"Хаос Шарпа" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Бернард)

Глава 5

Потеря подзорной трубы мучила Шарпа. Он утешал себя тем, что это была безделушка, хоть и полезное, но излишество, а становилось только хуже. Это была не только награда за спасение сэра Артура Уэлсли, но и память о его удаче, открывшей путь наверх, к повышению по службе. Бывал дни, когда ему с трудом верилось, что он сумел стать офицером Короля, и тогда он смотрел на подзорную трубу и думал о том, как далеко его занесло из приюта на Брухауз-лейн. Шарп, конечно, отказывался признавать это и никогда не рассказывал, что означает памятная табличка на корпусе трубы, но понимал, что окружающим это всё же известно. Они смотрели на него и представляли, как он сражается с демонической яростью под беспощадным индийским солнцем, и содрогались от страха.

Теперь труба была у проклятого Кристофера.

— Вы вернете её, сэр, — пытался утешить его Харпер.

— Я, чёрт побери, тоже надеюсь на это. Слышал, что Вильямсон вчера вечером подрался в деревне?

— Слегка, сэр. Я оттащил его.

— Кого он замесил?

— Одного из людей Лопеса. Такого же злобного ублюдка, как сам Вильямсон.

— Я должен наказать его?

— Господи, нет, сэр. Я позаботился об этом.

Но Шарп всё же запретил отныне походы в деревню, хоть и понимал, что его людям это не понравится. Харпер пытался заступиться за них, намекая, что в Вила Реаль де Зедес есть симпатичные девчонки:

— Есть там одна тоненькая крошка, сэр, до слёз хороша… Парни всего-то хотят сходить туда вечерком, поздороваться.

— И оставить там пару-тройку младенцев.

— Это тоже, — согласился Харпер.

— А девочки не могут прийти сюда? — спросил Шарп. — Я слышал, что некоторые так поступают.

— Верно, мне так рассказвали, некоторые приходят, сэр.

— Включая одну тоненькую крошку с рыжими волосами, которая до слёз хороша?

Харпер следил за канюком, кружащим над поросшими кустарником склонами холма, на вершине которого строился форт.

— Некоторым из нас нравится ходить в деревенскую церковь, сэр, — сказал он, упорно не желая говорить о рыжеволосой девчонке по имени Мария.

Шарп улыбнулся:

— И сколько же у нас набирается католиков?

— Я, сэр, Доннели, Картер, Мак-Нил… О, и Слеттер, конечно. Остальные идут прямой дорогой в ад.

— Слеттер? — удивился Шарп. — Но Фергус не католик.

— Да я и не говорю, что католик, сэр, но он ходит на мессу.

Шарп не смог сдержать смех:

— Хорошо, я разрешаю католикам пойти на мессу.

Харпер ухмыльнулся:

— Значит, к воскресенью все станут католиками.

— Это армия, — сказал Шарп. — и любой желающий измениться в лучшую сторону должен получить мое разрешение. Но вы можете взять на мессу четверых и вернуться к полудню. Если я обнаружу там кого-нибудь ещё, вам отвечать.

— Мне?

— Вы — сержант, не так ли?

— Но парни видят, что солдаты лейтенанта Висенте ходят в деревню, и не поймут, почему им нельзя.

— Они — португальцы, знают местные порядки. Мы — нет. Рано или поздно из-за девчонок произойдёт свара, которая действительно доведёт до слёз. Нам это ни к чему, Пат.

На самом деле проблемой были не женщины, хотя Шарп знал, что из-за них в любой момент мог бы начаться конфликт, если бы кто-нибудь из его стрелков напился. Истинной причиной его беспокойства была доступность выпивки. В деревне две таверны торговали бочковым дешёвым вином, и если половина его людей напьётся в стельку, боеспособность роты тоже уполовинится. Конечно, было искушение ослабить поводок, потому что положение, в которое попали стрелки, было весьма странным. Они не имели возможности соединиться с армией, не знали, что происходит и пребывали в вынужденном бездействии, поэтому Шарп старался побольше загрузить их работой. Вокруг форта наращивали дополнительные каменные редуты. Шарп нашёл в сарае инструменты и заставил стрелков расчищать тропу через лес и носить к сторожевой башне связки дров. Когда это было закончено, он организовал патрулирование окрестностей села, не для того, чтобы искать врага, а чтобы уставшие люди падали на закате и спали как убитые до самого рассвета. Каждый день на рассвете Шарп устраивал построение и накладывал взыскание за оторванную пуговицу или налёт ржавчины в винтовочном замке. Стрелки стонали, но неприятностей с деревенскими не было.

Бочки в деревенских тавернах не были единственной опасностью. Подвал виллы был полон как порто в бочках, так белого вина в бутылках, под которыми ломились стойки. Вилямсону удалось найти ключ, который, вероятно, был спрятан в кухонной фляге, и он вместе с Симсом и Гейтекером упились в зюзю превосходным вином Сэвиджей. Пьянка закончилась далеко за полночь метанием камней в ставни виллы.

Поскольку вся троица должна была заступить на пост под руководством Додда, человека надёжного, Шарп поговорил вначале с ним:

— Почему вы не доложили о них?

— Я не знал, где они были, сэр. — Додд смотрел в стену над головой Шарпа.

Конечно, он врал, но только из мужской солидарности. Шарп сам был таким, когда стоял в шеренге, и ничего другого он не ждал от Мэтью Додда, так же, как Додд не ожидал ничего, кроме наказания.

Шарп глянул на Харпера:

— Есть для него работа, сержант?

— Повар жаловался, что вся кухонная медь нуждается в хорошей чистке, сэр.

— Заставьте его попотеть, — сказал Шарп. — И никакой винной порции в течение недели (солдаты имели право на пинту рома в день, и в отсутствии спирта Шарп понемногу выдавал красное вино из бочки, которую он вынес из подвала виллы).

Симса и Гейтекера в полной выкладке он заставил спуститься, а потом подняться по дороге к вилле с ранцами, полными камней. Несчастных рвало до изнеможения, они мучились от жестокого похмелья, но бдительно присматривавший за ними Харпер пинками заставил вычистить рвоту с дороги собственными руками и продолжать идти.

Висенте договорился, чтобы деревенский каменщик заложил кипричом вход в винный погреб. А пока Додд начищал котлы с песком и уксусом, Шарп приказал Вильямсону следовать за ним и углубился в лес. Он почти ненавидел Вильямсона и испытывал желание выпороть его, но Шарпа самого когда-то пороли, и он не хотел применять подобное наказание. Вместо этого он нашёл полянку среди лавров и палашом процарапал на поросшей мхом земле две параллельные линии — один ярд длиной и на расстоянии один ярд друг от друга.

— Я не нравюсь вам, не так ли, Вильямсон?

Вильямсон молчал, не сводя красных опухших глаз с линий. Он понимал, для чего их нарисовали.

— Каковы три моих правила, Вильямсон?

Вильямсон избегал встретиться с Шарпом взглядом. Это был крупный мужчина с грубым лицом, обрамлённым длинными бакенбардами и испещрённым оспинами, со сломанным носом. Он попал в армию из Лестера, где его обвинили в краже двух подсвечников из церкви Святого Николая, и он завербовался, чтобы не стать висельником.

— Не воровать, не напиваться и хорошо драться, — сказал Вильямсон низким басом.

— Вы и вправду вор?

— Нет, сэр.

— Вы чёртов вор, Вилямсон. Именно поэтому вы находитесь в армии. И вы напились без разрешения. Хоть драться-то вы можете?

— Вы знаете, что могу, сэр.

Шарп расстегнул перевязь и позволил оружию свалиться наземь, потом снял кивер и мундир и бросил их следом.

— Скажите мне, почему я вам не нравлюсь, — потребовал он.

Вильямсон смотрел в сторону, на деревья.

— Давайте! — сказал Шарп. — Скажите, чёрт вас возьми! Я не собираюсь наказывать вас за то, что вы ответили на вопрос.

Вильямсон, старательно избегая смотреть ему в глаза, выпалил:

— Нас здесь не должно быть!

— Верно.

Вильямсон, не обращая внимания на реплику, продолжил:

— С тех пор, как умер капитан Мюррей, мы отступали самостоятельно. Нужно вернуться в батальон. Мы к нему приписаны. И вы никогда не были нашим офицером, сэр. Никогда!

— Теперь я — ваш офицер.

— Это не по правилам.

— Значит, вы хотите домой, в Англию?

— Там наш батальон, и я хочу быть с ним.

— Но здесь идёт война, Вильямсон. Проклятая война. И мы в ней застряли. Мы не просили, чтобы нас здесь оставили, мы не хотели оставаться, но мы — здесь. И мы остаемся.

Вильямсон бросил на Шарпа взгляд, полный негодования, но промолчал.

— Впрочем, вы можете отправиться домой, Вильямсон, — сказал Шарп, и мрачное лицо солдата слегка оживилось. — Для этого есть три пути. Первый — если из Англии придёт приказ о нашем возвращении. Второй — это если вас ранят настолько тяжело, что отошлют домой за негодностью к службе. И третий. Вы становитесь на линию и дерётесь со мной. Победите вы или проиграете, Вильямсон — я обещаю отослать вас домой как только смогу, первым же проклятым судном. Всё, что вы должны сделать — это драться со мной.

Шарп стал у своей линии. Он предлагал Вильямсону старый добрый уличный бой: соперники стоят друг против друга, касаясь носками линии, и месят друг друга кулаками до крови, до изнеможения.

— Деритесь со мной в полную силу, понятно? — сказал Шарп. — Никакой капитуляции после первого удара. Вы должны пустить мне кровь, чтобы доказать, что вы стараетесь. Врежьте мне в нос. Должно получиться.

Он ждал. Вильямсон облизнул губы.

— Давайте! — рыкнул Шарп. — Деритесь со мной!

— Вы — офицер, — сказал Вильямсон.

— Не сейчас. Никто не видит. Только вы и я, Вильямсон. Я ведь не нравлюсь вам. Я даю шанс врезать мне. И если у вас получится, к лету будете дома.

Он не знал, каким образом сможет сдержать обещание, да и не думал, что ему потребуется это делать. Все ещё помнили ту примечательную драку между Харпером и Шарпом, в которой они едва не убили друг друга, но Шарп всё же победил. В тот день стрелки кое-что уяснили для себя про своего офицера.

И Вильямсон не пожелал провторять пройденное.

— Я не буду драться с офицером, — заявил он с видом оскорблённого достоинства.

Шарп отвернулся, нарочито медленно подобрал с земли куртку.

— Тогда найдите сержанта Харпера и скажите, что примете то же наказание, что и Симс и Гейтекером. — Шарп резко повернулся и рявкнул. — Немедленно!

Вильямсон бросился бежать к вилле. Отказавшись от драки, он опозорил себя. Теперь его следовало остерегаться, но дело того стоило. Конечно, никто не узнает, что произошло на поляне в лесу, но люди почувствуют, что Вильямсон был посрамлён, это уменьшит его влияние в отряде. Шарп застегнул пряжку пояса и медленно пошёл к дому. Он волновался за своих людей, переживал, что потеряет их уважение, потому что не смог стать хорошим офицером. Шарп вспоминал Бласа Вивара и сожалел, что не умел, как испанский офицер, добиваться повиновения солдат одним словом, жестом, взглядом. Возможно, это приходит с опытом. По крайней мере, он не потерял ни одного человека. Они все были в строю, за исключением Тэрранта и тех немногих, кто в госпитале в Коимбре оправлялся от лихорадки.

Прошёл месяц со дня падения Опорто. Форт на вершине горы был почти достроен, и, к удивлению Шарпа, его люди работали с удовольствием. Дэниэл Хэгмэн уже потихоньку ходил, и когда он немного окреп, Шарп вынес на солнышко кухонный стол, сидя за которым Хэгмэн разбирал, чистил и смазывал одну за другой винтовки. Те, кто убежал из Опорто, или вернулись в город, или нашли приют в других местах, но действия французов создавали всё новых беженцев. Повсюду, где партизаны устраивали засады, лягушатники разорили близлежащие деревни. Даже там, где засад не было, фермы беспощадно опустошались в поисках провианта. Всё больше народа стекалось в Вила Реаль де Зедес, привлечённые слухами, что французы почему-то обходят деревню стороной. Почему — не знал никто, хотя старухи заявляли, что долина находится под покровительством Святого Жозефа, чья статуя в натуральную величину красовалась в церкви. Деревенский священник, отец Жозеф, поощрял эти слухи. Под его руководством статую вынесли из церкви, украсили отцветающими нарциссами и короновали лавровым венком, а потом обнесли вдоль границ деревни, чтобы показать святому точные границы земель, нуждающихся в его защите. Народ верил, что Вила Реаль де Зедес самим Богом предназначено стать прибежищем от ужасов войны.

Май начался дождём и ветром. Последние цветы, опавшие с деревьев, лежали в траве мокрыми ворохами розовых и белых лепестков. И французы всё так же обходили деревню стороной. Мануэль Лопес считал, что они слишком заняты, чтобы беспокоиться о Реаль де Зедес.

— У них неприятности, — говорил он удовлетворённо. — От Сильверия в Амаранте у них колики в брюхе, а дороги на Виго перекрыты партизанами. Они отрезаны! Нет пути обратно! Так что здесь они нас не потревожат.

Лопес часто пробирался в соседние селения, изображая коробейника, продающего крестики и образки, и из своих вылазок приносил новости о французах.

— Днём они патрулируют дороги, ночью напиваются — говорил он. — Они хотят вернуться домой.

— И ещё они ищут продовольствие, — заметил Шарп.

— Ищут, да, — согласился Лопес.

— И однажды, когда проголодаются, придут сюда.

— Подполковник Кристофер им не позволит, — беспечно сказал Лопес.

Они с Шарпом шли по дороге к вилле. У ворот — ближе Шарп своим стрелкам-протестантам подходить к деревне не позволял — на посту стояли Харрис и Купер. Надвигался дождь. Северные холмы уже скрылись за серым занавесом, и Шарп дважды услышал раскаты грома. Возможно, это был отзвук орудийной канонады из Амаранте, но слишком уж громкий.

— Скоро мы уходим, — объявил Лопес.

— Возвращаетесь в Брагансу?

— Нет, в Амаранте. Мои люди выздоровели. Пришло время снова взяться за оружие.

— Сделайте одну вещь, прежде чем уйдёте, — сказал Шарп, игнорируя скрытую в последней реплике Лопеса критику. — Прикажите беженцам уходить из деревни. Пусть идут домой. Скажите им, что Святой Жозеф устал и не сможет защитить их, когда придут французы.

Лопес покачал головой и уверенно заявил:

— Французы не придут.

— И когда они придут, я не смогу защитить деревню, — так же упрямо продолжил Шарп. — У меня недостаточно людей.

Лопес скривился в отвращении:

— Будете защищать только виллу, потому что она принадлежит английской семье?

— Я не буду защищать чёртову виллу! — зло бросил Шарп. — Я буду обороняться на вершине, потому что хочу выжить. Ради Бога, нас меньше шести десятков, а французы пришлют полторы тысячи!

— Они не придут, — бросил Лопес, раздражённо обрывая с ветки высохшие белые цветы. — Никогда не доверял Сэвиджевскому порто! — он показал Шарпу лепестки. — Это бузина. Недобросовестные виноделы добавляют бузинный сок в вино, чтобы сделать его вкус богаче.

Он стряхнул с ладони лепестки, и Шарп внезапно вспомнил тот день в Опорто, день, когда французы взяли город, когда на Дору тонули беженцы. Тогда пушечное ядро ударило в дерево, рассыпая розовато-красные лепестки, Кристофер решил, что это вишнёвый цвет, а Шарп сказал, что это — дерево Иуды…

— Боже! — пробормотал Шарп. — Он — проклятый предатель!

— Кто?

— Чёртов подполковник!

Это была, конечно, всего лишь догадка, внезапное озарение, но теперь все кусочки мозаики сложились в целую картину. Шарп долго разрывался между неясными подозрениями в измене и неопределённой верой в некую таинственную дипломатическую миссию, которую подполковник выполнял, но теперь он вспомнил выражение лица Кристофера при упоминании имени Иуды. Тогда он не только оскорбился, он испугался! Кристофер оказался не просто вором — предателем.

— Вы правы, — сказал он удивленному Лопесу. — Пришло время драться. Харрис!

Он повернулся к воротам.

— Сэр?

— Найдите сержанта Харпера. И лейтенанта Висенте.

Висенте пришёл первым. Шарп не смог объяснить, почему он настолько уверен, что Кристофер — предатель, но Висенте не стал с ним спорить. Кристофер был ненавистен португальцу, потому что женился на Кейт, к тому же ему, как и Шарпу, надоела беззаботная жизнь на вилле.

— Добудте продовольствие, — настойчиво сказал Шарп. — Сходите в деревню, попросите, чтобы они испекли хлеб; закупите столько солёного и копчёного мяса, сколько сможете. Я хочу, чтобы к вечеру у каждого человека был рацион на пять дней.

Харпер проявил осторожность.

— Я думал, что у вас приказ, сэр.

— Он есть, Пат, от генерала Крэддока.

— Господи, сэр, это неповиновение приказу главнокомандующего.

— А кто передал приказ? — спросил Шарп. — Это сделал Кристофер. Он обманул Крэддока, как и остальных.

Относительно этого он не был уверен, у него не было доказательств, но и смысла в том, чтобы прохлаждаться на вилле он тоже не видел. Шарп собирался идти на юг, положившись на то, что капитан Хоган защитит его от гнева генерала Крэддока.

— Мы выйдем сегодня вечером, когда сгустятся сумерки, — сказал он Харперу. — Проверьте у всех снаряжение и боеприпасы.

Харпер глубоко втянул ноздрями воздух:

— Пойдёт дождь, сэр. Дождь — это плохо.

— По божьей воле кожа у нас непромокаемая.

— Думаю, будет лучше, если мы выйдем после полуночи, сэр. Пусть дождь кончится.

Шарп покачал головой.

— Я хочу уйти отсюда, Пат. Мне что-то стало здесь неуютно. Пойдём на юг. К реке.

— Я думал, «граппо» забрали все лодки.

— Не хочу идти на восток, — Шарп кивнул в сторону Амаранте, откуда доносились отзвуки боя. — А на западе только лягушатники…

На севере — только горы, голые скалы и ничего, кроме голода. На юге — река, и где-то по ту сторону Дору — британская армия. Не могли же французы уничтожить лодки на всём протяжении обрывистого северного берега!

— Лодку мы найдём, — пообещал он Харперу.

— Сегодня вечер будет тёмный, сэр. Нам повезёт, если найдём тропу.

— Ради Бога! — воскликнул Шарп, раздражённый пессимизмом Харпера. — Мы патрулировали окрестности целый чёртов месяц! Мы найдём дорогу на юг.

К вечеру у них было два мешка хлеба, немного очень твердого копченого козьего мяса, два круга сыра и мешок бобов. Шарп распределил всё среди стрелков, потом, под настроение, пошёл на кухню и стянул две большие коробки чая. Он решил, что если бы Кейт была здесь, она, конечно, не отказалась бы подарить стрелкам немного хорошего китайского чая. Он отдал одну коробку Харперу, другую положил в свой ранец.

Начался дождь. Капли барабанили по черепице и скатывались водопадами на каменные плиты двора. Дэниэл Хэгмэн смотрел на дождь из ворот конюшни.

— Я себя прекрасно чувствую, — заверил он Шарпа.

— Мы можем сделать носилки, Дэн, если вы почувствуете себя плохо.

— Господи, нет, сэр! Я в полном порядке, в полном порядке!

Никто не хотел выходить под этот ливень, но Шарп был настроен использовать каждый час темноты, чтобы пробраться к Дору. Он надеялся достигнуть реки завтра к полудню, там он позволит людям отдохнуть, в то время как он разведает берег в поисках возможности для переправы.

— Надеть ранцы! — приказал он. — Готовность к выходу.

Он наблюдал, не проявит ли Вильямсон признаки неповиновения, но тот торопился вслед за остальными. Висенте раздал винные пробки, и солдаты заткнули ими дула мушкетов и винтовок. Оружие не заряжали, потому что при таком дожде пороховой заряд превратится в серую слякоть. Некоторые заворчали, услышав приказ Шарпа: «Выходим!» — но, сгорбившись, все последовали за ним во двор и дальше в лес, где дубы и белоствольные берёзы раскачивались под порывами ветра и потоками дождя. Через четверть мили Шарп промок до костей, но он утешал себя, что, скорее всего, мерзкая погода удержит французов под крышей. Под затянувшими небо чёрными, раздувшимися от влаги тучами, казалось, задевавшими иззубренные развалины сторожевой башни, стемнело раньше обычного; вечер быстро сменялся ночью. Шарп обогнул холм с запада и, выйдя из-за деревьев, с сожалением бросил взгляд на возведённые ими из старых камней стены форта.

Он приказал сделать короткий привал, чтобы дождаться отставших. Дэниэл Хэгмэн, казалось, держался хорошо. Харпер, с пояса которого свисали два копчёных козьих окорока, поднялся по склону на несколько футов выше, чтобы присоединиться к Шарпу, который смотрел на появляющихся из-за завесы ливня людей.

— Проклятый дождь, — заявил Харпер.

— Когда-нибудь он закончится.

— Да ну? — с простодушным видом отозвался Харпер.

В этот момент Шарп заметил блик света в виноградниках — слишком тусклый, маленький и слишком близко к подножию холма, чтобы быть молнией, — но он знал, что ему это не почудилось. Если бы чётров Кристофер не украл подзорную трубу! Он пристально вглядывался в то место, где видел короткий отсвет, но не видел ничего подозрительного.

— Что случилось? — Висенте поднялся по склону и присоединился к нему.

— Кажется, я видел какой-то отблеск, — сказал Шарп.

— Я вижу только дождь, — пожал плечами Харпер.

— Может, осколок стекла? — предположил Висенте. — Я как-то нашёл римские вещицы возле Энтрос-Риос. Две разбитые вазы и несколько монет эпохи Септимуса Севера.

Шарп не слушал, наблюдая за виноградниками.

— Я отдал монеты в семинарию в Порто, — продолжал Висенте, повышая голос, чтобы его было слышно в шуме ливня. — Святые отцы создали там небольшой музей.

— Солнце не отражается от стекла, когда идёт дождь, — размышлял вслух Шарп.

Но ведь что-то блеснуло там, некий отсвет от мокрой гладкой поверхности. Он всматривался в просветы между стенами виноградных лоз и вдруг снова увидел то, что искал. Он выругался.

— Что там? — спросил Висенте.

— Драгуны! — сказал Шарп. — Их, мерзавцев, много. Они спешились и наблюдают за нами.

Тот блик был тусклым отсветом медного шлема. Наверное, в защитном чехле на шлеме была прореха, и это обрнаружило человека, бегущего вдоль живой изгороди. Теперь, когда Шарп различил зелёный мундир среди зеленых виноградных лоз, он увидел и остальных.

— Ублюдки собирались нас заманить в засаду, — сказал он, чувствуя невольное восхищение врагом, использовавшим столь мерзкую погоду, чтобы уничтожить их.

Шарп понял, что они, должно быть, появились в окрестностях Вила Реаль де Зедес днём, и он их проглядел. Значит, они видели построенный на вершине форт и поняли, что это должно было стать его убежищем.

— Сержант! — рявкнул он Харперу. — На вершину! Живо!

И молился, чтобы не было слишком поздно.

Подполковник Кристофер переписал правила, но все же шахматные фигуры могли передвигаться лишь так, как им предписано традицией. И знание этих традиций позволяло ему предвидеть исход партии с большей, как он полагал, проницательностью, чем большинству игроков.

Было два возможных результата французского вторжения в Португалию. Или победят французы, или, что гораздо менее вероятно, португальцы с их британскими союзниками так или иначе вытеснят армию Сульта.

Если бы французы победили, Кристофер стал бы владельцем виноделен Сэвиджей, союзником, которому доверяют новые хозяева страны, и богатым настолько, что это трудно было представить.

Если бы победили португальцы и их британские союзники, он объяснил бы своё присутствие на оккупированной территории содействием существующему лишь в воображении его сторонников заговору Аржантона, а крах предполагаемого мятежа оправдает провал его планов. Затем ему придётся переставить несколько пешек, чтобы остаться владельцем виноделен Сэвиджей, которых будет достаточно, чтобы сделать его богатым человеком, хоть и не настолько, чтобы это трудно было представить.

Он не мог проиграть, пока пешки ходили так, как им полагалось. Одной из таких пешек был майор Анри Дюлон, заместитель командира 31-ого вольтижёрского полка, являвшегося одним из первоклассных французских формирований легкой пехоты на территории Португалии. Дюлону не было равных во всей армии. Он был жесток, смел и безжалостен. Этим ранним майским вечером, насмотря на низкую облачность, дождь и ветер, работа майора Дюлона состояла в том, чтобы по южной тропе привести своих вольтижёров на вершину холма, к сторожевой башне, возвышающейся над виллой, в то время, как драгуны окружат деревню. Бригадир Виллар приказал не выпускать разношёрстные вражеские отряды, собравшиеся в Вила Реаль де Зедес.

Именно Виллар предложил напасть в сумерках. Чаще всего для неожиданной атаки выбирают рассвет, но Виллар считал, что бдительность солдат притупляется в конце дня.

— Они с нетерпением предвкушают встречу с бурдюком вина, распутной девкой и горячей едой, — заявил он Кристоферу, когда назначил для атаки время без четверти восемь вечера.

В это время солнце уже садится, но до половины девятого держатся сумерки. Впрочем, облачность была такой плотной, что Виллар сомневался, не стемнеет ли сразу. Хотя это значения не имело. Дюлону дали отличные часы фирмы Брегет, и он обещал, что его люди будут на Холме Сторожевой Башни без четверти восемь, в то же самое время, когда драгуны завершат окружение деревни и виллы. Оттуда, сверху, часть вольтижёров атакует виллу с юга.

— Сомневаюсь, что Дюлон останется и будет наблюдать за боем, — сказал Виллар Кристоферу. — Он — кровожадный сукин сын.

— Вы поручили ему самое опасное задание, верно?

— Только если враг будет на вершине, — объяснил бригадир. — Я надеюсь захватить их внезапно, подполковник.

Кристоферу казалось, что план Виллара сработал. Без четверти восемь драгуны ворвались в Вила Реаль де Зедес, не встретив почти никакого сопротивления. Перед атакой ударил гром, молния расколола небо и отразилась серебряными сполохами на лезвиях длинных драгунских сабель. Возле таверны и у церкви кто-то беспорядочно отстреливался, и двое драгун были ранены. Позже Виллар, допрашивая оставшихся в живых, обнаружил, что в деревне на излечении находилась группа партизан. Кое-кто из них скрылся, но восьмерых прикончили, а ещё больше, включая главаря, так называемого Школьного Учителя, взяли в плен.

Ещё сотня драгун направилась к вилле. Командовавший ими капитан должен был соединиться с пехотой, спускавшейся из леса. Ему предстояло обеспечить охрану виллы от разграбления.

— Не хотите пойти с ними? — спросил Виллар.

— Нет, — Кристофер смотрел, как деревенских девушек заталкивали в таверну.

— Понимаю, — усмехнулся Виллар. — Здесь будет весело.

И развлечение, обещанное Вилларом, началось. Селяне ненавидели французов, а те с тем же пылом ненавидели селян. К тому же в деревне обнаружили партизан, а всем известно, что подобных паразитов надо беспощадно вытравливать. Пленных партизан во главе с Мануэлем Лопесом загнали в церковь и заставили разбить в щепки алтарь, резные ограждения и статуи святых и сложить обломки большой грудой в центре нефа. Отец Жозеф призывал прекратить вандализм, но драгуны сорвали с него одежды, и, порвав рясу на полосы, нагого привязали к большому распятию, которое висело над алтарём.

— Эти священники — хуже всех, — объяснил Виллар Кристоферу. — Они призывают народ бороться против нас. Нам придётся убить каждого попа в Португалии.

К церкви сгонялись и другие пленники. Любой крестьянин, в доме у которого находили огнестрельное оружие, кто попытался оказать сопротивление, был схвачен. Отцу, пытавшегося защитить свою тринадцатилетнюю дочь, в церкви драгунский сержант переломал руки и ноги большим молотом, взятым с наковальни деревенской кузницы.

— Так намного проще, чем связывать их, — объяснил Виллар.

Кристофер содрогнулся, услышав хруст ломающихся под молотом костей.

Некоторые из мужчин плакали, другие кричали, но большинство хранили упорное молчание. Отец Жозеф читал отходную молитву, пока драгун не успокоил его, сломав челюсть ударом сабли.

Уже совсем стемнело. Дождь всё ещё стучал по церковной кровле, но уже не столь яростно. Отсвет молнии озарил снаружи окна, когда Виллар подошёл с горящей свечой к груде обломков алтаря и расколотой мебели, посыпанной порохом из зарядов драгунских карабинов. Он поместил свечу в центр кучи и отошёл. Мгновение огонёк был маленьким, слабым, колеблющимся от сквозняка, безобидным, но вдруг зашипел — и вспыхнул ярким, быстрым пламенем. Раненые громко закричали, когда дым заклубился вокруг потолочных балок. Виллар и драгуны отступили к двери.

— Бьются, как рыбы, — заметил Виллар, наблюдая, как люди пытались подползти к огню в тщетной надежде погасить его. — Дождь замедлит горение, но не сильно, — смеясь, объяснил он Кристоферу. — Когда загорится крыша, им придёт конец. Но на это потребуется немало времени. Лучше нам покинуть это место.

Драгуны вышли, заперев за собой церковные двери. Дюжина из них осталась мокнуть под дождём, чтобы удостовериться, не перекинется ли огонь на другие постройки или, что маловероятно, не попытается ли кто-нибудь выбраться из огня. Виллар же в сопровождении Кристофера и группы офицеров направился в самую большую деревенскую таверну, ярко освещённую множеством свечей.

— Будем ждать рапорта от пехоты о завершении операции, — заявил Виллар. — А пока поищем, чем занять время, не так ли?

— Верно, — Кристофер придержал треуголку, потому что пришлось пригнуть голову, входя в дверь таверны.

— Мы будем есть, — сказал бригадир Виллар, — И пить, — он посмотрел на девушек, выстроенных вдоль стены в главном зале трактира. — Что вы об этом думаете?

— Соблазнительно, — ответил Кристофер.

— Верно, — Виллар всё ещё не полностью доверял Кристоферу.

Англичанин пока старался держаться в стороне, но теперь Виллар намеревался проверить его.

— Выбирайте, — сказал он, указав на девушек.

Солдаты, охранявшие пленниц, засмеялись, а девушки тоненько завизжали. Если бы англичанин побрезговал, этим он обнаружил бы свою нерешительность или, что ещё хуже, симпатию к португальцам. Даже во французской армии были офицеры, которые считали, что плохо обращаясь с португальцами, армия лишь усугубляет свои проблемы, но Виллар, как и большинство французов, полагал, что португальцы должны быть жестоко наказаны, чтобы никогда больше не смели поднимать руку на солдат наполеоновской армии. Насилие, мародёрство и вандализм были, по мнению Виллара, тактически верными действиями в ответ на сопротивление населения, и теперь он хотел увидеть, присоединится ли к этим действиям Кристофер, сумеет ли вежливый англичанин разделить с французами их сегодняшнюю победу.

— Поторопитесь, — заметил Виллар. — Я обещал моим людям, что те, которых не возьмём мы, достанутся им.

— Я возьму вон ту девчонку, рыжую, — по-волчьи оскалившись, заявил Кристофер.

Девушка вскрикнула, но в ту ночь в Вила Реаль де Зедес многие кричали. Так же, как и на холме к югу от деревни.

Шарп бежал. Он подгонял солдат, чтобы как можно быстрее добраться до вершины холма, и успел промчаться ярдов сто, прежде чем немного успокоился и понял, что всё делает неправильно.

— Оставить оружие! — крикнул он. — Бросить груз!

Стрелки оставили только винтовки, ранцы и патронные коробки. Люди лейтенанта Висенте сделали то же самое. Шесть португальцев и такое же количество стрелков остались, чтобы стеречь мешки с продовольствием и шинели, а остальные последовали за Шарпом и Висенте. Теперь они передвигались гораздо быстрее.

— Вы видели там этих ублюдков? — задыхаясь, спросил Харпер.

— Нет, — ответил Шарп, но он понимал, что французы постараются взять форт, потому что эта высота господствовала над окрестностями.

Это означало, что они послали не меньше роты, чтобы обойти холм с юга и скрытно подняться на вершину, и необходимо было их опередить. У Шарпа не было доказательств, что французы участвовали в этой гонке, но он считал, что нельзя недооценивать врага. Приходилось только молиться, чтобы французы уже не заняли форт. Дождь припустил сильнее. В такую погоду никакое оружие стрелять не будет. Придётся драться мокрой сталью, кулаками и прикладами. Ботинки Шарпа вязли в мокром мху и скользили по камням. Он совсем задохнулся, но всё же взобрался по боковому склону и вышел на тропу, которая вела на вершину холма с севера. Шарп, чтобы загрузить людей работой, заставил их расширить и утрамбовать дорогу, вырубив ступени в самых крутых местах и установив перила из берёзовых жердей, и теперь это позволило ускорить движение. До вершины оставалось совсем немного, но он решил пока не смыкать ряды. Сейчас важнее всего подняться на вершину. Тот, кто придёт вторым, отправится прямиком к дьяволу. Он всматривался в вихри туч и потоки дождя, но не увидел ничего, кроме мокрых камней и ослепительно вспыхнувшей молнии, ударившей в каменную стену. Шарп подумал о том, что деревня обречена. Он сожалел, что не мог ничего сделать, но у него было слишком мало людей, чтобы защитить селян, и он пытался предупредить их о грозящей опасности.

Дождь бил в лицо, ослепляя. Он скользил на бегу. В боку кололо, ноги горели огнём, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Винтовка моталась на плече, патронная коробка билась о левое бедро. Шарп вытащил палаш из ножен, но выронил его, когда, поскользнувшись, схватился за выступ скалы. Пока он подбирал оружие, его нагнал Висенте. Харпер отстал шагов на двадцать, еле дыша. Шарп оттолкнулся от валуна и побежал дальше. На востоке вспыхнула молния, очертив чёрные контуры холмов и косо хлещущие потоки дождя. Гром прокатился по небу, оглушительно грохоча. Шарпу казалось, что он поднимается в сердце шторма, чтобы присоединиться к неведомым богам войны. Буря рвала его на части. Его кивер снесло с головы. Ветер вопил, стонал, был полон дождём и раскатами грома, и Шарпу казалось, что он уже никогда не доберётся до вершины, но вдруг перед ним выросла первая линия укреплений его маленького форта, где тропа зигзагом шла между двумя небольшими редутами. Молния ударила вниз, справа высветилась тёмная, мокрая бездна, из которой они только что поднялись. В течение краткого мига он думал, что вершина пуста, но потом увидел отсвет молнии, отразившейся от лезвия штыка, и понял, что французы уже здесь. Вольтижёры Дюлона за несколько секунд до этого заняли сторожевую башню, но не успели добраться до северных редутов, где появились люди Шарпа.

— Выбросьте их оттуда! — проревел Дюлон своим солдатам.

— Бей ублюдков! — крикнул Шарп.

Его клинок скользнул по штыку, скрежетнул по дулу мушкета, и он ринулся вперёд, отбросив врага и нанося лбом сокрушительный удар ему в нос. Его обогнали те, кто шли следом, в темноте рядом зазвенели штыки. Шарп добавил оглушённому противнику эфесом палаша по физиономии, вырвал у него мушкет, отбросил в сторону и поспешил навстречу группе французов, пытавшихся организовать оборону высоты. Они целились из своих мушкетов, и Шарпу оставалось надеяться, что в этом водяном смерче кремнёвые замки просто не сработают. Двое сцепились слева от него, Шарп рубанул сбоку по синему мундиру. Француз уклонился от клинка, и Харпер сбил его с ног ударом приклада.

— Боже, спаси Ирландию, — Харпер диким взглядом смотрел на французов возле сторожевой башни.

— Мы собираемся атаковать этих ублюдков! — крикнул Шарп стрелкам, собирающимся около него.

— Боже, спаси Ирландию…

— Огонь! — скомандовал французский офицер.

Кремни щёлкнули о сталь, но высеченные искры умерли в потоках дождя.

— Теперь прикончим их! — проревел Шарп. — Немедленно, дьявол их побери!

Французы были на его вершие, на его земле, и в его душе бушевал гнев столь же мощный, как буря, ревущая в небе. Он ринулся в гору, длинные штыки французских мушкетов опустились вниз. Шарп не забыл, как дрался в Гавилгуре на крутом склоне бреши, и он повторил тот же приём: поднырнул под штык, схватил француза за ногу и сдёрнул вниз. Француз с криком покатился по склону, и в него вонзились три штыка. Португальцы Висенте, понимая, что не могут стрелять во врага, начали швырять в них камни, и под их градом лягушатники дрогнули. Повинуясь приказу Шарпа, стрелки пошли врукопашную. Отбив удар штыком палашом, он перехватил мушкет левой рукой и дёрнул на себя, так, чтобы его противник напоролся на штык Харпера. Харрис рассекал воздух топором, которым он обычно расчищал дорогу через заросли берёз, лавров и дубов в лесу, и французы расступались перед этим страшным оружием. Камни свистели в воздухе, и стрелки Шарпа, захлёбываясь рычанием, пробивались с боем наверх. Француз пнул Шарпа в лицо, но Купер перехватил его ботинок и перерубил ногу штыком. Могучий Харпер вращал винтовкой, как дубиной, сбивая французов с ног. Стрелок завалился назад, хлещущую из горла кровь немедленно смыл дождь. Его место занял португальский солдат, нанося штыком удары и выкрикивая оскорбления. Держа палаш обоими руками, Шарп вонзал его в тело, поворачивал, вытаскивал и наносил удар снова. Ещё один португалец рядом с ним вонзил свой штык в пах французу; сержант Мачедо, оскалив зубы, дрался ножом. Лезвие, влажно блестя, окрасилось кровью, которую смыло струями дождя, — и вновь окрасилось кровью. Французы отступали к открытой каменной площадке перед руинами сторожевой башни; офицер зло кричал на них, потом выступил вперёд, подняв саблю. Шарп встретил его, клинки сшиблись, и Шарп нанёс врагу удар головой в лоб. Вспышка молнии высветила гримасу удивления на лице француза, но он, очевидно, учился в той же «школе», потому что немедленно попытался пнуть Шарпа в пах и нанести удар пальцами по глазам. Шарп уклонился и хотел врезать противнику в челюсть эфесом палаша, но офицера оттащили назад двое его солдат, спася от сокрушительного удара.

Высокий сержант-француз налетел на Шарпа, крутя мушкетом. Пытаясь отстраниться, Шарп упал, но Висенте сделал прямой выпад саблей, и её остриём разорвал сержанту трахею. Хрипя, как дырявый бурдюк, француз рухнул, фонтанируя брызгами розовой, разбавленной дождевой водой, крови. Потрясённый Висенте отступил назад, но его солдаты шли вперёд мимо него, врываясь в южные редуты, с энтузиазмом дырявя французов штыками. Нож сержанта Мачедо застрял в груди француза, он схватил французский мушкет, орудуя им, как дубиной. Вольтижёр попытался вырвать оружие из его рук, и сержант выпустил ствол, а потом пнул его в живот. Поскользнувшись на краю утёса, француз ошеломлённо выпучил глаза, поскользнулся и рухнул с криком вниз. Его длинный вопль прервался влажным ударом о скалы где-то далеко внизу, мушкет загремел о камни, но всё потонуло в раскатах грома. Молния пронзила тучи. Шарп заорал своим людям:

— Обыщите башню!

С лезвия его палаша капала смешанная с дождевой водой кровь. Новая вспышка молнии высветила большой французский отряд, поднимающийся по тропе с юга. Они были на полпути к вершине. Шарп понял, что они сейчас столкнулись с авангардом. Им повезло, что основные силы противника, которые должны были занять высоту, опоздали, иначе они с лёгкостью отразили бы отчаянную контратаку Шарпа и Висенте. Висенте размещал людей на позиции в расположенном ниже на тропе редуте. Один из стрелков лежал мёртвым возле сторожевой башни.

— Это Шон Доннели, — сказал Харпер.

— Жаль, — сказал Шарп. — Хороший был человек.

— Маленький злобный ублюдок из Дени, — заметил Харпер. — Остался должен мне четыре шиллинга.

— Он хорошо стрелял.

— Когда не был пьян, — согласился Харпер.

Пендлтон, самый юный из стрелков, принёс Шарпу его кивер:

— Нашёл на склоне, сэр.

— Что вы там делали, когда должны были драться? — требовательно спросил Харпер.

— Я только нашёл это, сэр, — Пендлтон был испуган.

— Вы кого-нибудь убили? — настаивал Харпер.

— Нет, сержант.

— Тогда сегодня вы не заработали свой клятый шиллинг, не так ли? Райт! Пендлтон! Вильямсон! Додд! Симс!

Харпер организовал группу, чтобы вернуться туда, где лежал оставленный перед атакой груз. Шарп послал двух человек раздеть мёртвых и собрать оружие и боеприпасы. Гарнизона, который Висенте сформировал в южной части форта, было достаточно, чтобы удержать французов от попытки второго штурма высоты, и португальский лейтенант присоединился к Шарпу у сторожевой башни, где ветер свистел в разбитых камнях.

— Что мы можем сделать для деревни? — спросил он.

— Ничего.

— Там женщины! Дети!

— Я знаю.

— Мы не можем оставить их!

— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросил Шарп. — Чтобы мы пошли и спасли их? А что в это время произойдёт здесь? Ублюдки захватят высоту, — он ткнул пальцем во французских вольтижёров, которые топтались на полпути к вершине, не зная, продолжать ли подъём или оставить свои намерения. — А когда вы доберётесь до деревни, что вы найдёте там? Драгунов! Сотни проклятых драунов! И когда погибнут последние из ваших солдат, вы почувствуете удовлетворение от мысли, что попытались спасти деревню… Нет, вы ничего не можете сделать для них.

Но Висенте был упрям:

— Мы должны попробовать.

— Вы хотите послать людей в патруль? Сделайте это, но остальные будут здесь. Это место — наш единственный шанс остаться в живых.

Висенте содрогнулся:

— Вы не собираетесь идти на юг?

— Если мы спустимся с этого холма, — сказал Шарп, — драгуны скосят нас своими чёртовыми саблями. Мы в ловушке, лейтенант.

— Вы позволите мне послать патруль в деревню?

— Троих, — уступил Шарп.

Он бы даже троим не разрешил идти с Висенте, но видел, что портулагьский лейтенант отчаянно хочет узнать, что случилось с его соотечественниками.

— Передвигайтесь скрытно, лейтенант, — приказал Шарп, — Укрывайтесь в деревьях. Передвигайтесь очень осторожно.

Висенте вернулся три часа спустя, так и не добравшись до деревни. Вокруг Вила Реаль де Зедес было слишком много драгун и синемундирной пехоты.

— Я слышал крики, — сказал он.

— Да, — согласился Шарп. — Вы сделали, что могли.

В долине, ниже виллы, сырой тёмной ночью горела деревенская церковь. Это был единственный свет, который он видел во мраке. Ни звёзд, ни мерцающих огоньков свечей и ламп в деревенских окнах — только мрачное красное пламя пожара. И Шарп понимал, что завтра французы придут сюда снова.

Утром французские офицеры завтракали на террасе, укрытые сенью увившей решётки виноградной лозы. Деревня изобиловала продовольствием, и на завтрак подали недавно испеченный хлеб, ветчину, яйца и кофе. Дождь прошёл, в ветре ещё ощущалась его влага, в долине пряталась ночная тень, но небо обещало тёплый солнечный день. Дым сожженной церкви плыл на север, и с ним — тошнотворный запах горелой плоти.

Рыженькая Мария принесла подполковнику Кристоферу его утренний кофе. Подполковник извлёк изо рта зубочистку из слоновой кости и весело поблагодарил её:

— Obrigado, Мария.

Мария содрогнулась, но торопливо кивнула и удалилась.

— Она заменила вашего слугу? — спросил бригадир Виллар.

— Несчастный парень куда-то делся, — пожал плечами Кристофер. — Сбежал.

— Хорошая замена, — заметил Виллар, следя за Марией. — Она гораздо симпатичней.

— Была, — согласился Кристофер. — Но будет симпатичной снова.

Лицо Марии было покрыто ужасными синяками и всё распухло, и от былой красоты осталось немного.

— Вы сильно избили её, — с лёгким упрёком сказал Виллар.

Кристофер отхлебнул свой кофе.

— У англичан есть поговорка, бригадир. Чем больше колотишь собаку, женщину и ореховое дерево, тем лучше.

— Ореховое дерево?

— Говорят, чем сильнее трясёшь ствол, тем больше нападает орехов. Понятия не имею, верно ли это, но точно знаю, что женщину надо сломать, как собаку или лошадь.

— Сломать? — Виллара покоробил хладнокровный цинизм Кристофера.

— Глупая девчонка сопротивлялась, — объяснил Кристофер, — Устроила драку. Я показал, кто её хозяин. Каждой женщине нужно показать это.

— Даже жене?

— Особенно жене, — сказал Кристофер, — Хотя тут надо действовать медленнее. Хорошую кобылу надо объезжать неторопливо. Но эту нужно было быстро вздуть. Я не возражаю, если она злится на меня, но никто не хочет, чтобы жена кисла от недовольства.

Не у одной Марии сегодня утром было разбито лицо. У угрюмого майора Дюлона на переносице красовалась чёрная отметина. Именно он с небольшой группой своих людей добрался до сторожевой башни, опередив британских и португальских солдат, и был потрясён свирепостью, с которой враг напал на него.

— Позвольте мне вернуться, mon General, — умолял он Виллара.

— Конечно, Дюлон, конечно.

Виллар не обвинял офицера в ночном конфузе. Оказалось, что британские и португальские солдаты, которые должны были оказаться на конюшенном дворе за виллой, почему-то двинулись на юг и оказались на полпути к сторожевой башне, когда начался штурм. Но майор Дюлон не привык терпеть неудачи, и поражение больно ударило по его гордости.

— Разумеется, вы вернётесь, — заверил его бригадир. — Но не сразу. Думаю, мы вначале позволим проделать этот грешный путь les belles fille.

— Красивым девушкам? — Кристофер удивился, зачем это Виллару посылать девушек к сторожевой башне.

— Так император называет пушки, — объяснил Виллар. — На батарее в Валенго есть пара гаубиц. Я уверен, что артиллеристы будут рады позволить нам поиграть их игрушками, не так ли? Один день учебных стрельбищ — и те идиоты на вершине будут сломлены, как и ваша рыжая.

Бригадир кинул взгляд на девушек, которые готовили завтрак.

— Я осмотрю нашу цель после завтрака. Может быть, вы предоставите мне честь воспользоваться вашей подзорной трубой?

— Конечно, — Кристофер передал трубу через стол. — Но будьте осторожнее, мой дорогой Виллар. Это очень ценная для меня вещь.

Виллар достаточно знал английский язык, чтобы прочесть на латунной табличке инициалы:

— Кто это — «АW»?

— Сэр Артур Уэлсли, разумеется.

— И за что же он выразил вам благодарность?

— Неужели вы ожидаете, что джентльмен ответит на подобный вопрос, мой дорогой Виллар? Это было бы хвастовсто. Будет достаточно сказать, что я получил сей дар не за то, что ваксил его ботинки.

Кристофер скромно улыбнулся и обратил своё внимание на хлеб и яйца.

Офицер с запросом о паре гаубиц в сопровождении двухсот драгун быстро съездили назад в Валенго и вернулись тем же утром. Правда, только с одной гаубицей. Но Виллар знал, что этого более чем достаточно. Стрелки были обречены.