"Жестокая тишина" - читать интересную книгу автора (Мейерсберг Пол)

10

К тому времени как Хэммонд вернулся домой, гроза полностью прекратилась. Но гроза бушевала у него в голове, все было так непонятно. Что случилось с «бентли» и с телом Уайлдмена? Хэммонду ничего не приходило в голову. Может, Уайлдмен договорился с кем-то из друзей, чтобы после дуэли оттуда забрали его автомобиль вне зависимости от исхода сражения. Может, у него был секундант. Когда раньше мужчины сражались на дуэли на шпагах или пистолетах, у них всегда были секунданты. Хэммонд даже не подумал о секунданте. И, черт возьми, кто же эта женщина?

На кухне он нашел записку, прислоненную к бутылке русской водки. Там было написано: «Я люблю тебя, люблю, люблю… Твоя Дора».

Хэммонда растрогала эта записка. Дора просто любила его, без всяких осложнений, и не скрывала своих чувств. Другой такой не было. Он пожалел, что связался с Бетти Мей. Неожиданно, эта связь показалась ему ненужной и глупой. Чего он добился? Эта связь стоила Бетти Мей жизни, а его превратила в убийцу. Как он мог позволить, чтобы это случилось? По это случилось. И теперь его жизнь пошла наперекосяк.

Он открыл бутылку и понюхал. Острый запах сухой травы русских степей проник ему в ноздри. Он вспомнил о тех днях, когда сильно пил, о своих приступах ярости и даже случайных сценах жестокости. Уайлдмен производил на него то же действие, освобождая, как джинна из бутылки, живущего в нем другого человека.

Хэммонд закрыл бутылку водки и налил себе пива.

На автоответчике для него было приглашение на просмотр первого варианта «Города призраков» в лаборатории в Голливуде. Хэммонду хотелось увидеть его, хотелось пойти на просмотр, но в то же время он боялся. Боялся увидеть, особенно теперь, ту самую сцену. Вид Бетти Мей посыпит соли на кровоточащую рану его памяти. Или же плеснет спирта в прошлое, и тогда достаточно будет одной только спички.

Просмотр был назначен на два часа дня. Хэммонд приехал вовремя. Он прекрасно понимал, что не сможет высидеть весь фильм. В половине четвертого ему нужно было заехать за Полетт и отвести ее в гости. Он сможет смотреть фильм только один час. Просмотр был организован главным образом для Питера Андерса, оператора, и еще нескольких человек. Хэммонд обменялся несколькими словами с Питером еще до того, как начался фильм. Именно Питер пригласил его. Никто не стал упоминать о несчастье, которое испортило вторую часть съемок. Хэммонд знал, что Питер тоже помнит об этом.

Как всегда, когда он смотрел фильм, Хэммонд видел перед собой печатный текст страницы сценария. Его декорации выглядели настоящими и прекрасно смотрелись. Питер снял их великолепно. Интерьеры были темными, там лежали глубокие тени, а съемки на натуре были слегка обесцвечены, и потому можно было почувствовать пыльную жару пустыни и свою затерянность в ней.

Хэммонд сидел, скорчившись, в просмотровом зале и ждал. Он ждал кадр № 103. Он постарался забыть кадр, предшествующий этой сцене – кадр № 102. Это была ночная любовная сцена между Бобби и Хельгой в хижине. Хэммонд помнил, как снималась эта сцена.

Хэммонд построил декорации для этих сцен не на натуре, а в маленькой коммерческой студии на окраине Скоттсдейла. Теперь он вспоминал, как странно все это было – снимать сцену, предшествующую смерти Хельги, как это было в фильме, после реальной смерти Бетти Мей. Никогда раньше техника съемок фильма, когда сцены снимались не в той последовательности, как потом шли на экране, не казалась Хэммонду столь чудовищной. Как будто мертвая девушка снова вернулась к жизни.

Он вспомнил, как молодая актриса, которую дублировала Бетти Мей, неожиданно разрыдалась в середине любовной сцены. Она потом рассказала Хэммонду, что не может избавиться от мысли, что Бетти Мей умерла вместо нее, спасла ее жизнь.

В этой сцене был эротизм смерти: Хельга занималась любовью в последний раз. Это была ее последняя любовь на земле. Когда утром она выйдет из хижины, она погибнет! Когда Хэммонд смотрел эту ночную сцену любви, он видел себя, как в зеркале: он ведь тоже занимался любовью с Бетти Мей в последнюю ее ночь на этом свете!

Он видел, как стреляли из автомата, как пули впивались в одежду Бетти Мей, как она отлетела назад, когда Уайлдмен незаметно потянул за провода, прикрепленные к Бетти Мей, и как она, уже не контролируя свои движения, проломилась сквозь мягкую дверь из бальсового дерева, конструкцию которой разработал он сам. Хэммонд чуть не расплакался.

– Чудесный трюк! – послышался из темноты восхищенный голос.

Хэммонд поднялся, потрепал Питера по плечу и, извинившись, вышел. Он знал, что Питер поймет его. Черт побери, как все это грустно! Он возненавидел Уайлдмена с новой силой. Уайлдмен заслуживал смерти.

Хэммонд ехал из Голливуда по бульвару Сансет по направлению к Беверли-Хиллз. Перед ним, как на экране, вставали образы, обрывки фраз…

Полетт, его мать, многие годы терпела выходки его отца – все эти его идиотские экономические прожекты и обещания. Но когда он запил по-черному, она оставила его, и никто не осудил ее. Хэммонду тогда исполнилось только семнадцать. Они жили в большом белом деревянном доме на окраине Саратоги, штат Нью-Йорк. Когда кончились деньги, Хэммонд, наконец, переехал к отцу в Олбани. Он не захотел жить с матерью: ему не нравился мужик, с которым она встречалась. И еще ему хотелось хоть как-то подбодрить отца. Такое бывает в семнадцать лет.

Несмотря на все свои недостатки, отец был мужчиной, а мужчины должны держаться друг друга. Хэммонд оставался с ним столько, сколько смог вытерпеть. Он оставил дом, когда поступил в колледж, Приступы ярости отца не давали возможности приводить домой друзей, не говоря уж о девушках. Отец ревновал его ко всем подряд.

Хэммонд вдруг обнаружил, что тоже стал пить, по-видимому, чтобы составить компанию отцу. Несколько бутылок пива по утрам привели к парочке порций виски днем. И водке на ночь. Он вступил на дорожку, ведущую к подростковому пьянству. Хорошо, что он вовремя остановился. Слава Богу! Да, но он не позвонил Доре, как пообещал, дерьмо этакое! Черт возьми. Он ведь хотел поблагодарить ее за записку и за бутылку водки. Это ведь означало, что она ему верит.

Хэммонд опоздал в школу на несколько минут. Полетт ждала его у ворот вместе с. Дэвидом Уингом. Рядом стояла ее сумка с вещами, которые она брала с собой в гости. Полетт была явно взволнована, попрощалась с Дэвидом и побежала к машине еще до того, как Хэммонд успел выйти из нее.

– Поехали, – сказала она.

– Дэвид не поедет с нами?

– Его не пригласили. Он не дружит с Клариссой. Родители Клариссы Балфур были весьма богатыми людьми. Богатыми до неприличия, подумал Хэммонд. У них было три «роллс-ройса», жили они в доме, где было десять спален, на Белладжио-драйв в Бель Эр. Дора рассказывала ему, что их дом расположен недалеко от дома, где умер Альфред Хичкок. Хэммонд не знал, чем занимался мистер Балфур. Может, их деньги перешли к нему по наследству, или же их дали в приданое миссис Балфур; Он им не завидовал. Ведь Дора дала ему возможность вести такой образ жизни, который он не мог себе позволить в начале их совместной жизни. Но его интересовало, как Балфуры распоряжаются своей свободой.

– Ты достал мне книгу об НЛО?

– Я помню об этом, дорогая. Просто у меня сегодня был достаточно напряженный день.

Конечно, он напрочь забыл о книге.

– Папочка, ты говоришь неправду.

– Ну, ты же не станешь делать домашнее задание в гостях у Балфуров, разве не так?

Когда они въехали на дорогу, окаймленную кипарисами и ведущую к высокому белому особняку, построенному в южном стиле, Хэммонд подумал, что, видимо, его отец мечтал именно о таком доме для своей семьи. Но отец закончил свои дни и ночи, смешавшиеся для него в единое целое, в крохотной квартирке в трущобах Куинса. Он никогда не видел свою внучку Полетт.

Кларисса Балфур встретила Хэммонда и Полетт на лестнице огромного особняка. Дочь носила то же имя, что и мать. Это была властная женщина около сорока лет, происходившая из старинной семьи из Сан-Франциско.

Дора рассказала ему, что ей принадлежала винодельня в долине Нейпа.

– Когда мне заехать за Полетт? – Хэммонд хотел быть точным.

– В воскресенье, часов в пять. Вас это устроит?

– Я буду в это время.

Хэммонд поцеловал на прощанье Полетт, и она присоединилась к шумной стайке ребят, толпившихся у дверей особняка. Глядя на молоденьких, болтающих, как птички, девочек, Хэммонд вспомнил Пенни. Пенни Тернер, двенадцатилетнюю девочку с золотистыми волосами, которая была его первой любовью.

Воспоминания о Пенни не оставляли его, когда он ехал домой через Вествуд. Она была в возрасте Полетт, когда они влюбились друг в друга в школе в Саратоге. Пенни была совершенно не похожа на Полетт. Но по своей физической форме и закалке она походила на Бетти Мей. Хэммонду раньше не приходило это в голову. Теперь, когда он вспомнил об этом, Хэммонд растрогался. И неожиданно на улицах Вествуд-Виллидж Хэммонд увидел всех молодых девочек и девушек-студенток, и все они были Бетти Мей и Пенни Тернер. Эта картина его не только не возбудила – он просто похолодел от ужаса. Пенни умерла, когда ей исполнилось девятнадцать, умерла от лейкемии.

Когда Хэммонд приехал домой, его ждал пакет. Он вскрыл его. Там лежал сценарий, присланный фирмой «Джордж Эллиот и Кº», артистическим агентством в Беверли-Хиллз.

К пакету прилагалась короткая записка, в которой его просили за уик-энд просмотреть сценарий. Режиссер, которого представляла фирма, хотел к понедельнику знать, заинтересуется ли Хэммонд работой над этим проектом и что он о нем думает. Хэммонд был доволен предложением, но сейчас ему совершенно не хотелось читать сценарий. Он посмотрел на заголовок – сценарий назывался «Ящик».

Хэммонд вошел в кухню, открыл холодильник, достал лед, бросил несколько кубиков в стакан и налил себе тройную порцию водки; есть ему совершенно не хотелось. Хэммонд пошел в гостиную и уселся перед телевизором. Посмотрел новости – может, будет что-нибудь, что прольет свет на случившееся в Сан-Бернардино. Но ничего интересного не было. К девяти часам Хэммонд уже напился.

К десяти часам он дремал, сидя у экрана. Телевизор работал с приглушенным звуком. Хэммонд проснулся, когда передавали конкурс красоты. Вид девиц в купальных костюмах пробудил в нем сильное желание заняться сексом. Он хотел Дору, хотел оказаться в постели с Дорой. Он слегка помастурбировал, но был слишком удручен и слаб от выпитого алкоголя, чтобы сосредоточиться на каких-либо возбуждающих сексуальных картинках. Он выпил еще водки и взял с собой бокал со льдом и водкой.

Хэммонд разделся до трусов, улегся на спину в постели и включил радио. Передавали знакомую оркестровую пьесу, но он был слишком пьян, чтобы вспомнить, что играют. Ему показалось, что он обещал кому-то позвонить, но не смог вспомнить имя. Кому он должен был звонить – мужчине или женщине?

Последнее, что ему запомнилось, перед тем как уснуть, было решение сходить на кухню, чтобы налить себе еще выпить. Он заснул тяжелым сном, и во рту оставался терпкий вкус лимона. Хэммонд спал с открытым ртом, как спят старики.

Внезапно он проснулся в полной темноте. Радио хрипело: станция уже закончила свою работу. Но его разбудил вовсе не этот звук. Он слышал, что в доме кто-то есть. Хэммонд сполз с кровати и, покачиваясь, подтянул трусы. Послышался звук закрываемой двери. Вот дерьмо! Звук был совершенно отчетливым.

– Дора!

Он позвал ее, когда, спотыкаясь, вышел из спальни и заковылял вниз по лестнице. Наверное, это Дора вернулась домой. Что-то случилось с ее отцом. Хэммонд включил в холле свет. Но он понимал, что это была не Дора, и испугался. Где Дора держит свой пистолет? Водка отшибла память. Хэммонда трясло.

Пот катился по обнаженной спине. Хэммонд медленно пошел на кухню. Босые ступни прилипали к дубовому полу. Он видел, что там включен свет, дверь в кухню приоткрыта. Хэммонд прислушался. Войти ему или нет? Пот лил с него градом. Алкоголь! Водка не помогла ему стать более храбрым. Он слышал свое тяжелое дыхание, сердце готово было выскочить из груди. Хэммонд чувствовал, как у него шевелятся волосы на голове. Лоб покрылся холодной испариной. Ни один грабитель не пойдет на кухню, подумал Хэммонд, и еще раз жалобно позвал: «Дора!» Храбрость его куда-то улетучилась, он просто не мог заставить себя войти в кухню.

Хэммонд начал уговаривать себя, что ничего не произошло. Ничего… И в доме никого не было, кроме него. Ему приснился этот звук, показалось, что кто-то есть в доме. Издалека послышался лай собак. Казалось, что там была целая свора. Собаки. Свора гончих в погоне за дичью. А сам он стал преследуемой лисицей.

Хэммонд прокрался наверх в спальню, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Никогда в жизни он не делал этого. Медный ключ показался ему холодным, как лед. Хэммонд лег в постель и накрылся с головой одеялом. Он весь дрожал от ужаса. Какого черта, что это с ним? Убийца Уайлдмена сегодня стал жалким трусом. Куда делся тот человек, который скрывался внутри Хэммонда? Сейчас он был ему необходим. Злобный зверь, способный на уничтожение, когда его что-то задевало. Какого хрена, куда он подевался?

Под покрывалом Хэммонд был, как в парной, где жар исходил от его собственного тела. Он истекал потом от страха. Пока ждал, что кто-то гонором взломает дверь в спальню, он превратился просто в ничто.

Когда Хэммонд проснулся, через окно струился дневной свет: он не закрыл занавеси. Звонил телефон. Хэммонд вскочил с постели и схватил трубку. Это должна быть Дора.

– Алло.

Последовала долгая пауза, потом:

– Вы хорошо спали?

Это был женский голос, но звонила не Дора. Он не мог понять, кто бы это мог быть.

– Кто это?

На другом конце повесили трубку. Женский голос… Это был голос женщины, звонившей ему в «Империал Гарденс»… Самолет… Модель самолета…

Хэммонд встал с постели. Голова просто раскалывалась от боли, в висках пульсировало. Он чуть не свалился с лестницы, пока добирался до своего кабинета. Хэммонд резко пнул дверь правой ногой.

Модель самолета исчезла. В солнечном свете было видно, что нитка, на которой висел самолет, перерезана. Хэммонд застыл на пороге. Значит, это не был ночной кошмар. В доме действительно кто-то был. Он побывал на кухне, а потом самолет исчез. Кто-то забрал его. Тот, кто послал самолет, теперь забрал его обратно.

Он жив! Уайлдмен жив!!!