"Свадебное меню" - читать интересную книгу автора (Хатчинсон Бобби)

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Сумасшедший Шляпник» оказался крошечным магазинчиком на самой границе престижного торгового района Центрального Вест-Энда. Он был зажат между лавкой, в которой продавалась бывшая в употреблении одежда, и магазином здоровой пищи. Над дверью красовалась резная деревянная вывеска, на которой был изображен профиль дамы викторианской эпохи в огромной изысканной шляпе.

Эрик постоял несколько минут на тротуаре перед мягко освещенной витриной магазина, рассматривая элегантную коллекцию шляп. Потом постучал в дверь. Сейчас, когда наконец наступил тот момент, которого он ждал всю вторую половину дня, им вдруг овладела некоторая робость. Испытает ли он снова тот самый всплеск узнавания, когда увидит ее? Останется ли странное ощущение, будто он выбрал единственно верный путь?

Ему показалось, что прошло много времени, прежде чем он услышал, как отпирают дверь, а вслед за этим появилась и Фрэнки – в виде силуэта на живописном фоне всевозможных шляп, обоев с рисунком из роз, больших и малых зеркал и небольшого застекленного прилавка, расположенного вдоль задней стены. Дверь позади прилавка была приоткрыта, и из нее в помещение магазина проникал яркий свет.

– Вы немного рано, – сказала она ему, улыбнувшись. – Впрочем, это даже хорошо, потому что все равно уже хочется есть, а у меня на пустой желудок работа идет неважно. Входите!

Она переоделась. Теперь на ней были облегающие черные брюки и бледно-желтая шелковая блузка; кроме того, он впервые видел ее без шляпы. Ее роскошные волосы представляли собой великолепную массу локонов, часть из них была схвачена серебряной заколкой на темени, а остальные рассыпались по плечам. Ему захотелось протянуть руку и погладить их.

Все те чувства, которые он сегодня уже испытал, снова нахлынули на него. Так что никакой ошибки нет.

– Вот тут я и работаю… – Она повела его в мастерскую, располагавшуюся позади прилавка; ее бедра слегка покачивались, притягивая его взгляд и поднимая кровяное давление.

В помещении магазина царил идеальный порядок.

В мастерской явно преобладал «контролируемый» хаос.

Деревянные шляпные болванки, похожие на лысые головы, стояли неровной шеренгой на полке над большим захламленным рабочим столом, а пол был усыпан обрезками фетра и соломки. В помещении сильно и остро пахло влажным фетром и клеем. Под яркой лампой стояла в полной готовности современного вида швейная машина.

В углу виднелась большая картонная коробка, переполненная разноцветными и яркими, словно летний закат, соломенными шляпками, лишенными пока каких-либо украшений. Повсюду в беспорядке стояли коробки и поменьше, наполненные шифоновыми шарфиками, огромными махровыми розами из шелка, лентами, искусственными ягодами, фруктами. И куда ни кинь взгляд, глазам представали шляпы, находящиеся на разных стадиях готовности.

Завораживающая и очень женская картина!

– Как вы этому научились, Фрэнки? Есть такой курс в колледже, куда можно поступить?

Фрэнки в этот момент отключала утюг для отпаривания. Обернувшись через плечо, она сокрушенно улыбнулась ему.

– Нет, в колледж я не поступала. С самого детства свихнулась на театре. Желания стать актрисой у меня не появилось, зато я была совершенно околдована закулисным миром, особенно костюмами. После средней школы сразу же устроилась помощницей костюмера в гастролирующую труппу. Мы путешествовали от одного театра к другому – Сент-Луис, Сиэтл, Миннеаполис, Нью-Йорк… А потом я встретила модельершу Мигз Креншоу. Ей уже тогда было под семьдесят. Вот уж ничего не скажешь – гениальная, эксцентричная женщина!

Губы Фрэнки расплылись в мечтательной улыбке.

– Я боготворила Мигз, она была моим кумиром. Ну вот, она взяла меня в ученицы, научила чертить выкройки, драпировать материал, кроить и шить. Много времени мы проводили в дороге, а по вечерам она показывала мне, как делать шляпы. Для услаждения души, говорила она обычно.

Руки Фрэнки были заняты: наводили порядок на столе, что-то доделывали на незаконченном темно-синем канотье. А глаза ее все еще хранили задумчивое выражение.

– Как видите, шляпное дело взяло верх. В прошлом году распрощалась с труппой, и вот теперь я здесь.

– Ваша учительница, эта… Мигз Креншоу… она, должно быть, очень вами гордится, – негромко сказал Эрик, наблюдая за сменой выражений на ее подвижном лице.

Фрэнки метнула на него быстрый взгляд, потом резко отвернулась и схватила со спинки стула поношенную коричневую кожаную куртку.

– Мигз так и не увидела «Сумасшедшего Шляпника». Она умерла за шесть месяцев до открытия.

– Мне очень жаль. Вы, должно быть, были к ней очень привязаны.

Он взял куртку у нее из рук и помог ей одеться, ощутив тепло ее тела.

– Я любила Мигз. Она многому меня научила. – Ее голос был тих и печален.

Фрэнки надела на голову берет такого же цвета, как ее куртка, только сделанный в стиле греческой матросской шапочки, и машинально сдвинула его набок, сразу сделавшись элегантной, озорной и чуточку опасной одновременно.

Она погасила везде свет, закрыла мастерскую, заперла входную дверь, и через несколько минут они уже сидели в приземистом спортивном автомобиле Эрика.

Он решил повести ее в недавно открывшийся небольшой и тихий ресторан. Здешний шеф-повар был другом Гаса Вилатшети, и Гас заверил Эрика, что кормят там великолепно.

По предложению того же Гаса Эрик и Фрэнки согласились предоставить выбор меню шеф-повару. Эрик заказал бутылку вина, и они смаковали его, болтая о разном в ожидании первого блюда.

– А как вы оказались в ресторанном бизнесе? – спросила Фрэнки. Ей было с ним удивительно легко: они шутили и смеялись над какими-то пустяками. От выпитого вина она настолько расхрабрилась, что стала задавать вопросы, занимавшие ее мысли всю вторую половину дня. Ей хотелось узнать о нем больше, узнать о нем все. – Знаете, сегодня вы застали меня врасплох, – с улыбкой призналась она. – Я ожидала… ну… – Фрэнки почувствовала, как розовеет ее лицо, она испугалась, что ее объяснение прозвучит глупо. – Просто я, наверно, совсем иначе представляла себе владельца ресторана, вот и все.

Он засмеялся приятным низким смехом.

– Занудным, да? Худым и сутулым? Ну, я в этом деле не с самого начала. Это моя вторая карьера. А начинал я как футболист. Играл средним полузащитником за «Кардиналов» Сент-Луиса, когда они еще базировались здесь. Но после четвертой операции на колене доктор сказал мне, что либо я с этим завязываю, либо останусь калекой на всю жизнь.

О футболе Фрэнки почти ничего не знала; слышала только, что игроки зарабатывают большие деньги. Но то, что он оказался профессиональным спортсменом, все объясняет. Если подумать, то именно так он и выглядит.

– Трудно было найти другую профессию? В каком возрасте вы бросили футбол?

– Сейчас мне тридцать пять, а ушел я пять лет назад. Да, вначале пришлось довольно трудно. Порой даже казалось, будто я создан только для футбола и не гожусь ни на что другое. Видите ли, «Кардиналы» завербовали меня прямо из колледжа. Профессиональный футбол – это все, чем я когда-либо занимался, и все, что я умел делать. Я любил свою работу, и мне показалось, что моя жизнь кончилась. – Он покачал головой и криво усмехнулся. – Крыша поехала, верно? Двадцать девять лет – преклонный возраст? Потом у одного моего старого друга по футбольным годам возникли финансовые трудности, и ему пришлось продавать ресторан, купленный когда-то в качестве инвестиции. Еда и стряпня всегда были моим хобби, вот я и купил этот ресторан, переименовал его в «Овальный мяч» и стал на ходу обучаться бизнесу. Было два неудачных года, но теперь дела идут довольно хорошо. Больше благодаря везению, чем способностям.

Фрэнки покачала головой.

– Вы слишком скромны. Я ресторанный бизнес знаю вдоль и поперек – как все дети у нас в семье. Мы выросли в задних помещениях заведения Гранателли. И мне известна история бурного успеха «Овального мяча». А такое бывает только тогда, когда глава заведения хорошо делает свою работу.

Он посмотрел на нее теплым, благодарным взглядом.

– Спасибо, Фрэнки.

Прибыл официант с чашками охлажденного супа, и после первого пробного глотка Фрэнки быстро съела его до последней капли.

– Не знаю, из чего приготовлен этот суп, но, хотя это точно не тортеллини, все равно замечательно вкусно.

Они засмеялись, а потом настала его очередь задавать вопросы:

– Сколько у вас в семье детей, Фрэнки?

– Шестеро. Я третья по счету. Самая старшая – София, я вам сегодня о ней рассказывала. Она давно замужем, у нее уже трое детей, а сейчас она ждет четвертого. Родители считают, что после Софии – она у нас идеальная дочь – форма для отливки у них сломалась.

Она наморщила нос и скорчила гримасу, а он улыбнулся.

– Следующим идет мой брат Ник – это тот, который собирается жениться. Ему двадцать девять лет. Ник всегда был образцовым сыном в семье, как София – образцовой дочерью. Маме с папой лучше было бы на них и остановиться, потому что дальше иду я. Мне двадцать шесть, и я никому не могу служить образцом, можете мне поверить. Но зато потом идет Карло, которому двадцать четыре. Карло учится на священника, – добавила она со смесью гордости и непонимания в голосе. – Мне в жизни не понять, как это мой трудноуправляемый младший братец решил стать священником. Вы бы видели, что мы с ним вытворяли, когда были маленькие. Потом идет Винни, – продолжала она. – Ему двадцать два. Он играет в рок-оркестре – полный антипод Карло. Но с Винни все в порядке, несмотря на то что у родителей от него болит голова. У него великолепный деловой склад ума. Малышка у нас в семье – Паола, ей девятнадцать. Она учится в колледже и всех сводит с ума – меняет приятелей каждую неделю, грозится вступить то в Корпус мира, то в Союз молодых коммунистов. Даже у меня бывают моменты, когда я беспокоюсь за Паолу.

– Похоже, все они отличные ребята, – заметил Эрик. Он с большим вниманием прислушивался к каждому ее слову. Он надеялся по-настоящему близко познакомиться с этими людьми – из-за Фрэнки.

На смену супу им принесли салат из шпината. Официант снова наполнил вином их бокалы и ушел.

– А у вас большая семья, Эрик?

Он опять улыбнулся ей мягкой, ласковой улыбкой и покачал головой.

– Я был приемным ребенком. Матери не помню. Она была матерью-одиночкой и отказалась от меня, когда мне стукнуло три года. Я рос довольно трудным ребенком и до того, как стал подростком, сменил что-то около семи семей, куда меня принимали. К тому времени я разболтался и сделался почти неуправляем. Вероятно, именно футбол не дал мне стать малолетним преступником. Один из наблюдавших за мной социальных работников записал меня в юниорскую команду, и я получил футбольную стипендию в колледж. С того времени футбол стал моей жизнью, а товарищи по команде – моей семьей. – Он пожал плечами. – Возможно, благодаря этому я и не попал в тюрьму.

– О, Эрик, это так ужасно. Мне очень жаль. – Она потянулась через стол и крепко пожала его руку. – Я даже представить себе не могу, каково это – расти одному, не зная любви родителей… – Услышанное ошеломило и ужаснуло ее, но в то же время возбудило еще больший интерес к нему.

Похоже, из него все равно получился замечательный человек, несмотря на столь тяжелое детство. Ко всем другим чувствам, которые он вызывал в ней, теперь прибавилось уважение.

После этого разговор перешел на более легкие темы. Фрэнки рассказывала смешные случаи из жизни гастролирующих трупп, а Эрик – всякие пикантные истории о своих друзьях по спорту и о поклонницах, которые исступленно преследовали их. К тому времени, как был съеден экзотический шоколадно-сливочный десерт, Фрэнки поняла, что раньше никогда и ни с кем столько не смеялась.

За кофе до нее вдруг дошло, что оба совершенно забыли об изначальной цели их встречи – постараться составить меню, которое могла бы одобрить Тереза. Она собралась было напомнить об этом, но потом решила, что не стоит. Этот вечер таил в себе некое волшебство, которое ей не хотелось разрушать.

Было уже поздно, когда они вышли из ресторана. Дождь перестал, и над головой ярко светили звезды.

– Вот уже почти и лето, – заметил Эрик, усаживая ее на низкое сиденье машины с такой осторожностью, словно она была фигуркой из драгоценного фарфора.

Фрэнки нравилась его галантность. Большинство мужчин больше не утруждают себя этими приятными для женщин мелочами.

– Мы могли бы поехать в какой-нибудь клуб и немного потанцевать, – с надеждой в голосе предложил Эрик, садясь на водительское место.

Фрэнки ужасно хотелось согласиться. Интересно, что она будет чувствовать, оказавшись в его объятиях? Но она знала, что завтра утром ей нужно будет очень рано встать и бежать в мастерскую, чтобы закончить недоделанную сегодня работу.

– Мне очень жаль, но не могу. Завтра у меня тяжелый день. Мой бизнес не настолько еще процветает, чтобы я могла нанимать работников, так что мне приходится являться до открытия и оставаться после закрытия магазина, чтобы было что продавать. Да еще и заказы – я буквально завалена ими из-за свадьбы.

Он кивнул и несколько секунд молчал, позволив мощному двигателю работать вхолостую.

– В свое время у меня было такое чувство, будто я женат на своем ресторане, – сказал он наконец. – Но приходит время, когда твое дело может обойтись без тебя. Главное – суметь определить этот момент.

– Ну а мое не может, – коротко сказала она. – Во всяком случае, пока. – И еще очень долго не сможет. Пока она не выплатит долг отцу – весь, до последнего цента и с процентами.

Точная сумма долга вспыхнула у нее в мозгу, словно неоновая реклама, чуточку омрачив удовольствие от приятно проведенного вечера. Она поймала себя на том, что ей хочется все рассказать Эрику, скрыв только наиболее болезненные моменты этой истории. Что-то в нем есть такое, что заставляет ее инстинктивно доверять ему. Обычно она не откровенничает так с людьми.

– Понимаете, мой отец, Дом Гранателли, был против того, чтобы я открывала свое дело, – начала она. – Он не мог взять в толк, почему я не берусь за ум и не выхожу замуж, как это сделала София. Или, если уж мне так нужна карьера, почему бы не выбрать его ресторан? Работы там столько, что хватит на всю семью, и он всегда говорит нам, что открыл ресторан именно как семейное дело. А теперь мы все разбежались в разные стороны и занимаемся чем-то другим, и это его огорчает.

Она не рассказала Эрику о долге. Просить у отца денег на «Сумасшедшего Шляпника» было очень неприятно. Она бы ни за что не стала этого делать, если бы хоть один из многочисленных банков, куда она обращалась, дал ей кредит – пусть даже под любой непомерный процент, какой им только вздумалось бы заломить. Но ей везде отказали. Так что отец остался ее последней надеждой.

Но, одолжив в конце концов нужную ей сумму, он сразу же сделал именно то, чего она больше всего боялась: рассказал обо всем дяде Вито и дяде Сэлу, те сообщили новость ее теткам, которые поведали о ней… всем остальным родственникам. В течение недели весь клан Гранателли оказался в курсе бизнеса Фрэнки, во всех его деталях, точно так же, как всегда был в курсе событий ее жизни.

Эта фамильная привычка все пересказывать вызывала у Фрэнки припадки ярости. Почему ее родственники не могут хотя бы иногда подержать языки за зубами? – в трехтысячный раз спрашивала она себя. Почему для них нет ничего святого?

Голос Эрика прервал ее мысли:

– Значит, теперь вы хотите доказать отцу, что можете добиться успеха в своем деле?

– Да, что-то в этом роде, – сказала она, и он больше не заговаривал об этом.

Общаться с ним было легко и приятно. Может, сейчас самое время изложить ему цели, к которым она стремится, подчеркнуть, что в ее мечтах нет места замужеству и двум-трем славным ребятишкам?

Но ведь они только что познакомились! А что, если он подумает, что она придает одному случайному вечеру большее значение, чем он намеревался вложить в него? Фрэнки промолчала, и путь до ее дома занял, казалось, всего несколько секунд.

Он остановил машину и повернулся к ней.

Сердце Фрэнки вдруг бешено застучало, нервы натянулись до предела. Вдруг он собирается поцеловать ее?

– Спасибо за ужин. А сейчас мне действительно пора…

Он наклонился к ней, взялся обеими руками за воротник ее куртки и мягко потянул ее к себе.

– Вы очаровательная женщина, Фрэнки. Я рад, что встретил вас.

Он остановился за мгновение до поцелуя, окинул взглядом каждый дюйм ее лица, задержавшись на губах.

«Я долго ждал», – послышалось ей, когда он притянул ее к себе и губами нашел ее губы. В первый момент она подумала, что он хотел этим сказать, но потом нахлынули ощущения, и мысли превратились в чувства, в тревожные сигналы желания.

В его объятии не было никакой неуверенности. Он точно знал, как разжечь тлеющий в глубине огонь.

Она ждала его поцелуя, но совсем не была готова к собственной реакции на него: потрясение и мгновенно вспыхнувшее желание. И жгучая необходимость теснее прижаться к нему.

Пролетело лишь одно мгновение, а она уже хотела его. Боже, как она его хотела! Ее губы разжались, и время перестало существовать.