"Путь мистика" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)Глава 17. Существование не торопитсяЧеловек - это не машина, но организм, и разницу очень существенно понять. В машине есть части, в организме - члены. Части можно разобрать; ничто не умирает. Ты можешь снова собрать части, и машина будет работать. Но в организме, если ты расчленишь его на части, что-то умрет. Ты можешь снова собрать их вместе, но организм больше не будет живым. Организм - это живое единство; все в нем связано со всем остальным. Что бы с тобой ни происходило, в теле, в уме, в сердце или в осознанности, это изменит весь организм. Ты подвергнешься воздействию как целое. Члены органического единства - не части, сложенные вместе; есть нечто большее. Машина это просто полная сумма ее частей. Организм - это нечто большее, чем полная сумма его частей - и это «большее» есть твоя душа, которая проникает во все в тебе. И любая перемена, где бы она ни случилась, зазвонит в колокола во всем твоем существе. Именно поэтому есть разные системы. Например, йога - это одна из самых выдающихся систем для тех, кто работает над самореализацией. Но почти вся ее функция связана с телом, с позами тела. Это великое исследование - люди, которые ее создали, сделали почти невозможную работу. Они нашли, в каких позах твой ум принимает определенный подход, сердце принимает определенный ритм, осознанность становится более или менее острой. Они разработали все позы тела таким образом, что, просто работая над телом, не касаясь больше ничего, они изменяют все твое существо. Это долгая, трудная, сложная работа, потому что тело - это абсолютно бессознательная часть твоего существа. Тренировать ее, и в странных позах, которые неестественны, будет трудной работой. Ты удивишься, узнав, что, поскольку система йоги нашла, что жизнь слишком коротка для того, чтобы работать над всеми позами тела, чтобы изменить внутреннее существо, они были первыми в мире, кто задумался над продлением жизни, чтобы можно было выполнить задачу в этой жизни. Вот в чем трудность с телом: ты можешь работать всю жизнь - шестьдесят лет, семьдесят лет - и прийти в определенное состояние, но это тело умрет. И тогда ты получишь новое тело, и тебе придется начать с самого начала; ты не можешь начать с того места, в котором остановился в прошлой жизни. Это было такой великой трудностью для системы йоги, что они стали искать, как продлить продолжительность жизни тела. Они нашли точные способы, которые теперь подтверждаются другими исследованиями науки. Наука все еще не вовлечена в исследование того, что нашла йога, но, работая над другими вещами, психологи узнали, что чем меньше ты ешь, тем дольше живешь. Ты будешь худым и будешь выглядеть не так красиво, но жизнь удлинится. Если ты ешь больше, ты можешь выглядеть лучше, но жизнь будет короче. Даже сегодня есть люди, которые едят так мало, что нельзя себе представить, как они выживают, но они проживают дольше, чем кто-либо другой, - я знал одного человека, который умер в сто сорок один год. И весь метод был в том, чтобы принимать как можно меньше пищи. Причина не в том, что они хотят долго жить; причина в том, что они разработали систему, которая занимается телом, а тело - это самая бессознательная часть: она меняется не так легко. Требуется долгое время, но она действительно меняется. Я нашел людей, которые делали почти чудеса просто позами тела, которые, казалось, не имели к этому никакого отношения, потому что сознание - это такая отдаленная вещь. Но, сидя в определенной позе, - ты будешь удивлен - ты можешь наблюдать, как ты меняешься. Каждый знает о позе лотоса, в которой вы видите Будду. Это самая знаменитая поза. Было обнаружено, что гравитация оказывает на тебя наименьший эффект, если ты сидишь в позе лотоса с абсолютно прямым позвоночником и расслабленным телом. А именно гравитация тебя убивает; чем более на тебя воздействует гравитация, тем более она тянет тебя к могиле. Это стало абсолютно ясно, когда Альберт Эйнштейн объявил, что если мы сможем найти транспортные средства, движущиеся со скоростью света, люди, находящиеся в этих транспортных средствах, не будут стареть - совершенно. Если они покинут Землю и вернутся через пятьдесят лет, все их современники уже умрут. Может быть, останется в живых один или два - на смертном одре - но они вернутся точно в том же состоянии, что и уехали. Его идея была в том, что если двигаться со скоростью света, старение прекращается. Но это только гипотеза, не было никакого доказывающего ее эксперимента. Трудно найти средство, движущееся со скоростью света, потому что при такой скорости все сгорает. Нет никакого металла, никакого материала, из которого можно было бы сделать такое средство, поэтому это кажется невозможным. Но Эйнштейн не знал об объяснении йоги. Объяснение йоги состоит в том, что человек может вернуться на Землю в таком же возрасте, потому что находился вне поля гравитации, - именно поэтому он не может стареть. И это кажется более практичным, гораздо более научным - не просто гипотеза. Тысячи йогов жили дольше, чем кто-либо другой. Если просто сидеть в этой позе, гравитация имеет наименьший эффект. А почему, если есть меньше или поститься, это продлевает жизнь? Система йоги нашла, что когда ты ешь, пища делает две вещи. Во-первых, дает тебе питание. Это мы знаем; именно поэтому мы едим. Во-вторых - и этого мы не знаем - пищеварение утомляет пищеварительную систему; она становится старше. Чем больше она должна переваривать, тем менее ты молод. Твоя жизнь зависит от пищеварительной системы. Поэтому, если ты ешь меньше, питания будет меньше, ты будешь худым - ты не будешь Мухаммедом Али, не сможешь заниматься боксом - но ты можешь жить долго, потому что пищеварительная система останется молодой, свежей, почти чистой. Столько работы отброшено, что пищеварительная система может работать гораздо дольше. Пищеварительная система работает дольше, и гравитация воздействует на тебя меньше, и это легко может продлить твою жизнь до ста пятидесяти, ста шестидесяти лет. И причиной для долгой жизни была не жажда жизни, но то, что они выбрали очень медленный способ трансформации: тело. Но через тело люди достигали просветления. Они не делали ничего, кроме того, что меняли позы тела. В определенной позе ум работает определенным образом. В одной позе он прекращает работать, в другой позе ты становишься очень бдительным; и ты знаешь это, но никогда не делал себе труда идти в это глубже. Когда ты засыпаешь, почему ты лежишь? Это просто перемена позы. Сидя спать трудно, стоя еще труднее, а стоя на голове спать почти невозможно. Если ты встанешь на голову и попытаешься заснуть... Ты можешь все устроить, привязать к чему-нибудь ноги, принять меры, чтобы защитить себя и не упасть на землю, - но даже тогда ты не сможешь заснуть, потому что слишком много крови будет приливать к голове. Для сна необходимо, чтобы кровь не поступала в голову с большой скоростью, в больших количествах. Ее должно поступать меньше - поэтому все пользуются подушками: это поза йоги. Йога ничего не упустила из виду - например, почему ты пользуешься подушкой? Без подушки спать трудно, потому что приток крови к ногам и голове остается одинаковым. Но на подушке голова автоматически получает меньше крови, и активность головы снижается. Интеллектуалам нужно две подушки, чтобы большое количество крови было вообще отрезано; иначе они не смогут уснуть. Ты можешь увидеть это и в обычной жизни: с каждым настроением, эмоцией, мыслью твое тело принимает определенную позу. Если ты просто наблюдателен, то увидишь, что есть связь, и эта связь такова, что ты не можешь ее изменить. Например, если такому человеку, как я, связать руки, он не сможет говорить. Я просто не могу говорить. Я просто буду в растерянности и не буду знать, что делать, потому что мои руки глубоко связаны со всем моим выражением. И ты, наверное, знаешь, что каждая рука связана с одним из полушарий мозга, левая рука с правым, правая с левым. Это продолжения моего ума. Когда я говорю, я говорю посредством двух медиумов: словами и руками. Каждый жест руки помогает мне дать выражение определенной идее. Если мои руки связаны, сказать что-нибудь мне невозможно. Я пробовал и внезапно говорил, что говорить практически невозможно. Я хочу сказать что-то одно, а говорю что-то другое. Все дело в том, что нарушен ритм моих рук. Я слышал о двух евреях, которые шли по пляжу очень холодным зимним утром, и один вел великий деловой разговор, предлагая вещи за полцены. Второй сказал: - Что бы ты ни делал, я не могу ничего сказать. - Почему ты не можешь ничего сказать? Я предлагаю тебе эти вещи, потому что хочу выйти из бизнеса. Я могу дать тебе даже большую скидку. - Даже если ты отдашь их мне бесплатно, в данный момент так холодно, что я не могу вынуть руки из карманов, а не вынимая руки из карманов, я не могу ничего сказать. С самым нижним уровнем - то есть телом - связано все. Йога работала над телом; это долгий тяжкий процесс, и может быть, у него нет будущего, если только наука не присоединится и не поможет ему. Тогда, может быть, в нем произойдет прорыв. Йога - это одна из древнейших наук, разработанных человеком. Ей, по крайней мере, пять тысяч лет. Если наука не поможет ей, окажется, что йога просит слишком многого. Современный человек не может себе позволить так много; нужно найти более короткие пути. Если ты работаешь над умом... это более короткий путь, чем тело, и работа легче, потому что с умом ничего не нужно делать, только осознанность, только наблюдательность... никакого психоанализа. Это снова только напрасно растягивает процесс. Йога, по крайней мере, приходит к концу. Психоанализ никогда не приходит к концу, потому что ум продолжает создавать мусор каждый день; он очень производителен. Ты продолжаешь разбираться в своих снах, а он продолжает создавать новые. Он так хитер, что может создать сон, в котором ты спишь и видишь сон, и в этом сне ты заснул и видишь сон. Он может быть очень сложным. Если анализировать этот мусор, это немного поможет, принесет некоторое облегчение, но это нескончаемый процесс. Те, кто действительно работал над умом, работали с наблюдательностью, свидетельствованием; и по мере того, как ты свидетельствуешь ум, он постепенно начинает становиться более и более молчаливым, прекращает болтать тарабарщину, становится спокойным и тихим. И по мере того как ум становится более спокойным и тихим, тело претерпевает перемены, поразительные перемены, и именно это происходит с тобой. Ты увидишь, что тело ведет себя по-новому; оно никогда раньше так себя не вело. Оно ходит по-другому, изменились его жесты. Ты прекрасно можешь определить, просто видя, как человек идет, гомосексуален он или гетеросексуален. Что общего имеет походка с сексуальной ориентацией? Но ум гомосексуалиста меняет его походку. Хотя он и не может ходить, как женщина, потому что у него нет матки - без матки он не может ходить, как женщина, - он не может ходить и как мужчина, потому что умственно он выпал из гетеросексуальности. Он ходит определенным образом, ни мужским, ни женским, - и ты видишь это. Он универсален. Где угодно гомосексуалисты ходят одним и тем же образом, и их можно узнать по походке. Сейчас многие правительства запрещают гомосексуализм, делают его преступлением против закона, и гомосексуалисты думают о том, чтобы уйти в подполье. У них это не получится: их выдаст походка, их тут же поймают. Воры могут уйти в подполье, потому что нет никаких видимых признаков, по которым их можно поймать, но гомосексуалисты не могут изменить походку. Если они изменят походку, изменится и их гомосексуальность; они взаимосвязаны. Таким образом, когда твой ум становится тихим и спокойным, тело тоже начинает становиться тихим и спокойным - определенная тишина в теле, определенная оживленность, которой ты никогда не чувствовал раньше. Ты был в теле, но никогда не соприкасался с ним так глубоко, потому что ум постоянно удерживал тебя занятым. Он был преградой, и твоя осознанность никогда не была связана с телом. Теперь, когда ум молчалив, осознанность впервые становится бдительной в отношении тела. Поэтому у будды своеобразные жесты; у него другая походка, другой вид. Все другое, потому что ума нет. Теперь тело не следует уму; ум не становится на пути. Теперь оно следует осознанности, глубочайшему качеству существа. Поэтому, если в теле происходят любые перемены, наблюдай их и радуйся. Будь более бдительным, и их будет больше. Будь более сознательным, и ты увидишь, что даже у тела появляется собственное сознание. В присутствии мастера ты начинаешь чувствовать, что тебя окружает другая вибрация. Его тело излучает его осознанность. Он может говорить или не говорить, но его присутствие... Те, кто бдителен, немедленно чувствуют связь с телом мастера. Оно вибрирует по-другому. Сейчас мы знаем, что можно записывать вибрации на граммофонную пластинку. Ничего не написано, только линии; определенные вибрации пойманы в этих линиях. Их нельзя прочитать, но можно прослушать. В кассетных магнитофонах эта технология была еще более усовершенствована: ты можешь уничтожать вибрации, можешь создавать новые. В древней литературе тантры была очень странная идея, которую в современном мире вновь представило Теософское Движение. Это была идея акашических записей; Точно так же, как они против меня, они всегда были против всего, что странно, а тантра - это одна из самых странных вещей. И поскольку в основе ее лежала сублимация сексуальной энергии, весь ортодоксальный ум обернулся против нее. Они никогда не беспокоились о том, что в ней было множество идей, которые очень значительны. Фанатикам все равно. Они разрушили их храмы, разрушили их священные писания, разрушили и убили их мастеров. Они помешали тантре далее исследовать свои различные измерения, и это измерение осталось неоконченным, но я чувствую, что в нем есть доля истины. Если существование хочет, чтобы каждое сознательное существо стало просветленным, то когда оно становится просветленным, его запись, его вибрации, его слова, его молчание должны стать частью сокровищницы. Идея тантры состоит в том, что эту сокровищницу определенными методами можно открыть, и мы можем узнать точно, существовал ли Кришна, существовал ли Махавира, существовал ли Будда, был ли Иисус действительно просветленным. Эти записи откроют все. Но поскольку эти писания были уничтожены и сожжены, мы не знаем, какие методы они предлагали или какие методы испытывали. Но мой собственный опыт состоит в том, что когда бы человек ни стал просветленным, определенные вибрации по-прежнему есть. Может быть, прошли тысячи лет, но эти вибрации все еще есть - в деревьях, в земле, в горах. Ты по-прежнему можешь ощущать некое странное присутствие. Человека, может быть, нет, певец, может быть, умер, но его запись по-прежнему есть, и ты можешь снова услышать его голос. Поэтому наблюдай все, что бы ни происходило с твоим телом. По мере того как ты становишься более и более осознанным, ты почувствуешь себя более любящим к телу, более сострадательным к телу; ты почувствуешь, что возникает более близкая, интимная новая дружба. До сих пор ты просто использовал его. Ты никогда даже не говорил телу спасибо - а оно служило тебе, как только могло. Это хороший опыт. Позволь ему стать более интенсивным, помоги ему. А единственный способ ему помочь - стать более осознанным. Как коллективность человек не эволюционировал. Той небольшой доле человечности, которая случилась с человеком, он обязан этим немногим искателям, которые умерли просветленными. Но ты должен понять пропорцию. Она подобна ложке сахара, брошенной в океан, чтобы подсластить его; она ненамного изменит океан. Океан так безграничен. Ложка сахара очень хороша для чашки чая, но для океана она не подходит. Просветленный человек - это чашка чая. Даже его группа - те, кто сонастроился с ним, - все же так мала, что не может произвести больших перемен в коллективной массе, в ее безграничной тьме, бессознательности. За тысячи лет столькие люди стали просветленными, что эту небольшую перемену ты можешь увидеть. Но заслуга этого не принадлежит человечеству - именно поэтому я говорю, что человечество не эволюционировало. Заслуга принадлежит этим немногим просветленным людям. Они просто растворяют свое сознание в этом океане - но не могут сделать его сладким. Это оказывает некоторый эффект, но настолько малый, что им можно пренебречь. Заслуга принадлежит тем немногим людям, которые жили и умерли, чтобы помочь человечеству. И то самое человечество, ради которого они жили, убивает их, распинает их. Оно не может по-другому, такова его темнота. Некоторые небольшие перемены можно отследить, но они так малы, что почти не заслуживают упоминания. Например, Иисуса могли распять без всякого чувства вины. Фактически, эти люди почувствовали облегчение оттого, что с этим беспокойством покончено. Он становился более и более мучительным для их традиции, для их ортодоксального ума. Им было легко. Меня они не могут распять так легко - это небольшая перемена. Они могут воспрепятствовать моему въезду в страну, могут помешать мне оставаться в стране, могут арестовать меня и депортировать из страны, они могут разрушить мои коммуны. Они могут, как только возможно докучать моим людям, но все же не могут меня распять. Небольшая перемена случилась. Они испытывают стыд. Им бы этого хотелось; все же глубоко внутри им бы этого хотелось. Это было бы проще. Вместо того чтобы обсуждать меня во всех парламентах мира, посылать сообщения от одного правительства к другому... Зачем так все усложнять? Но они чувствуют, что если я буду распят, они не смогут чувствовать себя легко и свободно и вздохнуть с облегчением; фактически, они могут почувствовать себя виноватыми. Эти перемены в большом масштабе времени помогут человечеству, но заслуга в них принадлежит тем немногим людям, которые пожертвовали всем в своем служении человечеству. И это человечество отплатило им, распиная, отравляя и забрасывая их до смерти камнями. Примечательно распятие Мансура. Оно было гораздо более варварским, чем распятие Иисуса, потому что ему постепенно отрубили все конечности. Ему отрубили ноги, потом руки, потом выкололи глаза. Его мучили, как никогда не мучили никакого человека, и все же он улыбался. Кто-то из толпы спросил его: - Мансур, почему ты улыбаешься? - Я улыбаюсь, потому что эти люди убивают человека, который пытается дать им больше жизни, больше света. Эти люди странные - они убивают своего друга. А еще я улыбаюсь тому, что они не знают, что, разрушив мое тело, они не могут разрушить меня. Они убивают кого-то другого! Поэтому Мансур смеется. И пока все это продолжалось - люди бросали камни, тухлые яйца, просто чтобы унизить Мансура - его собственный мастер, Джунаид, был среди толпы. И просто чтобы никто не заметил, что он отличается от толпы, он тоже что-то бросил - цветок. Он знал Мансура: Мансур был его учеником, и он знал, что Мансур прав. Джунаид говорил ему: - Ты прав, но не говори этого. Не объявляй: «Я - предельная истина. Нет никакого другого бога; каждый носит бога у себя внутри». Не говори этого! Я это знаю, но я сохранил молчание, потому что мой мастер сказал: «Держи рот на замке; иначе тебя просто убьют. Какой в этом смысл?» Мансур сказал: - Я пытался ничего не говорить, но что я могу сделать? Люди задают вопросы, и я забываю, и реальность выходит наружу. И Джунаид был опечален. Когда он бросал эту прекрасную розу, это служило двум целям. Во-первых, массы подумали бы, что он тоже бросает камни или тухлые яйца. В такой толпе кто может разглядеть, кто что бросает? Во-вторых, Мансур сможет понять, что розу, ударившую его по лицу, не мог бросить никто, кроме его мастера. Поймет только он. Но в это мгновение улыбка Мансура исчезла, и появились слезы. Снова кто-то спросил: - Только что ты улыбался, а теперь плачешь. Что случилось? - Что-то случилось, - сказал он. - Люди, которые бросали камни, тухлые яйца, помидоры, бананы и всевозможные вещи - это было ничего. Они ничего не понимают. Но кто-то бросил цветок. Я знаю, кто это сделал. Его цветок для меня больнее чего угодно другого, потому что, хотя он знает истину, он недостаточно храбр, чтобы ее объявить. Эти слезы - о его не храбром, постыдном поведении. И эти люди немного подняли уровень человеческого сознания - но вся заслуга в этом принадлежит им. Человек не может вести себя так сейчас, сегодня. Вы не можете сделать со мной то же самое, что сделали с Аль-Хилладж Мансуром всего тысячу лет назад. Даже те, кто против меня на людях, не против меня; они против меня, потому что против меня массы. Теперь снова возникает тот же вопрос: они хотят, чтобы я остался здесь, но проблема в том, кто подпишет бумаги? Президент согласен, чтобы я остался здесь, но не хочет принять ответственность и подписать бумаги. Министр иностранных дел боится, министр внутренних дел боится. Он хочет... это абсолютно правильно, нет никаких проблем: я должен здесь остаться. Но как я могу остаться? Никто не готов принять ответственность. У каждого свои страхи. Если завтра что-то случится, поймают этого человека; тогда вся его политическая карьера будет кончена. Соединенные Штаты оказывают министру иностранных дел поддержку в том, чтобы его избрали генеральным секретарем ООН. И вот он хочет, чтобы я здесь остался, но не может расписаться, потому что если он распишется, его карьера будет окончена. Тогда он не сможет стать генеральным секретарем ООН. Эти люди изменились. По крайней мере, что касается их, они готовы принять меня здесь; просто они не хотят целиком принимать ответственность на себя. На это храбрости у них не хватает. Но это тоже шаг вперед. Может быть, кто-нибудь и наберется храбрости рискнуть своими амбициями или политикой. Это действительно рискованно, потому что как только кто-то подпишет эти бумаги, вся сила американского, испанского и немецкого правительства будет приведена в действие, чтобы сбросить этого человека. Этот человек не должен оставаться в министерстве, потому что он не послушался всех этих правительств и пошел против них. И люди, которые сейчас поддакивают, в такой ситуации скажут: - Мы тебя предупреждали. Ты не послушался. Произошли некоторые сдвиги, но не очень большие. И заслуга этого не принадлежит самим массам. Они не совершили никакого прогресса, никакой эволюции. Это только подобное воздействие немногочисленных уникальных индивидуальностей, которые жили как пламя и оставили след в человеческом сознании. Но человеческое сознание так безгранично - океаническое поле, которому тысячи лет требуются на то, чтобы сдвинуться в каком-либо направлении. Именно поэтому я пытаюсь не работать с большим количеством людей, но сконцентрироваться на небольшой группе с такой интенсивностью, чтобы все они стали просветленными в этой жизни. Может быть, группа из двухсот людей, ставших просветленными в одно и то же время, сможет дать великий толчок человеческой эволюции. Мы можем просто попытаться. И попытаться так радостно, так волнительно. Я не думаю, что Аль-Хилладж Мансур испытывал гнев. Он мог понять, все эти люди делают именно то, что только и можно от них ожидать. Я не испытываю гнева на все то, что предпринимается против меня; ничего другого нельзя было и ожидать. Но именно так происходит эволюция: очень постепенно. Существование ни в чем не торопится. Доступна вечность. Мы думаем в терминах времени; у существования нет временного предела. И мы немного тревожимся, почему эволюции не происходит, именно потому, что наша временная шкала очень мала. Видя вечность существования... наше время нельзя приравнять даже к секундам. Поэтому беспокоиться не о чем. Перемены происходят, и может быть, предстоящие времена будут очень, очень опасны. Может быть, человеку придется измениться вопреки самому себе. Ядерная война несет великую надежду - не в том смысле, что она должна случиться, но в том, что она создает ситуацию, в которой человеку придется измениться. Иначе эта война случится. Может быть, этому большому человечеству необходима такая опасная ситуация, просто чтобы измениться; иначе оно не может измениться. Эта ситуация приближается, и нам повезло, что мы прибыли в это место в правильное время. Не стоит приносить мне извинения. Мне нужно, чтобы ты была здесь. Не исчезай слишком скоро; нужно сделать еще много работы! Мне это напоминает об одной истории. В ашраме Рамакришны был один очень простодушный человек. Его звали Калу. У него в комнате было много богов, и почти половину каждого дня он тратил впустую, поклоняясь им. Вивекананда - который был интеллектуальным гигантом, не духовным человеком, - всегда преследовал бедного Калу: - Ты глуп! Что ты делаешь? Зачем тратить полдня впустую? В этой комнате не остается места даже для тебя. Она полна богов! Индуисты делают богов из чего угодно. Подойдет любой круглый камень; они красят его в красный цвет, и он становится богом. И тотчас же начинается поклонение! Это так просто. Индуистский бог - самый простой. Тебе не нужно ни искать красивую статую, ни подвергать себя большим расходам; достаточно красивого камня на берегу реки. Ты приносишь его и красишь в красный цвет, и он становится богом. У богов нет лиц, нет рук, поэтому не нужно никаких статуй. Дело только в твоей вере, и если ты веришь в этот камень, этот камень превращается в бога. Ашрам Рамакришны был прямо на берегу Ганга. Камней было много... и не только Калу их собирал, другие тоже мучили его, принося ему камни. В конце концов ситуация так обострилась, что ему стало негде спать. Он стал спать на улице, потому что вся комната была полна богов - и о каждом боге нужно было отдельно заботиться; иначе они прогневаются. Вивекананда подшучивал над Калу, выставляя его дураком. Тот не мог ответить. Затем однажды, когда Вивекананда собирался в Америку, чтобы посетить всемирную религиозную конференцию, Рамакришна дал Вивекананде определенную технику для медитации. Рамакришна хотел, чтобы он был не просто интеллектуалом - это не то, что может в самом деле представлять его или Индию. Интеллектуал много знает, но все это из книг. И он сказал Вивекананде: - Начни медитировать хотя бы немного. Даже этого будет достаточно, потому что на этой конференции не будет никого, кто вообще медитирует. И в тот день Вивекананда начал медитировать. Через два или три часа медитации внезапно к нему пришла идея: - Должно быть, сейчас как раз то время, когда Калу заканчивает свое поклонение. И после медитации он почувствовал определенную силу. - Во мне есть определенная сила. Если я что-то скажу - прямо отсюда - Калу придется этому последовать. И он приказал - молча, просто сидя в комнате: - Калу, возьми всех своих богов и брось в Ганг. Попрощайся с ними, потому что их работа окончена. Бедный Калу подумал, что если кто-то это ему говорит, наверное, это какая-то божественная сила; иначе кто бы это сказал? Никого не было. Он как раз заканчивал поклонение и стал собирать богов. Он сложил их всех в большой кусок материи и потащил из комнаты. Рамакришна сидел снаружи под деревом. Он спросил: - Калу, что ты делаешь? - Мне пришло какое-то божественное вдохновение, что я должен утопить этих богов в Ганге. - Остановись! Это никакое не божественное вдохновение, - сказал Рамакришна. - Просто пойди и приведи мне Вивекананду. Вивекананду позвали, и Рамакришна сказал: - Это неправильно. Я сказал тебе медитировать не для того, чтобы ты делал такие вещи. Поэтому теперь тебе больше не стоит медитировать. Я отнимаю у тебя ключ и оставлю его у себя. Тебе придется делать другие вещи. И когда придет правильное время - в этой жизни или в следующей - ты снова получишь ключ. Вивекананда так и не стал медитатором. Он умер, когда ему было тридцать три года, и ключ так и не был ему возвращен. Поэтому, Маниша, не пытайся исчезнуть; иначе ключ будет отнят! И получить его снова будет трудно. Оставайся здесь. Нужно сделать многое. И вы все подготовитесь к тому дню, когда понадобится исчезновение. И я первый тебе скажу: - Маниша, а теперь исчезни! Но до этого никогда больше не думай об этом. Ладно? |
|
|