатория сможет уместить в себе, а там уже выберу подходящую. В конечном итоге выбор я сделаю».

Запись 62. «Создал препарат. Есть шансы, что он сработает, но я не уверен. Буду пробовать. Хочется верить, что у меня всё получится. Может быть, тогда сердце наконец успокоится».

Запись 63. «Прошла неделя. Препарат убил химеру».

Запись 64. «Попробовал разные варианты. Осталось всего три химеры из одиннадцати. Это выбивает из колеи. Стараешься-стараешься, но всё катится к черту и они погибают. Черт возьми, просто погибают, не успев полностью перевоплотиться. Видимо, какие-то важные гены подавляются раньше, чем нужно. Как же я устал…».

Запись 65. «Получилось! Не могу сказать, что вышло идеально, но у меня получилось! По большей части, она человек, хотя и ведет себя, как животное. Причем, агрессивное. Но это дело приручения. Буду пробовать контактировать, чтобы понять, насколько она интеллектуальна».

Запись 66. «Интеллект у неё явно есть. Сегодня она открыла дверь и убила химеру, которая ждала своей очереди. Начинаю побаиваться за свою жизнь. Откуда столько агрессии? Не понимаю».

Запись 67. «Сегодня ночью она напала на меня. Укусила, так сказать, кормящую руку. Я сумел отбиться, поскольку начал буквально жить в костюме, боясь за своё здоровье. Терпел, сколько мог, но в итоге не выдержал... Хотел сначала убить Образец, но после передумал. Решил выпустить наверх, пусть регион сам решит, что с ней делать. А я устал с ней бороться. Агрессивное существо труднее всего перевоспитать, поскольку постоянно появляется угроза жизни. К тому же нужно использовать образцы с пятью пальцами, а не с тремя. Мелкая моторика, оказывается, очень важна».

Из написанного я понял, что рисунки и правда сделаны рукой Ромеро и что те скелеты — от его химер. Так сказать, экспериментальные образцы. Но я не понимал, откуда в комнате царапина от четырех когтей, если у химеры, которая на него напала, было всего три. Сомневаюсь, что он допустил бы подобную ошибку вновь. Он не из таких людей, которые готовы облажаться.

Ночью мне приснилась та самая лаборатория. Я был в ней с девушкой с короткими волосами, называл её каким-то ласковым прозвищем, связанным с шеей, и при этом нигде рядом не было Гемеллы. Утром до меня дошло, что мне просто был нужен секс, ведь я столько времени без него прожил. Вот поэтому и приснилось такое! А лаборатория — видимо, потому что я там пережил эмоциональные моменты или что-то вроде того. В конце концов, сны — это всего лишь сны. Какие-то собирательные образы наших подсознательных желаний. Вот моё желание и проявилось в виде подобной ерунды.

Утром я навел дома марафет, накормил Гемеллу и купил себе час с девушкой, чтобы утолить появившееся желание.

— Проходи, — сказал я пришедшей гостье.

— О, а это твоя химера? Милая, — сказала она.

— Да. Гем вообще чудо. Проходи...

Я привел девушку в спальню. Гем строго наблюдала за нами. Когда я коснулся гостьи, она зарычала.

— Да будет тебе! — сказал я, закрывая дверь, чтобы Гемелла нас не видела. Не то что бы я стеснялся, просто не хотел, чтобы она нам мешала.

Когда гостья начала стонать, Гем стала царапаться.

— Иди на место! — сказал я, выглянув. Гем послушалась и больше нас не тревожила. Наверное, это была ревность. Как иначе можно такое объяснить? После ухода гостьи она не вышла ко мне, а оставалась у себя на лежанке. Видимо, так показывала своё недовольство. Я даже начал чувствовать себя как-то неуютно от этого.

— Гем, — сказал я, подойдя к ней, — это всего лишь секс. Он мне нужен. Я же не могу с тобой им заниматься, — отшутился я.

Иногда мы слишком задеваем других невзначай брошенной фразой. И, наверное, самое ужасное то, что мы редко такое замечаем. Живем дальше, а другие помнят и не могут простить, потому что мы задели что-то очень важное. Может быть, Гемеллу тоже что-то задело. Но она ведь всего лишь химера...

ГЛАВА XIII

Подошло время первого боя Гемеллы на арене. Я выбрал противника послабее, чтобы проверить, как вообще всё пройдет. Может, в боях не будем участвовать, ведь если не пойдет, какой смысл?

Противником была смесь волка с гориллой. Крупнее Гем, наверное, раза в полтора. Выглядела свирепо, но я знал, что это, в общем-то, видимость, не более того. Опытный глаз не обмануть. Сражаться ей было почти нечем, кроме рук без особых когтей и небольшой пасти. К тому же волк — стайное животное, и в одиночку, в смеси с гориллой — это вообще какая-то ерунда. Подобных химер специально создавали, чтобы делать победные ставки на невежестве людей. И, как и полагается, на нас поставили мало, что было мне на руку, так как с этого боя приходило немало денег в случае победы. Я сделал, помимо участия, еще и ставку, чтобы одним выстрелом срубить максимум биткоинов. Да и Гем я знал: ей ничего не стоило разделаться с этой химерой.

Баталия началась. Арена шумела истошными воплями. Гемелла рванула навстречу противнику и, не добежав, развернулась так, чтобы хвост с шипом нанес рану. Брызнула кровь из глубокого пореза на груди. Гем тут же впрыснула струю яда и следом прыгнула через химеру так, что в полете челюстью зацепила её лохматую волчью шею, вырвав клок. В следующую секунду химера лежала на земле. Во рту у Гемеллы висел кусок шкуры. Кровь струями выплескивалась из противника. Гем напоследок зарычала, раздувая капюшон, отчего весь стадион радостно зааплодировал. Толпа бесновалась. Бой получился более чем эффектным, хотя длился всего несколько секунд. В повторе его прокрутили заново. Гемелла стала звездой меньше чем за минуту.

По традиции с ней предложили сразиться желающим. И противник нашелся, но на этот раз он был достаточно сильный. За спиной я услышал, как нам пророчат короткий дебют. Но я не сомневался в Гемелле. В ней явно жил свирепый убийца, который рвался на волю. Порой это даже пугало.

— Вы готовы? — прозвучал голос комментатора. Толпа выжидала.

— Короткий дебют или триумфальный день? Что ж, посмотрим. Начнем!

Химеры пустились в бой. Но на этот раз Гем не спешила атаковать. Впервые за всё время. Меня это очень удивило, и я придвинулся ближе, чтобы понять, что она замышляет. На неё надвигалась смесь крокодила, скорпиона и чего-то еще, что сложно было разглядеть. Габаритов химера была примерно таких же. Гемелла начала обходить её боком, но затем остановилась и встала на задние лапы, ожидая противника.

— Ну, все! Плакали твои денежки! — услышал я за спиной.

Я и сам не понимал, зачем она так сделала, ведь она открывалась удару. Но затем до меня дошло. Она ведь не просто химера, у неё гены человека, и она уже просчитала бой. Подходя, химера нанесла удар хвостом, как это обычно делают скорпионы, но Гемелла успела увернуться и ухватить зубами за хвост. Затем отпрыгнула в ритм удару и перелетела через противника, стараясь поранить хвостом, но безуспешно. Пока химера разворачивалась, Гем цапнула когтями хвост и брызнула ядом, но когти не смогли нанести порез. Гемелле пришлось отступить. Шкура оказалась очень толстой. И тогда она начала бегать вокруг, выискивая слабое место. Химера за ней не успевала, ей постоянно приходилось разворачиваться. Самыми слабыми её местами были брюхо и глаза. До брюха Гем не могла добраться, но до глаз — вполне. И в очередной раз, когда химера не догоняла её на пол-оборота, Гемелла прыгнула на неё сзади. У меня забилось сердце, поскольку если бы она так же выдавила глаза, как той своей противнице у болота, то люди смогли бы что-нибудь заподозрить. Но Гем сделала умнее. Она прыгнула и когтем проткнула один глаз. Затем тут же спрыгнула и, развернувшись, впрыснула яд в разъяренную химеру. После снова начала бегать вокруг, выжидая, пока яд подействует. Через пару минут такой беготни противница ослабела и, обездвиженная, упала. Гем осторожно подошла. Затем начала разгрызать область возле второго глаза. Химера всё чувствовала, но была парализована. Толпа бесновалась. Слышны были только рычание Гем и потрескивание костей. А затем Гемелла перестала грызть и раздула капюшон. Издав громкое рычание, она с размаху вцепилась в череп химере, наступила лапой на морду и буквально вскрыла черепную коробку, разбрызгивая кровь по песку.

— Твою же мать! — произнес ведущий. Толпа замерла.

Гемелла вырвала мозг, а затем продолжила прогрызать химеру, вырывая куски плоти.

— Это просто чудовище! — вновь произнес ведущий. Толпа взвыла. Голограмма прокручивала моменты боя, а Гемелла всё рвала и рвала свою противницу.

— Гем! — крикнул я. Она отвлеклась. Я постучал по груди, показывая, чтобы она пришла ко мне. С пасти у неё стекала кровь, а лапа была измарана мозгами. Она медленно пошла ко мне, насторожившись и немного прижимаясь к земле. Я забеспокоился, поскольку боялся, что она может разорвать следующим и меня, почувствовав вкус крови. Но, подойдя, она лишь потерлась об меня. Я не сразу понял, что она сделала, и только на улице, когда мы уже подходили к дому, спросил:

— Ты специально меня измазала кровью?

Она поклонилась.

— Зачем?

Она вновь потерлась об меня.

— Ты всё еще обижена из-за той девки?

Гемелла фыркнула и отвернулась.

— Хорошо. Извини. Ладно, буду мастурбировать. Ты довольна? — спросил я.

Она потерлась об меня еще раз и побежала к дверям дома. А я смотрел ей вслед и испытывал некоторое непонимание. Гемелла могла меня убить в любой момент, ей это почти ничего бы не стоило. И жила бы своей, абсолютно вольной жизнью там, в регионе, или делала бы здесь что хотела, но вместо этого она остается рядом, слушает меня и даже терпит. Не убила ту проститутку. Почему? Что её заставляет быть рядом со мной, ведь, если по правде, она принадлежит Ромеро, а не мне. Я её нашел уже взрослую, а не детёныша, которого приучил бы к себе, чтобы можно было управлять им в своих целях. Она может отказаться от меня. Может быть, любит? Но это смешно! Она химера. Что бы там ни было, она просто химера, хоть и с примесью человеческих генов.

Дома я включил ленту боев.

— О, это же ты! — сказал я, открывая бой Гемеллы с последним противником. Сбоку было видно, как набегали просмотры: уже больше десяти миллионов. И они продолжали набегать.

— Ты теперь звезда, Гем. Просто бомба, — сказал я улыбаясь.

Она подошла ко мне и сунула морду мне под руку. Я сел в кресло, обнял её и погладил.

— Ты лучшая, Гем! Ты невероятная и лучшая. Просто бесподобная!

Спали мы в одной комнате. Так нам было легче.

Закрыв глаза, я вновь оказался у болота. Осмотревшись, увидел те самые примятые камыши, которые уже видел более тысячи чертовых раз, подсохшую кровь на листве и плавающую возле камышей каску. Попробовал подцепить её сухим деревцем, как обычно, но когда начал тащить, макушка переломилась, каска упала в воду и утонула. С правой руки я перецепил когти на левую, для более тонких действий, но только я это сделал, как из воды вновь выскочила водная химера. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В шоке я начал бить выключенными когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Затем я очутился под ней. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я запаниковал и позвал Гем. Меня прижало к земле. Лицо промокло, я увидел огромную пасть, резко вдохнул, поднимаясь… но увидел уже другую пасть и дернулся на постели назад. После я понял, дрожа, что это не водная химера, которая во сне постоянно нападает на меня возле болота, а моя Гемелла. Пришла меня успокоить. Видимо, я кричал не только во сне. Выдохнув, я постарался расслабиться, но у меня не вышло. Тогда я отправился на кухню попить чай, а про себя прокручивал произошедшее. Теперь во сне я не справлялся сам, как раньше, а позвал Гемеллу. Неужели теперь я не могу сам за себя постоять, задался я вопросом. Но внутри отозвалась тишина.

События на арене вызвали очередные флэшбэки. Меня начало беспокоить, что я могу так всю жизнь промаяться, и я решил наконец-то обратиться за помощью к психотерапевту. Срубив кучу денег за последние пару боев, я мог себе такое позволить. Я хотел просто нормально спать, как обычный человек, который не видит никаких кошмаров, а просто спит и смотрит обычные сны, в которых не нужно бояться за свою жизнь. Это ужасно, когда ночь становится испытанием. Закрываешь глаза и знаешь, что окажешься у проклятого болота и, как всегда, начнешь доставать чертову каску, будь она проклята, и она, чтоб её, как всегда, утонет. А потом выскочит эта водная дрянь, которая, наверное, уже тоже устала пытаться убить меня каждую ночь...

Потеряв желание спать, я уселся на кухне с кружкой горячего мятного чая. Открыл дневник и продолжил узнавать жизнь, которую мне дано было разве что только прочитать.

Запись 68. «Сегодня в лабораторию ворвались люди. Их было двое. Меня они не ожидали увидеть. Впрочем, они и так были перепуганы до смерти. Повезло, что я был в костюме: он спас мне жизнь, когда один из них в меня выстрелил. Добра они мне не желали, поэтому я запер их в стеклянных комнатах для химер. Стал расспрашивать. С их слов, наверху на них напало моё детище и переубивало десяток хорошо вооруженных человек. Двум удалось выжить, и то, только благодаря тому, что химера отвлеклась на других. Долго открывающиеся двери сыграли с ними злую шутку. Я бы такие не ставил в регионе. Это глупо».

Запись 69. «Подумал. Моё творение, видимо, не собирается уходить, а если останется, то привлечет внимание, которое мне не нужно. Нужно от него избавиться».

Запись 70. «Попытался убить, но не смог. Запер в свободной комнате для химер. Не знаю, что с ней делать. Убить — рука не поднимается, наверху она — ненужный маяк, а здесь она представляет огромную опасность».

Запись 71. «Напуганные люди много болтают. Раздражают. Нужно от них избавиться».

Запись 72. «Решил изменить препарат так, чтобы он из человека делал химеру. Изменение, вроде, незначительное, но результат обратный. Это решает сразу две проблемы. Опробую, а там посмотрим, что это даст».

Запись 73. «Сегодня ввел препарат одному из прибывших. Подкидываю еду периодически. Даю воды».

Запись 74. «Второй начал молиться, потом вздумал орать на меня, запугивать, затем снова умолял отпустить. Я не выдержал. Отрезал ему язык. Он наконец-то замолчал... Мне просто нужна тишина, чтобы я мог работать. Он сам виноват. Будет уроком».

Запись 75. «Спустя неделю изменения завершились. Основа осталась человеческой, но произошли явные трансформации. Вместо руки появилось что-то вроде змеи или чего-то такого. Двухметровый уродец. Решил отпустить на волю, посмотреть, как он будет справляться с химерами. Жизнеспособен ли он вообще...».

Запись 76. «Замотался совсем и забыл про пленника. Умер. Кажется, с голоду. Или от потери крови после того, как перестал кричать. Даже не знаю точно... В общем, надо выкинуть тело наверх. Всё равно он был не более чем корм в этом мире. Слишком труслив».

Я не узнавал автора. Ромеро будто потерял себя как человека и совсем озверел в лаборатории. Даже для региона его поведение было слишком жестоким. Он терпимо относился к своему детищу, но нисколько не церемонился с другими. Может, костюм так влиял? В этом я, конечно, сомневался, поскольку, будь так, я бы тоже озверел, ведь я тоже его ношу, но со мной-то такого не произошло. Значит, он сам так изменился. И изменился ли — ведь мы можем разве что раскрыться, не более. Если человек чувствителен, он может быть порядочным семьянином, любящим мужем, до жути заботливым, но если он в этом не реализует себя или не сумеет компенсировать свою чувствительность, то это может вылиться в обратное: он станет очень жестоким, злым и холодным. И худшее дополнение к этому всему — когда человек этот еще и зацикливается на какой-то сумасшедшей идее. Это может породить монстра, который изуродует всё, до чего сможет дотянуться. Такие люди редко рождаются, но они всегда заметны, потому что их личность выделяется глубиной и целеустремленностью. Мне кажется, Ромеро был таким человеком. Он любил свою семью, достиг успехов на работе и, когда всё это потерял, загорелся какой-то сумасшедшей идеей, которая сделала из него жестокого убийцу. Страшно подумать, что будет, если он захочет изменить мир. Теперь слухи об армии человекоподобных химер не казались такими уж фантастичными и смешными. Напротив...

Запись 77. «Образец оказался довольно успешен. Справился с двумя химерами и, насколько я могу судить, особо даже не пострадал. Это наталкивает на мысли...».

Запись 88. «Решил ввести препарат моей... моему Образцу, который пытался меня убить, чтобы проверить, какой будет реакция теперь».

Гемелла пришла, села рядом и начала сверлить меня взглядом. Читать стало сложно.

— Хочешь кушать? — спросил я. Она помотала головой.

— Включить бои? — Она вновь отрицательно помотала головой. Затем подошла и положила голову мне на ногу. Я её погладил. Сел рядом с ней на пол, уперся спиной в шкаф. Гем разлеглась на полу и придавила мне ногу своей головой.

— Вы посмотрите на неё! На арене она — убийца, а дома — сама милота! Парадокс! — прокомментировал я, поглаживая ей шею. После продолжил читать, но уже вслух.

Запись 79. «Сегодня моего мертвого пленника съел его товарищ по несчастью. Это даже как-то поэтично. Действительно, странно наблюдать, как один человек поедает другого, хотя недавно они вместе тряслись за свою жизнь. Сколько ни изучаю зверей, еще ни разу не видел, чтобы кто-то так же низко пал, как человек. И зачем таким людям их жалкое существование?».

Запись 80. «Трансформация закончилась. Образец потерял в размерах, но выглядит лучше прежнего. Теперь это маленькая химера, покрытая мелкой черной чешуей. Визуально напоминает бескрылого дракона. На шее — что-то вроде капюшона, как у королевской кобры. На кончике хвоста — небольшой шип. Очень резвая. Сегодня заметил, что она сидит на стене. Попытался спугнуть, чтобы посмотреть, как она держится, а она раздула капюшон. Затем побежала дальше по стене. Гены геккона проявились сильнее, чем планировалось изначально. Назвал Гусёнышем...»

Не дочитав, я начал понимать, что речь идет о моей Гем, и, когда дочитал до слова «Гусёныш» и произнес его, Гемелла подпрыгнула и уставилась на меня. А я — на неё. Мы смотрели друг на друга безотрывно. Передо мной была не Гемелла, а самая настоящая кровожадная убийца, которая уже убивала людей. Сердце у меня заколотилось в разы быстрее, а руки вспотели. Гемелла меня понюхала, покрутилась и вновь легла рядом. А я в шоке сидел и не двигался, не зная, что делать. На какой-то момент мне показалось, что она меня собирается убить. Успокоившись, я аккуратно встал, попил воды и дочитал запись Ромеро, но уже про себя.

«...назвал Гусёнышем за забавную шею. Агрессивность снизилась. Видимо, при перестройке мозг начал работать иначе. Это к лучшему. Не придется убивать... Живучая».

От безысходности я вышел на улицу. Ночь дышала прохладой. Никого, кроме меня, не было. Я глубоко вдохнул, задержал воздух на несколько секунд, а затем выдохнул. Может, свежий воздух прочистил мне мозги, а может, что-то перещелкнуло и норадреналин ударил в голову, но я решил, что Гусёныш для меня — Гемелла, и, раз уж мы вместе, то нужно играть на полную. Она — исключительна! И она моя. Грех не воспользоваться ситуацией.

Я вернулся в дом. Продолжил читать дневник и просто ждал времени, когда мы выйдем на арену. При этом решил взять баталию, которую никогда прежде не брал. Суть была в том, что на арену выходили химеры и их владельцы, плечом к плечу. Участники сражались до тех пор, пока на арене не оставалось два существа или меньше. Ставки были очень высокими. Но я шел туда не из-за денег, я хотел доказать себе и Гем, что она не зря меня выбрала и может гордиться своим выбором.

ГЛАВА XIV

Толпа ревела. Требовала крови и сумасшедшего сражения, просто чтобы насытиться впечатлениями, которые не могла получить в обычной жизни. А я сидел дома, и Гем была со мной. Мы не пошли в тот день на арену, потому что я передумал. Эмоции остыли, мои слова остались произнесенные для меня самого, но выполнять намерение, пусть и не высказанное, я не хотел. Зачем? Порой задаешь себе простой вопрос и не можешь найти на него ответ. Может, я поступил неправильно, но я не заложник слова, которое не хочу выполнять. Расскажи я об этом кому-нибудь, меня бы осудили, но, сразись я на арене, разве поступил бы я правильно, если не хотел это делать? Лишь дураки не могут передумать, а я себя таковым не считал.

— Что-то я устал, — сказал я Гемелле.

Она повернула голову, глядя на меня под другим углом и, видимо, не понимая, о чем я. Мне же было паршиво. Наверное, сказалась бессонная ночь.

В ленте мелькнула новость, что на восемьдесят пятом году жизни умер писатель Александр Косачев. Я прибавил звук. В память о нём включили песню из его книги «Нулевая борьба» под названием «Слово мэра», которую написал Oxxxymiron (Мирон Федоров). Неудивительно, что в Горгороде часто крутили именно эту песню.

Горный воздух, спорт и здоровье, курорт, игорный дом, двор торговый, фудкорт..

Добро пожаловать в Горгород! 

Эталон комфортного отдыха, гольф, аквадром и керлинг..

Добро пожаловать в Горгород! 

Мировой гандбольный рекорд, ипподром и соборы, боулинг...

Добро пожаловать в Горгород!

Мой народ не хочет реформ, когда культурно накормлен...

Добро пожаловать в Горгород!

Я включил другую песню Мирона «Полигон». Она мне нравилась больше, чем та, которую раскручивали в Горгороде чуть ли не как гимн. Поразительно, как культура в прошлом смешивалась: в книгах писали о песнях, песни с книгами входили в историю, но с какой целью это делалось — непонятно. Жаль, что автор так и не признался, зачем это делал. Хочется верить, что это было осмысленно.

Придя немного в себя, я отправился с Гем на арену. В баталии участвовала смесь носорога с гориллой и львом. Морда носорога с пастью льва, передние обезьяньи лапы с когтями, задние — смесь львиных и носорожьих. С другой стороны — смесь паука с многоножкой, скорпионом и чем-то еще. Было даже сложно разобрать, что это вообще. Такую химеру я видел впервые. С виду — гигантский паук с хвостом и клешнями скорпиона, вытянутый, как многоножка, и с большим количеством лап. Мне было сложно представить исход битвы.

— Начнем! — как всегда бодро прокричал ведущий.

Львиный носорог ринулся вперед. Скорпионье чудовище выжидало, и, когда химера подбежала слишком близко, начиная совершать прыжок, скорпионья клешня вцепилась в заднюю лапу носорога. По инерции химера начала падать и в падении ударила лапами, как это делает горилла, по голове схватившей её скорпионьей твари. Та немного осела, но ко второму замаху противника ударила хвостом ему в голову — правда, попала в область рога и лишь повредила жало. Носорог продолжил ударами гориллы вбивать скорпионьего паука в землю. Клешня начала разжиматься. Народ взвыл. А удары всё продолжались и продолжались, сыплясь градом на умирающего скорпиона. Как только клешня расцепилась, химера перебралась выше и начала разрывать позвоночник на части, вскрывая скорпиона, как консервную банку. Народ ликовал под летящие в воздух внутренности. Победа была одержана справедливо: противник был невнятно собран и потому проиграл. Это была полностью вина мастера, который собрал такую химеру. Насобирать черти чего, чтобы было страшно, — отнюдь не гарантия победы, поскольку важно учитывать, как части этой комбинации будут взаимодействовать. Пауки и скорпионы между собой плохо вязались, поскольку хвост скорпиона почти не участвовал в схватках, использовались обычно только передние лапы или клешни.

Новички в баталиях, конечно, приветствовались, поскольку они были пушечным мясом, на котором опытные мастера зарабатывали. Также это добавляло зрелищности, так как их химер убивали относительно быстро и зрелищно. Крайне редко случалось, что новичок дебютировал в звериных баталиях с триумфом. Да и то, головокружение от первого успеха заставляло совершать глупые ошибки, как например, выпускать на арену повторно раненую химеру или не отдохнувшую от предыдущего боя. Также глупо было сражаться с химерой, которая своей комбинацией являлась противоположной по типу «хищник-жертва», например, муравьед и муравей. Причина крылась во врожденном страхе, даже несмотря на равные габариты. Химера проигрывала в самом начале боя, так как выбирала оборонительную стратегию и практически дожидалась смертельного удара.

По традиции после боя пригласили желающего.

— Предлагаю двойную баталию! — прозвучал крик из толпы.

— Двойную? — уточнил ведущий. — У нас сейчас только одиночные. Двойные после.

— А почему бы не сейчас?! — спросил претендент, обращаясь к толпе. Толпа взвыла и начала скандировать: «Бой! Бой! Бой!». Ведущий замешкался.

— Что скажешь? — спросил он у победителя. Тот посмотрел на толпу. Затем — на химеру, которая после боя зализывала рану на ноге.

—Я не знаю. У меня химера ранена, — ответил он.

— Ты просто боишься! Признай это! — произнес претендент. — Он ведь боится? — спросил он у толпы. Толпа скандировала: «Боится! У-у-у!!!». Победитель поддался крику толпы и согласился на двойную баталию.

Из толпы вышел известный чемпион по двойным баталиям и направился к арене. Победитель побледнел. По нему было видно, что он уже проиграл, причем, всухую. Мне стало жаль его. Гемелла посмотрела на меня. Дебютант хотел было отказаться, но включился защитный экран и открылся склад костюмов для тех, у кого не было своих, и он поспешил за снаряжением, понимая, что выбора у него уже нет. Чемпион вышел в своем костюме и с усмешкой дожидался дебютанта. Рядом ждала команды его химера. Она была бледного цвета, с толстой шкурой и тремя парами лап, как у гориллы, но смешанных с чем-то еще, что давало лапам острые когти. Пасть была огромной и имела два ряда зубов. Маленькие глаза располагались сбоку. В высоту она превышала противницу в полтора раза. Даже неопытный человек поставил бы на неё.

— Готовы? — спросил ведущий. Участники подняли руки. Голограмма прошлась по лицам соперников, быстро переключаясь с одного на другое.

— Начали!

Дебютант дал команду химере, а сам с криком и лазерным мечом побежал на врага. Чемпион опустил шлем и вышел вперед, принимая удар на себя. Носорог с разгона врезался в него, но не смог сбить с ног. Чемпион ударил лазерными когтями в шею химере, и та захрипела, захлебываясь в крови. В падении она успела обернуться на своего хозяина, который, подбежав, замер в шоке. Дебютант перевел взгляд на своих противников, затем на свою химеру… и бросился бежать. Химера чемпиона в несколько прыжков догнала дебютанта, схватила беглеца огромной лапой, затем второй и, подняв его над головой, разорвала пополам. Голограмма фейерверком показала разлетающиеся кишки, органы и кровь, падающую на песок. Толпа бесновалась, оглушая радостными возгласами, а парень совершивший ошибку, смотрел пустым взглядом в песок, поплатившись за неё своей жизнью. Из всех зрителей, наверное, я был единственным, кто не радовался глупой смерти. Кровожадность людей поражала.

— Триумфальная победа! — сказал ведущий.

Я фыркнул. Развернулся и хотел уйти, но заметил, как Гем смотрит на химеру победителя.

— Ну, что, может быть, есть те, кто готов сразиться? — спросил ведущий.

Гемелла посмотрела на меня, затем перевела взгляд на арену и двинулась туда, как бы говоря «я хочу сразиться». Я смотрел на неё, видел её рвение, но про себя думал, что это безумие, что нечего нам там делать, ей нужен отдых от недавнего боя. Наш безмолвный спор заметил ведущий, который выискивал претендента в толпе.

— Кажется, у нас есть претендент!

Свет упал на меня, и голограмма отобразила меня на весь стадион. Я жестом показал ведущему, что он ошибся и я не собираюсь выходить.

— Это ведь наш недавний победитель, — сказал ведущий, — почему нет?! Давайте все вместе попросим его выйти и показать нам шоу!

Толпа начала скандировать: «Давай! Давай! Давай!». Гем уставилась на меня.

— Пошли! — строго сказал я Гемелле и повернулся, чтобы уйти. Она послушалась. Толпа закричала: «У-у-у!».

— Ну, давай же! — произнес ведущий.

Я помотал головой, мол, нет, и помахал рукой у шеи, что означало «завязывай». Ведущий меня услышал.

— Очень жаль. Мог бы выйти красочный бой. Ну, что же, может, кто-нибудь другой? Кто-нибудь?

Толпа провожала меня, выкрикивая «Фу! Трус!», а я шел, игнорируя весь этот шум, создаваемый пустоголовыми идиотами. Гемелла следовала за мной.

— Что, струсил?! — выскочил из толпы жирный мужик с огромным пузом, будто у беременной на девятом месяце, и начал брызгать слюной: — Давай! Сразись со мной! Что ты, давай! — провоцировал он, при этом толкая меня в плечо. Гемелла зарычала. Суматоху заметил ведущий и перевел внимание на нас.

— Кажется, сейчас будет жарко! — произнес он, и мы очутились в голограмме над стадионом.

Сбоку мне в голову прилетел стаканчик с каким-то сладким напитком, облив всё моё лицо противной, липкой жижей. И тут моё терпение иссякло. Я сжал кулаки, отчего костюм активировался, но толстяка это только раззадорило и он ударил меня правой рукой. Костюм затвердел и полностью погасил всю силу удара. От этого толстяк схватился за отбитую руку, а я взял его за ляжку и плечо и отбросил назад на несколько метров с такой силой, что тот покатился по ступенькам, как тающий кусочек масла по раскаленной сковороде. Весь стадион замер. А я молча продолжил идти вперед, будто вышвырнул какой-то мусор со своей дороги. Больше никто не смел мне мешать. Ведущий, также удивленный, лепетал что-то невнятное, переходя на новую тему о победителе. Но даже победитель молчал в тот момент. Во мне кипела злость и какая-то внутренняя обида на людей. Вся эта их жестокость, откуда она?! Им бы только кровавых зрелищ, и плевать, погибнешь ты там или нет! Плевать, сколько сил и лет в это всё вложено. Это ведь не они участвуют. Им и правда плевать! Им нужен фейерверк из внутренностей, разорванные тела, треск ломающихся костей и стоны проигравших ради увеселения толпы в последние секунды жизни. С каких пор подобная жестокость стала нормой? Эти баталии давно вышли из-под контроля. Мир буквально развалился, а они всё уняться не могут. Сумасшествие стало нормой, а они и рады: кричат, ликуют, делают ставки и восхваляют убийц. Тысячи людей на стадионе, миллионы зрителей — и всего лишь пара невинных участников, по приказу своих хозяев развлекающих в смертельной баталии весь этот недостойный сброд. Может быть, я злюсь из-за того, что не выспался, может, из-за погибшего по глупости парня, на месте которого однажды мог оказаться и я, а может, я просто стал чужим для этого мира. Я не могу сказать точно, что случилось со мной в тот момент, но мне стало безумно противно от увиденного на стадионе. Мне больше не хотелось в этом участвовать и быть частью этого прогнившего мира, который, как мясорубка, старается тебя перемолоть и скормить какому-нибудь ленивому желудку.

Поначалу я злился на мир. А после того, как успокоился, задумался: если вокруг все жестокие, то это со мной что-то не так, ведь даже Ромеро, которого я глубоко уважал, был достаточно бесцеремонным к другим людям. Разве есть еще такие, как я? Ну, может, и есть. Но это абсолютное меньшинство, которое с таким мировоззрением вынуждено разве что страдать. А раз так, нужно приспосабливаться к вновь открывшемуся миру. И теперь стоило бы сделать выбор: кто я, волк или овца? Вопрос, который, наверное, каждый должен однажды задать себе, прежде чем менять свою жизнь. В овцы я не годился, а если бы и угодил в стадо, то явно был бы паршивой овцой. Волк из меня тоже получался никудышный из-за ноющего чувства справедливости. Химера? Может быть, и химера. Говоря поэтично, если волк будет вести себя, как овца, его даже овцы не примут. Важно знать своё место. Люди не видят полутонов, поэтому нужно четко обозначать свои позиции. Поэтому я буду либо волком, либо меня сожрут... А мертвым быть как-то не хочется.

Вечер дышал прохладой. От кружки с кофе шел пар. Гемелла уже улеглась на кровати, а я, усевшись на подоконнике, вновь погрузился в личный дневник Ромеро.

Запись 81. «Гусёныш оказалась весьма способной химерой. В ней явно прослеживаются интеллектуальные способности, которые, к сожалению, у меня нет времени развивать. Но она не сдается и старается всему учиться. Былой агрессивности в ней я больше не наблюдал».

Запись 82. «Заметил, что дневник стал журналом. Появилась какая-то научная чопорность. Думаю, это плохо. Личный дневник нужен, чтобы выговариваться, изливать душу, чтобы не случалось взрывных прецедентов, но сейчас этого нет. Может быть, я выгорел и больше не о чем говорить, но я постараюсь не замыкаться, пряча чувства глубоко внутри от самого же себя».

Запись 83. «Внёс изменения в препарат. Использовал на последней оставшейся химере. Сижу и жду теперь. Пытаюсь верить в лучшее».

Запись 84. «Ожидание — вещь долгая. Решил скоротать время с Гусёнышем. Обучил разным вещам. Оказывается, она меня даже понимает, словно маленький ребенок, только схватывает еще быстрее, но, к сожалению, не говорит. Для коммуникативного удобства решил научить говорить «да» и «нет»: да — поклон, нет — помотать головой. Я, конечно, не педагог и не психолог, но какая, к черту, разница? У меня и без этого были две замечательные дочки. Некоторые и с образованием — никудышные родители. Учи не учи ребенка, а пример он всё равно возьмет не со слов, а с поступков. И вот сейчас становится как-то не по себе от того, что Гусёныш, глядя на меня, впитает мою жестокость. Не знаю, почему это происходит, но родители всегда хотят видеть своих детей более чистыми, чем они сами. И я — не исключение. Пытаюсь понять это, но ничего дельного в голову не приходит. Наверное, раз уж дети действительно наша часть, причем, в прямом смысле, то мы стараемся эту часть сделать качественной, поскольку себя-то уже не переделаешь, а вот рожденное, новое — можно, ведь оно еще незапятнанное, так почему бы не слепить из этого лучшую версию себя?».

Запись 85. «Трансформация прошла успешно! У меня получилось создать Гемеллу! Визуально, это 100% человек. Характер и некоторые повадки еще немного остаются животными, но, в целом, это дело времени. Ребенок, с виду лет девяти. Лысенькая. Улыбаться еще не получается, но мы стараемся».

Запись 86. «Занимаюсь сейчас только с Гемеллой. Гусёныш — это Гусёныш, она как домашний питомец, а вот Гемелла — это уже мой ребенок. Думаю, если так пойдет, я и вторую дочку сделаю, а может, даже и жену! Было бы здорово вновь создать семью, которой мне так не хватает. Мои голоса затихают... Почти перестал их слышать. Может, это как раз и значит, что пришло время для новой семьи».

Я отвлекся от чтения после этой записи. Моя Гемелла была будто домашней собачкой! Может, поэтому она стала такой ревнивой? Боится, что вновь уйдет на второй план, и потому всеми силами оберегает своё место в моей жизни. Она ведь имеет человеческие гены. Возможно, даже видит меня своей парой. Я же не могу читать её мысли, а они явно есть. Грустно, что так поступают люди. И тут правильнее было бы сказать, что это именно человеческий поступок, а не звериный. Моя Гем была частью его семьи, а он к ней так отнесся... Разве поступили бы так другие звери? Семья — это семья. Поэтому, возможно, быть человеком — это быть худшим из зверей. Не знаю даже. Ужасно... Я могу лишь постараться не дать ей снова пережить то, что она однажды пережила.

Запись 87. «Гемелла словно Маугли: шипит, скулит, отказывается говорить, но я не сдаюсь. Провожу с ней время, разговариваю. Пытаюсь научить произносить слова, но она как обезьянка. Еще и часто спит. Бывает, отключается почти на ходу, а я несу её в комнату, сижу с ней и пытаюсь почувствовать себя настоящим отцом. Но этого чувства почему-то нет. Еще Гусёныш постоянно рядом крутится и мешает заниматься делами. Последний раз сидел с Гемеллой, она спала, положив голову мне на ногу, я думал, как быть дальше, а Гусёныш, видимо, тоже посчитав себя моей дочкой, начала лезть ко мне. Я её столкнул с кровати. Она вновь попыталась, но я её пнул ногой по морде и она отлетела к шкафу. Ударилась об него и разбила место над бровью. Мне стало даже немного не по себе от того, что я сделал, особенно когда я увидел этот буквально плачущий взгляд. Хотел встать, подойти, но у меня на ноге лежала Гемелла. Решил: пусть знает своё место».

Дочитав запись, я остановился. Мне стало обидно за мою Гем, и было безумно жаль её. Она просто хотела отеческой любви, а Ромеро держал её всего лишь за домашнюю зверушку, которую, как какую-то паршивую собаку, гнал из своей семьи. От этого моё отношение к ранее уважаемому ученому изменилось. Даже не знал, что думать. Бедный мой Гусёныш...

Расчувствовавшись, я дошел до комнаты, где спала Гем. Припомнил, как при первой встрече её мордочка не выходила у меня из головы: темно-красные глаза, массивная, относительно тела, пасть с зубами, идущими в два ряда, шрам на надбровье и её очень злое выражение, которое оставляло какой-то осадок внутри. Сейчас это казалось милым, но тогда я был немного напуган. Мы были не знакомы. Да и знакомство прошло удивительно. Я ведь тоже её, как и Ромеро, закрывал в комнате, а сам занимался своими делами. Может, ей это что-то напомнило. Она ведь потом подошла ко мне и положила голову на ногу, когда убедилась, что я не настроен агрессивно по отношению к ней. Несмотря на всё, что с ней было, она не оставила попыток быть любимой, и уже даже это заслуживает огромного уважения. Удивительное создание!

Я хотел с ней прогуляться по улице, но решил, что не стоит прерывать её сон. Попил чаю и тоже отправился спать.

Закрыв глаза, я вновь оказался у болота, но уже с немного другими ощущениями. Я начал понимать, что это сон. Хотел даже поначалу проснуться, но после решил встретить свой страх и наконец-то перебороть его. Осмотревшись, я увидел те самые примятые желтые камыши, которые уже неоднократно видел, подсохшую кровь на листве и плавающую возле камышей каску. На этот раз я не стал пробовать подцепить её сухим деревцем, как обычно, а представил, что каска у меня в руках, и через мгновение она оказалась у меня. Понимая, что сейчас выскочит химера, я представил, что на мне мой боевой костюм. Когда из воды вновь выскочила водная химера, я не отпрыгнул, раскинув руки, а представил, что из руки у меня вырастает огромный огненный шип и пронзает её насквозь. И уже вроде бы всё случилось, но шип не появился и химера вновь вцепилась мне в руку. Прокусила костюм. Я вновь почувствовал боль. Она начала мотать меня, как тряпку, а я на рефлексах стал бить её по пасти рукой, но на этот раз уже без лазерных когтей. Вскоре я понял, что не смогу перерезать ей глотку и костюм на мне больше не работает. И тут она сбила меня с ног и начала переходить, заламывая мне руку. Оставались секунды до того, как она откусила бы мне голову, но я проснулся, лежа на руке, которую выворачивал, пытаясь убежать.

Проснулся я уже утром с осознанием того, что у меня почти получилось преодолеть кошмары. Это меня даже как-то раззадорило, и я начал ждать следующего раза, чтобы наконец-то победить эту чертову болотную скотину.

Гемелла в моих глазах изменилась. Раньше я её побаивался, как лютого убийцы, сейчас же смотрел на неё, как на существо, пережившее тяжелую утрату. Фактически, она похоронила живого отца, иначе это всё язык не поворачивается назвать. Гемелла, разумеется, не понимала перемены моего взгляда и даже не замечала. Просто жила. А я наблюдал за ней, за её движениями, всматривался в повадки, в то, как она изучает мир. И в тот момент, когда она начала обращать внимание на перемены в моём поведении, я понял, что нужно отвлечься, и продолжил читать дневник, решив наконец-то его дочитать.

Запись 88. «Играю с Гемеллой. Пытаюсь через игру развить её навыки и способности, обучить. Но процесс идет очень трудно. Такое ощущение, будто это какой-то тормознутый ребенок, которому нужно всё по сто раз объяснять. Хочется уже всё бросить. Наверное, я просто устал... Единственное утешение — это то, что мне приятно проводить с ней время. Но, в целом, это всё равно какой-то неполноценный человек».

Запись 89. «Тяжело. Столько сил вложил, а отдача минимальная. Подумываю начать всё с нуля. С новым ребенком. Точнее, с ребенком, а не с его подобием».

Запись 90. «Снилась Нэл. Я шел за ней. Всё пытался догнать, но она будто не слышала меня, как бы громко я ни кричал. А затем у меня получилось: я догнал и схватил её за плечо. Хотел сказать, что очень соскучился, но, когда она повернулась, я увидел, что это не Нэл, а Гемелла. Точнее, не Гемелла... Что-то среднее между Нэл и Гемеллой. Будто она выросла. Будто стала другой. Но я проснулся и не понял, кого в ней было больше».

Запись 91. «Сегодня Гусёныш разбила стакан с водой на кухне. Не знаю, что на меня нашло и почему я так сорвался, но я её сильно избил и бросил в комнату. Хотел потом как-то извиниться, погладить её, но она зарычала на меня и, хромая, убежала на потолок. Послал её. Пусть посидит недельку с выключенным светом, одна. Утихомирится. Уж больно нрав буйный».

Запись 92. «Она убила её... Она. Её...».

Запись 93. «Я открыл Гусёнышу дверь спустя несколько дней, чтобы она могла выйти, но она не стала выходить. Я решил, пусть дверь будет открытой: решится — сама выйдет, ничего страшного тут нет. Ушел. Готовил препарат. В общем, занимался своими делами, но вдруг услышал шипение Гусёныша, и Гемелла тоже что-то промычала. Подхожу, а там... Всё в крови. Гемелла лежит на полу и бьется в конвульсиях, из пореза на шее пульсируют струйки крови. Глаза такие пустые. А Гусёныш выскочила из комнаты и побежала в другую. Я... Я не знал, что делать, и по инерции побежал за ней. Оно как-то само так вышло. Я бежал за ней и даже не знал, что сделаю, если догоню. Она, пробежав по столу, уронила препарат, который я готовил. Он свалился прямо на неё, всё поразбивалось. Я закричал. Это были долгие дни работы, он действительно долго делается, и я взбесился на эмоциях. Отшвырнул стол. Она, когда убегала, еще и поцарапала меня. Это была последняя капля. Я загнал её в угол и начал забивать ногой. Втаптывал. Мне кажется, даже что-то сломал. Кровь была, не знаю точно, чья, но это было ужасно. Поначалу она еще пищала, но потом просто замолкла. А я всё бил и бил. Затем поднял её над головой, чтобы бросить о стену, но почувствовал, что она даже не сопротивляется. Опустил на пол, посмотрел на неё, а она, мне кажется, плакала и... Я даже не знаю. Она могла меня убить. Я был без костюма, и, при желании, она могла бы разделаться со мной без особого труда, но она лишь убегала, пока могла, а после даже не сопротивлялась. Просто лежала и терпела побои».

Запись 94. «Она выжила. Я всю ночь просидел рядом и думал над тем, что сделал. Мне кажется, я совсем потерял себя. В кого я превратился, даже не понимаю. Все эти старания — ради чего? Ради того, чтобы забить своё творение до полусмерти за своё же ужасное отношение? Когда я успел таким стать? Не представляю, что она чувствует. А ведь она действительно чувствует, и это, наверное, больше всего угнетает, ведь она была мне большей дочерью, чем Гемелла. За чем я гнался? Мне кажется, будет лучше, если я уйду. Так будет безопаснее для неё. Если я хочу сохранить ей жизнь, пока мне снова что-то не взбрендило в голову, мне нужно покинуть её. Ради неё самой».

Запись 95. «Выломал решетку в вентиляции, чтобы она могла выходить наверх, когда я уйду. Надеюсь, она однажды простит меня за мою жестокость».

Запись 96. «Появился жар. Сначала я не понял, что к чему, но после дошло, когда увидел царапину. Гусёныш наступила в препарат, когда уронила его, а потом, поцарапав меня, занесла его в мой организм. Поскольку доза была маленькая, то и реакция пошла слабая, потому я не сразу сумел заметить возникшую проблему».

Дальше текст был трудночитаемым, будто писал другой человек. Какие-то петельки еще совпадали в почерке, но, в целом, было что-то совсем не то.

Запись 97. «Состояние ужасное. Жуткий жар. Пишу через силу. Наверное, это последняя запись. Уже замучился пить. Как же тяжело формулировать мысли! Почему-то хочется выть. Поцарапано было левое плечо, и моя левая рука начала меняться. Да и сам я начал трансформироваться в какое-то лохматое чудовище. Ввел себе очеловечивающий препарат. Теперь жду. Если больше не будет записей, значит, всё. Конец. Больше нет меня...».

Далее в дневнике была лишь одна корявая запись, которую было трудно прочесть. Я решил отойти, чтобы как-то переварить прочитанное. Описанные события казались какими-то нереальными. Но, с другой стороны, моя Гем — живая свидетельница и участница тех событий. Всё произошедшее, конечно, было ужасным. Но и, что скрывать, интересным! Оно стало частью моей жизни, словно я читал интересную книгу, которая была основана на реальных событиях, которые затрагивали и меня, потому что моя Гемелла — это Гусёныш, который перенес жуткую трагедию. И, несмотря на это, она мне тогда доверилась и легла ко мне на ногу, не убила меня и даже стала слушаться. Я назвал её Гемеллой, и она приняла это, хотя Ромеро ни во что не ставил её именно из-за той, другой Гемеллы. Это... Просто с ума сойти! Она столько перенесла и всё равно находила в себе силы жить дальше.

Продышавшись и успокоившись, я решился прочитать последнюю запись.

Запись 98. «Прости, Гусёныш. Моя Гемелла — это ты».

Это было единственное, что я смог разобрать, и то не был уверен в том, что всё правильно прочитал.

Мое отношение к Ромеро пошатнулось в очередной раз. Ведь все мы однажды поступаем не так, как следовало бы. В такие моменты мы ведомы волей случая, который слишком сильно завладевает нашим сердцем и тащит нас по ступенькам судьбы так бесцеремонно и жестоко, что хочется кричать. Но рот заткнут, и всё, что мы можем, это просто ждать, когда судьба нас отпустит. А после остается только жить с последствиями. Видимо, так и случилось с Ромеро. По крайней мере, мне хочется в это верить, ведь он все-таки сумел начать видеть жизнь должным образом. Такое, конечно, простить очень сложно, проще винить человека за то, как он поступил. Но ведь и умный может однажды предстать дураком! Все мы порой совершаем ошибки. И что теперь, надо за это нас ненавидеть? Ответим честно: нет. Себя мы всегда готовы простить. А других?

О дальнейшей судьбе гениального ученого можно было только гадать. Возможно, он выжил и где-то начал всё с нуля. Возможно, всё еще бегает химерой и каждый день борется за жизнь, а возможно, его давно уже нет. В любом случае, его история поучительна. Я взял из неё, по моему мнению, лучшее. Боль нужно пережить, выстрадать, отмучиться, извлечь из неё уроки, а после — всё отпустить и не гоняться за фантомами, которых на самом деле невозможно догнать. Это бегство по кругу. Нулевая борьба. Бессмысленное сражение с вымышленными врагами. И не то что бы на этом всё заканчивается, вовсе нет. Дальше начинается другая жизнь, в неё приходят другие люди, другие события, и всё меняется. Если, конечно, не начинается второй круг нулевой борьбы и человек не бежит строить из пришедшего нового неповторимый образ старого.

ГЛАВА XV

После прочтения дневника я какое-то время переживал свои эмоции, а после понял, что не знаю, куда себя деть. Время шло, я занимался то уборкой, то готовкой, то просмотром новостной ленты, но чего-то мне не хватало в жизни. Дневник стал каким-то откровением, которое захватывало меня, и то, что я его растянул на такой долгий промежуток времени, только усугубляло ситуацию, поскольку я жил, пропитавшись событиями из него, гадал о том, что будет, и в итоге стал его незаписанным продолжением, которое не знало, как быть дальше.

Запись 99. «Сами по себе гении рождаются нормальными, но жизнь делает их сумасшедшими. Именно это я понял, читая дневник. Не знаю, почему я решил его продолжить и не заводить свой собственный, но мне кажется, так будет правильно. Я стал частью его и своей жизнью пишу продолжение, как, наверное, любой человек, который, возможно, его прочитает. Эта мысль пришла мне в голову, когда я столкнулся с тем, что после прочтения уже не могу быть прежним. И, если ты это читаешь, знай: ты тоже не будешь прежним человеком. Любая мысль, над которой мы думаем, задерживается в нас дольше, чем нам кажется, потому что раз уж сознание уделило ей внимание, то подсознание и подавно. Нам даже в голову не приходит, из какого количества случайной информации мы состоим. И все якобы гениальные мысли и инсайты, которые нам приходят на ум, не более чем уже ранее услышанное или сказанное. При этом оно зачастую не проходит конвейер сознательной мысли. А что до безумных гениев, то они творят, комбинируя мысли и идеи непривычным образом. Именно поэтому среди психически больных так много гениальных людей. Эпилепсия, шизофрения и еще множество диагнозов, с которыми можно войти в историю. Выбирай любой. Но важно при всём этом помнить, что, проникнувшись чем-то вроде интересной книги, фильма или идеи, мы становимся их продолжением, поскольку несём в себе эту часть дальше, как свет в ладонях, который люди передают друг другу. Мы можем однажды подумать, что забыли о волновавшем нас. Но оно навсегда с нами. В нашей голове. В структуре нашего мозга. Закрепилось в нейронных связях. И потому мы — продолжение того, что нам однажды стало интересным».

В дневнике мне хотелось написать о чем-то важном, прежде чем перейти к описанию собственных переживаний. Получилось сумбурно, но я же не писатель и не психолог, чтобы знать, что писать и как. Да и какая разница: как ни пиши, всё правильно, суть же не в красоте строки.

Вечером мы с Гем отправились на арену. Она хотела участвовать. Я не стал этому противиться, потому что ей, видимо, это действительно было необходимо. Конечно, я переживал за нее, а как иначе, но знал, на что она способна. То, что раньше пугало, стало причиной успокоения. Такая вот удивительная жизнь.

— Ну, что, вы готовы? — спросил ведущий. Толпа закричала. — Начнем!

Гемелла вышла на арену против смеси осьминога и чего-то еще. Огромная масса с множеством щупалец и огромной пастью. Перемещалась химера тяжело, но ей это не особо и нужно было: за неё всё делали щупальца. Каким образом мастеру удалось адаптировать осьминога к суше, да еще и выдерживать такие габариты, оставалось загадкой. Химера была явно дорогая, затратная и опытная. Я, конечно, отслеживал бойцов, знал многих, но всех знать было нереально, даже если они и были такими броскими, как эта.

Гем начала прощупывать поведение противника, оббегая вокруг и изучая слабые стороны. В толпе я видел озадаченные лица: люди не понимали, что она делает. Также я видел напрягшихся профи и еще самые разные эмоции. Для меня же всё было очевидным. Пробегая вокруг, она искала слепую зону, чтобы можно было начать с неё, ведь химера неповоротливая и просто не успела бы повернуться к моменту, когда выдастся возможность её ранить. Щупальца проносились мимо Гемеллы. Она сделала около трёх кругов, пока я думал. В этот момент толпа ревела и требовала бойни, крови и разлетающихся по арене кишок. Им было откровенно плевать, в большинстве случаев, кто победит: они пришли ради зрелищ и ждали только их, а то, что у химеры может быть стратегия, то, что она тоже хочет жить, как и любое существо, и что она не игрушка, которая призвана развлекать, и борется за свою жизнь, каждый раз выходя на арену, ими просто не замечалось. Мне хотелось спустить Гемеллу на этих выродков, которые, кроме развлечений, больше ничего не хотели от этой жизни. Совершенно тупое и бесцельное существование. Живущие только здесь и сейчас чертовы гедонисты!

На четвертом круге, когда осьминог уже запутался, куда поворачиваться, Гемелла рванула в слепую зону. Вцепилась зубами в плоть, пытаясь отодрать клок, но её схватили щупальца и начали сдавливать. Каждый выдох уменьшал следующий возможный вдох, поскольку сжатая грудная клетка не позволяла легким вдохнуть полностью. Гемелла не разжимала зубов, а осьминог не ослаблял хватку. Хвост Гем мотался из стороны в сторону. Им она пыталась ранить щупальца, но порезы получались слишком слабыми. Ситуация казалась тупиковой, и Гем явно проигрывала, поскольку долго она так не могла протянуть, ведь у неё бы просто закончился воздух или она разжала бы зубы и угодила прямиком в пасть, что поставило бы финальную точку в её жизни. Я не находил себе места. Появились даже мысли спрыгнуть и убить этого чертового осьминога. И только я хотел это сделать, как заметил, что борьба начала принимать новый оборот. Осьминог ослабил хватку, и его щупальца буквально попадали на землю в легких конвульсиях. Гемелла, вцепившись, пускала яд, что парализовало противника и позволило ей выбраться. Решение было просто гениальным: прокусить шкуру в одном из самых плотных мест, которое очень трудно оторвать от тела, и пустить яд. И пока я это осознавал, Гемелла вскрывала голову осьминогу, добираясь до мозга. Мастер не находил себе места. Хотел даже спрыгнуть и спасти химеру, но его удержали стражи арены, которые контролировали баталию. Я смотрел на него и понимал, что на его месте мог быть другой человек, и, не выдержав зверства Гемеллы, крикнул ей:

— Гем!

Она посмотрела на меня. Я показал рукой у шеи, чтобы она прекращала. Гемелла послушала меня: завершила бой, обойдя химеру и встав перед её пастью, замахнулась и шипом на хвосте пронзила глаз, добравшись до мозга. Из глазницы потекла серая жидкость вперемешку с кровью. А Гем сделала пару победных кругов вокруг мертвого осьминога.

Ликование толпы было понятным: они увидели зрелище, а мне было не по себе. Что-то явно выгорело внутри. Больше не хотелось всех этих боев, крови, ненависти, борьбы на публику. Это стало каким-то чужим для меня. Если раньше я не придавал этому значения и смотрел на всё, как на банальный заработок, то, по возвращении из региона, все эти сражения стали казаться какими-то фальшивыми и даже глупыми. Двое обученных зверей бьются насмерть ради денег для своих хозяев. Всё это, конечно, часть выживания, другая форма дикарства, но слишком уж далеко это от цивилизованного общества и гуманизма, о котором любят твердить господа из правления полисами. Неоправданная жестокость с одной стороны — и вполне оправданная с другой. Встреться они в регионе, было бы такое же сражение, и разница лишь в том, что в регионе нет никаких зрителей, есть только участники.

Пока я философствовал, ведущий традиционно спросил о желающих поучаствовать.

— Я готов! — произнес голос из толпы.

Этот голос мне был знаком. Совсем недавно я его слышал, но сейчас в нём было меньше бахвальства. Из толпы вышел тот самый чемпион, который недавно убил неопытного дебютанта.

— Но у нас здесь одиночные баталии, — произнес ведущий, — если, конечно, это не будет обоюдным согласием.

Я помнил, что костюм нельзя светить, и потому отказался от двойной. Толпа к этому, конечно, отнеслась негативно, но бой все-таки состоялся. Чемпион согласился на одиночную баталию. Мне хотелось разнести этой выскочке башку, и костюм бы обеспечил мне победу, но, к сожалению, пришлось отказаться, удержав эмоции.

На арене были две химеры: моя Гемелла и это чертово многолапое чудовище по кличке Пушок. Баталия началась. Пушок ринулся в бой. Гемелла, пробежав немного навстречу, сделала разворот, чтобы ранить противника шипом на хвосте, но Пушок схватил её за хвост и потянул на себя. Гемелла устремилась под него, чтобы добраться пастью до мягких тканей, но Пушок перехватил её по пути. Сжал лапами перед собой и хотел было уже оторвать ей голову, но она пустила струю яда Пушку в глаза. От этого он взбесился, зарычал и, держа Гемеллу за хвост, начал мотать из стороны в сторону, ударяя по арене. Я слышал, как Гем всхлипнула от боли. Впервые. От эмоций я с такой силой сжал стальной поручень, что тот смялся. Пушок хотел перехватить Гем так, чтобы можно было прижать её к земле и другими лапами забить, как обычно это делают гориллы, но у Гемеллы вдруг отпал хвост. Зрители охнули. У меня от страха чудовищно заколотилось сердце. Я хотел вмешаться, но заметил, что нет крови и что Гем продолжает борьбу. Я вспомнил, что ящерицы отбрасывают хвост, а поскольку Гем имела жутко намешанные гены от всего, что только можно представить, то, скорее всего, она просто его скинула. Это же Ромеро проектировал химеру.

Пушок не понимал, что происходит, и пытался разорвать хвост. Гемелла оббежала ослепшего противника и вцепилась ему в спину, вгрызаясь в позвоночник. Пушок пытался достать её, но лапы так не загибались, чтобы можно было её сдернуть. И даже когда схватил, ему не хватало сил сдернуть Гем со спины. Он рычал, махал лапами и скинутым хвостом, но ничего не мог сделать, пока Гемелла прогрызала ему спину. Яда, скорее всего, у неё уже не было, поскольку он весь был истрачен, и потому приходилось убивать всеми доступными методами. И вроде бы исход боя уже был предрешен, но Пушок неожиданно упал на спину, придавив Гемеллу, и начал кататься по песку, стараясь сдернуть Гем со спины. Через минуту ему это удалось. Он вывихнул Гемелле заднюю лапу, и она, прихрамывая, отбежала и прижалась к земле, наблюдая за поведением Пушка. Он не видел её. Рычал и пытался нащупать её, услышать или унюхать, но ему это не удавалось. Тем временем кровь текла. Пушок ослабевал. А Гемелла переводила дух. Когда он подошел слишком близко, она рванула под него, но из-за вывихнутой лапы не рассчитала скорость, чтобы вновь оказаться на спине. Пушок схватил её за вывихнутую лапу. Гемелла скулила и извивалась от боли. Но тот лишь взмахнул ею над головой и изо всех сил ударил о землю. Со спины Пушка брызнула кровь. Он, видимо, дорвал то, что перегрызала Гемелла, и начал терять равновесие. Гем, едва переставляя лапы, ползла в сторону противника. Пушок, оставляя кровавый след, полз ей навстречу. Зрители замерли. Замер и я. Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного. Зрелище было ужасным. Голограмма эффектно показывала происходящее, замерив даже расстояние между ними. Чемпион очень сильно нервничал, не находя себе места. И вот, когда оставались уже секунды до встречи, Гемелла из последних сил бросилась через Пушка, игнорируя боль в сломанной лапе, и вцепилась ему позвоночник, отчего Пушок скрючился и начал переворачиваться на спину. Гемелла поняла, что может быть придавлена, и уперлась лапой в землю, не давая ему перевернуться. Пушок вновь ухватил её за сломанную лапу и начал тянуть. Гемелла скулила и верещала от боли, но не разжимала пасти. Так продлилось пару минут, после чего Пушок ослабил хватку. А Гемелла заползла ему на спину и продолжила перегрызать позвоночник. Камера показала её очень близко. Из глаз химеры текли слезы, но она, рыча и поскуливая, продолжала грызть мертвого Пушка, не понимая, что бой уже закончился. Я хотел её позвать, но не успел. Чемпион спрыгнул на арену и оттолкнул Гемеллу как можно дальше от своей мертвой химеры. Затем включил лазерные когти и направился к ней. Я спрыгнул на арену, побежал к нему и закричал, но он меня игнорировал. Подошел к ней, приставил к горлу когти, а другой рукой начал сдавливать сломанную лапу. Гемелла извивалась от боли. Подбежав, я ударил его со всей силы в голову, и он отлетел в сторону, когтями пройдясь по Гемелле и оставив прижженные порезы. Гем заскулила, но, вопреки боли, поползла к нокаутированному чемпиону. У меня на глаза накатили слезы от её решимости. Чемпион, придя в себя, направился ко мне. Я, в свою очередь, полностью активировал костюм и пошел навстречу. У меня на экране высветилось: «Использовать максимальный режим?», и я выбрал «Да». По телу прокатился холодок, стало очень легко, появилась неимоверная уверенность в себе. Костюм начал нагреваться, я чувствовал легкое тепло, но одежда, которая была надета поверх костюма, уже горела. Противник подбежал ко мне, желая ударить, но я схватил его и прижал к себе. Его костюм тоже начал нагреваться, но температурного режима у него не было. Сначала он пытался ударить меня и выбраться, потом костюм начал обжигать его тело, и тогда он закричал. Я смотрел, как он извивался, медленно сгорая заживо, как его лицо покраснело, а в глазах застыл ужас, и как для него единственно важным в жизни стала сама жизнь. Прошло совсем немного времени, и он буквально закипел в своем костюме. Я разжал руки, и он упал. Тогда, сделав из руки шип, я пронзил его голову.

Толпа ревела, но я её не слышал, а понял это только по внешним признакам. Аккуратно взяв Гемеллу на руки, я отправился прочь, понимая, что для нас осталось мало мест для спокойной жизни — регион или другой полис. За костюмом точно придут и захотят его изучить для своих нужд. А что останется мне? Ничего! У меня всё заберут и, скорее всего, убьют, чтобы я ничего никому не рассказывал. Та же участь постигла бы Гем.

В спешке я быстро собрал всё, что могло бы пригодиться в лаборатории. Там решил сделать перевалочный пункт. Гемелле наложил шину, обеззаразил и запенил лапу, чтобы она нормально срослась. Закинул её на плечо и отправился в регион. Переживал, что могут остановить на границе и не дать уйти, но был шанс, что они еще ничего не знают и мы сможем ускользнуть. С домом я простился легко. Не как в прошлый раз, а просто вышел, закрыл дверь, и всё. Но оно и понятно: люди долго прощаются только тогда, когда не хотят прощаться. В остальных случаях всё происходит быстро. Порой даже удивительно, как легко мы отказываемся от некоторых вещей, которые еще недавно имели для нас огромную ценность.

В голове проносились мысли о том, куда бежать, как устроить жизнь. Остаться в регионе или начать с нуля в другом полисе? Что нас ждет? Еще недавно была обычная жизнь, а сейчас уже — побег от смертной плахи. Это тяжело и страшно, на самом деле. Очень пугает неизвестность. Вроде понимаешь, что главное — выбраться из Горгорода, но, пока нет явной опасности, не боишься настолько, чтобы не думать о том, что будет дальше. Ну, выберемся мы, а дальше-то что? Да, будет больше шансов остаться в живых, но перспектива всю жизнь провести в лаборатории, в которую вполне могут однажды нагрянуть, не очень-то радужная. Без людей крайне тяжело, и выдержать можно лишь небольшой промежуток времени. Всю жизнь не получится. Человек, выросший в обществе, всегда будет стремиться к людям. И чем дольше он в нем формировался, тем сильнее будет тяга. Гемелла могла бы прожить без людей, но, при этом, она меня не убила, когда была возможность, а это означает, что даже ей нужен кто-то. Так что единственный выход — попасть в новый полис. К тому же в лабораторию мы не сможем вернуться. Смогу только я. Гемелла не влезет в лифт, а значит, либо я один в лаборатории, либо мы вместе в полисе.

Вагон маглева был практически пуст, в нем были только мы. Никто не хотел в регион в такое время. В окнах мелькали люди, дома, химеры, вывески, всякая реклама и прочая чепуха мира, в котором нам больше не суждено было жить. Горгород был не единственным полисом, в котором приветствовались химеры. Многие так и не смогли от них отказаться, несмотря на то, что мир был ими изуродован. Да и ими ли? Это все равно что людей отправлять на войну: виноваты не рядовые солдаты, а те, кто им отдает приказы. Химерам, конечно, никто приказов не отдавал, но и выбора у них не было. Чтобы жить, им нужно было убивать. Это дикие звери все-таки. Человек еще слишком мал, чтобы иметь в своем распоряжении оружие, способное уничтожить целую планету. Но, к сожалению, ядерное, химическое и биологическое оружие уже есть. Химеры — лишь развлекательная индустрия, вышедшая из-под контроля. Но к чему это привело? И далеко ли до следующей катастрофы? Вопрос, скорее, риторический. К сожалению, с годами умнее мы не становимся, а те достижения, которые совершаются, становятся лишь готовой формулой, которую мы подставляем в решении задач. Знания рядового человека — лишь набор фактов и заученные навыки. Развития, как такового, нет. Глупость повсеместна. Очень мало тех, кто знает, как работают обычные часы или ноутбук. Получив права, люди понимают принцип работы машины, но понимают только механическую сторону. Современный человек тешит себя иллюзией знания, но, в сущности, он просто пользователь, который не знает, как устроены вещи, которыми он привык пользоваться. Великие умы также недалеко ушли от обывателей: они просто пользуются рецептами, а открытия совершают практически вслепую или по случайности. Со временем обучающий процесс становится дольше, но качества он от этого не приобретает и, в большинстве случаев, это просто забивание головы мусором. Какая, к черту, разница, в каком году родился и на кого учился ученый, который что-то там важное открыл? Зачем это знать? Может, оно пригодится в жизни? Каким, мать его, образом?! Важно лишь то, что он открыл и как оно работает, всё остальное — лишняя информация, которую знать не обязательно. Но обучение и развитие никогда не выступали на первый план. Прогресс не становился целью. Он был лишь инструментом в руках людей, стремящихся к власти, остальное их не интересовало. Первыми в космос, первыми создать водородную бомбу, первыми в спорте... Это всего лишь показуха перед другими племенами. По финансированию легко понять, что приоритетно для властителей, и всегда на первом месте будет содержание власти. Удобно держать народ пользователями. Они как-то живут, играют в семьи, развлекаются, но все равно тащат лямку, хоть и ругаясь, бурча себе под нос. Невежество — удобная вещь для власти, но не намеренная: зачем делать народ тупым, если он и так недалекий? И это вполне очевидно! Дай человеку свободное время, и что он сделает? Пойдет в библиотеку, накопит на свою маленькую лабораторию, попытается разобраться в проблемах общества и захочет предоставить революционные решения? Разве нет? Может, пойдет и посадит дерево, уберется возле дома, организует дебаты по решению злободневной проблемы... Что, тоже нет? Вовсе нет! Что-то мешает? Нет, ничего не мешает. Человек не мотивирован к развитию от природы, и поэтому его не нужно намеренно делать тупым. Всё, что нужно, это обучить работать, и он будет работать. Дай человеку равенство с соседями, и он будет доволен тем, что имеет, или будет желать быть лучше их, но не более. Высоких целей себе не поставит. К большему стремятся только те, у кого есть какие-то серьезные проблемы. Любой великий человек был либо больным, либо гонимым, либо зависимым, либо вынужденным делать то, что он делал, чтобы преодолеть какую-то трудную проблему. Лиши общество проблем — и оно быстро деградирует. Проблемы — корень развития, и это применимо не только к человеку, а к целым культурам и государствам. Именно поэтому я буду встречать в разных полисах примерно одну и ту же картину с гедоническим идолом. Одно и то же тупое общество, частью которого я являюсь. Лучше ли я хоть чем-то? Отнюдь. У меня нет никакой великой цели. Я просто еду в вагоне маглева и желаю спастись. А чтобы не было скучно, тащу с собой кусок раненого мяса.

И тут я вспомнил Ромеро. Он действительно был психом, но у него хотя бы была цель, которую он преследовал. А главное, через какую боль он шел к ней, несмотря ни на что! Так кто ужаснее: человек с великой целью, творящий аморальные вещи, или простой обыватель, который бесцельно тратит свою жизнь?

На посту меня узнали.

— Снова в регион? — улыбаясь, спросил страж.

— Да. Нужна новая химера, — ответил я.

— А с этой что?

— Она своё отвоевала.

— О! Так давай помогу. Прострелю ей голову, и всё. Зачем тащить обратно? — предложил страж. Я замешкался. У меня не было ответа на этот вопрос.

— Нет. Она нужна мне живой.

— Зачем?

— Для охоты на новую химеру, — неуверенно ответил я.

— Ну, давай. Нам тут скучно сидеть. Хочется хоть кого-нибудь убить.

— Она мне нужна как приманка.

— Да брось! Новую найдешь. Их там вон сколько!

— Пусть идет, — сказал другой страж, старше по званию.

— Спасибо, — ответил я.

Меня вновь отвезли к тому же месту, как и в первый раз. Шлем я не решился надеть, пока стражи не уехали. Боялся, что они могут заговорить про костюм или что-то вроде того. Первый этап плана был позади: я смылся из Горгорода. Дальше план был размытым, и я точно не знал, что именно делать, но лучшее, что я мог предпринять на данном этапе, это дойти до лаборатории, чтобы уже там решить, что делать дальше. Бросить Гемеллу или выходить её, или попробовать напечатать новую химеру со своими ДНК, или собраться с силами и поселиться в новом полисе. Вариантов — масса, но какой из них наилучший, трудно сказать. Гемелла стала важным участником моей жизни, но здесь стоял вопрос выживания, который не исключал жертвы. Начни выхаживать её — могут нагрянуть стражи или химеры, которые пусть и не сожрут меня благодаря костюму, но убьют её, пока я буду занят сражением. Пойди я с ней такой в полис — ситуация, опять же, не изменится. Брось её на произвол судьбы — замучает совесть. Она мне стала родной. Как её бросишь? Гемелла меня не убила, когда могла, но и не спасла. Я это сделал сам. «Так как поступить?» — думал я, мучаясь выбором.

ГЛАВА XVI

На пути к лаборатории я так никого и не встретил. Осмотревшись, оставил Гем у входа, а сам помчался за палаткой. Что делать — еще не решил. Оставил это на утро. Всё приготовив, я наконец-то смог расслабиться и даже нашел время полюбоваться звездами. Никаких философствований в голове не возникало, была лишь черная пустота от суматохи дня, и в ней, кажется, затерялся уставший человек. Какие жуткие мысли о том, чтобы бросить дорогое сердцу существо! Это каким же надо быть чудовищем, чтобы бросить того, кого любишь!

Закрыв глаза, я вновь оказался у болота. Вновь осмотрелся, увидел примятые камыши, которые видел уже более сотни раз, подсохшую кровь на листве и плавающую каску, прибившуюся к камышам. Вновь попробовал подцепить её сухим деревцем, но макушка опять переломилась и каска упала в воду. Как ни удивительно, снова утонула. С правой руки я перецепил когти на левую, но только я это сделал, из воды вновь выскочила водная химера. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В истерике я начал бить выключенными когтями по пасти, но химера лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Затем я оказался под ней. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я запаниковал. Стало чудовищно страшно. Хотел позвать Гемеллу, но не смог произнести ни звука. Меня прижало к земле. Я увидел огромную пасть, которая в следующее мгновение отправила меня в пустоту...

Я вскочил в холодном поту. За ночь совсем забыл, что вновь нахожусь в регионе, в палатке. Потер руками лицо, приводя себя в порядок. Ночь была прохладной. Из лаборатории я принес еще одеял для Гем. Сам уже не мог уснуть: сидел у дерева, пил чай и смотрел куда-то в пустоту, пытаясь найти себе место в жизни. Вроде бы уже четвертый десяток живу, а всё еще не понимаю, куда идти и как правильно принимать решения, чтобы не жалеть о них после. Гемелла не человек, чтобы мучиться совестью, но большая ли разница в том, человек она или нет? Казалось, простые вещи, которые в обществе имеют готовые ответы, сейчас стали неразрешимой проблемой. Как бы поступил другой? Но ведь я — это я! Мне нужно иметь смелость быть собой. Принимаемые мной решения и есть то индивидуальное, которое меня определяет, так зачем обращаться к опыту большинства? Всё стадо баранов может прыгать с обрыва, но это не значит, что выжившая овца поступает неправильно.

Гемелла не приходила в себя. Я, измаявшись, отправился в лабораторию за рисунками. Хотел рассмотреть их получше. Возникла идея найти что-то общее в химерах, которых напечатал Ромеро, чтобы понять, что было связующим и самым главным в его творениях. Всегда есть что-то общее. И не важно, химеры это, рисунки, песни или что-то еще: оно всегда есть. Всё равно, что почерк у рукописного текста: можно писать разные слова и фразы, но почерк изменить практически невозможно.

В лаборатории, собирая рисунки, я вспомнил про препараты, о которых писал Ромеро. Решил проверить, есть ли они вообще. Что с ними делать, я не решил, пока шел, но мне захотелось их проверить — по причине, непонятной для меня самого. Они стояли на месте, но было не понятно, какой из них для чего. Они различались по цвету. Видимо, специально были подкрашены: один — темно-голубого цвета, второй — темно-оранжевый. В дневнике ничего не было сказано про то, какой из них для чего и в каких дозировках препараты нужно использовать. Рассматривая их в холодильнике, я подумал, что если ввести Гем препарат, который делает из человека химеру, то она, поскольку уже является химерой, просто вылечится и всё. Да, может, незначительно изменится, может, даже станет опасной, но я ведь в костюме. Да и каковы её шансы выжить, если этого не сделать? У неё внутри, возможно, каша из органов после того, что было на арене. С такой высоты — еще и с силой о землю... Как я вообще смог на это смотреть?!

При воспоминании о том, что было на арене, глаза у меня заслезились. Это было трудно воспринять. Вроде бы столько всего видел, столько смертей, но к подобным вещам относительно того, кого любишь, невозможно привыкнуть. Если сознание до этого как-то отстранялось, то тут этого не случилось. Я видел Гем неуязвимой и непобедимой, королевой арены, но беда в том, что нельзя всегда побеждать. Химеры настолько разные, и у всех у них свои сильные и слабые стороны, поэтому для каждой можно найти противодействие, несмотря на то, что сама по себе противодействующая химера может быть слабой. Борется ведь не один вид. Множество. Одни ядовитые, а другие толстокожие, одни массивные, другие маленькие и шипастые. И даже то, что они сражаются в разных природных условиях, не является чем-то обобщающим, потому что используют разное оружие и разные методы.

Обыскав комнату, я не нашел ничего, что могло бы пролить свет на то, какой препарат какого цвета. В поисках прошло минут пятнадцать, а затем я остановился и сказал себе:

— Да какая, к черту, разница?! Будь она хоть человеком, хоть зверем, я охотно приму её любой! Вколю темно-голубой, а там посмотрим.

Стараясь не мешкать с выбором, я максимально быстро собрал всё, что было нужно для укола, забрался в палатку и вколол препарат. Руки дрожали, дыхание участилось. Гемелла никак не реагировала. Я вышел, чтобы спокойно отдышаться, но внутри что-то будто ныло. Я ненавидел это проклятое чувство, когда что-то делаешь на эмоциях или на какой-то волне, а потом начинаешь думать о поступке. И не то что бы я сомневался в своем решении, просто тревожился.

Меня переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, я, не стесняясь этого слова, любил Гемеллу, с другой стороны — она являлась обычным зверем. Да, разумным, да, со своей трагичной историей, но между нами раскинулась видовая пропасть, которую было не преодолеть. Из дневника Ромеро было понятно, что, вводя ей препарат, я очень рисковал, как её жизнью, так и своей. Она теперь могла перестать быть собой, стать агрессивной и еще черт знает как измениться. Но выбора не было. Это был единственный шанс вытащить её с того света. И, возможно, утерянный, поскольку, чтобы пережить трансформацию, нужно иметь много сил, а она была при смерти. Я, конечно, боялся. Очень боялся. И переживал о том, что нас могут искать. Поначалу, мне хотелось оставить Гем, а самому продолжить путь. Спастись. Но после я понял, что не представляю себя без неё. И дело тут было не в том, что она меня не убила, когда была возможность, и не в том, что она была победителем и на ней можно было делать деньги, а в её упертом желании любить. Она бы точно меня не оставила. Умерла бы рядом с голоду, охраняя мой сон, но не оставила бы. Для меня это было очень ценно. В этом мире слишком многое отпускалось с легкой руки, за дорогое никто не боролся, обиды перекрывали всё. А она... Вопреки и несмотря.

Запись 100. «Прошел день, как я ввел Гемелле препарат. Никаких видимых изменений не произошло. Постоянно проверяю сердцебиение и каждый раз боюсь его не найти. Лгать не буду: я очень устал. Такое ощущение, будто время растянулось и минута стала часом. Морально я готов ко всему, но стараюсь верить в лучшее. Отвлечься ни на что не могу. Да и тут, в общем-то, не на что отвлекаться. Единственное, что я смог, — оставить эту запись. Задумался даже о времени и том, почему возникает такой парадокс: когда ждешь — время тянется, а когда участвуешь в чем-то интересном — время бежит. Думаю, всё дело в работе мозга. При стрессе организм мобилизуется, чтобы можно было мгновенно отреагировать на ситуацию, поскольку от этого может зависеть жизнь. А при интересном занятии мозг погружается в ситуацию и не отвлекается на время, потому и возникает иллюзия того, что время пробежало. Из этого напрашивается нехитрый вывод: мне нужно занять себя чем-то интересным, чтобы переключиться от ожидания на какой-то процесс. Осталось найти, на что...».

Про себя я подумал, что зря перестал общаться в социальных сетях. Они, конечно, были для моего поколения не так актуальны, как для старшего, но всё равно еще имели свою ценность. И здесь есть даже некоторая тоска по ретро-общению. Химеры, как феномен, вытеснили социальные сети на второй и даже третий планы. Интернет, став однажды глобальным, вытеснил телевидение, которое, в свою очередь, вытеснило радио, а радио, в свою очередь, — газеты, но перед этим газеты вытеснили устную форму передачи информации, при которой через пятые уши вся суть искажалась до неузнаваемости. Жизнь менялась, и индивидуальная феноменология века с каждым новшеством всё сильнее начинала отдавать душком. Она проходила свои стадии и для последующих поколений уже не была чем-то выдающимся и популярным. Вся эта известность полуголых женских задниц и блогеров со своим обязательным мнением обо всём ушла в прошлое. Для новых поколений это стало чем-то глупым и подвергалось постоянному высмеиванию. Всё перешло к коллективным решениям, а общение сменилось реальными встречами. Кто бы мог об этом подумать раньше! Даже смешно. Людям старого мышления тяжело понять людей нового. Но, собственно, это применимо и наоборот. Культура эволюционирует по-своему и значительно быстрее биологической. Каждое открытие запускает волну изменений и меняет всё, что связано с новшеством. Социальные сети — это попытка людей приблизиться друг к другу. Коснуться на расстоянии и поддержать некую ментальную связь. Но зачем это, когда можно жить рядом и получать гораздо больше эмоций от реального общения? Когда-то было смешно писать друг другу письма и неделями ждать ответа. Сейчас же стало смешно отправлять слова и не видеть собеседника вблизи. Мир переменился и стал более открытым, поскольку это более здоровый вид общения, пришедший на смену интимным беседам незнакомых людей. Каким бы забавным это ни казалось, но сначала лодка раскачивается в сторону искаженного восприятия мира, которое часто нездорово, но, благодаря рекламе и пропаганде, процветает, а уже после накапливания опыта начинается борьба и выправление её на здоровый лад.

Гемелла пошевелилась и сбила череду моих мыслей. Попила воды и снова отключилась. Я поначалу испугался, но после обрадовался, что она в нормальном состоянии и справляется с действием препарата. Можно было расслабиться. Шансы на то, что она выживет, поднялись в разы. От волнения я заходил кругами вокруг палатки и дерева. Включил тепловизор, чтобы осмотреться насчет возможной опасности, и сделал это очень кстати. Вдалеке я заметил человека. Он был один и шел в боевом костюме обычной походкой, словно прогуливался по парку. Казалось, ничто его не беспокоит. Я присел, чтобы он меня не заметил, но было уже поздно: он поднял руку и что-то крикнул. Я не разобрал. По мере приближения, смысл слов стал понятным: он говорил, что не желает мне зла и просто направляется в Горгород.

— Я хочу попасть в Горгород, — сказал незнакомец. — Не подскажешь, как туда добраться?

— Стой! — сказал я.

— Ладно-ладно. Стою. Мне не нужно проблем.

— Кто ты?

— Я просто путник. Хочу перебраться в новый полис. Иду из Радужного. Там стало слишком небезопасно.

— В каком смысле?

— А ты не знаешь?

— Чего не знаю?

— Как?! Это все знают! Во всех новостных лентах только об этом и говорят.

— Я не слежу за новостями. Там ничего интересного.

— Ну, друг, не в этот раз.

— Так что там? — спросил я, стараясь понять, что такого удивительного случилось.

— Может, присядем? Я долго шел и собирался сделать привал...

— Да-да, давай присядем.

Мы уселись на землю, подойдя ближе к палатке. Это было нужно, чтобы воздушные химеры не заметили нас и пролетели мимо. Одно из ключевых правил в регионе: не попадаться в поле зрения потенциального врага.

— Почему у дерева, а не у леса? У леса ведь безопаснее, — сказал незнакомец.

— Что случилось в Радужном? — спросил я, возвращая собеседника к теме разговора.

— Ах, да. Короче. Я всю жизнь прожил в Радужном. Прекрасный, добрый полис, какой еще поискать. Горгород не так хорош, но что поделаешь, Радужного больше нет. Не представляю, куда пойти, если и с Горгородом случится то же самое. Все остальные не такие демократичные.

— Да что случилось-то?! — не выдержал я.

— О, да... Ты слышал про человекоподобных химер? Ну, про них-то наверняка слышал.

— Да, было такое.

— Так вот: они есть! Действительно есть! И их целая армия. Слухи оказались правдивы. Они как люди, только со звериными частями тела. У большинства торс человеческий, габариты, конечно, значительно больше, мускулистые такие, кто-то волосатый, а кто-то с чешуей. И, они разумны! Есть мнение, что это новая веха в истории. Собственно, их предводитель так и сказал: мол, начинается новая эра в истории, теперь появятся человеческие химеры, и то, что раньше было невозможным, станет реалиями нового дня. Он умный. Я бы не запомнил этих слов, если бы их так часто не повторяли в ленте. Такое ощущение, что он раньше был человеком. Он, собственно, всё еще человек. А может, стал им. Но это не главное. Он говорит, что построит Вавилон! Да-да, так и сказал: «Это мой Вавилон!»

Я сразу вспомнил Ромеро. Ему хотелось другого мира, поскольку в этом он не смог найти себе места, а, зная его претенциозность, он бы вполне мог выкинуть что-то подобное. Но почему тогда он не вернулся за своим Гусёнышем? Он ведь признал её дочерью.

— Он сказал, что жители могут остаться, если хотят, и что им не причинят вреда. Но если причинят...

— Подожди. Как он попал в полис, если у каждого есть достаточно сильная охранная система и своя армия, которая находится под полисом? Полис ведь делится на две части: верх, где живут рядовые граждане, и низ, где живет вся правящая верхушка.

— Что? Под землей?! Да быть не может! Верхушка жила бы наверху, засунув граждан под землю. Это ерунда!

— Ну, может, не в каждом полисе, но в Горгороде именно так. Жизнь под полисом дает безопасность, и, случись что, те, кто находится под землей, будут находиться в большей безопасности, чем те, кто наверху. Верх — сверху: это идеология старого времени. Но это не важно сейчас. Как он попал в Радужный?

— Этого я точно не знаю, — сказал мой собеседник, задумавшись. — Говорят, он вырубил всю систему защиты через барьер и практически спокойно зашел в полис, уничтожая только тех, кто пытался напасть на него или его армию. Это удивительно. Он мог бы перебить всех и полностью заселить полис своими, но убивал только тех, кто пытался противиться. Это явно войдет в историю. Я уверен.

— Как он выглядит, хотя бы примерно? — спросил я, пытаясь понять, Ромеро это или нет.

— А вот, смотри, — сказал мой собеседник, показывая новостную ленту.

В ленте был крупный, мускулистый человек в боевом костюме, очень похожем на мой. Вместо левой руки у него было нечто среднее между лапой волка и рукой человека. Морда была также смешанной.

— Кто-то называет его порождением ада.

— Ты сказал, он говорил, — решил уточнить я. — Он говорил, как человек?

— Ну... В целом, да. У него словно какой-то акцент есть. Наверное, горло не чисто человеческое и потому так искажается.

— Голосовые связки.

— Да, голосовые связки. Есть какое-то подвывание, но при этом голос грубый и хрипловатый.

Мой собеседник еще много чего говорил, но я его не слышал. В моей голове зависла мысль о том, что это может быть Ромеро. У него же была царапина, оставленная Гусёнышем, как раз где-то сверху. Но как он выжил?! Я этого не понимал, как, собственно, и другие люди не понимали, откуда он такой взялся и чего он в действительности добивается. Это, собственно, было вопросом и для меня. Его поведение, например убийство только тех, кто пытался причинить вред, могло быть лишь усыпляющим действием. Да и он не дурак. Другие полисы явно начали плести заговоры против него, образуя союзы. Он для всего мира — чужак, только из-за того, как он выглядел. Конечно, есть отщепенцы, которые прутся по сказочной экзотике вроде оборотней, но таких не так уж и много. Он и вся его армия — это целое племя изгоев, которое явно будет отстаивать свои интересы.

ГЛАВА XVII

— Ну, так что, как побыстрее добраться до Горгорода? — спросил меня мой собеседник.

Он смотрел на меня, а я понимал, что не могу его отпустить. Он либо должен провести со мной тот промежуток времени, пока Гем приходит в себя, либо его нужно убить. Второго мне не хотелось. Он был достаточно приветлив и радушен, чтобы не желать ему смерти. Еще и поделился информацией, которая для меня была важна. Возник выбор. Конечно, еще в самом начале выбор уже сделан, просто нужны аргументы, чтобы пересилить то, что было бы сделать выгоднее. Но что есть, то есть. Мне не хотелось его убивать, и потому я искал решение, как бы этого не делать. Как говорится, угодить и вашим и нашим.

— Может, составишь компанию, пока моя химера приходит в себя? Я расскажу про Горгород всё, что знаю. Ты будешь знать, куда идешь, а я не буду сидеть здесь в одиночестве.

— Ну, хорошо, давай. Мне некуда спешить. Моего дома всё равно больше нет, — сказал он с тоской в голосе.

— А что случилось? — спросил я, стараясь отвести его от мысли об уходе.

— Как что?! В полисе монстр со своей армией! Ну, останься мы, долго ли продлилась бы наша свободная жизнь? Кто знает, что в его волчьей башке происходит. Может, он захочет из нас сделать рабов, или будет бросать на арену в качестве бойцов, или превратит в монстров, или сожрет! Я сомневаюсь, что такая зубастая пасть может быть у вегетарианца! Я лучше уйду за новой жизнью, где я более-менее понимаю, как жить, чем жить словно на пороховой бочке. Да и другие полисы явно захотят уничтожить Орэма.

— Орэма? — переспросил я.

— Да. Он называет себя Орэм, а Радужный назвал Вавилоном. Строит новый мир и явно не остановится на одном полисе. Все это понимают. Скорее всего, нас ждет война, и, честно говоря, я не знаю, кто в ней победит. Они не уступают человеку по интеллекту, а насчет физических и прочих возможностей и говорить нечего: превосходят! Человек создал монстров и защитил себя от них костюмами, но не подумал том, что монстры могут стать разумными и тоже надеть костюмы. Боюсь, эту битву мы проиграем.

— Пессимистично, — произнес я, давая собеседнику кружку. — Не шевелись. — Я налил воды и сунул в кружку лазерные когти.

— Хм, хитро! — произнес я он.

— Ну, за знакомство! — сказал я, поднимая кружку. Но тут до меня вдруг дошло, что я не знаю его имени.

— Как тебя зовут, кстати? — спросил я.

Моего собеседника звали Рико, и он пришел из Радужного, который отличался гедоническим уклоном и простотой отношения к жизни. Его приветливость была характерна для местности, в которой он проживал. Собственно, не удивительно, что он согласился составить компанию. Для жителей Радужного это в порядке вещей.

— А что с твоей химерой? — спросил он.

— Она подцепила какую-то заразу, — сказал я, а про себя начал думать, что Гемелла, может как остаться химерой, так и стать человеком, и Рико это увидит. Если она станет человеком, то, придя в Горгород, он будет рассказывать всем о заразе. Это создаст волну паники. Люди начнут бояться неведомых вещей, и тогда появится всё больше условий для войны. Страх — дело пагубное: человек начинает верить в некоторые вещи бездоказательно, откатывая в своем развитии назад.

— Она боролась с похожей человекоподобной химерой. Та воткнула в неё что-то. Моя её победила, но немалой ценой.

— А, понятно. Переживаешь? — спросил он понимающе.

— Да. Очень.

— Будем верить в то, что она выкарабкается.

Мы посидели, помолчали какое-то время, будто у обоих одновременно закончились вопросы, а после Рико спросил меня:

— А что ты здесь делаешь? Почему не в полисе? Здесь ведь небезопасно.

— Я решил сменить полис и хотел отправиться в Радужный, — сказал я, подумывая о том, чтобы встретиться с Орэмом. Возможно, это всё-таки Ромеро, и нам удастся пообщаться.

— Но там же эти монстры! — удивленно произнес Рико.

— Монстры есть везде, — ответил я. — Важно знать к ним подход.

— Ты говоришь, как мастер, — с улыбкой произнес мой собеседник.

— Так и есть, — ответил я, улыбнувшись.

— Да ладно! Ты не похож на мастера.

— А на кого я похож?

— На психа, который хочет в Радужный.

Мы посмеялись. Рико оказался интересным собеседником. Мне этого не хватало: простого человеческого общения. Удивительно, как порой человек в нём нуждается. В процессе общения выяснилось, что у Рико нет палатки и что он спал на деревьях. Мы решили, что будем спать по очереди. Так было безопаснее, поскольку один спит, а второй охраняет обоих. Первым я отправил спать его, а сам сел и снова задумался о времени. Оно и правда пошло быстрее, чем шло до этого, и это меня радовало.

Запись 101. «Сегодня меня заметил путник. Мы познакомились. Рико интересный собеседник. Благодаря ему, возможно, я теперь знаю, где находится Ромеро. Это вдохновило меня жить дальше. Наверное, странно, что на это нужно вдохновляться, но мне порой не хватает желания жить. Живешь, не задавшись целью, пытаешься как-то развлечься, время проходит, и ты устаешь от этого развлечения. Наверное, человеку важно, чтобы у него была какая-то цель в жизни. Все эти мелкие цели — они как бумага под дождем: намокая, разрываются на волокна и растворяются в суете дней. А вот большая цель — её не так-то просто размыть. И сил она дает больше, и глаза начинают гореть. Всё становится осмысленным. Хочется жить и достичь этой цели».

Если это Ромеро, то что же он задумал? Зачем ему армия человекоподобных химер или химероподобных людей? Если бы он хотел просто изменить себя, он бы так и сделал. Но создавать армию... Это явно война. Возможно, он и правда задумал создать новый порядок вещей. Учитывая то, что он уже успел сделать, у него были все шансы перевернуть мир вверх дном. Возможно, это и к лучшему. Вот был бы я, похожий на полухорька или полуконя. И кто бы мне подошел, будь у меня выбор?! Наверное, какая-нибудь ящерица, змея или геккон. Я вполне был бы не прочь иметь мордочку, как у Гемеллы.

Ночь шла, а я всё размышлял, каким бы я был, будь у меня возможность смешаться с каким-нибудь существом. В раздумьях я не заметил, как подошла моя очередь спать. Рико спал, уткнувшись в Гемеллу. Присмотревшись, я заметил у Гем первые изменения: у неё отпали когти и цвет шкуры стал на несколько тонов светлее. Разбудив Рико, я показал ему, где что находится, подлил Гем воды и лег спать. Но, черт возьми, уже тысяча первый раз я очутился у того самого злосчастного болота! Снова осмотрелся и увидел примятые камыши, подсохшую кровь на листве и плавающую каску. Мне хотелось её подцепить сухим деревцем, как обычно, но я знал, что она утонет, что ни делай. С правой руки я перецепил когти на левую, чтобы начать бороться, и встал в стойку возле болота. Я ждал водную химеру оттуда, но она вцепилась мне в правую кисть откуда-то сзади. Я запаниковал и начал бить выключенными когтями по пасти химеры, но та лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Без особых усилий она сбила меня с ног, и я оказался под ней. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, моя рука вновь попала на излом, но на этот раз я проснулся не от того, что меня пожирала водная химера, а от реальной боли вывернутой руки.

— Доброе утро! — произнес Рико. — Как спалось?

— Утро доброе, — ответил я. — Как обычно, ужасно. Постоянно снится один и тот же кошмар. Никак не могу с ним справиться.

— Я слышал, что кошмары снятся тогда, когда человек сильно беспокоится. Что сны — это выражение нашего подсознания, которое стремится нам помочь. Эти ночные кошмары снятся тебе не для того, чтобы нанести вред, а, напротив, чтобы ты мог преодолеть это. Кошмары — это засевшая проблема.

— Ты хочешь сказать, что кошмары мне снятся, чтобы я преодолел свои страхи и избавился от переживаний, которых в реальной жизни не замечаю?

— Да! Точно! Именно это я и хотел сказать, — с улыбкой произнес Рико.

— Но в реальности я не беспокоюсь о том, что мне снится.

— Так ты можешь этого не замечать. У психиатров даже есть что-то на эту тему. Люди могут не замечать своего уродства. Могут прямо уже гнить, но не замечать этого. Отказываться видеть.

— Ну, я думаю, у меня всё не настолько плохо.

— Вот! Отрицание! Верный признак, между прочим!

— Да ты притягиваешь всё за уши! — сказал я, рассмеявшись.

— Я пытаюсь помочь, — ответил Рико. — Вдруг это натолкнет на мысли?

Я отошел подальше от палатки, чтобы справить нужду, а сам задумался над словами Рико о том, что ночные кошмары — это попытка подсознания помочь человеку справиться с его страхом. Помочь пережить какую-то травмирующую ситуацию. И моё незамечание каких-то признаков — это не здравая оценка состояния, а вполне типичное проявление анозогнозии, когда у больного просто отсутствует критическая оценка реальности. Я ведь об этом не слишком-то и задумывался за столько времени.

— Там! Там! — кричал Рико, показывая на меня пальцем. Я рассмеялся:

— Да ладно, я просто ссу в поле.

— Да нет! Летит! Там! В небе!

— Что?! — спросил я.

Только я застегнулся, как меня подхватила воздушная химера. Рико помчался вдогонку за мной, но я успел прокричать ему, чтобы он оставался у палатки и никуда не уходил. Больно мне не было. Да и страх, как таковой, отсутствовал, поскольку я же был в костюме, а он подходил для любого случая. Поначалу я хотел проткнуть химеру шипом, но не смог дотянуться до неё. В суматохе, увидев реку, я использовал костюм на максимум, и он вновь нагрелся. Я хотел избежать падения в воду, поскольку не знал, как костюм себя поведет под водой, но, волею случая, как раз полетел именно в неё: просто не успел прикинуть траекторию полета и время нагрева костюма. Конечно, надо было проткнуть лапу химеры или вообще её отрезать, сделав лезвие, а не шип, но — что успел сообразить, то успел. Удар о воду я практически не почувствовал. Да и внимание было сконцентрировано на том, чтобы понять, тону я или нет, держит ли костюм на воде и каковы мои шансы выжить. Многое пронеслось перед глазами в те секунды. Я, задержав дыхание, махал руками желая всплыть, но чем активнее махал, тем больше кислорода тратилось и тем страшнее мне становилось. Сдавило носоглотку и лобные доли. Грудь была будто свинцовой. Наступила асфиксия, сопровождающаяся жутким страхом, от которого я начал делать глубокие глотки воздуха. Несколько секунд я, вытаращив глаза, еще не понимал, что не тону. В прозрачной воде меня потихоньку несло течением. Отдышавшись, я начал стараться всплыть, чтобы выбраться из речки. И к тому моменту, когда я уже почти всплыл, в меня вцепилась водная химера и начала мотать из стороны, в сторону, стараясь разгрызть. Костюм стал твердым и не дал ей меня прокусить. Я, сделав шип, проткнул ей голову. Мотать она меня перестала, но вот челюсти не расцепила. Резать ей пасть было не удобно. А тем временем меня всё сильнее уносило вниз по течению. Понимая это, я разозлился, включил костюм на полную, но вода гасила тепло и не давала возможности прожечь ей пасть. Осознав это, я проткнул ей мышцы и сустав пасти, отчего хватка ослабела. Немного погодя у меня хватило сил из неудобного положения разжать пасть и всплыть. После чего я потихоньку сумел добраться до берега, сделав кисть винтом, который, словно лодочный мотор, тянул меня выбранным курсом.

На берег я буквально выполз, и дело тут было не в усталости, а в осознании, что это всё закончилось, я не утонул, я буду жить. Понимая, что оставаться у берега небезопасно, поскольку в любой момент из воды может выскочить другая водная химера, я поднялся на ноги и пошел прочь от берега. Шагая, пытался понять, где я нахожусь и как вернуться обратно. Вообще, хотя бы в какую сторону идти, чтобы не уйти еще дальше.

Местность была незнакомой. Поразмыслив логически, я прикинул, что нужно для начала пойти против течения реки и тогда я вернусь к месту, где упал в воду. А поскольку раньше я уже бывал у реки, то смог бы понять, где находится палатка с моей Гем и Рико. Ну, хотя бы примерно. Так я и поступил. Трава приминалась под ногами, минуты шли, а местность всё еще была незнакомой. В голову начали лезть мысли о том, что реки могло быть две или она разделялась на два русла и я попал не к тому, у которого был, а к другому, которого не знаю. Далеко меня не могло унести, поскольку течение было слабым. Я начал восстанавливать картину произошедшего, чтобы понять, в какую сторону меня, в принципе, занесло. Химера меня подхватила и понесла в сторону реки, на юг, где я бывал, но со смещением в восточную часть. Следовательно, мне нужно было идти на запад со смещением в северную часть. Всё просто. На словах.

Чувство, будто ты заблудился, одно из самых пугающих. Становится страшно от того, что больше нет опоры в жизни и вообще нет всего, что было в ней раньше. Любого успокаивает понимание того, что у него есть теплая постель дома и крыша над головой, горячий ужин на столе и человек, который ждет, работа, обеспечивающая жизнь, и обыденные вещи, упрощающие обиход. Но стоит этому исчезнуть, всему, разом, и человеку внезапно оказаться в совершенно незнакомом месте, без понимания, куда идти... И всё. Паника. Становится очень страшно. Хочется всё вернуть на круги своя, даже если до этого было какое-то недовольство жизнью. Может, поэтому люди так страдают после разрыва отношений, в которых выработаны какие-то привычки. Некая форма блуждания среди людей, которых не можешь почувствовать. Они вроде бы есть, всё как обычно и не хватает только одного человека, но не хватает настолько, что хочется кричать любые слова, лишь бы они помогли. Бывает, даже кричишь, но кричишь в пустоту, а она, как известно, ответить не может.

По дороге я задумался над словами Рико о моих ночных кошмарах. Если кошмар — это попытка справиться со своим страхом, пережить его, преодолеть, то я чего-то не принимаю, иначе они уже прекратились бы. Если так, то в каждом кошмаре постоянно должно прослеживаться одно и то же. Это же логично? В каждом из них есть водная химера, в каждом она на меня нападает, вцепляется мне в руку и после этого всегда всё идет плохо. Учитывая, что с еще одной водной химерой я уже встретился, значит, причина не в химере. Она на меня напала, и у меня не было паники или оцепенения, следовательно, дело не в том, что она на меня нападает. Остается только то, что она вцепляется мне в руку, ведь после этого всё идет плохо. Каждый раз. Значит, дело в руке. В моей кисти. Подумав об этом, я убрал искусственную кисть и посмотрел на культю. К горлу подступил ком, а глаза захотелось перевести куда-нибудь в другое место, лишь бы не видеть своего уродства. И стоило мне отвести глаза, как я увидел знакомую местность, где уже бывал, когда меня у палатки подхватила воздушная химера, а после завязалась борьба и еще выскочила водная...

Когда я пришел, Рико не было возле палатки. Я осмотрелся. Его рюкзак и все вещи были на месте. Это значило, что он ушел искать меня.

— Ну, я же просил оставаться здесь! — проговорил я вполголоса, расстроившись.

Я кинулся к палатке и начал разглядывать Гем, всё ли с ней хорошо, нужно ли ей что-то... Когда почувствовал, что мне не хватает воздуха, когда думаю, что с ней что-то не так, я осознал, что полюбил её. Полюбил не человека, а человеческое в ней. То глубокое, чего мне так не хватало в обычных людях. Я рассматривал её изгибы, наблюдал за дыханием и надеялся, что она выживет и всё у нас будет хорошо. А сам теребил в руке карандаш, которым Ромеро написал историю её жизни.

К вечеру Рико вернулся.

— Я же говорил не уходить от палатки, — произнес я.

— А ты бы сам остался? — устало ответил он.

— На тебе кровь. Ты ранен?

— Это не моя кровь. Встретил химеру неподалеку.

Солнце спешило за горизонт. Мы сидели и провожали взглядом сияющий диск. Вечерняя прохлада разгоняла пар от горячего чая в наших руках.

— Ты о чем-нибудь жалеешь в жизни? Так, чтобы сильно? — спросил меня Рико.

— Нет. Ни о чем не жалею. Когда я что-либо делал, я делал это с тем опытом и с тем смыслом, который мне был впору. Примерять на прошлое опыт из будущего можно, конечно, но тогда точно будет о чем жалеть. Например, что учился мало, что допустил много глупых ошибок, и всё в том же духе. До бесконечности можно продолжать, растягивая список ошибок, который со временем будет только расти.

— Думаешь, это правильно?

— Я думаю, если вглядываться в прошлое — исчезнет настоящее, а с ним и планы на будущее. Невыгодно.

— Мне кажется, нужно периодически смотреть в прошлое и вглядываться в него. Пристально вглядываться. Особенно если где-то видится ошибка. Это позволит избежать ошибок в дальнейшем. Вот на примере смотри: человек жалеет, что мало читал, тогда он начинает читать больше и исправляет ошибку. А если человеку просто жаль, то у него будет низкая мотивация к чтению и он, вероятно, не будет читать вообще.

— Ну, хорошо. Ты сам о чем-нибудь жалеешь? Я думаю, да, раз ты задал вопрос.

— Да. Однажды я встретил девушку...

— Дай угадаю: ты её полюбил? — иронично произнес я.

— Нет. Она полюбила меня, — спокойно ответил он.

— А это уже интересно. Редко кто о таком рассказывает.

— Мы были разными и лишь волею случая оказались вместе. Мне было одиноко в тот период, и я её принял. Она была неприметной. Скромной, но выдержанной. Поначалу ничего необычного не было, но со временем я разглядел в теплоте, что она дарила, какой-то огонь. Он не обжигал меня, а успокаивал. Без обмана. Будто он был создан для меня.

— Поэтично, — произнес я, покачав головой. — И ты, дай угадаю, полюбил её, да?

— Да.

— О, да! Всегда любовь! Прямо какое-то адское чувство, которое заставляет людей страдать, маяться и расти над ребенком в себе, которого она охмурила.

— Она бросила меня, — ответил Рико.

— А это уже парадокс и глупость. Почему бросила?

— Она мне не поверила. Я пытался её переубедить, но, увы...

— Это тоже глупо. Если человек на эмоциях во что-то верит, его бесполезно разубеждать. Ты ему свою правду, а он будет лишь упираться и говорить о своем. Нужно дать время успокоиться, чтобы человек начал сомневаться сам. Без помощи. Только тогда еще о чем-то можно говорить.

— Этого я не знал, — ответил он.

— И ты об этом жалеешь?

— Я жалею о том, что принял её.

— Что?! — удивился я. — Ты о чём?!

— Она мне не поверила.

— Ну, и? Теперь нужно жалеть обо всём, что было между вами хорошего или плохого?

— Между нами было лицемерие. Она была рядом, говорила, что любит, но когда нужно было поверить на слово, потому что иначе никак не доказать, она не поверила.

— Ты, видимо, давал повод не верить и до этого?

— Не давал.

— Тогда почему ты жалеешь? Она потеряла человека, который её любил и верил, а ты потерял недостойную девушку, которая при первой же серьезной трудности свинтила. Она потеряла больше тебя! Пусть она жалеет.

— Я жалею о том, что принял её, чтобы больше не принимать подобных девушек в свою жизнь.

— Да ну тебя! — сказал я. — Я тебя не понимаю.

— Я просто не хочу встретить такую же девушку.

— Ну, допустим, ситуация. Смотри. Ты нашел какие-то признаки, по которым можно определить будущую предательницу. Начал встречаться с девушкой. Через время увидел эти признаки. Что ты сделаешь? Не всё ведь можно сразу инспектировать.

— Я откажусь от неё.

— Вот и она от тебя отказалась.

Возникла пауза. Рико осознавал мои слова, а я впал в легкий ступор. Не продумывая сути беседы, я каким-то образом пришел к достаточно гениальному выводу. Блин, как?!

— Наверное, ты прав, — ответил Рико.

— Обращайся.

Рико отправился спать в палатку, а я остался сидеть. Жизнь казалась странной штукой. Действительно, странной. Порой люди из добрых побуждений совершали столько зла, и жаль, что это зло касалось не только их. Человек почему-то уверен в правильности своих поступков, и когда доходит до спорных моментов или даже когда вина очевидна, всегда находится какое-то оправдание. Но ведь человек — существо с множеством ошибок и потому нуждается в прощении. У него ведь то земля плоская, то жизнь самозарождается, то алхимики из свинца пытаются добыть золото, то пламя гаснет, когда весь флогистон высвобождается, то Земля была сотворена в 4004 году до рождества Христова, то атом считался самой мельчайшей частицей, то ДНК не передавало наследственную информацию из-за своей иллюзорной простоты, то Земля была центром вселенной, то кровь образовывалась в печени в результате соединения переваренной пищи с воздухом. Ошибок было безумно много, и безумно много их остается сейчас, каким бы по счету век ни был. Но это не значит, что нужно ненавидеть прошлое или настоящее за то, что совершались ошибки. Время пройдет, и они будут исправлены. Так было всегда. Каким образом — это уже вопрос другой, но негатив не является методом решения проблемы, поскольку он в своей основе субъективен по отношению к чему-либо и оттого уже изначально является ошибочным. Любой проявленный негатив не является способом решения проблемы.

Ночь уходила, но поднятая тема не давала покоя. Может, я ошибся, введя Гемелле препарат? Вроде бы всё хорошо, она меняется, мы её охраняем, но Ромеро же писал о её чрезмерной агрессивности. Может, это было её лучшее состояние, в котором я её встретил. Вдруг она меня не узнает? Вдруг она не выживет? Вдруг её уже нет?

ГЛАВА XVIII

Гемелла становилась человеком. Рико хотел её убить, когда узнал об этом, утверждая, что моя химера становится монстром, типа тех, что захватили Радужный, и что мы сделаем одолжение обществу, если её убьем. Конечно, с ним сложно было не согласиться. Но я, разумеется, отказал ему, пообещав самолично убить её, если она действительно станет одной из них. Рассказать ему про всё я не мог, поскольку у меня не было внутренней уверенности в нём. Да и если Орэм это правда Ромеро, а Гемелла — его дочь, то Рико всё равно будет желать её смерти и наверняка убьет. А может, продаст в Горгороде для манипулирования правящим силам полиса. Вариантов было много, и, в общем-то, все они были негативными. Наверное, я разучился верить людям, но так было безопаснее для всех нас, потому что, продай он её, Гем попадет в беду; убей он её — и он сам попадет в беду; убей я его в полисе — мне будет несладко. В итоге моё молчание спасало нас всех, и я предпочел ему следовать.

— А если она все-таки станет монстром и ночью прикончит кого-нибудь из нас? — не унимался Рико.

— Мы в боевых костюмах. Что может с нами случиться, сам подумай! Ты боишься голой женщины?

— Она может частично остаться монстром!

— Рико, разве у неё есть какие-то выраженные монструозные части тела, как у тех, что захватили Радужный?

— Ты просто слишком привязан к ней и не видишь опасности! А она есть! Её нужно убить, пока она не может сопротивляться!

— Во-первых, мы этого не знаем наверняка. Во-вторых, мы в боевых костюмах, которые неоднократно спасали нам жизнь. В-третьих, нет, черт возьми, я не привязан к ней, и я четко вижу ситуацию, без розовых размытий. И, в-четвертых, это моя химера, и мне решать, как с ней поступить.

— Именно поэтому она еще жива.

— Вот и пусть остается живой!

— Ну, станет она человеком, частично или полностью. Дальше что?

— Я не знаю, — неуверенно ответил я.

— Вот именно! Стань она не до конца человеком, тебя ни в одном полисе не примут с такой... химерой!

— Примут.

— Где?!

— В Вавилоне.

— Всё понятно, ты свихнулся. Может, она тебя укусила и в тебе проснулась толерантность к монстрам?

— Она для меня просто химера, — ответил я. — Станет агрессивной — избавлюсь от неё.

В палатке послышалось какое-то шевеление. Мы переглянулись.

— Давай ты открываешь, а я, если она бросится, прожгу ей башку, — сказал Рико шепотом. Я развел руками, показывая своё возмущение.

Заглянув в палатку, я увидел, что Гемелла спит. Присмотревшись, разглядел чуть влажную руку, но почему-то со стороны большого пальца. Забравшись внутрь, я бережно поправил на ней одеяло и отбросил крошки, лежащие возле её лица. Область возле глаз у неё тоже была чуть влажной. Про себя я подумал, что она пила воду и рукой потерла лицо, когда вытирала крошки. В конце концов, ну не плакала же она! Находясь в околокоматозном состоянии, организм не может испытывать подобные эмоции. Главная цель — выжить, а психологическая деятельность, как таковая, приостановлена или очень сильно притуплена.

— Ну, что там? — спросил Рико.

— Да ничего, — ответил я, — она просто попила воды.

— Ох, не к добру всё это...

Рико отправился к реке за водой, поскольку у нас её стало не хватать, а я остался у палатки, обдумывая, где бы взять еды. Из лаборатории я не мог набрать продовольствия, потому что лабораторию нельзя было показывать, а в полис идти было опасно. Меня не искали, как я понял, и причина тут, скорее всего, крылась в том, что у людей появилась новая проблема — Орэм, поэтому им было не до меня. Или попросту Ромеро ошибся насчет того, что костюм будут искать, ведь я проходил через пост в нём и не раз.

Запись 102. «Гемелла жива и превращается в человека. Я волнуюсь. Думаю об этом постоянно. Рико я не могу рассказать всё, поскольку опасаюсь за жизнь Гем, а в себе держать это очень трудно. Теперь еще припасов не стало хватать. Мысли суетятся в голове. Часто посещает идея о том, чтобы избавиться от Рико или скрыться с Гемеллой в лаборатории, но совесть не позволяет это сделать. Вроде бы из добрых побуждений я оставил Рико рядом с собой, а сейчас моя доброта стала проблемой, которую я не знаю, как решить. Самотек, конечно, вещь дельная, но тогда выберется случайный вариант из череды событий, а не наилучший для нас с Гем. Для нас с Гем... Поразительно! Я уже не вижу себя без неё. Даже не заметил, когда это случилось, когда мы так срослись...».

— Можно убить химеру и приготовить, — сказал Рико, подходя.

— Я как-то жарил химеру на костре. Ничем хорошим это не кончилось. На запах прибегут другие, и начнется безумная бойня, в которой среди выживших нас может и не оказаться.

— В смысле «прибегут другие»?! Запах развеется ветром, а в безветренную погоду он вообще будет подниматься вверх, и всё.

— Химер много, — сказал я и задумался.

— И что?

— Ты не замечал, что химер слишком много?

— В смысле?

— Ну, смотри. Когда-то давно химеры вырвались на волю и создали регион. Оставили красное пятно в истории человечества. Люди спаслись в полисах, но регион остался диким и свободным для любого рода действий. Здесь творится полное беззаконие. Людям отрезают части тела, убивают, насилуют, отбирают всё, что есть, снимают это, но подобное не наказывается, а, скорее, поощряется: ведутся рейтинги. Химер, при этом, не становится меньше. Понимаешь? Их очень много. За столько лет, учитывая то, что они не размножаются, они бы вымерли или были бы перебиты, но их по-прежнему остается много. Да и химеры уж слишком разнообразные и сильные. Понимаешь?

— Что именно?

— Химер до сих пор печатают и выпускают в регион!

— Что?! Ты свихнулся? — изумился Рико.

— Ну, а как иначе? Спроси себя сам: откуда столько химер в регионе?

— Да кому оно нужно, печатать их? Это же накладно!

— Тому, у кого есть деньги. Ты когда-нибудь слышал о местах, где нет диких химер? Нет? Вот и я не слышал!

— Будь так, эта тема обсуждалась бы. Ты ведь не единственный, кто до этого дошел. Есть различные ученые, они бы точно заметили и подняли эту тему. Да любой человек, пораскинув мозгами, развел бы панику. Почему тогда об этом не говорят? Умозаключение ведь несложное. Не обязательно идти в регион, чтобы задаться вопросом о наличии химер спустя столько лет.

— А вот это уже другой вопрос, — сказал я, задумавшись. Рико был прав. Я был не единственным, кому это могло прийти в голову, и тема начала бы муссироваться в новостных лентах.

— Итак, твоя теория заговора немного дала слабину. Ну, так что? Что будем делать с едой? Давай сначала с этим решим, а после уже подумаем о страшных и ужасных правителях, которые стремятся нас напугать злыми химерами за пределами полиса.

— Да, давай, — сказал я, а сам задумался о том, почему новостные ленты об этом молчат.

Рико не знал, сколько будет идти до полиса, и потому взял с собой небольшую кастрюльку. Мы решили её использовать для готовки. Осталось лишь набрать дров и притащить мяса. Но надо было как-то его хранить, ведь в жаркую погоду мясо испортилось бы практически на глазах. Рико сказал не беспокоиться об этом: было бы что хранить, остальное — дело техники. Я решил довериться ему. А поскольку он давал кастрюлю и пообещал сохранить мясо, то с моей стороны было бы честно его добыть. Что я и сделал. Осмотревшись по сторонам, я решил отправиться в лес и пройтись до болота, которое мне постоянно снилось.

Я шел, смотрел по сторонам и периодически попадал лицом в паутину. Это было не страшно, потому что на мне был шлем. Но не страшно было до тех пор, пока перед глазами не оказался крупный паук. От страха я запрыгал и непроизвольно замахал руками, стараясь скинуть его. Через несколько секунд, когда его скинул, я рассмеялся от нелепости ситуации. Паук не мог попасть в костюм, а моя реакция была просто безусловным рефлексом, который я не контролировал. Я пошел дальше, высматривая не только добычу, но и паутину между деревьев. Про себя думал, как расскажу Рико про эту нелепую ситуацию.

Дойдя до болота, я так никого и не встретил. Казалось, химеры почувствовали, что за ними идут, и все попрятались. Крови на траве, как во сне, я не нашел, да и камыши выглядели немного иначе. Создавалось впечатление, что это было каким-то другим местом и что я вообще пришел не туда. Наверное, дело в том, что, когда я был здесь в прошлый раз, мозг выхватывал какие-то важные ему куски, на которых концентрировался и которые запоминал, а после, воспроизводя их во сне, достраивал картину мира. Некая парамнезия, говоря языком психиатров. Хорошо это или плохо — никакой разницы нет: мои кошмары — это одно, а реальность — совсем другое. Во сне я не вижу мир так четко, и некоторые моменты сильно смазываются.

Спустя несколько часов блужданий я все-таки встретил долгожданный кусок мяса. Это был с виду медведь с рогами, похожими на бараньи. Вместо шерсти у него была чешуя. Он, не раздумывая, кинулся на меня, разоряясь громким рыком. Я не спешил его убивать. Откинул лазерные когти и решил побороться, посмотреть, на что физически способен костюм. Химера пыталась меня побороть, царапая лапами, но я не давал себя уронить. Было, конечно, страшновато, но я уже привык к тому, что меня пытаются сожрать и периодически нападают. Можно было сравнить это с обычной дракой, которую я сам и начал. Химера била лапой, пыталась задавить весом. Я ударял кулаками, но должного эффекта не достигал. Казалось, костюм не работал. Пытаясь доказать себе обратное, я выждал момент и со всех сил ударил медведя в грудь. Кулак вошел в тело. Химера взревела. Стараясь избавить от боли раненое существо, я сделал шип и пронзил им горло. Ручьем потекла кровь. Поверженная химера свалилась на землю. Я осмотрел её, выбрал части тела, где было больше мяса, срезал их лазерными когтями, перевязал веревкой и понес на себе, думая о том, что теперь и я жестокий убийца. Вот она, замкнутая жестокость мира, где ты должен убивать, чтобы выжить. И это не столько даже жестокость, её здесь нет, это сама суть жизни, заключенная в том, чтобы сильный выживал, а слабый становился пищей. Некоторые будто рождены, чтобы быть кормом. Мир не переделаешь.

Моё возвращение выпало на вечер. За это время Рико подготовил всё к приготовлению мяса.

— Ого! Ты словно с мясного рынка! — шутливо встретил меня он. — Тебя долго не было.

— Не мог найти химеру, — ответил я.

— Вот! А ты говоришь, что их в регионе немерено! Может, ты всё-таки ошибся?

— В регионе слишком много хищников. Я бы понял наличие большого числа травоядных, поскольку их бы никто не ел, но хищников... Нет. Их не может быть так много.

— Но они есть.

— Вот только откуда они берутся?

— Не знаю, — ответил Рико, разрезая мясо на длинные, тонкие кусочки.

— Что ты делаешь? — спросил я, увидев это.

— Готовлю мясо, — ответил он спокойно. А затем добавил, увидев мой вопросительный взгляд: — Сушить.

— Ты это умеешь? — удивленно спросил я.

— Да, конечно. Каждый мужчина просто обязан уметь готовить мясо. Не важно, сколько у него посажено деревьев или выращено детей, главное — уметь готовить самую важную пищу — мясную! Никогда не понимал этих травоедов. Извращенцы! Ты, кстати, не из них?

— Нет. Я всеядный, — ответил я.

— Это хорошо. За хороший кусок мяса и убить можно!

— Ты чокнутый.

— Ты понимаешь, что я делаю? — спросил меня Рико.

— Не совсем, — ответил я.

— Во-первых, мясо нужно отделить от лишнего жира и шкурок. Затем его нужно нарезать на тонкие ломтики вдоль волокон. А уже потом его нужно развесить на солнце, чтобы оно просушилось. Вот и всё!

— Звучит несложно.

— А тут нет ничего сложного. Мясо состоит примерно из 77% воды и 23% сухого вещества. Нам нужно избавиться только от воды, чтобы мясо не начало портиться. Только и всего.

— Ты повар?

— Нет. Просто у нас в Радужном было заведено, что мясные блюда готовят мужчины.

— О, да, гендерные стереотипы, — сказал я, с усмешкой подняв глаза вверх.

— Половые, в смысле?

— Да. Половые, — ответил я с улыбкой.

Мы посмеялись. Разделались с мясом. Поели. Жизнь у нас текла спокойно, словно всегда была такой. Было даже как-то удивительно жить так. В голову начала приходить мысль о том, чтобы рассказать Рико обо всём. Он вроде был парнем понимающим, ответственным, и мы стали вроде как друзьями. Но торопиться я не стал, поскольку сделать что-либо на эмоциях легко, трудно потом нести груз последствий. Я лучше несколько раз проверю и не получу нож в спину, чем поддамся минутным чувствам и испорчу себе жизнь.

По привычке я заглянул к Гемелле, проверить, как она. Изменения были все очевиднее: она действительно становилась человеком. Но меня смутило одно: одеяло было подоткнуто сзади, чего я никогда не делал, поскольку меня это очень раздражало. Сама она это тоже вряд ли смогла бы сделать, а Рико её терпеть не мог и вообще хотел убить. Ситуация казалась неразрешимой. Если бы это был Рико, Гем была бы мертва. Поэтому самым логичным объяснением было то, что это я случайно подоткнул одеяло, либо она это сделала сама.

Я хотел было уже спросить у Рико, не он ли подоткнул одеяло, но мне показалось это нелепым. Я просто обратил на это внимание, только и всего. Поэтому мне это и показалось странным. Некоторые вещи иногда просто случаются, а мы им придаем слишком большое значение. Если на всё так обращать внимание, то недалеко и до паранойи. И с химерами — не исключено, что всё не так, как мне кажется. Люди бы об этом точно говорили. Так что я решил, что нужно просто успокоиться и не развивать в себе параноидальный синдром, ведь это был именно он, поскольку меня посещали бредовые идеи разного характера.

— Твоя химера долго еще будет в таком состоянии? — спросил Рико.

— Ну, наверное, пока полностью не станет человеком. Думаю, еще пару недель — и всё наконец-то закончится. А что? — поинтересовался я.

— Да нет, ничего. Хочется уже попасть в Горгород, — ответил он как-то неуверенно.

— Если хочешь, можешь идти, — сказал я, — мне кажется, я справлюсь сейчас и один. Я и так тебя задержал.

— Пожалуй, я тебя подстрахую. Вдруг она захочет тебя убить? Мне всё равно торопиться некуда, — ответил Рико.

— Не исключено, — задумчиво сказал я.

Слова Рико меня даже как-то задели. Ранее я никогда не испытывал дружеских чувств. Это было чем-то удивительным. Я вдруг начал обретать в жизни то, о чем раньше рассказывали те, кто читал пыльные книги. Удивительное слово «любовь», с которым жизнь обретает насыщенность, и удивительное слово «дружба», с которым трудности становятся преодолимыми. Мне было даже сложно поверить, что это всё происходит со мной. После смерти Молли я, наверное, сотню раз попрощался с сытым рассветом и романтичным закатом. Но вот судьба преподносит сюрприз. За что мне это? За то, что до этого злодействовала надо мной? Или я выполнил то, что должен был, и судьба отправила меня на пенсию? В любом случае, жить стало приятнее.

— Если она станет человеком, как ты поступишь? — спросил меня Рико.

— Позабочусь о ней соответствующим образом, — ответил я, глядя вдаль.

— А если она предпочтет другого человека?

— Я отпущу её к нему.

— Почему?

— Нельзя удержать человека, который хочет уйти, — сказал я и на выдохе добавил: — Даже если она рождена химерой... А к чему вопрос, собственно?

— Она станет человеком.

— И что?

— Ты можешь назвать себя хорошим?

— Я поступал в своей жизни по-разному, но в большинстве случаев, как мне кажется, был хорошим. Так что, думаю, да.

— А другие люди в твоей жизни?

— Не очень. Они были не очень, — ответил я, подумав.

— Те люди, которые были в твоей жизни «не очень», также думали о себе, что они, в целом, хорошие, просто иногда поступают плохо, — сказал Рико, после чего я посмотрел на него, а он на меня. — Мне часто это повторял отец. А потом он ушел в регион и не вернулся.

— Дураком он не был, — сказал я, оценив мысль.

— Но и хорошим его не назвать, да? Бросил семью... Как можно заметить, ум не делает людей добрыми.

— Верно подмечено, — согласился я.

Немного помолчав, Рико ушел спать, а я остался охранять наши жизни.

Запись 103. «Мне в последнее время не дает покоя мысль о том, что химер в регионе слишком много. Ну, не может столько хищников обитать на одной территории! Это немыслимо! Учитывая, сколько живут химеры и сколько лет прошло после гибели девяти гигантов, невозможно, чтобы в регионе вообще существовали химеры без того, чтобы их число намеренно не восполняли. Рико говорит, что это ерунда, не хочет слышать меня, утверждает, что об этом говорили бы, будь оно действительно так, и здесь есть логика, но это не объясняет существования такого количества химер. Я уверен, что их печатают. Но печатать не может абы кто один: это промышленный масштаб, и здесь нужно безумное количество сырья. А это деньги. Да и будь это в одном месте, существовали бы районы, где химер не было бы вообще, потому что они бы не добирались дотуда. Выходит, их печатают во многих местах. Но это не под силу одному полису, организации или чему-то еще. Здесь должны участвовать все полисы. Но зачем? Зачем им это? Возможно, это бред, но, может, девять гигантов вовсе и не погибли?».

В ночной прохладе я думал о том, что, возможно, девять гигантов и правда не погибли, а стали чем-то другим. По-своему эволюционировали в нечто большее. Например, в полисы. Полисов ведь тоже девять. Неспроста же! Конечно, гиганты строили некие площадки-убежища и в этом даже соревновались, но, может, это было лишь игрой? Людей просто отвлекали от истинных целей строительства. Будь катастрофа реальной, хотя бы одна площадка не справилась бы, но они справились все и вместили в своё время множество людей. Тут невольно начнешь верить в заговор.

На очередной пересменке мы с Рико снова пили чай. Он выглядел каким-то уставшим и немного нервничал.

— Всё в порядке? — поинтересовался я.

— Да-да, всё хорошо, — ответил он, отворачиваясь.

— Точно? Выглядишь неважно.

— Да, всё нормально. Просто живот немного крутит.

— Поспи, я посижу, — сказал я. — Мне не сложно.

— Нет-нет, что ты! Всё хорошо. Сейчас прогуляюсь до кустов, а потом еще посплю, когда ты проснешься.

— Ну, смотри, — ответил я и направился в палатку.

— Ты это, — сказал он, покрутившись и почесав затылок, — удачи там...

— В смысле? — удивился я.

— Ну, со снами, — ответил он.

— А, ладно, — ответил я и залез в палатку.

Во сне мне вновь вцепилась в руку водная химера. Да-да, та самая. У нее, наверное, там уже коллекция — тысяча банок с моими кистями в болотной берлоге. До чего же мне надоело просыпаться от одного и того же! Идешь спать уже с каким-то отвращением, и только одна радость — просыпаться. Просто открыв глаза, понимать, что реальная жизнь лучше, чем царство Морфея.

Пока я сидел и приходил в себя, поглаживая Гем по обнаженной спине, в голову мне пришла мысль посетить какого-нибудь из погибших гигантов. Это смогло бы прояснить ситуацию с химерами. Вдруг их и правда печатают? Можно было бы прекратить весь этот ужас в регионе. Мир бы изменился! Возможно, даже стал бы прежним. Люди отвлеклись бы от звериных баталий и стали переселяться, избегая всех этих правил в полисах. Строили бы свою жизнь. Не исключено, что полисы стали бы разрастаться, снова превращаясь в государства, но могло бы быть и иначе. Мир стал бы больше для людей, и это создало бы новый мировой порядок.

Вдохновившись утренними мыслями, я поспешил сообщить об этом Рико. Радостный, выскочил из палатки.

— Знаешь, что я придумал? — сказал я, вылезая. — Можно проверить мою гипотезу...

Он не отвечал. Оглядевшись, я вообще его не увидел.

— Рико?! Рико, это не смешно!

Сердце застучало. В голову пришла мысль, что с ним что-то случилось. Я сразу же надел шлем и начал осматриваться через тепловизор. Но никаких следов не смог найти: поблизости никого не было, кроме меня и Гемеллы. Следов борьбы тоже не было. Как не было и вещей моего товарища. Это могло означать только одно: Рико ушел. Но я отказывался в это верить, стараясь его где-нибудь высмотреть. В голове я прокручивал последний разговор и понимал, что он действительно просто ушел, ничего мне не сказав. Обиды у него на меня не могло быть, своровать он ничего не своровал, все мои вещи были на месте. Какого черта случилось, я не мог понять. Если он ушел, то оставил бы записку, хоть что-то, а не просто, собравшись, внезапно исчез. Ведь так?

Но ничего не было. И я не понимал, как быть. Это стало для меня неожиданностью.

ГЛАВА XIX

К вечеру я понял, что Рико не придет. Оставаться без присмотра было рискованно, поэтому я решил перебраться с Гем в лабораторию. Первым делом перенес Гемеллу в комнату, где раньше спал. Затем перенес остальные вещи. На душе у меня было паршиво. Я не понимал причины поступка Рико. Он ушел, даже не попрощавшись. Просто ушел. И, наверное, это убивало больше всего.

Вечер я просидел у кровати с Гемеллой, держа её за руку.

— Хоть ты от меня не уйдешь, — произнес я с какой-то самоиронией. Действительно, как она меня бросит: она практически всё время лежит без сознания!

Я всё делал, опустив руки. Помылся, побрился, закатил каталку в лифт, принес Гем всё, что ей было нужно для дальнейшей трансформации, и постоянно заходил в комнату, где была голограмма с ближайшей местностью. Старался разглядеть потерянного друга, который должен был вернуться. Ведь люди не уходят просто так. Так не бывает! Всегда есть причина. Я просто её не видел или не хотел видеть.

Я зашел в комнату с Гемеллой, хотел оставить очередную запись в дневнике, но Гем пришла в себя. Хотела слезть с кровати, но я её остановил.

— Стой-стой, не нужно этого делать! — сказал я, усаживая её на место. Она некоторое время смотрела мне в глаза, как мне показалось, с какой-то злостью, что было неудивительно — её взгляд всегда был особенным, а после упала на кровать, потеряв сознание. Я переложил её в более естественную позу, а после сел рядом на стул и задумался о ней. Какой она будет, и что мы скажем друг другу, когда это всё закончится? И быстро ли она научится говорить? Речевой аппарат у неё будет, но вот научиться его использовать — непростое дело.

Меня начало клонить в сон. Я решил попробовать настроиться перед тем, как заснуть, чтобы наконец-то решить проблему ночных кошмаров. Начал ходить кругами по комнате в одном темпе, чтобы войти в состояние транса. Хоть я и был правшой, но ходить было удобнее именно против часовой стрелки. Видимо, просто потому, что правая нога была толчковой. Успокоив мысли, я начал инспектировать своё состояние. Ощущалось много боли ноющего характера. Она не была острой, поэтому не выбивала меня из колеи. Тут была и не пережитая утрата Молли, и потеря кисти, и исчезновение Рико. И каждая из потерь ныла по-особенному. Утрата Молли — как потеря любимого человека, утрата кисти — как потеря возможностей и уродство, а исчезновение Рико больше ныло от непонимания ситуации. Я подумал, что нужно больше писать об этом в дневнике, раз у меня нет возможности с кем-то об этом поговорить, чтобы пережить скопившийся стресс. Но это было делом следующего дня. Перед сном стояла задача разобраться с кистью. Здоровый сон — начальное решение многих проблем. Остановившись, я убрал искусственную кисть и с содроганием в сердце произнес:

— У меня больше нет кисти, я это понимаю и принимаю. Больше нет нужды сражаться с водной химерой. Я её прощаю.

Звучало нелепо, но я знал, что это является важным условием решения проблемы, поскольку это останавливало внутреннюю борьбу, в чем, собственно, и заключалась проблема. Каждую ночь я боролся не с химерой, а с реальностью. Со своим непринятием того, что у меня больше нет кисти. Принятие довело меня до слез. Я разлегся на полу в позе эмбриона, смотрел куда-то в пустоту и гладил себя культей по лицу, будто стараясь почувствовать изменения в организме.

Проблемы в жизни порой подкашивают, выбивая землю из-под ног. Но это не значит, что ноги её больше не почувствуют. Такое случается десятки раз. Десятки раз кажется, что всё кончено, и больше не хочется вставать. Но люди встают, переживают это, а смена событий в жизни помогает пережить психотравму. Время — не мудрый доктор, а всего лишь шкала, по которой мы отмеряем дни недели. Мудрый доктор — это события, которые нас провоцируют на решение проблемы. Я бы так и смотрел кошмары, если бы Рико мне не сказал о том, что наши сны стараются нам помочь; я бы не решал проблему, а просто с ней уживался долгое и долгое время. Человек, зациклившийся на проблеме, может вечно страдать. А человек, решивший продолжать жить, будет страдать, пока события не заместят его проблему, что и станет решением. Семь ярких и позитивных событий — на одно негативное после принятия себя. Вот и вся терапия.

Я стоял напротив болота. Начал, как обычно, осматриваться, но после остановил себя, посмотрел на правую кисть и подумал о том, что у меня её нет. После этого она исчезла. Я понял, что водная химера — это я сам, и моя борьба — это борьба с самим собой. Всё это время я совершал нулевую борьбу и каждый раз лишь потакал своим страхам. В следующее мгновение из болота выскочила водная химера и ринулась на меня. Я снял когти и бросил их на землю, показывая, что я принимаю себя таким, какой я есть, и не пытаюсь этого отрицать. В метре от меня химера остановилась. Уставилась на меня, а я на неё. Мы простояли несколько секунд, после чего она развеялась белым песком, не выражая никаких эмоций. Следом и меня вынесло из застывшей мизансцены. Сон кончился.

Впервые за долгое время я проснулся отдохнувшим и довольным. И только я хотел рассказать Рико, что я наконец-то справился со своим кошмаром, что у меня получилось его преодолеть благодаря его словам, как до меня дошло, что Рико больше нет в моей жизни. Меня стали переполнять смешанные чувства, но больше было радости от того, что я наконец-то прекратил бороться с самим собой и смог просто выспаться, как обычный человек. На этой позитивной ноте я налил себе чаю и отправился в комнату с голограммой, чтобы проверить, не появился ли мой друг. Мне хотелось всё ему рассказать: и о снах, и о лаборатории, и о Гемелле, и о том, что я думаю по поводу химер. Я даже не знал, чего хочу больше: узнать, Орэм — это Ромеро или нет, или выяснить, печатают ли на руинах девяти гигантов новых химер. У меня появились цели, появились желания, мир становился другим и больше не уходил из-под ног. Я принял себя, и первое позитивное событие свершилось. Начиналась новая жизнь. И в этой жизни я пробовал жить без правой кисти, потому что я такой, какой я есть, и нет смысла пытаться быть другим.

В своей жизни я начал видеть предназначение и связь событий. Потеря Молли привела меня в регион, сражения на поляне привели к лаборатории, лаборатория дала мне мою Гем, звериные баталии привели Гемеллу в тяжелое состояние, тяжелое состояние Гем дало мне Рико, Рико помог мне принять себя и увидеть смысл моей жизни. Всё вело к тому, что я должен был разобраться с химерами, ведь только я видел реальную картину, которую не хотели видеть другие. Это всё отдавало реформаторской паранойей, но я должен был переделать этот мир. Он нуждался во мне и вел меня той дорогой, которую я с готовностью принял. У всего в жизни есть своя цель, свой смысл, своё предназначение. Просто человеку очень сложно увидеть реальную картину. Да и не каждый готов принять тот факт, что его участие во вселенском замысле минимально: сказать какую-то важную фразу, к которой он готовится всю жизнь, упасть с велосипеда в нужный момент, и прочие, на первый взгляд, незначительные мелочи.

Эмоции меня переполняли. Я решил об этом написать в дневнике, но, войдя в комнату, отвлекся на Гемеллу и завис у себя в мыслях. Кто Гем в моей жизни? И как долго она в ней будет? От этих вопросов эмоции поутихли. Мне совершенно не хотелось её терять и расставаться с ней, даже ради великих целей. Но, может, и не придется? Она ведь так крепко засела в моей жизни, что это не может быть чем-то мимолетным. Как бы там ни было, только время сможет ответить на этот вопрос, ведь эти события находятся на расстоянии не событийном, а временном.

Открыв дневник, я увидел, что последняя оставленная запись сделана не моей рукой. Почерк явно отличался. Перелистнув несколько страниц назад, я добрался до начала незнакомого текста:

«Мне казалось, что это обычная старая книжка, которую ты читал, а свою химеру просто назвал в честь героини. Я так думал до тех пор, пока не дошел до твоих записей. Поначалу я не мог поверить в то, что ты мне наглым образом лжешь в глаза, и потому решил узнать правду. Я начал утверждать, что от неё нужно избавиться, в надежде, что ты мне всё расскажешь, но ты сказал, что она не имеет для тебя большой ценности. Тогда я избавился от припасов, чтобы у тебя было больше мотивации к тому, чтобы сказать правду. Но и тут ты не перестал лгать. Даже отправился за мясом. Я вновь посмотрел в твой дневник: там было написано, что я стал тебе обузой и ты воздыхаешь по своей чертовой химере... Это меня вывело из себя. И знаешь, что я сделал? Я поимел твою химеру! Поимел твою чертову драгоценную Гем, которой ты надышаться не можешь!».

На этой строчке я застыл и вспомнил случай с подоткнутым одеялом. Во мне закипела злость. Мне захотелось оторвать ему голову и выпустить кишки. От волнения я встал и заходил туда-сюда, взявшись за голову. Подошел к Гемелле, убрал с неё одеяло и приподнял ногу, рассматривая промежность. Пытался что-то там увидеть, подтверждающее или опровергающее написанное. Гемелла в этот момент открыла глаза, и мы встретились взглядами. Затем она дернулась, и я, понимая нелепость ситуации, укрыл её. Она глубоко дышала, а я ей повторял, что всё хорошо и ничего плохого не случится, пока я рядом. Слова лились рекой, но я понимал, что уже подвел её. Не смог защитить и даже стал, в некотором роде, причиной нанесенного вреда.

Когда Гем снова уснула, я вернулся к дневнику.

«Уверен, ты считаешь меня ублюдком и хочешь убить после того, что я сделал, но это лишь доказывает твою вину, поскольку ты мне сказал, что она для тебя просто химера и, если надо, ты её убьешь. Во всем, что случилось, тебе некого винить, кроме себя. Поступая по-свински, не жди, что люди продолжат любить тебя и дорожить отношениями с тобой».

От прочтенного я взбесился. Рико залез в моё грязное белье, увидел то, что ему не понравилось, сделал какие-то свои выводы и воткнул мне нож в спину. Но виноват ли я, не спеша доверять? Виноват ли я, что переживаю не так, как нравится другим? И виноват ли я в том, что мне нужно больше времени из-за пережитого тяжелого опыта? Почему некоторые ждут, что перед ними человек вывернет весь ворох, и обижаются, когда этого не происходит, или видят ворох не таким, каким они его представляли? Ведь каждому нужно своё личное пространство, где будет маленький полигон, на котором можно будет приводить мысли в порядок. Да, это может показаться ужасным, но каждый за жизнь приобретает свою стратегию и конечные выводы о человеке нужно делать, исходя из его поступков, потому что это законченное решение, а не временная душевная баталия, которую человек не хочет показывать другим и потому скрывает. Разве нельзя в чем-то сомневаться? Это естественно. Лишь психически нездоровый человек не сомневается. Рико поступил близоруко, и я не был готов ему это простить.

Мой мир пошатнулся, и я принял решение больше никогда не показывать то, что у меня внутри. Никому. Даже Гемелле. Потому что однажды она тоже может сделать поспешные выводы, не поговорив со мной, чего я очень бы не хотел. Лучше уж пусть никто не знает о том, что происходит внутри меня, чем быть однажды преданным человеком, который будет для меня дороже жизни. Это, по крайней мере, меня обезопасит. В дневнике я решил сделать последнюю запись и больше никогда и ни за что, как бы сильно этого ни хотелось, ни перед кем не раскрываться.

Запись 104. «Мне хочется убить Рико. Я могу это сделать, но я не стану. Он преподнес мне урок, который, возможно, однажды будет стоить мне жизни, и только поэтому я не изуродую его жизнь. И это не великодушие, а мудрость. Как можно заметить, ум не делает людей добрыми.

Это моя последняя запись, и я оставляю её потому, что хочу, чтобы последнее слово, написанное в этом дневнике, было моим».

Я закрыл дневник. А с ним закрылся и мой внутренний мир. Теперь он был, как и полагается, только для одного человека — для меня самого.

ГЛАВА XX

Я был растоптан. Меня очень задело то, что Рико изнасиловал Гемеллу. Конечно, мне хотелось его убить, и я из последних сил держался, чтобы не сорваться за ним. И единственное, что меня останавливало, это то, что я был нужен Гем здесь и сейчас. Вдруг она придет в себя, а меня нет, как не оказалось Ромеро?! Я не могу с ней так поступить. Тем более после того, что случилось по моей вине. Это я не убил Рико, когда должен был. Это моя вина. Моя жалость обернулась нам боком, и теперь мне придется пронести через всю жизнь этот груз.

— Лучшее, что я могу делать, это говорить сам с собой, — сказал я. — Ситуация, конечно, ужасная, но я жив и Гемелла жива. Мы в безопасности, и ничто нам не угрожает. Злость пройдет. Вообще всё пройдет, и ничего не останется. Так о чем переживать и зачем маяться, если это всё временно и ситуации сменятся другими в калейдоскопе чувств? Лучшее и самое рациональное, что я могу сейчас сделать, это сосредоточиться на своей миссии.

Разговор с самим собой помогал, поскольку мысли не просто роились в голове, а изливались в речи и таким образом сбрасывали стресс. Мне действительно становилось легче, и потому я регулярно это практиковал.

Гемелла всё более становилась человеком. У неё уже активно росли волосы на голове, появились брови, форма тела, в принципе, тоже стала человеческой. Оставались считанные дни до её пробуждения. Я уже представлял, как мы будем вместе. Разумеется, переживал из-за того, что она может перестать быть разумной или будет слишком агрессивной или даже откажется от меня. Я понимал, что гладко всё не пойдет. Обязательно что-то меня разочарует. Но, по крайней мере, фигура у неё была что надо. Я не смог удержаться и не оценить этого. И, если уж быть откровенным, я мастурбировал на неё по несколько раз в день. Но этого, кроме меня, никто не знал. Это меня утешало. Было бы ужасно, если бы об этом кто-нибудь узнал. Я бы, наверное, просто сгорел со стыда. Конечно, в голову приходили мысли о том, чтобы притулиться сзади, пока она без сознания, но я не мог позволить себе над ней надругаться. Просто не смог бы себе этого простить. Да и как бы отреагировала она, узнав об этом? К тому же Гем могла прийти в себя в процессе. Если представить, что она пришла в себя во время моего оргазма и видит меня с подергивающимся глазом, который почему-то будто защемляло, — это просто полное фиаско. Я даже громко засмеялся, представив себе эту нелепую сцену. И несколько часов после еще ходил и улыбался. Но смешнее было после, когда во время очередной мастурбации у меня случился оргазм и задергался глаз. Я хохотал и истекал. Это было чудовищно нелепо, и я хохотал до слез.

Проходя по коридору, где были расположены стеклянные комнаты, я вспомнил то, что Ромеро писал в своем дневнике. Она действительно могла стать очень агрессивной, и единственный способ её вернуть к нормальному состоянию, это вколоть препарат, который сделал бы из неё химеру. Я, конечно, этого очень не хотел, но не исключал и такого варианта. Ждать еще целый месяц и, возможно, не получить её прежней — меня это просто добило бы.

Через пару дней она пришла в себя. Я в этот момент ходил по её комнате и разговаривал сам с собой. Гем приподнялась на кровати и потянулась за водой. Я подбежал и подал ей, но она не стала пить из кастрюльки, а попыталась укусить меня за руку. Конечно, я успел её отодвинуть, и она, промазав, свалилась мне на ногу. Попыталась укусить и её, но костюм не дал ей этого сделать. Я смотрел, как она отчаянно пытается вгрызться мне в ногу, и не понимал, зачем она это делает.

— Ты меня не узнаешь? — спросил я, поднимая её на кровати так, чтобы она могла сидеть. Но её серые глаза с зеленым отливом лишь хмурились, будто я ей испортил всю жизнь.

— Гемелла, — произнес я, — ты меня понимаешь? Гем?

Но она продолжала хмуриться.

— Гусёныш? — произнес я неуверенно. Она повернула голову так, как это делают собаки, когда с ними разговаривают хозяева. — Гусёныш, — повторил я. Она попыталась зарычать, но, поскольку тело было для неё новым, то это напоминало, скорее, собачий стон, смешанный с фырканьем хорька и угуканьем совы. Я улыбнулся. Но при этом расстроился, поскольку не понимал, насколько она интеллектуальна.

Пытать я её не стал. Оставил кастрюльку на полу и вышел из комнаты, давая ей шанс освоиться самостоятельно, поскольку моё присутствие лишь замедляло процесс. Да и её поведение еще ничего не значило потому, что она только пришла в себя и новое тело реагировало на всё совершенно иначе. У неё не было ни сил, ни навыков, лишь какие-то желания и попытки их реализовать через какие-то неуклюжие действия. То, что она пыталась меня укусить, не являлось исключительным признаком агрессии.

Наблюдая за приоткрытой дверью в комнате Гем, я вспомнил то, что меня сильно расстроило. Попытка Ромеро обучить очеловеченную химеру не увенчалась успехом. Она была лишь внешне человеком, как сейчас моя Гем. Это породило во мне страх того, что она так и не станет разумной. Внешне она, конечно, прекрасна, но это словно ребенок с ДЦП, за которым нужен постоянный уход. У неё хорошая фигура, которой многие бы позавидовали, и фактурные черты лица, отличающиеся необычностью и красотой, но, черт побери, одним лишь телом сыт не будешь, и глупо этого не понимать. Мне нужна моя Гем, а не инвалид с модельной внешностью. Мне нужна её та самая манерность и грубая преданность, которой она меня очаровала, а не тупое присутствие в моей жизни красивой упаковки, которую можно приманить лакомством и сделать с ней всё, что угодно. Трахать что-то красивое, конечно, здорово, но без чувств — это просто порнуха.

Гем медленно выползла из комнаты на четвереньках. Я какое-то время наблюдал, как она ловит пространство перед собой, будто раньше видела мир иначе и теперь не может под него подстроиться. Не выдержав, я подошел к ней и поднял её под руки так, чтобы она стояла на ногах. Я стоял перед ней и потихоньку тянул её, а она упиралась руками мне в лицо и пыталась ударить. Тогда я обошел сзади и попытался вести её, но она обернулась на меня и снова попробовала ударить. Не выдержав, я прижал её к стене и закричал:

— Хватит! Ты меня понимаешь или нет?! Гемелла! Что с тобой? Ты меня слышишь?

Гемелла стояла и смотрела на меня, не выражая никаких эмоций. Крик её не напугал. Нападать она тоже не стала. У зверей, конечно, нет многих эмоций, как у человека, за счет того, что мозг менее развит, но её поведение было действительно странным, потому что, будь она другой, не моей Гем, она бы хоть какие-то эмоции выразила. Этого не было. Ни страха, ни агрессии, ни интереса — ничего.

— Я вижу, что понимаешь. Гем, ты меня вспомнила? Ответь же мне! — попросил я.

Но она не отвечала. Я смотрел на неё, а она на меня. И всё. Больше ничего не было. Мне даже начало казаться, что она просто не хочет со мной контактировать. Мучить я её не хотел и потому просто отпустил. Посчитал, что ей нужно адаптироваться к новому организму. Пусть пробует. Главное — не мешать. Снова уколоть её я всегда успею.

Стараясь расслабиться, я отправился в душ. Решил смыть с себя переживания. Вода мерно стекала по телу, а я стоял, упершись руками в стену, закрыв глаза, и думал над интеллектуальным развитием людей. Человек растет, формируется его личность, приобретаются стратегии поведения, успешные закрепляются, а неудачные отбрасываются. И вот он получает какую-то психотравму и застревает в ней до момента преодоления. Многие люди так никогда её и не преодолевают. Их организм при этом продолжит взрослеть, с виду будет казаться, что приобретается некоторая степенность в поведении, но это будет лишь иллюзией. Человек останется на том же уровне развития, в котором осталась его непреодоленная психотравма. Травмированному может быть даже комфортно с нею жить, и он останется на этом уровне развития. Предосудительно ли это? Спорный вопрос. Психологическая зрелость — это естественный процесс развития, а не точка, которую необходимо достигнуть. Иногда из трех слоев торта самый вкусный тот, который находится посередине, и нелепо говорить, что нужно обязательно съесть все слои. Это лишь дело выбора, если таковой имеется.

Я сидел и слушал песню Oxxximirona «Полигон». Она мне всегда нравилась. Но, кажется, я только сейчас в ней распознал нечто большее, чем видел раньше. Особенно на припеве:

Горький дым, чей-то полигон…

Сколько от балды в этом ущелье полегло!

Нам никогда не будет места тут, помни, братан!

Горгород, Горгород — дом, но капкан.

Hey, you, motherfucker, bounce!

Не думай о плохом. Ты всё это впитал,

Как наркоту, и с молоком.

И ты вернёшься, даже если стал полным карман.

Горгород, Горгород — дом, но капкан.

На небе — дым, под ним — бетон.

Ты бы уплыл, да моветон.

Ты бы уплыл и далеко,

Мимо витрин, мимо икон.

Твой город — это быль и фельетон.

Ты бы уплыл, но там не то.

И ты, по ходу, по полной попал.

Горгород, Горгород — дом, но капкан.

Раньше, чтобы удержать людей в городах и чтобы они не разбредались в села, создавались удобства, за которыми люди сами сюда рвались. Это нужно было, чтобы сформировать стадо, которым было бы легко управлять. Да и индустриализация требовала рабочих рук на заводах, а не на полях. Зачем работать от рассвета до заката не покладая рук, занимаясь примитивным трудом, когда можно отработать смену в городе: тут тебе и канализация, и вода, и культура. Люди текли в города рекой. И полисы стали чем-то подобным. Мир в двадцать первом веке менялся: многие ушли во фриланс, и в задымленных городах им просто стало нечего делать, ведь всё, что им было нужно, это интернет, который был практически везде. Химеры, как индустрия развлечений, приобретали популярность, несмотря на опасность содержания. В определенный момент власти смекнули, что мир сильно изменился и они теряют свои позиции, со временем уходя в пыльное прошлое. Сымитировали гибель девяти гигантов и загнали людей в подготовленные полисы. Чтобы отвлечь людей от мыслей о вольной жизни, им дали хлеба и зрелищ, а чтобы никто не отвлекался, уничтожили систему образования, сделав её уделом избранных. Таким образом, тот, кто получал образование, жил хорошо, и ему не было смысла поднимать волнения, поскольку он жил лучше многих. Необразованный же человек даже не понимал, что что-то не так. Сказали же: опасно. И всё. Этого было достаточно.

Возникал вопрос: каким образом решить эту проблему? Из полисов это делать было бессмысленно, поскольку народ поднял бы на смех, а власть быстро избавилась бы от меня. Нетрудно создать легенду о том, что у меня какие-то проблемы с психикой и что я помешался в регионе от некой химеры-телепата. Все бы поверили спасителям. А как не поверить тем, кто любезно предоставил убежища миллиардам людей?!

Понимая, что попал в тупик и на самом деле еще ничего точно не знаю, я решил временно отвлечься на более насущные дела. Зайдя в комнату, я увидел, как Гемелла пристраивается на лоток, который служил для неё туалетом раньше.

— Так, стоп! — сказал я, подбегая к ней. — Ты теперь человек и ходи в туалет по-человечески. Поняла?

Я взял её под руку и повел в туалет. Шла она уже более уверенно.

— Вот, смотри, это унитаз, — сказал я, показывая рукой, — на него нужно садиться, вот так, и делать свои дела. Когда сделаешь, нажми вот эту кнопку, и вода вот так всё смоет. Понятно? — спросил я, глядя на Гем. — Вода всегда есть в унитазе, ничего страшного, так задумано. У каждого унитаза есть колено с водой, которое нужно, чтобы не пропускать запахи из канализации. Не будь его, в помещении была бы жуткая вонь. Но это детали. Не важно. В общем, ты осваивайся, а я тебя там подожду. Хорошо?

Я не стал дожидаться ответа и оставил Гемеллу одну. Про себя подумал, что, если она не справится, это станет большой проблемой. Через несколько минут Гем вышла из туалета на четвереньках и отправилась в комнату. Я с интересом заглянул в туалет. Меня постигло разочарование, когда я увидел, что она всё сделала рядом с унитазом.

— Да твою мать!

Слова Ромеро из дневника становились всё более актуальными. Некоторых существ не переделать. У меня оставался один вариант проверки и с ним лишь одна надежда на то, что Гемелла осталась интеллектуальной. И я решил его использовать. Для этого понадобилось две цветные вещи одинаковой формы. Я долго искал, но ничего не мог найти похожего между собой, чтобы интерпретация не была двусмысленной. Единственное, что приходило на ум, это препарат. Их как раз было два: одинаковой формы, но разного цвета. Меня она поранить не смогла бы, поскольку я был в костюме. А у неё было два варианта: либо она сделает всё как надо, либо какая уже разница, что с ней будет. Это, конечно, тяжелое и очень болезненное решение, но иначе это будет не моя Гемелла. А раз так, нет смысла таскаться с воспоминаниями и мучиться с обузой.

Гемелла лежала на кровати. Я принес табуретку, поставил на неё два препарата и положил пару бумажек, на которых основным был цвет одного из препаратов. Тест, конечно, хромал, но он вполне мог показать её способность к интерпретации, что делало ссылку на интеллект, с которым уже можно было работать. Я объяснил, чего от неё хочу: чтобы она поставила вещи соответственно цвету, а после поставил препараты рядом с ней.

— Ну, Гем, давай, — сказал я. — Ты сможешь, я уверен.

Гемелла посмотрела на меня. Затем на препараты. Медленно потянулась рукой к темно-оранжевому. Но вместо того, чтобы поставить его рядом с картинкой оранжевого цвета, она попыталась его укусить. Я опустил глаза. Не стал даже забирать препарат. Вышел из комнаты и горько заплакал. Я потерял её! Потерял свою Гем, её больше не было...

Мой мир дал трещину, и всё во мне разваливалось к чертовой матери. Сначала погибла Молли, потом я потерял правую кисть, затем меня предал Рико, а теперь еще и Гемелла стала тупее табуретки. Последний плот, который держал меня на плаву, ушел на дно. Жизнь тоже потеряла всякий смысл, и даже та цель, которую я ставил перед собой ранее, стала ничем. Зачем спасать мир, когда тебе не с кем в нём жить? Пусть к черту всё разваливается! Вот пусть те, у кого есть за что бороться, и борются, а мне оно больше не нужно. Я потерял больше чем хорошую химеру: я потерял любимое существо. Любовь раньше мне была незнакома, и я как-то обходился без неё. И самое поганое здесь то, что, однажды испытав это чувство, понимаешь, что без него жизнь совершенно пуста. С любовью краски ярче, дождь мокрее и космос ближе, а без неё как-то бессмысленно, одиноко и пусто. Создается впечатление, что люди остались где-то далеко и еда какая-то пресная и на улице похолодало. Приходит любовное похмелье. А люди любят говорить: «твоё от тебя не уйдет», «от судьбы не убежишь», «пройдет время — и ты забудешь», «любит — простит» и еще кучу разных слов на любой случай жизни. Но это всё — просто слова. Они никак не помогают и не утешают, когда внутри образовалась огромная дыра, которая засасывает в себя абсолютно всё. И самое страшное здесь — бессмыслие. Больше не хочется ничего делать, потому что смысла в этом нет. И вроде всё остальное как обычно: есть и крыша над головой, и еда, и постель, но этого всего не хочется. А хочется только прижать к себе объект любви. Физическая боль не длится, в среднем, дольше трех дней, а психологическая может тянуться месяцами и даже годами. Если не зацикливаться, боль пройдет быстро. Но легко ли это сделать?

Я сидел, опершись спиной о стену, стирал с лица скатывающиеся слезы и говорил себе, что, возможно, есть еще одна маленькая надежда: вколоть препарат, который снова сделает Гем химерой. Возможно, это могло бы сделать её прежней. Шансы, конечно, были маленькие, но они хотя бы были, и этого уже достаточно. Даже поразительно, как порой человек то цепляется за соломинку, то топит целый корабль из-за разлитого стакана воды. Не желая терять время, я отправился за инъектором. Меня ждал очередной месяц, который мог не принести ничего, и это меня убивало. Я шел и думал об этом, практически бессознательно выполняя все действия.

Вернувшись в комнату, я не увидел Гемеллу на кровати. Стоило мне только отвернуться в сторону, чтобы осмотреться, как мою шею что-то кольнуло, а затем почувствовалась влага. Обернувшись на удар, я увидел Гем со сломанной капсулой, которой она меня ранила. От этого я остолбенел, а она ударила меня ею еще раз, и еще, попадая по лицу, затылку, шее. Я видел на полу капли крови и препарата, обнаженные ноги Гем и выпавший у меня из рук инъектор. И только я начал понимать, что случилось, и хотел побежать за другим препаратом, как у меня начало парализовывать тело. Я упал и задергал руками и ногами, а Гемелла лишь подошла и присела передо мной, наблюдая за тем, как я уходил в себя. Эмоций у неё никаких не было. У меня же в глазах застыл немой вопрос, на который я пытался найти ответ. Мир потихоньку угасал, изображение плыло, а серые с зеленым оттенком глаза просто провожали меня в никуда...

ГЛАВА XXI

Человек ждет от мира немного больше, чем мир ему дает. И дело тут не столько в скупости, сколько в том, что за всё нужно платить. Каждое желание имеет цену. Для богатства одному человеку нужно выучиться, познакомиться с определенными людьми, а после — рисковать; другому человеку для этого же богатства нужно пережить такой опыт, который его сделает другим человеком, а после нужно будет прорубить себе дорогу, работая днем и ночью. Для счастливой семьи одному нужно просто немного больше заботиться, другому для счастливой семьи придется выстрадать новую психологию, повзрослеть и научиться доверять людям. Каждый человек помещен в какие-то условия, которые он не выбирает. Справедливо ли это? Да. Это более чем справедливо. Каждый помещен в какие-то свои условия, и в этих условиях есть возможность получить то, что другие хотят, но наиболее легким образом. Мы можем хотеть счастливую семью, у неё будет высокая цена, но при этом, в компенсаторном аспекте, нам будет открыта другая дверь, через которую мы сможем получить счастливую семью более легким способом, если разовьем свой компенсаторный путь. Важно не уменьшать минусы, а увеличивать плюсы. Зачем становиться обычным, ломая себя, когда можно выделиться, развивая свои сильные стороны? Зачем становиться обычным, чтобы получить семью, когда можно развить свои необычные стороны и твоя семья сама тебя найдет?

Многое в жизни может казаться несправедливым. Кто-то обижает, задевает нас постоянно, кто-то предает, воткнув нож в спину, кто-то не отвечает взаимностью, кто-то обкрадывает нас. Это, кажется несправедливым, ведь мы этого не заслуживаем. И, если смотреть на мир сквозь такие очки, то, конечно, жизнь ужасна. А если разобраться, то картина переворачивается вверх дном. Любое событие в жизни влечет череду других, и говорить о том, что здесь и сейчас нам плохо и потому жизнь ужасна, — неимоверно глупо, потому что если сейчас плохо, то жизнь дает нам повод всё изменить, поскольку мы засиделись на одном месте, а нужно идти вперед. Жизнь нас пинает, чтобы мы двигались, а не сидели и ныли, как маленькие, инфантильные дети.

Нет никаких принцев, принцесс, драконов и волшебников, нет чистоты, добра, зла и прочего. Всё это было придумано как метафора, и потому такое нельзя воспринимать буквально. Люди не стремятся сделать нам больно, они просто хотят сделать себе хорошо. Бьёт — значит, хочет самоутвердиться, а не потому, что хочет сделать нам больно. Бросает — чтобы найти что-то лучшее относительно своих идеалов, а не чтобы нам причинить страдания. Заботится — потому что получает от этого приятные эмоции, а не потому, что мы этого заслуживаем. Мир каждого человека крутится вокруг него самого, и любое действие нужно трактовать именно с этой точки зрения. Любовь, ненависть, обиды и все остальные чувства кроются внутри самого человека, внутри его мира, которого не существует в реальности. Человек любит не другого человека, а своё представление о нём. Человек ненавидит не личность, а своё представление о ней. Человек всё делает относительно своей системы ценностей, взглядов и идей, а не опирается на общепринятую точку зрения. Не важно, что логично с точки зрения психологии для всех, поскольку это всё усреднено, важно то, что находится в системе ценностей и идеалов рассматриваемого человека. Ни один сонник никогда не расскажет о значении снов, потому что ассоциативные ряды уникальны. Нельзя оценить интеллект человека, давая математические задачи, поскольку система восприятия технарей и гуманитариев различна. Это подводит к тому, что жизнь человека находится внутри самого человека и всё, что происходит снаружи, лишь провоцирует стимулирование каких-то уже выработанных паттернов. Именно поэтому не важно, что происходит снаружи, в реальном мире, важно лишь то, что происходит в голове, во внутреннем мире.

В моем же внутреннем мире происходили непонятные вещи и чудовищные метаморфозы. Жуткая боль плыла по телу. В сознание я не мог прийти, как ни старался. Меня будто что-то не пускало. Моё тело представлялось всего лишь оболочкой, которая носит моё сознание, словно аватар. Многие вещи вдруг открывались передо мной, мелькали знания, всё стало понятным и ясным, но я всё равно хотел выбраться. Меня тянуло именно к телу, которое нужно было обеспечивать едой, сном, отдыхом, ухаживать за ним и воспринимать всё так, будто это тело действительно имело значение.

С трудом мне удалось вырваться в сознание. Но жуткая жажда сводила всё к минимуму. Я тянулся к тазу, в котором была вода, с трудом делал глотки и вновь уходил. Меня словно вытягивало, и я видел себя будто из глубины. Стать частью мира у меня просто не получалось. Я не мог за него уцепиться, и он каждый раз беспечно ускользал.

Я видел чью-то жизнь со стороны. А потом другой её вариант, а потом еще. Затем менялись люди. Менялись варианты. А после меня откинуло, и я увидел на секунду всех людей и зверей с их вариантами сразу. После настала пустота, которая вытягивалась и разлеталась мириадами вспышек. Затем одно стало поглощать другое, смешиваясь с ним, а после возникла обратная реакция, и то, что поглощалось, начало поглощать. И всё это происходило очень близко и быстро. Я почувствовал боль, перестал понимать, что происходит, и начал словно выключаться, испытывая чувство страха. Затем мои глаза открылись, и я увидел рядом сидящую Гемеллу. Я хотел её позвать, но мне очень хотелось кушать, и когда я повернулся на бок, чтобы придвинуться ближе к еде, и потянулся к ней рукой, то увидел расплывчато какую-то чешуйчатую лапу. Всё вокруг было словно перевернуто и в то же время как обычно. Гем подала мне кусок еды, я начал его жевать, а во рту чувствовал что-то не то. Мироощущение сильно изменилось. Многие запахи приторно били в нос, так, что хотелось перестать дышать. Но при этом я чувствовал, как приятно пахнет Гемелла и что запах от разных частей её тела немного отличается. Мне хотелось сказать ей об этом, но меня начало будто вытягивать из тела и все мои желания начали развеиваться. Затем появился какой-то нарастающий писк, похожий на ультразвук, он становился всё громче и громче, громче и громче... Так было до тех пор, пока мне не захотелось орать от боли. Казалось, от этого писка моё сознание расщепляется и просто растворяется в пустоте.

Мне вспомнился мой давний сон, который я видел еще в Горгороде. В том сновидении я был в лаборатории с девушкой, у которой были короткие волосы, называл её каким-то ласковым прозвищем, связанным с шеей, и при этом нигде рядом не было Гемеллы. Я тогда не понимал, что это станет реальностью и что подсознание случайно выхватило то, что не должно было выхватывать. В своём сновидении я увидел будущую Гемеллу. Осознание этого факта вызвало у меня восторженную реакцию. Словно из пазлов складывался сюжет, который я должен был прожить, и я радовался, что он получается именно таким, каким задумывался. При этом меня не волновало, кем задумывалось, что задумывалось, куда это ведет, что это даст, и тому подобное.

Проявляя слабость, мы сеем ошибку и пожинаем проблему. Ни одно поражение не должно утешаться тем, что это не страшно. Потому что это страшно. На самом деле! Поражения отзовутся в будущем слабостью, которую этот мир не терпит и не поощряет и потому отплатит огромными проблемами. Становясь слабым и потакая слабости, человек уходит вниз по лестнице эволюции. Поэтому ни в коем случае нельзя никого жалеть. Поставленная цель должна быть достигнута любой ценой, и не важно, насколько ужасные поступки придется совершать ради неё, поскольку победителей не судят. Ими восхищаются. Их носят на руках. Но никогда не говорят в глаза, что они не достойны своей победы. Именно так мне всегда говорили, и сложно с этим не согласиться.

Сознание вновь начало возвращаться. Открыв глаза, я увидел мир с легким тепловым зрением, будто мой тепловизор слабо работал. Гемеллы рядом не было. Сильно хотелось пить. Было даже тяжело открывать рот. Поворачиваясь, чтобы попить, я почувствовал, что меня за задницу что-то тянет. Я не стал отвлекаться на это до тех пор, пока не попил. После перевел взгляд и увидел, что у меня хвост. Черт возьми, хвост! Черный, мать его, хвост из задницы! Это меня немного ошарашило. Моё тело сильно изменилось, и, в целом, я был какой-то странной смесью. Возможно, трансформация еще не закончилась, а может, я был какой-то чертовой чупакаброй. От испуга мне захотелось позвать Гемеллу, и мой нос учуял её запах, который тянулся из комнаты, но меня вновь начало вытягивать. В мыслях застряло: зачем ты это сделала?! А после я упал в пустоту, и какое-то время вообще ничего не происходило. Словно я попал в некий черный омут, который был словно темницей для тех, кто больше не имеет тела. Мне хотелось жить, даже как химера, или черт знает, что там из меня получалось, но все равно, мне хотелось жить даже таким странным и несуразным существом.

Когда я подумал о Гемелле, начали возникать какие-то образы разных девушек и женщин. Некоторые были похожи на нее, некоторые — нет, они были в разном времени, и у них был разный социальный уровень, были даже животные и деревья. Мне было не совсем понятно, кто это и что это, поскольку оно всё рассыпалось, как только я хотел ухватиться хоть за какой-нибудь образ. Словно мне было не дано знать, что это и кто это. А после все миражи исчезли, и эхом начал раздаваться вопрос, который я задавал в мыслях. От этого я упал в какую-то клетку из человеческих рук и лап разных животных. Они все шевелились, и клетка начала сжиматься. Я чувствовал, как они касаются моих ног. Стало темно. Клетка сжималась, и я в панике начал ощущать, как они касаются меня по всему телу. Тянут за нос, рот, ухо, тычут в живот и ковыряются в моей заднице. Я хотел закричать, но всё исчезло.

— Один вопрос — один ответ, — услышал я очень ясно.

— Кто ты?

— Я — это ты, — прозвучал ответ, и всё завертелось и закрутилось. Меня словно выжимало, как тряпку, растягивая в пространстве. Я больше не понимал, что я, кто я и где я. Моя сущность просто стала желанием. Одним простым желанием: желанием жить. Это всё, что я понимал. Жить любой ценой. Жить, преодолевая смерть, старость, боль, болезни, разочарования, бессмыслие, несправедливость. Жить ценой жизни других. Вот она, сущность мироздания: жить! Не важно, сильный или слабый, быстрый или медленный, красивый или уродливый, богатый или бедный, человек или животное, созидательный или разрушающий — это всё вещи второго плана, которые не имеют большого значения. Есть одно, и только оно важно — жить!

ГЛАВА XXII

Я открыл глаза. Голова сильно кружилась, и, казалось, даже тишина отдавалась эхом. Вставать с постели было тяжело, но я справился. Гемеллы рядом не было. В горле будто застрял сухой комок, который никак не удавалось проглотить. Я сунул морду в таз с водой и принялся жадно втягивать воду в себя, помогая пересохшим языком. Мышцы были слабы, и чувствовалось, что лапы слегка дрожат. Мне хотелось узнать две вещи: как я выгляжу, и почему Гем так поступила со мной, если она это и есть она. Пока я перебирал лапами, не сразу заметил, что вместо отрезанной кисти у меня отросла вполне здоровая лапа, и было даже не заметно, что я когда-то был калекой. Запах Гемеллы тянулся по лаборатории, я пытался нащупать языком более свежий, но мне было еще сложно отделять одно от другого. Я дошел до кухни, но Гем не было и в ней. Осмотревшись, я хотел пойти дальше, но раздался звук смывания воды в туалете, открылась дверь и оттуда вышла озадаченная Гемелла. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга.

— О! Ты пришел в себя! — сказала она.

Я повернул голову так, что правое ухо смотрело вниз.

— Да, я умею говорить и пользоваться унитазом. Видел, как им пользовался первый человек.

Я хотел накричать на неё за то, что она сделала, но вместо этого раздалось лишь рычание. Чувствовалось, как я скалился.

— Ты, наверное, злишься на меня за то, что ты теперь не человек? Да? — спросила она. Я перестал рычать. — Поклонись или помотай головой.

Я, сквозь злость, поклонился, поскольку хотел знать причину, даже ценой унизительного поклона. Мне бы стоило её разорвать, но что-то внутри не давало кинуться.

— Итак: поклон — да, помотать мордой — нет. Ты сам это знаешь. Вот так — означает «да», а вот так — «нет».

Я зарычал. Она села на пол напротив меня.

— Когда я появился здесь, тут был другой человек, каким был ты раньше. Я его называл «первый человек». Тоже с вот этой штукой между ног. Почему её нет у меня, я так и не понял. Может, не до конца стал человеком. И как она работает, мне тоже не понятно. Почему у меня её нет?

По моему взгляду она поняла, что я могу отвечать только «да» или «нет», и тогда спросила иначе:

— У меня она появится? — Я помотал головой.

— Я человек без этой штуки? — Я поклонился.

— Она нужна для размножения? — Я поклонился.

— Ты хотел от меня маленьких нас?! — с изумлением спросила Гемелла. Я повернул голову, пытаясь выразить непонимание.

— Отвечай! Ты хотел от меня маленьких нас? Снаружи, где свет и дерево?

До меня вдруг дошло: она решила, что это я был в палатке, а не Рико, ведь Рико она даже не видела, скорее всего. Понимая, что объяснить ничего не получится, я поклонился, поскольку иначе она расценила бы всё как ложь. Парадокс: мне пришлось солгать, чтобы меня не уличили во лжи.

— Но ты и с тем человеком хотел маленьких вас. Там, где было много человек, — сказала она. Я вспомнил проститутку и отрицательно покачал головой. Она сначала смутилась, затем удивилась, а после улыбнулась. Казалось, она не совсем понимала свои эмоции и всё пыталась почувствовать.

— Ты сказал: избавишься от меня! Ты хотел меня бить! Как тот, первый человек, который был здесь! Ты хотел делать больно Гемелле! — кричала она на меня, а я мотал головой. — Ты сказал, что хочешь избавиться! Ты сказал!

На этих словах она убежала в комнату. Я сначала не понимал, что происходит. Почему она говорит о себе в мужском роде, почему её не смутило изнасилование, почему дети для неё так важны, почему она решила, что я хотел от неё избавиться и зачем она сделала меня химерой?! А затем до меня дошло, что она никогда не была человеком и у неё совершенно другая система ценностей. Изнасилования для неё не существует, и потому, даже считая меня насильником, она не видит в этом чего-то ужасного. О себе она говорит в мужском роде, потому что чаще всего слышала именно эти слова. Дети — это естественная потребность, которая развита в животном мире и сведена к минимальной тяге среди людей. А посчитала, что я хочу от неё избавиться, потому, что, судя по всему, услышала часть разговора между мной и Рико, когда он пытался спровоцировать меня рассказать всю правду. Единственное, чего я не понимал, так это того, почему она сделала меня химерой и почему напала. Это явно было сделано на негативных эмоциях, которых сейчас, как таковых, не было. Может, помутнение? Черт знает.

Мне хотелось нормально поговорить с Гемеллой, чтобы она меня поняла и, главное, чтобы объяснила, зачем она сделала меня химерой. Мне нужно было от чего-то отталкиваться для создания аргументов. Обратно стать человеком было бы, конечно, лучшим вариантом, но это невозможно без помощи Гем. Даже просто вколоть себе препарат я не мог, ведь нужна еще вода и еда. Единственный вариант, который мог бы сработать, — написать ей обо всем. И я решил не терять ни минуты и отправился в комнату. Открыв дверь, я увидел Гемеллу, она лежала в позе эмбриона в дальнем углу кровати. Взяв с тумбочки записную книжку, в которой было всё написано, я в зубах отнес её Гем. Она не поворачивалась. Тогда я залез на кровать и лег рядом с ней, оставив дневник на краю. Она повернулась ко мне и придвинулась ближе. Через несколько минут мы уснули.

ГЛАВА XXIII

Морфей отпустил меня раньше, чем Гемеллу. Пропало головокружение, тошнота, слабость, яркий свет перестал раздражать. Организм явно адаптировался к новому телу. Мне хотелось кушать, но я не решался вставать и будить спящую девушку. Лишь повернул морду и начал рассматривать Гем. Она спала абсолютно беззвучно, лишь грудная клетка то немного поднималась, то опускалась. Я впервые в жизни смотрел на спящего человека, да еще с таким трепетом. Еще совсем недавно я любил другое тело так же, как это. Может, это удивительно, но само по себе тело какой-то большой роли, в общем-то, для меня не играло. Плюсы я находил и там, и тут, и также нивелировал негативные аспекты во всем её существе. Нам предстояло пройти очень сложный путь установления взаимопонимания, но в этот момент это было не важно: я просто наслаждался тем, что она была рядом и действительно была собой. Я больше не переживал, что потерял её, я переживал, что это она могла потерять меня. И это пугало меня больше всего. Даже больше, чем застрять в теле химеры.

Когда чувство голода стало совсем нестерпимым, я все-таки встал и пошел на кухню, но достать что-либо было проблемой, поскольку лапы у меня были не на человеческий манер. Вернувшись в комнату, я увидел куски еды, которые остались от периода, когда я трансформировался. Еду, как таковую, я не жевал, просто потому, что это было неудобно, поскольку жевательных зубов у меня, судя по всему, не было. Приходилось откусывать небольшими кусками и проглатывать, что мне удавалось достаточно легко. Не так, как человеку. Я не давился.

Утолив голод, я наконец-то решился посмотреть на себя. Идя по коридору со стеклянными комнатами, я замечал свой силуэт, но решил оставить некоторую интригу до момента, когда окажусь у нормального зеркала, чтобы можно было полноценно осмотреться. Моё отражение меня удивило. Я догадывался по лапам и даже допускал мысль, что мы с Гемеллой можем быть похожи, но, чтобы мы оказались практически одного вида, — это стало открытием. Разница у нас была незначительная. Мои габариты были меньше, поскольку в моём случае не применялся препарат по увеличению. На кончике хвоста не было шипа, как у Гемеллы, а моя морда была чуть другой, не как у геккона, а, скорее, как у поясохвоста, который мордой немного напоминал дракона. В остальном мы были очень похожи. Меня занимал вопрос яда, который был у Гемеллы: я попытался напрячь разные мышцы рта, чтобы его выпрыснуть, но так и не смог. Тогда постарался представить угрозу, но и так у меня тоже ничего не вышло. Видимо, яда у меня не было.

На кухне послышался шум.

— Зачем ты сделал меня человеком? — спросила Гемелла. — Мне больше нравилось быть химерой. Ты тоже хотел, как первый человек, поместить в меня штуку, которой у меня нет? Он часто так делал с Гемеллой. А со мной — нет. Наверное, потому что я не был человеком. Ты звал меня так же, как первый человек звал того странного человека, который похож на меня сейчас. Что значит Гемелла? Почему всех, в кого хотят совать странную штуку, зовут Гемелла?

Гем всё говорила и говорила. Язык она, конечно, освоила, но еще не совсем правильно формулировала мысли. Видимо, наслушалась того, что говорил Ромеро, пока он был рядом, что говорил я, пока был человеком, того, что говорили люди в полисе, и того, что слышала в новостной ленте, когда мы были в Горгороде. Из этого создался словарный запас. Ромеро ведь учил своё создание, и Гем, видимо, за всем этим наблюдала. Впитывала. И, судя по всему, наблюдала за тем, что Ромеро не совсем по-отечески относился к своему созданию, которое называл Гемеллой, из-за чего моя Гем теперь не понимает, что к чему.

— Это странная штука, которой у меня нет... Я часто думаю о ней, и мне хочется её как-то... Не знаю. Я хочу, чтобы она была у меня! Почему у меня её нет?! — разозлилась она. В воздухе запахло смазкой. Я посмотрел Гем ниже пояса и увидел, что её половые губы влажные. Фактически она просто возбудилась и хотела секса. Желания у меня её запах не вызвал, как и то, что она была возбуждена. Скорее всего, секреция не провоцировала сексуального желания потому, что в данный момент мы были разными видами. Я поначалу хотел дотронуться языком до её влагалища, чтобы определенным образом привязать к себе и успокоить, но быстро передумал, поскольку она бы быстро смекнула, что к чему, и нашла бы себе человека. А этого я совсем не хотел.

— У человека так много разных эмоций. И постоянно чего-то хочется. Как ты жил, когда был человеком? Это же ужасно. Раньше я просто хотел кушать, спать и... — Гемелла замолчала. Ей было сложно выразить определенные чувства, не зная слов, которые их не описывали. — Смерть. Делать смерть. А сейчас — нет. Сейчас я не могу спать, когда раньше хотел. И сидеть ждать тоже не хочу, когда буду хотеть спать. Что делать? Первый человек, когда не спал, что-то делал, крутился. А я не хочу этого. А ты хочешь? А я хочу говорить. Раньше тоже говорил, но как-то без слов. А сейчас хочу. И хочу словами. Я говорил с тобой, когда ты спал. Сначала я не понимал, зачем говорю, а после уже понимал. Я говорил с тобой. Ты помнишь?

Я перевел взгляд на её порезанные пальцы на руке, которые она, видимо, повредила, когда била меня, сделав химерой и внеся свои ДНК. Гем повторила вопрос. Я помотал головой, говоря «нет».

— Я веду себя, как человек? — Я вновь отрицательно помотал головой. Она задумалась и уставилась на пол. О чем она думала, можно было только гадать.

— Раньше у меня картинки в голове были. Я мог их видеть, когда захочу. А сейчас их стало больше во много раз. Это потому, что я человек? — Я сначала не понял, что за картинки она могла видеть, когда захочет, а потом меня осенило, что это просто мысли. Завиляв хвостом, я поклонился. Затем лег на полу и закрыл глаза. Гем что-то еще говорила, спрашивала, а я просто уснул, слушая её голос.

Система ценностей — удивительная вещь. Одни и те же поступки разными системами воспринимаются по-разному и имеют разные последствия для носителя. Изнасилование для рядового человека — ужасно и зачастую оказывает травмирующее воздействие. Для человека, который формировался в отсутствии института семьи и не слушал моралей на тему целомудрия, изнасилование будет просто сексом по принуждению, и здесь не исключен даже позитивный отклик из-за достижения оргазма. В первом случае это — психотравма, во втором — просто событие. Именно поэтому изнасилование Гем для меня было трагедией, а у Гемеллы не вызвало никаких эмоций. Я смотрел на Гем, наблюдал за ней и удивлялся тому, что она была совершенно из другого мира. Идеалы, вкусы, ценности, реакции — всё было каким-то детским. Она этот мир видела совершенно иначе. Если приятно, то почему бы и нет, что останавливает-то? Для неё мир последствий еще не был открыт. И всё, чего она могла коснуться, было не так однозначно, как она взвешивала. Гем была интеллектуальна, но разве что в решении своих задач, а вот культуры у неё совершенно не было, и именно поэтому она могла совершать бесконечное количество ошибок. Всё равно что одаренный ребенок в теле женщины, который, хоть и схватывает всё на лету, но, в силу отсутствия культуры поведения и знания норм, просто идет на дно. И я не мог её чему-то обучить, потому что сам становился другим. Моя система ценностей, хоть и была еще человеческой, но тоже подверглась изменениям за счет того, что организм изменился и система вознаграждения в мозге начала работать иначе. Да и дело касалось не только системы вознаграждения, а вообще всего в жизни, потому что все реакции полностью изменились и я уже на одни и те же события реагировал иначе. Мне чаще хотелось спать, чаще хотелось кушать, меньше хотелось двигаться, и все мои прежние интересы растворялись, словно следы на воде. Даже желание вновь стать человеком тоже утихало. И не потому, что человеком быть сложнее, или из-за каких-то проблем в жизни, а просто потому, что пропадало рвение само по себе. Какой-то логичной причины не было, как обычно придумывают люди, стараясь от чего-то отказаться: то голова болит, то времени нет, то сил не хватает, то возможности ограничены. Ничего такого. Мне просто этого не хотелось, и всё.

Когда я проснулся, Гемелла спала рядом со мной на полу, и по ней было видно, что ей холодно. Я аккуратно встал, чтобы не разбудить её, сходил за одеялом и укрыл её обнаженное тело. Уходя, лизнул Гем в щеку. Она заворочалась и потерла мокрое место. Я был рад быть с ней, но она спала, а мне было интересно, на что способно моё новое тело. Зайдя в дальнюю стеклянную комнату, я прикрыл дверь, чтобы меня как можно меньше было слышно. И первое, что я решил проверить, насколько далеко я могу прыгнуть с места. Комната была четыре метра в длину. Я постарался сгруппироваться в углу, чтобы занимать как можно меньше места, и прыгнул в другую часть комнаты, с легкостью преодолевая расстояние. Фактически я прыгнул не на четыре метра, а где-то на два с половиной, поскольку своими габаритами занимал начальную и конечную точку прыжка. В итоге я понял, что могу прыгать, но так и не понял, на какое расстояние, поскольку для моих габаритов это было не так уж и много, если рассматривать семейство кошачьих, с которым у меня точно была смесь. Подумав, я понял, что не смогу проверить свои физические возможности, пока Гемелла спит, поэтому решил временно отложить и попробовать научиться управлять хвостом. Это оказалось не так уж и сложно. Словно еще одна рука, но её использование сводилось к минимуму, поскольку, в моём случае, хвост нужен был, скорее, как оружие или стабилизатор тела при прыжке или беге. Хвост вообще забавная штука: кому-то нужен, как оружие — бить хвостом, кому-то — как обманка — отбросить хвост, кому-то нужны его социальные функции — как у собак, или отгоняющие и оборонительные — как у коров, а кому-то — для совершения движения, как у рыб. Это далеко не весь перечень возможностей использования потерянной для человека конечности. В целом, меня устраивало его наличие, поскольку он давал новые возможности. Разобравшись с хвостом, я решил попробовать самое интересное: лазать по стенам. Гемелла могла, почему бы и мне не мочь? Подойдя к стене, я прижал лапу к стеклу, но она не прилипла. Тогда я решил её сжать, но мои пальцы с когтями лишь проскользили. Тогда я постарался уцепиться, создавая некоторое напряжение в ладони, и моя лапа прилипла. Так я начал подниматься по стеклянной стене и был восхищен своей новой способностью. Я мог лазать по чертовым стенам! Добравшись до потолка, я пополз и по нему, повторяя у себя в голове, что ни в коем случае нельзя расслаблять лапы, иначе я свалюсь спиной на пол. Это было невероятно! Я ползал по стенам и потолкам! Черт возьми, по стенам и потолкам! Я гребаный Человек-паук из комиксов MARVEL!

Восторг меня еще долго не отпускал. Я так пролазал, наверное, пару часов. Самое забавное в этом было то, как сменялась направленность силы тяжести: то тянуло в сторону хвоста, то в сторону позвоночника. Переставлять лапы было немного сложнее, но сил было предостаточно, чтобы делать это с завидной легкостью. Никакого дискомфорта при лазании я вообще не ощущал. Мне было без разницы: на потолке, на полу или на стене. Всё одно.

Признаться, человеком я теперь точно не хотел становиться. Что меня там ждало, когда здесь такое! Теперь я мог лазать по любым поверхностям, и стал быстрее, сильнее, опаснее. Меня мало заботило всё, что заботило раньше. Мне больше не нужна была одежда, а это значит, плевать, какая бирка на ней; мне больше не нужно было придумывать себе занятие на день, потому что я мог лечь спать в любой момент, а если выспался, мог покушать и поваляться, расслабившись. Меня не заботило, что позади сколько-то лет, а я после себя ничего не оставил. Многие вещи стали даже казаться смешными: мода, культура, развлечения, события в мире, какие-то цели. Зачем? Культура нужна, чтобы общаться и наводить порядок — мне она была больше не нужна. Мода — мне это как телеге занавески. Развлечения — да мне и так не скучно, мне просто всегда нормально. События в мире — какая, к черту, разница, что там происходит?! Цели — они нужны, чтобы решать проблемы, а у меня нет проблем. Человек себя обложил тысячей ненужных вещей, и всё это — лишь ради удовольствия. Человек — это просто черная гедоническая дыра, которая, если и не проявляется открыто, то делает это посредством чего-то другого. Человеку сложно представить, как можно долго ничего не делать и не мучиться от скуки, поскольку общество раздразнило префронтальную кору и гиппокамп. Легкий эксперимент может это доказать: достаточно сесть и ничего не делать пару часов — для человека это сложная задача, а для зверей — вполне себе обычное дело. Радость, как и боль, всего лишь чувства, которые нужны, чтобы закрепить то или иное поведение. Их не нужно испытывать постоянно. Во многом поведение человека — это извращение инстинктов.

Мое увлекательное беганье по стенам и потолку нарушила Гем.

— Я тоже так могла, — сказала она с тоской. Я отвлекся на неё. Она опустила глаза и со слезами спросила:

— Зачем ты сделал меня человеком, если хотел избавиться?

Я спустился со стены, встал перед ней и отрицательно помотал головой. Гемелла озадаченно посмотрела на меня.

— Ты не хотел делать меня человеком? — спросила она. Вопрос поставил меня в тупик. Я не хотел этого намеренно, я просто желал её спасти. Понимая, что могу ответить только «да» или «нет», я поклонился.

— Не понимаю.

Объяснить было сложно, поэтому я помчался в комнату за дневником. Я надеялся, что она правильно меня поймет, когда его прочитает. С надеждой я подбежал к ней, сунул его ей в руки. Она взяла его, покрутила и спросила:

— Что это?

Я взял дневник из её рук, положил его на пол, лапой перелистнул страницу и посмотрел на неё. Она посмотрела на меня, затем на дневник и снова на меня.

— Я не понимаю. Что это?

До меня дошло, что она не умеет читать и потому в упор не видит текст. Для неё это была просто какая-то нелепая безделушка с каким-то несуразным узором. Моя надежда прыгнула с крыши без страховки. Я не знал, что делать, и всё, что пришло в голову, это допытаться у неё, почему она сделала меня химерой. Единственный намек, который я мог дать, это рычание, и я зарычал на неё. А она смутилась.

— Что?! Я не брал это!

Она меня не поняла. Тогда я начал рычать свирепее, что мне аж самому стало не по себе. А она в ответ тоже встала на четвереньки и зарычала на меня. Это стало провалом. Никаких средств коммуникации не было, что-либо объяснить было невозможно из-за ассоциативного барьера. И тут меня озарило. С ней нужно говорить на более простом языке, работая с базой образов, которая будет ей понятна. Я встал на задние лапы. Подошел к ней вплотную. Она с удивлением посмотрела на меня. Я нажал лапой на неё, потом на себя и начал игриво бить лапами по её голове пару секунд, а после остановился и посмотрел на неё.

— Ты хочешь бить меня? — Я помотал головой. Затем снова нажал на неё лапой.

— Я? — Я поклонился. Затем начал игриво бить её и снова пристально посмотрел на Гем.

— Бить? — Я поклонился. Затем нажал лапой на себя и снова уставился на неё.

— Ты. — Я поклонился.

— Я бить ты? — спросила она. Я поклонился.

Она какое-то время молчала. А затем посмотрела на меня и спросила:

— Почему я бил тебя?

Я поклонился.

— Почему я бил тебя, почему я бил тебя, — повторяла она. — Почему всё так сложно у человека?!

Она думала, а я смотрел на неё. Понимая, что она запуталась, я взял её легонько за руку зубами и повел в комнату, где были препараты. Открыв холодильную камеру, указал на них. Она посмотрела и спросила:

— Ты хочешь знать, почему я бил тебя и ты стал химерой?

Услышав это, я уже хотел было сделать двойное сальто назад от радости, но вместо этого сдержался, чтобы не сбить её с мысли, и просто поклонился, размахивая хвостом.

— Ты хотел избавиться от меня, как первый человек! Я злился и бил. Ты сделал меня человеком. Я не хотел этого.

Гемелла говорила это, а по её щекам текли слёзы. Открылся носослёзный канал, и слизистая носа тоже потекла. Гем не была окультуренной, и потому сопли у неё просто текли из носа, при этом попадая в ротовую полость. Она интуитивно терла лицо, стараясь прочистить дыхательные пути, но, в силу отсутствия опыта, лишь совершала какие-то нелепые действия. Мне было трудно смотреть, как она задыхается в своих же соплях, поэтому я подошел вплотную и начал слизывать их с неё. Это было, в определенной степени, мерзко, но и смотреть, как она ими давится, было тоже не очень приятно. Человеческая культура и этика накладывала свой отпечаток. Для Гем это было просто непривычной реакцией организма, а для меня — отвратительным актом, который не мог прекратиться самостоятельно. Некоторые естественные вещи было очень сложно передать как единицу культуры. Например, подтираться в туалете после дефекации, мыть руки перед едой, менять грязную одежду на чистую или в принципе одеваться. Для Гемеллы это всё было странным и противоестественным. Раньше она этого никогда не делала.

Гем на мои действия начала улыбаться и принялась лизать меня в ответ. Я поначалу смутился, но после понял, что она лишь проявляет благодарность. Прерывать её я не стал. Мы лизались, а я в это время думал, как ей объяснить, что меня нужно сделать человеком. И в какой-то момент вспомнил, что она говорила про «маленьких нас». Тогда я опустился вниз и потерся о низ её живота, а потом заглянул ей в глаза. Она, открыв рот, посмотрела на меня.

— Ты хочешь маленьких нас?

От этих слов у меня чуть челюсть не отпала. После того, как я долго пытался у неё выпытать, почему она на меня напала и сделала химерой, вдруг так сразу до неё дошло то, что мне надо. Стараясь не упустить момент, я поклонился.

— Мне нужен сильный... — Она задумалась. — Победа... Мне нужен победить!

Она сказала это, считая, что полностью выразила мысль. Но, в сущности, я её понял. У животных заведено, что самка достается сильному самцу, и потому нужно сражение, чтобы она отдалась. Здесь был тот же механизм отбора. Оперируя её логикой, я начал быстро её понимать. Это всё оказалось значительно проще, чем мне представлялось изначально, когда я боялся, что мы друг друга не поймем.

— Арена! — сказала она.

Поначалу я воспринял всё это с усмешкой — выбирать себе пару через поединок! А после мне стало не смешно. Этот механизм действовал и у людей. Мужчина всегда выбирал женщину, которой хотел уделить внимание, а та, в свою очередь, выбирала, принять его или нет. Это пошло с давних времен. С каких-то пор начали выживать именно те детеныши, о которых заботились оба родителя, и, таким образом, отбор начал происходить через заботу и способность позаботиться. Это стало ключевым механизмом отбора. В современности мужчины выбирают красивую женщину, поскольку у неё хорошие гены, и делают это неосознанно, а женщины выбирают мужчину, который способен дать достойную заботу, поскольку это обеспечит выживание их детям, и делают это также неосознанно. Культура в своем становлении наделила людей эстетическими взглядами, а также исказила многие представления. Красота была то в тучных, то в худых женщинах, то в бледности, то в румянце, принимала многие формы, но это всё было лишь веянием моды, которая искажала понимание здоровья, а с ним — и интересы, но всегда временно. Красивая — в понимании мужчины, и не важно, как на самом деле: главное — здоровая и интересная; богатый, властный или популярный в понимании женщины — значит, способный позаботиться. Но этот механизм в человеческом отборе партнера отнюдь не одинок: до сих пор некоторые мужчины стремятся оплодотворить как можно больше женщин, а некоторые женщины отдаются только сильным мужчинам. Всё это может казаться диким, но человек не настолько отличается от животных, чтобы этому ужасаться. Эволюционировал ведь не только он, венец творения, а всё живое, что смогло дожить до этого дня.

Прежде чем пойти в Горгород, нужно было одеть Гем. Дождавшись, когда она поела, я в зубах принес костюм и сунул его ей в руки.

— Я это не использовать, — сказала Гем. Тогда я снова потерся о низ её живота и пристально посмотрел на неё, а затем мордой уперся в руки, подталкивая костюм ближе к её груди.

— Хорошо, — сказала она. И начала пытаться его надеть, но запуталась, лежа на полу. Мне было смешно, но показывал я эти эмоции уже совсем иначе: подпрыгивал передними лапами, махал хвостом и быстро дышал, издавая покрякивающий звук. Успокоившись через несколько минут, я начал помогать ей надевать костюм. Она покорно стояла на четвереньках, а я подтягивал определенные лямки под нужные места, что давалось не без ощутимых сложностей.

— Арена? — спросила она. Я посмотрел на неё, встал на задние лапы и нажал передней на кнопку активации костюма, но кнопка не сработала. Нажал еще и еще, но костюм не включался. Прикинув, что я химера, я взял лапой руку Гем и приложил к кнопке. Костюм сработал. Гемелла испугалась и начала паниковать: бегала из стороны в сторону, размахивая руками и пытаясь сдернуть его с себя. Костюм усиливал её действия: она разнесла полкомнаты. Подходить и успокаивать я не рискнул, поскольку боялся, что она может переломать мне все кости. Понаблюдал минут пять, пока она не остановилась и не начала изучать костюм. В течение часа она научилась загораться, делать шипы, мечи и даже сделала себе хвост!

Я согласился играть по её правилам и даже выйти на арену ради неё, поскольку для Гем это было важно, и единственный шанс быть вместе лежал именно через желание Гемеллы сделать «маленьких нас». Меня посещала мысль стащить нужное количество еды, воды и вколоть себе препарат, но это не позволило бы мне завоевать сердце Гем. За время моей трансформации ей могло бы всё наскучить, и она бы просто ушла или убила меня или съела бы мою еду, не желая далеко уходить. Вариантов было много, но самый главный был тот, который я все-таки боялся признать: мне нравилось быть химерой. И, кажется, я бы предпочел, чтобы Гем тоже стала химерой вместе со мной, и мы бы прожили эту жизнь в регионе или даже в этой лаборатории. Мир моего любимого существа был куда лучше, чем тот, в котором я жил раньше.

ГЛАВА XXIV

Мы выбрались из лаборатории. К счастью, мои габариты позволяли это сделать. Гемелла шла и говорила, что плохо чувствует этот мир, что не может им дышать, как раньше, не может его так же слышать и видеть. Для меня же картина была обратная. Всюду были запахи. Слышались разные звуки, которые я раньше не слышал, и всюду была информация о том, что здесь было до нас. Оно всё врывалось в мою голову, но я старался это прогнать, думая о предстоящей схватке на арене. Я был мастером практически с пеленок и знал много разных вещей, которые давали мне огромное преимущество. Казалось бы, беспокоиться было не о чем, но чувство тревоги меня не покидало. Я прокручивал разные вещи, освежал память, вспоминая слабые стороны химер и старался себя максимально успокоить тем, что Гемелла в своё время могла — и я смогу. Мы же, в общем-то, одного вида.

Недалеко от нас появилась химера. Я решил, что незачем далеко ходить, когда можно сразиться в регионе и на этом закончить все эти формальности с допуском к вагине. Только-то и надо — победить. Я остановил Гемеллу, показал лапой на химеру вдалеке, затем отошел от Гем и вновь показал сначала на себя, потом на химеру.

— Ты хочешь бить химеру? — спросила она. Я поклонился, а затем подошел к ней и потерся о её живот. Гемелла задумчиво посмотрела на меня.

— Маленьких нас? Победить химеру, чтобы сделать маленьких нас? — Она пыталась понять меня. Я поклонился. И заметил, что химера бросилась к нам.

— Арена! — сказала Гем. Мне хотелось сказать, что арена не нужна, но на это не было времени. Настало время моей первой звериной баталии.

Против меня была огромная горилла с шипастым панцирем на спине. Пасть её напоминала акулью. Передвигалась она достаточно быстро. Я попытался вспомнить слабые стороны такой химеры, но мысли из головы словно сдуло ураганом. Кровь прилила к лапам, а в клыки будто ударило давление, и я почувствовал там какую-то жидкость. Стоять на месте я не стал и начал заходить на круг, привлекая к себе её внимание. Химера побежала по дуге на меня, а я, когда она была уже очень близко, резко рванул вбок, чтобы уйти от прямого удара, который я бы просто не выдержал. Заходя сзади, я понял, что слабое место — это панцирь, поскольку с него она не сможет меня содрать, так как не сумеет дотянуться. Спереди делать было нечего: она бы схватила меня лапой и вбила в землю. Повиснув на панцире, я начал подбираться к шее. Потеряв меня из виду, химера помчалась на Гем. Чтобы её остановить, я вгрызся в шейный отдел, выпуская яд, на что химера ответила кувырком, давя меня всем своим весом и впиваясь шипами панциря в моё тело. Казалось, на меня упал целый дом и проткнул арматурой. Тело отозвалось ноющей болью. Я попытался встать, но не успел: химера схватила меня за заднюю лапу и подкинула в воздух. В полете я увидел, как Гемелла с разбегу прыгнула на панцирь. Затем меня встретила земля, и всё погасло в расплывающемся тумане. Мир исчез...

Знать, как драться, и уметь драться — разные вещи. Это стало для меня хорошим уроком. Мне казалось, будь я химерой, я бы стал одной из лучших в боях, но это мне только казалось.

Когда я пришел в сознание, то не сразу понял, где нахожусь. Место казалось незнакомым. Но через несколько минут до меня дошло, что я испытал жаме вю и на самом деле нахожусь дома, в Горгороде. Посмотрев на свои руки, я увидел обычные человеческие руки, и левую, и правую, и тело тоже было на месте. Я начал вспоминать, что было до этого: вспомнил поле, Гемеллу, лабораторию, но чем больше пытался вспомнить, тем сильнее начинала болеть голова. Так прошло минут пятнадцать. Мне было паршиво от того, что Гемеллы нет в моей жизни и что она — лишь моя больная фантазия, но я был прибит к телу, из которого нельзя было выйти в мир иллюзий. Я думал об этом, но вскоре остановился и осмотрелся, поскольку начал замечать, что что-то происходит не так. Мне не удавалось восстановить события, которые предшествовали моему появлению на кровати, раз мне всё привиделось. А еще многие вещи лежали не там, где обычно. Я попытался встать, чтобы осмотреться в доме, но не смог подняться с постели. И только я хотел сдернуть одеяло, чтобы посмотреть, что со мной, как входная дверь открылась и в дом вошла Гемелла с каким-то парнем. И тут меня осенило: Гем сделала меня человеком! Поначалу я обрадовался тому, что Гемелла существует, что я человек и что мы можем быть вместе, но потом увидел, как она уводит парня за руку в другую комнату. Созданный мир рухнул. У меня начала болеть голова. Гем вернула меня, но нашла себе кого-то другого. И когда из их комнаты послышался шум, я отключился. Снова ушел в пустоту, пока моё любимое существо отдавалось другому. Это была самая ужасная потеря сознания, какую мне доводилось испытывать.

Через некоторое время я пришел в себя. Гемелла сидела рядом и ела человеческую руку. Заметив мой удивленный взгляд, она протянула её мне, посчитав, что я тоже хочу её съесть. Я хотел сказать, что так нельзя, но вместо этого услышал какое-то поскуливание.

— Кушай, — сказала Гемелла, протягивая мне руку. Я отрицательно помотал головой.

— Не было еды, — сказала Гем, — но тут много людей.

На этих словах меня вновь выбросило из сознания. А в голове в этот момент всё смешивалось и скручивалось: я как-то оказался в Горгороде, стал человеком, Гемелла ела людей, и я не мог говорить. Что происходило, я не понимал.

Очередной раз я пришел в сознание уже ночью. Чувствовал себя значительно лучше, но еще ощущалось болезненное состояние, словно по мне прошлось целое стадо слонов. Мои руки перестали быть человеческими, и остальное тело тоже. Вставая с кровати, я понял, что я не человек, а химера, и, кажется, всегда ею был. Это окончательно меня запутало. Пройдясь по дому, я увидел, что везде разбрызганы засохшие капли крови, а от одной из комнат идет запах трупятины, но у меня он не вызывал рвотных позывов, а, скорее, даже наоборот: у меня началось обильное слюноотделение. Жуткое чувство голода перебило все мысли, и в следующий момент я уже жадно отрывал от трупа куски мяса. Оно было просто чудовищно вкусным, немного сластило и оставляло кислое послевкусие. И даже когда я думал, что ем мертвого человека, меня нисколько не тошнило. Я просто ел и старался насытиться.

Наевшись, я по запаху нашел комнату, в которой спала Гемелла. Будить её я не стал. Лишь смотрел на её заляпанное кровью лицо и думал, какого черта в этом долбаном доме происходило. Для себя я констатировал факты: Гемелла действительно существовала, я был в теле химеры, и мы были в Горгороде. Но я не понимал, почему она была рядом, ведь тот бой я проиграл. Да и каким образом мы оказались у меня дома, ведь нужно было как-то пройти пост со стражами и нужно было попасть в дом, который находился под паролем, который знал только я. И почему она меня не бросила, ведь это было бы логично для неё!

Стараясь во всём разобраться, я решил укусить самого себя, чтобы убедиться в том, что не сплю. Было больно. Дальше я начал осматривать собственное тело, но ни бинтов, ни шрамов на нём не оказалось. Вернувшись в комнату, в которой спал, я увидел на столе инъектор, а рядом ампулы с лекарством. Это был препарат, который я использовал для лечения химеры после боя. Он был очень мощным, и его было очень сложно достать. Развернуть инструкцию, чтобы прочитать о побочных эффектах, я не смог. Зато начал понимать, почему Молли как-то не смогла узнать игрушку, которую я ей купил перед самым боем, который она проиграла. Я тогда тоже вколол ей препарат. Судя по всему, его побочным действием была амнезия, из-за которой я и не помнил событий, предшествующих моему пробуждению. Гемелла сама этого всего точно не смогла бы сделать, а значит, я действительно просто не помнил предшествующих событий. А то, что мне казалось, будто я человек, было лишь галлюцинацией или сном. Гем находилась рядом со мной, потому что я её сам привел сюда, ведь другого дома у нас не было, так что выбор у неё был невелик. Также она ждала боя на арене, а не в регионе, о чем успела сказать перед самой моей схваткой. Видимо, это её и держало рядом. Тот парень, которого я видел, был лишь едой, которую она хитростью заманила сюда. Другого варианта она не смогла найти, поскольку, чтобы купить еду, нужно за неё заплатить, а она не знала, что такое деньги. В доме еды, как таковой, не было. Меня спросить она тоже не могла, потому что я был без сознания пару дней. Вот и всё. Примерно так выглядело то, что я пропустил. По крайней мере, мне так казалось, и это было наиболее логичным ответом на то, что происходило в моей жизни.

Дома я решил навести порядок, чтобы никто не заметил, что у нас убивают людей, потому что, в противном случае, это стало бы концом нашей жизни. Я перетащил в зубах куски от двух трупов в морозильную камеру, которая у меня практически пустовала, а в коридоре и в комнате включил роботов-уборщиков, которые потихоньку катались и отмывали пол от крови. Мне было сложно представить, как бы я справился с кровищей, если бы не они, в силу своих анатомических особенностей. А Гемелле это было бы невозможно объяснить. С запахом было проще всего. Жизнь с химерой — вещь пахнущая, и потому было создано много средств для удаления и маскировки запахов, которые у меня, конечно же, были в достаточном количестве. После уборки дома было еще, конечно, грязновато, вещи валялись, где попало, но, по крайней мере, нигде не было следов того, что могло бы обеспечить нам смертную казнь.

Мне было трудно представить жизнь с Гемеллой, будь мы людьми. Она многих вещей не понимала и не знала, что-то просто не приняла бы, а от чего-то её просто было бы не удержать. Не то что бы я не хотел с ней быть из-за этого, но это даже за такой короткий промежуток времени создавало трудности, которые мне было трудно терпеть. Как ей объяснить, что нужно убираться, или что нельзя убивать людей, чтобы их есть, или что нужна личная гигиена, или что многие вещи просто неэтичны. Между нами был огромный ценностный барьер, и он становился уже даже не барьером, а пропастью, которая нас разделяла. Возможно, это было влияние моего нового тела, возможно, побочный эффект препарата, а возможно, я просто устал и потому так думал. В любом случае, я начал чувствовать какую-то усталость от всей этой ситуации. Организм требовал отдыха, и я отправился в страну Морфея.

Проснувшись от звука захлопывающейся двери, я увидел, что Гемелла привела кого-то еще. Я хотел посмотреть и двинулся вперед, но Гем захлопнула передо мной дверь. Когда я открыл её, то увидел, что парень уже лежит на полу.

— Еда кончилась. Вот еда, — сказала она. Я, подойдя к ней, потянул её за руку к холодильнику. Когда она увидела, что еды достаточно, лишь развернулась и ушла в комнату смотреть новостную ленту. Мне ничего не оставалось, как снова взять и всё убрать за ней. Внутри я кипел. Меня очень злило, что она так беспечно ко всему относится. Но, после небольших раздумий, я убедил себя, что это всего лишь проблема ценностей, которая решится, когда я стану человеком и смогу нормально ей всё объяснить. Успокоившись, я подошел к Гем и положил морду ей на колено. Она настороженно смотрела бой химер. В тот момент, когда она подпрыгнула от негодования, что бой так нелепо закончился, меня по инерции откинуло назад. Я не выдержал и выключил ленту.

— Показывать арена! — сказала она, глядя на меня и спускаясь ко мне. Я потерся о её живот, стараясь дать понять, что хочу побыть с ней, а она, нахмурившись, проговорила:

— Нет маленьких нас. Ты проиграл бой. Нет маленьких.

У меня внутри всё оборвалось. Я не знал, как на это реагировать, и какое-то время находился в некотором ступоре. Гемелла мне что-то говорила, но я не слышал её. Пришел в себя только после того, как она меня ударила, и я отлетел в сторону.

— Включи арена! Включи! Я хочу смотреть бой.

Мне уже было всё равно. Я просто послушался и вышел из комнаты, а про себя думал, как совсем недавно переживал, что между нами возникает пропасть. Но это сейчас было даже смешно, поскольку эта пропасть, оказывается, между нами уже была, а я её просто не замечал. Да и на что я надеялся?! Гемелла — просто животное, а я — человек, хоть мы и жили в разных телах. Сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотрит. Это было про нас. Уж кто на что запрограммирован. Она не была готова к такой жизни и была уже сформирована как личность, в своем роде, да и я был уже сформирован. Мы были просто из разного теста, которому не суждено было слипнуться.

Вернувшись в комнату, в которой я обычно спал, я уткнулся носом в угол. Даже после того, как я стал химерой, мне было очень больно переживать слова Гем. Казалось бы, что тут такого: ну нет и нет, подумаешь, ведь так много других. Но, черт возьми, меня тянуло к ней так, будто мы были связаны, и только она противилась этой связи. Что это за механизм привязывания такой, который постоянно ошибается?! В чем его смысл, черт возьми, если его так легко включить?! Я мысленно ругался, как мог, на жизнь и ненавидел всё, что было с ней связано. Ведь Гемелла была просто существом. Обычным, мать его, существом! И всё! Смысл и её важность создал мой мозг. Он создал привязку. А эта привязка выработана природой, как механизм удержания. Но, кажется, я всё сделал не так, поскольку я слишком много себе придумывал, и потому включился механизм. Вот он, корень всех бед! Слишком много иллюзий я строил, не замечая, как по неосторожности запустил механизм привязывания, который сработал не на реальность, а на мои фантазии, которые я так усердно лепил в своей голове, мечтая о нашей замечательной жизни вдвоем, где мы, два человека, спешим рука об руку под ясным солнцем, разгоняя стрекоз на лугу. И тут некого винить, кроме меня самого. Глупого человека, который сам себе создал проблему. Не мечтай я — не запустил бы механизм. Жил бы себе спокойно и даже не знал, что можно любить какую-то там химеру. Всему виной мои мечты. Всему виной я сам...

Корень своих проблем мне все-таки удалось откопать. Гемелла не виновата в том, что не хочет отвечать мне взаимностью, ведь она не обязана делать это и она мне ничего не обещала. В некотором роде, Гем была даже честна: победа — есть взаимность, поражение — нет взаимности. Что тут винить? Это её культура, её ценности, это чистая природа. Лучшее достается достойному, просто нужно быть достойным, чтобы иметь возможность выбирать. Вот она — цена желания быть сильным, которую я не смог внести и потому остался без желанного товара. Всё здесь, если отбросить эмоции, справедливо. Никто не виноват в ошибках, которые я сам и совершил своей поспешностью. Нужно было либо меньше мечтать, либо тренироваться и быть сильнее. Только и всего.

Разобравшись в ситуации, я понял, что нельзя решить проблему на том же уровне сознания, на котором она создавалась, и потому использовал другой. А именно: я применил к проблеме логику, которой пользовалась Гем. Всё было просто: нужно определить, в чем она нуждалась, затем уточнить рамки, в которых она это видела, а уже потом нужно было дать ей то, в чем она нуждалась, но дать не полностью, чтобы она зависела от того, что я бы ей любезно давал. Мне было ясно, что Гемелла нуждалась в сильном партнере, и потому мне нужно было дать ей это. И не важно, насколько это было бы правдой на самом деле. При этом дать нужно было не полностью, что означало необходимость ввести её в состояние угрозы, чтобы у неё была потребность во мне. Вопрос заключался только в том, как это сделать, ведь у неё был лучший костюм, а у меня — никудышные данные для боев. Фактически это я в ней нуждался и был, в некотором роде, зависим от неё, а не она от меня. Но я видел здесь и позитивную сторону, ведь этот костюм мог бы быть не на ней, а на мне, и в нём я бы мог быть действительно очень сильным, а она была бы зависима от меня. Оставалось понять, каким образом снять с неё костюм. В целом, идея с раздеванием мне нравилась и вызывала волнительные переливы крови по организму.

В новостной ленте начали рассказывать о Радужном, который недавно, после смены власти, был переименован в Вавилон. Услышав об этом, я зашел в комнату к Гем, которая всё это смотрела. После показа коротких сцен изменений в полисе включилась речь Орэма, в которой он делал заявление. Гемелла привстала.

«Наш мир давно изменился. Сейчас он требует от нас быть сильнее, быстрее, умнее и просто на порядок выше, чем раньше. Человек с этим перестал справляться, как вид. Посмотрите вокруг! Люди заперлись в полисах, как крысы, и боятся выйти в свободный регион. Но долго ли полисы будут безопасными? Долго ли эти стены будут удерживать диких химер от ваших домов? Нет! Стены уже трещат. И потому настало время изменений! Пора стать новым видом и показать, кто хозяин на этой планете. Генная инженерия шагнула вперед, пока вы спали, и я со своими братьями — живое тому доказательство. Выбор за вами: присоединяйтесь или умрите!».

На этих словах ролик не прерывался. За ним последовала склейка, в которой в ускоренном темпе человек превращался в смесь человека и зверя, становясь чем-то средним между обычным человеком, каких полно в любом полисе, и химерой. Это было действительно чем-то новым. Грезы определенной части общества стали реальностью. В следующей склейке показали возможности получеловека-полухимеры: это была и сила, и скорость, и интеллект. Для большинства людей, заскучавших от пресной жизни, это стало живой мечтой, к которой теперь можно было прикоснуться.

Гемелла пошла на выход. Я, сознавая, что сейчас её потеряю и, видимо, навсегда, встал перед дверью и зарычал на неё что было сил. Она зарычала на меня в ответ, а после ударила горящей рукой, от чего я отлетел в сторону. Запахло жженой кожей. Мир начал расплываться, и всё, что я увидел, это как Гемелла выходит из дома. Затем настала темнота…

Когда сознание начало возвращаться, я сквозь шум в голове расслышал, как в новостной ленте освещались какие-то события. Еще немного погодя расслышал, что какая-то группа человекообразных химер что-то копает возле Горгорода. Сказали что-то про лабораторию. Я сначала хотел кинуться за Гемеллой, но слово «лаборатория» меня задержало. Войдя в комнату, я увидел до боли знакомую поляну, но сюжет уже закончился. Подбежав к ленте, я попытался перелистнуть её назад, чтобы пересмотреть сюжет, но моя лапа была холодной и потому лента не реагировала. Забежав на кухню, я приложил лапу к плите. Сильное жжение отдалось по периферической нервной системе в мозг. Я отпрыгнул и помчался в комнату. Перелистнув ленту, я снова увидел поляну. На ней около двадцати человекообразных химер рыли землю как раз в том месте, где была лаборатория, и они буквально подкапывали дерево. Одна из химер за этим просто наблюдала. Её показали ближе. Эти человекообразные, которые находились на поляне, были совсем другими, не как Орэм и его войско. Эти были больше в сторону зверей, и некоторые части тела у них были исключительно звериными. Они все были как та химера, самая первая человекообразная, которую я встретил после того, как расправился с волками. Присмотревшись, я увидел, что у химеры, которая стояла и за всем смотрела, было пять пальцев на руке. В памяти всплыл след от когтей в лаборатории, который я рассматривал на шкафу, а еще небольшой шрам на плече. В голове прозвучало: Ромеро...

Выскочив из дома, я начал ловить запахи и пытаться найти среди них хотя бы напоминающие Гемеллу. Ни один не подходил. Я метался от дома до дороги, но никак не мог его найти. Еще очень мешал запах крови. Вспомнив, что на Гем была кровь, я помчался по кровавому следу, но в какой-то момент он просто обрывался. Его словно обрезали. В метаниях я начал поскуливать и паниковать. Меня начали замечать люди, которые прогуливались в сумерках у своих домов. Они настороженно смотрели и переговаривались. А я из последних сил старался уцепиться за запах крови, который так и не смог найти после того, как он оборвался.

— Заходи с той стороны, — сказал один из людей.

Увидев трех человек в костюмах, которые стали меня окружать, я понял, что всё кончено. Это были люди из отлова химер. Предприняв последнюю попытку бегства, я ринулся между ними, но был встречен парализующими пулями. Успел даже пробежать еще метров шестьдесят, но начали отказывать задние лапы и одна передняя. Я из последних сил цеплялся за асфальт, старался себя протянуть, но тело было будто каменное и не хотело слушаться. Я его практически не чувствовал. Мне хотелось завыть от боли, но рот был скован и всё плыло в глазах. Мысленно я звал Гемеллу, но даже мысли становились всё тише и тише, пока я совсем не перестал их слышать...

ГЛАВА XXV

Я был чем-то другим до того, как по-звериному оскалился. Помню другие эмоции, чувства: как-то всё было сложнее и более осмысленно, нежели сейчас. Мне хочется верить, что этот голос в голове слышу не только я. Что он кому-то нужен. Порой даже хочется рассказать обо всём, прямо вслух, но вместо этого я слышу какой-то хищный вой с шипением, наполненный тоскливыми нотами... Временами туманит голову, и я забываю обо всём, живу, ведомый природой: стимул — реакция, только и всего, но потом вроде вспоминаю прошлую жизнь; да только с каждым разом как-то сложнее воспроизвести уплывающий за горизонт сюжет. Становится страшно. Кажется, я постепенно теряю рассудок...

Гемелла... Что с тобой сейчас? Прошло уже больше двадцати дней, как я оказался здесь, и я не уверен в том, что ты жива. Сначала, когда мы только встретились, мне казалось, что судьба ведет нас к великой цели, а после я разглядел в этом слепой случай, который ничего на наш счет даже и не планировал. А что с нами сейчас? Какого черта?! Я начал всё забывать и, лишь повторяя одно и то же в голове, могу еще как-то удержать память в надежде на то, что всё тот же слепой случай даст нам еще один шанс.

Это очень страшно и до соленых слёз больно — вот так взять и всё забыть. Одна только мысль об этом учащает пульс. И, к сожалению, я, видимо, делаю мало, раз всё-таки забываю некоторые моменты. Даже наши лица помню расплывчато. Даже наша встреча уже начинает казаться просто сном.

В комнату вошли два человека. Они ходили, о чем-то говорили, а я устало смотрел в пустоту. Когда они остановились у моей клетки, я понял, что происходит: меня купили. В памяти не сразу всплыло знакомое лицо — это был один из самых известных владельцев химер. Но здесь не было повода для радости: меня приобретали как пушечное мясо для разогревающих баталий. Меня брали в Колизей — место, где опытные мастера тренируют своих химер. Моя задача была умереть. Перед крупными боями, которые были крайне денежными, лучшей химере давали почувствовать вкус крови, поднять уверенность и задать тонус. Шансы против такой химеры у меня были нулевые.

Дверь открылась, и в меня прилетел дротик, после которого я упал в пустоту.

Мне страшно не за жизнь, которой вскоре не станет, а за те мечты, которые уже никогда не осуществятся. Я всей душой любил Гемеллу. Всем сердцем хотел быть для Рико отличным другом. Мне хотелось помочь Ромеро, который, наверное, уже прочитал мои записи. И мне хотелось изменить этот мир, чтобы он действительно стал свободным. Но, кажется, это не моя судьба и не моей любви суждено сбыться. А сейчас я теряю последнее — свою жизнь и своё сознание, которое уже почти всё забыло. И если это кто-то слышит, кто-то, черт возьми, читает или узнает об этом, пожалуйста, не дайте мне умереть! Не дайте умереть на последней странице и всё забыть... Пожалуйста.

ЭПИЛОГ

Нулевая борьбаэто психологический феномен, при котором человек совершает иллюзию движения к цели. Все действия, по убеждению самого человека, верны и должны дать результат, но при выполнении поставленных задач результата не дают.

Это не конец моей истории. «Пролог» в названии произведения, собственно, и означает, что это лишь вступительная часть, которая нужна, чтобы познакомить читателя с героями книги и миром, в котором они живут. В дальнейшем вся линейка книг «Нулевая борьба» будет писаться уже от третьего лица, как и полагается по авторской задумке. Однако будет ли продолжение, зависит исключительно от ваших отзывов, и причина здесь в том, что я не могу себе позволить писать книги, которые никто не будет читать. Именно поэтому я прошу вас делиться мнением в любых средствах массовой информации. Не важно, где, поскольку я все равно увижу отзывы и смогу понять, стоит ли развивать историю дальше.

Касательно отзывов. Чтобы помощь была максимально эффективной, я расскажу вам о концепции идеального отзыва (как мне кажется):

Представьте себе картину. Любую. Что вы видите сейчас? Подумайте о том, что бы вы могли сказать автору, спроси он ваше мнение. Подумали? Если вы говорите о деталях картины, каких-то её плюсах или недочетах, вы совершаете большую ошибку, поскольку детали, как бы они ни выглядели, нужны, чтобы создать настроение, вызвать какие-то чувства и эмоции, но не более того. Грубо говоря: человек, тонущий в деталях, не видит общей картины, и потому его комментарий лишен какой-либо ценности. Любое творчество, по своей сути, должно вызывать переживания, настроение, задевать разные чувства и, если говорить о книгах, они должны заставлять еще и хорошенько задуматься в процессе чтения. И вот, если вы испытываете восторг, внутренний подъём, если вы захотели что-то запомнить для себя и о чем-то задумались, то это хорошее творчество. В остальных же случаях — это ерунда. Именно поэтому я хочу знать, что вы чувствовали в процессе чтения, чтобы понимать, добился ли я желаемого результата. И большая просьба: не надо меня жалеть, если книга не понравилась — так и пишите, всё, что думаете. Я стану писать лучше, но только если вы мне поможете, на что я очень рассчитываю.

Напоследок: весомая часть рассуждений в книгах и наличие психологии, упоминания себя и книг, а также присутствие песен — это всё элемент стиля. Также, поскольку все мои книги планируется объединить одной сюжетной линией и сделать из них одну огромную книгу, есть определенные нюансы, которых я не могу избегать. Думаю, вы их начали замечать, если читали предыдущие произведения. Надеюсь, спустя годы, мне удастся осуществить задуманное. Но это уже покажет время. В общем, ждем...

На этом всё.

Жду ваших отзывов, и до встречи!

Напоследок хотел бы поблагодарить этих замечательных людей, которые мне очень помогли:

Юлию Орлову, Ольгу Донкову, Александру Шарабура, Олега Гусарова, Василия Баранчикова и Вячеслава Савина.

Спасибо вам, ребята!

Также отдельное спасибо Мирону Федорову (Oxxxymiron), за отличные треки.

И, конечно же, спасибо моей семье за разностороннюю поддержку.

Контакты для связи со мной:

Вконтакте - https://vk.com/nekosachev

Instagram - https://www.instagram.com/nekosachev/

Twitter - https://twitter.com/nekosachev

Facebook - https://www.facebook.com/nekosachev

Одноклассники - https://ok.ru/nekosachev

Почтовый ящик: [email protected]

Россия, г. Челябинск.

© Copyright: Александр Косачёв, 2017 г.

Все права защищены. Никакая часть книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

ISBN: 978-5-9500349-1-6            © Александр В. Косачев

УДК 821.161.1-312.9

ББК 84 (2=411.2) 64-445.12

СОДЕРЖАНИЕ

Преамбула………………………………………………

Глава I……………………………………………………

Глава II………………………………………………….

Глава III…………………………………………………

Глава IV…………………………………………………

Глава V………………………………………………….

Глава VI…………………………………………………

Глава VII………………………………………………..

ГлаваVIII………………………………………………..

Глава IX…………………………………………………

Глава X………………………………………………….

Глава XI…………………………………………………

Глава XII………………………………………………..

Глава XIII………………………………………………

Глава XIV………………………………………………

Глава XV……………………………………………….

Глава XVI………………………………………………

Глава XVII……………………………………………..

Глава XVIII…………………………………………….

Глава XIX………………………………………………

Глава XX……………………………………………….

Глава XXI………………………………………………

Глава XXII……………………………………………..

Глава XXIII…………………………………………….

Глава XXIV…………………………………………….

Глава XXV……………………………………………...

Эпилог…………………………………………………..

Содержание…………………………………………….

3

12

13

18

27

38

45

53

72

80

93

99

109

118

128

145

159

169

183

197

205

216

223

227

241

254

256

259