"Этаж шутов" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)

V

Когда в душе все бунтовало против бесправной жизни шута, целиком зависящей от настроения царицы, которая могла в любое время позвать и заставить кривляться, даже тогда Васю не покидал дух соперничества. Чем труднее казалось дело, тем он больше старался. Внешне дружные, забавники государыни испытывали тайную ревность к успехам товарищей. Дружили для видимости, зорко следя друг за другом. Каждый старался при случае обойти соседа, каждый готов был сражаться насмерть за свои сокровища: двусмысленные словечки, гримасы, нескладицы. Горе тому, кто похитит чужое! Царица или сам Бирон призывали вора к порядку. Впрочем, Вася был слишком честным, чтобы присваивать находки товарищей. Он даже не попытался подражать Пузырю, которому не было равных ни по рассказам историй, ни по гримасам. Васе хотелось придумать свое. Часами простаивал он перед зеркалом, упражняясь в гримасах – изнурительный труд, похожий на поиск воды в пустыне. Плоды были столь ничтожны, что он все с большей тоской вспоминал свою прежнюю беззаботную жизнь в деревне. Каждый раз, когда царица призывала его к себе, Вася впадал в уныние, заранее зная, что вновь услышит роковой для него вопрос: «Чем ты меня сегодня порадуешь?»

Ему и хотелось бы угодить государыне, но он не мог из себя извлечь ни одной новой шутки и строил те же гримасы, что и вчера. Он старался смешить, заранее зная, что обречен на провал. Пренебрежительная улыбка, с которой царица его выпроваживала, усугубляла чувство стыда. Подавленный, ощущая свое бессилие, Вася томился без дел, с тоской ожидая следующего испытания. Время от времени его навещал отец, поднимался на этаж шутов порасспросить об успехах. Не осмеливаясь ему рассказать о своем невезении, Вася увиливал от ответов и даже прикидывался человеком, по службе преуспевающим. Но ложь была не в его характере, и в один из дней, когда было особо тоскливо, он, не выдержав, рассказал и про череду неудач, и про страх быть уволенным по неспособности.

Они сидели одни в просторной столовой. Шуты мылись в бане. Был субботний день – большая помывка для забавников государыни. Однако они должны были вскоре вернуться, и Вася боялся, что доверительный разговор прервется на полуслове. Он торопливо заглядывал отцу в глаза, думая увидеть в них ту же досаду, которую испытывал сам. Но Пастухов не выглядел огорченным. Напротив, он даже повеселел. Вася предложил, как обычно, чай с баранками.

– Может, тебе сменить образ? – пробасил Пастухов после пары шумных глотков.

– Карлик – это пожизненно, и образ у него – один, – с горечью возразил Вася. – Если нет таланта смешить, то тут ничем не поможешь.

Пастухов пропустил мимо ушей горькие слова сына.

– Ну, коли ни твой рост, ни твои глупые рожи не смешат государыню, надо удивить ее чем-то иным. Придумай что-то особенное!

– Последнее время я только этим и занимаюсь.

– Занимаешься, да только не знаешь, в чем твоя сила. Несколько лет назад, когда я приехал тебя навестить в Болотово, вспомни, как ты меня потешал, изображая деревенского старосту с его каждодневными докладами, а не то оглохшего у своей наковальни кузнеца Степку со смешными ответами невпопад и, прости меня, Господи, нашего батюшку отца Феофана.

Вася словно прозрел после разговора с отцом. Даже пузатый самовар под лучами солнца, только что осветившими комнату, заблестел ярче обычного, зашумел веселей, чем всегда. Однако ликовать было рано. Скорый совет отца обнадеживал и тем не менее вызывал сомнение.

– Может, в деревне это и было смешно. Но кого ты прикажешь изображать во дворце!

– Здесь нет недостатка в людях.

– И в каком же образе ты меня представляешь? Министра, шталмейстера,[9] камергера?

– Начинай с персон незначительных. Посмотришь, придется ли это по вкусу царице. Если ты ей поглянешься, тогда постепенно карабкайся вверх, от чина к чину.

– Так, чего доброго, наживешь врагов!

– У тебя не будет врагов, тебя поддержит царица. Вот увидишь, она сама попросит изображать высоких особ.

Вкрадчивый, ласковый голос отца рассеял сомнения.

– Возможно, ты прав, – тихо сказал Вася с надеждой и страхом. – В моем положении хуже нет топтаться на месте, не зная, чем все это кончится.

– Молодец! Слушай отца, сынок! Коли с умом возьмешься за дело, скоро станешь любимым шутом государыни и грозой ее приближенных.

Послышался громкий шум голосов. Шуты возвращались из бани. Раскрасневшиеся, с мокрыми волосами, благоухающие массажным маслом и мылом, они рассаживались вокруг стола. Слуга поставил стаканы. Понимая, что будет лишним в этой компании, Пастухов распростился с сыном, тихо наказав ему поскорей извлечь выгоду из своих талантов.

Проводив отца, Вася присоединился к своим сияющим чистотой товарищам, вмешался в их разговор, но был осторожен, дабы не выболтать того, что задумал. Участвуя в общей беседе, радуясь шуткам друзей, он мысленно подыскивал жертву для будущих представлений. Чтобы изображаемая фигура выглядела живой, надо было подобрать человека смешного, но маловлиятельного, чтобы потом не было мести. Он остановился на шталмейстере Игоре Александровиче Кириллове. Чопорный, важного вида славный старик, убеленный сединами, с малоросским говором, при разговоре шумно отдувается, будто гасит свечи. Вася, как актер добросовестный, хотел бы поближе узнать Кириллова, понаблюдать какое-то время за ним, но такой возможности не было. Уже пришел посланный от Ее Величества человек. Бесстрастным голосом он торжественно выкликал имена шутов, как будто зачитывал им приговор. Отряд новобранцев состоял из пяти человек, включая Васю и Пузыря. Вася предусмотрительно на какой-то миг задержался в спальне перед иконой Заступницы.

Спустившихся сверху шутов оставили дожидаться в приемной. Ее Величество была занята: она диктовала доверенному секретарю Сергею Замятину[10] свои указания к ответу на только что полученное из Парижа письмо. Работа могла затянуться надолго. Замятин вышел без малого через час с портфелем под мышкой, преисполненный важности. Сразу за ним вызвали Пузыря, затем пригласили еще трех шутов. Вася остался один, снедаемый нетерпением. Пузырь с компанией вышли через десять минут. Пузырь был смущен, его приятелям было тоже не по себе. Похоже, они провалились. Васю не обрадовала неудача товарищей. Он еще больше разволновался и мысленно отказал свою душу покровителю шутников, только бы тот не оказался Иудой.

Наконец пришла его очередь. У него было чувство, что это не он, а какой-то другой человек переступил порог царского кабинета. Ему ли принадлежали кривые ноги, которые несли его к государыне? Его ли уродливое лицо приближалось к ней? Неожиданно для себя он превратился в чинного старика-астматика, с тяжелым дыханием, поразительно схожего с бедным Игорем Александровичем.

– Не угодно ли будет Ее Величеству зараз дать дуже преданному холопу свои указания? – спросил он, подражая говору малоросса.

Тяжелое, доселе бесстрастное лицо Анны Иоанновны дрогнуло, царица разразилась смехом. Она узнала в своем шуте Васе старого, церемонного Игоря Александровича. Царица хохотала, широко раскрыв рот, глаза светились от удовольствия, пышный бюст колыхался.

– До чего похож! – воскликнула наконец она. – Та же повадка, тот же голос! Ты так хорошо его изобразил, что я теперь не смогу на него без смеха смотреть! Бедный Игорь Александрович! А что ты скажешь, мой друг? – обратилась она к Бирону, стоявшему, как всегда, позади нее.

– Я согласен с вами, Ваше Величество, шут очень хорошо уловил сходство.

– Ну, а что до меня, то я давно так не веселилась.

Она повернулась к Васе.

– Кто дал тебе твой талант – Бог или дьявол? – с живым интересом спросила она.

– Не знаю, Ваше Величество… Но хотелось бы думать, что Бог. Я верующий человек… Уже в детстве…

Царица прервала его.

– Кого бы ты мог еще изобразить из моего окружения?

– Я об этом не думал, – ответил Вася, ошеломленный неожиданным успехом, – но я могу попробовать и постараюсь сделать это даже лучше того, коли Ваше Величество меня к тому поощряет.

– Тогда не теряй времени! Во дворце нет недостатка в забавных рожах! Смейся над кем хочешь и как посчитаешь нужным! Даю тебе полную волю! А теперь ступай и думай о твоих будущих жертвах. Мне не терпится посмотреть, как ты представишь их. С этих красивых господ слетит вся спесь, когда они узнают себя в обличье карлика.

Выйдя от государыни, Вася почувствовал необыкновенную легкость, ноги сами несли его, а в разгоряченной голове теснились, толкая друг друга, образы сановитых с характерной речью и присущими им привычками. Их было так много, что Вася не знал, кому отдать предпочтение. Наконец он выбрал двух-трех человек, особо смешных, чьи причуды, однако же, он никогда не посмел бы осмеивать, если бы к тому не понудила государыня. Отныне он был обязан замечать и доводить до крайности малейшие их промахи. Более того, его собственное спасение зависело от того, насколько дерзко он высмеет людей, против которых, в сущности, ничего не имел. Разумеется, он понимал, что чем больше он преуспеет, тем сильнее унизит тех, кого выбрал мишенями. Но ведь он развлекает царицу, и это полностью его оправдает за те небольшие раны, которые он нанесет их самолюбию в интересах Отечества. Итак, он остановился на трех особо приметных персонах: на виночерпии государыни, на шталмейстере и на секретаре Сергее Замятине. Выбор казался во всех отношениях удачным, и Вася не сомневался, что сможет при случае устроить яркое зрелище, запустив шутиху.

Он с нетерпением ждал, когда царица его пригласит к себе. Однако шли дни, а царица молчала. Наверное, она по рассеянности забыла про свой приказ, думал Вася. Немного утешало то, что во все это время к ней не был вызван ни один из шутов. Небольшая труппа отдыхала в полном составе. Это вынужденное безделье обеспокоило даже невозмутимого Пузыря. Здешний старожил, водивший дружбу со слугами, он решил сам обо всем разузнать, тайно спустившись на нижнюю половину дворца.

Через два часа ходок возвратился с неслыханной вестью. Две недели назад Ее Величество застала на царской половине дворца Бирона с Натальей Сенявской, он с ней возился в приемной. У Натальи пылали щеки, было расстегнуто платье и задраны юбки – видно, плутовка сдалась. Фрейлину, потерявшую честь, отослали к родителям – скандал небывалый! – а фаворит, виновный в столь мерзком поступке, не допускался больше в спальню своей августейшей возлюбленной. Горничные царицы доподлинно рассказали Пузырю, что в то утро, когда они пришли подготовить государыню к утреннему туалету, каждодневной церемонии в присутствии нескольких избранных, Ее Величество лежала в постели одна, а что до мужской одежды, то на нее в царской опочивальне даже намека не было. Близкие к Ее Величеству люди заключали пари: какой покаянный срок она положит бесстыднику. В любом случае, по словам Пузыря, выходило, а он опросил во дворце немало приятелей, – царице сейчас было не до веселья. Надо дожидаться лучших времен, которые, несомненно, наступят. Все окончится надлежащим взысканием, после чего последует нежное отпущение грехов. Не Наталье Сенявской, с ее миловидным личиком, в ее двадцать лет, разрушать союз, скрепленный ночными утехами и сладостью власти.

– Думаю, что Ее Величество будет дуться не больше недели, – сказал он. – Государыня вспыльчива, но быстро отходит. После небольшой трещины в любовных делах этой исключительной пары не получит ли Бирон подарок в знак примирения?

– Какой? – спросил Вася.

– Государыня не скупа, и в ее опахале достаточно перьев! Она уже щедро осыпала своего любовника и титулами, и деньгами. Одарив многими землями, она назначила его обер-камергером,[11] присвоила имя и герб французских Биронов, хотя он рожден в безвестной полудворянской-полукрестьянской семье. По ее настоянию курляндский сейм в обход всех претендентов присвоил ему звание герцога Курляндского. И это только начало! Она будет с легким сердцем и дальше его ублажать, забыв недавние приступы ревности. Что с того, что она царица Всея Руси! Когда в коронованной женской головке плоть сражается с разумом, верх берет плоть.

Слушая рассказы Пузыря о нравах двора, Вася все более изумлялся: самые известные люди были здесь такими же необычными, как и шуты, которые их потешали. Ему казалось, что в этом особенном месте жили наперекор общим правилам, отдельно от всей страны.

– А что с красавицей фрейлиной? – полюбопытствовал он.

– Ее лишили звания, – ответил Пузырь. – Родители, разумеется, поспешат ее выдать замуж, чтобы избежать нового скандала.

– Бедняжка! – прошептал Вася. – Она этого не заслужила.

– Ты смеешься? Она сделала все, чтобы заманить в свои сети Бирона, а теперь локти кусает да льет слезы тайком! Так ей и надо! Красивая улыбка – это еще не значит, что ты можешь строить куры тому, кого отличила царица.

Решительные слова Пузыря окончательно убедили Васю: императрица в глазах своих подданных будет всегда священным лицом, что бы она ни делала. Сомневаться в царице – все равно что не верить в Россию, а значит, в какой-то мере не верить в Бога, который привел ее к трону.

В эту ночь Вася заснул позже обычного. Задремывая под бормотание и храп товарищей, он чувствовал, что засыпает легко, как в детстве, безмятежным, спокойным сном.