"Пламя возмездия" - читать интересную книгу автора (Бирн Биверли)5Большую часть ночи Майкл провел стоя у балконной двери своего номера и всматриваясь туда, где лежала затемненная гавань. Когда настал рассвет, и из-за моря показалось солнце, он все еще пребывал в раздумье. Майкл не знал, как поступить. Его инстинкты гнали его в обитель, душой он рвался в монастырь Лас Ньевес, чтобы еще раз встретиться с этой женщиной, но логика подсказывала иное решение. Его голова раскалывалась от бессмысленного нагромождения фактов. Он пытался как-то систематизировать их, установить между ними логические связи. Первое: сестра Магдалина была мошенницей, лгуньей, наделенной огромным талантом. Следовательно, она солгала ему, уверяя его в том, что о Мендоза ей сообщили небеса. Бог, насколько мог понимать Майкл, не занимался раздачей своих божественных известий шлюхам. Второе: кто-то пересказал ей эту историю несколько лет назад, и она записала ее. Это должен быть человек, которому каким-то образом стали известны эти невероятные вещи, происходившие с Мендоза. Майклу предстояло выяснить, кто этот человек. Но без помощи этого, претендовавшего на святость создания, ему ни за что этого не выяснить. Третье: теперь, после того как ему стали известны такие нелицеприятные стороны ее жизни, для него не составило бы труда вытряхнуть из нее всю правду. На этом острове католическая вера была по сути единственной. На религию здесь смотрели весьма серьезно. Это же относилось и к пребыванию в монашеских орденах. Вряд ли эта женщина пожелала бы, что ее, столь постыдная тайна, станет достоянием всего Пуэрто-Рико. Перед Майклом стала дилемма – либо он должен был какое-то время выждать, либо сегодня же отправиться в обитель. Выжидание имело смысл, оно могло упрочить его позицию. У нее будет достаточно времени, чтобы обдумать свое новое положение, в котором она оказалась после этой непредвиденной встречи в переулке. Но не исключалось также, что она могла куда-нибудь улизнуть, пока он будет сидеть и ждать. С другой стороны, возникал вопрос: куда она улизнет? Пуэрто-Рико – не очень большой остров, с ограниченными возможностями незаметно покинуть его, и это могло служить своего рода страховкой для него. В дверь легонько постучали. – Войдите, – ответил Майкл по-испански. Вошел Бриггс, на здоровой руке у него возвышался поднос. Нес он его не без грации. – Сэр, вы сейчас что-то сказали, и я понял это как разрешение войти. Я вас правильно понял? – Да, Бриггс, ты все правильно понял: я подумал, что это кто-нибудь из местных. – Они все еще спят, насколько мне известно. Я уже говорил им, что вы рано завтракаете, но все равно одного из этих ребят мне пришлось силком из постели вытаскивать и ставить за плиту. – Бриггс опустил поднос на низкий столик рядом с балконом. – Ничего у них не нашлось, кроме кофе и этого печенья, сэр. Я уже не говорю об овсянке или чае, даже рыбы копченой и той нет. Хотел сходить взглянуть, не снесли ли курицы хоть пару яиц, но подумал, что сперва вам хоть это предложу. – Все в порядке, Бриггс. Я очень люблю на завтрак кофе с молоком и вот это. Они называются «чуррос».[3] А об яичнице не беспокойся. На лице англичанина отразилось недоверие. – Только это, сэр? Этим ведь и ребенка не накормишь, а уж такого великана, как вы, и подавно. – Ничего, мне этого хватит, – Майкл взял большой кофейник. – Испанцы так, как мы с тобой, не завтракают. Ведь это испанский остров и давай лучше попробуем все делать, как они. Бриггс продолжал недоумевать. – Я кофе не пью, сэр. Только чай, грог или пиво, больше ничего. – Да пей ты, что хочешь, – прозвучало это резковато. Он не собирался позволять этому Бриггсу втянуть себя в спор о том, как и что пить по утрам. У Майкла даже мелькнула мысль, правильно ли он поступил, отказавшись от пуэрториканской прислуги. Но мысль эта тут же исчезла. Он правильно сделал, что нанял Бриггса, надо чтобы кто-то из британцев был рядом, тот, который на мир смотрел глазами британца, за которого не приходилось бы опасаться, что он за грош продаст тебя кому-нибудь, не в меру любопытному. – Надо будет снестись с британским консулом, – добавил он уже мягче, – и спросить у него, как раздобыть чай. А может быть, купить его на «Сюзанне»? Бриггс просиял. – Блестящая идея, сэр. Я сам схожу на «Сюзанну» и переговорю с коком, он мой приятель. Я сделаю это, пока они не снялись с якоря, сегодня вечером. Но только с вашего разрешения, сэр. – Разрешаю, – улыбнулся Майкл. – А теперь поешь что-нибудь сам. И не морщись ты – эти «чуррос» очень вкусные, попробуй. – Может быть, потом, сэр, – Бриггс явно не торопился оценить по достоинству деликатес чужого острова. – Я вычистил все ваши костюмы еще вчера вечером, после того как распаковал ваш багаж, сэр. Какой вы пожелаете надеть сегодня? – Темно-синий в полоску. Сегодня утром мне предстоит визит к банкиру. Майкл с трудом удерживался от улыбки при виде того, как этот моряк копировал своего лакея-отца. И, наблюдая, как Бриггс раскладывал перед ним его одежду, Майкл пришел к выводу, что ему хватило ума не броситься с утра пораньше на поиски этой шлюхи или монахини или кем она там была. Эта мысль успокоила его. Фернандо Люс склонился над двумя аккредитивами, которые Майкл положил ему на стол. – Да, сеньор, да. Пять тысяч фунтов стерлингов от Баринга и столько же от Ротшильда. Это солидная сумма, сеньор. Мы сделаем все, что в наших силах, сеньор, чтобы вы остались довольны нашим банком – «Банко Мендоза». – Я полагаю, что мне только и остается, что воспользоваться «Банко Мендоза» – вы ведь единственный частный банк на этом острове. Пуэрториканец улыбнулся. – Верно, сеньор. – В Британии, да и на континенте мы уважаем дух соревнования, сеньор Люс. Это всегда оттачивает мастерство. Я и сам довольно неуютно чувствую себя, если мне кто-нибудь в затылок не дышит. Люс помолчал, сидя в кресле, он разглядывал своего визитера. – Вы впервые на этом острове, сеньор? – Да, впервые. – И прибыли вчера? Майкл прекрасно понимал, что Люс вовсе не нуждался в его ответах – он знал их заранее и вопросы задавались для проформы. Люсу не могли не доложить о прибытии в Сан-Хуан какого-то важного иностранца. – Тогда неудивительно, что вы так считаете – вы ведь еще не знакомы с нашим укладом жизни. Но, если вы планируете остаться у нас на какое-то время… – Не исключено, что и навсегда, – перебил его Майкл. – Дело в том, что я – человек ищущий. Я ищу новые возможности. Если я их здесь найду, то останусь. – Очень разумно, сеньор Кэррен. На нашем острове есть возможности, уверяю вас. Человек со средствами, такой как вы, бегло говорящий по-испански и, разумеется, по-английски, может быть уверен, что сможет здесь рассчитывать на процветание. Могу я осведомиться, в курсе ли вы наших политических событий? – Не могу сказать, чтобы я был в курсе. Один единственный вывод, который я для себя сделал, это то, что здесь кишмя кишат всевозможные партии и отколовшиеся от них фракции. Испания предоставила вам автономию, но, судя по всему, у вас в Пуэрто-Рико нет способностей к истинному самоуправлению. То, что вы имеете здесь сейчас – ни что иное, как хаос. Майкл говорил это спокойно, не повышая голоса, но без издевки, ожидая, что Люс встанет на защиту. Эти оценки могли бы в ком угодно разбудить патриота. Но банкир был стреляный воробей. Он не собирался просто так попадаться на крючок Майклу. – Верно, но и из хаоса можно извлечь выгоду, особенно человеку, способному усмотреть в нем кое-какие возможности для себя. Вы с этим согласны, сеньор? Люс не стал дожидаться ответа и продолжал. – Да и сама матушка-Испания на протяжении всей первой четверти этого столетия имела сходные проблемы. – Дольше, – поддержал его Майкл. Люс пожал плечами. – Ну, если говорить абсолютными категориями, то так было, начиная с зари человечества. А здесь… здесь за последние двадцать лет произошли некоторые перемены. Отказ Испании от рабства в 1873 году означал, что эти перемены не заставят себя долго ждать, даже здесь, в Пуэрто-Рико. – При этих словах Люс сморщил губы, скорее всего этот жест служил у него для выражения крайнего неодобрения. – А сейчас их регентша объявляет войну Соединенным Штатам Америки. – А вы разве не одобряете действия Марии Кристины? – поинтересовался Майкл. – Мне показалось, что нет ни одного человека, кто не обожал бы ее. – Ирония в его интонации по-прежнему присутствовала. – Не в обожании дело, сеньор. Надо смотреть на все объективно. Прежде всего, она – женщина и, будучи женщиной, легко внушаема. А теперь следует ожидать того, что эти американцы в одно прекрасное утро возьмут и съедят Испанию за завтраком. Собственно, они уже сели завтракать. Как вы без сомнения знаете, первым блюдом оказалась Манила несколько недель назад. Майкл кивнул. – Знаю. А как насчет Пуэрто-Рико? Ведь и вам довелось откушать от американских пушек. И Сан-Хуан, похоже, готовится к войне. Люс снова пожал плечами. – Несколько дураков будоражат крестьян и называют это приготовлениями к войне, только и всего. Вы забываете, сеньор, что Мак-Кинли вместе с его конгрессом ведут эту войну, чтобы освободить Кубу от испанского ига. Так было сказано, а нам они пообещали, что здесь, в Пуэрто-Рико, будет сохранена автономия. Что может быть нужно от нас американцам? – Вы что, сеньор Люс, способны поверить правительственным заявлениям? – Почти никаким, – не стал скрывать пуэрториканец. – Политики – это лгуны и к тому же еще и дураки. Много сложностей у нас возникло еще и потому, что мы сейчас оказались лишены экономической поддержки, которая раньше обеспечивалась рабством. Майкл поморщился, он недолюбливал рабство, но заявлять об этом сейчас было бы идиотизмом. – Полагаю, что немало плантаций пострадало от этого? – Здесь не так много, как в остальной Вест-Индии, но определенные потери были. Не могут белые люди рубить сахарный тростник, сеньор. И при этом доживать до старости. Клянусь вам, это так. Майкл рассматривал ногти у себя на пальцах, делая вид, что слушает все это лишь вполуха, из вежливости. – Мне приходилось слышать это не раз, как и то, что в течение последних лет цены на сахар были крайне нестабильными. Может быть, ответ на вопрос, почему они были нестабильными, именно в том, что белый человек не может рубить сахарный тростник, сеньор Люс? Но вот кофе – это нечто совсем другое. – Он посмотрел на банкира. – Вы так не считаете? – Считаю, сеньор. Именно так я и считаю. И, как банкир, я как раз бы посоветовал любому, кто обратился бы ко мне за консультацией по вопросу, куда вложить деньги, вкладывать их в кофе. Именно в кофе. Люс понизил голос и смотрел прямо в глаза Майклу. Глаза Люса был выцветшего коричневого цвета. Вчера вечером Майкл не смог их разглядеть – далековато они с Джадсоном Хьюзом стояли, да и темно было. Но сегодня он видел эти маленькие, близко посаженные глаза. Природа была не очень-то благосклонна к Фернандо Люсу, что касалось его внешности, но вот выдержкой его не обделила. Он спокойно встретил испытующий взгляд голубых глаз этого ирландца. – И, если вы интересуетесь плантациями, то они должны быть только кофейными, – повторил он. Майкл поднялся. – Я буду иметь это в виду. А теперь, сэр, если бы вы были так любезны и открыли мне счет на основании… – он показал на лежавшие на столе Люса аккредитивы. Люс поспешно вскочил. – Конечно, конечно, сеньор Кэррен, – засуетился он. – Сию минуту, сеньор. Он одарил своего клиента чопорно-самодовольной улыбкой. – Баринг и Ротшильд – вполне респектабельные имена, но, полагаю, что «Банко Мендоза» равных нет. Когда Майкл уходил, банкир забежал вперед, показав пример, насколько обременительной и беспокойной может быть иногда вежливость. Глядя на Люса, можно было подумать, что Майкл клал эти деньги не на свой только что открытый счет в этом банке, а в карман Люса. – Разрешите, сеньор, – Люс с поклоном распахнул перед ним дверь. – Да, сеньор Люс, чуть не забыл, – спохватился Майкл уже стоя на пороге. – Еще один вопрос. Вы можете порекомендовать мне какого-нибудь приличного портного? У меня с собой ничего нет, за исключением твидовых и саржевых костюмов, а здесь, – он с сожалением провел пальцами по толстому рукаву шерстяного сюртука. – Здесь уместнее носить что-нибудь потоньше? – Конечно, сеньор. А ведь настоящее лето еще и не начиналось. – Люсу доставило явное удовольствие пугнуть этого ирландца грядущим пеклом. – Диего Фонтес на Калле Кристо. Это непревзойденный мастер. Скажите ему, что это я вас прислал к нему. – Скажи-ка мне, Бриггс, – допытывался Майкл у своего слуги, возвратясь в гостиницу, – ты понимаешь в лошадях? – Нет, сэр. Я в них ровным счетом ничего не смыслю, – признался Бриггс. – Как я вам уже говорил, сэр, я в море пошел десятилетним карапузом. А на кораблях – какие там лошади. – Да, я помню, ты говорил. Ладно, тогда я сам этим займусь. Лицо Бриггса осветилось улыбкой. – Вот оно что! Вы хотите обзавестись экипажем, сэр? – Не исключено. Или, по крайней мере, скакуном для начала. Недалеко отсюда есть одна конюшня. Хочу взглянуть, что они мне смогут предложить. Но не сейчас, Бриггс. Сейчас время для прекрасного южного обычая – для сиесты. – А что это такое? – озабоченно спросил Бриггс. – Послеобеденный сон, – Майкл принялся освобождаться от подтяжек и расстегивать штаны. – Минутку, сэр, – Бриггс был тут как тут. – Разрешите мне помочь вам. – Нет, вот это уж я тебе не могу доверить, Бриггс. – Майкл отвел протянутую руку Бриггса. – Еще когда мы были в море, я говорил тебе, что одеваюсь, раздеваюсь и принимаю ванну без посторонней помощи. – Но тогда, сэр, я ведь еще не был вашим настоящим слугой. – Когда речь идет об этом – разницы нет. Так что ступай, парень, прикорни малость. Привыкай к местным обычаям. Руки Майкла все еще лежали на поясе не до конца расстегнутых брюк. – Да, кстати, я ведь так и не спросил тебя, подходит ли тебе твоя комната? – В самый раз, сеньор. Лучше и не придумаешь. Озабоченное выражение исчезло с лица Бриггса. – У меня не было своей комнаты с тех пор, как нога моя впервые ступила на палубу. Даже кровати доброй и то не было. – Отлично. Рад слышать, что ты доволен своим новым обиталищем. А теперь иди, насладись отдыхом и оставь меня в покое. Когда Бриггс отчалил, Майкл разделся. Он машинально коснулся медальона, но снимать его, конечно, не стал. Он никогда его не снимал с тех пор, как Лила вручила его ему. Временами ему казалось, что этот маленький кусочек золота, бывший его талисманом, готов был прожечь его грудь насквозь. Так было теперь. Но Майклу были известны ставки в этой игре, и он ни о чем не сожалел. Блаженно вытянувшись на постели и подложив руки под голову, Майкл рассматривал потолок. Когда-то он был палевым, но годы запустения и дым сотен свечей и сигар сделали свое, в прямом смысле этого слова, черное дело – сейчас потолок был цвета лошадиного помета. Все в этом Пуэрто-Рико было потемневшим, все несло на себе печать запустения. Он намеревался использовать послеобеденную жару и сиесту для того, чтобы обдумать свои дальнейшие действия, но ночь, проведенная без сна, в измотавших его размышлениях о сестре Магдалине, давала о себе знать – Майкл провалился в глубокий сон, не успев привести в порядок ворох мучивших его мыслей. – Ох, Боже мой! – Бэт Мендоза стонала. – Я умираю, Тилли. – Думаю, что нет, мисс Бэт. Судовой врач тоже этого не думает. У вас просто морская болезнь. Женщина, которую Бэт называла Тилли, была еще кормилицей Элизабет Тэрнер, ныне Мендоза, затем ее гувернанткой, а теперь – служанкой. Когда три года назад девятнадцатилетняя Бэт вышла замуж за Тимоти Мендоза и покинула родительский дом, перебравшись в дом мужа, Тилли отправилась вместе с ней. И этому никто не удивился – настолько все привыкли к ее постоянному присутствию рядом с Бэт все эти годы. Никто бы не удивился, если кто-то пожелал бы включить Тилли в реестр предметов, составлявших приданое мисс Тэрнер. Это более чем двадцатилетнее общение сильно размыло викторианские нормы взаимоотношений прислуги и леди. – Да, вставайте же, – тон Тилли был резковат для прислуги. – Доктор посоветовал вам больше бывать на свежем воздухе и прогулка по палубе вам только на пользу. – Нет, наверное, я все же не смогу. Ступай одна и дай мне спокойно умереть. Служанка и ухом не повела и отчаянными усилиями все же заставила свою госпожу принять сидячее положение, а затем стащила ноги Бэт на пол. Каков комфорт, а? – размышляла Тилли, подыскивая для своей госпожи подходящую обувь. Кроме настоящей кровати мисс Бэт – Тили, как ни в чем ни бывало, продолжала называть ее «мисс», хоть та уже три года как была замужем – полагалась и настоящая ванна. А сама эта каюта? Прелесть, да и только. Когда они собирались отплывать, Тилли ожидала увидеть здесь узкие конуры и вонючие грязные уборные, а не удобные номера и чистые туалеты, словно они были не на борту корабля, а в каком-нибудь дорогом отеле. Ее представление о корабельных удобствах ограничивалось сведениями, почерпнутыми из писем ее брата, служившего моряком на одном из торговых суденышек. Нет, условия на борту «Персии», принадлежавшей компании Кьюнард, сильно отличались от тех, которые ей описывал ее брат в своих письмах, присылаемых на Рождество. Это был огромный лайнер. И когда она впервые увидела его у причала в Саутгемптоне, то была убеждена, что он должен был немедленно затонуть, стоило ему лишь отчалить. Но, оказалось, что нет. Ровный гул паровых двигателей «Персии» она нашла вполне удовлетворительным. И никакой тебе морской болезни, как у ее бедняжки мисс Бэт. – Давайте-ка, – не отставала Тилли, одевая на маленькие как у ребенка ножки Бэт кожаные прогулочные туфли на шнурках и низких каблуках. – Поднимайся, деточка. Тебе станет легче, вот увидишь. Каждый раз, когда Бэт заболевала, Тилли была в обхождении с ней еще более фамильярной, к ней возвращалась роль защитницы Бэт, когда та была еще ребенком. – Ну, будь хорошей девочкой, – повторяла она. Бэт не отнимала ото рта маленький батистовый платочек. – Эти туфли просто ужасны. Откуда они взялись? Зачем ты их положила? – стонала мисс Бэт. – Это прогулочные туфли. Разве вы не помните, что их заказал мистер Норман для прогулок по Оксфорду? Конечно, я их не забыла положить, ведь никогда не знаешь, а вдруг вам там понадобятся прогулочные туфли, ведь там, куда мы едем, мы еще ни разу не были и не знаем, что там и как. Бэт вздрогнула, когда Тилли произнесла имя ее свекра. «Персия» совершала сейчас какие-то непонятные маневры, что еще более усилило очередной приступ морской болезни. – Боже мой, опять… – Сейчас мы вас на свежий воздух выведем. Тилли, не слушая ее стенания, обхватила Бэт за талию и поставила на ноги. Молодую женщину качало из стороны в сторону как пьяную. Тилли вывела ее из каюты. Когда-то давно, еще на заре своей деятельности, одна канадская компания, во главе которой стоял некто, по имени Кьюнард, предполагала осуществлять лишь челночные вояжи через океан. Ни на что большее он не претендовал, но жесткая конкуренция изменила его планы. А теперь «Персия» была одним из целой серии аналогичных трансокеанских лайнеров, предоставлявших своим пассажирам ничуть не меньший комфорт, чем роскошные отели и максимальную скорость. Этот лайнер по сути дела и был отелем на волнах, в течение десяти дней переносившим своих пассажиров из Саутгэмптона в Нью-Йорк. Но миссис Мендоза не могла наслаждаться ни великолепной погодой, ни ровной как стол палубой из тикового дерева, ни располагавшими к отдыху шезлонгами на ней. Она не замечала целую армию стюардов и иной челяди, готовой по ее первому знаку броситься выполнять любые ее пожелания. Она боролась с морской болезнью, с не покидавшим ее головокружением с постоянными приступами тошноты, не позволявшими ей разжать зубы. Эта пытка океаном должна ненадолго прерваться в Нью-Йорке. Оттуда ей предстояло отправиться на сухогрузе «Леди Джейн» также в отдельной каюте в Сан-Хуан и ей, таким образом, еще две недели предстояло болтаться по волнам и пребывать в этом кошмарном состоянии. При мысли об этом она усмехнулась и, держась за перила, продолжала идти по палубе, не обращая внимания на мужчин, провожавших ее восхищенными взглядами. Как они могли разгуливать здесь, будто это и не палуба вовсе, а Брайтонский пирс. Ради чего она все это терпела? Ради Майкла? А заслуживал ли он этих испытываемых ею мук? Но эта мысль исчезла, едва возникнув. Бэт была твердо убеждена в том, что заслуживал. Сестра Магдалина не могла унять дрожь. Она обливалась холодным потом, несмотря на ужасную духоту летней тропической ночи. Она долго простояла на коленях, застыв в одной и той же позе и теперь, когда собралась подняться, тут же повалилась вперед – ее ноги онемели и отказывались повиноваться. Медленно» преодолевая боль, ей все же удалось встать и добраться до каменной плиты, служившей ей постелью. Постепенно кровь вернулась в онемевшие конечности и она могла встать. Ее келья лежала погруженная во мрак, и такой же беспросветный мрак окутал ее душу. Ей казалось, что пытке этой не будет конца. Нет! Она больше не могла мириться с тем, что было внутри нее. Боже, Всемогущий Боже, как она могла с этим мириться? Ее губы двигались в беззвучной молитве. Я понимаю, Боже, я это знаю, потому что ты поведал мне об этом. Но что мне делать? Кто мне поверит? Вдруг ее руки поднялись над головой, в приступе ярости сжались кулаки. – Оставь меня! Оставь! – умоляла она. Я всего лишь женщина и беспросветная грешница. Ты не можешь просить меня стать Ионой! Ты слышишь меня, Боже? Оставь меня в покое! – Ответом была лишь тишина. Ярости больше не было, лишь только стыд. Сестра Магдалина упала на каменное ложе и разрыдалась. |
||
|