"Только про любовь" - читать интересную книгу автора (Трамп Ивана)

Глава 14

– Катринка, пожалуйста, пойми. Я ничего не могу сделать.

– Я понимаю, – ответила она упавшим бесцветным голосом.

Прошла неделя с тех пор, как она сказала Миреку, что беременна. Всю неделю от него не было вестей, а сегодня он поджидал ее после занятий. Когда она увидела его машину рядом со своей, то ощутила прилив радости, как будто луч солнца пробил облака.

А потом она увидела его лицо.

– Садись, – сказал он, открывая ей дверь. Он слегка поцеловал ее, завел машину и выехал по Манесову мосту за город.

– Извини, что не звонил, я был занят.

Всю минувшую неделю в ней боролись надежда и отчаяние, вера в любовь Мирека сменялась сомнениями. Ради нее ему придется стольким пожертвовать. Хватит ли у него решимости пойти на это? Имеет ли она право требовать это от него?

Да, конечно, убеждала она себя, лежа по ночам без сна. Он так же в ответе за этого ребенка, как и она. Даже больше. Он льстил ей, ухаживал за ней, вскружил ей голову. Он не должен был соблазнять ее. Он старше и опытнее. Он должен был все знать.

Нет, конечно, нет, думала она в другой раз. Она же не дурочка. Она отдалась ему добровольно, потому что любит его. К чему упреки. Никого нельзя порицать за любовь.

Мирек тоже всю эту неделю не спал по ночам. Он разрывался между любовью к Катринке и чувством самосохранения. Сейчас он ее любит, хочет, а что потом? Много раз он думал, что любовь будет продолжаться вечно, а ее хватило лишь на несколько месяцев. Вдруг ради нее и ребенка – а он не особенно любил детей – ему придется отказаться от всего, а через год он обнаружит, что она совсем его не интересует. Сейчас ему казалось, что это вполне возможно, даже более того.

Другие решились бы. Иначе для Катринки будет все потеряно. Он думал так в те мгновения, когда ночью страстно желал ее или когда днем вспоминал ее смех. Но здравый смысл брал верх. Другие не были женаты на Власте Мач. В их отношениях с женой все было ясно, они не интересовались увлечениями друг друга, но она дала ему понять, что разведется лишь в том случае, если это будет одобрено ее отцом. А ее отцу не стоило вставать поперек дороги. Нравилось ему это или нет, но Мирек должен был признать, что, несмотря на его талант и осторожные политические взгляды, его карьера не была бы столь стремительной, если бы не поддержка тестя. Не было бы ни возможностей, ни успеха, если бы за его спиной не стоял его тесть Мач. Стоило ли не считаться с Властой, делать ее несчастной, зная, что Мач может отомстить. Мирек Бартош не хотел провести остаток дней в лагере по обвинению, сфабрикованному секретной полицией.

Всю неделю он провел в их с Властой роскошной квартире в Новом городе, в Праге. Квартира была обставлена великолепной мебелью, полна дорогих вещей, привезенных им из-за границы. Он сравнивал комфорт и безопасность со скудным существованием в лагере. При мысли об этом его пробирал холодок и останавливалось дыхание. Он обзывал себя трусом и истериком. В конце концов, сейчас не шестнадцатый век: из груди не вырывают живое сердце, не оскопляют за любовь и не отправляют в ссылку.

Мирек с Властой и детьми были приглашены на обед по случаю дня рождения тестя. Он изучал лица друзей Мача, высокопоставленных чиновников, отметил у них сочетание веселых улыбок и жестких глаз.

– Хорошо мы живем, – сказала Власта, когда они вернулись домой.

– Да, – согласился он.

– Было бы глупо все испортить.

Кто-то донес ей или она сама заметила перемену в нем?

– Да, – опять ответил он.

Она поцеловала его и принялась ухоженными руками с маникюром вынимать из волос шпильки, державшие прическу.

– Я просто вымотана, – добавила она. – Тяжелый вечер.

На следующий день он поехал к Катринке.

– Что ты будешь делать? – спросил он, объяснив ей, почему ему невозможно расстаться с Властой. Они стояли на обочине узкой горной дороги. Внизу расстилались долины Богемии. Днем можно было увидеть низкие зеленые холмы, но сейчас, ночью, на темном ландшафте одинокими звездочками сверкали огни ферм. Стараясь не разрыдаться, Катринка невидящим взором уставилась в окно.

– Я не знаю, – сказала она.

– Ты не можешь оставить ребенка.

– Нет. Не знаю. Мне нужно подумать.

На нее внезапно навалилась усталость. Ей хотелось уснуть и не просыпаться.

Мирек был рад, что не видит ее лица.

– Я помогу. Чем смогу…

– Да, – согласилась она.

Внезапно он повернулся к ней, обнял и крепко прижал к груди.

– О Господи, Катринка. Я люблю тебя. Я действительно тебя люблю.

Она резко оттолкнула его:

– Не говори мне этого. Я не хочу этого слышать. Он помрачнел и почувствовал себя очень старым.

– Да, конечно. Ты права.

Всю ночь Катринка проплакала, уткнувшись в подушку, чтобы не услышала госпожа Колчик. Она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, испуганной и несчастной.

Даже если бы Мирек женился на ней, заботился о ней и ребенке, все равно были бы сложности: нужно было сообщить все родителям, бесконечно огорчить, подорвать их веру в нее, объясняться в Спортивном комитете, распрощаться с университетом и лыжной командой, забыть о карьере спортсменки, оставить надежду на олимпийскую медаль, потерять все привилегии. Но ради Мирека она с радостью отказалась бы от всего, отдала бы ему свою жизнь. Она верила, что он обеспечит ей покой и безопасность, что у них будет уютный, полный любви дом.

Катринка думала, что Мирек Бартош занимает прочное положение, его успех гарантировал это. Для нее было новостью, что ее любовь может чем-то угрожать ему. Может быть, его страхи по поводу лагеря были только способом вычеркнуть ее из своей жизни. Она лежала в темноте, снова и снова вспоминая его слова, пытаясь найти в них для себя крупицу надежды. Она гнала от себя мысль, что он обманывает ее. Он любит ее. Он женился бы на ней, если это было бы возможно. Но это было невозможно, поэтому ей все придется решать самой.

Утром она пошла на занятия, тупо отсидела положенные часы, отказалась от приглашения Жужки пообедать с ней и с Томашем.

– Скажи, что случилось, – настаивала Жужка, – ты ужасно выглядишь.

– Я поссорилась с Миреком, – призналась Катринка, не желая что-либо добавлять.

– Ублюдок, – пробормотала Жужка, когда Катринка отошла. Ее симпатии к Миреку исчерпались.

Ночью Катринка опять лежала без сна, слушая тиканье часов на прикроватном столике. Ей нужно было принять решение. Если кто-нибудь из Спорткомитета заподозрит, что она беременна, то от нее уже ничего не будет зависеть. Если они решат, что ей надо оставить ребенка, то они лишат ее всех привилегий. Если же посчитают, что она не может быть матерью, заставят ее сделать аборт. Катринка не могла решить, что же ей делать, и поэтому не могла пойти со своей бедой к Оту Черни, которому придется обо всем рассказать в комитете. Она не могла поделиться с Томашем и Жужкой не потому, что не знает, что они натворят по неосмотрительности. Мысль о том, чтобы рассказать все родителям, наполняла ее страхом. Как перенести их боль и разочарование? Одиночество она тоже переносила с трудом.

Субботние соревнования отвлекали Катринку от мрачных мыслей. Стоя на старте, она думала только о победе. Она не выиграла, но ощущение свободы, отсутствие страха и боли, скольжение лыж по снегу, радость от полета с горы доказали ей, что есть жизнь и помимо Мирека Бартоша. Тоска вернулась, но этой искры надежды на спасение было достаточно, чтобы поддерживать ее на протяжении нескольких мрачных недель.

К Рождеству Катринка приняла решение. Когда она приехала домой, от наблюдательной Милены не ускользнули бледность ее лица, круги под глазами.

Когда они вернулись в первый вечер домой, поужинав с Гонзой и Даной, Милена предложила выпить чаю перед сном. Иржка хотел было откланяться, ему нужно было вставать рано утром, но взгляд Милены остановил его, и он опустился в кресло.

– Я помогу, – предложила Катринка.

– Нет, нет, – возразила Милена. – Поговори лучше с папой. А я сейчас вернусь.

Иржка закурил и улыбнулся дочери:

– Как хорошо, что ты дома.

– Да, дома хорошо, – подтвердила Катринка. Она надеялась, что ей не станет плохо от табачного дыма. В последнее время ее мучила тошнота.

Разглядывая дочь, Иржка удивился, что не обратил раньше внимания на ее усталый вид. Он решил, что она, как обычно, слишком много утруждает себя: учеба, спорт, работа, друзья. Надо будет поговорить с ней до ее отъезда. Жаль, что у нее такие короткие каникулы. Ей нужно было ехать на соревнования в Инсбрук, но она определенно нуждалась в отдыхе.

Вернулась Милена с подносом, налила чай, поставила тарелку с домашним печеньем. Затем села и посмотрела на дочь.

– Ну? – спросила она.

Неделями Катринка представляла, как она сообщит все родителям, но так и не смогла придумать, как это лучше сделать.

Она заколебалась и сказала:

– Я беременна.

Минуту стояла тишина. Ее слова, казалось, повисли в воздухе, прежде чем упасть.

– О Господи! – прошептал Иржка.

– Я не решалась сказать вам. Я не знаю, что теперь делать.

– Делать? Ничего не нужно было делать или, по крайней мере, быть осторожней, – раздраженно сказала Милена.

Выражение лиц родителей испугало ее. Катринка заплакала впервые с того ужасного вечера, когда Мирек отказался жениться на ней.

– Я виновата, – всхлипывала она. – Я не хотела причинить вам боль.

Даже в кошмарных снах Милена не могла представить ничего более ужасного. Ее красивая, безрассудная, храбрая дочь, конечно же, должна была влюбиться, отдаться без колебаний и забеременеть. Милена пересекла комнату, села рядом с Катринкой, обняла плачущую дочь.

– Все хорошо, милая. Все хорошо. Не плачь. Мы просто удивлены, вот и все.

– Кто? – спросил Иржка, от волнения у него перехватило горло.

Катринка рассказала им о Миреке Бартоше. Милена не могла поверить в это – волна ярости захлестнула ее при воспоминании о высоком, красивом мужчине, флиртовавшем с ней много лет назад. Ярость к нему смешалась с жалостью к дочери. Иржка не испытывал ничего, кроме гнева. Впервые в жизни он почувствовал, что может убить. Он вскочил, выкрикивая ругательства, каких никогда не слышали в этом доме.

Пораженная Милена смотрела на него.

– Иржка, пожалуйста…

– Он не виноват, папа, – взмолилась Катринка. – Я знала, что делаю.

– Ты ребенок. Ребенок.

– Нет. Я женщина.

Женщина. Он посмотрел на Катринку.

– О Господи, – простонал он. Катринка бросилась к нему и обняла.

– Папа, пожалуйста, прости меня. Пожалуйста.

Он прижал ее к себе.

– Я люблю тебя, – наконец сказал он. – Больше жизни.

Милена закурила, надеясь, что это успокоит ее.

– Ты решила, что будешь делать? – спросила она, будучи уверенной, что Катринка приехала домой с готовым решением.

– Да… Я хочу оставить ребенка.

– Катринка, нет! Подумай, что ты делаешь!

Она сошла с ума, думал Иржка, все бросить! Как она может думать об этом?

– Я думала. Неделями.

Было бы разумнее сделать аборт. Катринка знала это, но сразу же отказалась от этой мысли. И не только из религиозных соображений. Она отказалась от аборта потому, что боялась, что будет жалеть об этом поступке всю жизнь. Выкидыши Милены, бесплодие Ольги, их переживания оказали огромное влияние на Катринку, воспитав в ней уважение к чуду рождения и страх оказаться бесплодной.

– Я хочу сохранить ребенка, – повторила она, зная, что никогда не пожалеет об этом решении.

План Катринки был сложным, но она была уверена, что он сработает. Самым сложным было сохранить в тайне беременность до конца весеннего семестра – к тому времени она будет на восьмом месяце. Высокая, стройная, со спортивной фигурой, Катринка была уверена, что сможет обмануть всех. Это необходимо, если она хочет избежать столкновения со Спорткомитетом и продолжать свободно путешествовать.

В конце учебного года она поедет в Мюнхен якобы для работы в отеле, до начала тренировок на снежных склонах Италии в августе. Получить визу будет несложно, Катринка уже много раз бывала за границей с лыжной командой и без всяких происшествий. Ее родители приедут в Мюнхен, как только смогут. Но чтобы не вызвать подозрений, они поедут в Германию окружным путем. Они будут жить все вместе до тех пор, пока не родится ребенок.

Перед поездкой к родителям Катринка согласилась встретиться с Миреком, чтобы попросить его о помощи. Нужны были его связи, чтобы оформить документы для Иржки и Милены. Чтобы люди не оставались за границей, правительство запрещало выезжать туда одновременно всей семьей. Мирек считал ее план безумным, но согласился помочь. Чего это будет ему стоить: несколько бутылок вина, голубые американские джинсы, взятка?

Он дешево отделался, но облегчение было смешано с сожалением. Он хотел сохранить в своей жизни Катринку и ребенка, хотя и не ожидал от себя столь сильных отцовских чувств. Его сын и дочь всегда были недовольны им, как отцом. Для них он был эгоистом. Он был поглощен своими фильмами, жил в мире фантазии. Да, это так. Но Катринка с темными волосами, голубыми глазами, заразительным смехом и сильным телом, которое плавилось под ним, когда они занимались любовью, была ожившей мечтой.

Катринка сказала родителям, что Мирек поможет еще в одном. Он предложил заплатить за ее роды в частной клинике Мюнхена. Клиника принадлежала доктору, которого он несколько раз встречал на приемах, устраиваемых властями Праги для иностранных артистов. Мирек заверил ее, что доктор Клаус Циммерман умеет держать язык за зубами, хотя это было важно только для него.

– А что потом? – спросила Милена. – Что мы будем делать, когда ребенок родится?

Катринка заколебалась.

– Я останусь с ребенком на Западе.

Увидев ужас на лицах родителей, она быстро добавила:

– А что еще мне остается делать? Здесь я потеряла все. На Западе у меня будет возможность чего-нибудь добиться.

– Мы никогда не увидим тебя больше? – спросил Иржка. – Это ничего для тебя не значит?

Если кто-либо из семьи эмигрировал, ее остальным членам никогда не выдавали визу на выезд. Иржка думал только об этом, хотя многое было поставлено под угрозу: его работа, работа Милены. У них не будет будущего. Они воспитали изменника и должны быть наказаны за это.

– Конечно, значит. – В голосе Катринки слышалась мука. – Но что делать? У меня есть выбор?

Она глубоко вздохнула.

– Все меняется. Сейчас правила не такие строгие, как раньше. Мы будем видеться. Я знаю. – Она старалась убедить не только их, но и себя.

Милена погасила сигарету, стала убирать посуду.

– Пойдемте спать, – сказала она. – Поздно. Мы устали. Слишком устали, чтобы думать. Мы поговорим завтра. – Она взяла поднос и вышла на кухню.

Иржка и Катринка, боясь встретиться взглядами, пожелали друг другу спокойной ночи. Милена на кухне мыла и вытирала чашки, думала о часах, которые они привезли из Польши, о ярко раскрашенной желтой керамике, которую ее родители подарили им на свадьбу. Она думала о ферме и Зденке с сыновьями, о Дане и ее розах, о Гонзе, об их этой квартире, где она жила счастливо с мужем и ребенком. Как можно все это оставить?

Потом она пошла в маленькую ванную и переоделась. Пристально разглядывала свое лицо в зеркале. На лбу и вокруг рта были глубокие морщины. Ее рыжие волосы тронуты сединой, а глаза затуманены болью.

Всю жизнь она старалась, чтобы у Катринки было все самое лучшее. Она готовила для нее, убирала, экономила на себе, шила ей одежду, ездила с ней па соревнования, проводила бессонные ночи, с ужасом воображая сломанные ребра и позвоночник. Разве после всего этого она не имеет права на спокойную и безмятежную старость?

Ее удивляло, что она не в бешенстве. Конечно, она рассердилась, была разочарована и обижена, но сейчас сильнее всех остальных чувств была жалость к дочери, которой пришлось так много пережить за последние недели, признать, что жизнь разрушена, и попытаться спасти хоть что-то из-под руин.

Милена думала о детях, которых она потеряла, и сомневалась, что на месте Катринки у нее хватило бы смелости оставить ребенка. Без сомнения, ее дочь была упряма, любила рисковать, но она была смелой.

Она легла в постель рядом с Иржкой. Чувствовала, как он возбужден и не спит. Она обняла его и мягко сказала:

– Мы должны будем остаться с ней в Мюнхене. Мы не можем оставить ее и ребенка одних.

– Я знаю. – Он повернулся. – Мы должны будем все бросить.

– Да. Но мы будем вместе. – Она поцеловала его. – Мы будем работать и строить новую жизнь.

Зная характер Милены, Иржка понимал, как трудно ей далось решение в их возрасте все бросить и начать жизнь заново в незнакомой стране.

– Мы поедем в Англию, – добавил он, – или в Австралию.

У них там были друзья, которые уехали из Чехословакии много лет назад, во время переворота.

– Это будет приключение, – сказала Милена.

– Ты смелая, – ответил Иржка, понимая, что говорит чистую правду. Все эти годы Милена жила в страхе, разрешая ему и Катринке жить так, как они хотят.

– Если бы, – вздохнула она.

Они не говорили о Гонзе и Дане, Зденке и ее сыновьях, о том, как тяжело будет с ними расстаться. «Катринка права, – думал Иржка. – Мир меняется так быстро. Может быть, мы еще увидим их».