Альфред Бестер Ад — это вечность

1

Их было шестеро и они испробовали все. Начали они с напитков и пили, пока не притупили вкусовые сосочки. Вина — амонтильядо, беуне, киршвассер, бордо, хок, бургундское, медок и шамбертен. Ирландское виски, скотч, усквебад и шнапс, бренди, джин и ром. Они пили их по отдельности и вместе, смешивали терпкие напитки в изумительные пунши, в тысячи вкусовых симфоний. Они экспериментировали, творили, исследовали и разрушали и, наконец, им это наскучило.

Последовали наркотики. Сначала слабые, потом все более сильные. Щепотка коричневого лакрицеподобного опиума, поджаренного и скатанного в шарики для курения из длинных костяных трубок. Густой зеленый абсент, который потягивают маленькими глоточками, не разбавленный и без сахара. Героин и кокаин в шуршащих белых кристаллах. Марихуана в сигаретах из коричневой бумаги. Гашиш в молочно-белом твороге для еды. Бетель для жевания, красящий губы кроваво-коричневым соком… И снова им это наскучило.

Они искали острых ощущений и бесились из-за того, что их собственные чувства притуплены. Они расширяли свои вечеринки и превращали их чуть ли не в фестивали. Экзотические танцоры и экзотические получеловеческие существа томились в низком просторном помещении и наполняли его своими неописуемыми представлениями. Боль, страх, отчаяние, любовь и ненависть были разъяты на части и существовали в трансцендентных деталях, как лабораторные образчики.

Насыщенные запахи парфюмерии смешивались с запахом пота возбужденных тел, и только отчаянные крики мучившихся существ иногда прерывали их неторопливую беседу… И это им тоже надоело. Они сократили количество посещающих вечеринки до первоначальных шести членов и стали собираться раз в неделю, сидеть и жаждать новых ощущений. Вяло, без энтузиазма они увлеклись оккультными науками и превратили помещение в палату некромантов.

Невозможно представить, на что это походило. Помещение было большим и квадратным, со стенами, обитыми звуконепроницаемыми панелями под дерево, и низким потолком. Справа была дверь, тяжелая и запертая на огромный, грубо выкованный замок. Окон не было, зато кондиционеры были выполнены в виде узких, вытянутых окошек готического монастыря. Леди Саттон закрыла их окрашенными стеклами и поместила внутрь электрические лампочки. Они бросали по комнате отблески утренних красок.

Пол был из древнего орехового дерева, полированного и мерцающего, как металл. По нему были разбросаны восточные ковры. У стены стоял огромный диван, над ним шел ряд книжных полок, а перед ним стоял длинный стол на козлах, заваленный остатками очередного банкета. Остальное помещение было уставлено глубокими соблазнительными креслами, покрытыми пледами, уютными и манящими.

Столетия назад здесь была самая глубокая темница замка Саттонов, находящаяся в сотнях футов под землей. Ныне — уютное, теплое, меблированное, с воздушным кондиционированием — это было убежище для особых вечеринок леди Саттон. И еще это было официальное место встречи Общества Шести. Шести Декадентов, как они называли себя.

— Мы последние духовные потомки Неро — последнего из славных несчастных аристократов, — говорила леди Саттон. — Мы родились на несколько столетий позже, друзья мои. В мире, где не осталось ничего забавного, нам приходится жить только для себя. Мы, шестеро, представляем собой отдельную расу.

И когда беспрецедентные бомбардировки потрясли Англию столь катастрофически, что проникли даже в убежище Саттон, она подняла глаза и засмеялась.

— Пускай эти свиньи перебьют друг друга. Это не наша война. Мы всегда идем своим путем, верно? Подумайте, друзья мои, какое будет наслаждение выйти одним прекрасным утром из убежища и найти Лондон мертвым… весь мир мертвым. — Она снова рассмеялась своим глубоким, хрипловатым мычанием.

Сейчас она молчала, распростерши громадное пухлое тело по дивану, как декоративная жаба, и разглядывала программку, которую только что вручил ей Дигби Финчли. Программка была оформлена самим Финчли — прелестный рисунок чертей и ангелов в гротескной любовной схватке, окружающих написанный каббалистическим шрифтом текст:

— Маленькая комедия — все-таки развлечение, не так ли? — сказал Финчли.

Леди Саттон содрогнулась с невольным смешком.

— Астарот был леди! Вы уверены, что сами написали это, Крис?

Ответа от Браффа не последовало, только возня подготовки в дальнем конце убежища, где была сооружена и занавешена маленькая сцена.

— Крис! Эй, там… — промычала надтреснутым басом Леди Саттон.

Занавес приоткрылся, Кристиан Брафф высунул голову.

Лицо его было частично загримировано густыми бровями, бородой и темно-синими тенями вокруг глаз.

— Прошу прощения, леди Саттон? — спросил он.

При виде его лица она перекатилась по дивану, как гора студня. Позади ее беспомощного тела Финчли улыбнулся Браффу, губы его расплылись в усмешке довольного кота. Брафф украдкой кивнул.

— Я спросила, это действительно написали вы, Крис — или опять у кого-то слизали?

Брафф бросил на нее сердитый взгляд и исчез за занавесом.

— О, мои милые, — забулькала леди Саттон, — это будет лучше, чем галлон шампанского. А кстати… Кто там рядом с шампанским? Боб? Налей мне немного. Боб! Боб Пил!

Человек, лежащий в кресле возле ведерка со льдом, не шевельнулся. Он лежал на спине, раскинув ноги, с расстегнутым воротником рубашки под бородатым подбородком. Финчли подошел и поглядел на него.

— Напился, — кратко сказал он.

— Так рано? Ну, неважно. Принеси мне бокал, Диг, хороший мой мальчик.

Финчли наполнил бокал шампанским и принес леди Саттон. Из маленького резного флакончика она добавила туда три капли настойки опиума, покрутила бокал, чтобы перемешать, и стала потягивать напиток, читая программку.

— Некромант… Это ты, Диг, а?

Финчли кивнул.

— А что такое некромант?

— Нечто вроде мага, леди Саттон.

— Маг? О, это хорошо… Это очень хорошо! — Она пролила шампанское на обширную прыщавую грудь и безуспешно попыталась промокнуть ее программкой.

Финчли поднял руку, чтобы удержать ее.

— Будьте осторожны с программой, леди Саттон. Я отпечатал всего один экземпляр и уничтожил матрицу. Это уникальная ценность.

— Коллекционная штучка? Конечно, твоей работы, Диг?

— Да.

— Она чем-нибудь отличается от обычной порнографии? — Леди Саттон разразилась очередными раскатами смеха, выродившегося в приступ кашля. Одновременно она уронила бокал. Финчли покраснел, поднял бокал и вернулся к бару, осторожно переступив через вытянутые ноги Пила.

— А что такой Астарот? — продолжала леди Саттон.

— Это я! — крикнула из-за занавеса Феона Дубидат. Голос ее звучал хрипло, в нем было что-то от сырого дыма.

— Дорогая, я понимаю, что ты, но что ты такое?

— Я думаю, дьявол.

— Астарот — легендарный архидемон, — сказал Финчли, — дьявол высшего ранга, так сказать…

— Феона — дьявол? Не сомневаюсь в этом… — Истощив запасы своего восторга, леди Саттон неподвижно лежала на диване, погрузившись в размышления. Наконец, она подняла толстенную руку и посмотрела на часы. Жир, свисавший с ее локтей слоновьими складками, при этом шевельнулся и с рукава пролился маленький ливень блесток.

— Пора начинать, Диг. К полуночи я должна уйти.

— Уйти?

— Вы же слышали меня.

Лицо Финчли исказилось. Он навис над ней, переполненный эмоциями, вперившись в нее черными глазами.

— В чем дело? Что вам не нравится?

— Ничего.

— Тогда…

— Кое-какие дела, только и всего.

— Какие дела?

Лицо ее стало грубым, когда она взглянула на него в ответ.

— Я потом скажу тебе… скоро узнаешь и сам. А сейчас я больше не хочу докучать тебе, Диг, радость моя!

Лицо Финчли, напоминающее пугало, успокоилось. Он хотел что-то сказать, но не успел произнести ни слова, как из алькова рядом со сценой высунулась Сидра Пил.

— Роберт! — позвала она.

— Боб опять отрубился, Сидра, — натянутым голосом ответил Финчли.

Она вышла из алькова, где стоял орган, пересекла комнату и остановилась, глядя сверху вниз на мужа. Сидра была маленькой стройной брюнеткой. Тело ее напоминало провод под высоким напряжением. Жизнь била в ней слишком сильным ключом, переливаясь всеми оттенками сладострастия. Черные, глубоко посаженные глаза казались холодными щелками с раскаленными добела угольками. Пока она смотрела на мужа, пальцы ее задрожали. Внезапно она размахнулась и дала звонкую пощечину по его неподвижному лицу.

— Свинья! — прошипела она.

Леди Саттон засмеялась и закашляла одновременно. Сидра Пил выстрелила в нее яростным взглядом и шагнула к дивану. Резкий щелчок каблучков по ореховому дереву пола прозвучал пистолетным выстрелом. Финчли быстрым предупреждающим жестом остановил ее. Она поколебалась, затем повернулась к алькову и сказала:

— Музыка готова.

— И я тоже, — добавила леди Саттон. — К спектаклю и ко всему прочему, а? — Она расплылась по дивану, подобно опухоли, пока Финчли подсовывал ей под голову подушки. — Тебе действительно приятно сыграть для меня эту маленькую комедию, Диг? Как жаль, что нынче ночью нас только шестеро. Нужны ведь зрители.

— Вы единственный зритель, который нам нужен, леди Саттон.

— О! В своем узком кругу?

— Так сказать…

— Шестеро — Счастливая Семья Ненависти.

— Это вовсе не так, леди Саттон.

— Не будь ослом, Диг. Все мы полны ненавистью. Мы счастливы ею. Я Счетовод Отвращения. В один прекрасный день я дам вам прочитать мои записки. Скоро…

— Что за записки?

— Уже любопытно, а? О, ничего особенного. О способе, которым Сидра хотела бы убить своего мужа… и об упрямстве Боба, которое мучает ее. А ты сделаешь себе имя на мерзких картинах и будешь разрывать свое гнилое сердце из-за фригидного дьявола Феоны…

— Пожалуйста, леди Саттон!..

— А Феона, — с удовольствием продолжала она, — использует свое ледяное тело, как инструмент палача для пыток… А Крис… Как ты думаешь, сколько своих книг он продал этим дьяволам-издателям с Грабь-стрит?

— Понятия не имею…

— А я имею. Все. И все написаны не им. Богатство на чужих талантах… О, у нас великолепно отвратительная судьба, Диг. Единственное, чем мы можем гордиться, единственное, чем отличаемся от миллионов алчных морализаторствующих идиотов, так это тем, что именно мы унаследуем Землю. Поэтому мы остаемся счастливым семейством обоюдной ненависти.

— Я бы назвал это обоюдным восхищением, — пробормотал Финчли, вежливо поклонился и прошел к занавесу, еще больше похожий на пугало, несмотря на черный вечерний костюм. Он был очень высокий — шесть футов три дюйма — и тощий. Тонкие руки и ноги выглядели, как кривые, скрепленным болтами прутья, а грубое плоское лицо казалось нарисованным на одутловатой подушке.

Финчли задернул за собой занавес. Через секунду после его исчезновения послышался шепот и свет потускнел. В просторном, низком помещении не было больше ни звука, кроме шумного дыхания леди Саттон. Валявшийся в глубоком кресле Пил был неподвижен и невидим, кроме безвольно разбросанных ног.

Откуда-то из бесконечного далека пришла легкая, почти неощутимая вибрация. Она казалась зловещим напоминанием об Аде, заполонившем Англию и царившем в сотнях футов над их головами. Затем вибрация стала нарастать и постепенно разбухла в глубочайшие тона органа, пробежавшие по спине холодком.

Леди Саттон тихонько хихикнула.

— Не ожидала, — сказала она. — Это действительно жутко, Сидра.

Мрачная музыка потрясла ее, наполнила убежище холодными раскатами. Занавес медленно раздвинулся, открыв Кристиана Браффа, одетого в черное. Лицо его было отвратительной, искаженной маской, красной и пурпурно-голубой, резко контрастирующей с белыми, как у альбиноса, волосами. Брафф стоял посреди сцены, окруженный столиками на паучьих ножках, заваленных причиндалами Некроманта. Видное положение занимал Мерлин, черный кот леди Саттон, величественно усаженный на толстую инкунабулу в железном переплете.

Брафф взял со столика кусочек черного мела и начертил на полу вокруг себя круг двенадцати футов в диаметре. Эту окружность он исписал каббалистическими знаками и пятиугольниками, затем взял прозрачную воду.

— Это, — замогильным голосом прогудел он, — священная вода, украденная в полночь из церкви.

Леди Саттон насмешливо зааплодировала, но почти сразу же прекратила. Музыка тревожила ее. Она беспокойно заворочалась на диване и неуверенно огляделась.

Бормоча богохульные проклятия, Брафф взял железный кинжал и окунул его в воду. Затем установил медный поднос над голубыми пламенем спиртовки, налил на него воду и стал размешивать в ней кораллы и цветные кристаллы. Потом взял пузырек с пурпурной жидкостью и влил его содержимое в фарфоровую чашу. Раздался слабый хлопок, к потолку поднялось густое облако пара.

Органная музыка нарастала. Брафф пробормотал под нос заклинания и сделал странные пассы. По убежищу поплыли запахи и дымки, фиолетовые облака и густой туман. Леди Саттон бросила взгляд на кресло напротив дивана.

— Великолепно, Боб, — сказала она. — Чудесные эффекты. — Она попыталась придать голосу восхищение, но вышло лишь болезненное карканье. Пил не пошевелился.

Резким движением Брафф вырвал три черных волоска из хвоста кота. Мерлин яростно взвыл и прыгнул с книги на мозаичный шкафчик. Сквозь дымки и пар зловеще сверкали его гигантские желтые глаза. Волоски полетели на раскаленный поднос и новый аромат наполнил убежище. В быстрой последовательности туда же полетели когти совы, толченая гадюка и формой напоминающий человечка корень мандрагоры.

— Внимание! — крикнул Брафф.

Он плеснул воду, пронзенную кинжалом, в фарфоровую чашу с пурпурной жидкостью и вылил смесь на раскаленный поднос. Раздался взрыв.

Угольно-черное облако заполнило сцену и заклубилось по убежищу. Оно медленно рассеялось, открывая высокую фигуру дьявола — стройное тело, ужасная маска на лице. Брафф исчез.

Стоя в плывущих облаках дыма, дьявол заговорил хрипловатым голосом Феоны Дубидат:

— Приветствую тебя, леди Саттон…

Она шагнула из дыма. В пульсирующем свете, ударившем сверху на сцену, тело ее блестело перламутровым румянцем. Пальцы рук и ног были длинные и грациозные. Свет играл на изгибах тела, однако, несмотря на совершенство, оно казалось холодным и безжизненным — таким же неестественным, как гротескная маска из папье-маше на лице.

— Приветствую тебя… — повторила Феона.

— Ха, старые штучки, — прервала ее леди Саттон. — Как делишки в аду?

Из алькова, где тихонько наигрывала Сидра Пил, раздалось хихиканье. Феона приняла позу статуи и гордо подняла голову.

— Я принесла тебе…

— Дорогая, — закричала леди Саттон, — почему ты не предупредила меня, как это будет? Я бы продала билет!

Феона властно взмахнула сверкающей рукой и начала снова:

— Я принесла тебе благодарность от тех пятерых, которые… — Она резко замолчала.

На протяжении пяти ударов сердца тянулась задохнувшаяся пауза, пока бормотал орган и цедились остатки черного дыма, собираясь под потолком. В тишине слышалось быстрое, частое дыхание Феоны, затем раздался ее истерический крик.

Все с изумленными восклицаниями выскочили из-за кулис — Брафф с переброшенным через руку костюмом Некроманта и без грима, Финчли, в черном одеянии и капюшоне похожий на ожившие ножницы. Орган запнулся, с треском умолк, из алькова выскочила Сидра Пил.

Феона попыталась снова закричать, но у нее перехватило горло.

— Что?.. Что случилось? — воскликнула в пугающей тишине леди Саттон.

Феона выдавила хрип и указала на середину сцены.

— Смотрите… Там… — голос ее был, как скрип когтей по грифельной доске. Она отшатнулась к столику, опрокидывая приспособления Некроманта. Столик рухнул со звоном.

— Что это? Ради Иисуса…

— Он подействовал… — простонала Феона. — Р-ритуал… Он сработал!

С дрожью она уставилась на дым. Огромное черное Существо медленно поднималось в середине круга Некроманта — смутный, аморфный силуэт поднимался все выше, испуская шипящий звук, как свист перегретого котла.

— Что это? — снова воскликнула леди Саттон.

Существо подалось вперед, достигло границы круга и остановилось. Шипение зловеще нарастало.

— Это кто-то из наших? — крикнула леди Саттон. — Что за дурацкие шутки? Финчли… Брафф…

Они бросили на нее ошеломленные, затуманенные ужасом взгляды.

— Сидра… Роберт… Феона… Нет, все здесь. Тогда кто это? Как он попал сюда?

— Это невозможно, — прошептал Брафф, отступая. Он споткнулся о диван и неуклюже повалился на леди Саттон.

Леди Саттон отбивалась от него беспомощными руками и кричала:

— Сделайте же что-нибудь! Сделайте что-нибудь…

Финчли попытался овладеть своим голосом.

— М-мы в б-безоп-пасности, — заикаясь, произнес он, — п-пока круг н-не разрушен. Он н-не сможет выйти…

Феона на сцене, всхлипывая от ужаса, делала отталкивающие жесты руками. Внезапно она осела на пол. Ее откинутая рука стерла сегмент черного мелового круга. Существо быстро скользнуло в это отверстие и слилось с помоста, как черная жидкость. Финчли и Сидра Пил отшатнулись с ужасными криками. Атмосфера в убежище сгущалась. Тонкие струйки пара вились вокруг головы Существа, когда оно двинулось к дивану.

— Вы… вы шутите! — завизжала леди Саттон. — Это неправда! Этого не может быть! — Она поднялась с дивана и пошатнулась. Лицо ее побледнело, когда она снова пересчитала своих гостей. Один… два… три… четыре… пять… Вместе с ней шесть… А с Существом будет семь. Но здесь может быть только шесть…

Она развернулась, побежала. Существо последовало за ней. Достигнув двери, леди Саттон рванул ручку, но железный замок был заперт. Быстро, насколько была способна ее огромная туша, леди Саттон побежала вдоль стены убежища, опрокидывая столики. Когда Существо окатило комнату шипящим свистом, леди Саттон схватила сумочку и, открыв ее, выхватила ключ, трясущимися руками разбрасывая содержимое сумочки по полу.

Глубокий рев разорвал полумрак. Леди Саттон вздрогнула и отчаянно огляделась, издав животный писк. Существо уже почти заключило ее в свои бесконечно черные объятия. Крик вырвался из ее горла, и леди Саттон тяжело осела на пол.

Тишина.

Мрачными облаками клубился дым.

С деликатными интервалами тикали китайские часы.

— Ну, — торопливо сказал Финчли, — вот и все…

Он подошел к распростертому на полу телу, опустился на колени. Лицо его исказилось дикой гримасой. Затем он поднял глаза и усмехнулся.

— Все в порядке, она мертва, как мы и рассчитывали. Сердце не выдержало. Она была слишком толстой.

Он оставался на коленях, упиваясь моментом смерти. Остальные сгрудились вокруг напоминающего жабу тела и, раздувая ноздри, глядели на него.

Тянулись секунды, затем вялость бесконечной скуки снова упала на их лица.

Черное Существо несколько раз взмахнуло руками. Наконец, оно раскрылось, обнаружив ажурную конструкцию и потное бородатое лицо Роберта Пила. Он вылез из костюма и подошел к фигуре в кресле.

— Идея манекена просто великолепна, — сказал он. Его яркие маленькие глазки на секунду блеснули. В этот момент он походил на садистскую миниатюру Эдварда VII. — Она бы ни за что не поверила, если бы мы не ввели на сцену седьмого неизвестного. — Он взглянул на жену. — Пощечина была гениальной, Сидра. Чудесный реализм…

— Этого я и добивалась.

— Знаю, моя дорогая, и тем не менее, спасибо.

Феона Дубидат встала и натянула белое платье. Она спустилась со сцены и подошла к телу, снимая отвратительную дьявольскую маску. Открылось прекрасное лицо, милое, но холодное. Белокурые волосы светились в полутьме.

— Вы действовали великолепно, Феона… — Брафф с уважением склонил белесую голову альбиноса.

Какое-то время она молчала. Она стояла, глядя на бесформенную гору плоти, по ее лицу скользнуло выражение беспомощности, но во взгляде не было ничего, кроме безразличного любопытства глядящего из окна зрителя. Даже меньше того.

Наконец, Феона вздохнула.

— Все-таки, это не имеет значения, — сказала она.

— Что? — Брафф достал сигарету.

— Действие… все представление. Мы опять будет болтать и болтать, Крис.

Брафф чиркнул спичкой. Вспыхнул оранжевый огонек, осветив их розовеющие лица. Брафф закурил, затем поднял спичку повыше и поглядел на них. Свет карикатурно искажал лица, подчеркивая их утомленность, их бесконечную скуку.

— Ну-ну… — сказал Брафф.

— Все бесполезно. Затея с убийством провалилась. Оно возбуждает не больше, чем стакан воды.

Финчли сгорбился, прошелся взад-вперед, как узел на ходулях.

— Я почувствовал небольшое недовольство, когда мне показалось, будто она что-то заподозрила. Хотя это длилось недолго.

— Ты должен быть благодарен даже за это.

— Верно.

Пил сердито прищелкнул языком, затем опустился на колени, как бородатый Ванька-встанька, и, блестя лысиной, стал рыться в разбросанном содержимом сумочки леди Саттон. Он собрал деньги и положил в карман. Затем взял руку покойницы и указал ею на Феону.

— Ты всегда восхищалась ее сапфиром, Феона. Хочешь?

— Тебе не снять его, Боб.

— Сниму, — пропыхтел он, поворачивая кольцо.

— Да черт с ним, с сапфиром.

— Нет… Оно поддается.

Кольцо продвинулось, потом застряло на складке у сустава. Натянув кожу, Пил тянул и поворачивал кольцо. Раздался тошнотворный хруст и палец оторвался. Гадкий запах гнили ударил им в ноздри, пока они со смутным любопытством разглядывали палец.

Пил пожал плечами и бросил палец, потом поднялся с колен, с отвращением вытирая руки.

— Как быстро она разлагается, — сказал он. — Странно…

— Она слишком жирная, — сморщил нос Брафф.

Феона отвернулась, в неистовом отчаянии стиснув свои локти.

— Что же нам делать? — прокричала она. — Что? Неужели не осталось на Земле ощущений, которые мы не испытывали?

Сухо прожужжав, китайские часы начали быстро бить. Полночь.

— Мы должны вернуться к наркотикам, — сказал Финчли.

— Они так же скучны, как это ничтожное убийство.

— Но есть другие ощущения. Новые.

— Назови хоть одно! — раздраженно бросила Феона. — Хотя бы одно!

— Могу назвать несколько, если ты сядешь и позволишь мне…

Внезапно Феона прервала его.

— Это ты говоришь, Диг?

— Н-нет, — сдавленным голосом ответил Финчли. — Я думал, это Крис.

— Я молчал, — сказал Брафф.

— Ты, Боб?

— Нет.

— Т-тогда…

— Если леди и джентльмены будут так добры… — произнес спокойный голос.

Он шел со сцены. Там не было никого… никого, кто говорил бы этим спокойным, тихим голосом, только Мерлин расхаживал взад-вперед, выгибая черную спину.

— …сесть, — убедительно продолжал голос.

Брафф оказался самым смелым. Медленно, осторожными шагами он подошел к сцене, крепко сжимая в руке сигарету. Прищурившись, он склонился к авансцене, выпустил струйку дыма из ноздрей и сказал:

— Здесь ничего нет.

В этот момент голубой дымок заклубился под лампами и обрисовал какую-то фигуру. Это было не более, чем слабый контур-негатив, но и его оказалось достаточно, чтобы заставить Браффа с криком отпрыгнуть назад. Остальные тоже повернулись и схватились за стулья.

— Извините, — раздался тихий голос, — этого больше не повторится.

Пил собрался с силами и сказал:

— Чисто из…

— Да?

Пил попытался успокоить дергающуюся щеку.

— Чисто из любопытства, это…

— Успокойтесь, друг мой.

— Это подействовал ритуал?

— Конечно же, нет. Друзья мои, не нужно вызывать нас такими фантастическими церемониями. Мы придем, если вы по-настоящему захотите этого.

— И вы?..

— Я? А-а… Я знал, что вы думали обо мне какое-то время. Сегодня ночью вы захотели — по-настоящему захотели, — и я пришел.

Заклубились остатки сигаретного дыма, когда обрисованная ими ужасная фигура замолчала и присела на край сцены. Кот поколебался, потом завертел головой с тихим урчанием, словно кто-то ласкал его.

Все еще отчаянно пытаясь взять себя в руки, Пил произнес:

— Но все эти церемонии и ритуалы передаются…

— Чистая символика, мистер Пил. — Пил вздрогнул, услышав свое имя. Вы, несомненно, читали, что мы не появляемся, пока не исполнится определенный ритуал, и то если он выполнен точно. Это, конечно, неправда. Мы появляемся, если приглашение искренне — и только тогда, — независимо от церемоний.

— Я ухожу, — прошептала Сидра, чувствуя тошноту и приближение истерики.

Она попыталась встать.

— Одну минутку, пожалуйста, — сказал тихий голос.

— Нет!

— Я помогу вам избавиться от вашего мужа, миссис Пил.

Сидра замолчала и опустилась обратно в кресло. Пил стиснул кулаки и открыл было рот, но прежде чем успел что-то сказать, тихий голос продолжал:

— А вы, также, не потеряете свою жену, если действительно хотите сохранить ее, мистер Пил. Я гарантирую это.

Кот поднялся в воздух и удобно устроился в нескольких футах над полом. Они глядели, как шевелится от поглаживаний густой мех на его черной спинке.

— Что вы нам предлагаете? — спросил, наконец, Брафф.

— Я предлагаю каждому из вас его заветное желание.

— А что именно?

— Новые ощущения… Множество новых ощущений…

— Что за новые ощущения?

— Например, ощущение реальности.

— Едва ли это чье-либо заветное желание, — засмеялся Брафф.

— Оно будет таковым, потому что я предлагаю вам пять разных реальностей — реальностей, которые вы можете создать каждый сам для себя. Я предлагаю вам миры, созданные вами самими. Например, миссис Пил может быть счастлива, убив в своем мире мужа, однако, мистер Пил может сохранить жену в своем. Мистеру Браффу я предлагаю мир мечты писателя, а мистеру Финчли — грезы художника…

— Это сны, а сны — дешевка, — сказала Феона. — Мы их видим и так.

— Но рано или поздно вы просыпаетесь и платите горькую цену, сознавая это. Я же предлагаю вам пробуждение от настоящего в будущей реальности, которую вы сможете создать по своим желаниям — в реальности, которая никогда не кончится.

— Пять одновременных реальностей, противоречащих друг другу? — сказал Пил. — Это парадокс… значит, это невозможно.

— Тогда я предлагаю вам невозможное.

— А плата?

— Извините?

— Плата? — с растущей смелостью повторил Пил. — Мы не настолько наивны. Мы знаем, что за все нужно платить.

Наступило длительное молчание, затем голос укоризненно произнес:

— Боюсь, здесь слишком много недоразумений, и многое вы не сможете понять. Сейчас я не могу объяснить, но поверьте мне, никакой платы не нужно.

— Смешно. Ничего не дается даром.

— Ладно, мистер Пил, раз уж мы перешли на терминологию торговцев, позвольте мне сказать, что мы никогда не являемся, пока плата за наши услуги не внесена авансом. Вы уже заплатили.

— Заплатили? — Они невольно бросили взгляд на распластавшийся на полу убежища труп.

— Сполна.

— Тогда?..

— Я вижу, вы согласны? Отлично…

Кот снова поднялся в воздух и осторожно опустился на пол. Остатки дыма клубились под потолком убежища и заколебались, когда невидимое Существо сделало движение. Все пятеро инстинктивно поднялись и ждали, напряженные и испуганные, однако, ощутившие какой-то радостный подъем.

Ключ взметнулся с пола и проплыл по воздуху к двери. На мгновение он застыл перед замком, потом сам влез в скважину и повернулся. Откинулся тяжелый засов, дверь широко распахнулась. За ней должен был тянуться подземный коридор, ведущий на верхние этажи замка Саттон — низкий, узкий коридор из каменных плит и известняковых блоков. Теперь же в нескольких дюймах от двери висела огненная завеса.

Бледная, неописуемо прекрасная, она была выткана огнем из всех цветов радуги. Пастельные цветные пряди раскрывались, извивались, скручивались, как множество отдельных живых нитей. Они были бесконечно пылкие, эмоциональные, с шелковистым выражением времени и скручивающейся шкурой пространства… Они были всем в мире и сверх того — прекрасными.

— Для вас, — раздался спокойный голос, — прежняя реальность заканчивается в этой комнате.

— Так просто?

— Вот именно.

— Но…

— Вы стоите здесь, — продолжал голос, — в последнем зернышке, последнем ядре, так сказать, того, что было для вас реальностью. Перешагните порог, пройдите через завесу, и вы вступите в реальность, которую я вам обещал.

— И что мы найдем за завесой?

— То, что делает каждый из вас. Сейчас за завесой лежит ничто. Там ничего нет — ничего, кроме времени и пространства, ждущих творения. Но это ничто и есть потенциальное в с ё.

— Одно время и одно пространство? — понизив голос, сказал Пил. Будет ли их достаточно для различных желаний?

— Все времена и все пространства, мой друг, — ответил спокойный голос. Пройдите, и вы найдете матрицу мечты.

Они сгрудились, прижались друг к другу со странным чувством товарищества. Но теперь, в наступившей тишине, они разделились, словно каждый получил знак от своей собственной реальности — жизни, совершенно отделенной от прошлого и от друзей минувших дней. Это был жест полного обособления.

Все разом, импульсивно, однако, независимо друг от друга, они пошли к сияющей завесе.