"Страшная большая планета" - читать интересную книгу автора (Стругацкий Аркадий)2. МЕЖПЛАНЕТНЫЙ БАКЕН— Падаем? — спросил Беньковский. — Куда? Северцев стиснул руку Михаила Петровича. Ван, с видимым трудом переставляя ноги, подошел к креслу, с которого только что поднялся Михаил Петрович, и сел, неестественно выпрямившись. — Куда мы падаем? — снова спросил профессор. — На Ио? На Мальхиору? Ван медленно покачал головой. — Нет. — Значит… — На Юпитер. На минуту воцарилось молчание. «О-о-о… о-о-о…» — тихо стонала Валя. Михаил Петрович слышал, как тяжело и часто дышит Ван. Беньковский закручивал бороду в косички. Северцев стоял, покачиваясь, подняв к потолку посеревшее, забрызганное кровью лицо. — Вероятно, налетев на метеорит, мы потеряли скорость и направление. Может быть, есть и другие причины. Сейчас звездолет движется через экзосферу Юпитера. Точно определить скорость мне не удалось, но во всяком случае она не превосходит двадцати километров в секунду. Северцев протяжно свистнул. — Верная гибель, — пробормотал он. — Верная гибель, — бесцветным голосом повторил Ван. — Особенно, принимая во внимание, что всех наших запасов горючего едва хватило бы, чтобы прибавить еще три-четыре километра. Мы много израсходовали, когда шарахались из стороны в сторону в метеорном потоке. Все опять замолчали. — А… Неужели двадцати с лишним километров в секунду недостаточно, чтобы оторваться от Юпитера? — Двадцать с лишним километров! — дрожащим фальцетом выкрикнул Северцев. — Это же не Земля! Понимаешь, Миша? Не Земля! Забудь про Землю. Мы над Юпитером, и только чтобы не упасть на эту проклятую планету и вечно кружиться вокруг нее, нам нужно минимум сорок три километра. Понимаешь? — Понимаю, не кричи, — холодно остановил его Михаил Петрович. — Мы идем по спирали, — Ван описал пальцем закручивающуюся спираль, — и через два-три оборота врежемся в метановые облака. — И сгорим, — с нервным смешком добавил Северцев. — На такой скорости и против вращения — сгорим, — согласился Ван. — Но можно принять меры… — — Зачем? — Северцев протянул к нему руки. — Мы обречены. Так уж лучше сразу… Михаил Петрович раскрыл было рот, но профессор опередил его. — Что значит «лучше сразу»? — крикнул он. — Почему это «лучше сразу»? Вы понимаете, что вы говорите, Владимир Степанович? Я не узнаю вас! Нам на долю выпала возможность первыми заглянуть в недра гиганта Джупа, а вы хотите добровольно отказаться от нее? Мне стыдно за вас. Ученый, межпланетник… — Я хочу сказать, — упрямо проговорил Северцев, — что нет никакого смысла оттягивать неизбежную гибель. Это жестоко хотя бы по отношению к Вале! Все невольно оглянулись на покрытое простыней тело женщины. — Говорите за себя, когда говорите такие вещи, — после короткой паузы, понизив голос, сказал Беньковский. — Я уверен, что если бы Валентина Ивановна была в сознании, она ни за что не встала бы на вашу точку зрения. — Браво, профессор, — серьезно сказал Михаил Петрович. Он сопнул, скосил глаза и потрогал свой чудовищно распухший нос. — Будем стоять до конца! Северцев пожал плечами и отвернулся. Ван безучастно поглядел на него из-под опущенных век. — Значит, решили? — проговорил он. — Хорошо. Я выжму из двигателя все, чтобы затормозить. Впрочем, за успех не ручаюсь. — Разве управление работает? — встрепенулся Михаил Петрович. — Да… Я наладил там кое-что. — Тогда… — Михаил Петрович смущенно переступил с ноги на ногу. — Тогда мне не совсем понятно… — Что именно? — Прошу прощения. Может быть, я говорю глупости, но… Слушайте, если управление в порядке, то почему мы должны обязательно погибнуть? Почему бы нам не сесть на Юпитер? Северцев сморщился, как от кислого, и махнул рукой. Беньковский оторопело дернул себя за бороду. — То есть… как это — сесть? — Да так. Как обычно садятся. Как садятся на Марс, на Луну, на… — Сесть на Юпитер? — Да, на Юпитер. — Михаил Петрович говорил неуверенно, чувствуя, что «дал маху». — Разве нельзя? — Милый юноша, — важно и с некоторым оттенком сострадания в голосе сказал Беньковский, — на Юпитер сесть невозможно, потому что… О, мой бог, ну просто потому, что негде! — Негде? Что там, скалы? Поверхность расплавлена? — Нет. На Юпитере нет скал. И нет расплавленной поверхности. На Юпитере нет ничего, поэтому и сесть негде. — Ага… — Михаил Петрович растерянно глядел на всклокоченную бороду профессора. — Нет, ни черта не понял, простите. Северцев подошел к нему. — Ведь это большая планета, Миша. Понимаешь? Большая! — Ну… понимаю. Большая. И что же? — А то, что под нами, до самого центра планеты — водородная бездна. Пропасть глубиной в семьдесят тысяч километров, заполненная сжатым водородом! Понимаешь? Здесь нет ничего твердого. И уже на глубине десяти тысяч километров давление в семьсот тысяч атмосфер… Нас раздавит, как яичную скорлупу под каблуком. — Понял, понял, успокойся. — Михаил Петрович, криво усмехаясь, отстранил Северцева. — Так бы и сказал. Понятно. Он помолчал, затем быстро спросил: — Короче говоря, надежды никакой нет? — Нет. — Все равно будем держаться до конца. — До конца! — торжественно повторил Беньковский. Он с чувством пожал Михаилу Петровичу руку и добавил: — Нам, межпланетникам, не впервой смотреть смерти в лицо, а вот вы… — Не знаю, — мрачно улыбаясь, возразил Михаил Петрович. — Бывало всякое. Три года назад я провел пренеприятные часы на дне Филиппинской впадины. Батискаф засосало в ил, и… — У нас мало времени, — мягко перебил его Ван. — Нам еще нужно выкинуть бакен. — Выкинуть… что? — Бакен. Это небольшая ракетка с автоматическим передатчиком, — пояснил Ван. — Когда звездолет гибнет, пилоты, если позволяет обстановка, обязаны изложить все случившееся на бумаге или магнитофонной ленте. Документ вкладывается в ракетку и выстреливается в ней в пространство. Рано или поздно кто-нибудь запеленгует ее и выловит. И люди узнают, что произошло. — Как бы наш бакен не упал вслед за нами, — пробормотал Беньковский. — Не упадет. Скорость у него достаточно велика — порядка двадцати пяти километров в секунду, и если выбросить его по курсу, успех обеспечен. Только нужно поторопиться. По моим расчетам часа через четыре мы вступим в стратосферу Юпитера, и выпуск бакена будет весьма затруднен. Составляйте бумагу, а я пойду посмотрю, что можно сделать. Ван поднялся (Михаил Иванович увидел, как его смуглое лицо приняло при этом пепельный оттенок), несколько секунд постоял с закрытыми глазами и неуверенной походкой двинулся к выходу. На пороге он обернулся: — Помните, у нас в распоряжении не больше трех часов. — Больше нам и не понадобится, — проворчал Беньковский. — Ну, дети капитана Гранта, начнем? Кому из вас приходилось раньше составлять предсмертные послания? Он сел к столу и вынул из портфеля листок бумаги. — Диктуйте, Михаил Петрович. — Почему я? — Ваша профессия, как-никак… Северцев, ходивший взад и вперед по каюте, бросился в кресло и закрыл лицо руками. — Скорость, проклятая скорость… — простонал он. Беньковский нахмурился, но промолчал. — Диктуйте, Миша, — попросил он. — Пишите… — Михаил Петрович на мгновение задумался. — Фу, черт, голова трещит… Так. Ну… «Звездолет К-16. Земное время…» — Он посмотрел на универсальные часы над люком в рубку. — «Земное время 16 часов 3 февраля 19.. года. Местное время — 5 часов 336-го дня. Транспортный звездолет К-16 с грузом продовольствия для планетографической станции „Юпитер-1“ на Мальхиоре…» — На Мальхиоре, — повторил профессор. — Добавим в скобках «одиннадцатый спутник». На Западе еще не все знают, что такое Мальхиора. — «…с грузом продовольствия для планетографической станции „Юпитер-1“ на Мальхиоре (одиннадцатый спутник), имея на борту экипаж в составе капитана звездолета Горелова и штурмана-механика Ван Лао-цзю и пассажиров — юпитерологов профессора Беньковского и аспиранта ЛГУ Северцева, врача Зотову и корреспондента „Известий“ Королькова, 336-го дня в 11 часов по местному времени попал в плотный метеоритный поток, будучи в сорока часах пути от станции назначения…» — Погодите, — перебил Беньковский. — Я проставлю координаты. Так. Элементы орбиты потока… к сожалению, не выяснены. Дальше. — «Звездолету на протяжении трех часов последовательно угрожали сто шестьдесят два столкновения. Сто шестьдесят третий метеорит ударил в носовую часть. Ударом была полностью разрушена рубка управления и убит капитан звездолета Горелов. Врач Зотова получила тяжелые повреждения и… и не приходит в сознание. Остальные участники полета отделались… гм… ушибами». Перо профессора быстро бегало по бумаге. — Продолжайте, Михаил Петрович. — Продолжаю. «За три часа метеоритной тревоги и в результате удара звездолет израсходовал большую часть горючего, сбился с курсовой орбиты и на скорости около двадцати километров в секунду приблизился вплотную к поверхности Юпитера. Мы, оставшиеся в живых и в здравом рассудке, Беньковский, Ван, Северцев и Корольков приняли решение…» — Приняли решение, — вполголоса повторил профессор. — «…приняли решение: принять все меры к тому, чтобы…» Нет, не так. Вот: «…погибнуть на посту — постараться проникнуть невредимыми через внешние оболочки планеты и впервые в истории провести наблюдения ее недр». Так можно, Андрей Андреевич? Беньковский кивнул. Выражение лица его было очень важным и торжественным. — «Мы хотим до конца исполнить свой долг, свое назначение во Вселенной. Пусть никто не узнает, что мы увидим перед смертью. Пусть никто не узнает, каков был наш конец. Знайте только, что мы до конца сохранили за собой право на высокое звание Человека. Штурман Ван в последний раз покажет свое искусство, ведя корабль в водородную бездну; профессор Беньковский и аспирант Северцев проведут свои последние исследования. Корреспондент Корольков получит материал для последнего очерка…» Северцев остановился за спиной профессора и глядел через его плечо. Затем провел ладонью по лицу и выпрямился. Глаза его были закрыты. — «Последнее наше слово, — диктовал Михаил Петрович дрожащим голосом, — обращено к Земле. Последний привет наш — к нашим семьям, нашему народу, всей нашей родной планете». Дальше будут подписи, — сказал он, помолчав. В наступившей тишине слышались только слабые стоны Валентины Ивановны и скрип пера по бумаге. — Все, — сказал наконец Беньковский. — Перечитайте. Михаил Петрович пробежал листок глазами и сложил его вчетверо. — Найдут ли его? — спросил он. Беньковский неопределенно хмыкнул. |
|
|