"Итерации Иерихона" - читать интересную книгу автора (Стил Аллен)

2. СРЕДА, 20:10

Когда я добрался до заднего выхода, там еще тусовался народ. Согласно сообщению Джокера, я на свое свидание, точнее, на свидание Джона, опоздал на десять минут. Пару минут я послонялся вокруг, приваливаясь к загородке и глядя на прохожих, и собрался уже наплевать на сообщение, сочтя его глюком нейронной сети, как вдруг ко мне приблизилась фигура в дождевике с поднятым капюшоном.

— Вы — Тьернан? — спросила она негромко.

Я позволил себе секунду помедлить, стараясь ее рассмотреть: средних лет чернокожая женщина, лицо наполовину скрыто мокрым пластиковым капюшоном, руки в карманах жакета. Точно такая же, как любая другая из толпы вокруг, вот только дождевик получше и поновее, чем из правительственной помощи. Кем бы она ни была, но сквоттером она не была.

— Нет, — ответил я.

Она пробормотала какое-то извинение и отвернулась, чтобы уйти.

— Но я его друг, — быстро добавил я. — Работаю для той же газеты. «Биг мадди инкуайрер».

Она остановилась, оглядела меня и снова повернулась ко мне лицом.

— Как вас зовут? — спросила она понизив голос.

— Джерри Розен. — Она смотрела на меня, ожидая продолжения. — Мне на ПТ пришло СИ — кого-то здесь встретить. Я так понял, что оно должно было попасть Джону, но…

— А почему Джона здесь нет? — Вопрос прозвучал, как требование. Ладно, покажите мне ваше удостоверение.

— Пожалуйста, если вы настаиваете. — Я пожал плечами, расстегнул «молнию» на куртке и полез за пазуху.

— Поаккуратнее доставайте! — резко сказала она и высунула из-под дождевика правую руку. Что-то уперлось мне в ребра. Я глянул вниз и увидел миниатюрный парализатор в форме пистолета, только вместо ствола торчала пара металлических стержней, приставленных к моей груди. Указательный палец лежал на спусковой кнопке. Мне хотелось верить, что она не слишком легко поддается.

— Эй, леди! — сказал я. — Полегче с этой штукой.

Она ничего не сказала, только стояла и ждала, не сделаю ли я неверного движения. Мне не хотелось пропускать 65 киловольт по своей нервной системе, и я задержал дыхание и очень аккуратно нащупал в кармане рубашки свое репортерское удостоверение.

Медленно вытащив карточку из многослойного картона, я показал так, чтобы ей было видно. Она внимательно изучила удостоверение, переводя глаза с моего лица на голограмму и обратно, и наконец слегка кивнула. Парализатор отодвинулся от моей груди и вернулся в карман жакета.

— С этим предметом следует быть осторожнее, — заметил я. — Они бывают опасны в такую погоду. Проводимость возрастает или…

— Ладно, вы — другой репортер из «Биг мадди», — сказала она, игнорируя мой полезный совет. — А теперь скажите мне, почему здесь вы, а не Тьернан.

— Хороший вопрос, — ответил я, — только я хотел бы сначала послушать вас. Как вам это удалось: послали СИ Джону, а попало оно ко мне?

Она несколько раз моргнула, не понимая:

— Простите? Я не совсем поняла…

— Слушайте, — сказал я, уже не понижая голоса. — Мой ПТ десять минут назад сказал мне, что для меня есть сообщение. Оно было адресовано Джону, но послано ко мне, и в нем говорилось, что я… то есть он, или кто там, должен встретиться с кем-то в восемь вечера вот на этом месте. И теперь, поскольку вы и есть этот «кто-то»…

— Погодите минутку, — перебила она меня. — Вы получили сообщение десять минут назад?

— Что-то вроде этого.

— Десять минут назад? — повторила она с напором.

Это уже начало меня утомлять.

— Ну, десять, пятнадцать, кто там считает? Дело ведь в том…

Две сопливки, нагрузившись до самых сисек какой-то дрянью, заработанной на улице, прошли, шатаясь, мимо и отпихнули меня с дороги. Я чуть не полетел на черную женщину, но она отступила в сторону, поймала меня за пиджак и притиснула к колонне.

— Дело в том, мистер Розен, — спокойно произнесла она, глядя мне прямо в глаза, — что сегодня я не посылала никаких СИ, но днем получила е-мейл от Джона Тьернана с предложением встретиться здесь в восемь. И вот я здесь, а вместо него приходите вы. Вот я и спрашиваю: где ваш приятель?

Разговор быстро заходил в тупик.

— Знаете что? — сказал я, на секунду снимая шапку, чтобы откинуть с глаз намокшие волосы. — Вам придется просто поверить мне, понимаете? Джона здесь нет. Иначе я бы об этом знал. А если вы мне СИ не посылали…

— Если Джон не посылал мне е-мейла… — И тут ее голос пресекся, а в темных глазах мелькнул страх.

Нет, не страх. Абсолютный ужас. Пустое, лишенное всякого выражения лицо с отвисшей челюстью. Как у человека, заглянувшего в бездну и увидевшего там чудовищ.

— О Господи, — прошептала она. — Началось…

И тогда я услышал вертолеты.

Сначала не было ничего, кроме гудения толпы в амфитеатре под нами, тихого шелеста дождя и далекого визга электрических гитар. И вдруг над нами, стремительно нарастая, раздалось жужжание, и я поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить приближение первой вертушки.

Это был «Найт Хок Эм-Эйч-6» — быстрый боевой вертолет, созданный для диверсионных ночных налетов на Средиземном море. В чем-то устарелый, но для полицейской работы в США вполне годится. Из-за глушителей на двигателе и винтах его никто в Муни не заметил до тех пор, пока он не оказался прямо над амфитеатром, низко, как летучая мышь, перелетев над стеной.

Передо мной мелькнули силуэты двух человек экипажа, трафарет «ВЧР» на матово-черном фюзеляже, а потом из вынесенных гондол заполыхали вспышки, будто над толпой протащили в сторону лестницы две канистры, оставлявшие тонкие струйки. Рок-группа побросала инструменты и прикинулась ветошью, а гранаты с деревянным стуком врезались в задник и лопнули, залив платформу густым бледным дымом.

«Найт Хок» резко скользнул вправо, вильнув, как рыба, тощим хвостом, и завис над амфитеатром, винтами разгоняя дым по эстраде и через оркестровую яму — по рядам амфитеатра. Я уловил запах — ни с чем не спутаешь слезоточивого газа, однако многие сквоттеры, считая, что их всего лишь пугают дымовыми бомбами, не торопились удирать, хотя первые жертвы атаки уже давились кашлем.

Кстати, насчет слезоточивого газа: его невинное название вводит всех в заблуждение, он, мол, просто заставляет слегка поплакать. Мало кто знает о слепящей невыносимой боли, когда он попадает в глаза; еще хуже — его вдохнуть. Тогда пиши пропало.

Туман приближался к нам, а тем временем осознавшие опасность сквоттеры стадом ринулись к заднему выходу. Вокруг нас, толкаясь и вцепляясь друг в друга когтями и зубами, рвались к выходу из амфитеатра люди, охваченные паникой газовой атаки. Я схватил за руку свою собеседницу и со словами: «Быстро отсюда!» — потянул ее к выходу.

Мы проталкивались и прорывались сквозь толпу, пока нам не удалось протиснуться через затор в воротах — так, теперь бежать к автостоянке. Все еще вцепившись в ее руку, я оглянулся — и как раз вовремя, чтобы увидеть: опасность далеко не миновала.

В воздухе послышался шум винтов, и гораздо громче, чему «Эм-Эйч-6». По автостоянке хлестнул ураганный вихрь, терзая полы палаток и брезентовые навесы, во все стороны полетел мусор, опрокидывая краденные из супермаркетов тележки, бурно заплясали над урнами языки пламени. Я резко затормозил и глянул вверх. На нас спускался гигантский силуэт, сверкая мигающими красными и синими огнями, шаря прожекторами во тьме, как НЛО, атакующий беззащитный город.

Не то чтобы летающее блюдце — скорее «Ви-22 Оспрей». Большой двухпропеллерный вертолет сел прямо рядом с Муни; и если замеченный мной в овальном иллюминаторе силуэт, одетый в снаряжение для разгона бунтующих толп и вставлявший магазин в свою штурмовую винтовку «Хэклер и Кох», принадлежал Элвису Пресли, то мне предстоял серьезный разговор с королем рок-н-ролла о его дальнейшей карьере.

Это был полномасштабный налет ВЧР, и нужно быть таким идиотом, как я, чтобы не заметить его приближения. Члены городского совета уже давно вопили насчет «отбить обратно у сквоттеров Форест-парк», и наплевать, что именно они придумали поселить в парке семьдесят пять тысяч бездомных. Удар назревал давно, и захват сквоттерами Муни был последней каплей. По этому поводу разливался соловьем Стив Эстес — член городского совета, чьи политические амбиции могли сравниться только с его собственным «эго».

Но сейчас не время разбираться в интригах местной политики. Подлетели еще «Оспрей». Первый уже сел; из отскочившей со звоном двери посыпались солдаты ВЧР. Воняло слезоточивым газом, люди бежали, спасаясь от солдат, вот-вот затопчут. Вокруг места приземления вертолета уже раздавались крики, заглушаемые гулким «ка-чуннг!» лопавшихся в толпе газовых гранат.

Нечего было и думать удрать через стоянку — я слышал рев моторов подъезжающих с другой стороны холма ЛАВ-25 — «Пираний», колесами подминавших на скорую руку сооруженные сквоттерами вокруг Муни баррикады. Через несколько минут нас накроют слезоточивым газом, водометами, сетями или резиновыми пулями.

Справа круто обрывалась заросшая насыпь.

— Сюда! — крикнул я ей в ухо. — Вниз по склону!

— Нет! — проорала она, выдергивая у меня руку. — Мне надо в другое место!

— Да вы…

— Заткнись и слушай! — Она схватила меня за плечи и закричала прямо мне в лицо: — Скажи Тьернану…

Сзади застучали автоматы, завопили раненые. Я не знал, стреляют солдаты резиновыми пулями или настоящими, и не имел никакого желания остаться и выяснить. Женщина оглянулась через плечо и снова впилась взглядом в меня.

— Скажи Тьернану, что я его жду у Клэнси на Гэйер-стрит! — Она перекрикивала шум. — Завтра в восемь! И чтобы не верил никаким другим сообщениям. Ты понял?

— Да кто вы такая? — заорал я в ответ. — Что это за мадридские тайны?

На долю секунды у нее мелькнула неуверенность, как будто она хотела мне все сказать в этой мешанине бунта, но боялась поверить своей интуиции. Потом она притянула меня к себе и прошептала в самое ухо:

— Рубиновая Ось.

— Рубиновая… что?

— Рубиновая Ось! — повторила она громче и на этот раз — нетерпеливо. Тьернан поймет. Запомните: в восемь у Клэнси. — Она оттолкнула меня. Теперь давайте отсюда!

И она нырнула в охваченную паникой толпу, исчезнув в ночи так же неожиданно, как и появилась. Я успел заметить прядь седых волос в короткой стрижке под откинувшимся капюшоном.

И женщина исчезла.

Я побежал в другую сторону, пробиваясь сквозь толпу, пока не выбрался с автостоянки. Дальше по боковой аллейке и вниз по насыпи возле высоких бетонных стен Муни. За мной побежали немногие. Большинство сквоттеров остались позади — защищать в безнадежной битве с солдатами ВЧР то немногое, что еще могли назвать домом.

Я оступился и заскользил вниз по раскисшему склону, ослепленный дымом и тьмой, оглохший от шума вертолетов. Приходилось перебираться через упавшие стволы, и ветки хлестали по лицу. У подножия я услышал журчание вздувшейся дренажной канавы и свернул в сторону — я счел, что и так достаточно вымок.

Как я выбрался из района бунта, помню смутно: путь от Муни восстанавливается только фрагментами. Несколько раз плюхнулся мордой. Судорожно хватался за карман — убедиться, что не потерял Джокера, и с облегчением нащупывал малыша на месте. Бегом по Говернмент-роуд вокруг озера, мимо павильона Всемирной выставки 1904 года. Остановился перевести дыхание и в следующую секунду попался в лучи прожекторов броневиков, подходивших с другой стороны и нырнувших с дороги в лес. Слышал, как надо мной кричат обезьяны на деревьях. Рванулся напрямик через палаточный городок на главном пути бывшего муниципального поля для гольфа, слышал, как плачут младенцы, какой-то старик запустил в меня комом грязи…

Потом снова в лесу, карабкаюсь на всех четырех по крутому склону, хватаясь за корни и полусгнившую листву, и дышу, как загнанная лошадь в атавистическом порыве — уйти от опасности.

Не лучший вечер из проведенных мною в опере. Много пения и танцев, конечно, но если говорить об игре артистов — спектакль показался мне несколько сыроватым.

Дальше я помню, что лежу, пытаясь перевести дыхание, на полпути через парк у подножия статуи Людовика XIV — французского монарха, в честь которого был назван город. На бронзе тусклые отблески пламени — догорает палаточный городок вокруг Муни.

С возвышения у памятника мне были видны прожектора окруживших Муни вертолетов, слышны отдаленные выстрелы из полуавтоматического оружия. Здесь, наверху, было противоестественно тихо и безлюдно, будто я переместился по времени и вырвался из царившего поблизости хаоса. Дождь наконец перестал. В рощах на холмах запели обычную ночную симфонию цикады и ночные птицы — их не касалась затеянная внизу военизированная акция.

Каким-то образом в сумасшедшем порыве спастись я попал на вершину холма Арт-Хилл — в высшую точку Форест-парка. Надо мной возвышался на бронзовом жеребце чудовищно увеличенный Король-Солнце, с вызовом поднявший в пустые небеса широкий меч. Эта статуя был символом города куда раньше, чем воздвигли Арку. Каким-то чудом она не пострадала во время землетрясения, и перед лицом вечной храбрости короля я устыдился своей трусости.

А впрочем, я уже привык быть трусом. По крайней мере это для меня не ново. Можете назвать это инстинктом самосохранения — все мы, лицемеры, любим этот термин. Спросите вот у моей жены. Или у сына…

Я огляделся, и мой взгляд упал на огромное полуразрушенное каменное здание Сент-Луисского Музея Искусств. В девяностые годы прошлого столетия его укрепили против землетрясений, и все же здание сильно пострадало. Сейчас его двери были заперты, окна забраны деревянными щитами, а все ценное давно уже вывезли в Чикаго. Над барельефом классического портика, подпертого коринфскими колоннами, были вырублены слова:

— Не слабо! — буркнул я себе под нос. — Где бы мне подписаться?

Переведя дыхание, я медленно поднялся на ноги и побрел, пошатываясь, по дорожке вниз с Арт-Хилла, потом на боковую аллею, по которой можно выйти на бульвар Форест-парк.

Пора домой.