"Хаос Шарпа" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Бернард)

Глава 1

Мисс Сэвидж исчезла. И французы наступали.

Наступление французов было более неотложной проблемой. Беспорядочная мушкетная пальба слышалась уже на окраине, и за ближайшие десять минут пять или шесть пушечных ядер пробили крыши зданий на северном берегу реки. Гребень горы прикрывал дом от орудийного огня, но в тёплом весеннем воздухе посвистывали шальные мушкетные пули, раскалывающие толстые плитки черепицы на крыше и срезающие тёмную блестящую сосновую хвою. Дом был большой каменный, белёный, с окнами, закрытыми тёмно-зелёными ставнями, с написанным над входом на деревянной табличке золотыми буквами названием — «Красивый Дом». Но на самом деле дом, расположенный высоко на крутом склоне реки Дору в Северной Португалии, на окраине Опорто, не был красивым, а наоборот, весьма уродливым и угловатым, хотя его резкие линии смягчались темными кронами сосен, которые, наверное, давали прохладу летом. Птица вила гнездо на одной из сосен, и всякий раз, когда пули свистели в ветвях, взлетала, пронзительно крича и тревожно кружила в воздухе, прежде чем вернуться к прерванному занятию. Множество беженцев торопились мимо Красивого Дома по склону холма к паромам и понтонному мосту через Дору. Некоторые гнали свиней, коз и коров, другие толкали ручные тележки, доверху загруженные пожитками, а один тащил на закорках старика.

Ричард Шарп, лейтенант второго батальона 95-ого полка Королевских стрелков, расстегнул бриджи и помочился на нарциссы, цветущие на клумбе в палисаднике. Земля была влажной, потому что ночью прогремела гроза. Молния сверкала над городом, гром взрывал небо, и небеса, казалось, разверзлись, а теперь на горячем солнце ночная сырость исходила паром. Гаубичный снаряд, похожий на бочонок, достиг высшей точки траектории полёта и стремительно ринулся вниз. В небе стелился серый дымок его горящего запала. Шарп попытался по нарисованной усиком дыма кривой догадаться, где расположена гаубица.

— Уже совсем близко, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.

— Вы совсем утопите бедные цветочки, — заметил сержант Харпер, и поспешно добавил «сэр», увидев выражение лица Шарпа.

Гаубичный снаряд взорвался в путанице переулков у реки; чуть позже звуки канонады загремели ещё громче, и по их стаккато стало ясно, что пушки совсем близко. Новая батарея, подумал Шарп. На окраине, не больше полумили, бьют по северному флангу. Мушкетная пальба, похожая на потрескивание горящего сухого кустарника, стихала, и это значило, что пехота защитников Опорто отступала. Шарп едва бы мог предъявить им обвинение в трусости. Большая, но дезорганизованная португальская армия пыталась помешать маршалу Сульту захватить второй по величине город Португалии, и французы побеждали.

Через палисадник Красивого Дома вниз по холму, со всей резвостью, которую только могли развить их ноги, бежали одетые в синие мундиры португальские пехотинцы. Заметив зелёные мундиры британских стрелков, они замедлили шаг, словно желая показать, что не поддались панике. Шарп посчитал это хорошим знаком. У португальцев, очевидно, была гордость, и такая армия сумеет в следующий раз достойно показать себя. Но не ополченцы, которые обычно бежали с поля боя. Патриотично настроенные, но необученные добровольцы не могли противостоять закалённой в боях французской армии.

И мисс Сэвидж до сих пор не нашлась.

Капитан Хоган, военный инженер, коренастый седоватый ирландец средних лет с проницательным взглядом и располагающими к общению манерами, вышел на крыльцо Красивого Дома, тщательно закрыл за собой дверь, обозрел небо и выразительно выругался. Шарп застегнул бриджи. Две дюжины его стрелков тщательно, как если бы они никогда не видели таких вещей прежде, осматривали своё оружие, проверяя все важные в бою детали. Хоган добавил ещё несколько изощрённых выражений и примолк, следя за полётом очередного французского ядра.

— Видите, Ричард, — сказал он, когда ядро благополучно их миновало, — мимо. Эти жалкие сифилитики нас не обманут.

Ядро рухнуло на расположенные ниже кварталы города, круша крыши. Хоган вынул табакерку и глубоко вдохнул понюшку табака.

— Благослови Вас Бог, — сказал сержант Харпер.

Хоган чихнул, и Харпер улыбнулся.

— Ее зовут Кэтрин или, скорее Кейт, — сказал Хоган, игнорируя сержанта, — Кейт Сэвидж, девятнадцати лет, и её необходимо, видит Бог, отыскать! Сбежала! Хорошая порка — вот в чем она нуждается, Ричард. Ножнами от сабли, до крови, вот так!

— Так где она, чёрт побери? — спросил Шарп.

— Ее мать считает, что она, возможно, отправилась в Вилла Реаль де Зедес. У них там поместье. Туда они всей семьёй ездят отдохнуть от летней жары, — недовольно прищурился на утреннее солнце Хоган.

— Но зачем она туда направилась, сэр? — спросил сержант Харпер.

— Потому что она — глупая девятнадцатилетняя девчонка, растущая без отца, — сказал Хоган, — и хочет поступать, как ей вздумается. Потому что она отбилась от рук и не слушается мать. Потому, что она — дурочка, которая заслуживает, чтобы её хорошенько проучили. Потому что… О, я не знаю, почему ещё! Потому что она молода и думает, что всё знает. Наверное, именно поэтому.

— Эта Вилла Реаль далеко? — спросил Шарп, — Почему бы просто не забрать её оттуда?

— Я пообещал её матери, что вы именно это и сделаете, Ричард. Вы пойдете в Вилла Реаль де Зедес, найдёте глупую девчонку и переправите её за реку. Мы будем ждать вас в Вилла Нова, а если проклятые французы её захватят — тогда в Коимбре.

Он замолк, записывая свои инструкции на клочке бумаги.

— И если лягушатники возьмут Коимбру, то мы будем ждать вас в Лиссабоне, а если ублюдки возьмут и Лиссабон, то мы будем лить в штаны в Лондоне, а вы будете Бог знает где. Не влюбляйтесь в нее, — продолжил он, вручая Шарпу листок бумаги, — не связывайтесь с глупой девчонкой, не пытайтесь её проучить, хотя она этого действительно заслужила, и — ради Бога! — не потеряйте ни её, ни подполковника Кристофера. Я понятно всё объяснил?

— Подполковник Кристофер пойдёт с нами? — упавшим голосом спросил Шарп.

— А я разве вам не сказал? — с невинным видом спросил Хоган.

В этот момент, грохоча копытами и колёсами, с конюшенного двора выехала карета вдовы Сэвидж. Карета была доверху загружена багажом, кое-какой мебелью и двумя скатанными в рулон коврами, привязанными сзади. Кучер, кое-как угнездившийся среди полудюжины позолоченных стульев, придерживал вороную кобылу Хогана.

Хоган забрал у него поводья и сел в седло с подножки кареты.

— Вы присоединитесь к нам через несколько дней, — уверил он Шарпа. — Предположительно, вам потребуется шесть-семь часов, чтобы добраться до Вилла Реаль де Зедес, столько же — до парома в Барка д’Авинтас и затем спокойненько домой. Вы знаете, где Барка д’Авинтас?

— Нет, сэр.

— Это там, — Хоган указал в восточном направлении. — Четыре мили отсюда.

Он вставил начищенные ботинки в стремена, приподнялся в седле, чтобы расправить полы синего мундира.

— Если вам повезёт, вы присоединитесь к нам завтра ночью.

— Я не понимаю…, - начал было Шарп, но смолк, потому что дверь открылась и на залитое солнцем крыльцо вышла вдова Сэвидж, мать пропавшей девушки. В свои сорок лет она была красивой женщиной, высокой и стройной, с бледным лицом и высоко поднятыми, словно в удивлении, бровями.

Она быстро спустилась, потому что над головой просвистело пушечное ядро, а тревожащая мушкетная пальба стала слышна так близко, что Шарп поднялся на ступени крыльца и посмотрел на гребень холма, где между большой таверной и церковью уходила за горизонт дорога на Брагу. Португальское шестифунтовое орудие только что заняло позицию рядом с церковью и теперь стреляло в невидимого врага. Португальцы в спешке укрепили средневековые стены палисадами и земляными насыпями, но малый калибр орудия, неумело выбранная позиция по центру дороги позволяли предположить, что этот рубеж скоро падёт.

Оплакивающую свою потерю миссис Сэвидж капитан Хоган убедил как можно быстрее сесть в карету. Двое слуг, нагруженные чемоданами, последовали за хозяйкой.

— Вы найдёте Кейт? — спросила госпожа Сэвидж у Хогана, открыв дверцу.

— Ваша дорогая дочь очень скоро соединится с вами. Господин Шарп позаботится об этом, — с успокоительными интонациями в голосе сказал Хоган и пинком закрыл дверцу кареты.

Миссис Сэвидж была вдовой одного из многих британских виноторговцев, которые жили и работали в городе Опорто. Она была богата, — как предполагал Шарп, даже весьма богата, потому что владела прекрасной каретой и большим домом, но, очевидно, глупа, иначе покинула бы город уже два или три дня назад. Она осталась, очевидно, поверив заверениям португальского командования, что их армия остановит Сульта. Подполковник Кристофер, который когда-то квартировал в этом непонятно почему так названном Красивом Доме, обратился к британской армии, расположившейся к югу от Дору, чтобы послали отряд для сопровождения госпожи Сэвидж в безопасное место. Эту миссию поручили Хогану, потому что он находился ближе всего к Опорто, а Шарп с его стрелками обеспечивал Хогану защиту в то время, как инженер составлял карту местности северной Португалии. Вот таким образом Шарп оказался на северном берегу Дору с двадцатью четырьмя стрелками, чтобы сопроводить госпожу Сэвидж и других британских подданных из Опорто куда-нибудь подальше от боевых действий. Это было достаточно простым заданием, пока на рассвете вдова Сэвидж не обнаружила, что ее дочь сбежала из дома.

— Я не понимаю, — упорно подолжал допытываться Шарп, — почему она убежала?

— Вероятно, влюбилась, — легкомысленно заявил Хоган. — Девятнадцатилетние девушки, начитавшиеся романов, невероятно влюбчивы. Надеюсь, вы постараетесь вернуться через два дня, Ричард, или возможно даже завтра. Только дождитесь подполковника Кристофера, он будет вами непосредственно командовать.

Он наклонился с седла и понизил свой голос так, чтобы никто, кроме Шарпа, не мог услышать его:

— Присматривайте за подполковником, Ричард. Я беспокоюсь за него.

— Лучше бы вы беспокоились обо мне, сэр.

— Разумеется, Ричард, я волнуюсь и за вас.

Хоган выпрямился в седле, помахал на прощание рукой и направил свою кобылу вслед за выезжающей из ворот каретой госпожи Сэвидж, присоединяясь к потоку беглецов, движущихся к Дору.

Стук колёс и копыт стих. Солнце показалось из-за облаков. Французское ядро ударило в одно из цветущих деревьев на вершине холма, и взрыв взметнул в воздух облако розовых в рассветном небе лепестков.

— Как на свадьбе, — пробормотал Хэгмэн, потом покосился на шальную пулю, срикошетившую от черепицы, и достал из кармана ножницы. — Давайте закончим с волосами, сэр?

— Почему бы нет, Дэн? — сказал Шарп.

Он сел на ступени крыльца и снял мундир.

Харпер проверил, следят ли часовые за северным направлением. Отряд португальской конницы появился на гребне, где единственное орудие смело вело ответный огонь по французам. Мушкетные залпы говорили о том, что пехота ещё держала оборону, но все больше войск отступало мимо дома к реке, и Шарп знал, что через несколько минут линия обороны вокруг города окончательно падёт.

Хэгмэн начал подстригать.

— Вам не нравится, когда уши закрыты?

— Мне нравится покороче, Дэн.

— Коротко, как хорошая проповедь, сэр, — сказал Хэгмэн. — Теперь сидите спокойно, не шевелитесь.

Шарп дёрнулся от боли, когда Хэгмэн проткнул остриём ножниц вошь, поранив кожу головы. Хэгмэн невозмутимо поплевал на ранку и стёр показавшуюся кровь.

— Думаете, они захватят город, сэр?

— Похоже на это.

— А потом пойдут на Лиссабон?

— До Лиссабона путь неблизкий, — сказал Шарп.

— Конечно, сэр, но их так много, а нас маловато.

— Скоро прибудет Уэлсли.

— Да, вы говорили нам, сэр, — отозвался Хэгмэн, — но сможет ли он сделать чудо?

— Вы дрались в Копенгагене, Дэн, — сказал Шарп, — и здесь, на побережье. (Он подразумевал сражения при Ролико и Вимейро) Вы знаете ответ на свой вопрос.

— Если смотреть с линии огня, сэр, то все генералы выглядят одинаково, — заметил Хэгмэн. — И кто знает, действительно ли сэр Артур приедет сюда?

Это был, в конце концов, только слух, что сэр Артур Уэлсли заменит генерала Крэддока, и не все верили ему. Многие думали, что британцы должны выйти из игры и позволить французам захватить Португалию.

— Поверните голову направо, — сказал Хэгмэн.

Ножницы щелкали деловито, не остановившись даже когда ядро попало в церковь на вершине холма. Белёная колокольня покрылась трещинами и, подняв тучу пыли, обрушилась. Португальская конница скрылась в пороховом дыму, и только слышен был звук полковой трубы. Ударил мушкетный залп — и наступила тишина. За гребнем холма, должно быть, горел какой-то дом, потому что длинный язык чёрного дыма потянулся на запад.

— Почему этот дом назвали так — «Красивый Дом»? — поинтересовался Хэгмэн.

— Не знал, что вы умеете читать, — удивился Шарп.

— Я не могу, сэр, но Исайя прочитал это мне.

— Танг! — повысил голос Шарп. — Почему этот дом назвали «Красивый»?

Исайя Танг, худой и длинный, вечно мрачный парень (в отличие от остальных, он был грамотным, а в армию попал, потому что напился и протрезвел уже в казарме, в результате чего потерял приличную работу в конторе) усмехнулся:

— Потому что его хозяин был добрый протестант, сэр. Это из книги Джона Баньяна, — объяснил Танг, — «Путешествие Пилигрима».

— Слыхал о такой, — кивнул Шарп.

— Некоторые люди считают это полезным чтением, — заметил Танг, — Это описание странствия души от греха до спасения, сэр.

— Такое читать — только зря по ночам свечи переводить, — проворчал Шарп.

— Так вот, там герой — благочестивый христианин — посещает Красивый Дом, сэр, — Танг проигнорировал сарказм Шарпа, — и беседует с четырьмя девственницами.

Хэгмэн засмеялся:

— Давайте и мы войдём, сэр. Может, и нам повезёт, а?

— Вы слишком стары для девственниц, Дэн. — сказал Шарп.

— Предусмотрительность, — продолжал Танг, — Благочестие, Благоразумие и Милосердие.

— Это что ещё за чёрт?

— Имена девственниц, сэр, — ответил Танг.

— Кровавый ад… — пробормотал Шарп себе под нос.

— Точно. Он и есть источник Милосердия… Оттяните воротник, сэр, вот здесь… — заметил Хэгмэн, подравнивая волосы Шарпа по линии высокого воротника. — Кажется, он был занудным стариканом, этот мистер Сэвидж, если так назвал свой дом… Итак, почему капитан оставил нас здесь, сэр?

— Он хочет, чтобы мы позаботились о подполковнике Кристофере, — сказал Шарп.

— Чтобы заботиться о подполковнике Кристофере, — медленно проговорил Хэгмэн, и по его интонации было ясно, что идея ему не понравилась.

Хэгмэн, браконьер из Чешира, с его поистине смертоносным для врагов искусством управляться с винтовкой Бейкера, в отряде Шарпа был старше всех.

— Значит, подполковник Кристофер сам о себе позаботиться не может?

— Капитан Хоган оставил нас здесь, Дэн, — ответил Шарп. — Значит, он считает, что подполковник нуждается в нас.

— Капитан Хоган хороший человек, сэр, — признал Хэгмэн. — Можете отпустить воротник. Почти всё.

И всё-таки, почему капитан Хоган оставил Шарпа и его стрелков? Шарп обдумывал эту проблему, пока Хэгмэн заканчивал его стричь. И почему Хоган, уезжая, строго предупредил присматривать за подполковником? Шарп встречал подполковника только однажды, в верховьях реки Кавадо, в горах, где Хоган работал над составлением карты. Подполковник и его слуга переночевали с ними у костра. Кристофер Шарпу не понравился: он был слишком надменен и презрительно отозвался о работе Хогана. «Вы составляете карту местности, Хоган, — говорил подполковник, — А я — карту намерений тех, кто эту местность населяет. Человеческий разум — очень сложная вещь. Реки и мосты рисовать гораздо проще». Больше он никак не пояснил, чем занимался и ради каких целей, а утром следующего дня уехал. Ещё он говорил, что квартировал в Опорто. Наверное, тогда он познакомился с миссис Сэвидж и её дочерью, и Шарп задавался вопросом, почему подполковник Кристофер не убедил вдову поскорее уехать из города.

— Закончено, сэр, — объявил Хэгмэн, заворачивая ножницы в кусок телячьей кожи. — Теперь будете ежиться от холодного ветра, сэр, как только что остриженная овца.

— Вы тоже должны постричься, Дэн, — сказал Шарп.

— Это же ослабляет мужчину, сэр, чертовски ослабляет…

В этот момент в гребень холма врезались два пушечных ядра, причём одно из них оторвало ногу португальскому солдату. Стрелки хладнокровно проследили за тем, как через мгновение ядро, разбрызгивая кровь, врезалось в садовую ограду через дорогу.

Хэгмэн хихикнул:

— Вот вам и Предусмотрительность. Она и есть, сэр, ни отнять, ни прибавить!

— Раз про это написано в книге, Дэн, — сказал Шарп, — То этого в жизни не бывает.

Он поднялся на крыльцо и с силой толкнул дверь, но она была заперта. Где, чёрт его побери, подполковник Кристофер? Португальцы толпой отступали вниз, к реке, и были настолько напуганы, что теперь уже не пытались рисоваться перед британцами, а просто бежали. Пушку сняли с позиции, и пули впивались в стволы сосен, щёлкали по черепице, ставням и каменным стенам Красивого Дома. Шарп застучал в запертую дверь, но никто ему не ответил.

— Сэр! — окликнул его сержант Патрик Харпер. — Сэр!

Шарп оглянулся и увидел подполковника Кристофера, выезжающего из конюшенного двора. Подполковник, вооружённый саблей и пистолетами, ковырял в зубах деревянной зубочисткой. Видимо, он тщательно и регулярно проделывал эту процедуру, потому что его улыбка была просто ослепительна. Его сопровождал слуга-португалец, который вёз на запасной лошади огромный чемодан, настолько плотно набитый шелками и атласами, что не даже закрывался.

Подполковник Кристофер придержал свою лошадь, вынул зубочистку изо рта и в удивлении воззрился на Шарпа:

— Что же, спрашивается, вы здесь делаете, лейтенант?

— Прикомандирован к вам, сэр, — ответил Шарп.

Он посмотрел на чемодан. Неужели Кристофер мародерствовал в Красивом Доме? Подполковник проследил взгляд Шарпа и прикрикнул на своего слугу:

— Закрой его, чёрт побери, закрой его!

Несмотря на то, что слуга хорошо говорил по-английски, Кристофер разговаривал с ним на португальском. Затем он вновь обратил внимание на Шарпа:

— Вы хотите сказать, что капитан Хоган приказал вам сопровождать меня?

— Да, сэр.

— И как, чёрт возьми, вы предполагаете делаете это, а? У меня есть лошадь, Шарп, а у вас — нет. Вы со своими людьми, наверное, будете бежать следом?

— Капитан Хоган приказал мне, сэр, — тупо повторил Шарп.

В бытность свою сержантом он научился справляться с капризами вышестоящих чинов. Говорить надо коротко, без эмоций и не полениться повторить, если не помогло с первого раза.

— Приказал что? — терпеливо спросил Кристофер.

— Сопровождать вас, сэр. Оказать помощь в поисках мисс Сэвидж.

Подполковник Кристофер вздохнул. Это был брюнет лет сорока, но ещё моложавый; возраст выдавали лишь морщинки, когда он прищуривал серые глаза. На нём были черные ботинки, простые черные дорожные брюки, черная треуголка и красный с чёрным мундир. Этот мундир навёл Шарпа во время первой встречи с полковником на мысль спросить, служил ли Кристофер в Грязной Полусотне, в 50-ом полку, но подполковник расценил вопрос как недопустимую дерзость. «Все, что Вы должны знать, лейтенант, так это то, что я служу в штабе генерала Крэддока. Вы знакомы с генералом?» Крэддок командовал британской армией в южной Португалии, и если наступление Сульта продолжится, должен был остановить его. Шарп воздержался от дальнейших расспросов, но позже Хоган предположил, что подполковник был, вероятно, «политическим» солдатом, подразумевая, что он не был никаким солдатом вообще, а форму носил для удобства. «Я не сомневаюсь, что когда-то он служил, — сказал Хоган, — Но не теперь. Я думаю, что он прибыл к Крэддоку из Уайтхолла.»

«Конногвардеец?»

«Не думаю», — сказал Хоган.

Конная гвардия была штабом армии, но простодушный Хоган считал, что Кристофер являлся частью чего-то гораздо более тёмного и зловещего. «Мир — замысловатое место, Ричард, — объяснил он, — а Министерство иностранных дел полагает, что мы, солдаты — тупоголовые болваны, поэтому они посылают своих людей, чтобы подчищать наше дерьмо. И, конечно, чтобы вынюхивать». Казалось, именно этим подполковник Кристофер и занимался. «Он говорит, что он составляет карту намерений, — размышлял Хоган, — И я думаю, он послан, чтобы определить, стоят ли наши интересы в Португалии того, чтобы их защищать, и будут ли португальцы воевать вместе с нами. И когда он решит, что узнал достаточно, он сначала пошлёт отчёт в Министерство иностранных дел, а потом доложит Крэддоку».

«Конечно, нужно защищать Португалию», — заявил тогда Шарп.

«Нужно ли? Присмотритесь, Ричард, и вы увидите, что португальского государства более нет». В мрачных словах Хогана была грустная правда. Португальская королевская семья сбежала в Бразилию, оставив государство без власти, и после их отъезда в Лиссабоне начались беспорядки. Значительная часть португальской аристократии в настоящее время была гораздо более заинтересована в защите от буйства черни, чем в защите своей страны от французов. Множество офицеров португальской армии перешло на сторону французов и присоединились к так называемому Португальскому Легиону, а те, что пока не дезертировали, были неопытны; португальские солдаты представляли собой неорганизованную и вооружённую устаревшим оружием (если это можно было считать оружием) толпу. Кое-где, как в Опорто, власть перешла в руки повстанцев, вооружённых пиками, копьями, топорами и мотыгами. Прежде, чем французы подошли к городу, повстанцы уничтожили половину местного дворянства и вынудили другую половину сбежать или держать оборону в своих усадьбах, хотя англичан они пока не трогали.

Таким образом, Португалия была на грани краха, но Шарп также не мог не заметить, как простые люди ненавидели французов, как португальские солдаты старались не показать охватившей их паники, проходя мимо ворот Красивого Дома. Опорто, конечно, потерян, но за Португалию было пролито много крови. Впрочем, сейчас, глядя на множество солдат, отступающих вслед за шестифунтовой пушкой к реке, это было трудно себе представить.

Подполковник Кристофер посмотрел на отступающих португальцев, затем перевёл взгляд на Шарпа.

— О чем же, интересно, думал капитан Хоган? Каким образом вы можете быть мне полезны? — риторически вопросил он и продолжил, — Ваше присутствие только замедлит моё продвижение. Хоган, конечно, хотел оказать любезность, но во всём этом весьма мало здравого смысла. Вы можете вернуться к нему, Шарп, и передать, что я не нуждаюсь в помощи, чтобы спасти эту проклятую дурочку.

Подполковник должен был возвысить голос, потому что канонада и треск выстрелов звучали всё громче.

— Он дал мне приказ, сэр, — сказал Шарп упрямо.

— А я даю Вам другой, — Кристофер говорил снисходительным тоном, словно с несмышлёным ребёнком.

Он пристроил блокнот на широкой луке седла и достал карандаш. В этот момент ядро попало в цветущие деревья, и в воздух поднялось облако лепестков.

— Французы воюют с вишнями, — небрежно заметил Кристофер.

— С Иудой, — ответил Шарп.

Кристофер посмотрел на него взглядом, полным оскорблённого недоумения:

— Что вы имеете ввиду?

— Это дерево Иуды, — пояснил Шарп.

Кристофер все еще выглядел оскорбленным, тогда вмешался сержант Харпер:

— Это не вишня, сэр. Это — Иудино дерево. На таком же повесился Искариот, после того, как предал нашего Господа.

Кристофер всё ещё с подозрением смотрел на Шарпа, затем, казалось, поверил, что его не хотели никоим образом оскорбить.

— Значит, говорите, это не вишня? — сказав это, он лизнул грифель карандаша. — «Приказываю вам, — диктовал он вслух и одновременно писал. — «вернуться на южный берег реки немедленно»… Повторяю — немедленно, Шарп, немедленно! — «и присоединиться к капитану инженерных войск Хогану. Подпись: подполковник Джеймс Кристофер, утро среды 29 марта в году от Рождества Христова 1809-м».

Он подписался с затейливым росчерком, вырвал страницу из блокнота, свернул пополам и вручил Шарпу.

— Я всегда считал, что тридцать серебренников — необычайно дёшевая цена за самое известное предательство в истории. Иуда, вероятно, повесился от досады, что продешевил. Теперь ступайте, — заявил он величественно, — «и не останавливайтесь, пока не исполните миссию».

Видя замешательство Шарпа, он пояснил, направляя лошадь к воротам:

— Это «Макбет», лейтенант, трагедия Шекспира. И я действительно прошу вас поспешить, так как враг может оказаться здесь буквально в следующую минуту.

В этом, по крайней мере, он был прав. Клубы пыли и дыма поднимались там, где на севере располагался центр оборонительных рубежей Опорто. Там португальцы сопротивлялись наиболее ожесточённо, но огонь французской артиллерии разрушил укрепления, и они были взяты штурмом. Большинство защитников города отступило. Шарп видел, как Кристофер со слугой пробились через толпу беженцев и свернули на улицу, которая вела на восток. Кристофер не отступал вместе со всеми, на юг, он собирался отыскать пропавшую девчонку Сэвидж, и ему необходимо было выбраться из города прежде, чем в него войдут французы.

— Хорошо, парни, — приказал Шарп, — Начинается штурм. Сержант! Немедленно вниз, к мосту!

Ворчание Вильямсона о том, что «вот, пожалуйста, дождались», Шарп предпочёл пропустить мимо ушей. Он вообще предпочитал игнорировать комментарии Вильямсона, надеясь, что парень одумается без его вмешательства, но понимал, что чем дольше всё это тянется, тем более жёсткие меры придётся в конце концов принять. Шарп надеялся, что Вильямсон это тоже понимает.

— В две шеренги! — кричал Харпер. — Не растягиваться!

Пушечное ядро пролетело над их головами, когда они выбежали за ворота на круто уходящую вниз дорогу к Дору. Дорога была забита беженцами — гражданскими и военными — которые торопились попасть на южный берег, хотя Шарп считал, что французы форсируют реку завтра или послезавтра, поэтому найти там спасение было весьма проблематично. Португальская армия отступала к Коимбре, а может и к Лиссабону, где располагалась шестнадцатитысячная британская армия под командованием Крэддока, которую кое-кто из лондонских политиков собирался отозвать домой. «Как можно противостоять, — вопрошали они, — с таким малым контингентом британских войск против мощной французской армии? Маршал Сульт вступил в Португалию, ещё два французских соединения — на востоке, в Испании». Воевать или бежать? Никто не знал, как поступят англичане, но Шарп слышал, что сэра Артура Уэлсли должны снова послать в Португалию, чтобы он принял командование у Крэддока, а это означало, что англичане намерены воевать. Шарп надеялся, что слухи в этот раз правдивы. Он воевал в Индии под командованием сэра Артура, был с ним в Копенгагене, потом при Ролика и Вимейро, и Шарп считал, что в мире нет лучшего военачальника.

Шарп был уже на полпути к подножью холма. Скатанная шинель, ранец, винтовка, патронташ и кавалерийский палаш в ножнах подпрыгивали и гремели во время бега. Немногие офицеры вооружались винтовками, но Шарп когда-то служил рядовым, и ему было не по себе без тяжёлой винтовки на заплечном ремне. Харпер поскользнулся на мостовой, но недавно подбитые гвоздями подошвы башмаков помогли ему удержаться на ногах. Между домами уже виднелась река. В этом месте, вблизи от устья, Дору была столь же широка как Темза в Лондоне, но, в отличие от Лондона, река здесь бежала между гор. Город Опорто, где находился Красивый Дом, принадлежавший много лет занимающемуся бизнесом в Португалии семейству Сэвидж, располагался на крутом северном берегу, в то время как Вилла Нова де Гайя был на южном, и именно в там жила большая часть британских подданных: Крофты, Тэйлор-Флэдгэйты, Бёрмейстры, Смит-Вудхаузы и Голды. Экспорт вина до войны приносил португальской казне чрезвычайную выгоду. Теперь же на вершине холма в Вилла Нова, на террасе женского монастыря, расположилась дюжина португальских пушек. Французские орудия с северного берега били по ним, круша каменные плиты террасы. Ядра свистели над головой стрелков, канонада гулко гремела, как недавняя ночная гроза. Пороховой дым и густые тучи пыли от разрушенных зданий висели в воздухе, бросая тень на белые стены монастыря. Харпер снова поскользнулся и на этот раз упал.

— Чёртовы ботинки, — выругался он, поднимая выпавшую из рук винтовку.

Стрелки увязли в плотной толпе беженцев.

— Иисусе, — Пендлтон, самый юный из стрелков, первым увидел то, что творилось на реке, и выпучил глаза от удивления.

Когда на рассвете вместе с капитаном Хоганом Шарп и его люди переходили узкий понтонный мост, направляясь в Опорто, на нём было пустынно, теперь же его по нему медленно, очень медленно двигались тысячи людей и стада домашнего скота, а некоторые силой прокладывали себе дорогу в противоположном направлении, на север.

— Как, черт возьми, мы прорвёмся, сэр? — спросил Пендлтон.

Шарп не знал, что ответить.

— Продолжайте движение! — скомандовал он и направил своих людей в переулок, который круто спускался к реке.

Перед ними, цокая копытцами по камням мостовой, бежала коза с оборванной верёвкой на шее. Пьяный португальский солдат лежал у стены с ещё полным бурдюком на груди, рядом валялся мушкет. Шарп, чтобы его стрелкам не пришла в голову та же соблазнительная мысль, спихнул бурдюк на булыжники и со всей силы наступил на него, разрывая кожу. Возле реки улицы стали более узкими, среди теснящихся многоэтажных домов попадались мастерские и склады. Здесь толпа беженцев стала гуще. Каретный мастер забивал дверь досками, — предосторожность, которая только раззадорит французов, и они непременно разорят его дом и разгромят всё, что не смогут унести. Выкрашенный красной краской ставень бился на ветру о стену. Брошенное бельё полоскалось на верёвках, натянутых над головами между домов. Пушечное ядро пробило крышу, разбрасывая вокруг осколки черепицы. Собака с рассечённой черепком до кости лапой хромала под гору и тихонько скулила. Женщина вопила, зовя потерявшегося ребенка. Вереница маленьких сирот, одетых в одинаковые домотканые крестьянские рубашонки, кричала от ужаса, а две монахини пытались расчистить для них проход в толпе. Священник бежал от церкви с массивным серебряным крестом на одном плече и грудой вышитых одеяний на другом. Через четыре дня ведь Пасха, вспомнил Шарп.

— Действуйте прикладами, — кричал Харпер, призывая стрелков пробиваться сквозь толпу, которая заблокировала узкие арочные ворота, ведущие на набережную.

Телега, загруженная мебелью, перевернулась, и Шарп приказал оттащить хлам в сторону, расчищая дорогу. Спинет, а может быть, клавесин, покрытый тонкой инкрустацией, был разбит в щепки и превратился в кучу мусора. Кое-кто из стрелков, сдерживая винтовками толпу, расчищал дорогу к мосту для сирот. Рухнула груда корзин, и множество живых угрей заскользили, как змеи, по булыжной мостовой. Французы уже развернули пушки на вершине холма и были готовы бить прямой наводкой через реку по португальской батарее, расположившейся на террасе женского монастыря.

Хэгмэн предупреждающе крикнул, указывая на трёх солдат в синих мундирах, выскочивших из переулка, и дюжина винтовок угрожающе вскинулась, но Шарп вовремя заметил высокие плюмажи и заорал, призывая своих людей опустить оружие:

— Это португальцы!

Он приказал вынуть кремни, чтобы не допустить случайного выстрела в толпе. Пьяная шлюха, крутившаяся в дверях таверны, попыталась обнять одного из португальских солдат, но он оттолкнул её. Это привлекло внимание Шарпа, и он успел заметить, что двое его людей, Вильямсон и Тэррант, исчезли за дверями таверны. «Чёртов Вильямсон!» — подумал он, и, приказав Харперу двигаться дальше, последовал за этими двумя в таверну. Тэррант обернулся, собираясь дать отпор, но слишком медленно, и Шарп ударил его под-дых, врезал своей головой ему в лоб, попал кулаком Вильямсону в горло и еще раз добавил Тэрранту по физиономии, после чего вытолкнул обоих на улицу. Он не сказал ни слова и не собирался с ними разговаривать, провожая пинками к воротам.

За воротами толпа беженцев была ещё плотнее, потому что у пристани находились около тридцати британских торговых судов, пойманных в ловушку упрямым западным ветром. Моряки ждали до последнего момента перемены ветра, и теперь должны были спасаться. Те, кому повезло, гребли на шлюпках на другой берег Дору, неудачники влились в хаотическое столпотворение, пробиваясь к мосту.

— Идём здесь! — Шарп провел своих людей по галерее вдоль складов, пробиваясь сбоку от толпы, в надежде подобраться к мосту.

Высоко в небе грохотали пушечные ядра. Португальскую батарею заволокло пороховым дымом, с каждой минутой всё более плотным, его пронзали огненные отблески в момент выстрелов. Язык чёрного дыма вытянулся вдоль зажатой холмами реки, и ядра с нарастающим грохотом неслись вверху навстречу французам.

Взобравшись на груду пустых корзин из-под рыбы, Шарп смог увидеть мост и прикинуть, сколько его людям потребуется времени, чтобы благополучно пересечь реку. Он понимал, что времени осталось совсем немного. Все больше португальских солдат отступало к реке по круто уходящим вниз улицам, и французы не могли далеко отстать от них. Шарп слышал уже близкий треск выстрелов как аккомпанемент грому артиллерийских орудий. Он разглядел карету миссис Сэвидж, но не на мосту: она пересекала реку на громоздкой виной барже и уже приближалась к южному берегу. Ещё несколько барж пересекали реку, но их вооружённые команды взяли на борт лишь тех, кто смог за это заплатить. Шарп понимал, что мог бы силой прорваться на одну из лодок, но для этого нужно было пробиться через толпу женщин и детей к причалу.

Мост был более предпочтительным путём к отступлению. Он представлял собой дощатый настил, положенный поверх восемнадцати больших винных барж, поставленных на якорь против течения реки и приливных волн, докатывающихся сюда со стороны океана. Сейчас мост был заполнен толпой испуганных беженцев, совершенно обезумевших, когда французские ядра начали падать в реку, поднимая столбы брызг. Шарп обернулся, чтобы посмотреть на северный склон, и увидел зелёные мундиры французской конницы, появившейся ниже облака порохового дыма, окутавшего вершину холма, а вражеская пехота уже спускалась вниз по дороге.

— Боже, храни Ирландию, — выдохнул за его спиной Патрик Харпер, и Шарп, зная, что сержант-ирландец произносил эту короткую молитву, только когда обстоятельства становились совсем уж безнадёжными, оглянулся назад, на реку, чтобы увидеть, что же произошло.

И понял, что теперь им никогда не перейти реку по мосту. Никому теперь это не под силу — после того, что случилось.

— Сладчайший Иисусе, — прошептал Шарп еле слышно, — Сладчайший Иисусе…

На полпути через реку, по центру русла в понтоне португальские инженеры смонтировали разводной мост так, чтобы винные баржи и небольшие суда могли пройти вверх по течению. Разводной мост, построенный из дубовых брёвен с настилом из дубовых же досок, располагался в широком промежутке между понтонами и поднимался при необходимости на канатах через шкивы на мощных столбах, закреплённых с помощью железных распорок. Учитывая тяжесть механизма и самого разводного моста, инженеры установили правило, что этот участок во избежание перегрузки мог пересекать только один фургон, воз или воинское соединение, но теперь понтон был так переполнен беженцами, что просел под их весом как раз посередине. Баржи, составляющие понтон, как и все суда, давали течь; полагалось регулярно откачивать воду из трюмов, но команда, которая была обязана это выполнять, бежала вместе со всеми на южный берег. Трюмы барж постепенно заполнялись, мост оседал; две центральные баржи, соединённые разводным мостом, уже полностью скрылись под водой, и быстрое течение начало ломать настил. Люди на понтоне закричали, некоторые остановились, другие ринулись вперёд. Середина моста медленно погружалась в серую воду, напиравшая с берега толпа выталкивала беженцев на мост, который оседал всё глубже.

— Иисусе, — пробормотал Шарп.

Он видел, как несчастных начало смывать с моста, он слышал их вопли.

— Боже, храни Ирландию, — повторил Харпер и перекрестился.

В центре под воду ушла уже сотня футов настила, разводной мост с толпящимися на нём людьми вдруг исчез в круговороте пенящейся воды, словно срезанный бурным течением. Несколько понтонов вздыбились, перевернулись и исчезли в бурунах, и мост через Дору исчез, но люди на северном берегу, не подозревая об этом, продолжали двигаться вперед, выталкивая несчастных туда, где среди обломков моста кипела белая пена. Крики толпы становились всё громче, и это только увеличило панику, так что люди ещё отчаяннее стали прорываться вперёд, к провалу, где несчастные тонули или пытались удержаться на воде, увлекаемые течением. Пороховой дым, принесённый предательским порывом ветра, скрыл от глаз ужасную картину. Чайки кричали и кружились в воздухе. Португальская армия пыталась сдержать французов на улицах города, но это было бессмысленно. Французы превосходили их числом, заняли господствующую высоту и прибывали с каждой минутой. Беженцы на мосту кричали, как грешники в день Страшного Суда, пушки грохотали, на улицах города трещали мушкетные выстрелы и пламя пожаров, вызванных огнём артиллерии, эхо отражало от стен звон копыт по мостовым…

— Те малютки, — сказал Харпер, — Господь поможет им…

Сирот в серовато-коричневых рубашонках столкнули в реку.

— Надо добраться до проклятых лодок!

Но экипажи барж уже гребли к южному берегу, и не было никаких лодок, чтобы спасти утопающих, только смерть и ужас в холодной серой реке, череда маленьких голов, влекомых вниз по течению бурными волнами, — и Шарп ничем не мог им помочь. Он не мог добраться до моста, а выкрикиваемые им предупреждения на английском никто не понимал. Пули уже свистели над рекой и некоторые попадали в людей на мосту.

— Что, черт возьми, нам делать? — спросил Харпер.

— Ничего, — ответил резко Шарп, — Выбираться отсюда.

Он отвернулся от обречённых на смерть людей и приказал своим стрелкам двигаться вдоль причала на восток. Многие решили поступить так же в надежде, что французы ещё не захватили центр города. Перестрелка на улицах не прекращалась, а португальские пушки стреляли теперь из-за реки по городским кварталам, захваченным французами, и орудийная канонада заглушалась грохотом рушащихся кирпичей и черепичной кровли.

Шарп остановился у края причала, упиравшегося в высокую стену, чтобы удостовериться, что никто из его людей не отстал, и оглянулся на мост. Множество людей наприравшей сзади толпой было сброшено с остатков моста в зияющий провал, который наполнился телами, пенные буруны захлёстывали их с головой. Одетый в синий мундир португальский солдат шёл по головам несчастных к барже, к которой когда-то крепился разводной мост. Другие следовали за ним, прыгая по утопленникам: тем, кто ещё цеплялся за жизнь и мертвецам. На таком расстоянии крики уже не были слышны.

— Что произошло? — спросил Додд, самый скромный в команде.

— Господь избрал для нас иной путь, — ответил Шарп и повернулся к Харперу, — Все здесь?

— Все на месте, сэр, — доложил Харпер.

У верзилы ирландца слёзы стояли в глазах.

— Бедные малютки, — прошептал он дрожащим голосом.

— Мы ничего не могли сделать, — сквозь зубы бросил Шарп, и хотя это было правдой, он не почувствовал никакого облегчения. — Вильямсон и Тэррант провинились.

— Снова?

— Снова, — ответил Шарп и подумал, насколько глупы могут быть люди, предпочитающие скорее напиться и попасть в плен к французам, чем бежать из захваченного врагом города. — Теперь уходим отсюда!

Он последовал за бегущими горожанами, которые сворачивали в проход, прорезавший древнюю городскую стену, построенную в те времена, когда сражались в латах с мечами и арбалетами. Против современного оружия замшелые камни не устояли бы и двух минут, и горожане пробили в старинных, но ставших бесполезными укреплениях, широкие проходы. Через один из таких проходов, миновав канаву — всё, что осталось от крепостного рва — Шарп вывел своих людей в раскинувшийся за стенами новый город.

— Всадники, сэр, на холме! — предупредил Хэгмэн.

Шарп посмотрел налево и увидел отряд французской конницы, направленный, чтобы окружить отступающих. Это были драгуны, полсотни или даже больше, вооружённые палашами и короткими карабинами. Их медные шлемы были скрыты под чехлами, чтобы отполированный металл не блестел на солнце.

— Продолжайте бежать! — закричал Шарп.

Драгуны либо не заметили стрелков, либо не собирались вступать с ними в бой; они направлялись к расположенному у дороги на склоне холма большому белому зданию под черепичной крышей, возможно, школе или больнице. Широкая дорога шла от холма на север, и там были драгуны, ещё одна, поуже — на юг, между холмом и рекой. Шарп свернул туда, надеясь добраться до берега Дору, но драгуны, наконец, заметили их и, развернув лошадей, перерезали путь вдоль реки. К ним уже спешило на помощь подкрепление — французская пехота. Проклятье! Шарп оглянулся и увидел, что ещё больше французов преследует их от пролома в городских стенах. Он, скорее всего, оторвался бы от пехоты, но перед ним был драгуны, и нужно было вначале преодолеть это препятствие, а потом занять оборону на дороге.

Людям, спасающимся из города, некуда было деваться. Некоторые карабкались в гору, к тому большому белому зданию, другие, в отчаянии, возвращались назад. Артиллерия продолжала свой поединок над рекой; французские пушки отвечали португальской батарее, от залпов которой в нижнем городе возникло много пожаров, так как ядра разбивали печи и очаги. Темный дым от горящих зданий смешивался с сероватым пороховым и застилал сплошной пеленой берег реки, где утонули дети. Ричард Шарп попался в капкан.


Подполковник Джеймс Кристофер на самом деле подполковником не был, хотя когда-то был приписан капитаном к Линкольнширскому полку и все еще в нём числился. При крещении ему дали имя Джеймс Август Mередит Кристофер, а в школе его звали Джем. Его отец был врачом в маленьком городишке Сэксилби, но этот факт Джеймс Кристофер не признавал, предпочитая упоминать, что его мать была троюродной сестрой графа Рошфорда, и именно благодаря влиянию Рошфорда Кристофер из Кембриджского университета попал в Министерство иностранных дел, где его знание языков, впитанная с молоком матери учтивость и сообразительность гарантировали успешную карьеру. Вышестоящие начальники очень скоро уверились, что он исполнителен и надёжен. Он считался представительным и перспективным молодым сотрудником, высказывающим здравые и толковые суждения, хотя на самом деле это всего лишь означало, что он во всём разделял точку зрения своих начальников. Благодаря сложившемуся о нём мнению он и получил нынешнее назначение, совершенно секретное, о подробностях которого было известно лишь Министерству. Задача Джеймса Кристофера состояла в том, чтобы доложить правительству, благоразумно ли в дальнейшем сохранять контингент британских войск в Португалии.

Окончательное решение, конечно, принимал бы не Джеймс Кристофер. Он был своим человеком в Министерстве иностранных дел, но остаться или уйти будет решать премьер-министр, хотя рекомендации Кристофера могли оказать влияние на исход дела. Армия, конечно, хотела остаться, потому что война давала шанс продвижения по службе, и Секретарь министерства хотел, чтобы войска остались, потому что терпеть не мог французов, но кое-кто в Уайтхолле имел более реалистичные взгляды на происходящее, и Джеймс Кристофер был послан, чтобы прощупать обстановку в Португалии. Либералы, оппозиция нынешнему правительству, опасались повторения разгрома, следствием которого стала Ла-Корунья. Лучше, утверждали они, ныне признать реальность того, что происходит, и искать с французами взаимопонимания, и либералы имели достаточно влияния в Министерстве иностранных дел, чтобы направить Джеймса Кристофера в Португалию. Армейским не сообщили об истинном содержании его поручения, но присвоили внеочередной чин подполковника и назначили помощником генерала Крэддока. Кристофер использовал систему армейской связи и разведки, чтобы пересылать отчёты в английское посольство в Лиссабоне, откуда они нераспечатанными направлялись прямо в Лондон. Премьер-министр нуждался в достоверной информации о происходящем, и предполагалось, что Джеймс Кристофер эту информацию предоставлял, хотя в последнее время многие факты были им сфабрикованы. Он разглядел в военной грязи дорогу к светлому, обеспеченному будущему.

Не сомневаясь, он выехал из Опорто на расстоянии пушечного выстрела от французов. Несколько мушкетных выстрелов заставили его двигаться быстрее, но у него и его слуги были прекрасные ирландские лошади, и они быстро оторвались от преследователей, которые особенно не упорствовали в своём намерении их догнать. Они направились к холмам, проскакали вдоль виноградников и углубились в лес, где среди дубов и сосен остановились, чтобы дать отдых лошадям.

Кристофер пристально посмотрел назад, на запад. Солнце высушило дороги после ночного ливня, и облако пыли на горизонте отмечало продвижение французских обозов к недавно захваченному Опорто. Над городом, скрытом за холмами, поднимался высокий столб чёрного дыма от горящих зданий и непрерывно стреляющих орудий, залпы которых, даже приглушённые расстоянием, были подобны непрерывным громовым раскатам. Французы не потрудились преследовать Кристофера настолько далеко от города. Бригада землекопов углубляла канаву и не обращала внимания на беженцев, двигающихся по дороге, словно война их не касалась. Британских стрелков среди беженцев Кристофер не заметил и даже удивился бы, встреть он их так далеко от города. Несомненно, они были уже или убиты, или взяты в плен. О чём только Хоган думал, приказывая Шарпу сопровождать его? Неужели проницательный ирландец что-то заподозрил? Но как Хоган мог узнать? Кристофер размышлял об этом недолго и пришёл к выводу, что Хоган не знал о его делах, а просто пытался оказать услугу.

— Сегодня французам повезло, — заметил Кристофер, обращаясь к своему португальскому слуге, молодому человеку худым, серьёзным лицом и высокими залысинами.

— Сатана когда-нибудь возьмёт их, сеньор, — ответил слуга.

— Временами людям приходится помогать Сатане делать его дело, — сказал Кристофер.

Он вынул из кармана маленькую подзорную трубу и посмотрел на далёкие холмы.

— В следующие несколько дней, вам придётся увидеть вещи, которые покажутся вам странными, — сказал он, все еще пристально глядя через линзы.

— Как скажете, сеньор, — согласился слуга.

— Есть многое, Гораций, что и не снилось вашим мудрецам…

— Как скажете, сеньор, — повторил слуга, размышляя, почему английский офицер назвал его Горацио, когда его на самом деле звали Луис, но решил, что лучше будет не спорить.

Луис работал в Лиссабоне парикмахером, иногда обслуживал сотрудников британского посольства, и они рекомендовали его Кристоферу как надёжного слугу. Кристофер платил хорошие деньги, настоящим золотом, английским, и даже если англичане были безумцами и неправильно понимали смысл слов, всё равно они чеканили лучшую в мире монету, а это значило, что полковник Кристофер мог называть Луиса как ему угодно, пока платил ему тяжёлыми гинеями с изображением Святого Георгия, поражающего дракона.

Кристофер искал хоть какие-нибудь признаки погони, но его подзорная труба была маломощной, со старыми, поцарапанными линзами, и с ней он видел немногим больше, чем невооружённым глазом. Он всегда хотел купить себе получше, но не имел возможности. Подполковник сложил трубу, убрал её в седельную сумку и, достав свежую зубочистку, привычно зажал в зубах.

— Вперед, — сказал он резко и повёл слугу лесной тропой через холм и вниз, к большому сельскому дому. Было ясно, что Кристофер знал маршрут хорошо, потому что без колебаний выбирал дорогу и без опаски осадил лошадь у ворот фермы.

— Конюшня в той стороне, — указал он Луису на сводчатую галерею, — Синяя дверь ведёт в кухню, обитатели предупреждены о нашем появлении и ожидают нас. Мы проведем ночь здесь.

— Не в Вила Реаль де Зедес? — переспросил Луис, — Я слышал, что вы обещали искать мисс Сэвидж?

— Ваши успехи в освоении английского языка просто блестящи, раз вы уже способны подслушивать, — ответил Кристофер недовольно, — Завтра, Луис, завтра мы будем искать мисс Сэвидж.

Кристофер легко спешился и бросил поводья Луису:

— Расседлайте лошадей, найдите мне чего-нибудь перекусить и принесите в мою комнату. Кто-нибудь из слуг скажет вам, где я расположился.

Луис поводил лошадей по двору, пока они не остыли от бега, расседлал, напоил и накормил. Потом зашёл в кухню, где кухарка и две служанки не выказали никакого удивления по поводу его появления. Луис не раз бывал в разных домах, где его хозяина знали, но здесь оказался впервые. Он чувствовал бы себя более уверенно, если бы Кристофер отступил за реку, но ферма была надёжно укрыта в холмах, и, возможно, французы не доберутся сюда. Слуги объяснили Луису, что этот дом принадлежал некоему лиссабонскому купцу, который приказал им выполнять все пожелания полковника Кристофера.

— Он часто здесь бывает? — спросил Луис.

— Он здесь бывает с женщиной, — захихикала кухарка.

Это объясняло, почему Луис не бывал здесь раньше, и он подумал, кто же была эта женщина.

— Он просил поесть, — сказал Луис, — А что за женщина?

— Симпатичная вдова, — сказала кухарка и вздохнула, — Но вот уже месяц как мы её не видели. Он обещал на ней жениться.

У неё на плите стояла кастрюля с горячим куриным супом, и кухарка наполнила миску, нарезала холодную баранину и собрала на поднос вместе с графином красного вина и свежевыпеченным хлебом.

— Передайте подполковнику, что к приезду его гостя всё будет готово.

— Гостя? — смущенно переспросил Луис.

— Гостя к обеду, так он сказал. Теперь торопись, а то суп остынет. Вверх по лестнице и направо.

Луис понес поднос наверх. Это был прекрасный дом, крепкий и богатый, со старинными картинами на стенах. Дверь в комнату подполковника была приоткрыта. Кристофер, должно быть, услышал его шаги, потому что приказал входить без стука.

— Поставьте у окна, — распорядился он.

Кристофер переоделся, и теперь вместо формы английского офицера он был в плотно облегавших его лазурных кавалерийских брюках, подбитых чёрной кожей и расшитых шнуром по бокам снизу и до пояса. Новый мундир подполковника был в тон к брюкам и щедро украшен серебряным галуном вокруг высокого, жёсткого красного воротника. На левом плече красовался кавалерийский ментик, подбитый мехом, а на столе лежали длинная сабля и высокий черный кивер с серебряной кокардой, на которой красовался французский триколор.

— Я же сказал, что Вы будете удивлены, — заметил Кристофер Луису, который, действительно, смотрел на хозяина, разинув рот.

Луис, наконец, обрел дар речи.

— Вы…,- он колебался, не зная, что и сказать.

— Я — английский офицер, Луис, и вы это хорошо знаете, но на мне форма французского гусара. Ах! Куриный суп, он мне так нравится. Крестьянская пища, но очень вкусно.

Он прошёл к столу и, скривившись, потому что его бриджи были очень тесными, сел на стул.

— Мы ждём сегодня к обеду гостя.

Так мне сказали, — ответил Луис холодно.

— Вы будете прислуживать за столом и не покажете смущения тем, что мой гость — французский офицер.

— Француз? — переспросил Луис с отвращением.

— Француз, — подтвердил Кристофер, — И не один, а в сопровождении эскорта. Вероятно, большого эскорта, и они все могут посчитать подозрительным, что их офицер встречается с англичанином. Вот почему я надел это.

Он выразительным жестом указал на своё одеяние и улыбнулся Луису:

— Война — как шахматы. Есть два игрока, один выигрывает, другой — проигрывает.

— Франция не должна выиграть, — резко сказал Луис.

— В шахматах есть чёрные и белые фигуры, — продолжил Кристофер, не обращая внимания на протест слуги. — Все они повинуются общим правилам. Но кто придумал эти правила, Луис? Именно он всем управляет. Не игроки, конечно, и не фигуры, а человек, который придумывает правила.

— Франция не должна победить, — повторил Луис, — Я — хороший португалец!

Кристофер вздохнул и решил объяснить попроще для своего глупого слуги:

— Вы хотите избавить Португалию от французов?

— Конечно!

— Тогда сегодня днём вы подадите мне обед, учтиво оставите свои мысли при себе и будете доверять мне.

Потому что Кристофер видел истину и собирался переписать правила по-своему.


Шарп смотрел вперед, туда, где драгуны четырьмя лодками перегородили дорогу, соорудив баррикаду. Обойти её было невозможно: дорога шла между двух домов, справа — река, слева — крутой склон холма, по которому спускалась французская пехота, позади французов было ещё больше, и единственный выход из капкана проходил прямо через баррикаду.

— Что делать, сэр? — спросил Харпер.

Шарп выругался.

— Плохо, да? — Харпер вскинул винтовку, — Мы можем снять нескольких ребят с баррикады.

— Можем, — согласился Шарп, но это лишь разозлит французов, а не заставит отступить.

Он мог прорваться, он был уверен в этом, потому что его люди хорошо стреляли, а баррикада была так себе, но Шарп понимал, что потеряет при этом половину своих людей, а остальные ещё должны были спастись от преследования желающих отомстить кавалеристов. Он мог бороться, он мог даже победить, но он мог не выжить. Была только одна возможность, но Шарп не хотел признаться в этом. Он никогда не сдавался. Даже думать об этом было противно.

— Примкнуть штыки, — крикнул он.

Его люди удивились, но послушались. Вынув из ножен длинные штыки, они надели их на дула винтовок. Шарп достал свой тяжёлый кавалерийский палаш — целый ярд острой стали.

— Хорошо, парни. В четыре шеренги!

— Сэр? — Харпер бестолково уставился на него.

— Вы слышали меня, сержант! В четыре шеренги! Быстро!

Сержант выкрикнул приказ строиться. Французская пехота, подходящая со стороны города, была всего лишь в ста шагах сзади. Слишком далеко для прицельного выстрела из мушкета, хотя один француз попытал счастья, и выпущенная им пуля впилась в белёную стену дома у дороги. Звук выстрела разозлил Шарпа.

— Сейчас! — резко крикнул он, — Вперёд!

Они понеслись вниз по дороге к недавно воздвигнутой баррикаде, до которой было двести шагов. Серые воды Дору текли справа от них, а слева — поле, усеянное остатками прошлогодних стогов сена, маленькими и растрёпанными, словно ведьмины шляпы. Хромая корова со сломанным рогом смотрела на них. Некоторые беженцы, отчаявшиеся преодолеть импровизированный контрольно-пропускной пункт драгунов, остановились на поле и ждали, как решится их судьба.

— Сэр? — Харперу удалось догнать Шарпа, который опережал своих людей на добрую дюжину шагов.

— Сержант?

Он всегда говорил «сержант», отметил Харпер, когда дела шли плохо, и никогда в этих случаях не называл его «Патрик» или «Пат».

— Что мы делаем, сэр?

— Мы штурмуем баррикаду, сержант.

— Они выпустят нам кишки, извините за это выражение, сэр. Чёртовы педерасты распотрошат нас.

— Знаю, — пробормотал Шарп, — И ты это знаешь. А знают ли это они?

Харпер видел, что драгуны целятся в них, уперев карабины в кили перевёрнутых лодок. Карабин, как мушкет, в отличие от винтовки, был гладкоствольным и не отличался точностью попадания. Это означало, что драгуны будут выжидать до последнего момента, чтобы произвести залп, и этот залп будет убийственным для одетых в зелёные куртки врагов на узком пространстве дороги перед баррикадой.

— Я думаю, они знают, сэр…

Шарп в душе согласился, хоть и не произнёс этого вслух. Он приказал примкнуть штыки, потому что со штыками винтовки смотрелись более угрожающе, чем без них, но драгун, казалось, стальные лезвия ничуть не испугали. Они построились так, чтобы в залпе был задействован каждый карабин, и Шарп понимал, что придётся сдаться, но не хотел сдаваться просто так, до выстрелов. Он побежал быстрее, надеясь, что хоть кто-нибудь выстрелит раньше общей команды, и это было бы для Шарпа поводом остановиться, бросить наземь палаш и спасти жизнь своим людям. Крайне опасный для него план, но единственно возможный, если только Бог не сотворит чудо.

— Сэр! — Харпер изо всех сил пытался не отставать от Шарпа. — Они убьют вас!

— Назад, сержант, — рявкнул Шарп, — Это приказ.

Он хотел, чтобы драгуны стреляли в него, а не в его людей.

— Они же, чёрт возьми, вас прикончат!

— А может, струсят и убегут, — бросил Шарп через плечо.

— Боже, храни Ирландию, — пробормотал, задыхаясь, Харпер. — С какой стати?

— Потому что Бог носит зелёную куртку, — прорычал Шарп, — А ты как думал?

И в этот момент французы, действительно, сбежали.