""Очевидцы бессмертия"" - читать интересную книгу автора (Киросон Пантес, Калиновский Петр)

ГЛАВА 5

Жертвоприношение Сатане. – Пророчество Старца о непрочности башни. – Бесовское торжище.

Началась жертва Сатане.

Под грохот и вой сатанинской музыки бесы ввели в вертеп молодого человека в белой окровавленной одежде.

Бесы называли человека «Иисусом Христом» и спрашивали: правильно ли они его называют? Но тот ничего не отвечал.

Он был молод, без бороды, совсем юноша. Лицо его было окровавлено, а на голову насажен колючий венок.

Бесы уселись вокруг стола и начали допрос и суд над человеком.

Они поносили его, грозили всеми ужасами пыток и домогались, чтобы он им что-то сказал. Но человек молчал. Бесы зачитывали ему исписанную бумагу и всё спрашивали его, но он не отвечал ни слова. Его молчание приводило бесов в бешенство, и они скрежетали и корчились от злобы.

Они разрезали человеку палец на руке, наточили крови в черепок, обмакнули перо и приказали ему подписать бесовскую бумагу.

Но человек не подписывал и ничего не отвечал бесам. Бесы стали уговаривать человека, обещали оставить его в живых, сулили отдать всё золото и драгоценности из бочки, показывали их. Клялись, что сделают его царём, и опять грозили неслыханными муками и лютой смертью. Но человек словно был нем и глух.

Все мои нервы были напряжены до боли, сердце трепетало и исходило кровью от волнения, мне так хотелось услышать от этого человека хотя бы одно слово.

Но он молчал, а бесы скрежетали зубами и выли от злобы. Тогда они внесли большой деревянный крест, но не похожий на наш, а сколоченный в виде буквы «Т».

Они положили крест наземь, повалили на него человека и стали пригвождать его руки и ноги. Вогнав один гвоздь, они останавливались и вновь пытали: не скажет ли он теперь того, что они вымогают?

Но человек молчал и ни словом, ни стоном не отвечал на муки.

То, что он на муку и боль не отвечал ни стоном, ни страдальческим движением своего лица и тела, – приводило бесов в . чудовищную ярость.

Бесы подняли крест с распятым человеком и поставили его в углу, где были две дыры. Кровь струилась из ран распятого, и бесы подставляли пустые человеческие черепа, собирая в них кровь. Ту окровавленную одежду, которой было прикрыто тело человека, они, как волки, разорвали зубами на куски.

Другие бесы носили по вертепу черепа, наливали в них какую-то жидкость, и она курилась, распространяя удушливое зловонье. Страшными и хриплыми голосами они стали выкрикивать нечто, похожее на молитву Сатане, умоляя спасти их от Иисуса Христа.

Но имя, к которому они взывали, было не «Сатана», а другое, за которое пострадал Иисус Христос… Бесы выкрикивали заклинания и проклятия, брызгали кровью по всему вертепу, на стол, на землю, на идолов, на бочки с золотом и хлебом. Чёрные бесы поставили череп, наполненный кровью, на стол. Казалось, что распятый человек умер и больше не дышал.Бесы взяли острый кусок человеческого ребра и, пронзив им бок распятому, прокричали: «Как и твоему Иисусу Христу!» Человек испустил дух, и всё стихло, а свет в вертепе потускнел ещё больше…

Вдруг что-то зашумело, завыло в дырах в углу, и оттуда вылетели чудовищные существа и наполнили весь вертеп. При виде их я обомлел от страха, но Старец шепнул мне на ухо: «Не бойся, они нас не тронут!» И я ободрился.

Трудно описать этих страшных и гадких чудовищ, ибо они меняли свой облик. Они носились в воздухе, но крыльев не имели и были похожи на тощих свиней, голых, без шерсти. Вместо ног у них было множество щупальцев, а на морде – несколько длинных рыл. Носясь по воздуху, они устремлялись к черепу с кровью, что стоял на столе. Приближаясь к нему, вытягивали вперёд свои рыла, и, как мне показалось, не пили кровь, а только жадно её нюхали, и от этого Полнели и наливались, как пузыри.

Всё злее и свирепее носились они по вертепу, всё время меняя свой облик, то тучнея, то худея. Когда они начинали яростно метаться, бесы кропили их кровью, и чудовища стихали. Некоторые чудовища превращались в одни сплошные огромные губы и пасть. Они жадно тянулись к бесам, выпрашивая крови. Всё больше и больше набивалось их в вертеп. Они забили его до потолка, с воем носились, вздымая вихри. Сплошное месиво мечущихся чудовищ мелькало перед моими глазами, я прижался к стене и завопил: «О Боже! О Господи, помоги!»

Вдруг я услышал страшный треск и грохот. Всё потемнело в моих глазах… и я не помню, как очутился со Старцем во дворе башни.

Когда мы обходили башню, чтобы выйти к воротам, я спросил Старца: «Дедушка, ты мне когда-то говорил о башнях, кирпичи которых для крепости делались не на воде, а на куриных яйцах.,. Быть может, и эта башня так долго стоит?»

«Нет, – ответил Старец, – кирпичи этой башни были сделаны не на куриных яйцах и не на воде. Земля для них мешалась с человеческой кровью и костьми, а потому она скоро рухнет…»

Старец вынул из-под полы своей одежды меч и ударил им по углу башни. Угол отвалился, посыпались человеческие кости и потекла кровь. А башня так закачалась от удара, что я подумал: она рухнет на нас. Я испуганно ухватил Старца за руку и потянул его в сторону.

«Да, скоро она падёт. Видишь, как качается?» – молвил он.

Я спросил: «А разве некрепко держат кровь и кости?»

«Нет, нет, – сказал он, – совсем некрепко».

«И все те развалины башен, которые мы встречали по пути сюда, тоже построены с кровью и костями?»

«Да, тоже мешали кровь и кости людские с землёй, а не воду и цемент, и они рухнули, как рухнет и эта башня. Ибо на крови и костях непрочно строится, а зверо-человеки бесовские не могут строить иначе…»

Мне было жутко смотреть на башню, и всё казалось, что она вот-вот упадёт на нас. Я смотрел вверх и не спускал с неё от страха глаз, и вдруг… у меня под ногами провалилась земля, одна нога попала в яму, и я бы упал, если бы Старец не подхватил меня. В провале под ногами я увидел, как под землёй быстро проползло чудовище, не то исполинская змея, не то огромный крокодил. Глаза у него были, как мутные пузыри, а рыло в крови… Я не успел опомниться, как снова провалился, и опять Старец меня удержал. И сколько я ни шёл по двору, всё время земля, как болотная топь, уходила под моими ногами. Старец улыбался и говорил: «Уже, уже всё начинает рушиться. И земля, как тлен, распадается…»

У стены внутреннего двора башни прилепились одно к другому странные здания. Стены их были слиты и тянулись вдаль, подобно длинной казарме, но крыши сильно отличались друг от друга. Каждая обладала своей уродливой особенностью и какими-то размалёванными знаками. В эти капища вливались и выливались потоки людей. Мы затесались в толпу, и она вынесла нас за ограду двора в поле.

Мы очутились на диковинной ярмарке. Всюду, куда ни глянь, толпились чёрные, худые и голые люди. Все они были необычайно обозлённые, кричали, ссорились и дрались. На этой же ярмарке в толпе сновали всякие уроды. И было много существ с длинными хвостами, похожих на обезьян, которые бродили, закутанные в рваные мешки и рыбачьи сети. В толпе проскальзывали и чёрные собаки, худые, шелудивые, с алчными мордами… Попадались тут и двуликие зверо-человеки из башни, они водили за собой чёрных-худых на верёвке, как собак.

Мы шли по ярмарке, и, куда ни глянь, всё продавалось и покупалось. Продавцы орали, зазывали покупателей к себе, расхваливали свой товар и чернили товар других торговцев.

Продавцы были страшно уродливы: толстые, как надутые пузыри. Морды у них заплыли от жира или водянки, брюхо висело до земли, как у поросой свиньи, а голоса были оглушительные и охрипшие от крика. Они были все чёрные, как и те худые, которые сновали по ярмарке.

Тут продавалось множество водки и спиртных напитков, табаку и всяких наркотических снадобий. Много было и книг с фантастическими рисунками на обложках. Все книги были украшены знаком башни. Базар был в избытке завален женской суетой: пудрой, румянами, помадой, кольцами, серьгами и всякими побрякушками. Продавцы вскидывали свой товар вверх, вертели его в руках и вопили.

Повсюду стояли будки, где торговали всевозможными лекарствами и эликсирами в причудливых флаконах. У аптекарей-шарлатанов передники были в крови, как у мясников. Они почти силой затягивали глупых чёрных-худых в будки, расхваливали свои снадобья, и морды их были полны наглости и ехидства. Мы шли всё дальше и дальше, и не было конца и края этому торжищу. Всюду толкалась и сновала чёрная толпа, ища, чего бы купить. Все выглядели измученными, злыми и высохшими от голода и усталости.

Меня стала мучить жажда, и я спросил Старца, можно ли достать здесь воды? Старец покачал головой: «Ни вода, ни хлеб здесь не продаются». Меня поразило, что на такой большой ярмарке нет ни хлеба, ни воды. Чёрные люди тоже томились от жажды, но так как воды не было, они покупали водку, пили, падали на землю и кричали: «Горит! Горит! Дайте пить! Умираю, дайте пить!» И снова пытались утолить жажду спиртом.

Самым страшным на ярмарке было то, что торговцы продана- ли свои товары не за деньги, а за кровь покупателей. Деньги имели только те, кто приходил из башни, и на деньгах был знак башни с истуканом на вершине. А у голых-чёрных денег не было, и они платили за товары своей кровью.

Чёрные утоляли жажду спиртными напитками, а продавцы и зверо-человеки – кровью.

Я видел, как чёрные-голые подходили купить водки, табаку и прочего. Торговец мгновенно прикладывал к их телу стакан и с невероятной быстротой и ловкостью как-то натачивал в него кровь из тела покупателя. Чем больше набирал несчастный че- ловек товара, тем больше с него натачивалось крови. Но самое главное, продавец не собирал кровь, а тотчас же залпом её выпивал. И наливался, и вспухал от крови, как исполинская жирная пиявка.

Продавали на этом торжище и самих чёрных-голых, и прода-. вали их зверо-человеки из башни. Худые и жалкие, они были привязаны цепями к столбам возле балагана вздутого, как шар торговца живым товаром. Бесы из башни подходили и покупали чёрных, но не платили денег, а позволяли продавцу приложить свои толстые губы к телу продаваемого и высосать из него крови.

Я так и не мог понять, почему продавец не мог сам выкачать из своего живого товара столько крови, сколько ему хотелось? И то, что зверо-человекам чёрные-голые ничего не стоили.

Спросил об этом Старца, и он сказал, что в бесовском царстве такие законы.

Горами было навалено и продавалось оружие: ножи, кинжалы и крючки, которыми сдирают кожу с живых людей на той бойне, что царит под стенами башни. За оружие зверо-человеки тоже ничего не платили. Они приводили чёрных-худых на связках, как собак, и давали торговцам высасывать из них кровь; грузили на них оружие и отправляли его на бойню.

Люди больные и изнеможённые покупали лекарства. Продавцы сулили им здоровье и обновление всех сил. И когда глупцы, тому поверив, подставляли свои тела, продавцы брали из них так много крови, что чёрные тут же падали на землю от изнеможения.

Я видел, как торгующие тащили с площади, где шла неугасаемая бойня, окровавленные человеческие кожи и головы.

Пузатые торгаши соскребали кровь с человеческих кож и одежд, снова точили ножи и крючки, поднятые на площади бойни, и опять пускали их в продажу.

«Вот труд сынов Зла, и другого они не знают!» – сказал Старец.

Всё гуще, всё плотнее становилась толпа на торжище. Люди метались, расталкивая друг друга, и в глазах у них была злоба и страх.

От вида этого страшного торжища, давки и душной злобы людей, сновавших вокруг меня, я изнемог, и тогда Старец взял меня за руку и поспешил увести.

Мы очутились у построек, что прилепились к забору двора башни. Это было одно здание, покрытое множеством самых диковинных крыш, уродливых куполов, шпилей и башенок. Крыши были похожи на кровли церквей, но однообразные стены с множеством окон больше походили на казарму.

Старец сказал мне: «Пойдём в храмы сих обитателей, и ты посмотришь, как в них молятся и чему верят, и каков у них бог».

Когда мы стали приближаться к храмам, в них поднялась тревога и шум. Внутри что-то загремело, на крышах стали бить в набат, а звон был такой, словно сотня бесов колотит в ржавые железные коробки и вёдра… Всё вокруг встревожилось, и поднялся крик. Чёрные-худые поспешили в эти капища, а зверо-че-ловеки в башню, ибо на башне оглушительные трубы тоже затрубили тревогу.

Всё в страхе засуетилось и побежало…

У бесов, которые мчались мимо нас в башню, морды были полны бешеной злобы. Тут я снова заметил худых чёрных собак. Собаки бегали кругом и жадно принюхивались. Я замечал их и раньше, в башне, во дворе башни и на торжище. Но раньше они как-то незаметно проскальзывали в тени и как бы хоронились. А теперь рыскали прямо под ногами, забегали в каждый балаган, в каждый угол и что-то искали. Сначала я подумал, что они проголодались и ищут себе пищу. Однако же кругом валялись куски мяса и необглоданных человеческих костей, но собаки их не трогали, а торопливо обнюхивали землю и всё что-то искали. Морды у них были какие-то обезьяньи, гнусные, хитрые и злые.

Я всё не мог понять: что случилось? Почему все так боязливо забегали?

Старец сказал, что они и сами не знают, но что позже я пойму причину их тревоги.

Когда мы подошли к капищам совсем близко, меня многое там поразило. Я увидел огромные двери в капища. На дверях и стенах яркими красками были изображены всякие уродливые фигуры, знаки и символы. Меня поразило то, что никто из чёрных людей не шёл в двери, а все карабкались в окна. Окон же было множество, и некоторые расположены очень высоко, под самой крышей. Самым странным было то, что чёрные дрались, отпихивали друг друга и старались пролезть не в низко расположенные окна, а в те, куда вскарабкаться было труднее всего. Я недоумевал по поводу их странного поведения, но Старец объяснил мне так: «Это не настоящая церковь Христова, у них нет подлинного христианства. Здесь – только бесовское богохульство и кощунство. Вожаки их устраивают в капищах посмещище на Христову церковь. Это – не церкви, как ты думаешь, а бесовские театры для помрачения слабых умов. На этих зрелищах высмеивается всякая вера и всякая церковь. А поэтому не удивляйся и тому, что они лезут в окна».

Мне не хотелось идти внутрь капищ, ибо я решил, что увижу там нечто похожее на омерзительные выходки безбожников на моей родине: попа арестуют, сами напялят на себя ризы из мешков, рога понацепляют, мальчишек переоденут бесёнками и устроят в закрытой церкви «антирелигиозный театр», высмеивая попов и богов. Не хотелось ещё и потому, что пришлось бы лезть в окно, драться и толкаться.

Но Старец успокоил меня, что в окно нам лезть не придётся, мы войдём в дверь. И что посетить мне эти капища надо, ибо я увижу там не тех безбожников, что живут на моей родине, а предков их, корень всякого зла и греховного беззакония.

Старец указал на слуг бесовского театра, сновавших вокруг.

Это были прегнуснейшие существа – зверо-человеки с обезьяньим подобием. Передние хари их были обезьяньи, а задние – какого-нибудь другого зверя: лисицы, волка, свиньи, кошки, барана…

Страшны были эти двуликие уроды. Ходили и вперёд, и задом наперёд, и боком, и на четырёх ногах; и прыгая на одной. Хоть и были у них длинные хвосты, но говорили они по-человечески.

Они заманивали чёрных-худых людей и тащили их в свои капища. Речи их были льстивые и вкрадчивые, они ловко обманывали чёрных-голых. Если им не удавалось заманить людей словами, то они пускались на обман и подлость. Начинали рыскать по ярмарке, то изгибаясь колесом, то ходили на четвереньках, то завывали, как собаки, мяукали, подобно котам, катались по земле, подражали криком всевозможным животным, и когда чёрные-глупые собирались, чтобы посмотреть на их шутовство, – быстро вытаскивали чёрные сети, кидали друг другу, ловили в них чёрных и силой волокли в свой бесовский театр. И кого они хватали, тому уж вырваться от них не удавалось.

Подле капищ горел большой костёр, и его окружали гнусные обезьяны.

Что меня удивило, так это то, что обезьяны дрались и ссорились друг с другом из-за чёрных. Каждая норовила заманить к своему окну человека и отбивала его у других. Одна тащила свою жертву в одно окно, другая вырывала у неё и волокла к своему. Одна хвалила своё окно, а другая запугивала чёрных, говоря, что они полезут туда на свою погибель. Из этого я понял, что бесовский театр там не один, что их много, быть может, столько же, сколько крыш на здании.

Обезьяны ругались, плевались и спорили о добыче.

Напуганные чёрные не рисковали лезть в окна, да и лезть в них было делом нелёгким. Из окон были спущены шаткие верёвочные лесенки, и многие срывались с них, разбивались и гибли. Сами же обезьяны в те окна не лезли, и я спросил Старца, что могло быть тому причиной?

«Они входят с другой стороны, через свой вход», – ответил Старец.

И действительно, когда чёрные спрашивали у обезьян, почему те сами не лезут в эти проклятые окна, те отвечали, что, дескать, они не зрители и не слушатели, а слуги церкви и что для них существует особый вход.

Главный же вход усиленно охранялся человекоподобными обезьянами, которые наблюдали за тем, чтобы чёрные-голые даже не приближались к нему.

Мы со Старцем направились к этим главным и запретным дверям.