"Серебряная ведьма" - читать интересную книгу автора (Кэррол Сьюзен)

ГЛАВА 1

Вдали шумела гроза, тучи надвигались на Порт-Корсар, словно плотное стадо диких серых скакунов, готовых унести с собой безмятежность и покой воскресного полдня. Направив своего пони в небольшой прибрежный город, Мири выпрямилась в седле, ее ноздри настороженно ловили запах воздуха. По ее приметам, гроза была далеко, возможно, в часе или двух от нее. Скалистому берегу острова Фэр было не привыкать к штормам со стороны моря, но даже закаленное сердце маленького острова могло не выдержать такого напора. Резкий порыв ветра не мог разметать ее волосы, потому что светлые пряди были туго заплетены в косу, спускавшуюся по спине. У другой женщины, туго заплетенные волосы могли обнажить все недостатки лица, но скуластый овал Мири от этого лишь выигрывал. В ее лице было что-то потустороннее, выражение его свидетельствовало о характере замкнутом, о том, что гораздо спокойнее она чувствовала себя в лесном уединении среди его обитателей, чем среди людей.

Хрупкая и высокая, она была одета в светло-серое платье до щиколоток, которое лишь подчеркивало иллюзию, что она могла с легкостью раствориться в тумане. В седле Мири сидела по-мужски, подняв подол платья выше колен. Манера сидеть в седле боком никогда не приветствовалась практичными женщинами острова Фэр. При первой же возможности Мири избавится от седла и наденет удобные мужские брюки, к которым привыкла еще с детства. Но она боялась, что уже достаточно встревожила округу, появившись в этом городе несколько дней назад.

Придержав пони, Мири приготовилась к привычному разглядыванию со стороны жителей города, которые следили за ней из-за своих заборов. Некоторые просто таращили глаза, другие кивали ей, с опаской приветствуя. Широкоскулая женщина, половшая у себя в огороде, даже отважилась махнуть ей рукой, но Мири продолжала свой путь, а женщина повернулась и стала что-то шептать своей дочери.

Мири держала голову высоко, но шепот и взгляды вернули ее в далекое прошлое, в другой мрачный летний день…

Тревожно бил барабан, и казалось, что его удары сливались со стуком ее сердца, когда охотники на ведьм со свирепыми лицами, облаченные в черное, тащили Мири на городскую площадь. Веревка у нее на шее больно впилась в кожу, но она старалась держать голову высоко, помня, что она дочь отважного шевалье Луи Шене и госпожи Евангелины, одной из мудрейших женщин острова Фэр. Но девочку пугали пытливые взгляды, лица соседей, которых она считала своими друзьями.

Она была истинной Дочерью Земли. Как смели они думать, что она ведьма, заключившая богопротивный союз с дьяволом? Зачем кому-то понадобилось причинить ей боль? Она повернула голову и с мольбой посмотрела на самого молодого среди охотников на ведьм. Симон с трудом сглотнул, его глаза увлажнились слезами, но он продолжал идти, ударяя в барабан…

Мири вздрогнула и прогнала воспоминание подальше в прошлое, где ему было место. Она больше не была той испуганной и растерянной девочкой. Теперь эта женщина двадцати шести лет очень хорошо знакома с невежеством и жестокостью мира. С того мрачного летнего дня, когда она выжила после ареста за колдовство, изменилось слишком многое, кроме, возможно, одного. Все еще оставались те, кто по-прежнему подозревал ее в колдовстве.

– Грязная маленькая ведьма!

От неожиданного пронзительного крика Мири вздрогнула. Повернувшись в седле, она оглянулась на злобный крик и поняла, что он предназначался не ей.

Группа из полудюжины женщин окружила колодец. Первым инстинктивным желанием Мири было поспешить туда, где назревал раздор. Она не любила, когда люди ссорились, и Арианн предостерегала Мири, когда та решила вернуться на остров Фэр полгода назад. В то утро, когда они расставались, Арианн взяла лицо Мири в свои ладони и посмотрела на сестру большими серыми глазами с тревогой и грустью.

– Знаю, как сильно тебе хочется вернуться домой, но прошу тебя, будь осторожна, Мири. Тебя ни разу не обвинили в измене и колдовстве, как Габриэль и меня. Не дай им повода сделать это теперь. Живи на острове Фэр тихо. Помни, что даже после всего, что было, у нашей семьи все еще много врагов.

Среди врагов были такие, как Екатерина Медичи, вдовствующая королева Франции, гораздо более известная, как Темная Королева, которую тоже подозревали в колдовстве, а также ее сын Генрих, настоящий король Франции, взбалмошный и мстительный человек. Но самым страшным врагом для Арианн оказался тот, о ком не говорили вслух, одно только упоминание имени которого причиняло Мири боль: охотник на ведьм Симон Аристид.

В той же степени, в какой Мири не была уже неискушенным ребенком, Симон не походил на добросердечного юношу, привязанного к грозному Вашелю ле Визу, фанатичному охотнику на ведьм. За многие годы Симон превратился в сурового и опасного врага, которого следовало остерегаться гораздо больше, чем его давно почившего хозяина, впервые арестовавшего Мири.

Крепко обняв Арианн, Мири поклялась, что последует ее советам.

– Не делай ничего, что могло бы привлечь нежелательное внимание к тебе, моя дорогая.

– Не сделаю ничего такого, Арианн. Клянусь.

Вспомнив свое обещание, Мири направила Вилоу подальше от площади, стараясь не слушать свирепые крики. Но краем глаза она заметила жертву – светловолосую хрупкую девушку не старше четырнадцати лет, закутанную в большую разноцветную шаль, такую же яркую, как у библейского Иосифа. Девушка гневно сверкала глазами, осторожно прикрывая рукой живот. Мири потянула поводья, с ужасом поняв, почему она так береглась. Девушка была беременна. Казалось, что ее худенькое тело едва могло удержать живот, выпиравший из-под платьица.

Главной ее противницей была угловатая женщина с красными натруженными руками. Мири узнала Жозефину Алан, жену местного гончара. Она с воплями наступала на девушку:

– Потаскуха! Мы тебя предупреждали. Не смей попадаться нам на глаза.

Мадам Алан поддерживал одобрительный хор соседок, только маленькая мадам Гриве, казалось, хотела призвать к спокойствию. Девушка с заплаканным лицом что-то сердито пробормотала в ответ. Мадам Алан подошла к ней ближе, выкрикивая новые оскорбления и тряся пальцем под носом у девушки. Та отступила и оттолкнула руку мадам Алан. К ужасу Мири, женщина набросилась на беременную, ударила ее по лицу и схватила за волосы.

Позабыв про все обещания, данные сестре, Мири слезла с пони и, схватив его под уздцы, пристально посмотрела в один из его больших глаз.

– Жди, – скомандовала она и побежала к женщинам.

Когда Мири добралась до них, девушка спряталась у подножия статуи на площади, свернувшись клубочком и накрывшись шалью с головой, в то время как мадам Алан колотила ее по спине. Остальные женщины, столпившись вокруг, подбадривали ее, и только мадам Гриве держалась поодаль, теребя фартук.

Мири бросилась в самую гущу, расталкивая женщин. Она обхватила рукой шею мадам Алан и оттащила ее от несчастной девушки.

– Прекратите, – зашипела Мири в ухо женщины. – Неужели вы совсем потеряли голову?

Мадам Алан зарычала, пытаясь освободиться от Мири, которая развернула ее со всей силой отчаяния и отбросила в сторону. Женщина споткнулась и села на землю. Извергая свирепые проклятия, она пыталась подняться, запутавшись в собственных юбках.

Несмотря на бешеное сердцебиение, Мири заслонила собой белокурую девушку, сжав кулаки.

– Прочь, все прочь! Если еще кто-нибудь коснется этого ребенка, будет иметь дело со мной.

Жозефина Алан поднялась на ноги, готовая снова броситься на Мири, но ее остановили две соседки.

– Боже праведный, Жозефина! Неужели не видишь, кто это? Это же одна из Шене.

Имя Мири эхом пронеслось по толпе, отражая на лицах страх, понимание и благоговейный ужас. Мадам Алан освободила руки, но даже она отступила, гневно сверкая глазами.

Внезапная тишина показалась Мири опасной, но ей стало легче, когда мадам Гриве нашла в себе смелость прийти ей на помощь. Осторожно взяв девушку за локоть, она помогла ей встать. Но, поднявшись на ноги, девушка оттолкнула ее руки:

– Оставь меня, проклятая. Я в порядке.

От удивления мадам Гриве вытаращила глаза и поскорее отошла от нее. Девушка была напугана, но в остальном не пострадала. Мири с облегчением вздохнула. Бросившись на помощь, она теперь не знала, как быть дальше, прекрасно сознавая, что не обладала ни умиротворяющей аурой Арианн, ни величественными манерами Габриэль.

Она больше боялась обратиться к разъяренным женщинам, чем пробиваться сквозь их толпу. Сложив на груди руки для безопасности, она потребовала, как ей казалось, повелительным тоном:

– Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

– Не ваше дело, Мирибель Шене.

Из шиньона мадам Алан выпали несколько прядей волос, и ветер разметал их по ее некогда хорошенькому лицу. От перенесенного горя на ее лице навсегда застыла злая гримаса.

– Боюсь, что теперь это мое дело, если взрослые женщины обезумели и напали на невинную девочку, да еще и беременную.

– Невинную? – фыркнула мадам Алан. – Кэрол Моро, просто маленькая шлюха, готовая раздвинуть ноги перед каждым моряком в порту.

– Боишься, что тебе ничего не достанется? – огрызнулась Кэрол.

– Что?! Ах ты, подстилка, – закричала мадам Алан, по Мири остановила ее пристальным взглядом.

Женщина теперь кричала на девушку через плечо Мири.

– Сколько раз мы тебя предупреждали не появляться здесь, тряся своим пузом с ублюдком перед порядочными женщинами.

– У меня столько же прав быть здесь, сколько у всех, – сердито ответила Кэрол, но губы у нее затряслись.

– Сиди у себя дома и не показывай всем свой позор.

– То же самое я бы сказала тем мужчинам, которые воспользовались этой юной девушкой, – холодно произнесла Мири.

– О нет, госпожа Шене, – встряла полногрудая блондинка. – Кэрол действительно подлая тварь. Вечно отпускает в наш адрес всякие гадости. Недавно из-за нее у меня молоко скисло. Да у нее просто дурной глаз.

Несколько других женщин закивали в знак согласия и перекрестились.

Мири с упреком покачала головой.

– С каких это пор женщины острова Фэр начали верить во всякую ерунду про дурной глаз? Мой Бог! Я нагляделась в мире на глупости и жестокость. Но на этом острове когда-то было убежище, особенно для женщин, которым пришлось пострадать от непонимания и унижений. Мы относились друг к другу с уважением. Куда же девались ваша доброта и сострадание?

Мири обратилась к каждой, по очереди глядя им и глаза. Многие опускали или отводили взгляд. Заговорила только мадам Алан:

– Вас долго не было, Мири Шене. После набегов Ле Балафра и его охотников на ведьм на этом острове теперь все иначе. Люди с материка боятся появляться здесь, торговля совсем заглохла. Особенно трудно пришлось моей семье, гончарное дело развалилось, а муж умер от горя, оставив меня с шестью детьми на руках подыхать с голоду. А во всем виновны ваши сестры, потому что притащили на нашу голову этого проклятого охотника на ведьм и французского короля.

От таких слов у Мири вспыхнуло лицо, но ответила она спокойно:

– Мои сестры не изменницы и не ведьмы. Я очень сожалею и сочувствую вам, мадам, но если вы хотите обвинить кого-нибудь, то вините меня. Только я виновата в том, что слишком доверяла не тому человеку, в том, что не остановила Ле Балафра, когда могла.

Несмотря на то что Мири презирала себя за это, она даже теперь не могла думать о нем как о ненавистном Ле Балафре, но только как о Симоне… Симоне Аристиде.

– О да, я вас обвиняю, – сказала мадам Алан.

Хотя остальные женщины глядели на Мири настороженно, а мадам Гриве пыталась успокоить свою подругу, мадам Алан подошла в ней ближе. Девушка почувствовала, как от нее исходит злоба, словно горячая темная волна.

– Здесь ни у кого больше не хватит смелости сказать вам это, но ни вам, ни этой маленькой потаскухе, которую вы защищаете, на этом острове больше не место.

– Жаль, что вы так думаете, мадам. Но остров Фэр – мой дом, и мадемуазель Моро тоже. Мы с ней никогда отсюда не уйдем.

Мири глядела в глаза женщины не моргая. Мадам Алан первая отвела взгляд, проворчав:

– Мы еще увидим.

Она пошла через поле, уводя за собой остальных. Осталась только мадам Гриве. Теребя пальцами бахрому платка на груди, она серьезно посмотрела на Мири.

– Не обращайте на Жозефину внимания, госпожа. Ей сильно досталось в жизни, и она часто говорит совсем не то, что думает.

– Мадам Алан просто высказала то, что думают все.

– Не все. – Мадам Гриве отважилась коснуться рукава Мири. – Вы, наверное, считаете, что все забыли то добро, которое вы сделали для острова Фэр. Но многие из нас помнят прежние дни, и мы рады видеть нашу госпожу среди нас.

– О нет, мадам, – воскликнула Мири. – Я вовсе не хозяйка острова Фэр. Это моя сестра Арианн.

– Знаю, дорогая. Такая добрая и мудрая женщина, как госпожа Арианн, была настоящей целительницей. Молюсь, чтобы однажды она к нам вернулась. Но ваш дар исцелять больных животных столь же велик, как ее способность помогать людям. Мы все слышали, как вы оживили корову Помфрэ.

– Нет-нет! Она не умерла, просто была сильно больна. Просто это было…

– Чудо! – радостно улыбнулась ей мадам Гриве. – Вы обладаете огромной силой волшебства. Слава о вас разошлась даже на материке. – Маленькая женщина заговорщически прошептала: – Мы прозвали вас Хозяйкой леса.

От негодования у Мири сжалось сердце. Хозяйка леса? Прекрасно. Вот тебе и клятвы Арианн не привлекать к себе внимания. А она тут всего полгода. Не успела она переубедить мадам Гриве, что выздоровление коровы – результат разумного ухода и лечения, как до них донесся пронзительный крик мадам Алан:

– Лоретта!

Заметив отступничество своей подруги, она сердито позвала ее. Мадам Гриве отскочила от Мири, сделав быстрый реверанс.

– Я… я просто хотела, чтобы вы знали об этом, госпожа.

– Благодарю, мадам. Но я не госпожа. Всего лишь…

Но мадам Гриве уже ушла, догоняя остальных женщин. Мири вздохнула. Несмотря на доброту Лоретты Гриве, она не сожалела, что та ушла, потому что восхищение женщины было ей столь же непривычно, как враждебность мадам Алан.

Теперь, когда конфликт миновал, у Мири появилось неизбежное чувство, которое она всегда испытывала при любых вспышках гнева или жестокости. По всему ее телу прошел озноб, нервы задрожали, словно струны, задетые грубой рукой, вызвавшей их нестройное звучание.

Она обхватила себя руками, глядя туда, где мирно пасся Вилоу. Ей захотелось сесть на пони и уехать в тишину леса, чтобы восстановить в себе гармонию. Она почти забыла про Кэрол, пока не услышала рядом ее голос.

– Наконец-то избавились от этих старых гарпий. Они чуть не порвали мою шаль, которую связала для меня бабушка перед самой своей смертью. Если бы я могла наслать на этих идиоток оспу, я бы сделала это не задумываясь: устроила бы так, чтобы их носы покрылись бородавками, а задницы – фурункулами.

Рот Кэрол брезгливо искривился, когда она отряхивала грязь со своей любимой шали. Но, заметив, что Мири повернулась и смотрит на нее, завернулась в шаль и гордо подняла подбородок. На ее бледном заплаканном личике ярко проступили веснушки и свежий синяк под глазом. При трогательно юном лице взгляд ее пронзительно голубых глаз был не по возрасту взрослым.

– Полагаю, вы ждете, что я буду благодарить за то, что вы за меня заступились, – заносчиво произнесла она. – Но это было не обязательно. Я сама могу за себя постоять.

– Уверена, что можете, мадемуазель.

Другая бы удивилась дерзости девушки, но Мири слишком привыкла к тому, что ее дикие подопечные оскаливались на нее от страха и обиды. Большой опыт научил ее, когда можно приблизиться, а когда лучше поостеречься. Она вынула из-за пояса носовой платок и протянула его девушке. Кэрол подозрительно посмотрела на лоскут ткани.

– Это еще зачем? Я не плачу.

Тыльной стороной руки она вытерла слезы со щек.

– Конечно, вы не плачете, но у вас кровь, поранена губа.

Кэрол облизнулась и поморщилась, коснувшись языком уголка рта. Неохотно она взяла платок у Мири и приложила его к губе.

– И я не потаскуха. Что бы ни говорила мадам Алан.

– Никогда так не думала, – ласково произнесла Мири.

– Никаких таких моряков не было. Только один. И Рауль сказал, что любит меня, что женится и купит мне красивое голубое платье. – Ее тоненькая шея напряглась, когда она сглотнула. – А потом он уплыл и больше не вернулся, его забрал дьявол. Я его прокляла, надеюсь, он утонет, и акулы растерзают его на мелкие кусочки. – Девушка надменно вздернула подбородок. – Вот так! А теперь, полагаю, вы скажете, какая я плохая, что так говорить нельзя.

– Нет, вполне можно понять, что вы чувствуете, – ответ Мири заставил девушку косо взглянуть на нее.

Кэрол склонила голову набок, словно не зная, как понимать Мири.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – озабоченно спросила Мири. – Возможно, вам лучше пойти домой, чтобы мама…

– Моя мама умерла прошлой зимой. Я живу с тетей и дядей, но только потому, что у них никогда не было своих детей. Если я рожу мальчика, они его усыновят и позволят мне остаться с ним.

– А если девочку?

– О, полагаю, они нас обеих выбросят.

– Кэрол, я… я признаюсь, что больше знаю про воспитание телят, чем девушек. Если я могу чем-нибудь помочь, то постараюсь это сделать для тебя. Меня зовут Мири Шене.

Она осторожно протянула руку. На лице Кэрол появилось дерзкое выражение. Мири сомневалась, что Кэрол видела в жизни много доброты, по крайней мере, не и последнее время. Она долго смотрела в глаза Мири, потом моргнула и отошла с помрачневшим лицом.

– О, на острове Фэр все знают, кто вы, Хозяйка леса. Спасибо за предложение, но у меня нет большой коровы или кролика, за которыми надо ухаживать. Мне про вас все рассказали, вы полуведьма, которая боится использовать свою силу и знания в полную меру.

– Не знаю, кто вам такое рассказал, но я себя ведьмой не считаю. Я Дочь Земли, ни больше, ни меньше.

– Я именно об этом, – ехидно произнесла Кэрол. – Нет, госпожа Шене, мне не нужна помощь от такой, как вы, и вообще от кого бы то ни было на этом острове. У меня очень могущественные друзья, которые обо мне позаботятся.

Мири хотелось, чтобы так и было, но она боялась, что эта девушка всего лишь хвастается, пытаясь хоть как-то спасти достоинство.

– Кэрол… – начала Мири, но девушка с презрением взглянула на нее и ушла.

Несмотря на неуклюжую походку, она шла по лужайке очень быстро. Мири пошла было за ней, только чтобы быть с ней рядом, но не знала, что делать и сказать. Достучаться до сердца обиженного ребенка было гораздо труднее, чем вылечить сломанную лапу лисицы или барсука. Мири беспомощно смотрела, как Кэрол исчезла в одной из улиц. Как ей хотелось, чтобы рядом была Арианн. Ее старшая сестра умела усмирять бури и проливать бальзам на страдающие души.

Даже Габриэль знала бы, как помочь Кэрол. В девушке было что-то, отчетливо напомнившее Мири, какой была Габриэль в юности: она умела скрыть свои обиды под суровой внешностью, не подпускала к себе никого, кто хотел ее утешить. Но Габриэль была так же далеко, как Арианн. Семья Мири была рассеяна на многие мили от острова, который когда-то был их домом.

Мири казалось чудовищно несправедливым то, что Кэрол Моро обременена нежеланным ребенком, а Арианн, которая так хотела детей, оставалась бесплодной. Но ее сестра мужественно переносила это, искренне радуясь, когда в очередной раз помогала разродиться женщине, особенно когда принимала роды у Габриэль.

Счастливо выйдя замуж за капитана Реми, их сестра провела последние зрелые и цветущие годы плодотворно, родив трех дочерей так же легко, как рисовала и ваяла, что было ее особенным даром.

Арианна смирилась со своей бездетностью, утешившись бесконечной любовью мужа Ренара.

Мири постаралась не думать о сестрах. Ее сердце сильно болело за них. Она сама решила вернуться на остров Фэр, но теперь начала понимать, что это была ее самая большая ошибка… после того как она доверилась Симону.

Остров по-прежнему был таким же, каким она его помнила, та же скалистая гавань, где однажды стояла она, с надеждой поджидая возвращения корабля отца, те же дремучие темные леса, где она искала фей. Порт-Корсар был все тем же, с его старой харчевней, рядом бревенчатых магазинов и пыльными улицами, где она робко бродила за своими старшими сестрами.

Оставшиеся женщины жили обособленно, занимаясь только своими семьями и ухаживая за садами и огородами. Мири не знала, что ожидала найти на острове Фэр спустя сколько лет, но, конечно же, не атмосферу страха и недоверия. Словно бы открылась бутылка с темной миазмой, отравившая дух самого острова, на котором жили в основном женщины, жены рыбаков и моряков, почти все время проводивших в море. Но были здесь и вдовы, и девушки, нашедшие убежище на острове – уникальном месте, где они могли спокойно жить, занимаясь ремеслами, запрещенными для женщин в других местах.

Но все же Мири не была настолько наивной, чтобы считать жизнь на острове идиллией. Нет, женщины есть женщины, среди них случалось всякое, но ничего подобного той безобразной сцене, которую Мири наблюдала этим днем. Да еще такая жестокость произошла перед статуей, изображавшей лучшие качества женщины – мудрость, сострадание, целительство.

Мири смотрела на монумент, изображавший хрупкую женщину в свободных одеждах с распростертыми руками. Одна рука была отломана, лицо разбито до неузнаваемости. У Мири сдавило грудь. Она не знала, кто расправился со статуей – охотники на ведьм, королевские солдаты или обиженные горожане. Постамент, прежде украшенный подношениями из цветов, теперь оброс сорняками.

«С этим давно надо было что-то сделать», – виновато подумала Мири. Но она старательно обходила эту площадь, когда вернулась на остров. Смотреть на обезличенную скульптуру было больно. Она опустилась на колени и стала обрывать траву, очищая надпись на постаменте. «Евангелина… наша Хозяйка острова Фэр».

– Мама! – тихо произнесла Мири.

С тяжелым сердцем она провела рукой по истертой надписи. Когда умерла мать, ей было всего одиннадцать лет, и жители острова воздвигли этот памятник Евангелине. Ее знания старинных обычаев и умение составлять лекарства спасли весь остров от чумы. Но эта статуя была посвящена и памяти целых поколений мудрых женщин, ее предшественниц. На острове Фэр всегда была своя хозяйка, правительница, заступница и волшебная целительница. По крайней мере, до тех пор, пока Арианн не была изгнана с острова.

Супруг Арианн, граф де Ренар, однажды сказал: «Существует едва заметная граница между женщиной, провозглашенной святой, или ведьмой». Могущественный муж ее сестры не раз бывал прав. Точно так же, как была права Арианн, предостерегавшая Мири от возвращения на остров Фэр.

– Надо было послушать тебя, сестрица, – произнесла Мири.

Она все еще недоумевала, почему Арианн ничего не сделала, чтобы предотвратить ее возвращение. Арианн всегда славилась тем, что опекала своих младших сестер. Изгнание было тяжело для них всех, но Мири казалось, что она единственная не может смириться с переменами. Мири пыталась скрывать свою печаль, но Арианн обмануть было невозможно. Хозяйка острова Фэр была слишком мудра и превосходно владела древним искусством чтения мыслей по глазам.

Узнав по глазам Мири все ее тайны, она, наконец, согласилась отпустить ее на остров. Помогая девушке сесть в лодку, она попыталась улыбнуться сквозь слезы.

– Бог в помощь, сестренка. Что бы ты ни искала в жизни, надеюсь, ты это найдешь.

– Я ничего не ищу, Арианн, – возмутилась та. – Просто хочу вернуться домой.

Домой… В горле Мири застрял ком. Оборвав последние сорняки с памятника Евангелине, она задумалась, осталось ли на земле такое место после смерти матери и изгнания сестер. Что же касается отца, то все надежды на возвращение Луи Шене были потеряны несколько лет назад, когда до них дошло известие, что его корабль «Евангелина» потерпел крушение у берегов Бразилии во время шторма, унеся в пучину всех, кто был на его порту.

Когда семья ушла с острова, он стал чужим и пустынным для нее. Но если Мири не будет принадлежать острову Фэр, значит, ей нигде нет места. Девушке казалось, что она похожа на призрак, блуждающий в чужом краю. Чувство стало бы невыносимым, если бы не одно утешение – она была не единственным призраком острова Фэр.

Монастырь Святой Анны возвышался над городом. Но колокола, сзывавшие сестер на молитву, давно замолкли, крепкие каменные постройки стояли заброшенные и пустые под низко нависшими тучами. Монастырь закрылся много лет тому назад, тех монахинь, кому повезло не быть обвиненными в ереси и колдовстве, разогнали по другим монастырям.

Единственным признаком жизни была тонкая струйка дыма, поднимавшаяся над домиком смотрителя, приютившимся под стеной монастыря. Здесь обитал еще один призрак острова Фэр: Мари Клэр Абэнжьон, некогда могущественная аббатиса женского монастыря и ближайшая подруга Евангелины Шене.

Домик был слишком скромным жильем для женщины, обладавшей такой властью, являвшейся дочерью могущественной аристократической семьи, привыкшей повелевать жизнью. Но Мари Клэр сумела сделать жилище достойным себя, украсив его грубый каменный пол красочными коврами, расставив книги на полках, более пригодных для крестьянской утвари. В углу комнаты стояла большая клетка с ее любимыми ручными воронами, которые чистили свои перья, иногда каркая.

Уютный камин и подсвечник освещали мрачный день. Хотя в ветхой черепице крыши свистел и гремел ветер, Мири чувствовала себя уютно и спокойно, сидя за маленьким столом Мари Клэр возле камина. Подобно Арианн, аббатиса обладала умиротворяющей энергией, но поначалу Мири пришла в изумление, увидев, что женщина больше не носит свою сутану.

Без привычных летящих одежд и апостольника на голове Мари Клэр казалась меньше ростом и более ранимой. Немалый возраст начал сказываться, мягкие седые волосы поредели, она ссутулилась, но в облике все еще была заметна прежняя воля.

Пока хозяйка доставала из буфета черствый хлеб и сыр, Мири рассказала ей печальную историю, которая случилась в то утро на площади. Мари Клэр слушала серьезно, но странная улыбка заиграла у нее на губах, когда она услышала слова Мири:

– …И эти женщины были такие злые, совершенно потерявшие рассудок, особенно мадам Алан. У меня нет никакого авторитета, как у Арианн. Совершенно не понимаю, как я смогла убедить их успокоиться.

– Неужели? – Мари Клэр посмотрела на нее с восхищением. – Это все твои волшебные глаза, дитя. Они проливают яркий свет в самые темные уголки человеческой души, заставляют устыдиться, будят желание стать лучше.

Мири посчитала это совершенной бессмыслицей и покачала головой.

– Тем не менее, это случилось, и я была рада спасти Кэрол от побоев, – грустно добавила она. – Хотя это все, что я смогла сделать для нее.

– Да, она довольно дерзкое существо, – произнесла аббатиса, накрывая на стол.

Мири смерила взглядом количество хлеба и сыра, которые Мари Клэр положила на тарелку, сомневаясь, что съест хотя бы половину. В последнее время у нее не было аппетита. Но, чтобы не обидеть женщину, она покорно съела кусочек хлеба. Наполнив два оловянных кубка густым красным вином, Мари Клэр заметила:

– Я тоже предупреждала Кэрол много раз. Ей бы лучше сидеть тихо дома и держать свой острый язычок за зубами.

– Разве это то, ради чего Дочери Земли пришли на этот остров? – печально спросила Мири. – Жить тихо, держать язык за зубами, стараться быть невидимкой? Вы удивляете меня, Мари. Сами вы никогда такой не были.

– Нет, но ты же видишь, к чему это привело.

– Однако вы ведь не жалеете о том, как прожили жизнь?

– Женщине невозможно прожить жизнь без сожалений, дитя, – вздохнула Мари Клэр, садясь на стул напротив девушки. – Боюсь, я всегда была слишком своенравной. Сначала восстала против стараний родителей выдать меня замуж за какого-нибудь аристократа. Затем, будучи аббатисой, противостояла епископу, добившись того, чтобы управлять монастырем самостоятельно, читая запрещенные церковью книги. Должна ли я сожалеть, что не старалась ограничить свой интеллект, не была слабой и покорной? – Она горько улыбнулась. – Нет, хотя думаю, что могла бы постараться быть намного э-э… расчетливее и осторожнее. В этом я пыталась убедить Кэрол. Иногда немного осторожности не помешает. – Она направила свой проницательный взгляд на Мири. – Тот же совет я могу дать и тебе, Мири, Хозяйка леса.

Девушка подняла бокал, чтобы выпить вина, но резко поставила его обратно.

– О боже! Вы, должно быть, разговаривали с госпожой Гриве.

– С мадам Гриве и кое с кем еще. Ты переполошила весь остров, когда оживила корову Помфрэ.

– Ничего такого я не делала, корова просто была без сознания, и привести ее в чувство было несложно.

– Несложно! Мири, мне сказали, что бедная скотина страдала бруцеллезом, что считается неизлечимой болезнью.

– Этого бы не было, – сказала Мири с возмущением, – если бы мир не был полон предрассудков и невежества до такой степени, что люди боятся обратиться к старинным текстам, которые мудрые женщины создали столетия назад. Я выполняю простую процедуру – и меня подозревают в колдовстве. – Она воздела руки. – Ну что еще я должна была сделать, Мари? Помфрэ – люди бедные. Им нельзя было потерять эту корову. Стоило ли мне отказаться помочь и позволить бедному животному умереть? А как быть с новорожденным теленком?

Мари Клэр вздохнула:

– Нет, ты не могла отказать в помощи больному животному, так же как Арианн не могла отвернуться от больного ребенка. Просто будь как можно осторожнее и помни, что у тебя все еще есть могущественные враги.

– Если вы имеете в виду Темную Королеву, то она сражалась с Арианн и Габриэль. Сомневаюсь, что она вообще помнит о существовании третьей сестры Шене.

– Поверь, моя дорогая, у Екатерины Медичи хорошая память. Она никогда никого и ничего не забывает, особенно того, что могло бы угрожать ее власти.

– Это на нее непохоже. У Темной Королевы гораздо больше поводов не забывать о вас, Мари. Только вам удалось завести шпиона при ее дворе.

– Это было очень давно. Теперь я старая женщина без власти и связей. Большинство в миру считают, что я давно умерла.

– Простите меня, Мари, – виновато произнесла Мири. – Но сомневаюсь, что вашему притворству хотя бы кто-нибудь поверит. По крайней мере, не на острове Фэр.

– Нет, многие из местных достаточно осведомлены, кто я, но терпят мое присутствие. Даже отец Бенедикт ничего не говорит, когда я пробираюсь в церковь, чтобы послушать его мессу. Но он добрый молодой человек, хороший пастырь, который скорее постарается вернуть заблудшую овцу в стадо, чем допустит ее гибель, из-за того, что она заблудилась.

Мари Клэр улыбнулась и сделала глоток вина. Было видно, что у нее есть еще кое-какие мысли, что-то, пробудившее в Мири особенное чувство понимания. Аббатиса провела пальцем по краю бокала и помолчала.

– Мири… Мне не хотелось говорить тебе этого, пока я не была уверена. Но у меня еще одна весточка от моего друга, мудрой женщины, которая живет в Сан-Мало. – Она помолчала еще, глубоко вздохнула и произнесла: – Он вернулся.

Мири не надо было спрашивать, о ком говорит аббатиса. Внутри у нее все сжалось до боли так, что она обхватила живот руками.

– С-симон Аристид? – запнулась она. – Но о нем не было слышно многие годы.

– Тем не менее, его видели в Бретани. Ле Балафр слишком заметная фигура, чтобы его с кем-то спутать. Похоже, он путешествует один, без армии охотников на ведьм, но это не делает его менее опасным.

– Мне об этом можно не говорить.

Мири вскочила со стула, пытаясь скрыть возбуждение, подошла к клетке и бросила крошки хлеба через решетку. Захлопав крыльями, вороны спрыгнули с жердочки и стали жадно клевать своими длинными клювами.

Волчьи птицы – так прозвали любимых воронов Мари Клэр. Хищники!

Совсем как Симон.

Но это не всегда было правдой. Мысли Мири унеслись в далекую полночь к покрытому коврами камню среди возвышающихся огромных столбов и пылающих факелов. Ночной ветер играл темными локонами на лбу Симона, контрастно подчеркивая белизну его кожи… самого красивого юноши, которого она когда-либо встречала.

– Я думала, что все охотники на ведьм старые и уродливые, – с восхищением произнесла она, и Симон улыбнулся ей своей обворожительной улыбкой.

– Странно, что я всегда думал о ведьмах то же самое!

– Но я не ведьма.

– А я не говорил этого.

И Симон действительно так не говорил, по крайней мере, тогда. Сообразив, что Мари Клэр обращается к ней, Мири отбросила тревожные воспоминания.

– …и, возможно, теперь ты поймешь, почему я так беспокоюсь о твоей репутации как Хозяйки леса. Боюсь, что Симон Аристид до сих пор не отказался от преследования твоей семьи после вашего бегства с острова Фэр. Я не думаю, что он обидит тебя. В отношении тебя он всегда проявлял деликатность.

– Деликатность? Он не способен на такое, хотя однажды…

Мири снова погрузилась в воспоминания. Однажды она поверила, что в Симоне можно найти много хорошего, что он просто заблуждается, ошибается, страдает. Если бы ей удалось вытащить его из этого мрака, она смогла бы излечить его, но ее умение обращаться с дикими животными привело ее к мучительному пониманию, что некоторые существа бывают изранены до такой степени, что им невозможно помочь, когда у них появляется пустой взгляд. Именно этот взгляд увидела она у Симона. У него больше не было души.

Отдав последние крошки жадным воронам, Мири вздрогнула от слов Мари Клэр. Она развернулась и пристально посмотрела на старушку.

– Если вы не думаете, что Симон меня обидит, тогда чего вы опасаетесь?

Аббатиса заерзала на стуле и отвела взгляд, но Мири прекрасно поняла ее молчание и залилась краской от стыда и вины.

– Вы думаете, что, если наши пути пересекутся, у меня снова не хватит сил не доверять Симону. Это вполне можно понять. Я подвергла свою семью, вас и весь этот остров опасности только потому, что поверила ему. – Она с трудом сглотнула. – Я… я была так глупа, что вообразила, будто люблю его.

– О, моя дорогая. – Мари Клэр прошла через комнату и нежно взяла Мири за руки. – Это была совсем не глупость. Стремление видеть в людях хорошее – величайшая добродетель. Не бывает совсем плохих людей, даже Аристид не такой.

– Как вы можете защищать его?! – крикнула Мири. – После всего, что он вам сделал, после того как разогнали монастырь, лишили вас положения и чуть не убили?

– В этом виноват не один Аристид. Церковь никогда не заботилась о передовых женщинах, и, боюсь, сестры Святой Анны всегда были слишком независимыми, по мнению архиепископа. Его преосвященство давно обещал закрыть наш монастырь.

– Охота на ведьм, которую вел Аристид, дала ему повод для этого.

– Его преосвященству это никогда не требовалось. Что же касается Аристида, то он, скорее спас меня, а не погубил.

– Что вы имеете в виду?

– А ты никогда не задумывалась, как мне удалось сбежать из монастыря, когда все вокруг было оцеплено охотниками на ведьм и королевскими солдатами? Такое стало возможным только потому, что Аристид позволил мне убежать, отвлекая охрану достаточно долго, чтобы мне хватило времени.

Мири заморгала, потрясенная попыткой немного обелить прошлое Симона. Она резко возразила:

– Но это была лишь глупая оплошность с его стороны.

– Месье Ле Балафр не из тех, кто допускает оплошности.

– Тогда… Тогда он, наверное, надеялся, что вы приведете его к нам.

– Но почему он даже не попытался меня преследовать? – произнесла Мари Клэр.

– Не знаю, – растерянно ответила Мири, отойдя в сторону.

Она уже потратила слишком много времени и сердечных сил, пытаясь разобраться в противоречиях своего отношения к Симону Аристиду, надменному юноше, который вселял в нее страх и ужас, предупреждая, что намерен уничтожить мужа ее сестры и даже ее, если она осмелится его остановить. Симон всегда ненавидел графа де Ренара, подозревая его в самом ужасном колдовстве. Но когда у него появилась возможность убить Ренара, Симон не смог этого сделать, потому что Мири встала между ними. Габриэль всегда недоумевала, почему этот ужасный человек не может вести себя как истинный злодей и покончить с этим раз и навсегда? Мири была полностью согласна с ней. Тогда презирать Симона было бы гораздо легче и менее мучительно.

Словно нарочно задумав смутить Мири еще больше, Мари Клэр продолжила:

– Надо отдать должное этому дьяволу: когда начались аресты, он постарался, чтобы твое имя нигде не появлялось.

Мири напряглась. Аббатиса может быть благодарна за это, Арианн с Габриэль тоже. Но именно это девушка считала самым непростительным в поведении Симона.

– Вы даже не знаете, как сильно я виню его в этом, – выпалила она. – В том, что мои сестры, мой добрый свояк Ренар и вы, а также многие другие женщины этого острова были обвинены в колдовстве, и только меня пощадили по прихоти Симона.

Мири старалась побороть негодование, столь губительное для нее, но оно переполнило ее, словно темный прилив.

– Я его ненавижу, – произнесла она с яростью, пытаясь убедить не только Мари Клэр, но и себя. – Никогда за всю жизнь не приходилось мне кого-нибудь так ненавидеть, но Симон вынудил меня к этому. Ненавижу за то, что он сделал с моей семьей, с друзьями, и больше всего за то, что он сделал с островом. Здесь обитал дикий, обворожительный дух, пока Симон его не разрушил. Надо было пристрелить его в ту ночь в Париже, но я была слишком слаба. Однако поверьте, если представится другой случай, то я знаю, как разделаться со злодеем.

– О, замолчи, дитя. – Мари Клэр взяла лицо Мири в ладони и тревожно посмотрела на нее. – Не может быть, чтобы ты так говорила.

– Неужели? – прошептала Мири, гадая, насколько хорошо женщина ее знала и насколько хорошо знала себя она сама. – Думаю, я говорю, как юная Кэрол, ругая своего любовника. Вот до чего довел меня Симон Аристид – до мрачных переживаний, которые разрывают меня изнутри. – На ее глаза навернулись горючие слезы, и, пытаясь их остановить, она сильно заморгала. – Поэтому… поэтому я стараюсь никогда о нем не думать.

– Тогда сожалею, что упомянула имя этого человека. Просто я решила, что надо тебя предупредить. Буду молиться, чтобы ваши пути никогда больше не пересеклись. – Мари Клэр осторожно смахнула слезу на щеке Мири. – Но я чувствую, что тебе следует уехать с острова Фэр.

– Из-за Симона?

– Нет, потому что тебе не надо было возвращаться сюда.

Мири широко улыбнулась, попытавшись пошутить:

– Что, разве вам уже наскучило мое общество, Мари?

Но взгляде женщины было столько мудрости, столько одиночества, что у Мири сжалось сердце.

– Нет, дитя, твое появление здесь открыло мне мир. Но на этом острове тебе больше нет места. Здесь нет ничего, кроме воспоминаний о временах, которые ушли навсегда.

– Это же относится и к вам, – возразила Мири, но Мари Клэр только покачала головой и печально улыбнулась.

– Я старая женщина. Мне остались только воспоминания. Но ты слишком молода, чтобы жить прошлым. – Она с нежностью убрала с лица Мири выбившийся локон. – Ты не спрашиваешь моего совета, но я тебе его все равно дам. Уезжай с острова Фэр, возвращайся в Берн и выходи замуж за молодого человека, который тебя боготворит.

Мири почувствовала, что краснеет.

– Вы говорите, как Габриэль. Нет сомнений, что она вам писала и жаловалась на меня.

В отличие от Арианн Габриэль не одобряла и не понимала желания Мири вернуться на остров Фэр. Одно только замечание было способно привлечь внимание Габриэль и оторвать ее от нового живописного полотна.

– Неужели ты совершенно сошла с ума, Мирибель Шене? – Произнеся эти слова, она взмахнула кистью, разбрызгав краску по комнате. – Почему ты хочешь вернуться туда, где будешь одинока и несчастна, не говоря уже о том, что это опасно? Тем более что ты можешь остаться здесь и выйти замуж за человека, который стал твоим верным рабом с того момента, как увидел тебя. Волк очень терпелив, но время идет, и вы совсем не молодеете, моя дорогая сестра. Определенно, ты влюблена в него, так чего же ты ждешь?

Мири была совершенно не готова ответить на этот вопрос. Она опустила пальцы за ворот платья и достала большой медальон на серебряной цепочке, мысленно представив себе мужчину, который подарил его, – отважного повесу с пышной шевелюрой, пронзительными зелеными глазами и красивым лицом… Мартин Ле Луп, как он любил называть себя. Мири одна из немногих называла его по имени, а не по фамилии, которая означала «Волк». Она никогда не принимала подарки от мужчин моложе ее отца, и ей очень не хотелось позволить Мартину застегнуть дорогой медальон у нее на шее. Мартин был склонен к театральности и мог разразиться страстной речью. Но в тот раз он совершенно обезоружил Мири своим умоляющим взглядом и единственным произнесенным словом: «Пожалуйста…»

Смущенно Мири показала медальон Мари Клэр:

– Мартин подарил мне это, когда мы расставались.

На медальоне был выгравирован волк, воющий на луну. Мири пальцем тронула замочек, и в медальоне открылись маленькие часы. Аббатиса сощурилась, разбирая надпись на крышке часов.

– Прости, дорогая, но зрение у меня не такое, как прежде.

– Здесь написано: «Твой до скончания времен».

– Ах! Очень романтичный молодой человек, твой Мартин.

Мири грустно сжала губы:

– О да, Мартин такой. Романтичный, страстный и… порою бывает невозможно пылким, что очень утомляет. Жизнь с ним будет вечным приключением, и я действительно привязана к нему очень сильно.

Мари Клэр пытливо взглянула на нее:

– И что же?

Мири захлопнула медальон и убрала его под платье, глубоко вздохнув.

– Приключений в моей жизни было предостаточно. Хочется тишины, Мари. Иногда мне кажется, что я не гожусь в жены никому. – Она неуверенно усмехнулась. – Габриэль всегда боялась, что я превращусь в эксцентричную старушку, одинокую в окружении дюжины кошек. Похоже, она права.

– Кстати, о кошках! – спохватилась Мари Клэр, резко выпрямившись и уставившись на что-то позади Мири.

Мири обернулась на то, что так испугало женщину, и увидела знакомого черного кота, сидевшего на заборе с изогнутой от неудовольствия спинкой, потому что резкий ветер взъерошил ему шерсть.

– Некромант! – воскликнула Мири и поспешила к окну, чтобы открыть его и впустить кота.

Животное грациозно приземлилось на белоснежные лапы, единственную часть его тела, которая не была черной как ночь. Появление кота вызвало тревогу среди птиц Мари Клэр. Они захлопали крыльями и закричали так громко, что пришлось накрыть клетку покрывалом. Несмотря на то что аббатиса знала кота Мири, она казалась легка встревоженной.

– Господи! Как это существо сюда попало из твоего дома в лесу? И как ему удалось тебя отыскать?

Мири закрыла окно и пожала плечами. Уже очень давно она перестала удивляться, как Некроманту все это удавалось. Даже такую женщину, как она, преклонявшуюся перед умом и незаурядными способностями животных Некромант удивлял. Он был стар, лет пятнадцати от роду, уже не такой резвый, как прежде, с проплешинами за ушами, но все еще обладал необычной способностью выслеживать Мири, где бы она ни была. Суеверный сказал бы, что кот был ее сообщником. Для Мири он являлся дорогим другом.

– Ах ты, старенький глупышка, – мягко пожурила она его, наклонившись, чтобы взять на руки. – Ты слишком древний, чтобы забредать так далеко…

Она резко отпрянула, когда Некромант прыгнул в сторону, вздыбил шерсть и свирепо зашипел.

– Небеса милосердные! – воскликнула Мари Клэр. – Что случилось с животным?

Мири не ответила, внимательно глядя на Некроманта. Она умела чувствовать всех земных животных, но ее взаимопонимание с этим маленьким котом было сверхъестественным. Некромант предупреждал ее о приближающейся опасности уже много раз, спасая ей жизнь. Она присела, глядя прямо в огромные золотые глаза кота. От его предупреждения у Мири застыла кровь.

«Ты в опасности, Дочь Земли. На остров вернулся тот, кто противен тебе. Охотник на ведьм Аристид».

Мири попыталась сделать глубокий вдох, но не смогла. Ее мозг отказывался верить.

«Ты… ты уверен, Некромант? – в отчаянии спрашивала Мири. – Ты его видел?»

Золотые глаза кота моргнули в знак согласия. Мири почувствовала, как бледнеет ее лицо. Все мольбы Мари Клэр о том, чтобы он исчез, оказались напрасными. Девушка подумала, как правильно она поступила, стараясь не говорить о Симоне. Казалось, что, только произнеся его имя сегодня вслух, она накликала появление этого дьявола.

Но почему? Зачем Симон вернулся на остров Фэр? Он достаточно поиздевался над женщинами этого острова. Чего еще ему надо?

«Ему нужна ты, – прозвучали в ее мозгу слова Некроманта. – На этот раз охотник на ведьм пришел за тобой».

От прикосновения Мари Клэр к ее плечу она вздрогнула. Женщина тревожно перевела взгляд на кота.

– Мири? Что происходит? Что-то не так?

Девушка открыла рот, но снова закрыла его, решив ничего не говорить. Если Симон пришел за Мири, не стоило тревожить Мари Клэр или впутывать ее. Старая женщина постарается защитить ее и в итоге сама попадет в руки злодея.

Поднявшись на ноги, Мири погладила Некроманта и взяла его на руки.

– Н-ничего страшного. Некромант встревожен… из-за погоды. Он всегда боялся грозы. Надо отнести его домой, Мари.

– Но было бы лучше, если бы вы оба остались здесь, подождали, пока гроза прекратится.

– Не думаю, что эта гроза закончится скоро, – мрачно сказала Мири, но стараясь изобразить слабую улыбку. – Там… у меня другие животные дома. Мои голуби, кролики. Так много дел. Я действительно должна идти. Я навещу вас снова через несколько дней.

Она надеялась, что ее сбивчивое объяснение убедило Мари Клэр. Бывшая аббатиса никогда не умела читать по глазам. Не дав старушке возможности спросить еще что-то Мири быстро поцеловала ее в щеку и выбежала. Прижимая к себе Некроманта, она побежала в сарай за домом, где стоял Вилоу. На пороге сарая она остановилась, чтобы перевести дух. Она всегда чувствовала, что рано или поздно ей придется скрестить мечи с Симоном Аристидом, и верила, что, если наступит такой день, она сможет противостоять ему смело и без колебаний.

Ожидание будущего заставило ее сердце съежиться и, как будто открылась старая рана, делая ее слабой и ранимой. Некромант заерзал у нее в руках, осторожно протянул лапу к ее подбородку.

«У тебя нет времени, Дочь Земли. Ты должна спрятаться. Аристид, может быть, страшный хищник, но он не способен тебя выследить».

Это было истинной правдой. На острове Мири знала каждую травинку, каждый камушек, каждый уголок.

Было несколько мест, где она сумела бы спрятаться, и где он бы никогда не нашел ее. Она могла бы бежать, как ее семья много лет назад.

От воспоминаний у Мири стало горько во рту и внутри что-то восстало. Нет! Она будет проклята, если спрячется в нору, словно кролик. Это ее остров, ее дом. Она не уйдет отсюда снова.

Мозг девушки бешено заработал, пытаясь вычислить, сколько у нее времени. Симон не может знать, где она живет, но он найдет какого-нибудь предателя. Это у него хорошо получалось. Охотник на ведьм доберется до ее дома, спрятанного далеко в лесу.

II тогда… Мири сжала губы. На этот раз она будет ждать, и Симон Аристид получит именно тот прием, которого заслуживает.