"Итерации Иерихона" - читать интересную книгу автора (Стил Аллен)

ПРОЛОГ

Поговорим об Иерихоне.

Как говорит Книга Иисуса Навина, хананейский город Иерихон был разрушен, когда армия Иисуса Навина подошла под стены его и шесть дней воины с ковчегом и трубами обходили Иерихон. На седьмой день при громком восклицании стены обрушились, и тогда Иисус и бывшие с ним победили хананеев и взяли город.

Так по крайней мере говорит легенда. Около двадцати лет назад археологи, изучавшие в Израиле руины Иерихона, недалеко от Иерусалима, пришли к другим выводам. Они установили, что Иерихон был разрушен не бараньим рогом, а сильным землетрясением, вызванным геологическим разломом, проходящим под долиной Иордана. И к тому же город был разрушен за полтораста лет до указываемой даты Иерихонской битвы. Таким образом, талмудическая традиция заметно расходится с современной точкой зрения в интерпретации одних и тех же свидетельств. Короче говоря, деяние природы приписывается людям.

А сегодня пятница, 19 апреля, 11 часов 32 минуты. Около трех с половиной тысячелетий после падения Иерихона плюс-минус несколько столетий, да кто их считает? Когда столько времени прошло, это уже погоды не делает. Чем больше меняется мир, тем больше он остается прежним.

А я сижу по-турецки на полу гостиной брошенного и наполовину развалившегося дома на юге Сент-Луиса. Время — около полуночи, и я диктую эти записки своему карманному компьютеру. У Джокера батарейки заряжены полностью, но все же я поглядываю на сигнальный светодиод батарейки. Если она подсядет…

Ну вообще-то я уверен, что найду другую. Их в этой части города найти легче, чем, например, ничейную банку венской колбасы. Я тут по дороге видел в паре кварталов отсюда, на перекрестке Седьмой и Одиннадцатой, разбитый универмаг, а южные мародеры за батарейками не гоняются. Хотя наверняка не скажешь.

Я недавно слышал рассказ о подростке, которого убили, когда он мирно пасся в видеомагазине. Видимо, он уже выходил с ворохом кассет, когда его застукала уличная банда, контролирующая этот район. В истории, дошедшей до «Биг мадди инкуайрер», говорилось, что они повесили его на телефонном столбе. Когда его нашли на следующее утро, у него вокруг багровой шеи была обмотана лента «Повесь их повыше» — легкое прикосновение иронии, кто способен понять. Хотя у бандитов вряд ли хватило бы юмора сделать это нарочно.

Конечно, не исключено, что это был всего лишь слух — один из многих. С самого землетрясения такие слухи ходили сотнями, и, поскольку этот не получил подтверждения, в газету он не попал. И все-таки я решил говорить лишь до тех пор, пока светодиод не замигает. Тащиться на угол Седьмой и Одиннадцатой — это не так просто, как когда-то.

Семья, которая здесь некогда жила, выбираясь из города, как многие поступали со времен Нью-Мадрида, вытащила все, что только можно было спасти. Брошенные остатки мебели почти скрылись под толстым слоем щебня, бывшим некогда стенами спальни. Еще в этой части дома воняет. Надеюсь, что это только кошка. Мертвые кошки меня, в отличие от мертвых детей, не волнуют.

Бывшие жильцы бросили здесь старый холодильник и плиту, но в этом районе нет электричества, и они не работают. Должно быть, «Юнион электрик» решила, что квартал пуст, поскольку даже уличные фонари неисправны. Еще здесь есть засаленная, оккупированная насекомыми кровать, заплесневелая занавеска с Микки Маусом — единственный намек, что когда-то здесь жили дети — надеюсь, это кошка смердит, — а наверху в кухонном шкафчике полупустая коробка «Литтл Фрискиз».

Наверное, дохлая кошка пахнет.

Надо будет у пса спросить, если он знает.

Пес нашел меня в доме и обрадовался «Литтл Фрискиз». Под ковриком у двери я нашел запасной ключ — прежние жильцы не отличались изобретательностью по части тайников, но тогда, как известно, в Сент-Луисе было куда спокойнее — и сам себя пригласил войти. Тут я услышал как кто-то сопит у меня за спиной. Я повернулся и в свете угасающего дня увидел вполне взрослого золотистого ретривера, который прошел со мной на задний двор. Язык высунут изо рта, шерсть мокрее, чем мой пиджак, но в отличие от других бродяг, встреченных мною раньше, он еще не одичал. Просто большой старый чаучау, живущий на собственные средства в квартале (хотя и бывшем) среднего класса.

Он меня обнюхал и махнул хвостом, причем не возражал, когда я потрепал его по холке, так что я впустил его в дом. А какого черта, нам обоим нужно общество. К счастью — по крайней мере к собачьему счастью, — нашлась коробка кошачьего корма. На вкус плесени он не обратил внимания. Я только мог позавидовать его аппетиту.

Дружелюбная была псина.

Он решил расположиться здесь на ночь. Я его предупредил, что он заводит компанию с лицом, разыскиваемым федеральными властями, и будет нести за это ответственность по всей строгости закона, но этот ублюдок явно забил болт на федеральные власти. Я ему дал поесть, и он это у себя в бухгалтерии отметил. А потом расплатился, предупредив о вертолете.

Через несколько часов солнце стояло низко, и я уже устал скрываться. Лежа на кушетке и лениво почесываясь — блохи закусали, — я слушал, как стучит по крыше холодный и сильный дождь, капая через трещины в потолке. Глаза слипались. Черт-те какой день выдался.

Пес лежал, свернувшись на голом полу рядом с кушеткой, полностью погрузившись в себя, но вдруг вскочил на ноги и залаял. Я продрал глаза и увидел, что он брешет на широкое окно в другой стене.

В темноте ничего не было видно, но откуда-то снаружи донеслось низкое гудение.

Вертушка.

Скатившись с кушетки, я мягким прыжком перелетел через комнату и юркнул в дверь кухни. Теперь шум лопастей был слышен очень громко.

Я затаился в кухне, прижавшись к влажной от дождя стене, пес бешено лаял в окно и рычал, а трескотня лопастей становилась все громче. Потом вертолет завис над газоном перед домом — мне были видны лишь его мелькающие огни.

Меня поймали «Апачи».

По крайней мере один боевой вертолет «Эй-Эйч-64», двадцать одна тысяча фунтов внезапной смерти. Может быть, он и устарел, но я помню, как в восемьдесят девятом, когда я был пацаном, по телевизору показывали эти штуки над Панамой. Они там охотились на какого-то хмыря с мордой сутенера, по имени Норьега. А теперь охотятся на журналиста по имени Джерри Розен.

Кстати, я вам представился?

Несколько долгих минут «Апач» висел за окном. Я представил себе, как второй пилот поворачивает турели инфракрасных приборов ночного видения и старается добиться четкого изображения через завесу водяной пыли. Вертолет был так близко, что я мог сквозь узкий кокпит разглядеть силуэты командира и второго пилота. Дрожала перекошенная рама окна, и ветер лопастей разгонял воду по стеклу.

До меня дошло, что, если заработает тридцатимиллиметровый пулемет под фюзеляжем, сухая штукатурка стен защитит меня не лучше бумажной салфетки… а если я рвану через заднюю дверь, меня инфракрасные датчики засекут раньше, чем я выскочу на задний двор. Каждый, кто будет замечен патрулями ВЧР после наступления комендантского часа, подозревается в мародерстве, а в этой части города они даже не станут возиться с арестом. На самом деле они даже не окажут вам такой чести, как старый добрый галстук Клинта Иствуда вокруг шеи.

Я схватился за Джокера в нагрудном кармане, стиснул его в ладони и ждал, когда через окно полетят пули. Моего лучшего друга они нашли, этих бедолаг из «Типтри корпорейшн» они нашли, а теперь они нашли меня.

И все же, несмотря на весь этот шум, схваченный перекрестьем прицелов пес продолжал отстаивать свою позицию. Встав передними лапами на подоконник, оскалив порченые желтые зубы, опустив хвост, но все же не поджав его между ног, этот отощавший, потрепанный пес злобно рычал, и клацал зубами, и лаял на зависшую по другую сторону окна машину, и в неожиданный и потрясающе ясный момент озарения я понял, что он говорит:

«Вон отсюда, вон отсюда, это мой дом, этот дом — мой. МОЙ ДОМ! УЕ… ОТСЮДА! МОЙ ДОМ!»

И в этот момент между жизнью и смертью второй пилот, рассматривая изображение на экране, пришел к решению:

«Ни хрена тут нет, кроме этой хреновой собаки».

Вертушка ВЧР взмыла вверх и косо пошла в мокрую ночь, мелькнула призрачными огнями прожекторов по разрушенной улице и скрылась с глаз.

Пес был награжден новой порцией «Литтл Фрискиз» за бдительность и самоотверженность, и с тех пор я не спал.

Вы можете чувствовать себя в безопасности за стеной — какая бы она ни была, — которой вы себя окружили, но я вам точно говорю: то, что случилось со мной и с моим городом, ходит и рядом с вами. Никто из нас не застрахован, и все ваше чувство безопасности — самообман.

Меня зовут Джерри Розен. Я — репортер, и вот что произошло со мной за два дня и три ночи в городе Иерихоне, более известном сейчас под именем Сент-Луис, штат Миссури.


Сообщение Агентства АП (электронная версия) 17 мая 2012 года

СЕНТ-ЛУИС, МИССУРИ (АП).

Сегодня в Сент-Луисе произошло сильное землетрясение (7,5 балла по шкале Рихтера). Большие разрушения в городе и окрестностях, сотни погибших.

Эпицентр землетрясения, начавшегося в 13:55 и продолжавшегося около 45 секунд, находился в городе Нью-Мадрид, около 130 миль к юго-востоку от Сент-Луиса. От толчков качались высотные дома в центре города, было разрушено множество зданий поменьше и масса жилых домов во всей округе, а мост легкорельсовой дороги через Миссисипи просто рухнул.

Точное число пострадавших в Сент-Луисе на данный момент неизвестно. Однако представители полиции и пожарной команды сообщают о двухстах смертных случаях. Городские больницы переполнены людьми, обратившимися за медицинской помощью.

Особенно тяжелыми последствия землетрясения оказались в деловом районе Даунтаун, где многие старые дома получили значительные повреждения. Хотя ни один высотный дом не рухнул, во многих провалились внутренние стены и межэтажные перекрытия. Десятки небольших зданий просто превратились в кучи щебня, погребя под собой своих обитателей. В том числе — городская тюрьма Сент-Луиса, где погибло по меньшей мере тридцать пять заключенных, и находящееся невдалеке городское управление, где без вести пропало как минимум десять служащих.

Обе местные школы также пострадали от толчков. Представитель городской пожарной охраны сказал, что «вряд ли кто-нибудь выжил» из учеников младших классов одной из них — католической частной школы в процветающем западном квартале города.

Многие улицы в центре были будто вспороты в результате схлопывания полостей в земле под городом, при этом много машин провалилось в образовавшиеся трещины. Электрические кабели разорвались, жижа из лопнувших подземных канализационных труб залила центр города. На химическом складе лопнул «танк», и ядовитые потоки устремились в Миссисипи.

В большей части города прервалась подача электроэнергии, замолчал телефон и кабельные системы связи. Сообщалось о пожарах по всему городу, возникавших от загорания газа из разорванных труб. Меры, предпринятые для тушения пожаров, оказались безрезультатными из-за разрывов в магистральных водопроводах, а также из-за разрушения станций пожарной охраны по крайней мере в трех районах города.

Мост Вильяма Идса, главный путепровод городской легкорельсовой дороги, рухнул в Миссисипи, и, по свидетельству очевидцев, вместе с ним рухнул пригородный поезд из Восточного Сент-Луиса, штат Иллинойс. О количестве жертв пока не было никаких официальных сообщений, но присутствовавшие на месте происшествия официальные лица считают, что все пассажиры поезда Метролинк погибли.

Шлюзовая Арка, национальный знак на западном берегу Миссисипи, символ Сент-Луиса, при землетрясении не пострадала, хотя рухнула секция кровли подземного центра, — погибло по крайней мере пять человек и десятки других получили ранения. Очевидцы утверждают, что при толчках Арка раскачивалась.

Губернатор штата Миссури Андре Тирелл, во время катастрофы находившийся на национальном съезде губернаторов в Лас-Вегасе, позвонил президенту с просьбой о федеральной помощи — как сообщил представитель губернатора Клайд Томпсон в столице штата Джефферсоне, где также отмечались качания при толчках. Томпсон заявил, что Тирелл вылетел обратно в штат, хотя коммерческие авиарейсы в международный аэропорт Сент-Луиса были прекращены Федеральной авиационной администрацией из-за аварийного состояния посадочных полос.

Хотя местная система гражданского оповещения была выведена из строя из-за разрушения радиобашни КМОКС-АМ, мэр Сент-Луиса Элизабет Буч вышла в эфир с радиостанции КЗАК-АМ в 14:30, чтобы призвать жителей города к спокойствию и сотрудничеству.

«Помогайте пожарным и полиции выполнять свой долг, — сказала она, — и выручайте своих соседей кто чем может». Свое выступление она закончила словами: «И да поможет нам Бог в этот час испытания». Голос ее дрогнул.

Разрушены еще несколько городов на востоке Миссури и на юго-западе Иллинойса. Энергия землетрясения оценивается в 900.000 тонн тринитротолуола, то есть девять килотонн ядерного взрыва. Значительные повреждения получили города Эвансвиль, штат Иллинойс, и Мемфис, штат Теннеси; на западе толчки отмечались до Канзас-Сити, где за время землетрясения колокол прозвонил двенадцать раз.

В Миссури направлены части Национальной гвардии из всех районов Среднего Запада для помощи местным силам. Представитель министерства по чрезвычайным ситуациям в Вашингтоне сообщил, что сейчас проводится мобилизация частей ВЧР…


Выдержка из газеты «Биг мадди инкуайрер» 18 декабря 2012 года

Рождество в палаточном городке.

«Санта-Клаус найдет нашу палатку»

Семь месяцев назад Джин Морен жила в собственном доме с двумя спальнями в пригороде Фронтенак. Каждое утро она паковала завтрак для двух своих детей и отправляла их на школьный автобус, а ее муж Роб тем временем выпивал последнюю чашечку кофе и ехал в город, где он работал в страховой компании. Весь остаток дня Джин проводила дома за всякой домашней работой, оплачивала счета, закупала продукты, болтала по Компьюсерву[1] с подругами по всей стране — немного скучные будни молодой домашней хозяйки, чья жизнь так же постоянна и надежна, как земля у нее под ногами.

Но в мае эта земля перестала быть надежной.

Теперь Джин Морен и ее дети, Эллен и Дэниэл, всего лишь трое из семидесяти пяти тысяч жителей огромного палаточного города Сквоттер-тауна, все еще остающегося в Форест-парке по прошествии семи месяцев от нью-мадридского землетрясения.

Она по-прежнему занимается домашней — или, скорее, палаточной работой: ежедневные хозяйственные обязанности, общие с еще четырьмя семьями, с которыми она делит палатку G-12, но все ее вещи, которые она воспринимала как нечто неизменное, исчезли, осталось только несколько семейных фотографий, спасенных из обломков своего дома.

Через какое-то время после переезда в парк Эллен и Дэнни на три дня в неделю снова пошли в школу, которую организовали в палаточном городке добровольцы учителя в рамках городского образовательного проекта, но из-за уменьшения ассигнований от правительства штата в ноябре школа закрылась. Теперь Джин ходит с пластиковыми бутылками за водой, которую привозят в цистерне, а дети играют с такими же, как они, в замерзшей грязи посреди унылых серо-зеленых палаток Сквоттер-тауна.

— Слава Богу, что я их не потеряла, — спокойно говорит Джин, кидает быстрый взгляд на детей, уносит восьмилитровые баллоны к себе в палатку, ставит их на фанерный пол возле металлической кровати. — Они оба тогда были на игровой площадке на перемене… а я, слава Богу, успела выскочить из гаража на открытое место, а то бы они потеряли обоих родителей.

Ее муж тоже был не в помещении, когда началось землетрясение, но ему повезло меньше, чем его жене и детям. Роб Морен погиб от удара сорвавшегося с десятого этажа каменного карниза, когда возвращался на работу после перерыва на ленч. Он был застрахован, точно так же, как застрахован был и дом на случай землетрясения, но денег Джин пока не дождалась. Небольшая страховая компания, где они были застрахованы, лопнула гораздо раньше, чем смогла удовлетворить все жалобы.

Теперь, когда эта компания попала под конкурсное управление, может пройти много месяцев, пока Моренам будет выплачено за все их имущество. Но это всего лишь одна из многих неприятностей, больших и малых, с которыми приходится справляться Джин — вдове и матери двух детей.

— Летом было не так уж плохо, — вспоминает она, сидя внизу на двухъярусной койке и глядя на подвернутую полу палатки. — Было, конечно, жарко — иногда выше сорока, — зато у нас было чем заняться, и люди нам помогали. А когда строительные компании начали искать людей для расчистки и восстановления, кое-кто сумел получить работу.

Она смеется:

— Знаете, ну, это было почти как в детстве в летнем лагере. И поначалу нам нравились бойцы ВЧР. Они ставили нам палатки, улыбались нам за едой, давали Дэнни поиграть у себя в «Хаммере», и вообще…

Она вдруг замолкает — мимо палатки проходит солдат. Через плечо форменного анорака переброшена штурмовая винтовка, и сам анорак выглядит куда теплее, чем свитер с капюшоном и хлопчатобумажный костюм Джин. На секунду их глаза встречаются, она тут же отводит взгляд, а солдат не спеша идет дальше, чуть покачиваясь. На вид ему не больше двадцати одного.

— А потом все стало не так, — продолжает она, уже менее спокойно. — Как будто мы просто шайка дармоедов, которым охота пожить за чужой счет. Я не знаю, что они о нас думают, но обращаются с нами именно так. Иногда они дерутся с парнями из-за мелочей, если, скажем, кто-то на раздаче попросит лишний кусок кукурузной лепешки. Каждый раз двое-трое из них кого-нибудь вытолкают ни за что ни про что. Мы отданы им на милость, и они это знают. — Она добавила еще тише: — Мне тут пару недель назад один из них предложил… Он намекнул, что у него есть пара лишних одеял для детей, если я… сами понимаете. — Джин покраснела и резко вскинула голову. — Я, конечно, ничего такого никогда не сделаю, но другие женщины, у которых есть дети… им ведь приходится как-то выкручиваться.

Во время разговора она теребит прядь прямых волос, пытаясь пальцами расчесать узел. Последний раз она мылась под душем в женской банной палатке несколько дней назад. Выдача горячей воды, как и вообще всего в Сквоттер-тауне, строго ограничена, и она отдает помывочные талоны детям.

— Эллен вчера вечером спросила, как же Санта-Клаус к нам придет, когда у нас теперь нет каминной трубы. Я ей говорю: «Ничего, дорогая, Санта-Клаус все равно нас найдет». Я ей не сказала, что сама не знаю, принесет ли он нам подарки — я думаю, Армия Спасения или Красный Крест позаботятся, — но я ведь знаю, зачем он ей нужен. Она хочет, чтобы Санта-Клаус вернул ей папу…

Тут у нее прерывается голос, и она сидит пару минут неподвижно, окруженная звуками и запахами Сквоттер-тауна. Едкий дым костров, горящей бумаги и пластика для разжигания сырых веток. Монотонный голос диктора Радио ВЧР — маломощной правительственной станции АМ-диапазона, работающей с территории площадки зоосада в Форест-парке, — объявляет кино в пятницу. Низко над головой летает вертолет. Дети пинают мяч.

— Я вам сейчас что-то покажу, — вдруг говорит Джин. Она встает, проходит между двухъярусными койками и отводит в сторону измазанную душевую занавеску, отделяющую место ее семьи от других обитателей палатки G-12. — Вот, смотрите…

В темноте палатки виден лежащий на кровати мужчина средних лет, руки аккуратно сложены на груди. Невозможно сказать, спит он или нет: тяжелые веки опущены, как будто он дремлет после обеда, но зрачки неподвижно устремлены на потолок. Он один и, кажется, не понимает, что к нему пришли.

— Это мистер Тинел, — шепчет Джин. — У него была бакалейная лавка на улице Гравуа. И под ее развалинами он провел шесть дней, пока пожарные его не откопали. Шесть дней с переломанными руками — на них он и висел, пока его не отрыли. После больницы его сунули сюда, и вот так он с тех пор и лежит. Жена и дочь за ним ухаживают, но я не припомню, чтобы он сказал хоть полсотни слов за все время, что мы здесь. — Джин отпускает занавеску. — Три дня назад сюда заглянули инспектора из ВЧР. Они раз в неделю приходят, заставляют заполнять всякие анкеты. Так вот, эта сука простите, но другого слова не нахожу, — эта леди оборачивается к его жене Маргарет, с которой они более тридцати лет вместе, и говорит: «Вам бы дать ему умереть. Он просто сжирает ваш паек, а толку никакого».

Джин возвращается к своей койке, садится, и ее лицо принимает все то же обычное выражение. Она снова сидит неподвижно, уставившись на грязные разводы на деревянном полу. И наконец произносит:

— Так как вы думаете? Придет к нам в этом году Санта-Клаус?

Из газеты «Биг мадди инкуайрер» от 3 апреля 2013 года.

СЕНТ-ЛУИС — СИЛАМ ВЧР: УБИРАЙТЕСЬ!

СИЛЫ ВЧР — СЕНТ-ЛУИСУ: СПАСИБО, НАМ И ТУТ ХОРОШО.

Федеральное министерство по чрезвычайным ситуациям, подобно гостю, засидевшемуся за полночь, не понимает никаких намеков на то, что пора бы и честь знать. Никаких признаков близкого ухода этих войск из Сент-Луиса не наблюдается, несмотря на то, что последний толчок нью-мадридского землетрясения случился уже давно и теперь многие представители местных властей заявляют, что город вычеркнут из списков критических объектов.

Хотя 550 человек из сил ВЧР недавно выведены из метрополии Сент-Луиса и вернулись в казармы министерства в Форт-Девенсе в Массачусетсе, около 600 солдат продолжают нести службу в графстве Сент-Луис. Представители ВЧР настаивают, что ситуация в Сент-Луисе остается опасной и что военизированные формирования министерства нужны в городе для поддержания порядка.

«Взгляните на карту», — говорит полковник Джордж Баррис, командующий силами ВЧР в Сент-Луисе. Он показывает на карту улиц на одной из стен командного пункта, который находится в клубе «Стадион» на стадионе Буша. На карте обширные области — в основном в северной и южной частях города, а также в центральных кварталах — закрашены красным. На отдельных кварталах в красных зонах поставлены черные указатели.

«Вот в этих районах по-прежнему действует комендантский час от заката до рассвета, — объясняет нам Баррис. — Черные стрелки — это там, где наши патрули встретились с враждебными действиями за последние сорок восемь часов. Уличные банды, мародеры, нападения на мирных граждан — вы сами знаете. Так скажите мне: вы действительно хотите, чтобы мы собрались и ушли?»

Бесспорно, что обширные районы города все еще остаются опасными, особенно на севере, где три дня декабрьских бунтов нанесли такой же ущерб, как и само землетрясение. Некоторые районы города настолько опасны, что их можно патрулировать только с воздуха, и это вынуждает местную полицию использовать вертолеты — в том числе подержанные МИ-24 с пушечным вооружением, недавно купленные у России.

Однако в городе многие считают, что присутствие войск ВЧР только ухудшает ситуацию. «Подумайте, что мы уже пережили, — говорит Лерой Дженсен, активист местной общины Фергюсона, неудачно баллотировавшийся в городской совет два года назад. — Люди потеряли дома, потеряли работу, некоторые потеряли семью. А теперь они не могут выйти на улицу без того, чтобы их не остановил какой-нибудь солдат ВЧР. Все, кто живет в этой округе, автоматически считаются преступниками, даже если это мать, вышедшая позвать детей домой после наступления темноты. Как можно вернуться к нормальной жизни, если живешь в зоне боевых действий?»

Дженсен напоминает, что через ВЧР прошло около двух миллиардов долларов федеральных средств из фонда ликвидации последствий стихийных бедствий, но лишь незначительная часть нашла дорогу к беднякам или людям из нижних слоев среднего класса. Дженсен, как и большинство его сограждан, считает, что эти деньги пошли на восстановление кварталов верхних слоев среднего класса и зданий больших компаний, которые если и могут рассматриваться как кандидаты на федеральную помощь, то уж никак не первоочередные.

«Правительство определяет, кому давать ссуду, исходя из способности получателя эту ссуду выплатить, — говорит Дженсен. — Но как может человек выплатить ссуду, если уже нет магазина, где он работал? А если государство не поможет отстроить этот магазин, то ссуду человек не выплатит. Это попросту «Уловка 22». А если начнешь спорить и горячиться, появляются амбалы в униформе, говорят тебе «цыц» да еще и съедают твой паек. Если кончается еда, как было на последнее Рождество, они опять посылают вертолеты и солдат».

Кроме того, Дженсен считает, что репрессивные действия солдат ВЧР в северо-западных кварталах определяются их этническим и социальным подходом. «Когда вы последний раз слышали, чтобы бандиты отлупили белого мальчишку в Ледью или Клейтоне? Ответ: никогда. Ведь солдатики из ВЧР это все богатенькие белые детки, которых папаша Варбрук устроил в ВЧР, чтобы отмазать от отправки в Никарагуа, вот они и стараются, раздавая поджопники ниггерам в северном Сент-Луисе».

Замечания Дженсена несколько невыдержанны, но он опирается на реальные факты. Войска Чрезвычайного Реагирования были организованы в 2006 году в рамках Закона о национальной службе, который также восстановил Гражданские силы охраны и дал старт Проекту городского образования. Согласно этому закону, все граждане США от 18 до 22 лет должны отслужить восемнадцать месяцев в различных федеральных ведомствах, включая вооруженные силы. В то же время было Министерство по чрезвычайным ситуациям с подчиненными ему ВЧР, заменившее Федеральное агентство по стихийным бедствиям после того, как ФАСБ попало под огонь критики за беспомощность в борьбе со стихийными бедствиями девяностых годов.

Когда национальная служба стала обязательной для молодых американцев и американок, ГСО оказалось наиболее популярным из всех министерств. Скоро образовалась годичная очередь из желающих служить в этой самой благоприятной из организаций; а ПГО был лишь чуть менее благоприятным способом оттрубить свои полтора года. ВЧР, служба в которых считалась тяжелой, такой популярностью не пользовались.

Все переменилось, когда США влезли в войну в Центральной Америке. Число пострадавших в Никарагуа американских служащих все увеличивалось, и многие парни и девушки предприняли попытку уклониться от военной службы, записавшись в ВЧР. Не можешь попасть в ГСО? Не хватает квалификации быть учителем в ПГО? Хочешь быть крутым бойцом, но не хочешь рисковать собственной задницей на сандинистских минах? Тогда ВЧР — это как раз для тебя.

Критики из конгресса обвиняли министерство в том, что там собрались панки из богатых семей с соответствующим отношением к делу. Конечно, многочисленные стычки между патрулями ВЧР и местными жителями, где пострадавшей стороной оказывались последние, выработали у патрулей правило: «Сперва стреляй, потом спрашивай» по отношению к тем, кого уставы ВЧР называют «туземным населением», — то есть к тем, кто живет в зоне комендантского часа.

«Вот посмотрите вокруг, — говорит Ральф, молодой капрал из ВЧР, назначенный в патруль в Дженнингсе. Он стоит на углу Флориссант и Гудфеллоу в окружении погорелых домов и держит в руках штурмовую винтовку. — Здесь каждую ночь что-то случается. Черномазые лезут, и нам приходится их гнать с боем. Я потерял всякое уважение к этим людям. Они не могут себе ни хрена помочь и только тянутся за правительственной подачкой. Не американцы они, а говнюки».

Ральф приехал из графства Орандж в Калифорнии. Там он работал помощником менеджера в компании по приготовлению быстрой еды, а потом вступил в ВЧР, чтобы не забрали в армию. Он сплевывает в сторону и качает головой. «Пусть это предубеждение — то, что называю их черномазыми, признает он, — но они такие и есть. Знал бы я, что тут так будет, я бы уж скорее подался в Никарагуа хуанов пострелять».

Похоже, что такой заскорузлый подход для находящихся в Сент-Луисе ВЧР эндемичен; тем не менее член городского совета Стив Эстес заявляет, что дальнейшее пребывание ВЧР в Сент-Луисе имеет смысл. «Большинство моих избирателей хотят, чтобы на улицах был закон и порядок. Точка, — говорит он. — Как я считаю, у ВЧР есть моральные обязательства оставаться здесь, и я их в этом полностью поддерживаю».

Эстес, который, по мнению некоторых политических обозревателей, готовится к борьбе за пост мэра, хочет также закрыть палаточный городок в Форест-парке — приют бездомных после землетрясения. «Это место, — говорит он, — стало рассадником дармоедов. Если бы эти люди на самом деле хотели получить работу или новое жилье, они давно бы уже это сделали. А сейчас это просто еще один Вудсток, и я одобряю любые действия, чтобы очистить парк от этих бродяг».

Баррис считает, что все инциденты, в которых пострадало гражданское население, были спровоцированы местными. «Эти ребята прут толпой с численным превосходством сто к одному. Когда тебя припрет к стенке уличная банда и начнет швырять кирпичи, бутылки и вообще все, что под руку попадется, ты бы рад удрать, если только получится».

Дженсен с этим не согласен.

«Для нас они — оккупационные войска. Они предлагают нам: сдохни или смойся. Точка. Тогда они повыгоняют всех бедняков и построят торговый центр. Но мы здесь живем. И пусть вся округа выгорит, для нас это все равно места нашего детства».

Он замолкает и обводит взглядом стоящие вокруг дешевые городские дома. Низко пролетает боевой вертолет ВЧР. Когда шум удаляется, Дженсен продолжает:

«Нам не надо неприятностей. Мы не хотим и дальше жить так, как живем сейчас. Я знаю, что пули, которыми начинена эта летающая штука, обходятся налогоплательщикам в пять долларов каждая. Вы хотите сделать как лучше? Ладно. Дайте мне пять баксов за каждую гильзу, которую соберут на улице ребята… и вы не узнаете этой части города».