"Этаж шутов" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)

VI

Отпущение Бирону грехов, предсказанное Пузырем неделю назад, повлекло за собой пышный парадный обед, который государыня устроила во дворце для своих подданных. На этаже шутов было приказано тоже накрыть праздничный стол с обилием закусок и водки, чтобы и самые ничтожные могли разделить монаршую радость. Когда шуты уже весело расправлялись со сладостями, появился камердинер Ее Величества с запечатанной красным воском запиской для Васи. Вася опасливо развернул послание, написанное рукой Сергея Замятина. «Шуту Васе завтра в 10 часов утра явиться ко мне. Приказываю изобразить как можно смешнее Иоганна Бирона». И подпись: «Анна Иоанновна».

Сраженный наповал у початой тарелки Вася, чтобы прийти в себя, осушил стакан водки. Народное средство не помогло. Страх перешел в панику. Изобразить Бирона? Сможет ли он? Если он его покажет таким, как приказала царица, не рассердится ли она потом, что шут поднял на смех близкого ей человека, которого она так любила и, несомненно, продолжает любить? Не запутается ли он в тенетах, расставленных ему из бесовского каприза? Вася терзался страхами. Подчинившись приказу царицы, он мог навлечь на себя ее месть, не подчинившись – гнев. Нелепый, мучительный выбор! Уж лучше бы умереть, думал он. А вокруг, далекие от его горьких раздумий, пьяно спорили о пустяках, пили, жевали шуты. Один Пузырь, заметив, что с Васей творится неладное, подсел к другу.

– Что-то серьезное? – спросил он посреди общего тарарама.

Из предосторожности Вася решил умолчать правду.

– Да нет, – поспешно ответил он, – обычное. Ее Величество приказала прийти завтра к ней.

– Она могла бы послать за тобой слугу. Однако же она написала!

– Да… Мне это тоже показалось странным.

Пузырь поднял стакан.

– Ладно, не нам об этом судить! – произнес он, внимательно глядя Васе в глаза. – Впрочем, запомни: что кажется странным для подданных, то для монарха нормально. Особенно если речь идет о царице, которая правит такой страной, как наше дорогое Отечество, где все слегка не в себе.

Сидя напротив, два верных друга выпили; два неразлучника, думал Вася, хотя у них в настоящий момент всего-то и общего было, что маленький рост, уродство и покорность царице.

Объевшийся сладостями, тяжело отдуваясь от водки, Вася добрался до спальни, улегся в постель и, вперив взгляд в темноту, пытался представить голос, лицо, движения Бирона, чтобы как можно смешней изобразить его завтра перед императрицей. Он мучился до рассвета, припоминая повадки высокой персоны и с трудом примеряя их на себя.

Уже на пороге, готовый к выходу, Вася все еще терзался сомнениями. Роль шута вынуждала рядиться в чужие одежды, добиваться успеха под личиной других людей. Он одинаково боялся как преуспеть, так и потерпеть неудачу. Если бы знать, что замыслила государыня! Она, конечно, простит Бирона, даст ему возможность исправиться, но сначала собьет с него спесь, и сделает это его, Васиными, руками. Наказав Бирона, она тем самым накажет шута, который всего лишь исполнил претившую ему роль.

Ступив на царскую половину дворца, Вася еще раз посетовал на судьбу и чуть было не расплакался. Взвинченный до предела, он дожидался в приемной. Такого оцепенелого его и ввели в кабинет. Он увидел царицу, сидевшую за рабочим столом, за ней самого Бирона и поодаль от них, на почтительном расстоянии – человек двенадцать придворных. Но это были не просто любители смешных представлений, по настоянию царицы здесь собрались судьи.

Несмотря на сумбур в голове, Вася отметил, что Натальи Сенявской среди собравшихся не было. Значит, подумал он, в отличие от Бирона ее не простили.

Итак, публика была в сборе, пора начинать. При виде мстительного Бирона, застывшего в ожидании, Вася лишился сил. Кривляться на глазах у этого человека, высмеивая его недостатки, он никогда не осмелится. Его словно хватил удар: язык отяжелел, руки и ноги не слушались.

– Ну же! – раздраженно сказала Анна Иоанновна. – Что приключилось? Или забыл, с чем я тебе велела прийти?

Услышав окрик, Вася пожалел, что не наложил на себя руки вчера, сразу же после того, как получил от царицы послание. Но разве этот головокружительный прыжок в неизвестное, его выступление сейчас, был для него не смертельным?

Не пользуясь жестами и гримасами, которые заготовил вчера, Вася начал свое представление. Он изобразил, как входит Бирон в гостиную, снисходительно приветствуя кивком головы людей незначительных и одаряя улыбками себе равных, как застывает в глубоком поклоне с прижатой к груди рукой перед Ее Величеством… Получилось похоже и одновременно смешно.

Не переставая кривляться, Вася краем глаза наблюдал за зрителями. Царица обмахивала кружевным веером тройной подбородок и выглядела довольной. Прикрываясь рукой, смеялись украдкой придворные. Даже Бирон находил представление занятным, как будто речь шла не о нем. Вынужденный скрывать злобу, он изображал на лице удовольствие. Благожелательный прием зрителей окрылил Васю. Он осмелел и с лету изобразил привычку Бирона время от времени чисто мужским движением приподнимать грузный живот над тесным ему кожаным поясом, его манеру почесывать ухо, перед тем как ответить на трудный вопрос, и то, как он мускулистым движением грузчика расправляет плечи, и как иногда, собираясь с мыслями, потирает указательный палец руки о большой, словно катает шарик из мякиша. Каждая привычка Бирона в изображении шута вызывала у государыни смех, остальные ей вторили. Да и сам Бирон почел за лучшее присоединиться к общей потехе. Поверив наконец-то в успех, Вася решился без подготовки изобразить выступление Бирона на Тайном совете. Смешно путая имена людей, даты, названия стран, он с характерным для Бирона немецким акцентом принялся напыщенно рассуждать о политике, а под конец, для пущего смеха, сделал вид, что якобы обратился к царице в обход ее постоянных советников.

– Да простит меня Ваше Величество, но я думаю, что вы должны немедленно дать отставку всем вашим министрам, всем губернаторам и всем генералам. Среди них много русских людей. А русские, как известно, не умеют править страной. Такой талант есть только у немцев.

Это был неприкрытый намек на тяготение Бирона к Курляндии. Любимец царицы всегда помнил свой долг перед малой родиной. Многие тайно его осуждали за это, но вслух сказать не осмеливались из-за боязни восстановить против себя государыню. Слова, которые Вася, увлекшись, выплеснул на потеху публике, настолько понравились недоброжелателям Бирона, что шут испугался. Не хватил ли он через край? Горе тому, кто первым поднимет руку на идола! Однако царица, поначалу опешив от неожиданности, вдруг рассмеялась, захлопала, за ней раболепно захлопала свита. Бирону пришлось, не поморщившись, проглотить пилюлю.

– Каков чертенок! – сказала царица. – Все усмотрел! Глаз как у сокола! Горе той дичи, которая попадет в твои когти!.. Однако, коли честь не задета, над недугом смеяться дозволено.

– Вы правы, Ваше Величество! В милосердном сердце христианина восхищение и смех соседствуют рядом, питая друг друга, – церемонно ответил Вася.

Это любимое отцом Феофаном речение Вася не раз слышал в Болотове.

– Да-да, – тихо произнесла царица. – Твое замечание к месту. Из тебя со временем получился бы неплохой царедворец. Во всяком случае, за словом в карман не лезешь! Поздравляю! А теперь ступай с миром и думай о следующих представлениях, столь же смешных. У нас во дворце в них большая нужда!

Вася ретировался, обласканный общей приязнью, смакуя мед комплиментов. Однако радость была неполной. Не случится ли так, что Ее Величество по наущению Бирона внезапно изменит мнение и, похвалив поначалу, накажет потом? Несчастный шут осмелился, пусть даже по ее приказу, высмеять человека, которого она имела слабость любить и в советах которого так нуждалась.

На этаже шутов Васю встретили, к его удивлению, торжественно. Кто-то уже разболтал о его триумфе. Не те ли доносчики, которых, несомненно, было в избытке вокруг царского трона? От их любопытного глаза не спасали ни перегородки, ни двери. По мнению товарищей, Васин успех был тем значительней, что до него на Руси никому в голову не приходило осмеивать знатных персон. Он внес новизну в их ремесло, придумал особый вид шутовства. Готовился ли он к выступлению? Нет, никаких заготовок, для него это было так же естественно, как молитва для верующего. Знатоки шутовского дела, слушая Васин скромный отчет, понимали, что благодаря ему все они стали более значимыми, словно бы каждый из них только что получил грамоту о дворянстве.

– Прощай, этаж шутов! – выкрикнул один. – Спорю, не пройдет и месяца, как ты будешь жить во дворце наравне с самой близкой прислугой Ее Величества.

– Нам тебя будет недоставать, – перебил другой. – Смотри не зазнайся в новом своем положении! Мы на тебя рассчитываем. Через тебя авось и мы приобщимся к миру высоких людей. Не сочти за труд иногда подниматься по лестнице, несколько ступенек вверх – и ты снова у нас.

Пузырь задумчиво стоял в стороне, не вмешиваясь в веселую болтовню товарищей, а ведь он считался единственным человеком, к чьему мнению прислушивались. Вася не раз мог оценить проницательность и сдержанные суждения старейшины шутовского братства. Вот и теперь он не успокоится, пока не узнает причину молчания друга, оставшись с ним один на один.

Только после обильной трапезы, отведав остатков от вчерашнего праздничного стола, им удалось уединиться в комнате Пузыря, клетушке с голыми стенами, железной кроватью, двумя плетеными стульями и столом, заваленным старыми календарями, из которых шут пополнял багаж веселых историй и присказок. Пузырь молча лежал на кровати в одежде со сцепленными на затылке руками, задумчиво устремив взгляд в потолок.

– Не знаю, что и сказать, – наконец медленно начал он, – к худу или к добру твоя шутка с Бироном? Никому не дано угадать, что взбредет в голову нашей царице! Разумеется, Ее Величество понимает, что ее любимец легко отделался: ей хотелось только его припугнуть. Но остановится ли она на этом? Она была бы не женщиной, если бы удовольствовалась такой малостью.

– Если я и должен отныне кого-то бояться, так это Бирона, а не царицы. Бирон мне никогда не простит, что я осмелился его высмеять.

– Бирон и царица – это одно целое, – сказал знаток человеческих душ. – Их связали две крайности: всплески желаний и тайная неприязнь. Сложное и одновременно нелепое чувство, впрочем, как все чувства людей. Привычка и ненависть – такое часто случается у престарелых супругов. Ненавидя друг друга, они продолжают жить вместе.

– В любом случае я хотел бы держаться подальше от этого дела, оно меня не касается. Пусть разбираются между собой!

– Правильно! Постарайся быть незаметным. Не попадайся на глаза ни тому ни другому! Однако будь настороже. Дворцовые бури всегда доходят до нас. А теперь оставь меня. Я хочу отдохнуть после обеда. Советую тебе тоже немного вздремнуть, чтобы привести свои мысли в порядок.

– Мои мысли в порядке, – ответил Вася, разочарованный разговором. Он ожидал большего.

Смутное чувство беспричинной тревоги томило Васю до вечера. Незадолго до обеда его навестил отец. Вася был рад его видеть, однако ничего не сказал ни о своем успехе, ни о тех похвалах, которыми его удостоила государыня. Пастухов первым заговорил о сердечных делах фаворита. Завсегдатай петербургских гостиных, он уже слышал о несчастье Сенявских, чья дочь после любовных атак Бирона оказалась замаранной. Поговаривали даже, что Бирон шалил с Натальей не только в приемной царицы, но и в деревне, куда ее заманил и где в доме, подаренном государыней, «обольстил и лишил невинности». Об этой пикантной подробности и рассказывал шепотом Пастухов, в то время как остальные шуты, устроившись за столом, пили чай с медом и грызли сладости.

– Обольстил и лишил невинности! Ты слышишь, Вася, лишил невинности! – похотливо смакуя каждое слово, твердил Иван Павлович. – Теперь ее не возьмет ни один порядочный человек! Родители в горе! Кажется, они просили Ее Величество за свою дочь. Государыня же, сама доброта, будто пообещала глупышку простить и, если та принародно покается, вновь взять во дворец, но, конечно, не фрейлиной, а придворной дамой: все знают, что она обесчещена. Так благородно простить может только наша царица.

– Вот оно, доказательство великодушия государыни!

– Истинно так, сын! В городе тоже все хвалят Ее Величество за снисходительность при решении этого мерзкого дела. Милосердие государыни безгранично: дабы Наталья могла окончательно искупить свой грех перед Господом, она положила выдать несчастную замуж за человека, которого сама для нее подберет.

– Очень мудро с ее стороны! – пробормотал Вася.

Посудачив еще какое-то время об амурных делах во дворце, отец и сын перешли на политику, заговорили о том, что в последнее время волновало расстроенные умы. Повсюду и много говорили о Елизавете Петровне, единственной дочери Петра Первого, о ее тайных замыслах подобраться к трону, устранив Анну Леопольдовну, племянницу ныне здравствующей императрицы. Ее Величество, не имея собственных детей, удочерила эту совсем юную девушку и теперь рассчитывала выдать замуж за прусского принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Бевернского, с тем чтобы поскорей получить от состряпанного ею союза законного наследника. С возрастом мысль о наследнике нейдет из головы государыни. Из всей этой мешанины Вася понял только одно: Ее Величество – прирожденная сваха, и соединять людей в пары по собственной прихоти ей такое же удовольствие, как пристрастие некоторых знатных дам время от времени совать нос на кухню.

– Ее Величество так торопится выдать замуж племянницу, что совсем забыла подыскивать жениха для бедной Натальи Сенявской.

– Женщине, Вася, свойственно делать сразу несколько дел, – наставительно сказал Пастухов.

Вася был потрясен разговором с отцом. Сразу после его ухода он отправился на поиски Пузыря, чтобы рассказать ему о последних распоряжениях царицы касательно судьбы Иоганна Бирона и Натальи Сенявской. Но Пузырь уже знал о всех переменах в деле этой, как ее окрестили, бесовской троицы.

– Иного и быть не могло! – резко сказал он. – Царица не успокоится, пока не выставит ответного счета всем устроителям заварухи.

– А ты не боишься, что царице покажется мало ее окружения и она впутает в это грязное дело шутов?

– Нет, – заверил Пузырь, – мы не того сорта люди. Возможно, нам предоставилось первый раз в жизни поблагодарить небеса за то, что мы родились уродами. Небо сейчас против тех, у кого богатство, слава и красота. Уже одно их присутствие во дворце может вызвать у государыни жажду мести.

Слова Пузыря поразили Васю жестокой правдой. Он вновь подумал о том, что человеку на этой земле не положено поднимать голову перед вершителями его судьбы – царицей и Богом, но должно с покорным видом принимать все, что они ни пошлют, и в тот час, когда они посчитают нужным.

Этим вечером, перед тем как загасят свечи, Вася решил прибегнуть к надежному средству от сомнений и горестей – Евангелию, как некогда делал в деревенской глуши. Наугад листая страницы, он попал на слова святого апостола Павла из Послания к римлянам,[12] которые, как ему показалось, наилучшим образом объясняли то, над чем он мучительно размышлял. Он с благодарностью читал и вновь перечитывал святые слова: «…ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящиеся власти противятся Божию установлению… А потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести…» Вася вспомнил проповеди их деревенского попа. Дрожащий, старческий голос пробивался издалека сквозь тексты Священного Писания. Мысленно поблагодарив отца Феофана за то, что тот вновь повторил ему свои наставления словами святого Евангелия, Вася закрыл книгу, трижды перекрестился и спокойно заснул.

Проснувшись затемно, в густом запахе множества тел, Вася еще сильнее почувствовал, что накрепко связан со спящими схожестью судеб и общим от рождения изъяном. Когда с детства живешь среди несхожих с тобой людей, приятно волею случая оказаться в компании таких же увечных, как ты. То, что еще недавно принимал за уродство, постепенно становилось не только обычным, но даже желательным. Его охватило пьянящее чувство причастности к особой породе людей, которые гордятся уродством не меньше, чем полноценные особи своей безупречной внешностью. Закрыв глаза, стараясь не выдать себя дыханием, Вася наслаждался волшебным словом похожие. Наконец-то рядом с ним были похожие на него, он больше не одинок. И этим он был обязан Ее Величеству. Помянув в молитве царицу, Вася снова уснул.